– Ему тоже доставила большое удовольствие ваша компания. Поэтому он и попросил меня вам позвонить. Он сказал, что вы хотели обсудить замысел издания какой-то книги.
– О, это про нашу коллекцию игрушечных медвежат– да! Эта идея привела его в восторг. Не хотите нам помочь? Я знаю, что вы очень занятой человек…
– Не настолько занятой, чтобы отказаться от такого будоражащего воображение занятия. Мне бы хотелось обсудить открывающиеся перспективы… Что, если сегодня?
– Так скоро? – радостно возопила Грейс. – Тогда вы должны прийти на ланч. Зелла замечательная кухарка.
– Не сомневаюсь в этом, – ответил он, – но у меня уже назначена встреча. Как насчёт двух часов?
– Тогда мы будем пить чай, – сказала она тоном, не допускающим возражений. – Мы привезли из Эдинбурга немного песочного печенья. Вам нравится шотландское песочное печенье?
– Мое любимое лакомство! – Если Квиллер искупал свою вину, то делал это с блеском.
Чтобы укрепить свой дух перед этим свиданием, он плотно позавтракал в «Старой мельнице» – раковый суп, сандвич с солониной и сыром, пирог с тыквой, – и перед тем как отправиться на Гудвинтер-бульвар, выбрал в цветочном магазине два букета хризантем – жёлтых и палевых. В Мускаунти хризантемы считались подходящими цветами в любой ситуации: их покупали и на свадьбы, и на похороны, и для украшения стола.
Сестры жили в одном из самых больших каменных особняков на бульваре рядом с резиденцией покойного Галифакса Гудвинтера. Чиземы и Атли были в числе тех, кто основал Мускаунти. Но эти семьи постигла участь многих знатных родов: их потомки либо оставались бездетными, либо уезжали из Мускаунти. Говорили, что у Грейс Атли есть дочери, живущие в Центре, две особы, которые не желают иметь с матерью ничего общего. Поэтому вдова и её незамужняя сестра жили вдвоем в этом большом доме. Если верить Джуниору Гудвин-теру, они были теми старожилами, которые до последней капли крови будут бороться с переносом особняков в новые районы.
Подъехав к дому, Квиллер едва успел коснуться пальцем звонка, как дверь отворилась.
– Добро пожаловать во дворец игрушечных мишек! – восторженно проскрипела Грейс, в то время как Зелла топталась на заднем плане, возбужденно заламывая руки. На шее у неё висел золотой медвежонок с рубиновыми глазками. А Грейс, которая лишилась всех украшений, кроме тех, что были на ней во время ограбления, пришлось ограничить себя несколькими золотыми цепочками и брошкой в форме лягушки, украшенной изумрудами.
С учтивым поклоном Квиллер преподнёс свои букеты: палевый – Грейс, жёлтый – Зелле, которая вскрикнула, словно никогда раньше не получала в подарок цветов.
– С вашей стороны так мило прийти к нам, – сказала Грейс. – Зелла, дорогая, поставь цветы в воду. – Потом она грациозно обвела рукой холл: – Как вам нравятся наши маленькие друзья, мистер Квиллер?
Будучи знаком с архитектурой этого бульвара, он предполагал увидеть величественные лестницы, массивные люстры, резные деревянные панели, витражи, громоздкую мебель, но отнюдь не был подготовлен к сотням глаз-пуговиц – очаровательных, проказливых, безумных, – уставившихся на него со столов, комодов, стульев и даже со ступенек широких лестниц.
– Мы коллекционеры, – с гордостью объяснила Грейс.
– Я это вижу, – Ощутив сзади чье-то присутствие, он обернулся. Там стоял плюшевый мишутка ростом дюйма на два повыше самого Квиллера.
– Это Вудроу, наш сторожевой медведь, – сказала Пэейс.
– Сколько их у вас?
– Зелла, дорогая, сколько их у нас сейчас? – крикнула миссис Атли находящейся в кухне Зелле.
– Тысяча восемьсот шестьдесят два, – послышался тихий голос.
– Тысяча восемьсот шестьдесят два… На всякий случай Зелла составила каталог. – Грейс подвела Квиллера к закрытой витрине в гостиной. – Это Теодор, наш заводной мишка работы Стейфа. Точно такого же мы продали за восемьдесят тысяч долларов. На табуретке у фортепьяно сидит Игнесс, он любимец Зеллы, ездил с ней в Шотландию. Я брала с собой Улисса, того, что на коне-качалке. К счастью, он путешествовал в чемодане Зеллы.
Другие мишки сидели за обеденным столом, накрытым по всем правилам, с полным набором фарфора, хрусталя и серебра; на коленях у каждого лежала салфетка. Некоторые, надев очки, читали книги в библиотеке или работали, сидя за письменными столами. По всему дому они были расставлены и рассажены так, что изображали различные сценки: играли в крикет, украшали рождественскую елку, пускали игрушечные кораблики в чане с водой, везли маленького медвежонка в коляске, работали в саду с игрушечной тачкой. Несмотря на одинаковые плюшевые ушки, морды, вышитые рты и глаза-пуговицы, каждый имел свою индивидуальность. Многие были в костюмах. Некоторые пищали или смеялись, или мигали глазами на батарейках.
Квиллер, опытный репортер, кое-что повидавший на своем веку, пребывал в растерянности и не находил слов.
– Зелла, дорогая, теперь ты можешь подавать чай, – обратилась Грейс к сестре, когда знакомство с коллекцией состоялось.
Несколько выдающихся мишек получили приглашение принять участие в чаепитии. Были поставлены их собственные крошечные чашки с блюдцами, и Зелла налила им чай.
И тут Грейс со всей любезностью, на которую была способна, сказала:
– Мы собираемся назвать нашего следующего маленького дружка в честь вас, и вы должны присутствовать на церемонии крещения.
Попросив разрешения пользоваться магнитофоном, Квиллер начал задавать обычные репортерские вопросы:
– Почему вы коллекционируете игрушечных медвежат? Когда вы начали этим заниматься? Какой из них живёт у вас дольше всех? Где вы их находите? Кто шьёт им костюмы? Как вы уберегаете их от пыли? Хорошая ли у вас сигнализация?
– Самая лучшая! – заявила Грейс. – К тому же у нас есть сторож, он живёт над гаражом, а его жена пылесосит медведей – одного за другим.
Тем временем Квиллер пил чай, покорно поглощал песочное печенье и спрашивал себя: «Что я здесь делаю? В своем ли уме эти женщины?.. Не морочат ли они мне голову?..»
На третьей чашке он сделал отчаянную попытку сменить тему разговора:
– Кстати, похоже, по соседству с вашим домом намечается волнующее событие – распродажа имущества.
Грейс чуть не задохнулась от негодования:
– Это ужасно! Мы с Зеллой уедем из города, пока всё не закончится. Нельзя никому позволять устраивать свободную распродажу в таких местах! Как они смогут управиться с толпой? Где будут парковаться машины? Все в Мускаунти обожали доктора Гала и захотят купить что-нибудь на память. Я скажу вам одно: доктор Гал никому бы не позволил этого делать! Но у его дочери другое воспитание. Она поступает как хочет, не обращая ни на кого внимания! Надо было продать всё это на аукционе, перевезя в специальное помещение.
– Почему же Мелинда не сделала этого? – поинтересовался он.
– Почему? Потому что при свободной продаже она может выручить больше денег!
– Вы хорошо знали семью Гудвинтеров?
– Всю свою жизнь! Зелла, дорогая, чай уже остыл. Ты не приготовишь свежего? – Когда её сестра вышла из комнаты, она сказала, понизив голос: – Зелла могла бы выйти замуж за доктора Гала, но она была слишком робкой и упустила свой шанс. А он имел несчастье жениться на женщине с плохой наследственностью. Отец будущей миссис Гудвинтер умер от болезни, название которой никогда не упоминалось, а её брат растратил чужие деньги в Иллинойсе и попал в тюрьму. Мелинда – первенец Гудвинтеров, и они баловали её с колыбели. Про сына мы всегда знали, что он паршивая овца в этом стаде. В конце концов он уехал из города и погиб в автомобильной катастрофе. Все говорили, что нет худа без добра, потому что он был обузой для отца и источником постоянных переживаний для матери-инвалида.
Перед уходом Квиллер спросил: – Вы позволите мне сделать несколько снимков вашей коллекции для будущей статьи в газете?
– Мы будем польщены, правда, Зелла? Но при условии, мистер Квиллер, что вы напишете эту статью сами. Нам так нравится всё, что выходит из-под вашего пера!
– Я думаю, это возможно. А теперь хочу поблагодарить вас за незабываемые впечатления и восхитительный чай.
Отчаянно краснея, вперед выступила робкая Зелла.
Со словами «это вам» она вручила ему крошечного бархатного медвежонка.
– О нет! Мне даже в голову не пришло бы грабить вашу коллекцию, – попытался отказаться Квиллер.
– Но мы хотим, чтобы он был вашим, – настаивала Грейс. – Пожалуйста, примите его.
– Его зовут Крошка Тим, – добавила Зелла. Квиллер с Крошкой Тимом в кармане, не переставая
удивляться, покинул этот дом.
Вернувшись к себе, он первым делом позвонил Райкеру в редакцию и сказал:
– Арчи, с тебя приходится! Я только что томился в обществе сестёр Чизем, пил с ними чай, ел печенье, и они пригласили меня быть крестным отцом их следующего медвежонка.
– А как насчёт книги?
– Никто из них не упоминал о книге. Просто им хотелось, чтобы кто-нибудь посетил их и увидел их потрясающую коллекцию. Думаю, о ней можно сделать статью. Если послать хорошего фотографа, вроде Джона Бушленда, держу пари, что телеграфные агентства ухватятся за неё!
Пока он разговаривал по телефону, сиамцы проявляли большой интерес к карману его куртки.
– Эй, вы! Не смейте! – обругал он их, закончив разговор: коты уже принимались трепать и драть когтями бедного медведя. Квиллер спрятал Крошку Тима в ящик на кухне, куда бросал ключи от машины.
Потом он прослушал запись автоответчика. Полли так и не звонила, и это укрепило его в решении проконсультироваться с Мелиндой. Если она подтвердит, что сердечный приступ Ирмы мог быть вызван каким-то
наркотиком, то с него будут сняты все обвинения. Тем более этим вечером ожидалась репетиция «Макбета», и он мог поговорить с Мелиндой в перерыве, избежав пикантных ситуаций.
Театр, построенный на месте особняка Клингеншоенов, не отличался большими размерами. В нём насчитывалось всего триста мест, но этого вполне хватало пикаксским театралам. Зрительный зал (со сценой, выдвинутой вперед) представлял собой амфитеатр с покатым полом, а вестибюль был достаточно просторен. Когда Квиллер в среду вечером появился там, он увидел в вестибюле склонившегося над фонтанчиком с питьевой водой Ларри Ланспика.
– Твоя борода выглядит многообещающе, – сообщил он актеру.
Ларри поскрёб подбородок:
– Через две недели она будет достаточно хороша для шотландского короля одиннадцатого века.
– Как продвигается постановка?
– Неплохо. Совсем неплохо! Пока нас не было, Фран прорепетировала с исполнителями второстепенных ролей одиннадцать сцен, где нет нас с Мелиндой. А сегодня мы впервые репетируем в полном составе.
Ларри вернулся на сцену, а Квиллер скользнул в конец зала. Некоторые актеры расположились в передних рядах, ожидая своих выходов. Двайт стоял на авансцене с группой актеров. Один из них, играющий гонца, входил, в то время как леди Макбет произносила: «Измените мой пол! Меня от головы до пят злодейством напитайте!»
– Стоп! – сказал режиссер. – Верните гонца, и, Мелинда, начни снова со слов: «Ты рехнулся! Ведь с ним твой господин».
Они повторили сцену. Затем появился Ларри, говоря:
– Любовь моя, Дункан приедет к ночи! Мелинда ответила:
– А когда уедет?
– Завтра поутру… – Ларри перебил собственную реплику, спросив: – Двайт, как мне это играть? Считает ли Макбет за честь, что король собирается ночевать в его доме? Или он уже планирует его убийство? Что он думает в этот момент?
– Идея убийства возникла у него после слов леди Макбет: «Когда же он уедет?» – ответил режиссер. – Это означает, Мелинда, что ты должна задать этот вопрос с мощным подтекстом. «А – когда – уедет?» У зрителей должен мороз пойти по коже… Понятно?
– Да, – сказал Ларри. – Она зародила у меня в голове идею, и я делаю паузу перед тем, как произнести: «Завтра утром». В это короткое мгновение зрители понимают, что королю никогда не выбраться из замка живым.
На Квиллера работа Двайта с актерами произвела сильное впечатление, о чём он и сообщил ему в перерыве, столкнувшись около фонтанчика с питьевой водой. – Спасибо, – улыбнулся Двайт. – Должен сказать, что работать с Ларри одно удовольствие. Теперь я понимаю, почему у него такая замечательная репутация в любительском театре. Я слышал о нём ещё в Айове, когда и не слыхивал о существовании Пикакса.
– Неужели спектакль будет готов к концу месяца?
– Должен быть готов! Уже напечатаны билеты. Когда Кэрол проходила между рядами, чтобы выпить воды, Квиллер поинтересовался:
– Почему вы не попросите, чтобы Фонд К установил вам питьевой фонтанчик за кулисами?
– Неплохая идея. Не так будет протираться ковровое покрытие в зале… Тут кто-то говорил о билетах, я не ослышалась? – спросила она. – Мы могли бы воспользоваться твоей помощью в кассе, Квилл. У тебя есть на это время?
– Если не требуется никаких специальных навыков и сообразительности.
– Квилл живёт прямо за театром, в амбаре для хранения яблок, – сказала Кэрол Двайту и продолжила свой путь в вестибюль.
– Я уже наслышан о вашем жилище, – сказал режиссер. – Я и сам неравнодушен к амбарам.
– Так вот и загляните ко мне как-нибудь после репетиции вылить рюмочку-другую.
Квиллер почувствовал запах духов, а затем увидел Мелинду, неторопливо пробирающуюся между рядами к питьевому фонтанчику.
– Привет, дорогой! – сказала она с радостным удивлением. – Что ты здесь делаешь?
Двайт бросил быстрый взгляд на них и отправился в вестибюль.
– Просто подсматриваю, – сказал Квиллер. – Но раз уж ты здесь, я задам тебе пару вопросов. Ты не возражаешь, если я напишу о распродаже имущества твоего отца в своей колонке? – Ответ был заранее известен, но он не хотел сразу брать быка за рога. Он знал, что возражений не будет, но это послужило вступлением к разговору.
– Господи, конечно нет! Этим ты мне только поможешь, – ответила Мелинда. – Я должна продать всё. Предварительный показ будет длиться неделю, начиная с пятницы. Хочешь, перед этим я устрою показ для тебя одного? – сказала она, поддразнивая его. – Подожди немного, и после репетиции съездим туда.
– Благодарю, но только не сегодня, – отказался он.
– Неужели тебе не хочется рассмотреть всё, когда вокруг никого нет?
Он прибегнул к невинной журналистской лжи:
– К сожалению, я должен сдавать статью. Но перед уходом хочу задать тебе ещё один вопрос. Он касается смерти Ирмы. Ты, вероятно, уже знаешь, что после твоего отъезда водитель автобуса исчез вместе с драгоценностями Грейс Атли, а какими-либо сведениями о нём, включая его фамилию, располагала только Ирма. Мне при-
шло в голову, что Брюс, желая скрыть, кто он такой, мог дать ей какой-нибудь яд.
– Нет, дорогой, это была классическая остановка сердца, – сказала она с покровительственной улыбкой, – а принимая во внимание историю болезни и образ жизни Ирмы, я удивляюсь, что этого не случилось раньше.
– Теперь полиции известно, что водитель сидел в тюрьме, поэтому убийство не является чем-то невероятным, особенно если вспомнить о стоимости похищенного, – настаивал Квиллер на своём.
Мелинда с глубокомысленным видом медленно покачала головой:
– Мне жаль разочаровывать тебя, Квилл. Будь ты прав, из этого получилась бы захватывающая статья, но здесь нет ничего криминального. Поверь мне. – Её лицо просветлело. – Если хочешь, мы можем потом пойти куда-нибудь, чтобы обсудить этот вопрос, и я тебе всё объясню. Мы могли бы немного выпить у меня… или у тебя.
– В другой раз, когда мне не надо будет сдавать материал, – сказал он. – Кстати, ты хорошо смотришься в роли леди Макбет. – Он повернулся и, прежде чем она успела отреагировать на этот хилый комплимент, был уже у выхода.
Он шел домой через лес, освещая себе путь фонарем и предаваясь невесёлым мыслям. Значит, это не было убийством! Теперь следует уладить недоразумение с Полли.
Когда он отпер дверь, звонил телефон и Коко бегал вокруг аппарата, намекая, что пора снять трубку.
– Ладно! Ладно! Я не глухой! – крикнул Квиллер коту, хватая трубку. – Алло?.. Привет, Ник. Я только что вошел. Что случилось?
– Знаешь, я по поводу той машины из Массачусетса. Я видел её! – ликующе сказал Ник.
– Желтовато-коричневая машина? Забудь о ней! Она принадлежит новому шеф-повару отеля. Он из Фолл Ривера.
– Нет, не желтовато-коричневую, Квилл. Ту самую, темно-бордовую! Она снова в городе.
– Где ты её видел?
– Я ехал по шоссе на север и увидел, как эта машина сворачивает на запад, на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Ты понимаешь, что я имею в виду? Там на углу бар «Грозный пёс».
– Я знаю эту дорогу, – сказал Квиллер. – Она ведёт в Шантитаун.
– Да, и машина была раздолбанная, как и всё, что обычно сворачивают на дорогу к этой чёртовой дыре.
– Ты поехал за ней?
– Я хотел, но вовремя вспомнил, что, сидя за рулем служебной машины, лучше этого не делать. Он мог подумать, будто за ним ведётся слежка. Но я решил сообщить тебе. Скажи Полли, чтобы была осторожней.
– Да, скажу. Спасибо, Ник. – Квиллер медленно опустил трубку на рычаг. Значит, этот тип с бульвара снова в городе! Он набрал хорошо знакомый номер.
Была половина одиннадцатого вечера, и Полли, вероятно, уже расслабившись, слоняется по дому в своем голубом халате, или стирает чулки, или производит какие-нибудь манипуляции с лицом и волосами… Он достаточно долго пробыл в роли мужа, чтобы знать весь этот ритуал.
Она ответила деловым тоном:
– Да?
– Добрый вечер, Полли, – сказал он самым обольстительным голосом. – Как твои дела?
– Всё в порядке, – сказала она холодно, не задав встречного вопроса.
– Я был вчера непростительным занудой. После минутного колебания она ответила:
– Ты никогда не бываешь занудой. Квилл. – Я благодарен тебе за этот маленький комплимент и признаю, что с моей стороны было нехорошо касаться столь болезненной темы.
– Думаю, тебя можно простить, учитывая то, что произошло с твоей новой курткой. – Она смягчилась. – Ты отдал её в чистку?
– В этом отпала необходимость. Коты, учуяв куриный запах, слизали пятно начисто!
– Я не верю! – Это правда.
Последовала пауза. Наступила очередь Полли сказать что-то для восстановления мира. В конце концов она признала:
– Возможно, я вчера вечером погорячилась.
– Не могу сказать, что ты была не права. Виноват я – не надо было продолжать этот разговор. Всё дело в моём шотландском упрямстве.
– Я знаю. Девичья фамилия твоей матери Макинтош, – сказала она, внося легкомысленную ноту в серьёзный разговор. Его родство с Макинтошами было у них постоянным предметом шуток.
– Ты хорошо провела день? – спросил он.
– Ну, по крайней мере, он был насыщенным. Одну из моих служащих увезли с работы в больницу, а мистер Тиббит нажал не ту кнопку и застрял в лифте. Мы выдали двести двадцать девять книг и пятьдесят четыре кассеты, получили три доллара семьдесят пять центов штрафа за просроченные книги и заполнили семь новых читательских карточек… А ты как провёл день?
– Я выполнял одну работу для Арчи, а вечером наблюдал репетицию в театре. Ты выходила куда-нибудь вечером?
– Нет, я поела дома, а потом читала и приводила в порядок свой гардероб.
– Полли, если тебе понадобится выйти из дома, когда стемнеет, я бы предпочёл, чтобы ты была не одна. Времена меняются. Мы должны признать тот факт, что в Пикакс приезжают незнакомые люди. Поэтому, если назначишь на вечер какую-нибудь встречу, позвони мне я обеспечу тебя шофером.
– Чем вызвана эта внезапная тревога, Квилл? Что-нибудь случилось? Или ты опять вспомнил о том бородатом преследователе? Но ведь это было в июне… Прошло три месяца!
– Меня тревожит место, где ты живешь, – сказал Квиллер. – Там так много пустующих домов. Тебе следует соблюдать осторожность. Между прочим, ты не хотела бы поужинать со мной завтра вечером? Я буду вести себя наилучшим образом.
– Завтра моя очередь дежурить в читальном зале. – А как насчёт пятницы?
– Меня пригласили на обед Хасселричи. Будет любимое блюдо Ирмы.
Квиллер раздраженно фыркнул в усы. «Второй раз на одной неделе! Теперь, когда она стала "вместо дочери", они будут претендовать на её время».
– А как насчёт субботы? Мы могли бы поехать в Локмастер и пообедать в ресторане «Конь-огонь», – сказал он, стремясь затмить любимое блюдо Ирмы Хасселрич. В путеводителе по ресторанам штата качество еды в этом заведении было отмечено четырьмя звёздочками, а цены пятью знаками доллара.
Как он и надеялся, у Полли перехватило дыхание.
– О, это было бы восхитительно!
– Значит, договорились. Последовала пауза.
– Всё в порядке? – спросил он нежно.
– Всё в порядке, – ответила она с чувством.
– До скорого свидания, Полли.
– До скорого свидания, милый.
Он немедленно позвонил в «Конь-огонь» и заказал хороший столик. Для такого знаменитого ресторана заказ был сделан, пожалуй, поздновато, но его фамилия производила определённое впечатление даже в соседнем округе, к тому же Фонд К недавно субсидировал строительство плавательного бассейна в молодёжном центре Локмастера.
После этого он пошёл наверх переодеться в пижаму и домашние туфли. На полпути его чуть не сбил с ног Коко, промчавшийся мимо с бешеной скоростью и бросившийся ему под ноги.
– Эй! Да кем ты себя вообразил? – завопил Квиллер. – Полузащитником «Грин-Бэй»? Из-за тебя я мог свернуть себе шею, сумасшедший кот!
Коко, отскочив от объекта преследования, уселся и, опустив голову, стал лизать лапу и потом мыть ею мордочку, иногда прерывая это занятие, чтобы внимательно посмотреть на ругающегося человека.
Квиллер в раздумье провёл рукой по усам. Может быть, кот учуял духи Мелинды? Квиллер провёл с ней целых две минуты, а Коко знает их запах!.. Но потом он подумал: «А может, я в своём расследовании пошёл по ложному пути, и Коко пытается вернуть меня на правильный?»
ОДИННАДЦАТЬ
– О, это про нашу коллекцию игрушечных медвежат– да! Эта идея привела его в восторг. Не хотите нам помочь? Я знаю, что вы очень занятой человек…
– Не настолько занятой, чтобы отказаться от такого будоражащего воображение занятия. Мне бы хотелось обсудить открывающиеся перспективы… Что, если сегодня?
– Так скоро? – радостно возопила Грейс. – Тогда вы должны прийти на ланч. Зелла замечательная кухарка.
– Не сомневаюсь в этом, – ответил он, – но у меня уже назначена встреча. Как насчёт двух часов?
– Тогда мы будем пить чай, – сказала она тоном, не допускающим возражений. – Мы привезли из Эдинбурга немного песочного печенья. Вам нравится шотландское песочное печенье?
– Мое любимое лакомство! – Если Квиллер искупал свою вину, то делал это с блеском.
Чтобы укрепить свой дух перед этим свиданием, он плотно позавтракал в «Старой мельнице» – раковый суп, сандвич с солониной и сыром, пирог с тыквой, – и перед тем как отправиться на Гудвинтер-бульвар, выбрал в цветочном магазине два букета хризантем – жёлтых и палевых. В Мускаунти хризантемы считались подходящими цветами в любой ситуации: их покупали и на свадьбы, и на похороны, и для украшения стола.
Сестры жили в одном из самых больших каменных особняков на бульваре рядом с резиденцией покойного Галифакса Гудвинтера. Чиземы и Атли были в числе тех, кто основал Мускаунти. Но эти семьи постигла участь многих знатных родов: их потомки либо оставались бездетными, либо уезжали из Мускаунти. Говорили, что у Грейс Атли есть дочери, живущие в Центре, две особы, которые не желают иметь с матерью ничего общего. Поэтому вдова и её незамужняя сестра жили вдвоем в этом большом доме. Если верить Джуниору Гудвин-теру, они были теми старожилами, которые до последней капли крови будут бороться с переносом особняков в новые районы.
Подъехав к дому, Квиллер едва успел коснуться пальцем звонка, как дверь отворилась.
– Добро пожаловать во дворец игрушечных мишек! – восторженно проскрипела Грейс, в то время как Зелла топталась на заднем плане, возбужденно заламывая руки. На шее у неё висел золотой медвежонок с рубиновыми глазками. А Грейс, которая лишилась всех украшений, кроме тех, что были на ней во время ограбления, пришлось ограничить себя несколькими золотыми цепочками и брошкой в форме лягушки, украшенной изумрудами.
С учтивым поклоном Квиллер преподнёс свои букеты: палевый – Грейс, жёлтый – Зелле, которая вскрикнула, словно никогда раньше не получала в подарок цветов.
– С вашей стороны так мило прийти к нам, – сказала Грейс. – Зелла, дорогая, поставь цветы в воду. – Потом она грациозно обвела рукой холл: – Как вам нравятся наши маленькие друзья, мистер Квиллер?
Будучи знаком с архитектурой этого бульвара, он предполагал увидеть величественные лестницы, массивные люстры, резные деревянные панели, витражи, громоздкую мебель, но отнюдь не был подготовлен к сотням глаз-пуговиц – очаровательных, проказливых, безумных, – уставившихся на него со столов, комодов, стульев и даже со ступенек широких лестниц.
– Мы коллекционеры, – с гордостью объяснила Грейс.
– Я это вижу, – Ощутив сзади чье-то присутствие, он обернулся. Там стоял плюшевый мишутка ростом дюйма на два повыше самого Квиллера.
– Это Вудроу, наш сторожевой медведь, – сказала Пэейс.
– Сколько их у вас?
– Зелла, дорогая, сколько их у нас сейчас? – крикнула миссис Атли находящейся в кухне Зелле.
– Тысяча восемьсот шестьдесят два, – послышался тихий голос.
– Тысяча восемьсот шестьдесят два… На всякий случай Зелла составила каталог. – Грейс подвела Квиллера к закрытой витрине в гостиной. – Это Теодор, наш заводной мишка работы Стейфа. Точно такого же мы продали за восемьдесят тысяч долларов. На табуретке у фортепьяно сидит Игнесс, он любимец Зеллы, ездил с ней в Шотландию. Я брала с собой Улисса, того, что на коне-качалке. К счастью, он путешествовал в чемодане Зеллы.
Другие мишки сидели за обеденным столом, накрытым по всем правилам, с полным набором фарфора, хрусталя и серебра; на коленях у каждого лежала салфетка. Некоторые, надев очки, читали книги в библиотеке или работали, сидя за письменными столами. По всему дому они были расставлены и рассажены так, что изображали различные сценки: играли в крикет, украшали рождественскую елку, пускали игрушечные кораблики в чане с водой, везли маленького медвежонка в коляске, работали в саду с игрушечной тачкой. Несмотря на одинаковые плюшевые ушки, морды, вышитые рты и глаза-пуговицы, каждый имел свою индивидуальность. Многие были в костюмах. Некоторые пищали или смеялись, или мигали глазами на батарейках.
Квиллер, опытный репортер, кое-что повидавший на своем веку, пребывал в растерянности и не находил слов.
– Зелла, дорогая, теперь ты можешь подавать чай, – обратилась Грейс к сестре, когда знакомство с коллекцией состоялось.
Несколько выдающихся мишек получили приглашение принять участие в чаепитии. Были поставлены их собственные крошечные чашки с блюдцами, и Зелла налила им чай.
И тут Грейс со всей любезностью, на которую была способна, сказала:
– Мы собираемся назвать нашего следующего маленького дружка в честь вас, и вы должны присутствовать на церемонии крещения.
Попросив разрешения пользоваться магнитофоном, Квиллер начал задавать обычные репортерские вопросы:
– Почему вы коллекционируете игрушечных медвежат? Когда вы начали этим заниматься? Какой из них живёт у вас дольше всех? Где вы их находите? Кто шьёт им костюмы? Как вы уберегаете их от пыли? Хорошая ли у вас сигнализация?
– Самая лучшая! – заявила Грейс. – К тому же у нас есть сторож, он живёт над гаражом, а его жена пылесосит медведей – одного за другим.
Тем временем Квиллер пил чай, покорно поглощал песочное печенье и спрашивал себя: «Что я здесь делаю? В своем ли уме эти женщины?.. Не морочат ли они мне голову?..»
На третьей чашке он сделал отчаянную попытку сменить тему разговора:
– Кстати, похоже, по соседству с вашим домом намечается волнующее событие – распродажа имущества.
Грейс чуть не задохнулась от негодования:
– Это ужасно! Мы с Зеллой уедем из города, пока всё не закончится. Нельзя никому позволять устраивать свободную распродажу в таких местах! Как они смогут управиться с толпой? Где будут парковаться машины? Все в Мускаунти обожали доктора Гала и захотят купить что-нибудь на память. Я скажу вам одно: доктор Гал никому бы не позволил этого делать! Но у его дочери другое воспитание. Она поступает как хочет, не обращая ни на кого внимания! Надо было продать всё это на аукционе, перевезя в специальное помещение.
– Почему же Мелинда не сделала этого? – поинтересовался он.
– Почему? Потому что при свободной продаже она может выручить больше денег!
– Вы хорошо знали семью Гудвинтеров?
– Всю свою жизнь! Зелла, дорогая, чай уже остыл. Ты не приготовишь свежего? – Когда её сестра вышла из комнаты, она сказала, понизив голос: – Зелла могла бы выйти замуж за доктора Гала, но она была слишком робкой и упустила свой шанс. А он имел несчастье жениться на женщине с плохой наследственностью. Отец будущей миссис Гудвинтер умер от болезни, название которой никогда не упоминалось, а её брат растратил чужие деньги в Иллинойсе и попал в тюрьму. Мелинда – первенец Гудвинтеров, и они баловали её с колыбели. Про сына мы всегда знали, что он паршивая овца в этом стаде. В конце концов он уехал из города и погиб в автомобильной катастрофе. Все говорили, что нет худа без добра, потому что он был обузой для отца и источником постоянных переживаний для матери-инвалида.
Перед уходом Квиллер спросил: – Вы позволите мне сделать несколько снимков вашей коллекции для будущей статьи в газете?
– Мы будем польщены, правда, Зелла? Но при условии, мистер Квиллер, что вы напишете эту статью сами. Нам так нравится всё, что выходит из-под вашего пера!
– Я думаю, это возможно. А теперь хочу поблагодарить вас за незабываемые впечатления и восхитительный чай.
Отчаянно краснея, вперед выступила робкая Зелла.
Со словами «это вам» она вручила ему крошечного бархатного медвежонка.
– О нет! Мне даже в голову не пришло бы грабить вашу коллекцию, – попытался отказаться Квиллер.
– Но мы хотим, чтобы он был вашим, – настаивала Грейс. – Пожалуйста, примите его.
– Его зовут Крошка Тим, – добавила Зелла. Квиллер с Крошкой Тимом в кармане, не переставая
удивляться, покинул этот дом.
Вернувшись к себе, он первым делом позвонил Райкеру в редакцию и сказал:
– Арчи, с тебя приходится! Я только что томился в обществе сестёр Чизем, пил с ними чай, ел печенье, и они пригласили меня быть крестным отцом их следующего медвежонка.
– А как насчёт книги?
– Никто из них не упоминал о книге. Просто им хотелось, чтобы кто-нибудь посетил их и увидел их потрясающую коллекцию. Думаю, о ней можно сделать статью. Если послать хорошего фотографа, вроде Джона Бушленда, держу пари, что телеграфные агентства ухватятся за неё!
Пока он разговаривал по телефону, сиамцы проявляли большой интерес к карману его куртки.
– Эй, вы! Не смейте! – обругал он их, закончив разговор: коты уже принимались трепать и драть когтями бедного медведя. Квиллер спрятал Крошку Тима в ящик на кухне, куда бросал ключи от машины.
Потом он прослушал запись автоответчика. Полли так и не звонила, и это укрепило его в решении проконсультироваться с Мелиндой. Если она подтвердит, что сердечный приступ Ирмы мог быть вызван каким-то
наркотиком, то с него будут сняты все обвинения. Тем более этим вечером ожидалась репетиция «Макбета», и он мог поговорить с Мелиндой в перерыве, избежав пикантных ситуаций.
Театр, построенный на месте особняка Клингеншоенов, не отличался большими размерами. В нём насчитывалось всего триста мест, но этого вполне хватало пикаксским театралам. Зрительный зал (со сценой, выдвинутой вперед) представлял собой амфитеатр с покатым полом, а вестибюль был достаточно просторен. Когда Квиллер в среду вечером появился там, он увидел в вестибюле склонившегося над фонтанчиком с питьевой водой Ларри Ланспика.
– Твоя борода выглядит многообещающе, – сообщил он актеру.
Ларри поскрёб подбородок:
– Через две недели она будет достаточно хороша для шотландского короля одиннадцатого века.
– Как продвигается постановка?
– Неплохо. Совсем неплохо! Пока нас не было, Фран прорепетировала с исполнителями второстепенных ролей одиннадцать сцен, где нет нас с Мелиндой. А сегодня мы впервые репетируем в полном составе.
Ларри вернулся на сцену, а Квиллер скользнул в конец зала. Некоторые актеры расположились в передних рядах, ожидая своих выходов. Двайт стоял на авансцене с группой актеров. Один из них, играющий гонца, входил, в то время как леди Макбет произносила: «Измените мой пол! Меня от головы до пят злодейством напитайте!»
– Стоп! – сказал режиссер. – Верните гонца, и, Мелинда, начни снова со слов: «Ты рехнулся! Ведь с ним твой господин».
Они повторили сцену. Затем появился Ларри, говоря:
– Любовь моя, Дункан приедет к ночи! Мелинда ответила:
– А когда уедет?
– Завтра поутру… – Ларри перебил собственную реплику, спросив: – Двайт, как мне это играть? Считает ли Макбет за честь, что король собирается ночевать в его доме? Или он уже планирует его убийство? Что он думает в этот момент?
– Идея убийства возникла у него после слов леди Макбет: «Когда же он уедет?» – ответил режиссер. – Это означает, Мелинда, что ты должна задать этот вопрос с мощным подтекстом. «А – когда – уедет?» У зрителей должен мороз пойти по коже… Понятно?
– Да, – сказал Ларри. – Она зародила у меня в голове идею, и я делаю паузу перед тем, как произнести: «Завтра утром». В это короткое мгновение зрители понимают, что королю никогда не выбраться из замка живым.
На Квиллера работа Двайта с актерами произвела сильное впечатление, о чём он и сообщил ему в перерыве, столкнувшись около фонтанчика с питьевой водой. – Спасибо, – улыбнулся Двайт. – Должен сказать, что работать с Ларри одно удовольствие. Теперь я понимаю, почему у него такая замечательная репутация в любительском театре. Я слышал о нём ещё в Айове, когда и не слыхивал о существовании Пикакса.
– Неужели спектакль будет готов к концу месяца?
– Должен быть готов! Уже напечатаны билеты. Когда Кэрол проходила между рядами, чтобы выпить воды, Квиллер поинтересовался:
– Почему вы не попросите, чтобы Фонд К установил вам питьевой фонтанчик за кулисами?
– Неплохая идея. Не так будет протираться ковровое покрытие в зале… Тут кто-то говорил о билетах, я не ослышалась? – спросила она. – Мы могли бы воспользоваться твоей помощью в кассе, Квилл. У тебя есть на это время?
– Если не требуется никаких специальных навыков и сообразительности.
– Квилл живёт прямо за театром, в амбаре для хранения яблок, – сказала Кэрол Двайту и продолжила свой путь в вестибюль.
– Я уже наслышан о вашем жилище, – сказал режиссер. – Я и сам неравнодушен к амбарам.
– Так вот и загляните ко мне как-нибудь после репетиции вылить рюмочку-другую.
Квиллер почувствовал запах духов, а затем увидел Мелинду, неторопливо пробирающуюся между рядами к питьевому фонтанчику.
– Привет, дорогой! – сказала она с радостным удивлением. – Что ты здесь делаешь?
Двайт бросил быстрый взгляд на них и отправился в вестибюль.
– Просто подсматриваю, – сказал Квиллер. – Но раз уж ты здесь, я задам тебе пару вопросов. Ты не возражаешь, если я напишу о распродаже имущества твоего отца в своей колонке? – Ответ был заранее известен, но он не хотел сразу брать быка за рога. Он знал, что возражений не будет, но это послужило вступлением к разговору.
– Господи, конечно нет! Этим ты мне только поможешь, – ответила Мелинда. – Я должна продать всё. Предварительный показ будет длиться неделю, начиная с пятницы. Хочешь, перед этим я устрою показ для тебя одного? – сказала она, поддразнивая его. – Подожди немного, и после репетиции съездим туда.
– Благодарю, но только не сегодня, – отказался он.
– Неужели тебе не хочется рассмотреть всё, когда вокруг никого нет?
Он прибегнул к невинной журналистской лжи:
– К сожалению, я должен сдавать статью. Но перед уходом хочу задать тебе ещё один вопрос. Он касается смерти Ирмы. Ты, вероятно, уже знаешь, что после твоего отъезда водитель автобуса исчез вместе с драгоценностями Грейс Атли, а какими-либо сведениями о нём, включая его фамилию, располагала только Ирма. Мне при-
шло в голову, что Брюс, желая скрыть, кто он такой, мог дать ей какой-нибудь яд.
– Нет, дорогой, это была классическая остановка сердца, – сказала она с покровительственной улыбкой, – а принимая во внимание историю болезни и образ жизни Ирмы, я удивляюсь, что этого не случилось раньше.
– Теперь полиции известно, что водитель сидел в тюрьме, поэтому убийство не является чем-то невероятным, особенно если вспомнить о стоимости похищенного, – настаивал Квиллер на своём.
Мелинда с глубокомысленным видом медленно покачала головой:
– Мне жаль разочаровывать тебя, Квилл. Будь ты прав, из этого получилась бы захватывающая статья, но здесь нет ничего криминального. Поверь мне. – Её лицо просветлело. – Если хочешь, мы можем потом пойти куда-нибудь, чтобы обсудить этот вопрос, и я тебе всё объясню. Мы могли бы немного выпить у меня… или у тебя.
– В другой раз, когда мне не надо будет сдавать материал, – сказал он. – Кстати, ты хорошо смотришься в роли леди Макбет. – Он повернулся и, прежде чем она успела отреагировать на этот хилый комплимент, был уже у выхода.
Он шел домой через лес, освещая себе путь фонарем и предаваясь невесёлым мыслям. Значит, это не было убийством! Теперь следует уладить недоразумение с Полли.
Когда он отпер дверь, звонил телефон и Коко бегал вокруг аппарата, намекая, что пора снять трубку.
– Ладно! Ладно! Я не глухой! – крикнул Квиллер коту, хватая трубку. – Алло?.. Привет, Ник. Я только что вошел. Что случилось?
– Знаешь, я по поводу той машины из Массачусетса. Я видел её! – ликующе сказал Ник.
– Желтовато-коричневая машина? Забудь о ней! Она принадлежит новому шеф-повару отеля. Он из Фолл Ривера.
– Нет, не желтовато-коричневую, Квилл. Ту самую, темно-бордовую! Она снова в городе.
– Где ты её видел?
– Я ехал по шоссе на север и увидел, как эта машина сворачивает на запад, на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Ты понимаешь, что я имею в виду? Там на углу бар «Грозный пёс».
– Я знаю эту дорогу, – сказал Квиллер. – Она ведёт в Шантитаун.
– Да, и машина была раздолбанная, как и всё, что обычно сворачивают на дорогу к этой чёртовой дыре.
– Ты поехал за ней?
– Я хотел, но вовремя вспомнил, что, сидя за рулем служебной машины, лучше этого не делать. Он мог подумать, будто за ним ведётся слежка. Но я решил сообщить тебе. Скажи Полли, чтобы была осторожней.
– Да, скажу. Спасибо, Ник. – Квиллер медленно опустил трубку на рычаг. Значит, этот тип с бульвара снова в городе! Он набрал хорошо знакомый номер.
Была половина одиннадцатого вечера, и Полли, вероятно, уже расслабившись, слоняется по дому в своем голубом халате, или стирает чулки, или производит какие-нибудь манипуляции с лицом и волосами… Он достаточно долго пробыл в роли мужа, чтобы знать весь этот ритуал.
Она ответила деловым тоном:
– Да?
– Добрый вечер, Полли, – сказал он самым обольстительным голосом. – Как твои дела?
– Всё в порядке, – сказала она холодно, не задав встречного вопроса.
– Я был вчера непростительным занудой. После минутного колебания она ответила:
– Ты никогда не бываешь занудой. Квилл. – Я благодарен тебе за этот маленький комплимент и признаю, что с моей стороны было нехорошо касаться столь болезненной темы.
– Думаю, тебя можно простить, учитывая то, что произошло с твоей новой курткой. – Она смягчилась. – Ты отдал её в чистку?
– В этом отпала необходимость. Коты, учуяв куриный запах, слизали пятно начисто!
– Я не верю! – Это правда.
Последовала пауза. Наступила очередь Полли сказать что-то для восстановления мира. В конце концов она признала:
– Возможно, я вчера вечером погорячилась.
– Не могу сказать, что ты была не права. Виноват я – не надо было продолжать этот разговор. Всё дело в моём шотландском упрямстве.
– Я знаю. Девичья фамилия твоей матери Макинтош, – сказала она, внося легкомысленную ноту в серьёзный разговор. Его родство с Макинтошами было у них постоянным предметом шуток.
– Ты хорошо провела день? – спросил он.
– Ну, по крайней мере, он был насыщенным. Одну из моих служащих увезли с работы в больницу, а мистер Тиббит нажал не ту кнопку и застрял в лифте. Мы выдали двести двадцать девять книг и пятьдесят четыре кассеты, получили три доллара семьдесят пять центов штрафа за просроченные книги и заполнили семь новых читательских карточек… А ты как провёл день?
– Я выполнял одну работу для Арчи, а вечером наблюдал репетицию в театре. Ты выходила куда-нибудь вечером?
– Нет, я поела дома, а потом читала и приводила в порядок свой гардероб.
– Полли, если тебе понадобится выйти из дома, когда стемнеет, я бы предпочёл, чтобы ты была не одна. Времена меняются. Мы должны признать тот факт, что в Пикакс приезжают незнакомые люди. Поэтому, если назначишь на вечер какую-нибудь встречу, позвони мне я обеспечу тебя шофером.
– Чем вызвана эта внезапная тревога, Квилл? Что-нибудь случилось? Или ты опять вспомнил о том бородатом преследователе? Но ведь это было в июне… Прошло три месяца!
– Меня тревожит место, где ты живешь, – сказал Квиллер. – Там так много пустующих домов. Тебе следует соблюдать осторожность. Между прочим, ты не хотела бы поужинать со мной завтра вечером? Я буду вести себя наилучшим образом.
– Завтра моя очередь дежурить в читальном зале. – А как насчёт пятницы?
– Меня пригласили на обед Хасселричи. Будет любимое блюдо Ирмы.
Квиллер раздраженно фыркнул в усы. «Второй раз на одной неделе! Теперь, когда она стала "вместо дочери", они будут претендовать на её время».
– А как насчёт субботы? Мы могли бы поехать в Локмастер и пообедать в ресторане «Конь-огонь», – сказал он, стремясь затмить любимое блюдо Ирмы Хасселрич. В путеводителе по ресторанам штата качество еды в этом заведении было отмечено четырьмя звёздочками, а цены пятью знаками доллара.
Как он и надеялся, у Полли перехватило дыхание.
– О, это было бы восхитительно!
– Значит, договорились. Последовала пауза.
– Всё в порядке? – спросил он нежно.
– Всё в порядке, – ответила она с чувством.
– До скорого свидания, Полли.
– До скорого свидания, милый.
Он немедленно позвонил в «Конь-огонь» и заказал хороший столик. Для такого знаменитого ресторана заказ был сделан, пожалуй, поздновато, но его фамилия производила определённое впечатление даже в соседнем округе, к тому же Фонд К недавно субсидировал строительство плавательного бассейна в молодёжном центре Локмастера.
После этого он пошёл наверх переодеться в пижаму и домашние туфли. На полпути его чуть не сбил с ног Коко, промчавшийся мимо с бешеной скоростью и бросившийся ему под ноги.
– Эй! Да кем ты себя вообразил? – завопил Квиллер. – Полузащитником «Грин-Бэй»? Из-за тебя я мог свернуть себе шею, сумасшедший кот!
Коко, отскочив от объекта преследования, уселся и, опустив голову, стал лизать лапу и потом мыть ею мордочку, иногда прерывая это занятие, чтобы внимательно посмотреть на ругающегося человека.
Квиллер в раздумье провёл рукой по усам. Может быть, кот учуял духи Мелинды? Квиллер провёл с ней целых две минуты, а Коко знает их запах!.. Но потом он подумал: «А может, я в своём расследовании пошёл по ложному пути, и Коко пытается вернуть меня на правильный?»
ОДИННАДЦАТЬ
На следующее утро никто из обитателей яблочного амбара не позволял себе никаких буйных выходок, но Коко бросал на Квиллера выразительные взгляды, словно хотел что-то ему сообщить. Во время завтрака из размороженных полуфабрикатов и кофе Квиллер, задумчиво почесывая усы кончиками пальцев, размышлял о сигналах, подаваемых Коко. Он спрашивал себя, не хочет ли тот предупредить его о появлении подозрительного типа, преследовавшего Полли? Одним из редких качеств этого кота был дар предвидения.
После завтрака Квиллер со смешанным чувством неуверенности и любопытства отправился на север и свернул на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Эта разбитая, покрытая гравием дорога упиралась в заброшенную шахту со сгнившим надшахтенным зданием и красными знаками, отмечающими воронки, где когда-то велась выработка. Неподалеку, на месте некогда процветающего городка Димсдейла, располагалось теперь нечто оскорбительное для глаза под названием Шантитаун.
Это были сплошные трущобы с обветшалыми хибарами, потрёпанными трейлерами, покрытыми ржавчиной машинами и полуразвалившимися курятниками, раскиданными среди клочков леса. Жившие здесь бродяги, по существу, незаконным образом заняли клингеншоеновские земли. Хотя Шантитаун считался прибежищем изгоев, здесь селились также и семьи бедняков, и вокруг неблагоустроенных домов в пыли играли дети. Все усилия округа и Клингеншоеновского фонда что-то предпринять в отношении Димсдейла никогда не приносили большого успеха. Если кому-то помогали приобрести профессию, устроиться на работу, выбраться из трущоб вместе с семьей и жить в нормальных условиях, то освободившееся жалкое жилище тотчас занимала новая семья.
Принимая всё это во внимание, Квиллер предпочёл не въезжать в джунгли Шантитауна, посчитав, что его белый автомобиль будет слишком бросаться в глаза, а стал просматривать местность в бинокль в надежде увидеть тёмно-бордовую машину. Перед отъездом он зашел в бар «Грозный пёс», движимый не столько голодом, сколько желанием убедиться, что там всё так же безрадостно, как ему помнилось. Окна были по-прежнему грязными; сиденья двух высоких табуретов у стойки бара отвалились, а кофе оправдывал свою репутацию наихудшего во всём округе. Тем не менее Квиллеру вспомнилась тёмная, тревожная ночь, когда при возвращении домой из Вест-Мидцл-Хаммока его машина перевернулась и оказалась в кювете. Повар из «Грозного пса» прислал ему тогда горячий кофе и чёрствые пончики за счёт заведения, и Квиллер был ему весьма признателен за это. Названия фирменных блюд, подаваемых в баре по четвергам, он прочёл на доске: суп, тунец и макароны с сыром. Квиллер, которому ни разу в жизни не попадалась порция макарон с сыром, не пришедшаяся ему по вкусу, полный оптимистических надежд, заказал это фирменное блюдо, но обнаружил, что макароны по своей консистенции напоминают пудинг из тапиоки. Что же касается соуса, то даже клейстер был бы, наверное, приятнее на вкус
Неудовлетворенный едой, он в несколько мрачном расположении духа вернулся в амбар, где его встретил Коко, своими прыжками напоминавший марионетку. Подобные телодвижения означали, что хозяина ждет послание на автоответчике.
Квилл, это Буши. Я сегодня развожу заказы в Пикаксе, во второй половине дня заеду к тебе. Надеюсь застать тебя дома. Есть несколько хороших фотографий.
После завтрака Квиллер со смешанным чувством неуверенности и любопытства отправился на север и свернул на немощеный участок шоссе Скатертью дорога. Эта разбитая, покрытая гравием дорога упиралась в заброшенную шахту со сгнившим надшахтенным зданием и красными знаками, отмечающими воронки, где когда-то велась выработка. Неподалеку, на месте некогда процветающего городка Димсдейла, располагалось теперь нечто оскорбительное для глаза под названием Шантитаун.
Это были сплошные трущобы с обветшалыми хибарами, потрёпанными трейлерами, покрытыми ржавчиной машинами и полуразвалившимися курятниками, раскиданными среди клочков леса. Жившие здесь бродяги, по существу, незаконным образом заняли клингеншоеновские земли. Хотя Шантитаун считался прибежищем изгоев, здесь селились также и семьи бедняков, и вокруг неблагоустроенных домов в пыли играли дети. Все усилия округа и Клингеншоеновского фонда что-то предпринять в отношении Димсдейла никогда не приносили большого успеха. Если кому-то помогали приобрести профессию, устроиться на работу, выбраться из трущоб вместе с семьей и жить в нормальных условиях, то освободившееся жалкое жилище тотчас занимала новая семья.
Принимая всё это во внимание, Квиллер предпочёл не въезжать в джунгли Шантитауна, посчитав, что его белый автомобиль будет слишком бросаться в глаза, а стал просматривать местность в бинокль в надежде увидеть тёмно-бордовую машину. Перед отъездом он зашел в бар «Грозный пёс», движимый не столько голодом, сколько желанием убедиться, что там всё так же безрадостно, как ему помнилось. Окна были по-прежнему грязными; сиденья двух высоких табуретов у стойки бара отвалились, а кофе оправдывал свою репутацию наихудшего во всём округе. Тем не менее Квиллеру вспомнилась тёмная, тревожная ночь, когда при возвращении домой из Вест-Мидцл-Хаммока его машина перевернулась и оказалась в кювете. Повар из «Грозного пса» прислал ему тогда горячий кофе и чёрствые пончики за счёт заведения, и Квиллер был ему весьма признателен за это. Названия фирменных блюд, подаваемых в баре по четвергам, он прочёл на доске: суп, тунец и макароны с сыром. Квиллер, которому ни разу в жизни не попадалась порция макарон с сыром, не пришедшаяся ему по вкусу, полный оптимистических надежд, заказал это фирменное блюдо, но обнаружил, что макароны по своей консистенции напоминают пудинг из тапиоки. Что же касается соуса, то даже клейстер был бы, наверное, приятнее на вкус
Неудовлетворенный едой, он в несколько мрачном расположении духа вернулся в амбар, где его встретил Коко, своими прыжками напоминавший марионетку. Подобные телодвижения означали, что хозяина ждет послание на автоответчике.
Квилл, это Буши. Я сегодня развожу заказы в Пикаксе, во второй половине дня заеду к тебе. Надеюсь застать тебя дома. Есть несколько хороших фотографий.