Экскурсанты уже выходили из замка и неспеша шли по подъёмному мосту.
– Мелинда интересная женщина, – обронил Двайт и сделал паузу, ожидая подтверждения своих слов. Когда такового не последовало, продолжил: – У нас обоих квартиры в Индейской деревне, и я довольно часто вижусь с ней, но не слишком далеко продвинулся. – Он снова выдержал паузу. – У меня создалось впечатление, что я, возможно, незаконно вторгаюсь на вашу территорию.
– Никаких проблем, – заверил его Квиллер.
– Я впервые живу в таком маленьком городке, как Пикакс, и не хотел бы нарушать какие-либо местные традиции.
– Никаких проблем, – повторил Квиллер.
Когда группа собралась у автобуса, каждый выразил озабоченность состоянием здоровья Квиллера, и Мелинда, исследовав шишку на его голове, сообщила, что кровь, во всяком случае, не идёт.
В этот вечер местом их ночлега стала живописная гостиница, переоборудованная из маленького домика, с многочисленными пристройками, непонятными перепадами высот и идущими под уклон коридорами. Тем не менее кровати были удобны, а номера полны очаровательной старомодности благодаря множеству салфеточек, безделушек, вазочек с вереском, корзин с фруктами и неизменному заварному чайнику. Под окнами лежали кольца веревок, чтобы спасаться по ним в случае пожара.
Для участников «Бонни Скотс Тура» номера оказались забронированы на двое суток, и после нескольких дней постоянных автобусных экскурсий Ирма предоставила им на один день полную свободу действий. Путешественники могли позволить себе распаковать багаж, разложить вещи по ящикам комода и повесить одежду в стенных шкафах, играющих роль платяных.
По окончании обеда, который состоял из супа с барашком и овощами, кролика в горшочке и запечённых в тесте яблок, Квиллер ушел, сославшись на головную боль, хотя основной причиной его ухода было желание побыть одному.
Из холла он поднялся на полпролёта лестницы, свернул в маленький коридор налево, потом направо, спустился на три ступеньки, прошёл через стеклянную дверь, поднялся по пандусу и снова повернул налево, где налетел на ошарашенную Грейс Атли, в панике вцепившуюся в свое ожерелье.
– Вы заблудились? – спросил он, – Здесь это нетрудно.
– Я где-то не там свернула, милый, – сказала она. – Мы в восьмом номере.
– Тогда вы должны быть в другом крыле. Идите за мной.
Он проводил её до коридора, ведущего к восьмому номеру, но ей явно не хотелось его отпускать.
– Мистер Квиллер, – начала она своим скрипучим голосом, – я не должна говорить об этом, но… не кажется ли вам, что Ирма Хасселрич завела шашни с водителем автобуса?
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Она так смотрит на него, и они о чем-то беседуют на непонятном языке. Прошлым вечером, выглянув из окна, я увидела, как они гуляют при луне по вересковому полю… да!
– Это могли быть привидения, – сказал он лукаво. – Они всё время скитаются по таким местам. Не обращайте внимания, миссис Атли.
– Зовите меня Грейс, прошу вас, – сказала она. -Как вы чувствуете себя после несчастного случая, милый?
– Немного болит голова.
Остальные женщины в группе тоже удивлённо поднимали брови по поводу ночной жизни Ирмы, но Лайл сказал:
– Эта женщина работает по шестнадцать часов в день! Она имеет право расслабиться, и не наше дело, где и с кем.
Квиллер вернулся к себе в номер, где облачился в красную пижаму, подаренную Полли на день святого Валентина. Остальные, очевидно, потягивали «Дрембю» перед камином, играли в карты или смотрели телевизор в гостиной.
Развалясь в более или менее удобном кресле, он начал записывать на магнитофон дневные впечатления.
– Сегодня мы побывали на острове, где в тысяча семьдесят пятом году был похоронен Макбет…
Его прервал стук в дверь.
– Кого там принесла нелегкая? – пробормотал он, надеясь, что не Грейс Атли. Но действительность оказалась ужаснее его опасений. Это была Мелинда.
ЧЕТЫРЕ
– Мелинда интересная женщина, – обронил Двайт и сделал паузу, ожидая подтверждения своих слов. Когда такового не последовало, продолжил: – У нас обоих квартиры в Индейской деревне, и я довольно часто вижусь с ней, но не слишком далеко продвинулся. – Он снова выдержал паузу. – У меня создалось впечатление, что я, возможно, незаконно вторгаюсь на вашу территорию.
– Никаких проблем, – заверил его Квиллер.
– Я впервые живу в таком маленьком городке, как Пикакс, и не хотел бы нарушать какие-либо местные традиции.
– Никаких проблем, – повторил Квиллер.
Когда группа собралась у автобуса, каждый выразил озабоченность состоянием здоровья Квиллера, и Мелинда, исследовав шишку на его голове, сообщила, что кровь, во всяком случае, не идёт.
В этот вечер местом их ночлега стала живописная гостиница, переоборудованная из маленького домика, с многочисленными пристройками, непонятными перепадами высот и идущими под уклон коридорами. Тем не менее кровати были удобны, а номера полны очаровательной старомодности благодаря множеству салфеточек, безделушек, вазочек с вереском, корзин с фруктами и неизменному заварному чайнику. Под окнами лежали кольца веревок, чтобы спасаться по ним в случае пожара.
Для участников «Бонни Скотс Тура» номера оказались забронированы на двое суток, и после нескольких дней постоянных автобусных экскурсий Ирма предоставила им на один день полную свободу действий. Путешественники могли позволить себе распаковать багаж, разложить вещи по ящикам комода и повесить одежду в стенных шкафах, играющих роль платяных.
По окончании обеда, который состоял из супа с барашком и овощами, кролика в горшочке и запечённых в тесте яблок, Квиллер ушел, сославшись на головную боль, хотя основной причиной его ухода было желание побыть одному.
Из холла он поднялся на полпролёта лестницы, свернул в маленький коридор налево, потом направо, спустился на три ступеньки, прошёл через стеклянную дверь, поднялся по пандусу и снова повернул налево, где налетел на ошарашенную Грейс Атли, в панике вцепившуюся в свое ожерелье.
– Вы заблудились? – спросил он, – Здесь это нетрудно.
– Я где-то не там свернула, милый, – сказала она. – Мы в восьмом номере.
– Тогда вы должны быть в другом крыле. Идите за мной.
Он проводил её до коридора, ведущего к восьмому номеру, но ей явно не хотелось его отпускать.
– Мистер Квиллер, – начала она своим скрипучим голосом, – я не должна говорить об этом, но… не кажется ли вам, что Ирма Хасселрич завела шашни с водителем автобуса?
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Она так смотрит на него, и они о чем-то беседуют на непонятном языке. Прошлым вечером, выглянув из окна, я увидела, как они гуляют при луне по вересковому полю… да!
– Это могли быть привидения, – сказал он лукаво. – Они всё время скитаются по таким местам. Не обращайте внимания, миссис Атли.
– Зовите меня Грейс, прошу вас, – сказала она. -Как вы чувствуете себя после несчастного случая, милый?
– Немного болит голова.
Остальные женщины в группе тоже удивлённо поднимали брови по поводу ночной жизни Ирмы, но Лайл сказал:
– Эта женщина работает по шестнадцать часов в день! Она имеет право расслабиться, и не наше дело, где и с кем.
Квиллер вернулся к себе в номер, где облачился в красную пижаму, подаренную Полли на день святого Валентина. Остальные, очевидно, потягивали «Дрембю» перед камином, играли в карты или смотрели телевизор в гостиной.
Развалясь в более или менее удобном кресле, он начал записывать на магнитофон дневные впечатления.
– Сегодня мы побывали на острове, где в тысяча семьдесят пятом году был похоронен Макбет…
Его прервал стук в дверь.
– Кого там принесла нелегкая? – пробормотал он, надеясь, что не Грейс Атли. Но действительность оказалась ужаснее его опасений. Это была Мелинда.
ЧЕТЫРЕ
– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – спросила Мелинда, стоящая в дверном проёме. – За обедом ты был каким-то притихшим.
– После пяти дней общения с одними и теми же людьми я уже не знаю, о чём говорить, и не имею охоты слушать других, – ответил он.
– Можно войти? Я хочу проверить твой пульс и температуру. Пожалуйста, сядь, вон там. – Её сопровождало облако духов, пленявших его три года назад, а теперь раздражавших своим слишком сладким мускусным запахом. Она вставила ему в рот термометр, сосчитала пульс приподняла веки и посмотрела на глазные яблоки.
– По всем показателям, ты ещё жив, – сказала она, доставая из своей чёрной медицинской сумки фляжку, – не хочешь ли сделать глоток в медицинских целях?
– Ты забыла, Мелинда, что я не переношу алкоголь.
– Где твой чайник? Мы выпьем по хорошей чашке чая, как здесь принято говорить. – Она пошла в ванную и налила в чайник воды. – Как тебе наше путешествие?
– Слишком много всего. Слишком много еды, слишком много разговоров, слишком много поездок в автобусе, слишком много туристов.
Мелинда бесцеремонно слонялась по номеру.
– У тебя довольно удобная комната. Двойные номера лучше одиночных. Я в девятом номере в конце коридора – для сведения, – и обстановка вызывает у меня желудочные колики. Зато из моего окна прекрасный вид на озеро. Возможно, Арчи был бы рад поменяться со мной местами, – сказала она, озорно поглядывая на него.
– Кто-нибудь знает название этого озера? Для меня они все одинаковые, – сказал Квиллер, большой специалист по части игнорирования намеков.
– Ну расскажи мне о себе, Квилл. Чем ты занимался последние три года?
– Иногда я сам себя спрашиваю об этом. Эти годы пролетели, как мгновение. – Он не был расположен к общению и не хотел вдаваться в подробности.
– Ты явно ещё не женат.
– В Мускаунти, казалось мне, все уже прекрасно поняли, что я неподходящее зерно для брачной мельницы.
Мелинда налила чай и что-то плеснула из фляжки в свою чашку.
– Я надеюсь, мы сможем начать с того места, где остановились.
– Я повторяю тебе, Мелинда, то же самое, что говорил раньше. Тебе нужен сверстник, человек твоего поколения.
– А мне нравятся мужчины постарше.
– А мне нравятся женщины постарше, – сказал он с жестокой прямотой.
– Ой! – с деланным испугом вскрикнула она и затем проказливо добавила: – Разве тебе не хотелось бы иметь подружку-дублершу для юношеских порывов?
– Хороший чай, – сказал он, хотя терпеть не мог чая. – Тебе надо было заварить два пакетика.
– Тебе так же… гм… хорошо с твоей нынешней возлюбленной, как было со мной?
– Это что, допрос с пристрастием? По-моему, ты превышаешь свои полномочия терапевта.
Она была не из тех, кто легко сдаётся.
– Тебе никогда не хотелось иметь детей, Квилл? Полли для этого немного старовата.
– Честно говоря, нет! – сказал он, раздраженный её вторжением в его личную жизнь. – Я холостяк волею случая, выбора и склада характера, и потомство не входит в мою систему ценностей.
– С таким количеством денег ты просто обязан иметь наследников.
– Все мои деньги в Фонде К., и пойдут они на благо нашего округа с населением одиннадцать тысяч двести семьдесят девять человек, по последним данным. Значит, у меня одиннадцать тысяч двести семьдесят девять наследников – цифра достаточно внушительная, по-моему.
– Ты не пьёшь чай.
– Более того, меня возмущают советы, как мне распоряжаться своим состоянием.
– Квилл, ты превращаешься в ворчливого старого холостяка. Я считаю, что женитьба пошла бы тебе на пользу. Говорю это тебе как твой лечащий врач. – Она присела на ручку его кресла. – Не шевелись! Я хочу осмотреть твою шишку.
– Извини, – сказал он и ушёл в ванную, где сосчитал до десяти, а потом до ста десяти, прежде чем почувствовал, что может общаться с Мелиндой дальше. Вернувшись, он увидел, что она скинула туфли и удобно устроилась на кровати рядом с горой подушек.
– Не хочешь присоединиться ко мне? – игриво пригласила она. – Мне нравятся красные пижамы.
Своё отношение к этому предложению он выразил, меря шагами комнату и не произнося ни слова.
– Позволь мне кое-что объяснить, Квилл, – рассудительно начала Мелинда. – Три года назад я мечтала выйти за тебя замуж, считая, что нам будет очень хорошо вместе. Теперь к этому прибавилась ещё пара причин. Клан Гудвинтеров вымирает, и я хочу иметь сыновей, которые будут носить эту фамилию. Я очень горжусь фамилией Гудвинтер. Поэтому я делаю тебе предложение, ведь, живя в наших краях, нужно придерживаться общепринятых норм. Если ты на мне женишься, то через три года сможешь получить свободу, а наши дети в конце концов останутся под фамилией Гудвинтер. Мы могли бы очень неплохо провести время вместе.
– Ты не в своём уме, – сказал он, внезапно заподозрив, что этот её странный взгляд объясняется просто ненормальностью.
– А вторая причина в том, что я разорена! – продолжала она с той бесстыдной откровенностью, которая его некогда привлекала. – Отец оставил мне в наследство только долги и старый, никому не нужный особняк.
– Фонд может помочь тебе. Ему поручено содействовать развитию здравоохранения в нашем округе.
– Я не хочу помощи от организации. Мне нужен ты!
– Скажу прямо, Мелинда, мой ответ – нет!
– Почему ты не хочешь подумать? Пусть эта идея немного отстоится.
Квиллер подошёл к двери и, взявшись за ручку, произнес:
– Знаешь, Мелинда, если я и женюсь на ком-нибудь, то это будет Полли, и поставим на этом точку. А теперь, извини, мне надо немного отдохнуть… Не забудь свои туфли.
Если Мелинда, как любая женщина, которую унизили, и была вне себя от бешенства, то гудвинтеровская гордость не позволила ей это показать.
– Прими пару таблеток аспирина и загляни ко мне утром, дорогой, – сказала она, презрительно подмигнув, и прошла мимо, слегка коснувшись его, с туфлями в руках.
Негодующе фыркая в усы, Квиллер произнёс несколько ругательств до того, как выключил магнитофон. Когда в одиннадцать часов Арчи вошёл в комнату, он читал книжечку о клане Макинтошей.
– Квилл, ты ещё не спишь? Ну, отдохнул хоть немного?
– Сюда заглянула Мелинда пощупать мой пульс, и я довольно долго не мог от неё отделаться. Эта девушка становится назойливой.
– Я так и думал. В целях самообороны тебе, возможно, придётся жениться на Полли. Если Полли тебя отвергнет, то как насчёт Аманды? Я уступаю тебе прелестную Аманду.
– Мне не до шуток. Арчи.
– Что ж, я готов отправиться на боковую. А ты? Полли с Ланспиками и Комптонами играет в «Двадцать вопросов». Аманда выигрывает в карты у Мак-Вэннелов и Буши, она наверняка жульничает. Двайт на террасе упражняется на своей дудочке, и ему повезёт, если никто его не пристрелит.
– Репортёр всегда остается репортёром, – заметил Квиллер.
– Я не видел Ирмы. За обедом у неё был очень хриплый голос. Слишком много болтала в этот чёртов микрофон! Да и вечера на сыром ночном воздухе не могли пойти на пользу её голосовым связкам… Как твоя шишка на голове, Квилл?
– Проходит, но мне хотелось бы знать, кто так отчаянно кричал «берегись» в этом замке и почему.
Так кончился пятый день путешествия.
На рассвете шестого дня Квиллера разбудили пронзительные крики в коридоре и неистовый стук в чью-то дверь.
Райкер, сидя на кровати, спрашивал:
– Что случилось? Мы горим?
Послышался топот бегущих ног, Квиллер выглянул в коридор, где в дверных проёмах появились головы других постояльцев. Хозяин гостиницы промчался мимо них и исчез в одиннадцатом номере, занимаемом Полли и Ирмой.
– О господи! – крикнул через плечо Квиллер Райкеру. – С нашими дамами что-то случилось!
Когда он выскочил в коридор, впереди него бежала жена хозяина. Муж крикнул ей:
– Звони констеблю. У одной из приезжих приступ! Звони констеблю!
Квиллер поспешил к номеру в конце коридора, и у него вырвался вздох облегчения при виде стоящей там в ночной рубашке Полли. Она горько плакала, закрыв лицо руками. Мелинда в пижаме склонилась над одной из кроватей.
– Что случилось? – спросил он, обнимая Полли.
– По-моему, Ирма умерла! – сквозь слезы проговорила она. – Несколько минут назад я вдруг проснулась, и у меня появилось это ужасное ощущение присутствия смерти. Я позвала Мелинду. – Полли снова зарыдала.
Не выпуская Полли из объятий, Квиллер спросил Мелинду:
– Я могу чем-нибудь помочь?
Комната наполнилась остальными туристами в ночном белье.
– Уведите всех из комнаты и из коридора, пока сюда не прибудут представители власти. Уходите! Уходите! Я потом поговорю со всеми внизу.
Взволнованные свидетели поплелись в свои номера, переговариваясь шёпотом:
– Ирма умерла?
– В чём дело? Кто-нибудь знает, что произошло?
– Какой ужас! Кто сообщит её родителям?
– Это убьет их. Она их единственный ребенок, а они уже старые.
– Ей всего сорок два года.
Лайл Комптон толкнул Квиллера локтем:
– Как по-твоему, с ней не могло чего-нибудь произойти на вересковом поле?
Постояльцы быстро оделись и собрались внизу, в маленьком зале, где жена хозяина подала горячий чай, бормоча слова сочувствия, которых никто не понимал и даже не слушал. Всех мучил один и тот же вопрос: что теперь делать?
Они услышали, как во двор въехали машины, потом они уехали, и в конце концов в зал вошла Мелинда в халате и шлёпанцах, непричесанная и ненакрашенная.
Она была бледной и расстроенной. Все замолчали, и она глухо сказала:
– Ирма была первой пациенткой, пришедшей в мою клинику, и на самом деле я отправилась в это путешествие ради неё. И я её потеряла!
Когда кто-то задал вопрос о причине смерти, Квиллер включил магнитофон. В этот момент он мог только сочувствовать молодому врачу, пребывавшему в полном смятении.
– Остановка сердца, – устало ответила Мелинда. – При таком больном сердце ей ни в коем случае нельзя было взваливать на себя эту экскурсию. Вы ведь знаете, она всегда стремилась чем-нибудь руководить и делать все как можно лучше.
– Я не знала, что у неё больное сердце, – вздохнула Полли. – Она никогда об этом не говорила, а ведь мы были близкими подругами.
– Она была слишком горда, чтобы признаться в какой-либо слабости, и слишком независима, чтобы послушаться моего совета или хотя бы принимать прописанное мною лекарство. Оно могло бы спасти её.
– Но чтобы это случилось с Ирмой! – воскликнула Кэрол. – Кто бы мог подумать?.. Она всегда была такой хладнокровной и собранной, никогда не суетилась и не теряла голову, как все мы.
– Она держала свои чувства при себе, а это не идёт на пользу здоровью, – объяснила Мелинда.
– Когда наступила смерть? – спросил Квиллер.
– Я бы сказала, что около трёх часов ночи. Кто-нибудь знает, когда она пришла в номер?
– Я не знаю. Я всегда ложилась спать, не дожидаясь её. Так она просила, – сказала Полли.
– А что теперь? – спросил Ларри.
– Не знаю. Мне не разрешили подписать свидетельство о смерти, – сказала Мелинда. – Это должен сделать местный врач. Я поставлю в известность родителей Ирмы и сделаю всё необходимое.
Будучи хорошо знакомым с отцом Ирмы, Квиллер вызвался позвонить Хасселричам.
– Спасибо, но я чувствую, что мне надо сделать это самой. Я смогу лучше объяснить, что произошло.
– Мы должны благодарить Бога, что вы здесь, Мелинда. Можем ли мы что-нибудь сделать для вас, ну хоть что-нибудь?
– Вы могли бы обсудить между собой, что делать с оставшейся частью нашей поездки. Я улетаю обратно вместе с телом. Констебль сказал мне, что предстоит ещё кое-какая бумажная волокита, но не должно возникнуть никаких проблем… Итак, с вашего позволения, я поднимусь к себе и переоденусь. Вы можете остаться здесь и поговорить.
Когда Аманда, живущая в другом крыле гостиницы, пришла и узнала о случившемся, она сказала:
– Я предлагаю отменить экскурсию и лететь домой. Кто-нибудь поддерживает моё предложение?
Полли возразила с уверенностью в голосе:
– Ирма предпочла бы, чтобы мы продолжили поездку, в этом я не сомневаюсь.
– Но разве мы знаем, что надо делать и куда ехать? – спросила Лайза.
– Все сведения находятся в её портфеле: маршрут, письменные договоры, карты и тому подобное. Я уверена, что мы сможем в точности осуществить её замысел. Поскольку у нас впереди свободный день, нам хватит времени на то, чтобы разработать план действий.
– Который теперь час в Пикаксе? – поинтересовался Райкер. – Я хочу позвонить Джуниору, чтобы он написал некролог. Ему потребуется кое-что разузнать, ведь Ирма была такой скрытной, никогда не разрешала нам рассказывать в газете о её благотворительной деятельности.
В зал начали стекаться постояльцы из другого крыла.
– Ребята, почему вы такие мрачные? – спросил появившийся Буши. – Уж не умер ли кто?
За завтраком участники «Бонни Скотс Тура» вяло обсуждали, чему посвятить этот день: обследовать ли магазины в деревне, понаблюдать ли, как приплывают рыбачьи лодки, переправиться ли на пароме на один из островов или побездельничать в гостинице. Ларри сказал, что прогуляется по холмам и поучит текст своей роли. Аманда решила вернуться в номер и лечь спать. Мак-Вэннелы объявили, что уезжают и возьмут напрокат машину, чтобы добраться до Эдинбурга. Своё решение они ничем не аргументировали, и никто не удосужился спросить, чем оно вызвано.
После завтрака Квиллер вместе со школьным инспектором отправились по петляющей дороге в деревню под холмом.
– Запомни, Лайл: там, где мы сейчас спускаемся, нам придётся подниматься, – предупредил Квиллер. – Мы будем вынуждены лезть на этот холм.
– Надеюсь, я не внёс свою лепту в ту психологическую нагрузку, которая была у Ирмы, когда «выпускал пар» насчёт шотландской истории и оспаривал её утверждения? – сказал Комптон. – Лайза велела мне держать мой большой рот на замке, но, чёрт побери, Ирма выводила меня из себя этими сентиментальными бреднями о романтическом восстании якобитов и её обожаемом принце Чарли.
– Не волнуйся. Она была непрошибаема. Её недаром называли «сержантом». Говорят, она командовала теми, кто был под её началом в Обществе помощи престарелым, как армейским батальоном.
Они ненадолго остановились полюбоваться мозаикой плоских крыш у подножия холма, изгибом бухты, полной лодок, и островами, безмятежно плавающими вдалеке по серебристому морю. А сзади возвышались холмы, которые, как альпийские луга, были усеяны овцами и руинами.
– Лайл, ты обещал рассказать мне, как овцы захватили Хайленд, – напомнил Квиллер.
– Не суди овец строго. Ты слышал когда-нибудь о «Шотландских чистках»?
– Только краем уха. Не возражаешь, если я запишу рассказ на магнитофон?
– Пожалуйста… Как тебе известно, – начал он, – когда восстание было подавлено, систему деления на кланы умышленно уничтожили и жителям горной Шотландии запретили законом носить килты и играть на волынках. Вместо вождей кланов появились богатые лендлорды, которые стали сдавать клочки земли в аренду мелким фермерам, жившим в хижинах вместе с домашним скотом. Но росла потребность в мясе и шерсти, и крупные лендлорды поняли, что разводить овец легче и прибыльнее, чем собирать арендную плату с бедных фермеров. Овцы также могли давать деньги для предпринимателей в Эдинбурге и Лондоне.
– Агробизнес в стиле восемнадцатого века, – заметил Квиллер.
– Вот именно! Справедливости ради скажу, что не все лендлорды были злодеями, несколько семей из древних родов всячески старались помочь своим людям, но сочетание перенаселённости с устаревшими методами ведения сельского хозяйства привело к тому, что мелкие фермеры почти умирали с голоду.
– Что же произошло, когда их вытеснили овцы?
– Их согнали с земли, запретив охотиться, ловить рыбу и пасти скот. Их жалкие фермы сожгли у них же на глазах.
– Куда же они пошли?
– Несчастных обрекли жить в нищете в трущобах больших городов или в бедных прибрежных деревнях. Многих переправили в Северную Америку, но это уже другая история. Судовладельцы использовали их положение, перевозя горемык на дырявых посудинах, набитых до отказа, без достаточного запаса пищи и воды… Зря я завёл об этом разговор, у меня поднимается давление.
Они пошли вдоль берега, наблюдая за подплывающими к берегу рыбачьими лодками, окруженными пронзительно кричащими чайками. Рыбаки выгружали на пристань сети с креветками. Доки были недавно покрашены, домики стояли в ряд близко друг к другу. На многих окнах висели короткие занавески, что позволяло кошкам расположиться на подоконниках.
– Нынешние шотландцы – милейшие люди, – заметил Лайл, – общительные, гостеприимные, остроумные, но в своём кровавом прошлом они преспокойно резали врагам горло и лили на них расплавленный свинец. Они поели в кафе и вернулись в гостиницу. Там они узнали, что Мелинда, взяв напрокат машину, уехала в Глазго. Она оставила записку: Не осуждайте меня за то, что я отказываюсь от оставшейся части экскурсии. Это мой долг по отношению к Ирме. Лайза сообщила Квиллеру:
– Мы с Полли уложили вещи Ирмы, чтобы отправить их домой. Полли совершенно сломлена. Она в своей комнате и просила её не тревожить.
– Как я догадываюсь, она имела в виду меня, – сказал он.
Для него смерть Ирмы была предлогом, чтобы позвонить Милдред Хенстейбл и узнать о сиамцах. Он часто думал о них. Но избегал говорить об этом с кем-либо, кроме Полли. Довольно было и того, что Грэейс Атли всем сидящим рядом с ней в автобусе демонстрировала фотографии своих игрушечных медвежат. Он часто смотрел на часы, отбрасывал пять часов и представлял себе, как его кошки завтракают или предаются послеполуденному отдыху. Он размышлял над тем, как складываются их отношения с Милдред, и спрашивал себя, не толстеют ли они от её готовки. Да, наконец, его весьма занимало, скучают ли они по нему.
Когда он позвонил в Пикакс, там было восемь утра, и Милдред уже слышала по местному радио известие о смерти Ирмы.
– Они не передавали никаких подробностей, – сказала она. – Надеюсь узнать больше из газеты, когда она выйдет.
– У неё остановилось сердце. Она была всё время в напряжении. Руководить туристической поездкой – нелегкая задача для непрофессионального гида, да ещё если имеешь дело с компанией индивидуалистов вроде меня. Некролог, вероятно, будет в сегодняшней газете. Пожалуйста, сохрани его для меня… Как ведут себя кошки?
– Мы прекрасно ладим. Когда я вышиваю, они садятся на пяльцы и следят за движением иголки. Коко помогает мне гадать.
– Если бы эти сиамцы были людьми, – объяснил Квиллер, – то Юм-Юм получала бы призы на конкурсе красоты штата, а Коко изобрёл бы лекарство от простуды… Он рядом? Подними его к трубке.
Было слышно, как Милдред разговаривает с кошками. До него донеслось слабое мяуканье, потом уговоры, потом мяуканье стало громче.
– Привет, Коко! – закричал Квиллер. – Как дела? Ты заботишься о Юм-Юм?
Коту потребовалось некоторое время для осознания, что так хорошо знакомый ему голос доносится из прибора у его уха; поняв это, он захотел взять всю инициативу разговора на себя, оглушительно мяукая и даже кусая трубку.
Квиллер поморщился и закричал:
– Хватит! Убери его!
Послышался шум борьбы, уговоры, а затем Милдред снова взяла трубку.
– Я хочу сообщить тебе об одной необычной вещи, – сказала она. – Прошлым вечером я вышивала и вдруг услышала непонятное завывание, доносившееся откуда-то сверху. Коко выл в ванной. От его воя у меня просто стыла кровь. Я поднялась и поговорила с ним, и он в конце концов замолчал, но я в самом деле испугалась.
– В котором часу это произошло?
– Между половиной десятого и десятью, когда выступает этот полоумный диск-жокей. Я выключила приёмник, решив, что Коко протестует против передачи.
– Я не виню кота, – сказал Квиллер. – Этот парень и меня порой заставляет взвыть.
Ещё не повесив трубку, он вдруг осознал, что Коко выл между половиной третьего и тремя часами ночи по Гринвичу. Кот знал время, когда умерла Ирма. А между ним и этой смертью, которую он почувствовал, лежал океан!
Только одиннадцать из шестнадцати путешественников явились в этот вечер на обед, и они вели себя гораздо тише, чем обычно. Сначала был подан куриный бульон, заправленный луком, с маленькими пирожками, потом тушёный барашек с ячневой кашей и репой и какое-то блюдо из картошки и лука.
– Кто-нибудь видел сегодня Брюса? – спросил Лайл Комптон.
Но водителя автобуса не видел никто. Все решили, что он заслужил свободный день, и теперь было непонятно, знает ли он о смерти Ирмы.
– Согласно документам, найденным в портфеле Ирмы, – подала голос Лайза, – Брюсу запрещается курить на работе или общаться с пассажирами, и он должен в любое время выглядеть опрятно. За это он получает тысячу долларов плюс наши чаевые и вдобавок обеспечивается питанием и жильем. Ему был выплачен аванс в размере ста долларов.
– В конце поездки мы должны дать ему щедрые чаевые, – напомнил Ларри. – Он водитель высокого класса. Пока мы завтракаем, он незаметно переносит багаж, и автобус в назначенное время всегда готов к отъезду. Он держится неприветливо, но услужлив, если дело касается его работы. – Все с этим согласились.
После обеда Лайза сказала Квиллеру:
– Мы с Полли решили, что наше путешествие должен возглавить Ларри.
– После пяти дней общения с одними и теми же людьми я уже не знаю, о чём говорить, и не имею охоты слушать других, – ответил он.
– Можно войти? Я хочу проверить твой пульс и температуру. Пожалуйста, сядь, вон там. – Её сопровождало облако духов, пленявших его три года назад, а теперь раздражавших своим слишком сладким мускусным запахом. Она вставила ему в рот термометр, сосчитала пульс приподняла веки и посмотрела на глазные яблоки.
– По всем показателям, ты ещё жив, – сказала она, доставая из своей чёрной медицинской сумки фляжку, – не хочешь ли сделать глоток в медицинских целях?
– Ты забыла, Мелинда, что я не переношу алкоголь.
– Где твой чайник? Мы выпьем по хорошей чашке чая, как здесь принято говорить. – Она пошла в ванную и налила в чайник воды. – Как тебе наше путешествие?
– Слишком много всего. Слишком много еды, слишком много разговоров, слишком много поездок в автобусе, слишком много туристов.
Мелинда бесцеремонно слонялась по номеру.
– У тебя довольно удобная комната. Двойные номера лучше одиночных. Я в девятом номере в конце коридора – для сведения, – и обстановка вызывает у меня желудочные колики. Зато из моего окна прекрасный вид на озеро. Возможно, Арчи был бы рад поменяться со мной местами, – сказала она, озорно поглядывая на него.
– Кто-нибудь знает название этого озера? Для меня они все одинаковые, – сказал Квиллер, большой специалист по части игнорирования намеков.
– Ну расскажи мне о себе, Квилл. Чем ты занимался последние три года?
– Иногда я сам себя спрашиваю об этом. Эти годы пролетели, как мгновение. – Он не был расположен к общению и не хотел вдаваться в подробности.
– Ты явно ещё не женат.
– В Мускаунти, казалось мне, все уже прекрасно поняли, что я неподходящее зерно для брачной мельницы.
Мелинда налила чай и что-то плеснула из фляжки в свою чашку.
– Я надеюсь, мы сможем начать с того места, где остановились.
– Я повторяю тебе, Мелинда, то же самое, что говорил раньше. Тебе нужен сверстник, человек твоего поколения.
– А мне нравятся мужчины постарше.
– А мне нравятся женщины постарше, – сказал он с жестокой прямотой.
– Ой! – с деланным испугом вскрикнула она и затем проказливо добавила: – Разве тебе не хотелось бы иметь подружку-дублершу для юношеских порывов?
– Хороший чай, – сказал он, хотя терпеть не мог чая. – Тебе надо было заварить два пакетика.
– Тебе так же… гм… хорошо с твоей нынешней возлюбленной, как было со мной?
– Это что, допрос с пристрастием? По-моему, ты превышаешь свои полномочия терапевта.
Она была не из тех, кто легко сдаётся.
– Тебе никогда не хотелось иметь детей, Квилл? Полли для этого немного старовата.
– Честно говоря, нет! – сказал он, раздраженный её вторжением в его личную жизнь. – Я холостяк волею случая, выбора и склада характера, и потомство не входит в мою систему ценностей.
– С таким количеством денег ты просто обязан иметь наследников.
– Все мои деньги в Фонде К., и пойдут они на благо нашего округа с населением одиннадцать тысяч двести семьдесят девять человек, по последним данным. Значит, у меня одиннадцать тысяч двести семьдесят девять наследников – цифра достаточно внушительная, по-моему.
– Ты не пьёшь чай.
– Более того, меня возмущают советы, как мне распоряжаться своим состоянием.
– Квилл, ты превращаешься в ворчливого старого холостяка. Я считаю, что женитьба пошла бы тебе на пользу. Говорю это тебе как твой лечащий врач. – Она присела на ручку его кресла. – Не шевелись! Я хочу осмотреть твою шишку.
– Извини, – сказал он и ушёл в ванную, где сосчитал до десяти, а потом до ста десяти, прежде чем почувствовал, что может общаться с Мелиндой дальше. Вернувшись, он увидел, что она скинула туфли и удобно устроилась на кровати рядом с горой подушек.
– Не хочешь присоединиться ко мне? – игриво пригласила она. – Мне нравятся красные пижамы.
Своё отношение к этому предложению он выразил, меря шагами комнату и не произнося ни слова.
– Позволь мне кое-что объяснить, Квилл, – рассудительно начала Мелинда. – Три года назад я мечтала выйти за тебя замуж, считая, что нам будет очень хорошо вместе. Теперь к этому прибавилась ещё пара причин. Клан Гудвинтеров вымирает, и я хочу иметь сыновей, которые будут носить эту фамилию. Я очень горжусь фамилией Гудвинтер. Поэтому я делаю тебе предложение, ведь, живя в наших краях, нужно придерживаться общепринятых норм. Если ты на мне женишься, то через три года сможешь получить свободу, а наши дети в конце концов останутся под фамилией Гудвинтер. Мы могли бы очень неплохо провести время вместе.
– Ты не в своём уме, – сказал он, внезапно заподозрив, что этот её странный взгляд объясняется просто ненормальностью.
– А вторая причина в том, что я разорена! – продолжала она с той бесстыдной откровенностью, которая его некогда привлекала. – Отец оставил мне в наследство только долги и старый, никому не нужный особняк.
– Фонд может помочь тебе. Ему поручено содействовать развитию здравоохранения в нашем округе.
– Я не хочу помощи от организации. Мне нужен ты!
– Скажу прямо, Мелинда, мой ответ – нет!
– Почему ты не хочешь подумать? Пусть эта идея немного отстоится.
Квиллер подошёл к двери и, взявшись за ручку, произнес:
– Знаешь, Мелинда, если я и женюсь на ком-нибудь, то это будет Полли, и поставим на этом точку. А теперь, извини, мне надо немного отдохнуть… Не забудь свои туфли.
Если Мелинда, как любая женщина, которую унизили, и была вне себя от бешенства, то гудвинтеровская гордость не позволила ей это показать.
– Прими пару таблеток аспирина и загляни ко мне утром, дорогой, – сказала она, презрительно подмигнув, и прошла мимо, слегка коснувшись его, с туфлями в руках.
Негодующе фыркая в усы, Квиллер произнёс несколько ругательств до того, как выключил магнитофон. Когда в одиннадцать часов Арчи вошёл в комнату, он читал книжечку о клане Макинтошей.
– Квилл, ты ещё не спишь? Ну, отдохнул хоть немного?
– Сюда заглянула Мелинда пощупать мой пульс, и я довольно долго не мог от неё отделаться. Эта девушка становится назойливой.
– Я так и думал. В целях самообороны тебе, возможно, придётся жениться на Полли. Если Полли тебя отвергнет, то как насчёт Аманды? Я уступаю тебе прелестную Аманду.
– Мне не до шуток. Арчи.
– Что ж, я готов отправиться на боковую. А ты? Полли с Ланспиками и Комптонами играет в «Двадцать вопросов». Аманда выигрывает в карты у Мак-Вэннелов и Буши, она наверняка жульничает. Двайт на террасе упражняется на своей дудочке, и ему повезёт, если никто его не пристрелит.
– Репортёр всегда остается репортёром, – заметил Квиллер.
– Я не видел Ирмы. За обедом у неё был очень хриплый голос. Слишком много болтала в этот чёртов микрофон! Да и вечера на сыром ночном воздухе не могли пойти на пользу её голосовым связкам… Как твоя шишка на голове, Квилл?
– Проходит, но мне хотелось бы знать, кто так отчаянно кричал «берегись» в этом замке и почему.
Так кончился пятый день путешествия.
На рассвете шестого дня Квиллера разбудили пронзительные крики в коридоре и неистовый стук в чью-то дверь.
Райкер, сидя на кровати, спрашивал:
– Что случилось? Мы горим?
Послышался топот бегущих ног, Квиллер выглянул в коридор, где в дверных проёмах появились головы других постояльцев. Хозяин гостиницы промчался мимо них и исчез в одиннадцатом номере, занимаемом Полли и Ирмой.
– О господи! – крикнул через плечо Квиллер Райкеру. – С нашими дамами что-то случилось!
Когда он выскочил в коридор, впереди него бежала жена хозяина. Муж крикнул ей:
– Звони констеблю. У одной из приезжих приступ! Звони констеблю!
Квиллер поспешил к номеру в конце коридора, и у него вырвался вздох облегчения при виде стоящей там в ночной рубашке Полли. Она горько плакала, закрыв лицо руками. Мелинда в пижаме склонилась над одной из кроватей.
– Что случилось? – спросил он, обнимая Полли.
– По-моему, Ирма умерла! – сквозь слезы проговорила она. – Несколько минут назад я вдруг проснулась, и у меня появилось это ужасное ощущение присутствия смерти. Я позвала Мелинду. – Полли снова зарыдала.
Не выпуская Полли из объятий, Квиллер спросил Мелинду:
– Я могу чем-нибудь помочь?
Комната наполнилась остальными туристами в ночном белье.
– Уведите всех из комнаты и из коридора, пока сюда не прибудут представители власти. Уходите! Уходите! Я потом поговорю со всеми внизу.
Взволнованные свидетели поплелись в свои номера, переговариваясь шёпотом:
– Ирма умерла?
– В чём дело? Кто-нибудь знает, что произошло?
– Какой ужас! Кто сообщит её родителям?
– Это убьет их. Она их единственный ребенок, а они уже старые.
– Ей всего сорок два года.
Лайл Комптон толкнул Квиллера локтем:
– Как по-твоему, с ней не могло чего-нибудь произойти на вересковом поле?
Постояльцы быстро оделись и собрались внизу, в маленьком зале, где жена хозяина подала горячий чай, бормоча слова сочувствия, которых никто не понимал и даже не слушал. Всех мучил один и тот же вопрос: что теперь делать?
Они услышали, как во двор въехали машины, потом они уехали, и в конце концов в зал вошла Мелинда в халате и шлёпанцах, непричесанная и ненакрашенная.
Она была бледной и расстроенной. Все замолчали, и она глухо сказала:
– Ирма была первой пациенткой, пришедшей в мою клинику, и на самом деле я отправилась в это путешествие ради неё. И я её потеряла!
Когда кто-то задал вопрос о причине смерти, Квиллер включил магнитофон. В этот момент он мог только сочувствовать молодому врачу, пребывавшему в полном смятении.
– Остановка сердца, – устало ответила Мелинда. – При таком больном сердце ей ни в коем случае нельзя было взваливать на себя эту экскурсию. Вы ведь знаете, она всегда стремилась чем-нибудь руководить и делать все как можно лучше.
– Я не знала, что у неё больное сердце, – вздохнула Полли. – Она никогда об этом не говорила, а ведь мы были близкими подругами.
– Она была слишком горда, чтобы признаться в какой-либо слабости, и слишком независима, чтобы послушаться моего совета или хотя бы принимать прописанное мною лекарство. Оно могло бы спасти её.
– Но чтобы это случилось с Ирмой! – воскликнула Кэрол. – Кто бы мог подумать?.. Она всегда была такой хладнокровной и собранной, никогда не суетилась и не теряла голову, как все мы.
– Она держала свои чувства при себе, а это не идёт на пользу здоровью, – объяснила Мелинда.
– Когда наступила смерть? – спросил Квиллер.
– Я бы сказала, что около трёх часов ночи. Кто-нибудь знает, когда она пришла в номер?
– Я не знаю. Я всегда ложилась спать, не дожидаясь её. Так она просила, – сказала Полли.
– А что теперь? – спросил Ларри.
– Не знаю. Мне не разрешили подписать свидетельство о смерти, – сказала Мелинда. – Это должен сделать местный врач. Я поставлю в известность родителей Ирмы и сделаю всё необходимое.
Будучи хорошо знакомым с отцом Ирмы, Квиллер вызвался позвонить Хасселричам.
– Спасибо, но я чувствую, что мне надо сделать это самой. Я смогу лучше объяснить, что произошло.
– Мы должны благодарить Бога, что вы здесь, Мелинда. Можем ли мы что-нибудь сделать для вас, ну хоть что-нибудь?
– Вы могли бы обсудить между собой, что делать с оставшейся частью нашей поездки. Я улетаю обратно вместе с телом. Констебль сказал мне, что предстоит ещё кое-какая бумажная волокита, но не должно возникнуть никаких проблем… Итак, с вашего позволения, я поднимусь к себе и переоденусь. Вы можете остаться здесь и поговорить.
Когда Аманда, живущая в другом крыле гостиницы, пришла и узнала о случившемся, она сказала:
– Я предлагаю отменить экскурсию и лететь домой. Кто-нибудь поддерживает моё предложение?
Полли возразила с уверенностью в голосе:
– Ирма предпочла бы, чтобы мы продолжили поездку, в этом я не сомневаюсь.
– Но разве мы знаем, что надо делать и куда ехать? – спросила Лайза.
– Все сведения находятся в её портфеле: маршрут, письменные договоры, карты и тому подобное. Я уверена, что мы сможем в точности осуществить её замысел. Поскольку у нас впереди свободный день, нам хватит времени на то, чтобы разработать план действий.
– Который теперь час в Пикаксе? – поинтересовался Райкер. – Я хочу позвонить Джуниору, чтобы он написал некролог. Ему потребуется кое-что разузнать, ведь Ирма была такой скрытной, никогда не разрешала нам рассказывать в газете о её благотворительной деятельности.
В зал начали стекаться постояльцы из другого крыла.
– Ребята, почему вы такие мрачные? – спросил появившийся Буши. – Уж не умер ли кто?
За завтраком участники «Бонни Скотс Тура» вяло обсуждали, чему посвятить этот день: обследовать ли магазины в деревне, понаблюдать ли, как приплывают рыбачьи лодки, переправиться ли на пароме на один из островов или побездельничать в гостинице. Ларри сказал, что прогуляется по холмам и поучит текст своей роли. Аманда решила вернуться в номер и лечь спать. Мак-Вэннелы объявили, что уезжают и возьмут напрокат машину, чтобы добраться до Эдинбурга. Своё решение они ничем не аргументировали, и никто не удосужился спросить, чем оно вызвано.
После завтрака Квиллер вместе со школьным инспектором отправились по петляющей дороге в деревню под холмом.
– Запомни, Лайл: там, где мы сейчас спускаемся, нам придётся подниматься, – предупредил Квиллер. – Мы будем вынуждены лезть на этот холм.
– Надеюсь, я не внёс свою лепту в ту психологическую нагрузку, которая была у Ирмы, когда «выпускал пар» насчёт шотландской истории и оспаривал её утверждения? – сказал Комптон. – Лайза велела мне держать мой большой рот на замке, но, чёрт побери, Ирма выводила меня из себя этими сентиментальными бреднями о романтическом восстании якобитов и её обожаемом принце Чарли.
– Не волнуйся. Она была непрошибаема. Её недаром называли «сержантом». Говорят, она командовала теми, кто был под её началом в Обществе помощи престарелым, как армейским батальоном.
Они ненадолго остановились полюбоваться мозаикой плоских крыш у подножия холма, изгибом бухты, полной лодок, и островами, безмятежно плавающими вдалеке по серебристому морю. А сзади возвышались холмы, которые, как альпийские луга, были усеяны овцами и руинами.
– Лайл, ты обещал рассказать мне, как овцы захватили Хайленд, – напомнил Квиллер.
– Не суди овец строго. Ты слышал когда-нибудь о «Шотландских чистках»?
– Только краем уха. Не возражаешь, если я запишу рассказ на магнитофон?
– Пожалуйста… Как тебе известно, – начал он, – когда восстание было подавлено, систему деления на кланы умышленно уничтожили и жителям горной Шотландии запретили законом носить килты и играть на волынках. Вместо вождей кланов появились богатые лендлорды, которые стали сдавать клочки земли в аренду мелким фермерам, жившим в хижинах вместе с домашним скотом. Но росла потребность в мясе и шерсти, и крупные лендлорды поняли, что разводить овец легче и прибыльнее, чем собирать арендную плату с бедных фермеров. Овцы также могли давать деньги для предпринимателей в Эдинбурге и Лондоне.
– Агробизнес в стиле восемнадцатого века, – заметил Квиллер.
– Вот именно! Справедливости ради скажу, что не все лендлорды были злодеями, несколько семей из древних родов всячески старались помочь своим людям, но сочетание перенаселённости с устаревшими методами ведения сельского хозяйства привело к тому, что мелкие фермеры почти умирали с голоду.
– Что же произошло, когда их вытеснили овцы?
– Их согнали с земли, запретив охотиться, ловить рыбу и пасти скот. Их жалкие фермы сожгли у них же на глазах.
– Куда же они пошли?
– Несчастных обрекли жить в нищете в трущобах больших городов или в бедных прибрежных деревнях. Многих переправили в Северную Америку, но это уже другая история. Судовладельцы использовали их положение, перевозя горемык на дырявых посудинах, набитых до отказа, без достаточного запаса пищи и воды… Зря я завёл об этом разговор, у меня поднимается давление.
Они пошли вдоль берега, наблюдая за подплывающими к берегу рыбачьими лодками, окруженными пронзительно кричащими чайками. Рыбаки выгружали на пристань сети с креветками. Доки были недавно покрашены, домики стояли в ряд близко друг к другу. На многих окнах висели короткие занавески, что позволяло кошкам расположиться на подоконниках.
– Нынешние шотландцы – милейшие люди, – заметил Лайл, – общительные, гостеприимные, остроумные, но в своём кровавом прошлом они преспокойно резали врагам горло и лили на них расплавленный свинец. Они поели в кафе и вернулись в гостиницу. Там они узнали, что Мелинда, взяв напрокат машину, уехала в Глазго. Она оставила записку: Не осуждайте меня за то, что я отказываюсь от оставшейся части экскурсии. Это мой долг по отношению к Ирме. Лайза сообщила Квиллеру:
– Мы с Полли уложили вещи Ирмы, чтобы отправить их домой. Полли совершенно сломлена. Она в своей комнате и просила её не тревожить.
– Как я догадываюсь, она имела в виду меня, – сказал он.
Для него смерть Ирмы была предлогом, чтобы позвонить Милдред Хенстейбл и узнать о сиамцах. Он часто думал о них. Но избегал говорить об этом с кем-либо, кроме Полли. Довольно было и того, что Грэейс Атли всем сидящим рядом с ней в автобусе демонстрировала фотографии своих игрушечных медвежат. Он часто смотрел на часы, отбрасывал пять часов и представлял себе, как его кошки завтракают или предаются послеполуденному отдыху. Он размышлял над тем, как складываются их отношения с Милдред, и спрашивал себя, не толстеют ли они от её готовки. Да, наконец, его весьма занимало, скучают ли они по нему.
Когда он позвонил в Пикакс, там было восемь утра, и Милдред уже слышала по местному радио известие о смерти Ирмы.
– Они не передавали никаких подробностей, – сказала она. – Надеюсь узнать больше из газеты, когда она выйдет.
– У неё остановилось сердце. Она была всё время в напряжении. Руководить туристической поездкой – нелегкая задача для непрофессионального гида, да ещё если имеешь дело с компанией индивидуалистов вроде меня. Некролог, вероятно, будет в сегодняшней газете. Пожалуйста, сохрани его для меня… Как ведут себя кошки?
– Мы прекрасно ладим. Когда я вышиваю, они садятся на пяльцы и следят за движением иголки. Коко помогает мне гадать.
– Если бы эти сиамцы были людьми, – объяснил Квиллер, – то Юм-Юм получала бы призы на конкурсе красоты штата, а Коко изобрёл бы лекарство от простуды… Он рядом? Подними его к трубке.
Было слышно, как Милдред разговаривает с кошками. До него донеслось слабое мяуканье, потом уговоры, потом мяуканье стало громче.
– Привет, Коко! – закричал Квиллер. – Как дела? Ты заботишься о Юм-Юм?
Коту потребовалось некоторое время для осознания, что так хорошо знакомый ему голос доносится из прибора у его уха; поняв это, он захотел взять всю инициативу разговора на себя, оглушительно мяукая и даже кусая трубку.
Квиллер поморщился и закричал:
– Хватит! Убери его!
Послышался шум борьбы, уговоры, а затем Милдред снова взяла трубку.
– Я хочу сообщить тебе об одной необычной вещи, – сказала она. – Прошлым вечером я вышивала и вдруг услышала непонятное завывание, доносившееся откуда-то сверху. Коко выл в ванной. От его воя у меня просто стыла кровь. Я поднялась и поговорила с ним, и он в конце концов замолчал, но я в самом деле испугалась.
– В котором часу это произошло?
– Между половиной десятого и десятью, когда выступает этот полоумный диск-жокей. Я выключила приёмник, решив, что Коко протестует против передачи.
– Я не виню кота, – сказал Квиллер. – Этот парень и меня порой заставляет взвыть.
Ещё не повесив трубку, он вдруг осознал, что Коко выл между половиной третьего и тремя часами ночи по Гринвичу. Кот знал время, когда умерла Ирма. А между ним и этой смертью, которую он почувствовал, лежал океан!
Только одиннадцать из шестнадцати путешественников явились в этот вечер на обед, и они вели себя гораздо тише, чем обычно. Сначала был подан куриный бульон, заправленный луком, с маленькими пирожками, потом тушёный барашек с ячневой кашей и репой и какое-то блюдо из картошки и лука.
– Кто-нибудь видел сегодня Брюса? – спросил Лайл Комптон.
Но водителя автобуса не видел никто. Все решили, что он заслужил свободный день, и теперь было непонятно, знает ли он о смерти Ирмы.
– Согласно документам, найденным в портфеле Ирмы, – подала голос Лайза, – Брюсу запрещается курить на работе или общаться с пассажирами, и он должен в любое время выглядеть опрятно. За это он получает тысячу долларов плюс наши чаевые и вдобавок обеспечивается питанием и жильем. Ему был выплачен аванс в размере ста долларов.
– В конце поездки мы должны дать ему щедрые чаевые, – напомнил Ларри. – Он водитель высокого класса. Пока мы завтракаем, он незаметно переносит багаж, и автобус в назначенное время всегда готов к отъезду. Он держится неприветливо, но услужлив, если дело касается его работы. – Все с этим согласились.
После обеда Лайза сказала Квиллеру:
– Мы с Полли решили, что наше путешествие должен возглавить Ларри.