В качестве текста подойдут интервью со старыми обитателями дома – такие, доживающие свой век среди увядшей роскоши, наверняка отыщутся. Обидно, что миссис Баттон не прожила чуть дольше. Можно даже задать несколько вопросов Изабелле Уилбертон.
Пока он прикидывал различные варианты, дверь Красного лифта отворилась и из кабины вышла светловолосая менеджер из ресторана Роберто, рядом с которой шагал бледный мужчина много моложе её. Это был тот самый человек с повязкой на месте его правого уха.
Шарлот Руп выглядела удивительно жизнерадостна
– Мистер Квиллер! – воскликнула она. – Познакомьтесь, пожалуйста, с моим другом Реймондом Димвитти. Рей, это мистер Квиллер, о котором я тебе столько рассказывала.
Не доверяя ушам, Квиллер попросил:
– Не могли бы вы побуквенно произнести фамилию: не уловил.
– Д-а-н-в-у-д-и, – Сказал мужчина.
Квиллер. обмениваясь приветствиями, делал героическое усилие, стараясь не смотреть на ушную повязку.
– По субботам мы всегда ходим обедать в ресторан, а затем – в кино, – сообщила Шарлот. – Тогда получаешь скидку, но я не хочу оказаться в ресторане до четырёх часов.
– Приятно вам провести время. Погода, кажется, благоприятствует, – учтиво сказал Квиллер.
Красный лифт ушёл без него, пришлось ждать Зелёного. Всё это время он гадал: как встретилась эта странная парочка? Уже далеко не молодая Шарлот с её стародевичьим пылом и белыми волосами, похожими на сахарную вату, и Реймонд Данвуди с пластырем на ухе и тупым выражением лица, мужчина, которому не было и сорока пяти. Когда кабина лифта остановилась и нехотя распахнула двери, какая-то женщина, поднимавшаяся из прачечной с корзиной белья, весело вскрикнула:
– Ух ты, теперь тут у нас знаменитые богатеи живут! – и громко рассмеялась.
– Будь я богат и знаменит, стал бы я жить в вашей старой развалюхе «Касабланке», – проговорил Квиллер с натянутым добродушием, за которым скрывалось раздражение. Он вышел на третьем, решив воспользоваться лестницей, мысленно проклиная Сашу, как там её, за то, что та посмела раскрыть его финансовое положение. Ему нравилось разыгрывать из себя журналиста в отставке, но играть роль миллионера он не собирался. В какой-то момент ему даже захотелось переехать в пеннимановскую «Плазу», однако он вспомнил, что гостиницы не позволяют держать в номерах кошек.
Неожиданно внизу завыла сирена «скорой помощи». Что, ещё одна потеря? Кто на этот раз?
Открыв дверь в 14-А, он увидел подсунутую под створку газетную вырезку с припиской от Эмби: "Вы это видели?" Это была статья из субботней «Зыби»: интервью с одним из директоров «Пенниман, Грейстоун энд Фладд». Рексвелл Фладд утверждал, что будущие площади «Ворот Альказара» уже распределены на пятьдесят процентов и работы начнутся раньше предполагаемого срока. С фотографии смотрело длинное узкое лицо строителя с высокими скулами, обрамлённое ломкими волосами. Квиллер с отвращением смял газету и сунул её в мусорную корзину.
Мгновенно раздалось лёгкое шлепанье бархатистых лапок, и из спальни выскочила спящая красавица Юм-Юм, которая тут же сунула нос в корзину и выудила смятую бумажку. Звук мнущейся бумаги она расслышала даже во сне. Квиллер отнял вырезку, не желая, чтобы кошка жевала просвинцованную газету. Мельком он ещё раз взглянул на фотографию и подумал о том, что где-то уже видел это лицо.
Юм-Юм здорово разозлилась, и, чтобы восстановить мир и порядок, Квиллеру пришлось приласкать её, наговорить ей кучу комплиментов о её красоте, приятности в обхождении и величавости характера. Она муркнула и отправилась обратно на постель.
«Почему она всё время валяется на матраце? – спросил сам себя Квиллер. – Из-за смога? Или, может быть, она получила стресс?»
Коко всё это время ждал его, восседая на столе для скрэбла, и первые два раунда выиграл с такой легкостью, что бывшему журналисту пришлось изменить правила, по которым они играли: он ввёл в обращение имена собственные, сленг и иностранные слова. Но кот продолжал выигрывать. Человек же получал удовольствие от смакования слов типа «мерси», «пока» и «облом». Почти в самом конце игры он собрал слово «плюх», оказавшееся пророческим.
Вообще-то он собирался провести весь день в библиотеке, поэтому на пути к центру решил остановиться в пеннимановской «Плазе» пообедать. Кафе находилось на втором этаже. Квиллер только шагнул на эскалатор, как у себя за спиной услышал надтреснутый голос:
– Помогите!
Он повернулся и краем глаза увидел грязную седую бороду. В ту же секунду кто-то схватил его за руку. Дальнейшее происходило словно при замедленной съемке: его рука тянется к поручню… не дотягивается… тело заваливается назад… ноги оказываются впереди… ступеньки надвигаются, чтобы встретить его позвоночник… эскалатор продолжает работать, а он выезжает на второй этаж вперед ногами.
Более абсурдной позы придумать невозможно. Квиллер растерялся, но вопли окружающих напомнили ему о происшествии в метро. Он собрался с силами и за несколько секунд в очень узком пространстве выполнил сложнейший пируэт: закинул ноги за голову, достал коленями ступеньки, распрямился и встал. Когда он сходил с эскалатора на площадку второго этажа его встретили заботливые руки.
– Сэр, вы не ушиблись? – спросил его охранник.
– Не думаю, – ответил Квиллер. – Скорее удивился.
– Позвольте, сэр, отвести вас в кабинет управляющего.
– Сначала я хотел бы присесть, выпить чашку кофе и сообразить, что же всё-таки произошло.
– Кофе можно выпить прямо здесь, в баре, сэр. Вы уверены, что с вами всё в порядке? – Охранник в форме отвёл Квиллера в притемнённый зал. – Пойду сообщу менеджеру, сэр. Пусть отправит кого-нибудь вниз.
– Мистер Квиллер, что стряслось? – воскликнул бармен с рыжими усами, и Квиллер узнал бегуна из «Касабланки».
– Честно сказать, не знаю. На сцене появился ещё один охранник в форме.
– Я был внизу и всё видел. Один из этих бродяг, которые вечно слоняются где ни попадя, едва держался на ногах, а хотел попасть на эскалатор. Я сказал ему, что нельзя, вот тогда он и схватил этого мужчину за руку.
– И я поехал вверх ногами, – пояснил Квиллер бармену. – Конечно, бывало, что я двигался вверх ногами в куда более сложных ситуациях, но надо заметить, что ощущение сейчас презабавное.
– Вам следует крепко выпить. Что налить?
– Мои деньки с крепкой выпивкой давно в прошлом, но я не откажусь от чашки крепкого кофе.
– Один момент.
Квиллер с удовольствием отхлебнул из чашки душистого напитка, охранники увивались рядом, поджидая прихода начальства.
– Моё имя вам известно. А как зовут вас? – спросил Квиллер бармена.
– Рэнди. Рэнди Юпитер. Помню вашу колонку, когда вы писали для «Прибоя», – обзор ресторанной жизни. Я их вырезал все до одной и проверял в выходные. Вы оказывались всегда правы. Во всём!
Квиллер пригладил усы. Любимой похвалой были замечания о том, что его колонку вырезают.
– С тех самых пор в городе открылось множество самых разных кафе, баров, ресторанов, – сказал он. – Меня здесь не было три года.
– И не говорите! Похоже, теперь дома никто не готовит. Как долго вы здесь пробудете? Могу порекомендовать несколько неплохих заведений.
– Точно сказать не могу. Я пишу книгу о «Касабланке», поэтому всё зависит от того, сколько времени уйдёт на подбор материалов.
– В «Зыби» написали, будто вы собираетесь купить это здание, – с ухмылкой произнёс Юпитер.
– Не верьте тому, что печатается в «Зыби». Держитесь лучше за «Прибой», мой мальчик.
– Кажется, вы говорили, что живёте на четырнадцатом?
– В14-А.
– Это ведь квартира Бессингер. Никогда там не был, но, говорят, это класс.
– Да. Уникальная квартира, – согласился Квиллер.
Появилась помощница менеджера, и Квиллер заверил её, что не ушибся и не видит никаких причин обвинять в чем бы то ни было гостиницу. Он охотно снабдил представительную молодую женщину нужной для отчёта информацией и принял ваучеры в ресторан и химчистку. Когда сделка была закончена, бармен заметил Квиллеру:
– Неплохо получилось.
– Ну, она могла бы сходить со мной в ресторан, – парировал Квиллер.– Тогда в езде вперёд ногами был бы смысл. Давно ли вы живете в «Касабланке»?
– Всего несколько месяцев. Любите джаз?
– В колледже сходил по нему с ума, но в последнее время практически ничего не слушал. – Квиллеру было приятно разговаривать с барменом, что не противоречило его теории, по которой мужчин с большими усами тянуло к мужчинам с большими усами, толстяков – к толстякам, длинноволосых и бородатых – к длинноволосым и бородатым.
– У меня отличная коллекция старых джазовых исполнителей, – похвастался Юпитер. – Если захотите послушать таких величайших музыкантов, как Джерри Ролл, Дюк…
– А Чарли Паркер у вас есть?
– Есть. Просто постучите. Я живу в 6-А.
– В моей квартире стоит фантастическая стереосистема с безумными колонками, – сказал Квиллер. – Может, захотите послушать какие-нибудь пластинки.
– Запросто.
– Я с вами свяжусь.
– Звоните или сюда, или домой. – Юпитер нацарапал два номера телефона на салфетке.
– Хорошо. Ну, я, кажется, созрел для обеда.
Обед в кафе прошёл без курьёзов и неприятностей. Затем в тиши исторического отдела публичной библиотеки он отобрал нужные фотографии и подписал бланк заказа на изготовление копий.
Дома его тоже ждала тишина. Подозрительная. Коко флегматично наблюдал за тем, как Квиллер нарезает ростбиф, принесенный из деликатесной, а Юм-Юм вообще не пожелала выйти. Пришлось Квиллеру самому отправиться за ней в спальню.
– Быть может, Клеопатра соблаговолит подняться с дивана и почтит нас своим присутствием? Ужин подан, – сказал он.
Но следовало помнить о том, что флегматичное поведение Коко предвещает бурю.
ПЯТНАДЦАТЬ
Пока он прикидывал различные варианты, дверь Красного лифта отворилась и из кабины вышла светловолосая менеджер из ресторана Роберто, рядом с которой шагал бледный мужчина много моложе её. Это был тот самый человек с повязкой на месте его правого уха.
Шарлот Руп выглядела удивительно жизнерадостна
– Мистер Квиллер! – воскликнула она. – Познакомьтесь, пожалуйста, с моим другом Реймондом Димвитти. Рей, это мистер Квиллер, о котором я тебе столько рассказывала.
Не доверяя ушам, Квиллер попросил:
– Не могли бы вы побуквенно произнести фамилию: не уловил.
– Д-а-н-в-у-д-и, – Сказал мужчина.
Квиллер. обмениваясь приветствиями, делал героическое усилие, стараясь не смотреть на ушную повязку.
– По субботам мы всегда ходим обедать в ресторан, а затем – в кино, – сообщила Шарлот. – Тогда получаешь скидку, но я не хочу оказаться в ресторане до четырёх часов.
– Приятно вам провести время. Погода, кажется, благоприятствует, – учтиво сказал Квиллер.
Красный лифт ушёл без него, пришлось ждать Зелёного. Всё это время он гадал: как встретилась эта странная парочка? Уже далеко не молодая Шарлот с её стародевичьим пылом и белыми волосами, похожими на сахарную вату, и Реймонд Данвуди с пластырем на ухе и тупым выражением лица, мужчина, которому не было и сорока пяти. Когда кабина лифта остановилась и нехотя распахнула двери, какая-то женщина, поднимавшаяся из прачечной с корзиной белья, весело вскрикнула:
– Ух ты, теперь тут у нас знаменитые богатеи живут! – и громко рассмеялась.
– Будь я богат и знаменит, стал бы я жить в вашей старой развалюхе «Касабланке», – проговорил Квиллер с натянутым добродушием, за которым скрывалось раздражение. Он вышел на третьем, решив воспользоваться лестницей, мысленно проклиная Сашу, как там её, за то, что та посмела раскрыть его финансовое положение. Ему нравилось разыгрывать из себя журналиста в отставке, но играть роль миллионера он не собирался. В какой-то момент ему даже захотелось переехать в пеннимановскую «Плазу», однако он вспомнил, что гостиницы не позволяют держать в номерах кошек.
Неожиданно внизу завыла сирена «скорой помощи». Что, ещё одна потеря? Кто на этот раз?
Открыв дверь в 14-А, он увидел подсунутую под створку газетную вырезку с припиской от Эмби: "Вы это видели?" Это была статья из субботней «Зыби»: интервью с одним из директоров «Пенниман, Грейстоун энд Фладд». Рексвелл Фладд утверждал, что будущие площади «Ворот Альказара» уже распределены на пятьдесят процентов и работы начнутся раньше предполагаемого срока. С фотографии смотрело длинное узкое лицо строителя с высокими скулами, обрамлённое ломкими волосами. Квиллер с отвращением смял газету и сунул её в мусорную корзину.
Мгновенно раздалось лёгкое шлепанье бархатистых лапок, и из спальни выскочила спящая красавица Юм-Юм, которая тут же сунула нос в корзину и выудила смятую бумажку. Звук мнущейся бумаги она расслышала даже во сне. Квиллер отнял вырезку, не желая, чтобы кошка жевала просвинцованную газету. Мельком он ещё раз взглянул на фотографию и подумал о том, что где-то уже видел это лицо.
Юм-Юм здорово разозлилась, и, чтобы восстановить мир и порядок, Квиллеру пришлось приласкать её, наговорить ей кучу комплиментов о её красоте, приятности в обхождении и величавости характера. Она муркнула и отправилась обратно на постель.
«Почему она всё время валяется на матраце? – спросил сам себя Квиллер. – Из-за смога? Или, может быть, она получила стресс?»
Коко всё это время ждал его, восседая на столе для скрэбла, и первые два раунда выиграл с такой легкостью, что бывшему журналисту пришлось изменить правила, по которым они играли: он ввёл в обращение имена собственные, сленг и иностранные слова. Но кот продолжал выигрывать. Человек же получал удовольствие от смакования слов типа «мерси», «пока» и «облом». Почти в самом конце игры он собрал слово «плюх», оказавшееся пророческим.
Вообще-то он собирался провести весь день в библиотеке, поэтому на пути к центру решил остановиться в пеннимановской «Плазе» пообедать. Кафе находилось на втором этаже. Квиллер только шагнул на эскалатор, как у себя за спиной услышал надтреснутый голос:
– Помогите!
Он повернулся и краем глаза увидел грязную седую бороду. В ту же секунду кто-то схватил его за руку. Дальнейшее происходило словно при замедленной съемке: его рука тянется к поручню… не дотягивается… тело заваливается назад… ноги оказываются впереди… ступеньки надвигаются, чтобы встретить его позвоночник… эскалатор продолжает работать, а он выезжает на второй этаж вперед ногами.
Более абсурдной позы придумать невозможно. Квиллер растерялся, но вопли окружающих напомнили ему о происшествии в метро. Он собрался с силами и за несколько секунд в очень узком пространстве выполнил сложнейший пируэт: закинул ноги за голову, достал коленями ступеньки, распрямился и встал. Когда он сходил с эскалатора на площадку второго этажа его встретили заботливые руки.
– Сэр, вы не ушиблись? – спросил его охранник.
– Не думаю, – ответил Квиллер. – Скорее удивился.
– Позвольте, сэр, отвести вас в кабинет управляющего.
– Сначала я хотел бы присесть, выпить чашку кофе и сообразить, что же всё-таки произошло.
– Кофе можно выпить прямо здесь, в баре, сэр. Вы уверены, что с вами всё в порядке? – Охранник в форме отвёл Квиллера в притемнённый зал. – Пойду сообщу менеджеру, сэр. Пусть отправит кого-нибудь вниз.
– Мистер Квиллер, что стряслось? – воскликнул бармен с рыжими усами, и Квиллер узнал бегуна из «Касабланки».
– Честно сказать, не знаю. На сцене появился ещё один охранник в форме.
– Я был внизу и всё видел. Один из этих бродяг, которые вечно слоняются где ни попадя, едва держался на ногах, а хотел попасть на эскалатор. Я сказал ему, что нельзя, вот тогда он и схватил этого мужчину за руку.
– И я поехал вверх ногами, – пояснил Квиллер бармену. – Конечно, бывало, что я двигался вверх ногами в куда более сложных ситуациях, но надо заметить, что ощущение сейчас презабавное.
– Вам следует крепко выпить. Что налить?
– Мои деньки с крепкой выпивкой давно в прошлом, но я не откажусь от чашки крепкого кофе.
– Один момент.
Квиллер с удовольствием отхлебнул из чашки душистого напитка, охранники увивались рядом, поджидая прихода начальства.
– Моё имя вам известно. А как зовут вас? – спросил Квиллер бармена.
– Рэнди. Рэнди Юпитер. Помню вашу колонку, когда вы писали для «Прибоя», – обзор ресторанной жизни. Я их вырезал все до одной и проверял в выходные. Вы оказывались всегда правы. Во всём!
Квиллер пригладил усы. Любимой похвалой были замечания о том, что его колонку вырезают.
– С тех самых пор в городе открылось множество самых разных кафе, баров, ресторанов, – сказал он. – Меня здесь не было три года.
– И не говорите! Похоже, теперь дома никто не готовит. Как долго вы здесь пробудете? Могу порекомендовать несколько неплохих заведений.
– Точно сказать не могу. Я пишу книгу о «Касабланке», поэтому всё зависит от того, сколько времени уйдёт на подбор материалов.
– В «Зыби» написали, будто вы собираетесь купить это здание, – с ухмылкой произнёс Юпитер.
– Не верьте тому, что печатается в «Зыби». Держитесь лучше за «Прибой», мой мальчик.
– Кажется, вы говорили, что живёте на четырнадцатом?
– В14-А.
– Это ведь квартира Бессингер. Никогда там не был, но, говорят, это класс.
– Да. Уникальная квартира, – согласился Квиллер.
Появилась помощница менеджера, и Квиллер заверил её, что не ушибся и не видит никаких причин обвинять в чем бы то ни было гостиницу. Он охотно снабдил представительную молодую женщину нужной для отчёта информацией и принял ваучеры в ресторан и химчистку. Когда сделка была закончена, бармен заметил Квиллеру:
– Неплохо получилось.
– Ну, она могла бы сходить со мной в ресторан, – парировал Квиллер.– Тогда в езде вперёд ногами был бы смысл. Давно ли вы живете в «Касабланке»?
– Всего несколько месяцев. Любите джаз?
– В колледже сходил по нему с ума, но в последнее время практически ничего не слушал. – Квиллеру было приятно разговаривать с барменом, что не противоречило его теории, по которой мужчин с большими усами тянуло к мужчинам с большими усами, толстяков – к толстякам, длинноволосых и бородатых – к длинноволосым и бородатым.
– У меня отличная коллекция старых джазовых исполнителей, – похвастался Юпитер. – Если захотите послушать таких величайших музыкантов, как Джерри Ролл, Дюк…
– А Чарли Паркер у вас есть?
– Есть. Просто постучите. Я живу в 6-А.
– В моей квартире стоит фантастическая стереосистема с безумными колонками, – сказал Квиллер. – Может, захотите послушать какие-нибудь пластинки.
– Запросто.
– Я с вами свяжусь.
– Звоните или сюда, или домой. – Юпитер нацарапал два номера телефона на салфетке.
– Хорошо. Ну, я, кажется, созрел для обеда.
Обед в кафе прошёл без курьёзов и неприятностей. Затем в тиши исторического отдела публичной библиотеки он отобрал нужные фотографии и подписал бланк заказа на изготовление копий.
Дома его тоже ждала тишина. Подозрительная. Коко флегматично наблюдал за тем, как Квиллер нарезает ростбиф, принесенный из деликатесной, а Юм-Юм вообще не пожелала выйти. Пришлось Квиллеру самому отправиться за ней в спальню.
– Быть может, Клеопатра соблаговолит подняться с дивана и почтит нас своим присутствием? Ужин подан, – сказал он.
Но следовало помнить о том, что флегматичное поведение Коко предвещает бурю.
ПЯТНАДЦАТЬ
Странное поведение Коко во время приготовления обеда означало, что в его коричневой симпатичной головке бродят озорные мысли. Голова же Квиллера была забита житейскими проблемами, например, что надеть на ужин к Кортни Хэмптону. Эмби предупредила, что костюм должен быть небрежным. Вспомнив надменное «только что из глухомани», Квиллер намеренно надел кашемировый пуловер, вещь, долженствующую потрясти всякого, кто знает цену свитеров. В назначенное время он спустился на восьмой и постучал в дверь Эмби Когда она открыла, Квиллер мельком увидел комнату, заваленную картонками и бумажными пакетами из-под продуктов.
– Вы давно въехали? – поинтересовался он, пока они шли по длиннющему коридору.
– Я здесь уже два года, но, похоже, так никогда и не обустроюсь, – ответила Амберина, беспомощно передёрнув плечами. – Давайте-ка я вам расскажу о квартире Кортни, чтобы вы не совсем обалдели. Это очень старая квартира, и когда Кортни задаёт вечеринки, то нанимает повариху для стряпни и официанта для того, чтобы он подавал блюда. Но вот мебели у него совсем нет.
– Вкусную еду я готов есть где угодно и как угодно, – сказал Квиллер. – К тому же любопытно посмотреть на квартиру, отличающуюся и от моего пентхауса, и от музея декоративного искусства на двенадцатом.
– Да, а как вы поладили с Графиней?
– Замечательно. Играли в скрэбл, и я позволил ей чуточку выиграть.
– Мужчины так приятны… когда проигрывают.
Возле двери с номером 8-А стояли два топиари.
– Эти деревья говорят о том, что в доме рады гостям, – пояснила Эмби, стуча в дверь,
– Надеюсь, перед сном он вносит в квартиру этот латунный молоток? – поинтересовался Квиллер. – Вчера кто-то украл мой пластиковый контейнер для мусора.
Дверь отворил худощавый седой человек в белом официантском сюртуке – один из тех, кого Квиллер видел в вестибюле или в лифте, а может быть, в прачечной. За его спиной хозяин в чёрном шёлковом костюме китайских кули приветствовал гостей в восточном духе.
– Только поглядите на него! – воскликнула Эмби.
– Чистили рис? – поинтересовался Квиллер. Они вошли в большой зал с тёмными стенами, освещённый свечами, и Эмби прокомментировала:
– Смотрю, миссис Таттл снова вам электричество отключила.
Кортни оставил комментарий без ответа.
– Вы можете видеть, – проговорил он надменно обращаясь к Квиллеру, – одну из тех, первых квартир, которую в течение шестидесяти лет занимал судья-холостяк. Я лишь покрасил стены венецианской краской Чёрные ореховые панели и паркет остались с тех времен. Прошу простить за недостаток мебели. Когда её делают по спецзаказу , уходит много времени на то, чтобы дождаться окончания работы.
– Конечно, ведь для этого выращивают спецдеревья, – съехидничала Эмби.
Когда глаза Квиллера попривыкли к полумраку, он понял, что комната в пятьдесят футов в длину пуста настолько, что вполне могла бы служить танцплощадкой. В одном углу стояли два диванчика, покрытые бахромчатыми испанскими ковриками и подушечками, вышитыми в народном стиле. Диванчики, как потом понял Квиллер, на самом деле оказались армейскими лежаками. Коктейльным столом служил квадратный кусок толстенного стекла, поставленный на бетонные блоки, под которыми виднелся вытертый персидский ковер – единственное напольное покрытие во всем зале. Три длинные белые гвоздики в высокой хрустальной вазе смотрелись здесь чересчур современно. При зажженных свечах уголок выглядел практически шикарно.
– О, появился новый ковер, – отметила Эмби.
– Полуантикварный «табриц», дорогуша: приобрёл в этом месяце у нашей общей знакомой – Изабеллы.
– Он имеет в виду Изабеллу Уилбертон, – пояснила Эмби. – Систематически грабит квартиру бедняжки.
– Я помогаю бедняжке держаться на плаву , – сказал Кортни высокомерно. – Приобретение прошлого месяца – вон та картина над буфетом, американская, разумеется. Возможно, работа школы «Хадсон-ривер». Музейный куратор придет завтра, дабы установить это неопровержимо, – Туманный пейзаж в золочёной раме висел над «буфетом», составленным из двух больших деревянных ящиков, на котором стоял серебряный чайный прибор. – Не выпить ли нам «Маргариту»?
– Квилл не пьёт, – сообщила Эмби.
– «Эвиан»? – спросил хозяин.
– Прекрасно, – сказал Квиллер, – если нет «Скуунка».
Эмби и Кортни вопросительно посмотрели на него. Никто, кроме жителей Мускаунти, слыхом не слыхивал о минеральной воде «Скуунк». Кортни повернулся к белосюртучному официанту.
– Хопкинс, принесите нам две «Маргариты» и «Эвиан» для джентльмена. – Белый сюртук растворился в полумгле дальнего конца комнаты, и хозяин продолжил: – Сначала квартира эта состояла из данной гостиной, большой спальни, совершенно без шкафов, и огромной ванной комнаты. Где, интересно, люди держали свою одежду в тысяча девятьсот первом? И что делали в ванной таких размеров? К счастью, судья снабдил кухоньку несколькими шкафчиками.
– Вы бы видели предыдущую квартиру Корта, – обратилась Эмби к Квиллеру. – Она походила на камеру в Ливенвортской тюрьме!
– Кортни! – поправил он её, нахмурясь. Хопкинс, двигавшийся словно в трансе, поставил перед гостями напитки и серебряную вазу с орешками.
– Как игра в среду? – спросил Квиллер Кортни.
– Ничего особо мучительного, хотя я вполне мог бы прожить без ромашкового чая и тминного кекса. Графиня играла со мной на пару. Несмотря на свой преклонный возраст, за карточным столом это настоящий убийца .
– Кто ещё присутствовал? – спросила Эмби.
– Винни Уингфут и этот настырный Рэнди Юпитер. Он, наверное, подмаслил Ферди, чтобы тот включил его в список приглашённых, – закончил Кортни, поджав губки.
– А мне кажется, что Рэнди человек очень оригинальный, – вступилась за бармена Эмби.
– Чересчур оригинальный. Не доверяю таким. К тому же он бегает трусцой!
– Какой же ты, Корт, сноб всё-таки!
– Кортни , пожалуйста!
– Рэнди по крайней мере живой и дружелюбный, -гнула своё Эмби. – А большинство жильцов этого дома – наполовину мертвецы.
– Кстати, это мне напомнило, – сказал хозяин. -Угадай, кто сегодня умер?
– Ладно, с двадцати вопросов. Мужчина?
– Нет.
– Значит, женщина. У неё был слуховой аппарат?
– Нет.
– Ей было лет восемьдесят?
– Нет.
– Семьдесят?
– Нет. Никогда не догадаешься, Эмби.
– Жила на седьмом?
– Нет.
– Это она в прошлом году сломала бедро?
– Сдавайся, Эмби, сдавайся! Ни за что не догадаешься! По сведениям мадам Дефарж, которая, сидя за своим пуленепробиваемым окном, вяжет и подсчитывает тела, они вынесли Эльпидию .
– Что?! – вскрикнула Эмби.
– Кто такая Эльпидия? – спросил Квиллер.
– Личная служанка Графини, – ответила она. – Что стряслось, Кортни?
– Говорят, пищевое отравление, но лично я считаю, что передозировка. Работа у Графини кого хочешь посадит на таблетки.
– Я не видел у неё ни служанки, ни домработницы, – сказал Квиллер.
– Служанка была малость того, а вот домработница ничего, приятная, – проинформировала Эмби, – Мать Ферди. У неё собственная квартира на втором, но Ферди живет у Графини.
– Каждый день она таскалась на двенадцатый, чтобы испечь свой фирменный тминный кекс, – добавил Кортня. – Да, кстати, я попросил Винни заглянуть к нам, прежде чем она отправится куда-нибудь на вечеринку. Квилл, вы знакомы с Винни? Могу я называть вас Квиллом?
– Бога ради… Нет, я не знаком с мисс Уингфут, но видел её. Красавица!
– Стоит мне поглядеть на Винни, – сказала Эмби, – как сразу хочется отправиться домой и передозироваться.
Послышался удар латунного молотка, и пульс Квиллера участился. Он разгладил усы и вскочил, когда Хопкинс ввёл в зал затянутую в шелка манекенщицу. Она вплыла, держа в руке меховую накидку.
– Винни, ангел мой, – сладко пропел хозяин, – позволь представить тебе Квилла, о, простите, мистера Квиллера, который собирается купить "Касабланку",
– Это неверно, – проговорил Квиллер, чуть дотрагиваясь губами до протянутой в его сторону изящной руки.
– Наши пути уже пересекались, – напомнила Винни. – На автостоянке, при зловещих обстоятельствах. Надеюсь, ваши затруднения были благополучно разрешены.
– Благодаря вашей незамедлительной помощи, мисс Уингфут.
– Винифред, – поправила она его.
– Ангел мой, не угодно ли «Маргариту»? – спросил хозяин.
– С огромным удовольствием.
Она присела на армейскую койку рядом с Квиллером, который отчетливо ощутил опьяняющий аромат её духов и не спускал взгляда с её длинных стройных ножек.
– Сегодня погода была просто великолепная, – сказал он, понимая, насколько глупо прозвучит подобное замечание.
– Я бы сказала – бодрящая, – отозвалась Винни.
– Ну, купила ты рояль у Изабеллы? – спросил её Кортни. – Она говорила, тебе он понравился?
– Да, я подумываю об этом.
– Вы музицируете? – спросил её Квиллер.
– Да, вполне сносно, – ответила она, задержав восхищённый взгляд на его усах.
– На этой неделе умерла миссис Баттон, и мадам Дефарж уверяет, что будет распродажа её вещей, – сообщил Кортни. – Надеюсь, она не ошиблась. Говорят, у неё есть рисунок Рубенса?
Из тёмного угла зала материализовался Хопкинс с подносом "Маргарит".
– Изабелла завела котёнка, – сказала Эмби. – Я, может быть, тоже скоро сломаюсь – возьму себе кошку. Прошлой ночью в спальне за стеной опять шуршала мышь.
– Амберина, дорогуша, если ты сделаешь большую уборку у себя, то решишь эту проблему, – проговорил Кортни. – Когда будут вывозить недвижимость Бессингер, Квилл?
– Понятия не имею. Я всего лишь снимаю её квартиру и работаю над книгой о «Касабланке».
– Квилл – известный журналист, – пояснил Kopтни красавице манекенщице.
– Как это замечательно! – воскликнула она.
– Хочу взять интервью у старых жильцов этого дома. Можете кого-нибудь порекомендовать?
– Миссис Джаспер! – в унисон сказали Эмби и Кортни.
– Она когда-то убирала в «Касабланке», – объяснила Эмби, – и знает кучу разных историй.
Винни, закончив с «Маргаритой», поднялась.
– К сожалению, мне придётся расстаться с вашей замечательной компанией, – сказала она. – Я приглашена на ужин.
Пока хозяин провожал её до дверей, Квиллер тихонько заметил Эмби:
– Думаю, у неё не возникает проблем с приглашениями на ужин.
– А я, похоже, занимаюсь не тем, чем надо, – прошептала Амберина.
Кортни зажег свечи в дальнем конце зала, там, где поперек бетонных блоков были положены доски, образовавшие длинный узкий стол.
– Хопкинс, скажи повару, пусть подаёт, – сказал он.
Стульями служили оранжевые паковочные клети, обитые бархатом и поставленные вертикально.
– Осторожно, не посадите занозу, – предупредила Эмби Квиллера.
Оригинальная аранжировка из белых гвоздик и сорняков с автостоянки украшала центр стола. Оловянные тарелки и кубки стояли прямо на голых досках, четыре оловянных подсвечника освещали приборы и цветочную композицию.
– Где это ты всё стянул? – поинтересовалась Эмби, но Кортни оборвал её осуждающим взглядом.
На первое подали суп из водяного кресса, затем – крабовые пирожки с грибами шитаки, маленькие свеклы в апельсиновой глазури и дикий рис. Салат из сердцевин и побегов артишоков был подан на тарелках от Лалика как отдельное блюдо, а закончился ужин шоколадным суфле. «Недурно, – подумал Квиллер, – для клети-блочного окружения».
– Каждый год на Четвёртое июля Кортни устраивает вечеринку на крыше, – поведала Эмби Квиллеру. – В корзины для пикника кладутся жареные куры, вино и вишнёвые пирожные. С крыши потрясающе виден фейерверк.
– И как попасть на крышу?
– С четырнадцатого туда ведёт лестница. На двери написано: «ХОДА НЕТ», но она не закрыта. Крыша – отличное место для принятия солнечных ванн. Летом, разумеется.
– Кортни, как истинный знаток «Касабланки», может быть, вы ответите мне на несколько вопросов? – обратился Квиллер к хозяину дома. – Как получается, что Руперт никогда ничего не делает, а просто ошивается поблизости?..
– На самом деле он охранник, – пояснил хозяин, – и под этой идиотской курткой у него целый арсенал.
– А чем занимается жилец по фамилии Язбро, с четвёртого этажа?
– Грузчик, получивший известность после того, как тело Росса грохнулось прямо на его машину. Может, кофе попьём в гостиной? Если хотите, можно послушать немного Ноэля Кауарда. – Кортни двинулся к оранжевой клети с кассетами и компакт-дисками.
– Поставь кассету с твоим выступлением, Кортни, – попросила Эмби и повернулась к Квиллеру. – Он продюсирует оригинальный мюзикл под названием «Кошкин дом из "Касабланки"», и первый номер в нём – блеск!
– Я написал стихи, но покамест не нашел подходящего композитора, – сказал импресарио. – Киистра занимается хореографией. Квилл, вы, должно быть, слышали о Киистре Хедрог и её "кишкотанцорах". Она проживает в 14-В.
– Они что, исполняют танец живота? Я слышал какое-то странное буханье за стеной.
– Они свободные выразители чувственности, – покровительственно пояснил Кортни.
– Поставь первую вещь, Корт, – напомнила Эмби.
– Кортни! – поправил он её. – Музыку придётся дофантазировать самим.
Начала крутиться пленка, и голос Кортни с подчёркнутым английским произношением провозгласил:
– Представляем вашему вниманию мюзикл в двух актах. Автор Кортни Хэмптон. «Касабланкин кошкин дом». Акт первый, сцена первая.
Раздались стихи:
Жил-был дом, какой ругали и считали его злом,
Потому что был он старым, уготованным на слом. Да…
Крыша текла, коридоры воняли,
Лифты ломались, потолки осыпались.
Но не так уж был он жалок, как подумали бы вы.
Переплёты, правда, гнили, в кранах не было воды.
А бывало, что из раковин неприятнейше несло,
Но не так уж неприятно, просто киселью, и всё.
Н-да…
«Касабланкин кошкин дом» – места лучше не найдём!
А какие тут жильцы – молодцы и удальцы!
Стриптизерш прогнали сразу -
Не увидите ни разу.
Пьяница, что их гонял, мертвяком давно уж стал.
Есть мадама на десятом, и, похоже, ничего,
Только жаль, вот мойщик окон
Бухнулся во двор.
Ого!..
«Касабланкин кошкин дом» – замечательно живём!
Мышей здесь становится всё меньше.
Шик и блеск повсюду, как в древних королевских
замках Богемии.
Но мы обходим друг друга, словно во времена
эпидемии
Когда же нас бьют по щеке, мы радостно подставляем
– Вы давно въехали? – поинтересовался он, пока они шли по длиннющему коридору.
– Я здесь уже два года, но, похоже, так никогда и не обустроюсь, – ответила Амберина, беспомощно передёрнув плечами. – Давайте-ка я вам расскажу о квартире Кортни, чтобы вы не совсем обалдели. Это очень старая квартира, и когда Кортни задаёт вечеринки, то нанимает повариху для стряпни и официанта для того, чтобы он подавал блюда. Но вот мебели у него совсем нет.
– Вкусную еду я готов есть где угодно и как угодно, – сказал Квиллер. – К тому же любопытно посмотреть на квартиру, отличающуюся и от моего пентхауса, и от музея декоративного искусства на двенадцатом.
– Да, а как вы поладили с Графиней?
– Замечательно. Играли в скрэбл, и я позволил ей чуточку выиграть.
– Мужчины так приятны… когда проигрывают.
Возле двери с номером 8-А стояли два топиари.
– Эти деревья говорят о том, что в доме рады гостям, – пояснила Эмби, стуча в дверь,
– Надеюсь, перед сном он вносит в квартиру этот латунный молоток? – поинтересовался Квиллер. – Вчера кто-то украл мой пластиковый контейнер для мусора.
Дверь отворил худощавый седой человек в белом официантском сюртуке – один из тех, кого Квиллер видел в вестибюле или в лифте, а может быть, в прачечной. За его спиной хозяин в чёрном шёлковом костюме китайских кули приветствовал гостей в восточном духе.
– Только поглядите на него! – воскликнула Эмби.
– Чистили рис? – поинтересовался Квиллер. Они вошли в большой зал с тёмными стенами, освещённый свечами, и Эмби прокомментировала:
– Смотрю, миссис Таттл снова вам электричество отключила.
Кортни оставил комментарий без ответа.
– Вы можете видеть, – проговорил он надменно обращаясь к Квиллеру, – одну из тех, первых квартир, которую в течение шестидесяти лет занимал судья-холостяк. Я лишь покрасил стены венецианской краской Чёрные ореховые панели и паркет остались с тех времен. Прошу простить за недостаток мебели. Когда её делают по спецзаказу , уходит много времени на то, чтобы дождаться окончания работы.
– Конечно, ведь для этого выращивают спецдеревья, – съехидничала Эмби.
Когда глаза Квиллера попривыкли к полумраку, он понял, что комната в пятьдесят футов в длину пуста настолько, что вполне могла бы служить танцплощадкой. В одном углу стояли два диванчика, покрытые бахромчатыми испанскими ковриками и подушечками, вышитыми в народном стиле. Диванчики, как потом понял Квиллер, на самом деле оказались армейскими лежаками. Коктейльным столом служил квадратный кусок толстенного стекла, поставленный на бетонные блоки, под которыми виднелся вытертый персидский ковер – единственное напольное покрытие во всем зале. Три длинные белые гвоздики в высокой хрустальной вазе смотрелись здесь чересчур современно. При зажженных свечах уголок выглядел практически шикарно.
– О, появился новый ковер, – отметила Эмби.
– Полуантикварный «табриц», дорогуша: приобрёл в этом месяце у нашей общей знакомой – Изабеллы.
– Он имеет в виду Изабеллу Уилбертон, – пояснила Эмби. – Систематически грабит квартиру бедняжки.
– Я помогаю бедняжке держаться на плаву , – сказал Кортни высокомерно. – Приобретение прошлого месяца – вон та картина над буфетом, американская, разумеется. Возможно, работа школы «Хадсон-ривер». Музейный куратор придет завтра, дабы установить это неопровержимо, – Туманный пейзаж в золочёной раме висел над «буфетом», составленным из двух больших деревянных ящиков, на котором стоял серебряный чайный прибор. – Не выпить ли нам «Маргариту»?
– Квилл не пьёт, – сообщила Эмби.
– «Эвиан»? – спросил хозяин.
– Прекрасно, – сказал Квиллер, – если нет «Скуунка».
Эмби и Кортни вопросительно посмотрели на него. Никто, кроме жителей Мускаунти, слыхом не слыхивал о минеральной воде «Скуунк». Кортни повернулся к белосюртучному официанту.
– Хопкинс, принесите нам две «Маргариты» и «Эвиан» для джентльмена. – Белый сюртук растворился в полумгле дальнего конца комнаты, и хозяин продолжил: – Сначала квартира эта состояла из данной гостиной, большой спальни, совершенно без шкафов, и огромной ванной комнаты. Где, интересно, люди держали свою одежду в тысяча девятьсот первом? И что делали в ванной таких размеров? К счастью, судья снабдил кухоньку несколькими шкафчиками.
– Вы бы видели предыдущую квартиру Корта, – обратилась Эмби к Квиллеру. – Она походила на камеру в Ливенвортской тюрьме!
– Кортни! – поправил он её, нахмурясь. Хопкинс, двигавшийся словно в трансе, поставил перед гостями напитки и серебряную вазу с орешками.
– Как игра в среду? – спросил Квиллер Кортни.
– Ничего особо мучительного, хотя я вполне мог бы прожить без ромашкового чая и тминного кекса. Графиня играла со мной на пару. Несмотря на свой преклонный возраст, за карточным столом это настоящий убийца .
– Кто ещё присутствовал? – спросила Эмби.
– Винни Уингфут и этот настырный Рэнди Юпитер. Он, наверное, подмаслил Ферди, чтобы тот включил его в список приглашённых, – закончил Кортни, поджав губки.
– А мне кажется, что Рэнди человек очень оригинальный, – вступилась за бармена Эмби.
– Чересчур оригинальный. Не доверяю таким. К тому же он бегает трусцой!
– Какой же ты, Корт, сноб всё-таки!
– Кортни , пожалуйста!
– Рэнди по крайней мере живой и дружелюбный, -гнула своё Эмби. – А большинство жильцов этого дома – наполовину мертвецы.
– Кстати, это мне напомнило, – сказал хозяин. -Угадай, кто сегодня умер?
– Ладно, с двадцати вопросов. Мужчина?
– Нет.
– Значит, женщина. У неё был слуховой аппарат?
– Нет.
– Ей было лет восемьдесят?
– Нет.
– Семьдесят?
– Нет. Никогда не догадаешься, Эмби.
– Жила на седьмом?
– Нет.
– Это она в прошлом году сломала бедро?
– Сдавайся, Эмби, сдавайся! Ни за что не догадаешься! По сведениям мадам Дефарж, которая, сидя за своим пуленепробиваемым окном, вяжет и подсчитывает тела, они вынесли Эльпидию .
– Что?! – вскрикнула Эмби.
– Кто такая Эльпидия? – спросил Квиллер.
– Личная служанка Графини, – ответила она. – Что стряслось, Кортни?
– Говорят, пищевое отравление, но лично я считаю, что передозировка. Работа у Графини кого хочешь посадит на таблетки.
– Я не видел у неё ни служанки, ни домработницы, – сказал Квиллер.
– Служанка была малость того, а вот домработница ничего, приятная, – проинформировала Эмби, – Мать Ферди. У неё собственная квартира на втором, но Ферди живет у Графини.
– Каждый день она таскалась на двенадцатый, чтобы испечь свой фирменный тминный кекс, – добавил Кортня. – Да, кстати, я попросил Винни заглянуть к нам, прежде чем она отправится куда-нибудь на вечеринку. Квилл, вы знакомы с Винни? Могу я называть вас Квиллом?
– Бога ради… Нет, я не знаком с мисс Уингфут, но видел её. Красавица!
– Стоит мне поглядеть на Винни, – сказала Эмби, – как сразу хочется отправиться домой и передозироваться.
Послышался удар латунного молотка, и пульс Квиллера участился. Он разгладил усы и вскочил, когда Хопкинс ввёл в зал затянутую в шелка манекенщицу. Она вплыла, держа в руке меховую накидку.
– Винни, ангел мой, – сладко пропел хозяин, – позволь представить тебе Квилла, о, простите, мистера Квиллера, который собирается купить "Касабланку",
– Это неверно, – проговорил Квиллер, чуть дотрагиваясь губами до протянутой в его сторону изящной руки.
– Наши пути уже пересекались, – напомнила Винни. – На автостоянке, при зловещих обстоятельствах. Надеюсь, ваши затруднения были благополучно разрешены.
– Благодаря вашей незамедлительной помощи, мисс Уингфут.
– Винифред, – поправила она его.
– Ангел мой, не угодно ли «Маргариту»? – спросил хозяин.
– С огромным удовольствием.
Она присела на армейскую койку рядом с Квиллером, который отчетливо ощутил опьяняющий аромат её духов и не спускал взгляда с её длинных стройных ножек.
– Сегодня погода была просто великолепная, – сказал он, понимая, насколько глупо прозвучит подобное замечание.
– Я бы сказала – бодрящая, – отозвалась Винни.
– Ну, купила ты рояль у Изабеллы? – спросил её Кортни. – Она говорила, тебе он понравился?
– Да, я подумываю об этом.
– Вы музицируете? – спросил её Квиллер.
– Да, вполне сносно, – ответила она, задержав восхищённый взгляд на его усах.
– На этой неделе умерла миссис Баттон, и мадам Дефарж уверяет, что будет распродажа её вещей, – сообщил Кортни. – Надеюсь, она не ошиблась. Говорят, у неё есть рисунок Рубенса?
Из тёмного угла зала материализовался Хопкинс с подносом "Маргарит".
– Изабелла завела котёнка, – сказала Эмби. – Я, может быть, тоже скоро сломаюсь – возьму себе кошку. Прошлой ночью в спальне за стеной опять шуршала мышь.
– Амберина, дорогуша, если ты сделаешь большую уборку у себя, то решишь эту проблему, – проговорил Кортни. – Когда будут вывозить недвижимость Бессингер, Квилл?
– Понятия не имею. Я всего лишь снимаю её квартиру и работаю над книгой о «Касабланке».
– Квилл – известный журналист, – пояснил Kopтни красавице манекенщице.
– Как это замечательно! – воскликнула она.
– Хочу взять интервью у старых жильцов этого дома. Можете кого-нибудь порекомендовать?
– Миссис Джаспер! – в унисон сказали Эмби и Кортни.
– Она когда-то убирала в «Касабланке», – объяснила Эмби, – и знает кучу разных историй.
Винни, закончив с «Маргаритой», поднялась.
– К сожалению, мне придётся расстаться с вашей замечательной компанией, – сказала она. – Я приглашена на ужин.
Пока хозяин провожал её до дверей, Квиллер тихонько заметил Эмби:
– Думаю, у неё не возникает проблем с приглашениями на ужин.
– А я, похоже, занимаюсь не тем, чем надо, – прошептала Амберина.
Кортни зажег свечи в дальнем конце зала, там, где поперек бетонных блоков были положены доски, образовавшие длинный узкий стол.
– Хопкинс, скажи повару, пусть подаёт, – сказал он.
Стульями служили оранжевые паковочные клети, обитые бархатом и поставленные вертикально.
– Осторожно, не посадите занозу, – предупредила Эмби Квиллера.
Оригинальная аранжировка из белых гвоздик и сорняков с автостоянки украшала центр стола. Оловянные тарелки и кубки стояли прямо на голых досках, четыре оловянных подсвечника освещали приборы и цветочную композицию.
– Где это ты всё стянул? – поинтересовалась Эмби, но Кортни оборвал её осуждающим взглядом.
На первое подали суп из водяного кресса, затем – крабовые пирожки с грибами шитаки, маленькие свеклы в апельсиновой глазури и дикий рис. Салат из сердцевин и побегов артишоков был подан на тарелках от Лалика как отдельное блюдо, а закончился ужин шоколадным суфле. «Недурно, – подумал Квиллер, – для клети-блочного окружения».
– Каждый год на Четвёртое июля Кортни устраивает вечеринку на крыше, – поведала Эмби Квиллеру. – В корзины для пикника кладутся жареные куры, вино и вишнёвые пирожные. С крыши потрясающе виден фейерверк.
– И как попасть на крышу?
– С четырнадцатого туда ведёт лестница. На двери написано: «ХОДА НЕТ», но она не закрыта. Крыша – отличное место для принятия солнечных ванн. Летом, разумеется.
– Кортни, как истинный знаток «Касабланки», может быть, вы ответите мне на несколько вопросов? – обратился Квиллер к хозяину дома. – Как получается, что Руперт никогда ничего не делает, а просто ошивается поблизости?..
– На самом деле он охранник, – пояснил хозяин, – и под этой идиотской курткой у него целый арсенал.
– А чем занимается жилец по фамилии Язбро, с четвёртого этажа?
– Грузчик, получивший известность после того, как тело Росса грохнулось прямо на его машину. Может, кофе попьём в гостиной? Если хотите, можно послушать немного Ноэля Кауарда. – Кортни двинулся к оранжевой клети с кассетами и компакт-дисками.
– Поставь кассету с твоим выступлением, Кортни, – попросила Эмби и повернулась к Квиллеру. – Он продюсирует оригинальный мюзикл под названием «Кошкин дом из "Касабланки"», и первый номер в нём – блеск!
– Я написал стихи, но покамест не нашел подходящего композитора, – сказал импресарио. – Киистра занимается хореографией. Квилл, вы, должно быть, слышали о Киистре Хедрог и её "кишкотанцорах". Она проживает в 14-В.
– Они что, исполняют танец живота? Я слышал какое-то странное буханье за стеной.
– Они свободные выразители чувственности, – покровительственно пояснил Кортни.
– Поставь первую вещь, Корт, – напомнила Эмби.
– Кортни! – поправил он её. – Музыку придётся дофантазировать самим.
Начала крутиться пленка, и голос Кортни с подчёркнутым английским произношением провозгласил:
– Представляем вашему вниманию мюзикл в двух актах. Автор Кортни Хэмптон. «Касабланкин кошкин дом». Акт первый, сцена первая.
Раздались стихи:
Жил-был дом, какой ругали и считали его злом,
Потому что был он старым, уготованным на слом. Да…
Крыша текла, коридоры воняли,
Лифты ломались, потолки осыпались.
Но не так уж был он жалок, как подумали бы вы.
Переплёты, правда, гнили, в кранах не было воды.
А бывало, что из раковин неприятнейше несло,
Но не так уж неприятно, просто киселью, и всё.
Н-да…
«Касабланкин кошкин дом» – места лучше не найдём!
А какие тут жильцы – молодцы и удальцы!
Стриптизерш прогнали сразу -
Не увидите ни разу.
Пьяница, что их гонял, мертвяком давно уж стал.
Есть мадама на десятом, и, похоже, ничего,
Только жаль, вот мойщик окон
Бухнулся во двор.
Ого!..
«Касабланкин кошкин дом» – замечательно живём!
Мышей здесь становится всё меньше.
Шик и блеск повсюду, как в древних королевских
замках Богемии.
Но мы обходим друг друга, словно во времена
эпидемии
Когда же нас бьют по щеке, мы радостно подставляем