– Она не так плоха для столь старого здания, к тому же с четырнадцатого этажа закаты выглядят просто потрясающе.
– Этим и хорош город, – сказал Райкер. – Закатами! Они такие необычные из-за той дряни, что загрязняет атмосферу.
– В гостиной моей квартиры застекленный потолок, есть терраса с садиком, водяной матрац, золотые краны в ванной и целая библиотека с альбомами и книгами по искусству. Да ещё с какими! Просто не поверишь.
– Квилл, как это тебе удаётся? Везение. А как кошки отреагировали на высоту?
– Не жаловались. Правда, похоже, Коко несколько разочарован скудостью голубиного населения.
– Ну а что насчёт реставрации?
– Провёл кое-какое расследование и кое с кем поговорил. Сегодня, например, встречался с архитектором. Затем познакомлюсь с владелицей здания. Знаешь, Арчи, это всё походит на готовую к раскопкам гробницу Тутанхамона.
– Держись от напастей в стороне, дружище, – сказал Райкер, – и не забудь прислать материал.
После разговора Квиллер почувствовал себя лучше, поэтому лег на постель, позволив сиамцам устроиться на водяном матраце: у них сегодня выдался трудный денек.
В среду утром он позвонил Мэри Дакворт.
– Я прочёл отчёт Гринчмана и готов к встрече с Графиней. Когда вы сможете её организовать?
– Может быть, сегодня в четыре?
– Форма одежды?
– Предлагаю костюм и галстук. И ещё она не позволяет курить.
– Не страшно. Оставлю трубку дома. Я тут выяснил, что курение плохо отражается на здоровье сиамцев.
– Я больше не притрагиваюсь к сигаретам, – откликнулась она. – Врачу наконец-то удалось меня убедить, что дым скверно отражается на антикварной мебели. Вы беседовали с Джефферсоном Лоуэллом?
– Обедали вместе. Приятный человек.
– Вы приняли решение?
– Пока ещё нет. Так где мы встретимся?
– У входных дверей около четырёх.
Прежде чем подстричься, подровнять усы, отпарить свой серый костюм и начистить ботинки, Квиллер послушал новости и прогноз погоды и выяснил, что вчера с автомобильной стоянки возле супермаркета похитили женщину, что в Пенниманском парке хулиганы избили бегуна, что предсказанный дождь закончится ко второй половине дня. Квиллер отправился на такси в разъезды, по пути перехватив в хламтаунской деликатесной легкий завтрак, и вернулся в 14-А достаточно рано для того, чтобы уделить сиамцам некоторое время. Он предложил им очередную главу из «Эотена», и кошки прошли за ним в библиотеку, но у Коко оказались иные идеи. Он запрыгнул на стол и принялся яростно скрести его.
Коко был известным библиофилом, а на шестифутовом библиотечном столе лежали огромные альбомы Микеланджело, Ренуара, Ван Гога, Уайета и других, хотя кот предпочитал тома меньшего формата, которые легко скидывал с полок.
– Ты что делаешь, негодник?! – крикнул Квиллер. Среди альбомов Коко отыскал длинную плоскую коробку, обтянутую кожей и с надписью: «Скрэбл». Костяшка «пусто», похоже, была вытянута именно из этой коробки. Открыв её, Квиллер обнаружил в ней сотню или около того небольших костяшек, на каждой из которых имелась буква алфавита. Он сел за стол, открыл игральную доску и чисто из любопытства прочитал правила.
– Очень просто, – сказал Квиллер после. Наугад выбрав несколько костей, он выложил слова типа «пежо» и «ягуар». Годы игры вместе с Коко в словарные игры оставили след в виде огромного набора эзотерических терминов, которые он не мог никак использовать. Вскоре он составил на доске небольшой кроссвордик, начинавшийся с «хама», превратившегося в «хамелеона», от которого пошла «ольпа», пересекшаяся затем «цаплей».
Сиамцы наблюдали, ожидая своего часа, но Квиллера заворожили костяшки с буквицами и маленькими числами, обозначавшими ценность каждого составленного слова. Время протекло слишком быстро, и вот уже пора надевать серый костюм и спускаться вниз к Мэри Дакворт, Но прежде чем выйти из квартиры, Квиллер сунул в карман один из фруктов из вазы.
– Превосходно выглядите! – сообщила Мэри, когда увидела его, но покосилась на оттопыренные карманы пиджака.
Они вызвали частный лифт и в кабине, с панелями из розового дерева, с обитым бархатом сиденьем и устланной коврами, поднялись на двенадцатый. Подъём ничем не отличался по скорости от движения Красного или Зеленого, но был значительно ровнее и мягче.
По пути Квиллер сказал:
– Вы знали, что Ди Бессингер должна была унаследовать «Касабланку»?
Мэри с сожалением кивнула.
– Кто теперь её получит?
– Благотворительные организации. Квилл, не знаю, что вы ожидаете, но апартаменты Пламба произведут на вас сильное впечатление. Они отделаны в стиле ар-деко.
Они вышли из лифта в огромное фойе, обитое горизонтальными панелями кораллового, бургунди, бутылочно-зелёного цвета, которые были отделены друг от друга тонкими полосками меди; пол был выложен керамической плиткой с металлическим медным отливом. Всё несколько потускнело со временем. Два угловатых кресла стояли по бокам угловатой же консоли, на которой две дюжины чайных роз отражались в большом круглом зеркале. Мэри нажала на кнопку звонка, выполненную в виде миниатюрной головы египтянина, и они с Квиллером подождали у двойных дверей, обитых красноватой медью. Когда створки открылись, за ними оказался огромный мужчина с костюме розоватого цвета.
– Добрый день, Фердинанд, – сказала Мэри. – Мисс Аделаида нас ждёт. Это мистер Квиллер.
– Да. Вы знаете, куда идти. – Дворецкий ткнул похожей на окорок рукой в сторону гостиной. У него была фигура грузчика: мясистые плечи, бычья шея и голый череп. Круглосуточная охрана, подумал Квиллер. – Она недавно встала после полуденного сна, – продолжил мужчина. – И пришлось поправлять прическу. Ту, что занималась этим прежде, она уволила, а новенькая медленно работает.
– Как интересно, – чопорно произнесла Мэри.
Гостиная была огромна. Потрясал мраморный пол персикового цвета, на котором были положены ковры с геометрическими рисунками, и персиковые стены с медными вставками и огромными круглыми зеркалами.
Мэри взглядом указала Квиллеру на кресло, исполненное из мягких кожаных роликов, набитых в хромированный каркас.
– Это настоящее кресло «бибендум», сделанное ещё в двадцатых, – сказала она.
Его взгляд путешествовал с предмета на предмет: чайный столик, инкрустированный черепаховым панцирем; лампы с луковичными основаниями; окна из притертого стекла с тонированными медными перёплетами. Всё старое, блёклое. В зале стояла торжественная тишина.
Фердинанд прошёл за ними следом.
– Вы ведь здесь ни разу не были, – обратился он к Квиллеру.
– Это мой первый визит.
– Играете в бридж?
– Боюсь, нет.
– Она любит бридж.
– Мне рассказывали, – ответил Квиллер, бросив быстрый взгляд на Мэри.
Она сидела, высокомерно поджав губы.
– Ей нравятся любые игры, – сказал охранник. – Дождь закончился?
– Час назад.
– На этой неделе будет неплохая погода.
– Совершенно верно.
– Я когда-то был борцом, выступал на телевидении, – произнёс здоровяк.
– Серьёзно? – Квиллер пожалел, что не прихватил диктофон.
– Меня называли Ферди-Бык. Так меня прозвали, – Он расстегнул пиджак, под которым обнаружилась футболка с вышитым на ней именем. – Не приходилось видеть, как я борюсь?
– Не имел удовольствия.
– Вот и она, – провозгласил Фердинанд. Аделаида Сен-Джон Пламб оказалась маленькой, совершенно не располагающей к себе женщиной, которая изящно склоняла голову на одну сторону и говорила быстро, с придыханием, голосом маленькой девочки.
– Очень хорошо, что вы зашли. – Каштановые волосы, уложенные волнами, нелепо контрастировали с бледной старческой кожей, покрытой сетью глубоких морщин. Так же как и накрашенные брови и нарисованные купидоновы губки. Хозяйка была одета в персикового цвета шифоновый халат, на шее висели нити золотых бус.
Её гости поднялись. Мэри сказала;
– Мисс Пламб, позвольте представить вам Джеймса Квиллера.
– Рада с вами познакомиться, – проговорила хозяйка.
– Очарован, – произнёс Квиллер, вежливо склоняясь над её рукой. Затем он вынул из кармана идеальный персик с алой шкуркой и длинным изогнутым стеблем и протянул его на руке, словно инкрустированную драгоценностями безделушку от Фаберже. – Идеальное дополнение к вашей красивейшей квартире, мадемуазель.
Графиня несколько замешкалась с ответом.
– Как очаровательно… Пожалуйста, садитесь – Фердинанд, можете принести чайный поднос. – Она грациозно опустилась на пышный диванчик возле столика, инкрустированного черепаховым панцирем. – Надеюсь, Мэри, у вас всё в порядке?
– В полном, благодарю. А у вас, мисс Аделаида?
– Очень хорошо. Сегодня шёл дождь?
– Да, очень непродолжительное время.
Хозяйка повернулась к Квиллеру, с достоинством наклонив голову:
– Вы недавно с Востока?
– Скорее с Севера, – поправил он её. – Четыреста миль отсюда к северу.
– Неужели такое возможно?
Мэри сказала:
– Мистер Квиллер проводит здесь зиму, чтобы отдохнуть от снега и льда.
– Прелестно! Надеюсь, вам у нас понравится, мистер…
– Квиллер.
– Вы играете в бридж?
– К сожалению, должен признаться, что бридж не состоит в списке моих достижений, – сказал он. – Зато я очень неплохо играю в скрэбл.
Мэри выразила удивление, а Графиня – удовольствие.
– Чудно! Как-нибудь вечером вы должны сыграть со мной.
Фердинанд в белых нитяных перчатках поставил перед ней серебряный поднос – выдержанный в традициях кубизма, со вставками чёрного дерева, – и хозяйка уверенно продемонстрировала, как управляется с чайной церемонией.
– Мистер Квиллер – писатель, – сказала Мэри.
– Замечательно! Что же вы пишете?
– Сейчас задумал написать книгу об истории «Касабланки», – сказал он, снова поразив Мэри. – В публичной библиотеке настоящая коллекция фотографий, среди которых много ваших, мисс Пламб.
– А у них есть снимки моего обожаемого папы?
– Несколько.
– Как бы мне хотелось их увидеть. – Она аккуратно склонила голову набок.
– Вы помните, какой была старая «Касабланка»?
– Конечно! Я здесь родилась. В этой самой квартире. Роды принимали повивальная бабка, медсестра и два врача. Моим отцом был Харрисон Уилле Пламб – изумительный человек! Мать практически не помню. Родственница Пенниманов. Она умерла, когда мне было всего четыре годика. В городе свирепствовала эпидемия инфлюэнцы: мать и двое моих братьев заразились. Все трое умерли в течение недели и оставили меня на попечении отца. Мне было всего четыре.
Мэри сказала:
– Расскажите мистеру Квиллеру, как вам удалось избежать эпидемии.
– Чудесным образом! Моя нянька – по-моему, её звали Гедда – попросила разрешения увезти меня в горы, где ей казалась обстановка здоровее. Мы оставались вдвоем в маленькой хижине, ели лук, чёрную патоку пили чай… Меня до сих пор трясёт от воспоминаний. Но зато мы не заболели. Приехав домой, я увидела, что в живых остался один отец – он был убит горем! Мне тогда было четыре годика.
Неуклюжие руки Фердинанда в белых перчатках, напоминающих по размеру перчатки для игры в бейсбол, пронесли серебряный подносик, на котором лежал кекс, усеянный зернышками тмина.
Графиня продолжила:
– Я была единственной, кто остался у отца в этом мире, поэтому он баловал меня своим вниманием и шикарными подарками. Я его обожала!
– Он устроил вас в школу? – спросил Квиллер.
– Меня учили на дому: отец не выпускал меня из вида. Мы всюду были вместе – на симфонических концертах, в опере и на благотворительных балах. Каждый год путешествовали: в Париже нас принимали по-королевски, а на кораблях мы всегда кушали за капитанским столиком. Отца я называла лучшим другом, а он присылал мне чайные розы и вишневый ликер… Фердинанд, вы можете принести конфеты.
Огромные руки поставили маленькую серебряную конфетницу на ножках, в которой на льняной салфетке лежали три «вишни в шоколаде».
Квиллер воспользовался паузой, чтобы сказать:
– У вас, мисс Пламб, очень красивая квартира.
– Благодарю, мистер…
– Квиллер.
– Да. Мой дорогой папа обставил её после одного из своих путешествий в Париж. Очаровательный француз с усиками прожил здесь целый год, полностью всё переделав. Я в него даже влюбилась. – Тут она кокетливо склонила голову набок. – С континента приезжали специально выписанные мастеровые. Для девушки это было восхитительное время.
– А вы не припомните людей, живших тогда в доме? Какие-нибудь фамилии?
– Ну конечно же! Здесь жили, разумеется. Пенниманы. Моя мать была с ними в родстве… семья Дэксбери, банкиров… Тихэндлы, Уилбертоны и Грейстоуны. Все известные семьи жили в шикарных квартирах или pieds-a-tetre.
– А знаменитости приезжали? Президент Кулидж? Карузо? Бэрриморы?
– Уверена, что они останавливались у нас, но… жизнь в те времена больше походила на вихрь, а я была совсем юной. Простите, если чего-то не вспомню.
– Обедали вы, наверное, в ресторане на крыше?
– А, в «Пальмовом павильоне». Конечно же! У нас с отцом был отдельный столик с чудеснейшим видом, и все официанты знали наши любимые блюда. Я обожала бананы по-фостерски! Шеф-повар всегда готовил их прямо за столом. Если погода выдавалась хорошей, мы пили чай на террасе. Первый раз я появилась в "Пальмовом павильоне" в красивейшем белом, расшитом бисером платье.
– Я тоже восхищаюсь прекрасными видами из своей квартиры, – сказал Квиллер. – Я живу в номере, в котором до этого проживала Дианна Бессингер. Вы, как я понял, хорошо её знали.
Графиня печально опустила глаза.
– Мне её очень не хватает. Мы дважды в неделю играли в скрэбл. Это беда, что она так рано ушла из жизни. Умерла во сне. Отказало сердце.
Квиллер быстро взглянул на Мэри, и та нахмурилась в ответ. Ещё и Фердинанд угрюмо встал рядом, сложив руки на груди.
Мэри поднялась:
– Большое вам спасибо, мисс Аделаида, за приглашение.
– Я с удовольствием провела время, А мистер Квиллер, надеюсь, в скором времени присоединится ко мне за столом для бриджа.
– Не бриджа, – поправил он. – Скрэбла.
– Да, разумеется. До скорого свидания.
Фердинанд проводил гостей в фойе и вытащил из кармана растрепанную записную книжку и огрызок карандаша.
– Пятница, суббота, воскресенье полностью забиты, – сказал он. – А вот завтра никого. Ей нужен кто-нибудь на завтра. – Он с угрозой уставился на Квиллера. – Завтра. В восемь? – Это было не приглашение, а скорее приказ вышестоящего начальства.
– Восемь часов – прекрасно, – проговорил Квиллер, заходя в поджидающий лифт. Очутившись среди розовых панелей и бархата, они с Мэри заговорили почти одновременно.
Он сказал:
– Где она отыскала этого стопятидесятикилограммового громилу?
А Мэри:
– Я думала, Квилл, вы не играете в игры.
– Прическа как у Элеоноры Рузвельт в тридцатые годы.
– Я чуть не задохнулась, когда вы преподнесли ей персик.
– Она даже не знает, что Диану убили!
Выйдя в вестибюль, они увидели толпу работяг, вкатывающуюся во входные двери. Все уставились на привилегированную парочку.
Квиллер произнес:
– Знаете, Мэри, я, пожалуй что, выйду с вами отсюда. Хочу проверить машину. Я здесь с воскресенья, и в моём «стойле» перебывало уже пять разных машин. – Подойдя к стоянке, он спросил; – Можно задать вам вопрос?
– Разумеется.
– Как вам кажется: каким мотивом руководствовался художник, убивая свою покровительницу?
– Ревностью.
– То есть у него имелся соперник?
– И не один. – Она скорчила понимающую гримасу. – Ди нравилось разнообразие.
– Вы были с ней дружны?
– Я восхищалась тем, что она хотела претворить в жизнь, и должна признать, у неё была харизма. Иначе НОСОК никогда не набрал бы такого количества сторонников.
Квиллер пригладил усы.
– Как вы считаете, не были ли мотивы убийства политическими?
– В каком смысле?
Они стояли у входа на стоянку, и Мэри поглядывала на часы.
– Поговорим об этом в другой раз. Может быть, как-нибудь поужинаем? – предложил Квиллер.
– Если назначим время на воскресенье или понедельник. – Она снова стала очень деловой. – Уверена, Роберто к нам с удовольствием присоединится.
Квиллер сказал, что идея ему по душе. Он потерял к Мэри личный интерес. Но все же не стоило сбрасывать со счетов тот удивительный факт, что Коко одобрил только одну женщину в его жизни – Мэри Дакворт. Он привёл в уныние Мелинду, воспротивился Элкокови и поднял восстание против Розмари. Что касается Полли, он терпел её только потому, что у той был завораживающий голос. Но Мэри он обожал из-за такого же, как у него, духа оппортунизма! Стоило родственной душе показаться где-нибудь поблизости, как Коко точно её вычислял. Также в её пользу говорила и банка омаров, которую она отдала сиамцам три года назад. Именно так следовало вести себя с кошками!
В то время как Мэри возвращалась в «Палубой дракон», Квиллер пробирался сквозь лабиринт машин к своему сектору, избегая выбоин, наполненных дожлевой водой. К его удивлению, № 28 оказался свободным. Вот теперь он мог завести «Сливу» на законное место. Он вытащил ключи, но что-то с его фиолетово-голубой четырёхдверной моделью, стоящей на месте 27, было явно не то. Она словно в землю вросла! На самом деле все четыре шины оказались спущены.
ДЕВЯТЬ
– Этим и хорош город, – сказал Райкер. – Закатами! Они такие необычные из-за той дряни, что загрязняет атмосферу.
– В гостиной моей квартиры застекленный потолок, есть терраса с садиком, водяной матрац, золотые краны в ванной и целая библиотека с альбомами и книгами по искусству. Да ещё с какими! Просто не поверишь.
– Квилл, как это тебе удаётся? Везение. А как кошки отреагировали на высоту?
– Не жаловались. Правда, похоже, Коко несколько разочарован скудостью голубиного населения.
– Ну а что насчёт реставрации?
– Провёл кое-какое расследование и кое с кем поговорил. Сегодня, например, встречался с архитектором. Затем познакомлюсь с владелицей здания. Знаешь, Арчи, это всё походит на готовую к раскопкам гробницу Тутанхамона.
– Держись от напастей в стороне, дружище, – сказал Райкер, – и не забудь прислать материал.
После разговора Квиллер почувствовал себя лучше, поэтому лег на постель, позволив сиамцам устроиться на водяном матраце: у них сегодня выдался трудный денек.
В среду утром он позвонил Мэри Дакворт.
– Я прочёл отчёт Гринчмана и готов к встрече с Графиней. Когда вы сможете её организовать?
– Может быть, сегодня в четыре?
– Форма одежды?
– Предлагаю костюм и галстук. И ещё она не позволяет курить.
– Не страшно. Оставлю трубку дома. Я тут выяснил, что курение плохо отражается на здоровье сиамцев.
– Я больше не притрагиваюсь к сигаретам, – откликнулась она. – Врачу наконец-то удалось меня убедить, что дым скверно отражается на антикварной мебели. Вы беседовали с Джефферсоном Лоуэллом?
– Обедали вместе. Приятный человек.
– Вы приняли решение?
– Пока ещё нет. Так где мы встретимся?
– У входных дверей около четырёх.
Прежде чем подстричься, подровнять усы, отпарить свой серый костюм и начистить ботинки, Квиллер послушал новости и прогноз погоды и выяснил, что вчера с автомобильной стоянки возле супермаркета похитили женщину, что в Пенниманском парке хулиганы избили бегуна, что предсказанный дождь закончится ко второй половине дня. Квиллер отправился на такси в разъезды, по пути перехватив в хламтаунской деликатесной легкий завтрак, и вернулся в 14-А достаточно рано для того, чтобы уделить сиамцам некоторое время. Он предложил им очередную главу из «Эотена», и кошки прошли за ним в библиотеку, но у Коко оказались иные идеи. Он запрыгнул на стол и принялся яростно скрести его.
Коко был известным библиофилом, а на шестифутовом библиотечном столе лежали огромные альбомы Микеланджело, Ренуара, Ван Гога, Уайета и других, хотя кот предпочитал тома меньшего формата, которые легко скидывал с полок.
– Ты что делаешь, негодник?! – крикнул Квиллер. Среди альбомов Коко отыскал длинную плоскую коробку, обтянутую кожей и с надписью: «Скрэбл». Костяшка «пусто», похоже, была вытянута именно из этой коробки. Открыв её, Квиллер обнаружил в ней сотню или около того небольших костяшек, на каждой из которых имелась буква алфавита. Он сел за стол, открыл игральную доску и чисто из любопытства прочитал правила.
– Очень просто, – сказал Квиллер после. Наугад выбрав несколько костей, он выложил слова типа «пежо» и «ягуар». Годы игры вместе с Коко в словарные игры оставили след в виде огромного набора эзотерических терминов, которые он не мог никак использовать. Вскоре он составил на доске небольшой кроссвордик, начинавшийся с «хама», превратившегося в «хамелеона», от которого пошла «ольпа», пересекшаяся затем «цаплей».
Сиамцы наблюдали, ожидая своего часа, но Квиллера заворожили костяшки с буквицами и маленькими числами, обозначавшими ценность каждого составленного слова. Время протекло слишком быстро, и вот уже пора надевать серый костюм и спускаться вниз к Мэри Дакворт, Но прежде чем выйти из квартиры, Квиллер сунул в карман один из фруктов из вазы.
– Превосходно выглядите! – сообщила Мэри, когда увидела его, но покосилась на оттопыренные карманы пиджака.
Они вызвали частный лифт и в кабине, с панелями из розового дерева, с обитым бархатом сиденьем и устланной коврами, поднялись на двенадцатый. Подъём ничем не отличался по скорости от движения Красного или Зеленого, но был значительно ровнее и мягче.
По пути Квиллер сказал:
– Вы знали, что Ди Бессингер должна была унаследовать «Касабланку»?
Мэри с сожалением кивнула.
– Кто теперь её получит?
– Благотворительные организации. Квилл, не знаю, что вы ожидаете, но апартаменты Пламба произведут на вас сильное впечатление. Они отделаны в стиле ар-деко.
Они вышли из лифта в огромное фойе, обитое горизонтальными панелями кораллового, бургунди, бутылочно-зелёного цвета, которые были отделены друг от друга тонкими полосками меди; пол был выложен керамической плиткой с металлическим медным отливом. Всё несколько потускнело со временем. Два угловатых кресла стояли по бокам угловатой же консоли, на которой две дюжины чайных роз отражались в большом круглом зеркале. Мэри нажала на кнопку звонка, выполненную в виде миниатюрной головы египтянина, и они с Квиллером подождали у двойных дверей, обитых красноватой медью. Когда створки открылись, за ними оказался огромный мужчина с костюме розоватого цвета.
– Добрый день, Фердинанд, – сказала Мэри. – Мисс Аделаида нас ждёт. Это мистер Квиллер.
– Да. Вы знаете, куда идти. – Дворецкий ткнул похожей на окорок рукой в сторону гостиной. У него была фигура грузчика: мясистые плечи, бычья шея и голый череп. Круглосуточная охрана, подумал Квиллер. – Она недавно встала после полуденного сна, – продолжил мужчина. – И пришлось поправлять прическу. Ту, что занималась этим прежде, она уволила, а новенькая медленно работает.
– Как интересно, – чопорно произнесла Мэри.
Гостиная была огромна. Потрясал мраморный пол персикового цвета, на котором были положены ковры с геометрическими рисунками, и персиковые стены с медными вставками и огромными круглыми зеркалами.
Мэри взглядом указала Квиллеру на кресло, исполненное из мягких кожаных роликов, набитых в хромированный каркас.
– Это настоящее кресло «бибендум», сделанное ещё в двадцатых, – сказала она.
Его взгляд путешествовал с предмета на предмет: чайный столик, инкрустированный черепаховым панцирем; лампы с луковичными основаниями; окна из притертого стекла с тонированными медными перёплетами. Всё старое, блёклое. В зале стояла торжественная тишина.
Фердинанд прошёл за ними следом.
– Вы ведь здесь ни разу не были, – обратился он к Квиллеру.
– Это мой первый визит.
– Играете в бридж?
– Боюсь, нет.
– Она любит бридж.
– Мне рассказывали, – ответил Квиллер, бросив быстрый взгляд на Мэри.
Она сидела, высокомерно поджав губы.
– Ей нравятся любые игры, – сказал охранник. – Дождь закончился?
– Час назад.
– На этой неделе будет неплохая погода.
– Совершенно верно.
– Я когда-то был борцом, выступал на телевидении, – произнёс здоровяк.
– Серьёзно? – Квиллер пожалел, что не прихватил диктофон.
– Меня называли Ферди-Бык. Так меня прозвали, – Он расстегнул пиджак, под которым обнаружилась футболка с вышитым на ней именем. – Не приходилось видеть, как я борюсь?
– Не имел удовольствия.
– Вот и она, – провозгласил Фердинанд. Аделаида Сен-Джон Пламб оказалась маленькой, совершенно не располагающей к себе женщиной, которая изящно склоняла голову на одну сторону и говорила быстро, с придыханием, голосом маленькой девочки.
– Очень хорошо, что вы зашли. – Каштановые волосы, уложенные волнами, нелепо контрастировали с бледной старческой кожей, покрытой сетью глубоких морщин. Так же как и накрашенные брови и нарисованные купидоновы губки. Хозяйка была одета в персикового цвета шифоновый халат, на шее висели нити золотых бус.
Её гости поднялись. Мэри сказала;
– Мисс Пламб, позвольте представить вам Джеймса Квиллера.
– Рада с вами познакомиться, – проговорила хозяйка.
– Очарован, – произнёс Квиллер, вежливо склоняясь над её рукой. Затем он вынул из кармана идеальный персик с алой шкуркой и длинным изогнутым стеблем и протянул его на руке, словно инкрустированную драгоценностями безделушку от Фаберже. – Идеальное дополнение к вашей красивейшей квартире, мадемуазель.
Графиня несколько замешкалась с ответом.
– Как очаровательно… Пожалуйста, садитесь – Фердинанд, можете принести чайный поднос. – Она грациозно опустилась на пышный диванчик возле столика, инкрустированного черепаховым панцирем. – Надеюсь, Мэри, у вас всё в порядке?
– В полном, благодарю. А у вас, мисс Аделаида?
– Очень хорошо. Сегодня шёл дождь?
– Да, очень непродолжительное время.
Хозяйка повернулась к Квиллеру, с достоинством наклонив голову:
– Вы недавно с Востока?
– Скорее с Севера, – поправил он её. – Четыреста миль отсюда к северу.
– Неужели такое возможно?
Мэри сказала:
– Мистер Квиллер проводит здесь зиму, чтобы отдохнуть от снега и льда.
– Прелестно! Надеюсь, вам у нас понравится, мистер…
– Квиллер.
– Вы играете в бридж?
– К сожалению, должен признаться, что бридж не состоит в списке моих достижений, – сказал он. – Зато я очень неплохо играю в скрэбл.
Мэри выразила удивление, а Графиня – удовольствие.
– Чудно! Как-нибудь вечером вы должны сыграть со мной.
Фердинанд в белых нитяных перчатках поставил перед ней серебряный поднос – выдержанный в традициях кубизма, со вставками чёрного дерева, – и хозяйка уверенно продемонстрировала, как управляется с чайной церемонией.
– Мистер Квиллер – писатель, – сказала Мэри.
– Замечательно! Что же вы пишете?
– Сейчас задумал написать книгу об истории «Касабланки», – сказал он, снова поразив Мэри. – В публичной библиотеке настоящая коллекция фотографий, среди которых много ваших, мисс Пламб.
– А у них есть снимки моего обожаемого папы?
– Несколько.
– Как бы мне хотелось их увидеть. – Она аккуратно склонила голову набок.
– Вы помните, какой была старая «Касабланка»?
– Конечно! Я здесь родилась. В этой самой квартире. Роды принимали повивальная бабка, медсестра и два врача. Моим отцом был Харрисон Уилле Пламб – изумительный человек! Мать практически не помню. Родственница Пенниманов. Она умерла, когда мне было всего четыре годика. В городе свирепствовала эпидемия инфлюэнцы: мать и двое моих братьев заразились. Все трое умерли в течение недели и оставили меня на попечении отца. Мне было всего четыре.
Мэри сказала:
– Расскажите мистеру Квиллеру, как вам удалось избежать эпидемии.
– Чудесным образом! Моя нянька – по-моему, её звали Гедда – попросила разрешения увезти меня в горы, где ей казалась обстановка здоровее. Мы оставались вдвоем в маленькой хижине, ели лук, чёрную патоку пили чай… Меня до сих пор трясёт от воспоминаний. Но зато мы не заболели. Приехав домой, я увидела, что в живых остался один отец – он был убит горем! Мне тогда было четыре годика.
Неуклюжие руки Фердинанда в белых перчатках, напоминающих по размеру перчатки для игры в бейсбол, пронесли серебряный подносик, на котором лежал кекс, усеянный зернышками тмина.
Графиня продолжила:
– Я была единственной, кто остался у отца в этом мире, поэтому он баловал меня своим вниманием и шикарными подарками. Я его обожала!
– Он устроил вас в школу? – спросил Квиллер.
– Меня учили на дому: отец не выпускал меня из вида. Мы всюду были вместе – на симфонических концертах, в опере и на благотворительных балах. Каждый год путешествовали: в Париже нас принимали по-королевски, а на кораблях мы всегда кушали за капитанским столиком. Отца я называла лучшим другом, а он присылал мне чайные розы и вишневый ликер… Фердинанд, вы можете принести конфеты.
Огромные руки поставили маленькую серебряную конфетницу на ножках, в которой на льняной салфетке лежали три «вишни в шоколаде».
Квиллер воспользовался паузой, чтобы сказать:
– У вас, мисс Пламб, очень красивая квартира.
– Благодарю, мистер…
– Квиллер.
– Да. Мой дорогой папа обставил её после одного из своих путешествий в Париж. Очаровательный француз с усиками прожил здесь целый год, полностью всё переделав. Я в него даже влюбилась. – Тут она кокетливо склонила голову набок. – С континента приезжали специально выписанные мастеровые. Для девушки это было восхитительное время.
– А вы не припомните людей, живших тогда в доме? Какие-нибудь фамилии?
– Ну конечно же! Здесь жили, разумеется. Пенниманы. Моя мать была с ними в родстве… семья Дэксбери, банкиров… Тихэндлы, Уилбертоны и Грейстоуны. Все известные семьи жили в шикарных квартирах или pieds-a-tetre.
– А знаменитости приезжали? Президент Кулидж? Карузо? Бэрриморы?
– Уверена, что они останавливались у нас, но… жизнь в те времена больше походила на вихрь, а я была совсем юной. Простите, если чего-то не вспомню.
– Обедали вы, наверное, в ресторане на крыше?
– А, в «Пальмовом павильоне». Конечно же! У нас с отцом был отдельный столик с чудеснейшим видом, и все официанты знали наши любимые блюда. Я обожала бананы по-фостерски! Шеф-повар всегда готовил их прямо за столом. Если погода выдавалась хорошей, мы пили чай на террасе. Первый раз я появилась в "Пальмовом павильоне" в красивейшем белом, расшитом бисером платье.
– Я тоже восхищаюсь прекрасными видами из своей квартиры, – сказал Квиллер. – Я живу в номере, в котором до этого проживала Дианна Бессингер. Вы, как я понял, хорошо её знали.
Графиня печально опустила глаза.
– Мне её очень не хватает. Мы дважды в неделю играли в скрэбл. Это беда, что она так рано ушла из жизни. Умерла во сне. Отказало сердце.
Квиллер быстро взглянул на Мэри, и та нахмурилась в ответ. Ещё и Фердинанд угрюмо встал рядом, сложив руки на груди.
Мэри поднялась:
– Большое вам спасибо, мисс Аделаида, за приглашение.
– Я с удовольствием провела время, А мистер Квиллер, надеюсь, в скором времени присоединится ко мне за столом для бриджа.
– Не бриджа, – поправил он. – Скрэбла.
– Да, разумеется. До скорого свидания.
Фердинанд проводил гостей в фойе и вытащил из кармана растрепанную записную книжку и огрызок карандаша.
– Пятница, суббота, воскресенье полностью забиты, – сказал он. – А вот завтра никого. Ей нужен кто-нибудь на завтра. – Он с угрозой уставился на Квиллера. – Завтра. В восемь? – Это было не приглашение, а скорее приказ вышестоящего начальства.
– Восемь часов – прекрасно, – проговорил Квиллер, заходя в поджидающий лифт. Очутившись среди розовых панелей и бархата, они с Мэри заговорили почти одновременно.
Он сказал:
– Где она отыскала этого стопятидесятикилограммового громилу?
А Мэри:
– Я думала, Квилл, вы не играете в игры.
– Прическа как у Элеоноры Рузвельт в тридцатые годы.
– Я чуть не задохнулась, когда вы преподнесли ей персик.
– Она даже не знает, что Диану убили!
Выйдя в вестибюль, они увидели толпу работяг, вкатывающуюся во входные двери. Все уставились на привилегированную парочку.
Квиллер произнес:
– Знаете, Мэри, я, пожалуй что, выйду с вами отсюда. Хочу проверить машину. Я здесь с воскресенья, и в моём «стойле» перебывало уже пять разных машин. – Подойдя к стоянке, он спросил; – Можно задать вам вопрос?
– Разумеется.
– Как вам кажется: каким мотивом руководствовался художник, убивая свою покровительницу?
– Ревностью.
– То есть у него имелся соперник?
– И не один. – Она скорчила понимающую гримасу. – Ди нравилось разнообразие.
– Вы были с ней дружны?
– Я восхищалась тем, что она хотела претворить в жизнь, и должна признать, у неё была харизма. Иначе НОСОК никогда не набрал бы такого количества сторонников.
Квиллер пригладил усы.
– Как вы считаете, не были ли мотивы убийства политическими?
– В каком смысле?
Они стояли у входа на стоянку, и Мэри поглядывала на часы.
– Поговорим об этом в другой раз. Может быть, как-нибудь поужинаем? – предложил Квиллер.
– Если назначим время на воскресенье или понедельник. – Она снова стала очень деловой. – Уверена, Роберто к нам с удовольствием присоединится.
Квиллер сказал, что идея ему по душе. Он потерял к Мэри личный интерес. Но все же не стоило сбрасывать со счетов тот удивительный факт, что Коко одобрил только одну женщину в его жизни – Мэри Дакворт. Он привёл в уныние Мелинду, воспротивился Элкокови и поднял восстание против Розмари. Что касается Полли, он терпел её только потому, что у той был завораживающий голос. Но Мэри он обожал из-за такого же, как у него, духа оппортунизма! Стоило родственной душе показаться где-нибудь поблизости, как Коко точно её вычислял. Также в её пользу говорила и банка омаров, которую она отдала сиамцам три года назад. Именно так следовало вести себя с кошками!
В то время как Мэри возвращалась в «Палубой дракон», Квиллер пробирался сквозь лабиринт машин к своему сектору, избегая выбоин, наполненных дожлевой водой. К его удивлению, № 28 оказался свободным. Вот теперь он мог завести «Сливу» на законное место. Он вытащил ключи, но что-то с его фиолетово-голубой четырёхдверной моделью, стоящей на месте 27, было явно не то. Она словно в землю вросла! На самом деле все четыре шины оказались спущены.
ДЕВЯТЬ
Располосовали ли шины «Сливы» или просто отвернули ниппеля, выпустив воздух, – Квиллеру было без разницы. В глубочайшем возмущении он быстро направился к «Касабланке». Но на полпути остановился и стал соображать: если он сейчас уйдет, кто-нибудь обязательно въедет и займёт его место. Вернувшись к № 28, он встал между желтыми – или которые когда-то были желтыми – разграничительными линиями. Его воинственная поза и сложенные на груди руки впечатляли ещё больше из-за буйно встопорщившихся усов.
Первой машиной, въехавшей на стоянку, оказалась BMW. «Хммм, – пробормотал Квиллер под нос. – Интересно, что BMW делает на этой стоянке?» Обладательницей BMW оказалась чрезвычайно соблазнительная особа. Выйдя из машины, она направилась к зданию. Это было то самое видение, которое пригрезилось Квиллеру прошлым вечером в вестибюле.
– Простите, мисс, – проговорил он самым томным, медоточивым голосом, на который был способен. – Вы идете в «Касабланку»?
– Именно таковым было моё намерение, – ответила она шелковистым голосом.
У него не оставалось времени на изящный ответ.
– Не окажете мне любезность? Попросите миссис Таттл прислать сюда Руперта. Кто-то порезал мне шины. – Он указал на поникшую машину в соседнем «стойле».
– У кого могло хватить безрассудства совершить подобный достойный всяческого порицания акт? – спросила она.
Квиллер подумал; она ненастоящая. Робот. Запрограммирована. Из другой галактики. Совершенно спокойно он сказал:
– Я занял его – или её – сектор, потому что в моём стояла чужая машина, и, думаю, ему – или ей – это не понравилось. С вами случались подобные несчастья?
– Слава богу, я не злопамятна, – ответила женщина. – Буду счастлива прислать вам на помощь сторожа.
– Не вступите в лужу, – предостерег Квиллер. – Они очень глубокие.
Она наградила его томной улыбкой и отправилась к «Касабланке». Квиллер в некотором остолбенении наблюдал за тем, как она уходит, с вожделением дуя себе в усы.
Когда несколько минут спустя Руперт появился на стоянке, выяснилось, что шины вовсе не порезаны. Просто выпустили воздух, и сторож сказал, что недалеко есть гараж, из которого можно вызвать механика с автонасосом.
– Кто платит за номер двадцать семь? – спросил Квиллер.
– Понятия не имею.
– Поскольку мои шины спущены, я сейчас въеду на свою стоянку и оставлю в ней машину на всю зиму. Буду ходить пешком или ездить на автобусе… Кстати, а кто эта женщина, которая ездит на BMW?
– Винни Уингфут, – сказал Руперт. – Манекенщица Живёт на десятом.
– Это её настоящее имя?
– Понятия не имею. Наверное, настоящее.
Если у Квиллера и были мысли об отмщении наглому преступнику, думы о Винни Уингфут их успокоили. На Красном он поднялся к себе на четырнадцатый, рассеянно переоделся в красную пижаму вместо серого костюма и дважды покормил кошек. Себе он заказал пиццу по телефону.
– «Касабланка»? Какой этаж? – спросил приемщик заказов.
– Четырнадцатый.
– В этом здании мы не поднимаемся выше третьего.
– Пришлите ко входу, Я встречу посыльного, – сказал Квиллер.
В качестве разминки он отправился вниз по лестнице и между одиннадцатым и десятым этажами встретил бегуна: тот теперь бегал между этажами. Улучив промежуток среди аэробических вдохов и выдохов, он объяснил:
– Слишком грязно… у парковки… – Потом добавил: – Вы… рано ложитесь… спать?
Только тогда Квиллер заметил фрейдистскую ошибку, вернулся в пентхаус и переодел пижаму.
В вестибюле седовласый мужчина делал полезные для организма упражнения: быстро ходил туда-обратно по всей длине холла, размахивал руками и исполнял какие-то выпады. Несколько оторвавшихся от общей массы прибывших забирали почту. В двери входила азиатка со своими двумя отпрысками, а Эмби, наоборот, собиралась выходить.
– Пыталась вам дозвониться, – сказала она. – Кортни хочет, чтобы я привела вас к нему на ужин в субботу вечером. Помните его? Продавец из магазина "Киппер энд Файн"?
– По какому случаю?
– Просто так. Ему хочется с кем-нибудь посидеть. Да, он бывает временами невыносимым, но обычно еда хорошая – куда лучше той, что готовлю я, – к тому же он знает все городские сплетни.
– Принято, – согласился Квиллер не раздумывая.
– Коктейли в шесть. Приходите без церемоний, добавила она. – Кого-нибудь ждёте?
– Посыльного из пиццерии. Кстати, Эмби, мне стыдно признаться, ведь я так и не знаю вашей фамилии.
– Она произнесла что-то типа «Каубел» (Корозвяк).
– Прошу прощения, по буквам можно?
– К-а-у-б-е-л. Ваша пицца, Квилл. Мне пора бежать. Опаздываю.
Пицца оказалась хороша – пришлось признать, что она куда лучше, чем та, которую он ел в Мускаунти. Сиамцам он дал с неё немного сыра и по кусочку пепперони. Затем включил кофейный агрегат и, взяв с собой кружку душистого напитка, отправился в библиотеку. Ему хотелось изучить скрэбл, в особенности правил подсчёта очков и цену различных букв: он хотел хорошо подготовиться к битве с Графиней. Разложив доску он высыпал костяшки на тиково-хромированную поверхность и принялся составлять кроссворды, пытаясь строить слова по максимуму очков. Коко сидел рядом близоруко наблюдая за игрой. Внезапно кот поднял мордочку и прислушайся. Через минуту-две в дверь постучали.
Из вестибюля никто не звонил, следовательно, это был жилец «Касабланки», и в голове Квиллера пронеслась фантастическая мысль: да это же Винни Уингфут! Затем появилась мысль попроще: Руперт. И все-таки он поглядел в зеркало, прежде чем открыть дверь, и провёл по волосам пятернёй.
В холле стояла женщина в шубке, но это была отнюдь не Винни Уингфут, а Изабелла, любительница выпить. В руках она держала бутылку.
– Привет, – сказала Изабелла.
– Вечер добрый, – ответил Квиллер с прохладцей.
– Выпить хотите? – спросила она, игриво помахивая бутылкой. Другая рука сжимала воротник шубы, и Квиллер подумал: что там у неё надето? И надето ли?
– Нет, спасибо, я завязал, но за предложение спасибо, – проговорил он быстро и монотонно в надежде лишить её иллюзий.
– Войти можно? – спросила она.
– Прошу простить, но я работаю, и времени у меня в обрез.
– А не хотца ли малость отвлечься от этой работы? – Шубка распахнулась, и дичайшее предположение Квиллера оправдалось.
Он сказал:
– Вам лучше прикрыться, пока не простудились. – Он мягко закрыл дверь, не отреагировав на пошлую ремарку, раздавшуюся напоследок.
Пофыркивая в усы, он вернулся в библиотеку.
– Это была Изабелла, – сообщил он Коко. – Жаль, что не Винни. Словарь у неё получше.
В эту самую секунду, несмотря на одиннадцать часов вечера, у него возникло непреодолимое желание поговорить с Полли Дункан. Он набрал номер.
– Как я рада, Квилл, что ты наконец позвонил, – сказала она. – Я как раз о тебе думала. Как там жизнь в развратном городе?
– Ты бы удивилась, узнав, насколько он развратен, – ответил он. – Только сегодня мне выпустили воздух из шин, а голая женщина только что едва не забралась ко мне в квартиру.
– О господи! Квилл, ты, должно быть, сам её подначил!
– Всего лишь поднял с пола, когда она вывалилась из телефонной будки. Как дела в Мускаунти?
– Я начинаю упаковываться, чтобы отвезти вещи на склад. Бутси помогает, забираясь в каждую коробку. Он восхитителен, но помешан на еде. Квилл, представляешь, пытается снять её у меня с вилки!
– Растёт. Пройдёт с возрастом. У Коко и Юм-Юм всё это тоже было.
– Как им нравится на новом месте?
– Юм-Юм открыла для себя водяной матрац и теперь ловит кошачий кайф. Мы с Коко учимся играть в скрэбл. Завтра иду на свидание с Графиней, поэтому надо хорошенько получиться.
– Она, наверное, шикарная дама? – с тревогой спросила Полли.
– Не совсем. Очень гостеприимна, но полностью выпадает из сегодняшнего дня. Не очень понимаю, как с ней обговаривать покупку недвижимости.
Первой машиной, въехавшей на стоянку, оказалась BMW. «Хммм, – пробормотал Квиллер под нос. – Интересно, что BMW делает на этой стоянке?» Обладательницей BMW оказалась чрезвычайно соблазнительная особа. Выйдя из машины, она направилась к зданию. Это было то самое видение, которое пригрезилось Квиллеру прошлым вечером в вестибюле.
– Простите, мисс, – проговорил он самым томным, медоточивым голосом, на который был способен. – Вы идете в «Касабланку»?
– Именно таковым было моё намерение, – ответила она шелковистым голосом.
У него не оставалось времени на изящный ответ.
– Не окажете мне любезность? Попросите миссис Таттл прислать сюда Руперта. Кто-то порезал мне шины. – Он указал на поникшую машину в соседнем «стойле».
– У кого могло хватить безрассудства совершить подобный достойный всяческого порицания акт? – спросила она.
Квиллер подумал; она ненастоящая. Робот. Запрограммирована. Из другой галактики. Совершенно спокойно он сказал:
– Я занял его – или её – сектор, потому что в моём стояла чужая машина, и, думаю, ему – или ей – это не понравилось. С вами случались подобные несчастья?
– Слава богу, я не злопамятна, – ответила женщина. – Буду счастлива прислать вам на помощь сторожа.
– Не вступите в лужу, – предостерег Квиллер. – Они очень глубокие.
Она наградила его томной улыбкой и отправилась к «Касабланке». Квиллер в некотором остолбенении наблюдал за тем, как она уходит, с вожделением дуя себе в усы.
Когда несколько минут спустя Руперт появился на стоянке, выяснилось, что шины вовсе не порезаны. Просто выпустили воздух, и сторож сказал, что недалеко есть гараж, из которого можно вызвать механика с автонасосом.
– Кто платит за номер двадцать семь? – спросил Квиллер.
– Понятия не имею.
– Поскольку мои шины спущены, я сейчас въеду на свою стоянку и оставлю в ней машину на всю зиму. Буду ходить пешком или ездить на автобусе… Кстати, а кто эта женщина, которая ездит на BMW?
– Винни Уингфут, – сказал Руперт. – Манекенщица Живёт на десятом.
– Это её настоящее имя?
– Понятия не имею. Наверное, настоящее.
Если у Квиллера и были мысли об отмщении наглому преступнику, думы о Винни Уингфут их успокоили. На Красном он поднялся к себе на четырнадцатый, рассеянно переоделся в красную пижаму вместо серого костюма и дважды покормил кошек. Себе он заказал пиццу по телефону.
– «Касабланка»? Какой этаж? – спросил приемщик заказов.
– Четырнадцатый.
– В этом здании мы не поднимаемся выше третьего.
– Пришлите ко входу, Я встречу посыльного, – сказал Квиллер.
В качестве разминки он отправился вниз по лестнице и между одиннадцатым и десятым этажами встретил бегуна: тот теперь бегал между этажами. Улучив промежуток среди аэробических вдохов и выдохов, он объяснил:
– Слишком грязно… у парковки… – Потом добавил: – Вы… рано ложитесь… спать?
Только тогда Квиллер заметил фрейдистскую ошибку, вернулся в пентхаус и переодел пижаму.
В вестибюле седовласый мужчина делал полезные для организма упражнения: быстро ходил туда-обратно по всей длине холла, размахивал руками и исполнял какие-то выпады. Несколько оторвавшихся от общей массы прибывших забирали почту. В двери входила азиатка со своими двумя отпрысками, а Эмби, наоборот, собиралась выходить.
– Пыталась вам дозвониться, – сказала она. – Кортни хочет, чтобы я привела вас к нему на ужин в субботу вечером. Помните его? Продавец из магазина "Киппер энд Файн"?
– По какому случаю?
– Просто так. Ему хочется с кем-нибудь посидеть. Да, он бывает временами невыносимым, но обычно еда хорошая – куда лучше той, что готовлю я, – к тому же он знает все городские сплетни.
– Принято, – согласился Квиллер не раздумывая.
– Коктейли в шесть. Приходите без церемоний, добавила она. – Кого-нибудь ждёте?
– Посыльного из пиццерии. Кстати, Эмби, мне стыдно признаться, ведь я так и не знаю вашей фамилии.
– Она произнесла что-то типа «Каубел» (Корозвяк).
– Прошу прощения, по буквам можно?
– К-а-у-б-е-л. Ваша пицца, Квилл. Мне пора бежать. Опаздываю.
Пицца оказалась хороша – пришлось признать, что она куда лучше, чем та, которую он ел в Мускаунти. Сиамцам он дал с неё немного сыра и по кусочку пепперони. Затем включил кофейный агрегат и, взяв с собой кружку душистого напитка, отправился в библиотеку. Ему хотелось изучить скрэбл, в особенности правил подсчёта очков и цену различных букв: он хотел хорошо подготовиться к битве с Графиней. Разложив доску он высыпал костяшки на тиково-хромированную поверхность и принялся составлять кроссворды, пытаясь строить слова по максимуму очков. Коко сидел рядом близоруко наблюдая за игрой. Внезапно кот поднял мордочку и прислушайся. Через минуту-две в дверь постучали.
Из вестибюля никто не звонил, следовательно, это был жилец «Касабланки», и в голове Квиллера пронеслась фантастическая мысль: да это же Винни Уингфут! Затем появилась мысль попроще: Руперт. И все-таки он поглядел в зеркало, прежде чем открыть дверь, и провёл по волосам пятернёй.
В холле стояла женщина в шубке, но это была отнюдь не Винни Уингфут, а Изабелла, любительница выпить. В руках она держала бутылку.
– Привет, – сказала Изабелла.
– Вечер добрый, – ответил Квиллер с прохладцей.
– Выпить хотите? – спросила она, игриво помахивая бутылкой. Другая рука сжимала воротник шубы, и Квиллер подумал: что там у неё надето? И надето ли?
– Нет, спасибо, я завязал, но за предложение спасибо, – проговорил он быстро и монотонно в надежде лишить её иллюзий.
– Войти можно? – спросила она.
– Прошу простить, но я работаю, и времени у меня в обрез.
– А не хотца ли малость отвлечься от этой работы? – Шубка распахнулась, и дичайшее предположение Квиллера оправдалось.
Он сказал:
– Вам лучше прикрыться, пока не простудились. – Он мягко закрыл дверь, не отреагировав на пошлую ремарку, раздавшуюся напоследок.
Пофыркивая в усы, он вернулся в библиотеку.
– Это была Изабелла, – сообщил он Коко. – Жаль, что не Винни. Словарь у неё получше.
В эту самую секунду, несмотря на одиннадцать часов вечера, у него возникло непреодолимое желание поговорить с Полли Дункан. Он набрал номер.
– Как я рада, Квилл, что ты наконец позвонил, – сказала она. – Я как раз о тебе думала. Как там жизнь в развратном городе?
– Ты бы удивилась, узнав, насколько он развратен, – ответил он. – Только сегодня мне выпустили воздух из шин, а голая женщина только что едва не забралась ко мне в квартиру.
– О господи! Квилл, ты, должно быть, сам её подначил!
– Всего лишь поднял с пола, когда она вывалилась из телефонной будки. Как дела в Мускаунти?
– Я начинаю упаковываться, чтобы отвезти вещи на склад. Бутси помогает, забираясь в каждую коробку. Он восхитителен, но помешан на еде. Квилл, представляешь, пытается снять её у меня с вилки!
– Растёт. Пройдёт с возрастом. У Коко и Юм-Юм всё это тоже было.
– Как им нравится на новом месте?
– Юм-Юм открыла для себя водяной матрац и теперь ловит кошачий кайф. Мы с Коко учимся играть в скрэбл. Завтра иду на свидание с Графиней, поэтому надо хорошенько получиться.
– Она, наверное, шикарная дама? – с тревогой спросила Полли.
– Не совсем. Очень гостеприимна, но полностью выпадает из сегодняшнего дня. Не очень понимаю, как с ней обговаривать покупку недвижимости.