Сандра Браун
Дитя четверга

Глава 1

   – Ты с ума сошла!
   – А что, замечательная идея!
   – Это дурацкая идея! Такого мы не позволяли себе даже в детстве!
   – Нам всегда все сходило с рук! Эллисон Лемон сердито посмотрела на сестру. Если не принимать во внимание выражения лица, можно было подумать, что она увидела свое отражение.
   Энн сидела в позе индейца на кровати сестры. Отвернувшись от нее, Эллисон стала вытаскивать шпильки из пучка волос на затылке. Она тряхнула золотисто-каштановой гривой, и густые волосы точно такого же цвета, как у сестры, рассыпались по плечам.
   – Помнишь, Бетт Дэвис в двух или трех фильмах играла близнецов, которые менялись ролями. С ними всегда происходило что-нибудь забавное.
   – Одно дело в кино, совсем другое – в жизни.
   – А разве искусство не отражает жизнь? – Энн досадливо вздохнула. – Решайся, Эллисон! Да или нет?
   – Нет! Прежде всего я не могу поверить, что ты говоришь об этом серьезно, – сказала Эллисон, проводя щеткой по волосам.
   – Да пойми же, я не хочу всю жизнь оставаться плоскогрудой!
   – Мы вовсе не плоскогрудые, – возразила Эллисон, оглядывая себя в зеркале.
   – Но и лишку нет никакого!
   – Зачем тебе это нужно? Через несколько лет груди обвиснут, и как ты будешь выглядеть? – Уложив щетку в косметичку, она повернулась к Энн. – Так что подумай и взвесь все хорошенько. Не следует этого делать.
   Энн засмеялась:
   – Ты всегда до чертиков осторожна и до тошноты практична! У тебя хоть раз в жизни появлялась какая-нибудь игривая мыслишка? Посмотри, насколько эффектно ты смотришься с распущенными волосами! Просто великолепно! Разве ты не хочешь быть красивой?
   – Я не стремлюсь к этому… Внешность – не самое важное.
   Энн театрально прижала ладонь к сердцу и устремила взгляд к потолку.
   – О да, я понимаю, главное в человеке – его душа и сердце.
   – Ты можешь сколько угодно смеяться надо мной, но я так устроена. И предпочитаю, чтобы меня считали умной, а не чокнутой.
   Энн нахмурилась. Сестра просто неисправима. Эллисон интересовала только ее лаборатория с электронным микроскопом, горелкой Бунзена и чашкой Петри.
   – Но мне ты можешь оказать эту услугу?
   – Нет. Я не желаю участвовать в подобных экспериментах. Почему заранее не сказать об этом Дэвису?
   – Я хочу преподнести ему сюрприз.
   – Ты нравишься ему такой, какая есть. Иначе зачем бы он собирался на тебе жениться?
   – Знаешь ли ты хотя бы одного мужчину, который не мечтал бы, чтобы у его женщины была большая грудь? – Не дожидаясь ответа, Энн покачала головой. – Ладно, забудь об этом. Я снимаю свой вопрос. Ведь ты вообще не знаешь мужчин.
   – Я знакома со многими мужчинами, – надменно возразила Эллисон.
   – Да, все заумные и не от мира сего! – парировала Энн.
   – Они ученые.
   – Я и говорю: заумные и не от мира сего, – пробормотала Энн, выдергивая нитку из простыни. Она надулась и замолчала, но буквально через несколько секунд снова заговорила:
   – Я хочу увеличить грудь для самоутверждения… Дэвис придет в восторг, когда это обнаружит. Я прошу мою сестру-двойняшку мне немного помочь, а она раздувает целую историю.
   – Дело нешуточное, – строго сказала Эллисон. – Ты просишь меня не просто «немного помочь». Ты просишь, чтобы я притворялась тобой, пока тебе будут делать операцию.
   – Но ведь это займет всего несколько дней! Снимут бинты – и все в порядке, я свободна.
   Эллисон прикрыла ладонями грудь и содрогнулась. Идея была ей не по душе, но это личное дело Энн. Она хотела только одного – чтобы Энн не втягивала ее в подобную историю.
   – А как с работой?
   – Я беру недельный отпуск. Здесь нет проблем. А ты будешь работать, как обычно. Тебе придется видеться с Дэвисом только вечерами.
   – А что будешь делать ты? Прятаться в дальней спальне?
   – Я останусь в клинике. Это дорого, но гораздо лучше, чем находиться дома.
   Эллисон встала из-за туалетного столика и зашагала по комнате.
   – Энни, но ведь это сумасшествие! Ведь ты и Дэвис… ну а вдруг он… словом, ты меня понимаешь.
   – Ты имеешь в виду постельные дела? – Эллисон вспыхнула, услышав столь прямо поставленный вопрос. Энн засмеялась. – Я позаботилась об этом. Сказала, что гинеколог изменил рецепт противозачаточных таблеток, и мы не можем спать три недели, пока буду их принимать.
   – Какой абсурд!
   – Это с точки зрения биолога и генетика. Дэвис страшно огорчился, но принял известие как должное. Поэтому не бойся, что он попытается затащить тебя в постель.
   Эллисон нервно сцепила руки. Энн отличалась способностью втянуть ее в нечто такое, против чего восставал здравый смысл.
   – «Поменяться ролями» – это была увлекательная игра, когда мы разыгрывали маму и папу или даже учителей. Но сейчас у меня такое предчувствие, что может случиться нечто непредвиденное и неприятное.
   – Ты просто фаталистка! Не бойся, ничего страшного не произойдет.
   – И ты хочешь, чтобы я переехала к тебе?
   – Да. Дэвис всегда может найти меня, точнее, тебя, на месте.
   Не было сказано вслух, но подразумевалось, что исчезновение Эллисон из своего дома останется никем не замеченным. Ей никто не звонил по вечерам.
   – Мне придется носить твою одежду, – без энтузиазма заметила Эллисон.
   – Что значительно улучшит твой гардероб. – Энн с нескрываемым неодобрением посмотрела на широкую темно-синюю юбку и белую блузку.
   – Мне придется постоянно носить твои контактные линзы, а у меня от них болит голова.
   – Уж лучше головная боль, чем совиные очки.
   – А мои волосы…
   – Да перестань ты ныть! Твои волосы только выиграют, если ты не станешь забирать их в пучок на манер старой девы! – Энн спрыгнула с кровати и, уперев руки в бока, предстала перед сестрой. – Итак, да или нет? Прошу тебя, Эллисон! Это очень важно для меня!
   Для Энн всегда все было важно. Она жила от авантюры к авантюре, ничего не делая наполовину. Пускалась в разные рискованные затеи, обычно увлекая за собой упирающуюся, не отличающуюся сильным характером сестру.
   Эллисон повернулась к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Может ли она сойти за Энн? За Энн, которая в каждом мужчине видела потенциального друга? Которая чувствовала себя непринужденно в любой ситуации? Которая представляла собой яркую личность и у которой даже в мизинце было больше привлекательности и очарования, чем у Эллисон во всем теле!
   Энн подошла и встала рядом с сестрой. Сейчас, когда она сняла очки, обе были похожи друг на друга как две капли воды.
   И это продлится всего несколько дней. Энн и Эллисон – двойняшки. Привычки, сложившиеся в течение жизни, трудно менять.
   Эллисон вымученно улыбнулась:
   – Ты отдаешь себе отчет в том, что до конца жизни люди будут с особым вниманием смотреть на наши сиськи, чтобы различить нас?
   – Ой, Эллисон! Ты согласна? – Энн обняла сестру и закружила. – Я знала, что могу положиться на тебя! Вот тебе мое обручальное кольцо! – Она стянула кольцо со своего пальца и надела его на безымянный палец Эллисон. – Да смотри не потеряй его! А теперь я расскажу тебе про сегодняшний вечер.
   – Сегодняшний?!
   – Дэвис и я встречаемся на обеде у его лучшего друга. Они выросли вместе, кровные братья, и все такое. Я никогда его не видела, и Дэвис хочет мне его показать.
   – О Боже, Энн! – простонала Эллисон.
   – Вот погоди, когда ты ее увидишь, то будешь потрясен, Спенсер! Она просто изумительна! Мила и умна! А какая фигура! Какое лицо! У нее просто божественное лицо! Поверь мне, она красавица.
   – Придется поверить. – Спенсер Рафт лукаво подмигнул приятелю.
   – Я слишком много говорю о ней? – смутился Дэвис.
   Спенсер похлопал друга по плечу:
   – Ты влюблен. А влюбленные всегда говорят о предмете своей любви. Когда вы намерены пожениться?
   Дэвис встретил Спенсера в аэропорту Атланты. И сейчас они ехали на машине в ресторан, где должны были пообедать с Энн. День был душный, и транспорт двигался по улицам очень медленно.
   – Уже не так долго осталось ждать, слава Богу. Свадьба назначена на последний уик-энд июня. Я хочу, чтобы ты был моим шафером. Ты не будешь в это время в отъезде?
   – Постараюсь встать на прикол… Не могу же я оставить своего лучшего друга без поддержки в такой ответственный момент.
   Дэвис бросил взгляд на сидящего рядом приятеля:
   – Знаешь, если бы не Энн, я бы позавидовал тебе. Плавать по всему свету на собственной яхте, в каждом порту – новая женщина, приключения, никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было… Вот это жизнь! – Он вздохнул.
   Спенсер задумчиво посмотрел в сторону опускающегося за облака солнца.
   – Все не так уж блестяще, как кажется со стороны, – проговорил он.
   – Черт возьми, старина, ты бы хоть поделился с другом детства некоторыми подробностями! Я ведь толком даже не знаю, чем ты занимаешься.
   Спенсер загадочно улыбнулся:
   – Это секрет.
   – Деньги гребешь лопатой, работаешь лишь тогда, когда сам того хочешь, путешествуешь по всему свету… Ты выполняешь чьи-то задания, так, что ли?
   – Это не подлежит огласке, Дэвис. Дэвис присвистнул:
   – Твоя работа как-то связана с ЦРУ? Да ты не беспокойся! Я все понимаю… Если это засекречено… Ты скажи мне только одну вещь.
   – Какую же?
   – Все, что ты делаешь, – законно? Не имеет отношения к наркотикам или торговле оружием?
   Спенсер громко рассмеялся:
   – Будь уверен – за свои дела я за решетку не попаду.
   – Все же ты меня не совсем успокоил. Может, просто очень осторожен…
   – Я работаю в рамках закона.
   – Ясно… Завидую твоему образу жизни.
   – Не стоит, – тихо сказал Спенсер. – А я завидую тому, что ты счастлив с Энн.
   – Сейчас ты позеленеешь от зависти, потому что вот и она.
   Дэвис остановил машину перед входом в ресторан, когда заметил Энн, которая собиралась завернуть за угол. Выскочив из лимузина, он позвал ее.
   Энн подняла голову, сделала еще один шаг, рванулась вперед и вдруг упала лицом вниз на тротуар.
   Проклятие!
   Ударилась она сильно. Кожа на ладонях оказалась содрана, и ладони отчаянно саднили. Пытаясь подняться, она стала на колено, и ей показалось, что оно попало на стальную терку. Потребуется по крайней мере месяц, чтобы зажили ссадины.
   Мало того что она испытывала в этот момент физическую боль, она выставила себя на посмешище перед всеми. Эллисон неуклюже забарахталась, безуспешно пытаясь подняться. Дэвис и его друг бросились ей на помощь.
   Черт бы побрал эти высокие каблуки! В отличие от Энн она никогда их не носила. И зачем только надела эти дурацкие туфли с ремешком! А что прикажете надевать к платью из полупрозрачного шифона, в которое Энн велела ей обрядиться? Комнатные шлепанцы?
   – Энн, дорогая, ты не ушиблась? Она сделала шаг ногой, на которой оставалась туфля. Каблук второй туфли застрял в металлической решетке.
   – Нет-нет, все хорошо, – пробормотала Эллисон, опустив голову. Что-то было не в порядке, но что именно – непонятно. Ступив на поврежденную ногу, она почувствовала, как снова падает.
   – Энн! – крикнул Дэвис, бросаясь к ней.
   Но от падения Эллисон удержали другие руки, прижавшие ее к широкой твердокаменной груди. На какой-то момент она прильнула к надежной опоре, одновременно проклиная себя за собственное безволие и за то, что постоянно идет на поводу у сестры. Ну почему она сейчас не дома с каким-нибудь увлекательным романом в руках?
   – Дорогая, ты ушиблась! – воскликнул Дэвис.
   – Нет, со мной все в порядке. Я просто…
   Она подняла голову. Перед ней стоял не Дэвис. У Дэвиса светлые волосы. Этот же мужчина был черноволосый и чернобровый. Шелковый пиджак спортивного покроя и синий галстук. Все плыло в каком-то тумане. Эллисон замигала, пытаясь из отдельных деталей воссоздать цельную картину, однако не могла сфокусировать взгляд.
   Господи! Да она потеряла контактную линзу!
   – Моя туфля! – Эллисон освободилась от сильных рук, которые держали ее, и снова опустилась на колени, делая вид, что хочет достать туфлю, хотя на самом деле преследовала совсем иную цель: вдруг каким-то чудом удастся найти потерянную линзу.
   – Вот твоя сумочка, дорогая. – Дэвис протянул ей отделанную стеклярусом дамскую сумку.
   – Я помогу вам. – Это было сказано грудным, низким голосом, совсем не похожим на голос Дэвиса.
   Бедный Дэвис, подумала Эллисон. По всей видимости, он шокирован столь нехарактерной для его невесты неуклюжестью. А какое впечатление произвела она на его лучшего друга?
   Но сейчас надо беспокоиться не об этом. Нужно думать о том, как она проведет целый вечер, ничего не видя.
   Эллисон ахнула, когда теплая рука взяла ее за щиколотку и всунула ногу в туфлю.
   – Простите. Я сделал вам больно? – Мужчина осторожно дотронулся до икры.
   – Нет. Просто я… – Она запнулась, не зная, как закончить фразу. «Нет, просто я не привыкла, чтобы мужчина помогал мне надевать туфли». Браво, Эллисон. Уж лучше ничего не сказать.
   Мужчина снова выпрямился во весь рост. Кажется, для этого ему потребовалось много времени. Эллисон откинула назад волосы – непривычно ощущать их на плечах. Еще более непривычно ощущать мужскую руку на щиколотке. Хотелось надеяться, что напряженная гримаса на ее лице хоть немного напоминает улыбку.
   – Какая я недотепа!
   – Ну, ты была несколько неловкой, – сказал Дэвис и нежно обнял ее за плечи, затем поцеловал в висок. – Ты и в самом деле не ушиблась?
   – Нет! – жизнерадостно проговорила она, пытаясь увидеть его лицо. – Это твой друг? Спенсер?
   Эллисон повернулась к неясно различимой фигуре, протянула руку и натолкнулась на рукав.
   – Спенсер Рафт. Энн Лемон, моя невеста, – представил их Дэвис.
   – У вас кровоточит рука.
   – Ой, простите! – всполошилась она. – Я не испачкала вас?
   – Ничего страшного. Вот здесь. – Ее запястье обхватили те же теплые пальцы, что сжимали щиколотку. Это была сильная рука. Сильная и одновременно деликатная.
   Эллисон почувствовала, как нечто мягкое прикоснулось к ее ладони, и поняла, что это был батистовый носовой платок.
   – Я думаю, нам лучше отвести ее домой, Дэвис, – спокойно сказал Спенсер.
   – Нет-нет! – запротестовала она. Энн убьет ее, если она испортит Дэвису вечер. – Право же, со мной все в полном порядке. Мне надо лишь пройти в дамскую комнату и привести себя в порядок.
   Авось провидение пошлет ей тросточку или собаку-поводыря, подумала она.
   – Ты уверена? – спросил Дэвис.
   – Да, вполне.
   – В таком случае пошли, душа моя. – По-хозяйски обняв ее за плечи, Дэвис двинулся с ней к дверям ресторана. Спенсер последовал за ними.
   В вестибюле Эллисон извинилась перед мужчинами и отправилась в туалет. То, что сейчас она прихрамывала, могло служить оправданием ее неуверенной походки. Добравшись до дамской комнаты, Эллисон вынула вторую контактную линзу и надела очки, которые находились в сумочке.
   Осмотрев себя в зеркале, пришла к выводу, что ущерб, нанесенный ее внешнему виду, был небольшим. Несколькими движениями щетки она поправила прическу. Смыла холодной водой следы крови с ладоней и вытерла их насухо. Ссадины оказались не столь страшными, как она опасалась. В чулке повыше колена была дырка, на бедре виднелась ссадина, но тут уж ничего не поделаешь.
   Прическа, макияж, одежда не давали возможности усомниться в том, что в зеркале она видит Энн. Когда Эллисон в первый раз надела это шифоновое цвета морской волны платье, то пришла в ужас и немедленно позвонила в клинику, куда только что прибыла Энн.
   – Они измерили кровяное давление, скоро сделают мне рентген. А потом я отправлюсь спать. Операция назначена на завтра, – сообщила Энн.
   Посочувствовав сестре, Эллисон спросила:
   – Энн, а где лифчик, который ты носишь под это платье? Я много лифчиков перепробовала, но все выглядывают из-под него.
   – С этим платьем не требуется никакого лифчика.
   – Но… я… я кажусь совсем голой.
   – Так и положено.
   – Я надену какое-нибудь другое. Что, если…
   – Нет! Это любимое платье Дэвиса. Он просил, чтобы сегодня я была в нем.
   Происшествие на тротуаре на время заставило Эллисон забыть об этом. Однако сейчас, глядя на свое отражение в зеркале, она снова обратила внимание на платье. На плечах были лишь тонкие тесемки. Глубокий вырез основательно открывал грудь. И зачем Энн еще более пышные формы? Непонятно. Ей казалось, что и ее грудь вот-вот вывалится из платья. Но этому тоже сейчас уже ничем не поможешь.
   Она с сожалением сняла очки и убрала в сумочку. Тяжело вздохнув, Эллисон вышла в вестибюль. К счастью, метрдотель довел ее до стола, иначе она не нашла бы мужчин в освещенном свечами зале. При ее появлении оба встали.
   – Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Дэвис, помогая ей сесть.
   – За исключением того, что поехал мой чулок.
   – Это не страшно. Выглядишь ты отлично. – Дэвис наклонился и запечатлел легкий поцелуй в губы. Ей пришлось приложить много усилий, чтобы не отпрянуть в сторону.
   – Спасибо. Мне очень жаль, что я оказалась такой неуклюжей! Не знаю, что со мной случилось. Я подняла голову, когда ты окликнул меня, – и вдруг свалилась.
   Она переживала за Дэвиса. Дэвис Лундстрем никогда ее не волновал, но его обожала Энн. У него приятная внешность, он был щедр, любезен, уравновешен, считался хорошим специалистом в своем деле – оно имело какое-то отношение к компьютерам. Эллисон никак не хотела ставить в неловкое положение своего будущего зятя.
   – Произошла случайность, – дружелюбно сказал Дэвис, кладя ладонь ей на колено. Увидев, как вздрогнула Эллисон, он спросил:
   – Что такое?
   – У меня коленка болит.
   – Ах, прости, малышка. Он убрал руку, и Эллисон расслабилась.
   – Я рад, что вы ничего не повредили, – сказал Спенсер. Она живо обернулась к нему и была слегка разочарована тем, что не может рассмотреть черты лица. У него был приятный, волнующий голос. Она знала, что он высок. Когда подхватил ее после падения, макушка ее головы не доходила до его подбородка. По всей видимости, мускулистый и сильный. Она помнила, какой надежной опорой оказалась для нее его крепкая грудь.
   – Дэвис давно мечтал о вашем приезде.
   – А мне до смерти хотелось увидеть вас. Когда мы ехали из аэропорта, Дэвис без умолку говорил о своей невесте, – улыбаясь, сказал Спенсер. – Но даже столь восторженные слова не способны выразить, насколько вы очаровательны. Я поздравляю друга с его выбором.
   – С-спасибо, – заикаясь, поблагодарила она. Ей редко приходилось слышать от мужчин комплименты. Будь на ее месте Энн, она бы наверняка отреагировала какой-нибудь игривой, остроумной репликой. Эллисон же сидела, словно проглотив язык, руки и колени до сих пор еще тряслись, и всего лишь потому, что у мужчины голос по звучанию напоминал виолончель; да и вообще ей не приходили на ум никакие реплики – ни игривые, ни остроумные, ни серьезные.
   Как она сумеет есть без того, чтобы не вывалить половину еды себе на колени?
   Интересно, а Спенсер Рафт смотрит сейчас на ее грудь? Она вдруг с какой-то внезапной обостренностью ощутила себя голой. Как ни странно, ее не интересовало, смотрит ли на нее Дэвис.
   – А вот и напитки, – сказал Дэвис. – Я заказал тебе как всегда.
   Эллисон любила перье и лаймовый сок. Она не решалась спросить, что обычно пила Энн. Организм сестры был гораздо более терпим к спиртному, чем ее собственный.
   – Сразу два? – спросила она. О Господи, неужели двойная порция?
   – Сегодня счастливый день, – пояснил Дэвис и поднял свой бокал. – За старую дружбу! Рад тебя видеть, Спенсер!
   – И за тебя, Дэвис, – откликнулся Спенсер, также поднимая бокал.
   Эллисон нерешительно потянулась к бокалу. Ей удалось благополучно поднять его.
   – За добрых друзей, – проговорила она. Водка «Коллинз», подумала Эллисон, сделав глоток. После половины бокала я окажусь под столом. После двух – потеряю сознание. Боже мой, как выжить при таких обстоятельствах? Может, лучше открыть всю правду, пока не разразился настоящий скандал? Но уж тогда Энн точно порвет с ней всякие отношения.
   – Ваша закуска, мадам, – услышала Эллисон официанта, который ожидал, когда она уберет руку, чтобы можно было поставить перед ней тарелку.
   – Я заказал для тебя pate de foie gras,[1] дорогая, – сказал Дэвис. – Я знаю, что ты его очень любишь.
   Она вдруг почувствовала, как к ее горлу что-то подкатило. Pate. Как бы красиво ни называли, какие бы приправы ни добавляли, печенка всегда оставалась печенкой и не лезла ей в горло.
   – Очень мило с твоей стороны. Но я хочу поделиться с вами обоими. – Она слабо улыбнулась и погладила Дэвиса по руке. Он поцеловал ее в щечку. Эллисон вдруг пришло в голову, что за сегодняшний вечер ее целовали больше, чем в течение всей жизни.
   Подошел официант, чтобы принять заказ.
   – Ты, конечно, хочешь грудинку? – спросил Дэвис.
   Эллисон испытывала недоверие к мясу и изредка ела лишь хорошо прожаренную говядину в гамбургерах.
   – Пожалуй, я лучше возьму омары. Дэвис засмеялся, решив, что она шутит. Наклонившись, он доверительно сказал Спенсеру:
   – Когда последний раз она поела омаров, у нее появилась сыпь.
   Эллисон покраснела до корней волос, а Дэвис поцеловал ее в ухо и промурлыкал:
   – Дорогая, зачем опять играть в эту игру? Я не хочу, чтобы ты снова пережила приступ аллергии.
   Эллисон закрыла меню и сделала вид, что весело смеется.
   – Да, это было ужасно!
   Как ее угораздило забыть, что у Энн аллергия на омары и устрицы?
   Когда заказ был сделан, Дэвис отлучился в туалет. Официант предложил убрать тарелку с закуской, и Эллисон обрадовалась, что появилась возможность отделаться от паштета. Она съела три крекера, запив каждый из них содержимым бокала, и у нее закружилась голова и появился звон в ушах.
   Чувствуя себя неуютно в присутствии незнакомого мужчины, она нашла бокал с коктейлем, отыскала соломинку и стала рассеянно вертеть ее в руке. Спенсер наклонился к Эллисон. На нее повеяло легким запахом одеколона.
   – Вы сильно ушиблись во время падения. Уверены, что чувствуете себя хорошо? – тихо спросил он.
   Она ощутила его дыхание на шее и на обнаженной руке.
   – Вполне уверена. Я чувствую себя хорошо. – Ей никак не удавалось рассмотреть его лицо, и это сильно раздражало.
   – Вы пьете из двух бокалов, – шепотом сказал Спенсер, и хотя Эллисон не могла этого видеть, чувствовала, что он улыбается.
   – Разве? – испугалась она, но тут же решила последовать примеру Энн и радостно засмеялась. – Очень глупо с моей стороны.
   – И не стали есть паштет, хотя Дэвис упорно утверждал, будто вы его страшно любите.
   Энн рассказывала ей, что старинный приятель Дэвиса занят в загадочном бизнесе и исколесил весь мир. Чем бы он ни занимался, но этот человек был вовсе не глуп и гораздо более наблюдателен, нежели Дэвис.
   – Я разнервничалась.
   – Почему?
   – Из-за вас.
   – Из-за меня?
   – Дэвис хотел, чтобы я произвела на вас хорошее впечатление.
   Как могло такое вырваться у нее? Впрочем, может быть, это послужит толчком для непринужденного разговора. Не исключено, что она польстила ему, и он немного расслабится, отодвинется и примет позу человека, которого погладили по шерсти.
   К ее ужасу, Спенсер не только не отодвинулся, но даже наклонился к ней ближе.
   – В таком случае успокойтесь. Вы произвели на меня впечатление.
   Она и сейчас была не в состоянии рассмотреть выражение его лица, однако смогла его почувствовать. Это можно было угадать по голосу – проникновенному, глубокому, волнующему. Она ощущала, как его глаза блуждают по ее груди. Задерживаются на сосках, которые чутко реагируют на магнетический голос.
   Эллисон очень обрадовалась, когда в этот момент вернулся Дэвис. Сердце у нее стучало словно молот, ободранные ладони взмокли от пота. Несмотря на саднящее колено, она положила ногу на ногу и плотно их сжала.
   – Расскажите мне о свадьбе, – сказал Спенсер так, будто речь шла о погоде.
   Эта тема не таила в себе опасностей. Эллисон знала о свадебных планах, поскольку Энн ежеминутно обсуждала с ней подробности.
   – Венчание произойдет в церкви, без особой пышности и без больших формальностей. С моей стороны будет только один человек – моя сестра. А вы, конечно же, шафер Дэвиса?
   – У вас есть сестра? – вежливо осведомился Спенсер.
   – Да, – в этот момент Дэвис глотнул виски и хмыкнул.
   – Ты вспомнил что-то смешное? – спросила Эллисон.
   – Я как раз в эту минуту подумал об Эллисон.
   – Что именно?
   – Успокойся, родная. Я не хочу сказать ничего плохого о ней, но ты должна согласиться, что она со странностями.
   – Странностями? – переспросил Спенсер.
   Эллисон не успела ответить. Ее опередил Дэвис.
   – Они близнецы. Внешне их не отличить одну от другой, но в остальном они не похожи, как день и ночь.
   – Мы различны, это верно, но почему ты называешь Эллисон странной? – Весь вечер она пыталась угодить Дэвису, а сейчас он оскорбил ее: да, сделал это бессознательно, но все равно ей больно это слышать.
   – Ну, взять, например, то, как она ведет себя, как одевается. – Он обернулся к Спенсеру. – Ее можно назвать первой кандидаткой в старые девы. Если говорить о сексе, то ее интересует лишь секс в лаборатории. Недавно она пришла в страшное возбуждение от того, что две редкие букашки спарились.
   – Это были мыши. И ее работа имеет очень важное значение, – сурово отчеканила Эллисон.