Посмотрев вокруг, она утвердилась в своих подозрениях. Студентки разглядывали Гранта с нескрываемым интересом, свойственным современным женщинам. Сама же она вызывала их холодное одобрение. Грант Чепмен был местной знаменитостью, от его имени веяло дурной славой, возможно, даже опасностью, – а подобная репутация не может оставить равнодушной ни одну женщину. Шелли старалась не обращать внимания на всплеск интереса, вызванного их появлением, но бесцеремонные взгляды все больше смущали ее.
   – Ничего, привыкнешь, – негромко заметил Грант.
   – А вы привыкли?
   – Не совсем. Привыкнуть к этому на самом деле нельзя, просто со временем можно научиться не обращать на это внимания. Сие есть неизбежное следствие того, что твое лицо ежедневно на протяжении нескольких месяцев мелькает в телевизионных новостях. Неважно, хороший ты или плохой, преступник или жертва, виновен или нет, – все равно ты становишься объектом разговоров и обретаешь, прямо скажем, прискорбную известность. И что бы ты ни делал, любой твой шаг становится достоянием общества.
   Она не проронила ни слова, пока взмыленный официант не принес им кофе. Добавив сливок и неторопливо помешав в чашке ложечкой, Шелли мягко заметила:
   – Они постепенно привыкнут к вашему присутствию. Прошлой весной известие, что с осени вы начнете читать лекции на факультете, распространилось с быстротой молнии. Но стоит вам провести здесь некоторое время, и волнение уляжется.
   – Мои лекции и семинары мгновенно заполнились до отказа, и я вовсе не нахожу это лестным: большинство записавшихся ко мне студентов сделали это из любопытства. Я видел, как сегодня рядом с тобой сладко спал некий ковбой.
   Шелли улыбнулась, радуясь, что лицо Гранта больше не выглядит напряженным и настороженным. – Да уж, вряд ли он оценил наиболее удачные моменты вашей лекции.
   Грант улыбнулся в ответ, затем посмотрел на нее серьезно и пытливо, отчего ей стало неловко.
   – А почему ты записалась на мой курс, Шелли?
   Она испуганно уставилась на свой кофе, однако, посчитав, что молчание выдает ее, нарочито бодро ответила:
   – Потому что хотела получить «зачет» .
   Он проигнорировал ее попытку отшутиться.
   – Ты тоже из любопытных, да? Хотела посмотреть, не выросли ли у меня рога и длинный хвост за то время, пока мы не виделись?
   – Нет, конечно, нет. Ни в коем случае.
   – Хотела проверить, вспомню ли я тебя? – Он подался вперед, облокотившись на край стола. Расстояние между ними заметно сократилось, но вместо того чтобы отпрянуть, Шелли ощутила непреодолимое желание придвинуться еще ближе.
   – Я… да, наверное. Но я думала, что вы не вспомните меня. Прошло столько лет и…
   – Хотела проверить, помню ли я тот вечер, когда мы поцеловались?

2

   Сердце ее учащенно забилось, отдаваясь в барабанных перепонках и оглушая ее. Ей показалось, что все посетители кафе вдруг замолчали и вокруг повисла напряженная тишина, во рту у нее пересохло.
   – Посмотри на меня, Шелли. Нет-нет, Шелли, не смотри. Пропадешь. Он все увидит. Все поймет. Однако глаза ее, не вняв отчаянной мольбе разума, уже встретились с его взглядом, в зеленоватых глубинах которого она увидела свое отражение – растерянное, ошеломленное и печальное.
   – Я помню, как поцеловал тебя. А ты помнишь?
   – Да, – Шелли нервно кивнула. Она на миг прикрыла глаза, молясь, чтобы он оставил эту тему, заговорил о чем-нибудь другом, о том, что они смогли бы открыто и легко обсудить. Она чувствовала, что не в силах вновь пережить тот вечер, перевернувший всю ее жизнь.
   Сколько раз она втайне оживляла в памяти тот вечер – не счесть. Воспоминание о нем было спрятано в самом потаенном уголке ее души – сокровищнице, о которой никто не знал. Не бередя его понапрасну, Шелли извлекала и заново переживала его, только оставаясь наедине с собой. Но обсуждать тот вечер с ним – все равно что подвергаться медицинскому осмотру. Ничто не укроется от него. Она не могла этого сделать.
   Грант же был безжалостен:
   – Это случилось после чемпионата по баскетболу. Помнишь?
   – Да, – прошептала она, отчаянно стараясь не закричать. – Победила команда Пошман-Вэлли.
   – Болельщики тогда словно с цепи сорвались, помешались, – тихо добавил он. – Оркестр, наверное, раз десять подряд играл торжественный марш. Там собрался весь город, и все кричали, вопили. Игроки подхватили тренера на руки и пронесли по кругу спортивного зала.
 
   Шелли увидела все это словно воочию. Она слышала рев зала, чувствовала запах поп-корна, ощущала, как вибрирует под ее ногами пол, когда все дружно притопывали в такт музыке.
   «Шелли, принеси знамя победителя», – прокричал ей в ухо один из капитанов болельщиков. Кивнув, она стала пробираться сквозь толпу ликующих зрителей к кабинету, где оставили знамя.
   Зажав его под мышкой, Шелли уже собралась бежать обратно, как вдруг в кабинет влетел Грант, которого послали за призом для победителей.
   – Мистер Чепмен! – радостно вскрикнула Шелли, бросившись его обнимать.
   Зараженный всеобщим ликованием, он, не задумываясь, обхватил Шелли за талию, приподнял над полом и принялся кружить; оба они весело расхохотались.
   Когда он вновь поставил ее на ноги, то не сразу отпустил, помедлил мгновение – слишком долгое мгновение… Руки его все еще оставались сплетенными за спиной Шелли. Тот миг был спонтанным, непредвиденным, возможно, роковым, ибо стал одновременно и гибелью и рождением Шелли, бесповоротно изменив ее судьбу.
   Изумление овладело обоими; смех замер. Повисла тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом, доносившимся из спортивного зала. Сердца их, казалось, бились в унисон; Шелли чувствовала тяжелые удары сердца Гранта через свой свитер. Его крепкие ноги прижались к ее бедрам, прикрытым лишь короткой шерстяной юбкой. Одна из его ладоней оставалась на ее талии, а другая решительно скользнула к середине ее спины. Дыхания их смешались, когда лицо Гранта чуть склонилось к ней.
   Словно окаменев, они стояли, смотря друг на друга в немом изумлении. А затем порывисто, будто только что осознав сомнительность положения, Грант нагнулся к Шелли.
   Губы его коснулись ее губ, нежно-нежно. Замерли. Прижались, разомкнули ее уста. Кончик его языка коснулся ее, и обоих словно пронзил электрический разряд. Грант резко выпустил ее из рук и отступил на шаг. Увидев слезы унижения в ее испуганных глазах, сердце его сжалось от отвращения к самому себе.
   – Шелли…
   Она метнулась в сторону.
   Все с тем же зажатым под мышкой знаменем Шелли очертя голову бросилась прочь из спортивного зала к отцовской машине. Когда час спустя встревоженные родители обнаружили ее скрючившейся на заднем сиденье, Шелли пояснила, что плохо себя почувствовала и вынуждена была уйти…
 
   – Я напугал тебя в тот вечер, – сказал Грант. Он не дотрагивался до нее, хотя ладонь его лежала на столе совсем рядом с ее рукой. Стоило ему чуть приподнять мизинец и шевельнуть им – он бы тотчас коснулся Шелли.
   – Да, напугали. – Слова давались ей с превеликим трудом. – Я сказала родителям, что заболела, и пролежала в постели целых три дня из рождественских каникул. – Она попыталась улыбнуться, но вдруг почувствовала, что губы ее дрожат.
   Да, тогда она лежала в постели, растревоженная, сбитая с толку, задаваясь вопросом, почему ее грудь начинает трепетать, стоит только вспомнить прикосновение губ мистера Чепмена. Почему нетерпеливая возня ее школьного приятеля лишь раздражает ее, и почему она так хочет сейчас вновь и вновь ощущать руки мистера Чепмена на своем теле?.. Повсюду… Ласкающие, неторопливо поглаживающие, дотрагивающиеся до ее груди… И его поцелуи… Слезы жгли глаза. Уткнувшись в подушку, она рыдала от стыда.
   – Не одна ты испугалась. Уж я-то как перетрусил, – произнес Грант, невесело, рассмеявшись. – Представляешь, что бы сотворил учительский ко – митет Пошман-Вэлли, застав меня целующимся со своей ученицей? Да я бы почел за счастье быструю смерть, лишь бы не четвертовали! Слава Богу, никто нас в тот вечер не видел. Для тебя это было даже важнее, чем для меня. Я мог уехать. Ты – нет.
   – Вы уехали сразу же…
   После тех каникул Шелли боялась идти в школу. Как она посмотрит ему в глаза? Однако еще до начала первого урока она узнала, что мистер Чепмен больше не будет преподавать в Пошман-Вэлли – он уволился. Его пригласили в Вашингтон занять пост советника при конгрессе от округа Колумбия. Вообще-то все и раньше знали, что, работая в школе, он просто-напросто выжидает, когда сможет отправиться в столицу, – но тем не менее его внезапный отъезд многих удивил.
   – Да. Во время каникул я отправился в Оклахома-Сити и изводил знакомых звонками, пока один из них наконец не подыскал мне работу.
   – Почему?
   – Шелли, возможно, тогда ты была невинной девочкой, но сейчас – нет. Ты понимаешь, почему я должен был уехать. Тот поцелуй был далеко не отеческим. Прежде мне и в голову не приходило, что я могу до тебя дотронуться, а уж тем более целовать. Пожалуйста, поверь. У меня и в мыслях не было никаких планов в отношении тебя или какой-то другой ученицы. Но когда я поднял тебя на руки, во мне что-то изменилось. Ты перестала быть моей ученицей, ты превратилась в желанную женщину. Сомневаюсь, что я бы смог вновь обращаться с тобой как со школьницей.
   Шелли почувствовала, будто какие-то тиски сдавили ее грудь. Она подумала, что сейчас задохнется, но его вопрос сбил волну удушья:
   – Ну, ты все? Или еще кофе? – Да… в смысле, да, все, но кофе больше не надо. Спасибо.
   – Тогда пойдем.
   Он встал и предупредительно взялся за спинку ее стула. Шелли поспешно вскочила, стараясь не касаться Гранта.
   – Уф, – выдохнул он, распахивая тяжелую, с медной окантовкой дверь. – Свежий воздух…
   – Здравствуйте, мистер Чепмен. Какая-то студентка, входившая в кафе в компании еще трех девиц, остановилась и заговорила с Грантом. Ее ресницы были густо намазаны тушью, пухлые губы ярко накрашены, волосы старательно уложены в прическу под названием «ухоженный беспорядок». Ее внушительный бюст, не скованный бюстгальтером, призывно колыхался под вязаным свитером.
   – Здравствуйте, мисс…
   – Циммерман. Понедельник – среда – пятница, занятие в два часа. Знаете, мне так понравилась ваша вчерашняя лекция, – нежно проворковала девица. – Я даже взяла в библиотеке несколько книг из рекомендованных вами.
   – И уже прочитали?
   Сбитая с толку насмешливым вопросом Гранта, девица несколько секунд тупо моргала, затем расплылась в улыбке, очевидно решив с юмором отнестись к его колкости.
   – Уже начала.
   – Отлично. Когда закончите, мне бы хотелось послушать ваши впечатления.
   – О, разумеется. Разумеется! – Цепкий взгляд девицы оценивающе скользнул по Шелли, которая вызвала у мисс Циммерман явную неприязнь. – Увидимся, – небрежно бросила девица через плечо и вслед за своими подружками скрылась в кафе.
   Они уже прошли полквартала вдоль книжных лавочек, когда Грант беззаботно заметил: – Комментариев не будет?
   – По поводу? – в тон ему, живо отозвалась Шелли.
   – По поводу одержимости и усидчивости некоторых студентов.
   – Не сомневаюсь, что мисс Циммерман одержима множеством вещей, – она лукаво взглянула на Гранта, – только вряд ли к их числу относится наука.
   Рассмеявшись, он взял ее под руку.
   – Где ты оставила машину?
   – Нигде. Я сегодня пришла пешком.
   – Это поправимо. Итак, нам куда? Безопаснее, разумнее и проще всего было бы расстаться прямо здесь и без промедления. Шелли Робинс всегда поступала разумно. Остановившись на тротуаре, она посмотрела Гранту в лицо:
   – Спасибо, но я вполне могу добраться сама.
   – Не сомневаюсь. Но я хочу пойти с тобой.
   – Это не обязательно.
   – Я этого и не говорил.
   – Не стоит.
   – Почему?
   – Потому что вы преподаватель, а я ваша студентка, – ответила она, чувствуя, что вот-вот разрыдается, сама не ведая почему.
   – Как и прежде. Тебя именно это беспокоит?
   – Наверное… Да.
   – Но есть одно существенное отличие, Шелли. Теперь мы оба – взрослые люди.
   Она замялась, прикусив нижнюю губу.
   Воспользовавшись ее замешательством, Грант постарался убедить девушку:
   – Поверь, меньше всего на свете я стремлюсь к скандалу. Я не сделал бы ничего, что могло бы скомпрометировать тебя или меня.
   – Именно поэтому нас и не должны видеть вместе.
   Его положение в университете и без того было шатким. Зачем же рисковать? Помимо его проблем, Шелли следовало задуматься и о том, чем для нее самой может обернуться неожиданное появление Гранта в ее жизни.
   Нет. Нельзя ей попадаться снова В эту ловушку. Надо немедленно нажать на тормоза. Зачем она вообще позволила ему заговорить о том поцелуе десятилетней давности, уму непостижимо, но…
   – Мне нужен друг, Шелли.
   Она резко вскинула глаза и увидела горестные складки по углам его рта и глубокую морщинку меж бровей. Он немало выстрадал, изведал горя. Если бы он сказал это как-то иначе, она бы отказала. Вероятно… Возможно…
   Но на эту бесхитростную мольбу о дружбе нельзя было ответить отказом. Да, он в некотором роде знаменитость. Но в то же время он – жертва собственной известности. Личности, подобные ему, не вызывают дружеских чувств у людей, живущих обычной жизнью. Нечто вроде снобизма наоборот. Очевидно одно: он одинок.
   – Хорошо, – тихо произнесла она и продолжила путь.
   Он приноровился к ее походке.
   – На чем специализируешься?
   – На банковском деле.
   – На банковском деле? – Он вдруг остановился.
   – Ну да. – Она тоже остановилась. – А вы что думали? На домоводстве? – В ее голосе прорвалось нескрываемое раздражение.
   К ее удивлению, Грант расхохотался.
   – Да нет, я вовсе не страдаю мужским шовинизмом – просто не могу представить тебя грузной банкиршей в сером костюме в мелкую полоску.
   – Помилуй Боже! – усмехнулась она. Они снова зашагали рядом. – Признаться, в своем выборе специализации я руководствуюсь чисто женски – ми мотивами. Сейчас во многих банках есть отделы, обслуживающие женщин, особенно тех, кто занимается собственным бизнесом, а также разведенных и вдов, которым впервые приходится распоряжаться своими деньгами. Зачастую они даже не знают, как заполнить чековую книжку, не говоря уже об открытии счета или обеспечении ссуды.
   – Всей душой одобряю твой выбор, – сказал Грант, прижав руку к сердцу. – По-моему, отличная идея.
   – Спасибо. – Она присела в реверансе.
   Улицы опустели. Солнце скрылось, и небо приобрело голубоватый оттенок. Дубы и вязы склонили над аллеей свои густые кроны, даря прохожим уединение, создавая интимную атмосферу для влюбленных. И одна парочка не сумела противостоять столь романтической ауре.
   Почти бесшумно ступая по растрескавшемуся, поросшему лишайником тротуару, Грант и Шелли приблизились к влюбленным. Девушка стояла прислонившись спиной к дереву, а молодой человек прижался к ней. Губы их соединились в поцелуе, руки сплелись в крепком объятии.
   Пока Шелли смущенно наблюдала за ними, бедра мужчины медленно задвигались по кругу, словно в танце, а ладонь девушки скользнула от его талии ниже, настойчиво прижимая и поощряя. Кровь прилила к лицу Шелли. Набравшись смелости, она украдкой взглянула на Гранта – и пришла в еще большее смятение, увидев, что он пристально следит за ее реакцией. Усмехнувшись, он ускорил шаг – и вскоре потерявшие голову любовники остались позади.
   – Ты сейчас работаешь? – спросил Грант, чтобы разрядить возникшее напряжение.
   – Нет. Я профессиональная студентка – решила отдать все время и силы образованию. А поскольку мне удалось его финансировать, работать незачем.
   – За счет алиментов?
   Шелли никогда не обсуждала свой развод, но, как ни странно, вопрос Гранта ее не обидел. Горечь, не отпускавшая долгие месяцы после того, как все бумаги бракоразводного процесса были подписаны, постепенно рассеялась. Остались сожаления, но этого и следовало ожидать.
   – Да. Я, конечно, не собираюсь сидеть на шее Дэрила всю жизнь, но считаю, что он должен был предоставить мне возможность закончить образование. В конечном счете мы пришли к соглашению, которое устроило обоих.
   – Можно спросить, что же произошло?
   – Наш брак был ошибкой, и через пять лет мы развелись.
   Они пересекли еще одну пустынную улочку, и Грант, помедлив, обронил:
   – Подробностей не будет? Она подняла на него глаза:
   – Бога ради…
   – Извини. Я не хотел лезть в душу. Просто, по-моему, твой бывший муж – круглый дурак, и я бы сказал ему это в лицо, если бы довелось когда-нибудь встретиться.
   – Неважно. Он добился всего, чего хотел. Сейчас работает врачом в Оклахома-Сити и весьма преуспел в своей области. Последний раз до меня доходили слухи, что он увивается за дочкой главврача больницы. Дэрил наверняка считает это солидным достижением.
   Грант с шумом выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы.
   – Полагаю, ты принесла в жертву свою учебу и пошла работать, чтобы он смог закончить медицинский колледж. – Что-то в этом роде. – Ее встревожило свирепое выражение лица Граната. – Ну, вот и мой домик. Следом за ней он поднялся по узенькой кривой дорожке к полукруглой нише, в которой скрывалась парадная дверь. Дом был выложен из темного красно-коричневого кирпича и отделан белыми деревянными панелями. Трава и кустарник аккуратно подстрижены, но двор был усыпан листвой, опавшей с двух ореховых деревьев, что росли по бокам аллеи.
   – Шелли, мне здесь нравится.
   – Серьезно? Мне тоже он понравился, с первого же взгляда. Ужасно жалко будет расставаться с этим домиком, когда придется уезжать после окончания учебы.
   – А куда ты поедешь? Уже есть какие-нибудь планы насчет работы?
   – Пока нет, но весной начну рассылать письма с запросами. Наверное, придется перебраться поближе к столице, чтобы отыскать достаточно крупный банк, которому будет по силам открыть специальное женское отделение.
   К концу этой фразы голос Шелли стал едва слышен. Ей было не по себе – Грант буквально пожирал ее глазами.
   – Спасибо вам за… – начала она.
   – Шелли, неужели тебе ни капельки не любопытно? Ты даже не спросила, почему красивая и богатая дочка сенатора покончила с собой из-за меня.
   Шелли опешила. Она не ожидала, что он так запросто заговорит о своем изгнании из Вашингтона. Конечно, ей было любопытно. Как, впрочем, и всей стране. Когда газетные заголовки запестрели сообщениями о самоубийстве одной из вашингтонских любимиц, общество содрогнулось от негодования.
   За месяц до своей гибели Мисси Ланкастер водила близкую дружбу с Грантом Чепменом. Сенатор Ланкастер от Оклахомы, по-видимому, одобрял этот многообещающий роман. Когда девушка была найдена умершей от передо – зировки снотворного в своей джорджтаунской квартире, окружавший парочку волшебный ореол лопнул. Грант Чепмен попал в серьезный переплет: полагали, что он разбил сердце несчастной, а посему он был немедленно уволен из аппарата сенатора.
   Чепмен имел бестактность подать в суд на сенатора Ланкастера за незаконное расторжение контракта. Вот уж порадовались журналисты! Что может быть притягательнее обнаженной девушки, найденной мертвой в собственной постели с запиской в руке? Записка гласила: «Мой самый дорогой на свете человек, прости за то, что слишком сильно тебя любила. Если ты не можешь быть моим, лучше мне умереть». Более того, вскрытие показало, что Мисси Ланкастер была беременна.
   Ненасытная публика с жадностью глотала каждую новую подробность этого скандального дела.
   Грант выиграл процесс. Однако, едва судья огласил решение, он немедленно подал в отставку со своего поста. Возможно, Грант Чепмен показал себя бесчувственным бревном, но никто и никогда не смог бы обвинить его в глупости. Ему хватило ума понять, что его карьере в Вашингтоне пришел конец.
   – Я… мне очень жаль, что вам пришлось столько пережить, – сказала наконец Шелли.
   – Должно быть, ты одна во всей стране питала сочувствие ко мне, подлому злодею из той пьесы. – Грант грустно рассмеялся. – Неужели ты ни на минутку не поверила, что все сказанное обо мне может быть правдой? Неужели ни капли не поверила в то, что я безжалостный совратитель девственниц, и не задумалась: а не мой ли младенец умер в утробе матери, лишившей себя жизни?
   Под напором его словесной бравады Шелли невольно отшатнулась. Грант понял, что его сарказм был излишним. Ему стало стыдно. Нервно проведя рукой по волосам, он тяжело вздохнул. Еще несколько секунд он не мог смотреть ей в лицо и не отрывал своего взгляда от земли.
   – Извини меня, Шелли.
   – Не извиняйтесь. У вас есть все основания для горечи. Что бы ни произошло между вами и Мисси Ланкастер, жертвой в итоге оказались вы.
   – Где ты была, когда я так в тебе нуждался? Поднимала бы мне дух. – Он попытался улыбнуться.
   – Все образуется. Люди забудут.
   – А ты? – Он сделал шаг к ней.
   – Что… что я?
   – Забудешь ли ты, что я был замешан в скандальной истории, связанной с молодой девушкой, зная, что десять лет назад я поцеловал девушку гораздо моложе?
   Боже, хоть бы какое-нибудь движение! Любой звук разбавил бы это тягостное безмолвие, нависшее над ними! Но отвлечься было не на что – все чувства Шелли сосредоточились на Гранте. Он целиком заполнял ее. Она не видела ничего, кроме него; чувствовала хвойный аромат его одеколона, слышала стук его сердца.
   – То, что произошло в Пошман-Вэлли, было случайностью, – выдохнула она.
   – Ты уверена? Долгое время я повторял себе, что так оно и было, но, увидев тебя на днях, вынужден был признаться себе, что все было иначе. Возможно, уже тогда я увидел в тебе будущую женщину, такую, как ты сейчас. Шелли…
   – Нет, – когда он приблизился еще на шаг, она отступила. – Нет, Грант.
   – Почему?
   – Почему? Потому что обстоятельства все те же. – Это глупо, Шелли. Сколько тебе лет? Двадцать шесть? Двадцать семь? А мне тридцать пять. Будь я кем-то другим и познакомься мы на вечеринке, ты бы не придала нашей разнице в возрасте никакого значения.
   Она сжала ладони, пытаясь унять их дрожь, а может быть, затем, чтобы не позволить себе дотронуться до него, удержаться, чтобы не убрать с его лба эту серебристую прядь, чтобы не положить ладонь на лацкан его пиджака?..
   – Дело совсем не в возрасте. Я по-прежнему ваша ученица.
   – В средней школе Пошман-Вэлли это имело значение. Но не здесь, и не в наше время. Думаю, мы должны признаться самим себе и друг другу в том, что тот поцелуй десять лет назад был предвестником чего-то большего. – Он подошел к ней и положил сильные ладони на ее плечи.
   – Не надо, пожалуйста. Ничего больше не говорите.
   – Выслушай меня, – напористо заговорил он, оттесняя ее к стене. – Когда на днях ты вошла ко мне в аудиторию, ты была словно дуновение свежего ветерка. После той трясины, в которую превратилась моя жизнь, ты явилась словно напоминание о более счастливых временах. Я никогда не забывал тот декабрьский вечер, но в моей памяти он будто затянулся дымкой, потускнел. А увидев тебя вновь, я так живо все вспомнил и вновь пережил смятение, которое испытал десять лет назад. Шелли, я хочу еще раз поцеловать тебя. Карьера моя вылетела в трубу. Я познал, сколь мимолетен, быстротечен успех. Так что из того, если кто-нибудь нас осудит? Я до смерти устал оглядываться на людей. Я хочу поцеловать тебя, Шелли. Мне совершенно нечего терять.
   Он бережно взял ее за подбородок, Руки ее взметнулись, чтобы оттолкнуть Гранта, но вместо этого вцепились в его плечи. Долгое, бесконечное мгновение он вглядывался в ее большие испуганные глаза, затем склонил голову.
   Губы его были теплыми, уверенными, но нежными. Они прикоснулись к ее губам – и Шелли сама не поняла, как уста ее раскрылись, повинуясь легкому напору его языка. Она услышала тихий стон, но даже не осознала, что сама издала этот звук.
   Язык Гранта касался ее языка, поглаживал, дотошно исследуя. Кончиком языка Грант провел по нёбу Шелли, по зубам, проникая как можно глубже, не оставляя ничего неизведанным.
   Оковы гнетущей тоски, терзавшей Шелли последние десять лет, вдруг пали. Руки ее скользнули к его шее, коснулись темных прядей, задевавших воротник. Десять лет томления и мечтаний растворились в этом поцелуе. От наплыва долго сдерживаемых чувств сердце едва не выскочило из груди.
   Грант слизнул влагу, поблескивающую на ее нижней губе.
   – Шелли, Шелли, Боже мой… – прошептал он. Язык его снова ринулся в этот сладкий альков, на сей раз смелее, и был встречен с равной горячностью.
   Выпустив ее подбородок, Грант обвил Шелли за талию. Другая рука между тем скользнула вдоль ее спины, привлекая все ближе. Тела их соприкоснулись, и Шелли тотчас ощутила неоспоримое свидетельство его мужественности. Она испытала шок.
   Это мгновенно привело ее в чувство. Ясное понимание ситуации прорвалось сквозь пелену страсти, лишившей ее здравомыслия. Упершись кулачками в грудь Гранта, Шелли откинула голову назад.
   – Пусти меня, пожалуйста! – в ужасе вскрикнула она.
   Он тотчас выпустил ее и отступил на шаг. Дрожащей рукой Шелли провела по лбу.
   – Спасибо, что проводили меня. бой. Потом она еще долго стояла, прислонившись к двери, пока не услышала, как его медленные тяжелые шаги растаяли вдали.