Сандра Браун
Трудный выбор
1
Она специально села на последний ряд в аудитории, чтобы как следует рассмотреть его, не привлекая к себе внимания. Удивительно, но он почти не изменился. Эти десять лет, что прошли со дня их последней встречи, лишь подчеркнули его мужественную привлекательность, которую она так часто вспоминала. В свои двадцать с небольшим он обещал стать магнетически неотразимым, сильным, обаятельным человеком; и вот теперь, насколько она могла судить, спустя десять лет он полностью сдержал обещание.
Ручка Шелли слегка поскрипывала от усердия, с которым девушка записывала в тетрадь его лекцию. Шла всего вторая неделя осеннего семестра, а он уже начал разбирать материал, который собирался давать на экзаменах в конце семестра, сразу перед Рождеством. Аудитория слушала его лекции с сосредоточенным вниманием, боясь упустить даже слово.
Курс политических наук читался в одном из старейших зданий университетского городка, чьи увитые плющом старые стены придавали университету на Восточном побережье значимость и достоинство. Сам возраст здания, его деревянные полы, высокие потолки, огромные пустынные коридоры, навевающие тишину, – все придавало этому месту атмосферу строгой сдержанности, которая невольно передавалась и студентам, вызывая в них чувство благоговения.
Преподаватель Грант Чепмен читал лекцию, стоя перед аудиторией, опершись обеими руками на массивный дубовый стол кафедры. Невольно разглядывая напряженные мускулы рук мистера Чепмена, Шелли думала, что он так же крепок и мускулист, как и десять лет назад. Много юных сердец трепетало от восторга, когда он играл за факультетскую баскетбольную команду против сборной университета. Одетый в спортивную форму, Грант Чепмен сводил с ума всех девчонок из Вэлли-Хай-Скул. В том числе и, конечно же, ее, Шелли Броунинг. Последние десять лет лишь сделали еще рельефнее его великолепную мускулатуру, придав ей зрелую силу и мощь.
О нелегких прожитых годах говорили лишь отдельные серебряные ниточки, появившиеся в темных по-прежнему длинных волосах, небрежно зачесанных назад. В Вэлли-Хай-Скул придерживались очень строгих правил, которые категорически запрещали носить длинные волосы, и молодой учитель по основам гражданского права оказался в ряду самых злостных нарушителей этих правил.
В памяти Шелли очень живо и ярко вспыхнули воспоминания о том дне, когда она впервые услышала о Гранте Чепмене. Был как раз первый день, когда она пришла в школу после летних каникул.
– Шелли, Шелли, ты бы видела нашего нового учителя по праву, это просто мечта! – Лицо ее подруги раскраснелось от волнения, она подбежала к Шелли, горя нетерпением поделиться с ней такой великолепной новостью. – – Он просто сногсшибательно красив! И он молод! Занятия по праву – это будет что-то потрясающее! – Подруга чуть перевела дух и помчалась дальше поделиться с кем-нибудь еще невероятной, на ее взгляд, новостью о том, как им повезло. – Да, его зовут мистер Чепмен! – обернувшись, крикнула она уже издалека.
И вот сейчас Шелли слушала его глубокий, богатый интонациями голос – он отвечал на какой-то вопрос студента. Но смысл его обстоятельного ответа так же не доходил до нее, как и заданный перед этим вопрос, она просто вслушивалась в звучание этого голоса, ловя все его оттенки. Шелли сидела, закрыв глаза, и вспоминала, как она впервые услышала этот низкий, звучный голос:
– Мисс Броунинг, Шелли, вы здесь? Ее сердце сразу же ушло в пятки. Кому же хочется, чтобы его вызывали к доске в самый первый день после каникул. Двадцать пар удивленных глаз с любопытством уставились на нее. Шелли подняла чуть дрожащую руку.
– Я здесь, сэр.
– Мисс Броунинг, вы уже успели потерять свои гимнастические шорты. Мисс Вирджил просила вам передать, что вы можете забрать их в женской раздевалке.
Класс мгновенно взорвался, послышались язвительные шуточки, перешептывание, смех и даже свист. Шелли с пунцовым от смущения лицом, запинаясь, пробормотала благодарность своему новому учителю, готовая провалиться сквозь землю. Должно быть, он решил, что она законченная растеряха. Забавно, но его мнение было для нее гораздо важнее, чем отношение ее сверстников.
В конце дня, после уроков, когда она выходила из класса, он остановил ее возле двери.
– Извините, если я смутил вас, поставив в затруднительное положение, – сказал он извиняющимся тоном.
У стоящих рядом подруг глаза стали круглыми от изумления и зависти.
– Ничего, это ерунда, – робко ответила Шелли, боясь поднять на него глаза.
– Нет, не ерунда. За свою ошибку я дам вам пять дополнительных очков на первом экзамене.
Впрочем, она никогда не получила этих дополнительных очков, потому что набрала тысячу очков на первом экзамене, а также и на всех последующих. Гражданское право стало ее любимым предметом в этом семестре.
– Вы говорите о том, что было до Вьетнама или после? – спрашивал в это время у мистера Чепмена студент, которого волновал вопрос влияния общественного мнения на решения президента.
Шелли вернулась к действительности. Он, конечно, никогда не вспоминал о Шелли Броунинг и ее потерянных гимнастических шортах. Она сомневалась, помнил ли он вообще те четыре месяца, когда преподавал в Вэлли-Хай-Скул. Скорее всего нет, особенно если учесть, через что ему пришлось пройти позже. Нельзя преодолеть столь сложный путь, получив один из самых высоких постов в конгрессе, и стать помощником сенатора, оставаясь при этом сентиментальным, чувствительным человеком. Нельзя пережить публичный скандал, который выпал на долю Гранта Чепмена, и помнить при этом о событиях, произошедших многие годы назад в небольшом сельском местечке, сыгравшем столь незначительную роль в его яркой, богатой событиями жизни.
Последнее время она часто видела его по телевизору, когда репортеры буквально затравили его, желая получить комментарии по поводу скандала, много дней будоражившего общественные круги Вашингтона. Она внимательно рассматривала его фотографии в газетах, часто сопровождавшие статьи, более или менее подробно освещавшие эти события. Но даже по этим газетным не очень выразительным фотографиям она не могла заметить никаких следов времени на красивом мужественном лице, которое казалось ей совершенным и не давало забыть о себе все эти долгие годы.
Шелли была уверена, что он бы ее не узнал. В шестнадцать лет она была тоненькой и неуклюжей, как жеребенок. Сейчас, не потеряв стройности, она стала мягче, женственней, со зрелыми женскими формами. За эти прошедшие годы с ее лица полностью исчезла детская пухлость, выявив необычный овал лица с высокими скулами, привлекавшими внимание к её дымчато-голубым глазам.
Безвозвратно ушла в прошлое длинная челка из школьных лет. Теперь ее волосы были откинуты назад, оставляя открытым лоб, а также тонкие, красиво изогнутые брови. Естественная брюнетка, она получила в подарок от природы великолепные тяжелые густые волосы, которые рассыпались по ее плечам тем – ной волной, сверкающей в солнечных лучах, словно дорогое вино.
Канула в прошлое не только сама круглолицая девочка в школьной форме. Исчезли ее невинность и мечтательность, и она больше не верила в идеалы. Та женщина, что пришла ей на смену, слишком хорошо сознавала, что собой представлял этот жестокий мир с его эгоизмом и несправедливостью. И Грант Чепмен, без сомнения, также кое-что узнал об этом. Они оба уже не были теми людьми, какими были десять лет назад, и Шелли с некоторым недоумением спрашивала себя, зачем же она все-таки записалась в его группу.
– В то время была принята во внимание позиция президента Джонсона, – говорил он.
Шелли взглянула на свои часы. Оставалось всего пятнадцать минут до конца лекций, а она умудрилась написать в тетради всего несколько строк.
Если она и дальше будет так небрежно относиться к занятиям, ей вряд ли удастся добиться успехов в этом курсе политических наук, как когда-то в юные годы, когда Грант Чепмен читал у них курс гражданского права в Вэлли-Хай-Скул.
В следующий раз она постарается слушать более прилежно, пообещала себе Шелли и тут же унеслась воспоминаниями в далекий ветреный день, после первой в том сезоне бури с дождем и снегом.
– Не согласились бы вы помочь мне? – спросил он ее тогда. – Мне нужно разобрать кое-какие бумаги и документы. Быть может, вы смогли бы заниматься этим после занятий, скажем, пару раз в неделю?
На Шелли была длинная спортивная куртка, и она, сжав от волнения руки в кулаки, глубоко засунула их в карманы. Мистер Чепмен остановил ее во дворе между зданиями учебного корпуса и гимнастического зала. Порывы сильного ветра трепали его пышные волосы, чересчур длинные по нелепым правилам этого учебного заведения. Одетый в легкий, спортивного покроя плащ, он поднял воротник, ссутулился, стараясь повернуться спиной к северному ледяному ветру.
– Конечно, если вы не согласны, вам стоит только сказать…
– Нет, нет, – поспешила она его заверить, облизывая губы и надеясь, что не очень заметно, как они потрескались и пересохли от ветра. – Я с удовольствием вам помогу. Если вы думаете, что я справлюсь, конечно…
– Вы моя лучшая ученица. Последний раз вы подготовили великолепный доклад о судейской системе.
– Спасибо. – Она очень волновалась и про себя недоумевала, отчего так колотится ее сердце. Ведь это просто учитель, говорила она себе, что ты дрожишь так, дурочка. Но, конечно, если быть совсем честной, это был для нее не просто учитель.
– Если бы вы смогли разобрать контрольные работы по темам, то я бы занялся проверкой ваших докладов. Это позволило бы мне освободить несколько часов каждый вечер.
Ей бы очень хотелось знать, что он делает вечерами. Встречается с женщиной? Это была тема, по поводу которой строились самые разные догадки, но никто ничего не знал. В городе, где бы он ни появлялся, он всегда был один.
Однажды вечером, когда они всей семьей отправились пообедать в кафе, они встретили его там. Одного. Когда он заговорил с ней, она чуть не умерла от волнения. Отчаянно смущаясь и краснея, она, запинаясь, представила его родителям, и он поднялся из-за стола, чтобы пожать руку ее отцу. Как только они сели, ее маленький брат пролил молоко, и Шелли от стыда готова была прибить его собственными руками. Когда она вновь решилась взглянуть в ту сторону, где сидел мистер Чепмен, его уже там не было – он ушел.
– Хорошо, я согласна. Когда мне прийти?
Он прищурил глаза от яркого солнца, внезапно показавшегося из-за тяжелых серых облаков. Шелли никогда не удавалось как следует рассмотреть, какого цвета его глаза, серые или зеленые, или, может быть, что-то среднее, но ей очень нравилось, когда он так щурился и его темные ресницы слегка загибались кверху.
– Это вы должны сказать мне, когда вы сможете, – засмеялся он.
– Ну, в четверг у нас собирается группа поддержки, потому что на пятницу запланировано собрание. – Идиотка! Зачем она это говорит, будто он сам не знает, что будет в пятницу! – А во вторник у меня занятия по музыке. – Какое ему до этого дело, Шелли, опомнись! – Значит, лучше всего понедельник и среда.
– Вот и замечательно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Брр, ну и холод! Может быть, лучше войдем внутрь?
Она едва справлялась со своими дрожащими, непослушными ногами, когда он неожиданно взял ее под руку и проводил до двери учебного корпуса. В ту минуту, когда тяжелая дверь закрылась за ними, Шелли подумала, что она едва не упала в обморок только оттого, что он дотронулся до нее. Она никогда и ни за что не расскажет о том, что произошло, никому из своих подруг! Это была слишком драгоценная для нее тайна, чтобы кому-нибудь ее доверить.
Тихие и спокойные часы, проведенные в его классной комнате, незаметно стали для нее тем стержнем, вокруг которого вращалась теперь вся ее жизнь, превратившаяся в сплошное и мучительное ожидание. Она страдала и тосковала в те дни, когда не надо было идти к нему, а в те дни, когда она должна была помогать ему в работе, она с отчаянным нетерпением ждала последнего звонка, возвещавшего о конце занятий. Но как только бралась за ручку его двери, стремительность и решимость тут же покидали ее, и она едва могла вздохнуть от волнения и робко стучала в дверь. Иногда его не было, и тогда она находила на столе кипу бумаг с подробными инструкциями. Она занималась сортировкой работ своих одноклассников с таким старанием и прилежностью, с какой ничего и никогда еще не делала в своей жизни. И все это время она ждала, когда он придет. Если он позже присоединялся к ней, то всегда приносил бутылочку газированной воды. Ради этого момента, когда он появится и одарит ее теплотой своей улыбки, она готова была ждать его целую жизнь.
Как-то они сидели в комнате, каждый за своим столом, и она отмечала разобранные бумаги красным карандашом, который он ей вручил. Через какое-то время он поднялся из-за своего стола, где читал неразборчивые сочинения ее сверстников, и стянул через голову свой пушистый свитер.
– Мне кажется, здесь слишком жарко. Школа совсем не принимает участия в кампании по сохранению энергии.
В то время она даже не удивилась этой его патриотической сознательности, до такой степени она была им ослеплена. Он сцепил пальцы в замок и, вывернув руки, поднял их высоко над готовой, потянулся всем телом, выгибая спину. Шелли как завороженная наблюдала за игрой его великолепных мускулов, рельефно проступивших под мягкой тканью тонкой рубашки. Затем он глубоко вдохнул и легко, свободно выдохнул, опуская руки. Он расправил плечи, сбрасывая с них напряжение, и широко улыбнулся, как улыбаются люди, умеющие радоваться жизни.
Шелли выронила карандаш из задрожавших и ставших внезапно непослушными пальцев. Девушку охватил удушающий жар, тело горело, и ей стало трудно дышать. Но она прекрасно понимала, что это произошло вовсе не от натопленной классной комнаты.
В этот день она ушла совершенно растерянная и ошеломленная. Внезапно возникшая настойчивая потребность бежать прочь от него вдруг оказалась гораздо сильнее, чем желание быть с ним рядом. И в то же время она понимала, что бежать от нахлынувших на нее эмоций было .бесполезно, потому что это смятение возникло в ее собственной душе, а от себя убежать еще никому не удавалось. Все это было так ново для нее, необычно и непонятно: ее прошлый опыт не мог ей помочь разобраться в новых чувствах. И только гораздо позже она поняла, что произошло с ней в тот памятный для нее день – она испытала желание близости… и испугалась этого желания.
– Итак, на сегодня все. До свидания, – сказал мистер Чепмен, когда звонок возвестил о конце лекции. – Ах Да… миссис Робине, будьте любезны, подойдите к моему столу. История повторялась. Когда он попросил ее об этом, Шелли едва не выронила из рук книги. Все сорок студентов, не столь любопытные, как ее одноклассники из Пошман-Вэлли, выпорхнули из аудитории – им не терпелось поскорее выкурить первую за час с лишним сигарету. Опустив голову, Шелли стала сосредоточенно пробираться по лабиринту из столов. Краем глаза она заметила, как аудиторию покинул последний студент, небрежно хлопнув дверью, и с трудом подавила свой безумный порыв – попросить оставить дверь открытой.
Остановившись в нескольких метрах от стола мистера Чепмена, Шелли впервые за десять лет встретилась взглядом с Грантом Чепменом.
– Здравствуй, Шелли.
У нее перехватило дыхание. Во всяком случае, она почувствовала, как горло сдавил комок.
– Здравствуйте, мистер Чепмен. Он едва не рассмеялся. Его чувственные губы изогнулись в улыбке, однако глаза испытующе скользили по лицу Шелли, отмечая красивые длинные волосы, безотчетно ранимый взгляд, изящный носик, губы… На ее губах взгляд Гранта задержался надолго, и Шелли не выдержала – нервно облизнула их и тут же обругала себя за это.
В комнате повисло опасное молчание. Грант вышел из-за стола и остановился прямо перед Шелли.
– Я… я думала… вы меня не узнаете.
– Я узнал тебя в первый же день, едва ты вошла в класс. – Он стоял так близко, и в голосе его прорывалась хрипотца. Во время лекций голос Гранта утрачивал интимную окраску, от которой сейчас Шелли пришла в полнейшее смятение. – И сразу же начал сомневаться: а вдруг ты так и не поздороваешься со мной за целый семестр? Десяти прошедших лет как не бывало! От этого легкого поддразнивания Шелли вдруг почувствовала себя столь же юной и неопытной, как в первый день их знакомства.
– Мне не хотелось вас смущать – заставлять мучительно пытаться вспомнить меня. Я боялась поставить вас в неловкое положение. – Ценю твою заботу, только это было лишним. Я хорошо тебя помню. – Грант не отводил взгляда с ее лица, и Шелли невольно подумала: «Интересно, как он считает, прошедшие годы прибавили мне привлекательности или же наоборот?» Сама она не чувствовала, похорошела она или подурнела; знала лишь, что изменилась и сейчас уже не та девочка, которая столь усердно проверяла для него письменные работы.
Догадывался ли он когда-нибудь о ее страстной влюбленности? Обсуждал ли это с какой-нибудь своей подружкой? «Ты бы только ее видела, сидит вся из себя такая аккуратная и правильная, а ладошки потеют! Едва я рукой поведу, она подскакивает, будто напуганный кролик». В этот момент Шелли представляла, как он с притворным сожалением покачивает головой и смеется.
– Шелли? – Голос Гранта вырвал ее из невеселых раздумий.
– Да? – с трудом выдавила она. Господи, почему же так не хватает воздуха?
– Я спросил, давно ли ты миссис Робинс.
– А-а… семь лет. Но вообще-то последние два года я уже не миссис Робине.
Его густые брови приподнялись в немом вопросе.
– Это долгая и скучная история. Мы с доктором Робинсом расстались два года назад. Тогда-то я и решила продолжить учебу.
– Но это последний курс.
Облачись любой другой мужчина в потертые джинсы, ковбойские ботинки и спортивный пиджак, он бы смахивал на бездарное подражание Кинозвезде, но Грант Чепмен выглядел сногсшибательно. Может быть, виной тому был расстегнутый воротник его клетчатой рубашки, открывавший темную поросль на груди? – Ну да. – Шелли заставила себя отвести глаза от ворота его рубашки. – Я и учусь на последнем курсе.
Она и не подозревала, как соблазнительно выглядит ее улыбка. Последние несколько лет поводов для веселья было маловато, но стоило ей улыбнуться, как усталость – следствие безрадостной жизни – слетала с ее лица, а в уголках рта появлялись крохотные ямочки.
Это преображение, очевидно, и заворожило Гранта Чепмена, потому что отозвался он не сразу.
– Ты была такой прилежной ученицей – я-то думал, что после окончания Пошман-Вэлли ты сразу же поступишь в колледж.
– Так и было. Я поступила в университет Оклахомы, но… – Шелли запнулась, вспомнив свой первый семестр и их знакомство с Дэрилом Робинсом. – Так уж получилось, – нескладно закончила она.
– Как дела в Пошман-Вэлли? Я там так и не был с тех самых пор, как уехал. Боже правый, прошло ведь целых…
– Десять лет, – поспешно вставила Шелли и тут же прикусила язык. Ведет себя, как примерная девочка, которой не терпится выпалить учителю правильный ответ. – Что-то вроде этого, – добавила она нарочито небрежно.
– Ну да, ведь я уехал в Вашингтон, даже не дождавшись окончания учебного года.
Шелли отвела взгляд. О его отъезде она говорить не могла. Он-то не вспомнит, а она все десять лет пыталась забыть.
– В Пошман-Вэлли ничего не меняется. Я довольно часто там бываю – навещаю родителей, они по-прежнему там живут. Мой брат преподает математику и ведет футбольную секцию в средней школе. – Серьезно? – Грант рассмеялся.
– Да. Он женат, у него двое детей. – Шелли поудобнее перехватила тяжелую кипу книг, прижав их к груди. Грант тотчас забрал их у нее и положил на стол перед собой. Теперь Шелли стало нечем занять руки, и она неуклюже сложила их на животе.
– Ты живешь здесь, в Седарвуде?
– Да. Сняла небольшой домик.
– В старинном стиле?
– Откуда вы знаете?
– Здесь их великое множество. Это вообще очень затейливый городок. Напоминает мне Джорджтаун – я там жил последние несколько лет, пока работал в Вашингтоне.
– А-а… – Ей было чертовски не по себе. Грант водил дружбу с цветом общества, сильными мира сего. Какой же провинциалкой она, должно быть, ему видится.
– Не хочу вас задерживать… – Шелли потянулась к своим книгам.
– А ты и не задерживаешь. На сегодня у меня все. Вообще-то я собирался выпить где-нибудь чашечку кофе. Составишь компанию?
Сердце ее неистово забилось.
– Нет, спасибо, мистер Чепмен, я…
– Право, Шелли, – прервал ее Грант, – почему бы тебе не называть меня по имени? Ведь ты уже не школьница.
– Но вы по-прежнему мой учитель, – напомнила ему Шелли.
– И я очень этому рад. Ты – украшение моего класса, причем сейчас – больше чем прежде. – Лучше бы он посмеялся над ней, и то легче было бы пережить, нежели этот его внимательный, испытующий взгляд. – Но только, ради Бога, не воспринимай меня как профессора колледжа. Слово «профессор» ассоциируется у меня с рассеянным и всклокоченным седым старичком, судорожно роющимся в карманах своего мешковатого пальто в поисках очков, которые торчат у него на лбу. Она невольно рассмеялась:
– Вам бы следовало преподавать литературное творчество. Очень живой портрет нарисовали.
– Значит, ты меня поняла. Так что впредь, пожалуйста, называй меня Грантом.
– Постараюсь, – робко пообещала она.
– Постарайся прямо сейчас. Шелли почувствовала себя трехлетней малышкой, которой впервые предстояло прочесть наизусть стихотворение в кругу собравшихся гостей родителей.
– Ноя…
– Попробуй, – не отставал он.
– Хорошо, – она вздохнула, – Грант.
Это оказалось легче, чем она предполагала.
– Грант, Грант… – повторила Шелли.
– Ну вот! Видишь, насколько лучше? Так как насчет Кофе? У тебя больше не будет сегодня занятий? Хотя, даже если и есть, ты все равно опоздала, так что…
Она все еще колебалась:
– Ну, я не…
– Если ты, конечно, не боишься показаться вместе со мной. – Тон его изменился, и Шелли тотчас вскинула глаза. Произнесены эти слова были спокойно, но от Шелли не ускользнула скрывавшаяся за ними горечь.
Она тотчас поняла его:
– Вы имеете в виду… это из-за того, что случилось в Вашингтоне? – Когда в ответ Грант лишь молча устремил на нее пристальный взгляд своих серо-зеленых глаз, Шелли решительно покачала головой. – Нет-нет, конечно нет, мистер… Грант. Это здесь ни при чем.
Она немного успокоилась, когда увидела в ее глазах искорки понимания и доверия.
– Отлично. – Он машинально про – вел рукой по волосам. – Ну, пошли пить кофе.
Если бы выражение его глаз и этот мальчишеский жест не убедили Шелли принять предложение, это сделала бы настойчивость, звучащая в его словах.
– Ладно, – услышала она собственный голос, прежде чем успела принять решение.
Улыбнувшись, Грант подхватил со стола ее книги, собственную папку с бумагами и легонько подтолкнул Шелли к двери. На пороге он, остановился и, невзначай коснувшись спины девушки, протянул руку, чтобы выключить свет. Шелли затаила дыхание.
На мгновение его ладонь задержалась на ее шее, затем скользнула к талии. Хотя жест этот был не более чем проявление обычной галантности, сквозь свитер Шелли остро ощущала прикосновение Гранта.
В кафе, в этом уютном микроклимате университетского городка, было шумно, дымно и полно народу. Из динамика, предусмотрительно закрепленного на потолке, жаловался на одиночество популярный шоу мен. Официанты с красными атласными повязками на длинных белых рукавах только успевали подносить громадные кружки с пивом к столикам. Здесь царил дух взаимопонимания и полного единения: образцово-показательные отпрыски состоятельных родителей и активистки феминистского клуба, бородатые интеллектуалы и мускулистые спортсмены – все сплавились в единую веселую массу.
Взяв Шелли под руку, Грант увлек ее к уединенному столику в тускло освещенном углу кафе. Когда они уселись, он наклонился через стол и театральным шепотом произнес:
– Надеюсь, мне не придется предъявлять здесь свои документы. – Увидев ее озадаченное лицо, он пояснил: – Вряд ли сюда пускают лиц старше тридцати. – А когда Шелли рассмеялась, он хлопнул себя ладонью по лбу: – Боже, да тебе ведь и тридцати нет, верно? Вот, значит, почему я все сильнее и сильнее ощущаю в себе сходство с нашим убеленным сединами, выжившим из ума профессором!
Когда мимо, рассекая воздух, пронесся официант, Гранту удалось, задержав его на две секунды, успеть сделать заказ:
– Два кофе.
– Со сливками? – бросил через плечо ускользающий официант.
– Со сливками? – переспросил Грант у Шелли.
Она кивнула.
– Со сливками! – прокричал он исчезнувшему официанту. – Когда мы с тобой виделись в прошлый раз, ты, наверное, еще не доросла до кофе? – с улыбкой поинтересовался он.
Шелли машинально покачала головой, даже не прислушиваясь к вопросу. Она с трудом заставляла себя не пялиться на Гранта. Волосы его, слегка растрепанные ветром, выглядели необычайно привлекательно. Треугольный ворот рубашки по-прежнему притягивал ее взгляд. Дэрил Робинс, ее бывший муж, считал себя воплощением мужественности, однако его грудь украшало всего несколько бледных волосков, а сейчас ее взгляду предстал настоящий лес, произрастающий на обветренной загорелой коже. Желание протянуть руку и дотронуться до груди Гранта было столь велико, что Шелли пришлось отвести глаза.
Ручка Шелли слегка поскрипывала от усердия, с которым девушка записывала в тетрадь его лекцию. Шла всего вторая неделя осеннего семестра, а он уже начал разбирать материал, который собирался давать на экзаменах в конце семестра, сразу перед Рождеством. Аудитория слушала его лекции с сосредоточенным вниманием, боясь упустить даже слово.
Курс политических наук читался в одном из старейших зданий университетского городка, чьи увитые плющом старые стены придавали университету на Восточном побережье значимость и достоинство. Сам возраст здания, его деревянные полы, высокие потолки, огромные пустынные коридоры, навевающие тишину, – все придавало этому месту атмосферу строгой сдержанности, которая невольно передавалась и студентам, вызывая в них чувство благоговения.
Преподаватель Грант Чепмен читал лекцию, стоя перед аудиторией, опершись обеими руками на массивный дубовый стол кафедры. Невольно разглядывая напряженные мускулы рук мистера Чепмена, Шелли думала, что он так же крепок и мускулист, как и десять лет назад. Много юных сердец трепетало от восторга, когда он играл за факультетскую баскетбольную команду против сборной университета. Одетый в спортивную форму, Грант Чепмен сводил с ума всех девчонок из Вэлли-Хай-Скул. В том числе и, конечно же, ее, Шелли Броунинг. Последние десять лет лишь сделали еще рельефнее его великолепную мускулатуру, придав ей зрелую силу и мощь.
О нелегких прожитых годах говорили лишь отдельные серебряные ниточки, появившиеся в темных по-прежнему длинных волосах, небрежно зачесанных назад. В Вэлли-Хай-Скул придерживались очень строгих правил, которые категорически запрещали носить длинные волосы, и молодой учитель по основам гражданского права оказался в ряду самых злостных нарушителей этих правил.
В памяти Шелли очень живо и ярко вспыхнули воспоминания о том дне, когда она впервые услышала о Гранте Чепмене. Был как раз первый день, когда она пришла в школу после летних каникул.
– Шелли, Шелли, ты бы видела нашего нового учителя по праву, это просто мечта! – Лицо ее подруги раскраснелось от волнения, она подбежала к Шелли, горя нетерпением поделиться с ней такой великолепной новостью. – – Он просто сногсшибательно красив! И он молод! Занятия по праву – это будет что-то потрясающее! – Подруга чуть перевела дух и помчалась дальше поделиться с кем-нибудь еще невероятной, на ее взгляд, новостью о том, как им повезло. – Да, его зовут мистер Чепмен! – обернувшись, крикнула она уже издалека.
И вот сейчас Шелли слушала его глубокий, богатый интонациями голос – он отвечал на какой-то вопрос студента. Но смысл его обстоятельного ответа так же не доходил до нее, как и заданный перед этим вопрос, она просто вслушивалась в звучание этого голоса, ловя все его оттенки. Шелли сидела, закрыв глаза, и вспоминала, как она впервые услышала этот низкий, звучный голос:
– Мисс Броунинг, Шелли, вы здесь? Ее сердце сразу же ушло в пятки. Кому же хочется, чтобы его вызывали к доске в самый первый день после каникул. Двадцать пар удивленных глаз с любопытством уставились на нее. Шелли подняла чуть дрожащую руку.
– Я здесь, сэр.
– Мисс Броунинг, вы уже успели потерять свои гимнастические шорты. Мисс Вирджил просила вам передать, что вы можете забрать их в женской раздевалке.
Класс мгновенно взорвался, послышались язвительные шуточки, перешептывание, смех и даже свист. Шелли с пунцовым от смущения лицом, запинаясь, пробормотала благодарность своему новому учителю, готовая провалиться сквозь землю. Должно быть, он решил, что она законченная растеряха. Забавно, но его мнение было для нее гораздо важнее, чем отношение ее сверстников.
В конце дня, после уроков, когда она выходила из класса, он остановил ее возле двери.
– Извините, если я смутил вас, поставив в затруднительное положение, – сказал он извиняющимся тоном.
У стоящих рядом подруг глаза стали круглыми от изумления и зависти.
– Ничего, это ерунда, – робко ответила Шелли, боясь поднять на него глаза.
– Нет, не ерунда. За свою ошибку я дам вам пять дополнительных очков на первом экзамене.
Впрочем, она никогда не получила этих дополнительных очков, потому что набрала тысячу очков на первом экзамене, а также и на всех последующих. Гражданское право стало ее любимым предметом в этом семестре.
– Вы говорите о том, что было до Вьетнама или после? – спрашивал в это время у мистера Чепмена студент, которого волновал вопрос влияния общественного мнения на решения президента.
Шелли вернулась к действительности. Он, конечно, никогда не вспоминал о Шелли Броунинг и ее потерянных гимнастических шортах. Она сомневалась, помнил ли он вообще те четыре месяца, когда преподавал в Вэлли-Хай-Скул. Скорее всего нет, особенно если учесть, через что ему пришлось пройти позже. Нельзя преодолеть столь сложный путь, получив один из самых высоких постов в конгрессе, и стать помощником сенатора, оставаясь при этом сентиментальным, чувствительным человеком. Нельзя пережить публичный скандал, который выпал на долю Гранта Чепмена, и помнить при этом о событиях, произошедших многие годы назад в небольшом сельском местечке, сыгравшем столь незначительную роль в его яркой, богатой событиями жизни.
Последнее время она часто видела его по телевизору, когда репортеры буквально затравили его, желая получить комментарии по поводу скандала, много дней будоражившего общественные круги Вашингтона. Она внимательно рассматривала его фотографии в газетах, часто сопровождавшие статьи, более или менее подробно освещавшие эти события. Но даже по этим газетным не очень выразительным фотографиям она не могла заметить никаких следов времени на красивом мужественном лице, которое казалось ей совершенным и не давало забыть о себе все эти долгие годы.
Шелли была уверена, что он бы ее не узнал. В шестнадцать лет она была тоненькой и неуклюжей, как жеребенок. Сейчас, не потеряв стройности, она стала мягче, женственней, со зрелыми женскими формами. За эти прошедшие годы с ее лица полностью исчезла детская пухлость, выявив необычный овал лица с высокими скулами, привлекавшими внимание к её дымчато-голубым глазам.
Безвозвратно ушла в прошлое длинная челка из школьных лет. Теперь ее волосы были откинуты назад, оставляя открытым лоб, а также тонкие, красиво изогнутые брови. Естественная брюнетка, она получила в подарок от природы великолепные тяжелые густые волосы, которые рассыпались по ее плечам тем – ной волной, сверкающей в солнечных лучах, словно дорогое вино.
Канула в прошлое не только сама круглолицая девочка в школьной форме. Исчезли ее невинность и мечтательность, и она больше не верила в идеалы. Та женщина, что пришла ей на смену, слишком хорошо сознавала, что собой представлял этот жестокий мир с его эгоизмом и несправедливостью. И Грант Чепмен, без сомнения, также кое-что узнал об этом. Они оба уже не были теми людьми, какими были десять лет назад, и Шелли с некоторым недоумением спрашивала себя, зачем же она все-таки записалась в его группу.
– В то время была принята во внимание позиция президента Джонсона, – говорил он.
Шелли взглянула на свои часы. Оставалось всего пятнадцать минут до конца лекций, а она умудрилась написать в тетради всего несколько строк.
Если она и дальше будет так небрежно относиться к занятиям, ей вряд ли удастся добиться успехов в этом курсе политических наук, как когда-то в юные годы, когда Грант Чепмен читал у них курс гражданского права в Вэлли-Хай-Скул.
В следующий раз она постарается слушать более прилежно, пообещала себе Шелли и тут же унеслась воспоминаниями в далекий ветреный день, после первой в том сезоне бури с дождем и снегом.
– Не согласились бы вы помочь мне? – спросил он ее тогда. – Мне нужно разобрать кое-какие бумаги и документы. Быть может, вы смогли бы заниматься этим после занятий, скажем, пару раз в неделю?
На Шелли была длинная спортивная куртка, и она, сжав от волнения руки в кулаки, глубоко засунула их в карманы. Мистер Чепмен остановил ее во дворе между зданиями учебного корпуса и гимнастического зала. Порывы сильного ветра трепали его пышные волосы, чересчур длинные по нелепым правилам этого учебного заведения. Одетый в легкий, спортивного покроя плащ, он поднял воротник, ссутулился, стараясь повернуться спиной к северному ледяному ветру.
– Конечно, если вы не согласны, вам стоит только сказать…
– Нет, нет, – поспешила она его заверить, облизывая губы и надеясь, что не очень заметно, как они потрескались и пересохли от ветра. – Я с удовольствием вам помогу. Если вы думаете, что я справлюсь, конечно…
– Вы моя лучшая ученица. Последний раз вы подготовили великолепный доклад о судейской системе.
– Спасибо. – Она очень волновалась и про себя недоумевала, отчего так колотится ее сердце. Ведь это просто учитель, говорила она себе, что ты дрожишь так, дурочка. Но, конечно, если быть совсем честной, это был для нее не просто учитель.
– Если бы вы смогли разобрать контрольные работы по темам, то я бы занялся проверкой ваших докладов. Это позволило бы мне освободить несколько часов каждый вечер.
Ей бы очень хотелось знать, что он делает вечерами. Встречается с женщиной? Это была тема, по поводу которой строились самые разные догадки, но никто ничего не знал. В городе, где бы он ни появлялся, он всегда был один.
Однажды вечером, когда они всей семьей отправились пообедать в кафе, они встретили его там. Одного. Когда он заговорил с ней, она чуть не умерла от волнения. Отчаянно смущаясь и краснея, она, запинаясь, представила его родителям, и он поднялся из-за стола, чтобы пожать руку ее отцу. Как только они сели, ее маленький брат пролил молоко, и Шелли от стыда готова была прибить его собственными руками. Когда она вновь решилась взглянуть в ту сторону, где сидел мистер Чепмен, его уже там не было – он ушел.
– Хорошо, я согласна. Когда мне прийти?
Он прищурил глаза от яркого солнца, внезапно показавшегося из-за тяжелых серых облаков. Шелли никогда не удавалось как следует рассмотреть, какого цвета его глаза, серые или зеленые, или, может быть, что-то среднее, но ей очень нравилось, когда он так щурился и его темные ресницы слегка загибались кверху.
– Это вы должны сказать мне, когда вы сможете, – засмеялся он.
– Ну, в четверг у нас собирается группа поддержки, потому что на пятницу запланировано собрание. – Идиотка! Зачем она это говорит, будто он сам не знает, что будет в пятницу! – А во вторник у меня занятия по музыке. – Какое ему до этого дело, Шелли, опомнись! – Значит, лучше всего понедельник и среда.
– Вот и замечательно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Брр, ну и холод! Может быть, лучше войдем внутрь?
Она едва справлялась со своими дрожащими, непослушными ногами, когда он неожиданно взял ее под руку и проводил до двери учебного корпуса. В ту минуту, когда тяжелая дверь закрылась за ними, Шелли подумала, что она едва не упала в обморок только оттого, что он дотронулся до нее. Она никогда и ни за что не расскажет о том, что произошло, никому из своих подруг! Это была слишком драгоценная для нее тайна, чтобы кому-нибудь ее доверить.
Тихие и спокойные часы, проведенные в его классной комнате, незаметно стали для нее тем стержнем, вокруг которого вращалась теперь вся ее жизнь, превратившаяся в сплошное и мучительное ожидание. Она страдала и тосковала в те дни, когда не надо было идти к нему, а в те дни, когда она должна была помогать ему в работе, она с отчаянным нетерпением ждала последнего звонка, возвещавшего о конце занятий. Но как только бралась за ручку его двери, стремительность и решимость тут же покидали ее, и она едва могла вздохнуть от волнения и робко стучала в дверь. Иногда его не было, и тогда она находила на столе кипу бумаг с подробными инструкциями. Она занималась сортировкой работ своих одноклассников с таким старанием и прилежностью, с какой ничего и никогда еще не делала в своей жизни. И все это время она ждала, когда он придет. Если он позже присоединялся к ней, то всегда приносил бутылочку газированной воды. Ради этого момента, когда он появится и одарит ее теплотой своей улыбки, она готова была ждать его целую жизнь.
Как-то они сидели в комнате, каждый за своим столом, и она отмечала разобранные бумаги красным карандашом, который он ей вручил. Через какое-то время он поднялся из-за своего стола, где читал неразборчивые сочинения ее сверстников, и стянул через голову свой пушистый свитер.
– Мне кажется, здесь слишком жарко. Школа совсем не принимает участия в кампании по сохранению энергии.
В то время она даже не удивилась этой его патриотической сознательности, до такой степени она была им ослеплена. Он сцепил пальцы в замок и, вывернув руки, поднял их высоко над готовой, потянулся всем телом, выгибая спину. Шелли как завороженная наблюдала за игрой его великолепных мускулов, рельефно проступивших под мягкой тканью тонкой рубашки. Затем он глубоко вдохнул и легко, свободно выдохнул, опуская руки. Он расправил плечи, сбрасывая с них напряжение, и широко улыбнулся, как улыбаются люди, умеющие радоваться жизни.
Шелли выронила карандаш из задрожавших и ставших внезапно непослушными пальцев. Девушку охватил удушающий жар, тело горело, и ей стало трудно дышать. Но она прекрасно понимала, что это произошло вовсе не от натопленной классной комнаты.
В этот день она ушла совершенно растерянная и ошеломленная. Внезапно возникшая настойчивая потребность бежать прочь от него вдруг оказалась гораздо сильнее, чем желание быть с ним рядом. И в то же время она понимала, что бежать от нахлынувших на нее эмоций было .бесполезно, потому что это смятение возникло в ее собственной душе, а от себя убежать еще никому не удавалось. Все это было так ново для нее, необычно и непонятно: ее прошлый опыт не мог ей помочь разобраться в новых чувствах. И только гораздо позже она поняла, что произошло с ней в тот памятный для нее день – она испытала желание близости… и испугалась этого желания.
– Итак, на сегодня все. До свидания, – сказал мистер Чепмен, когда звонок возвестил о конце лекции. – Ах Да… миссис Робине, будьте любезны, подойдите к моему столу. История повторялась. Когда он попросил ее об этом, Шелли едва не выронила из рук книги. Все сорок студентов, не столь любопытные, как ее одноклассники из Пошман-Вэлли, выпорхнули из аудитории – им не терпелось поскорее выкурить первую за час с лишним сигарету. Опустив голову, Шелли стала сосредоточенно пробираться по лабиринту из столов. Краем глаза она заметила, как аудиторию покинул последний студент, небрежно хлопнув дверью, и с трудом подавила свой безумный порыв – попросить оставить дверь открытой.
Остановившись в нескольких метрах от стола мистера Чепмена, Шелли впервые за десять лет встретилась взглядом с Грантом Чепменом.
– Здравствуй, Шелли.
У нее перехватило дыхание. Во всяком случае, она почувствовала, как горло сдавил комок.
– Здравствуйте, мистер Чепмен. Он едва не рассмеялся. Его чувственные губы изогнулись в улыбке, однако глаза испытующе скользили по лицу Шелли, отмечая красивые длинные волосы, безотчетно ранимый взгляд, изящный носик, губы… На ее губах взгляд Гранта задержался надолго, и Шелли не выдержала – нервно облизнула их и тут же обругала себя за это.
В комнате повисло опасное молчание. Грант вышел из-за стола и остановился прямо перед Шелли.
– Я… я думала… вы меня не узнаете.
– Я узнал тебя в первый же день, едва ты вошла в класс. – Он стоял так близко, и в голосе его прорывалась хрипотца. Во время лекций голос Гранта утрачивал интимную окраску, от которой сейчас Шелли пришла в полнейшее смятение. – И сразу же начал сомневаться: а вдруг ты так и не поздороваешься со мной за целый семестр? Десяти прошедших лет как не бывало! От этого легкого поддразнивания Шелли вдруг почувствовала себя столь же юной и неопытной, как в первый день их знакомства.
– Мне не хотелось вас смущать – заставлять мучительно пытаться вспомнить меня. Я боялась поставить вас в неловкое положение. – Ценю твою заботу, только это было лишним. Я хорошо тебя помню. – Грант не отводил взгляда с ее лица, и Шелли невольно подумала: «Интересно, как он считает, прошедшие годы прибавили мне привлекательности или же наоборот?» Сама она не чувствовала, похорошела она или подурнела; знала лишь, что изменилась и сейчас уже не та девочка, которая столь усердно проверяла для него письменные работы.
Догадывался ли он когда-нибудь о ее страстной влюбленности? Обсуждал ли это с какой-нибудь своей подружкой? «Ты бы только ее видела, сидит вся из себя такая аккуратная и правильная, а ладошки потеют! Едва я рукой поведу, она подскакивает, будто напуганный кролик». В этот момент Шелли представляла, как он с притворным сожалением покачивает головой и смеется.
– Шелли? – Голос Гранта вырвал ее из невеселых раздумий.
– Да? – с трудом выдавила она. Господи, почему же так не хватает воздуха?
– Я спросил, давно ли ты миссис Робинс.
– А-а… семь лет. Но вообще-то последние два года я уже не миссис Робине.
Его густые брови приподнялись в немом вопросе.
– Это долгая и скучная история. Мы с доктором Робинсом расстались два года назад. Тогда-то я и решила продолжить учебу.
– Но это последний курс.
Облачись любой другой мужчина в потертые джинсы, ковбойские ботинки и спортивный пиджак, он бы смахивал на бездарное подражание Кинозвезде, но Грант Чепмен выглядел сногсшибательно. Может быть, виной тому был расстегнутый воротник его клетчатой рубашки, открывавший темную поросль на груди? – Ну да. – Шелли заставила себя отвести глаза от ворота его рубашки. – Я и учусь на последнем курсе.
Она и не подозревала, как соблазнительно выглядит ее улыбка. Последние несколько лет поводов для веселья было маловато, но стоило ей улыбнуться, как усталость – следствие безрадостной жизни – слетала с ее лица, а в уголках рта появлялись крохотные ямочки.
Это преображение, очевидно, и заворожило Гранта Чепмена, потому что отозвался он не сразу.
– Ты была такой прилежной ученицей – я-то думал, что после окончания Пошман-Вэлли ты сразу же поступишь в колледж.
– Так и было. Я поступила в университет Оклахомы, но… – Шелли запнулась, вспомнив свой первый семестр и их знакомство с Дэрилом Робинсом. – Так уж получилось, – нескладно закончила она.
– Как дела в Пошман-Вэлли? Я там так и не был с тех самых пор, как уехал. Боже правый, прошло ведь целых…
– Десять лет, – поспешно вставила Шелли и тут же прикусила язык. Ведет себя, как примерная девочка, которой не терпится выпалить учителю правильный ответ. – Что-то вроде этого, – добавила она нарочито небрежно.
– Ну да, ведь я уехал в Вашингтон, даже не дождавшись окончания учебного года.
Шелли отвела взгляд. О его отъезде она говорить не могла. Он-то не вспомнит, а она все десять лет пыталась забыть.
– В Пошман-Вэлли ничего не меняется. Я довольно часто там бываю – навещаю родителей, они по-прежнему там живут. Мой брат преподает математику и ведет футбольную секцию в средней школе. – Серьезно? – Грант рассмеялся.
– Да. Он женат, у него двое детей. – Шелли поудобнее перехватила тяжелую кипу книг, прижав их к груди. Грант тотчас забрал их у нее и положил на стол перед собой. Теперь Шелли стало нечем занять руки, и она неуклюже сложила их на животе.
– Ты живешь здесь, в Седарвуде?
– Да. Сняла небольшой домик.
– В старинном стиле?
– Откуда вы знаете?
– Здесь их великое множество. Это вообще очень затейливый городок. Напоминает мне Джорджтаун – я там жил последние несколько лет, пока работал в Вашингтоне.
– А-а… – Ей было чертовски не по себе. Грант водил дружбу с цветом общества, сильными мира сего. Какой же провинциалкой она, должно быть, ему видится.
– Не хочу вас задерживать… – Шелли потянулась к своим книгам.
– А ты и не задерживаешь. На сегодня у меня все. Вообще-то я собирался выпить где-нибудь чашечку кофе. Составишь компанию?
Сердце ее неистово забилось.
– Нет, спасибо, мистер Чепмен, я…
– Право, Шелли, – прервал ее Грант, – почему бы тебе не называть меня по имени? Ведь ты уже не школьница.
– Но вы по-прежнему мой учитель, – напомнила ему Шелли.
– И я очень этому рад. Ты – украшение моего класса, причем сейчас – больше чем прежде. – Лучше бы он посмеялся над ней, и то легче было бы пережить, нежели этот его внимательный, испытующий взгляд. – Но только, ради Бога, не воспринимай меня как профессора колледжа. Слово «профессор» ассоциируется у меня с рассеянным и всклокоченным седым старичком, судорожно роющимся в карманах своего мешковатого пальто в поисках очков, которые торчат у него на лбу. Она невольно рассмеялась:
– Вам бы следовало преподавать литературное творчество. Очень живой портрет нарисовали.
– Значит, ты меня поняла. Так что впредь, пожалуйста, называй меня Грантом.
– Постараюсь, – робко пообещала она.
– Постарайся прямо сейчас. Шелли почувствовала себя трехлетней малышкой, которой впервые предстояло прочесть наизусть стихотворение в кругу собравшихся гостей родителей.
– Ноя…
– Попробуй, – не отставал он.
– Хорошо, – она вздохнула, – Грант.
Это оказалось легче, чем она предполагала.
– Грант, Грант… – повторила Шелли.
– Ну вот! Видишь, насколько лучше? Так как насчет Кофе? У тебя больше не будет сегодня занятий? Хотя, даже если и есть, ты все равно опоздала, так что…
Она все еще колебалась:
– Ну, я не…
– Если ты, конечно, не боишься показаться вместе со мной. – Тон его изменился, и Шелли тотчас вскинула глаза. Произнесены эти слова были спокойно, но от Шелли не ускользнула скрывавшаяся за ними горечь.
Она тотчас поняла его:
– Вы имеете в виду… это из-за того, что случилось в Вашингтоне? – Когда в ответ Грант лишь молча устремил на нее пристальный взгляд своих серо-зеленых глаз, Шелли решительно покачала головой. – Нет-нет, конечно нет, мистер… Грант. Это здесь ни при чем.
Она немного успокоилась, когда увидела в ее глазах искорки понимания и доверия.
– Отлично. – Он машинально про – вел рукой по волосам. – Ну, пошли пить кофе.
Если бы выражение его глаз и этот мальчишеский жест не убедили Шелли принять предложение, это сделала бы настойчивость, звучащая в его словах.
– Ладно, – услышала она собственный голос, прежде чем успела принять решение.
Улыбнувшись, Грант подхватил со стола ее книги, собственную папку с бумагами и легонько подтолкнул Шелли к двери. На пороге он, остановился и, невзначай коснувшись спины девушки, протянул руку, чтобы выключить свет. Шелли затаила дыхание.
На мгновение его ладонь задержалась на ее шее, затем скользнула к талии. Хотя жест этот был не более чем проявление обычной галантности, сквозь свитер Шелли остро ощущала прикосновение Гранта.
В кафе, в этом уютном микроклимате университетского городка, было шумно, дымно и полно народу. Из динамика, предусмотрительно закрепленного на потолке, жаловался на одиночество популярный шоу мен. Официанты с красными атласными повязками на длинных белых рукавах только успевали подносить громадные кружки с пивом к столикам. Здесь царил дух взаимопонимания и полного единения: образцово-показательные отпрыски состоятельных родителей и активистки феминистского клуба, бородатые интеллектуалы и мускулистые спортсмены – все сплавились в единую веселую массу.
Взяв Шелли под руку, Грант увлек ее к уединенному столику в тускло освещенном углу кафе. Когда они уселись, он наклонился через стол и театральным шепотом произнес:
– Надеюсь, мне не придется предъявлять здесь свои документы. – Увидев ее озадаченное лицо, он пояснил: – Вряд ли сюда пускают лиц старше тридцати. – А когда Шелли рассмеялась, он хлопнул себя ладонью по лбу: – Боже, да тебе ведь и тридцати нет, верно? Вот, значит, почему я все сильнее и сильнее ощущаю в себе сходство с нашим убеленным сединами, выжившим из ума профессором!
Когда мимо, рассекая воздух, пронесся официант, Гранту удалось, задержав его на две секунды, успеть сделать заказ:
– Два кофе.
– Со сливками? – бросил через плечо ускользающий официант.
– Со сливками? – переспросил Грант у Шелли.
Она кивнула.
– Со сливками! – прокричал он исчезнувшему официанту. – Когда мы с тобой виделись в прошлый раз, ты, наверное, еще не доросла до кофе? – с улыбкой поинтересовался он.
Шелли машинально покачала головой, даже не прислушиваясь к вопросу. Она с трудом заставляла себя не пялиться на Гранта. Волосы его, слегка растрепанные ветром, выглядели необычайно привлекательно. Треугольный ворот рубашки по-прежнему притягивал ее взгляд. Дэрил Робинс, ее бывший муж, считал себя воплощением мужественности, однако его грудь украшало всего несколько бледных волосков, а сейчас ее взгляду предстал настоящий лес, произрастающий на обветренной загорелой коже. Желание протянуть руку и дотронуться до груди Гранта было столь велико, что Шелли пришлось отвести глаза.