Страница:
полностью отверг официальную доктрину вместе с ее "священными" авторами. А,
возможно, в силу того, что слишком рано и слишком сильно полюбил
Достоевского и В.Соловьева. "Со стороны поглядеть - все рождаются и умирают
довольно просто и почти одинаково.., но уверен, ни один наш рассказ о
чьем-то рождении или смерти нимало не соответствует внутреннему опыту...
Таков и путь каждого к Богу, каждое крещение, полагаю. Типология и
социология сами по себе, а жизнь души сама по себе... Почему и как пришел -
не знаю (115)".
Французский священник Жак Лев, сам обратившийся в зрелом возрасте,
несколько раз приезжал в СССР, когда это было трудно и требовало большой
осторожности, приезжал специально, чтобы встретиться с христианами. Он был
потрясен тем, что от них услышал: в массе своей они обратились к Богу
неожиданно, без какого-либо предзнаменования. "Я встречал мужчин и женщин от
двадцати до тридцати пяти лет - живых, умных, образованных, нередко это были
ученые, отнюдь не избранники судьбы и в то же время далеко не самые
несчастные, люди выросшие в стерильной от всякой религии атмосфере. Имя
Иисуса было им так же чуждо, как чуждо для нас имя какого-нибудь индийского
божка. Но в один прекрасный день они "схватили" Бога, подобно тому, как
можно схватить грипп, не зная, где, от кого и как... Эти люди однажды во
время прогулки или занятий йогой полностью уверовали в существование Бога, и
не в какого-то теоретического Бога как в понятие, а именно в личного Бога".
"Это открытие ими Бога можно сравнить лишь с тем призывом, который был
услышан Авраамом: "Пойди... (Быт. 12,1)". Авраам тут же пускается в путь.
Путь этот долог. То же самое происходило с этими людьми. Где отыскать
христианина, которому можно довериться, кого попросить, чтобы тебя крестили
без того, чтобы об этом стало известно властям. Где найти Библию? Порою этот
путь приходилось преодолевать годами, и лишь затем он кончался крещением"
(116).
Познакомиться со священником было достаточно рискованно, особенно в
провинции. Кроме того, в силу своего происхождения, образования, полученного
в семинарии, и вынужденной изоляции, обычный священник бывал плохо
подготовлен к встрече с новым поколением верующих, которых от традиций
Церкви отделяла настоящая пропасть. Священников, умевших разговаривать с
этими мужчинами и женщинами, жаждущими живого слова, кое непосредственно
соответствовало бы их личному опыту, было мало.
В Москве 60-ых годов таким был отец Всеволод Шпиллер, пользовавшийся
большим уважением, особенно среди интеллигенции (117). Бывший эмигрант,
возвратившийся в Россию после второй мировой войны, он был человеком большой
культуры и независимого ума. На пассии в воскресные вечера, во время
Великого поста, в его церковь Николы в Кузнецах, стекалась многочисленная
толпа и внимательно слушала каждое слово.
В эти же годы в далеком от центра районе служил отец Д.Дудко,
крестивший немало взрослых. Его проповеди, простые и доступные, привлекали
много народу. Он стад особенно известен, когда в 1973 году начал каждую
неделю по субботам после всенощной проводить беседы, во время которых
свободно отвечал на любые вопросы верующих. Людей здесь собиралось очень
много, что вызвало раздражение гражданских властей, год спустя они
потребовали перевести его в далекий от Москвы приход. Находившаяся недалеко
от Кремля Церковь Ильи Обыденного в течение всего периода была для многих
надежным местом духовного окормления. Служившие здесь священники, особенно
отец Владимир Смирнов (118), делали свое дело скромно, но необычайно
действенно.
В своих духовных поисках кое-кто из молодежи находил для себя
наставников среди мирян, способных руководить духовной жизнью не формально,
а в рамках чисто дружеского общения. Исполнял эту роль с прежним пылом,
который не ослабили годы ГУЛАГа, Анатолий Левитин. Однако, в 1969 году он
был вновь арестован и после трех лет лагерей, выслан из страны. По-другому
поступала одна старая дама Ольга Николаевна (119); к ней, в ее комнату в
коммунальной квартире в одном из районов старой Москвы приходили многие
неофиты, которых она приобщила к жизни в Церкви.
о. Александр Мень и о. Сергей Желудков
Отец С.Желудков жил в Пскове, но регулярно приезжал в Москву. В 1968
году он прочитал письмо группы диссидентов, находившихся под судом, с
призывами о помощи. Письмо это его сильно взволновало. И вот, в эту же ночь
он видит во сне Папу Иоанна XXIII, умершего пять лет назад, который ему
говорит, указывая на диссидентов: смотри, это хорошие люди, но среди них нет
священника. С этого момента отец С.Желудков примыкает к правозащитному
движению, по существу, становится свидетелем от лица Церкви среди
диссидентов (120).
Неофиты сумели найти нескольких монахов, известных своей доступностью и
приветливостью, - среди них настоятель Псково-Печерского монастыря (121) и
отец Таврион в Латвии (122). Главной трудностью, в жизни неофитов, была их
изолированность. Непонятые в своей среде, где им зачастую приходилось
скрывать свое обращение, они, большей частью, в повседневной жизни не
общались ни с кем, кто разделял бы их веру. В Церкви практически не было
общинной жизни. Закон недвусмысленно запрещал прихожанам организовывать
какие бы то ни было собрания, особенно молитвенные, или для изучения Библии,
равно была запрещена любая благотворительность. В ответ на создавшееся
положение несколько мирян проявили инициативу.
Сандр Рига, латыш, живший в Москве, поначалу вед беспорядочный образ
жизни, вера пришла к нему внезапно. После крещения он очень скоро
почувствовал губительность разделения христиан.
И вот, начиная с 1971 года вокруг него, католика, новообращенные
христиане разных конфессий начали регулярно встречаться маленькими группами
на квартирах. Это движение стало называться "экумена", хотя они практически
не вели диалогов об экуменизме, как это бывает на Западе, а старались
сосредоточиться на общей молитве, взаимопомощи, делах милосердия. Этим Сандр
Рига и его друзья способствовали раскрытию смысла и важности общинной жизни
для христиан (123).
Александр Огородников, сын коммуниста, родился в 1950 году. Он пришел к
вере, увидев фильм Пазолини "Евангелие от Матфея" на просмотре в Московском
институте кинематографии, где он учился и откуда его не замедлили исключить.
Антиконформизм привел его к жизни хиппи. Затем он крестился в православной
церкви и организовал религиозно-философский семинар. Это была группа молодых
неофитов. Они регулярно собирались, дабы усовершенствовать свои познания в
области религии, но, главное, им страстно хотелось жить "христианской
общиной, соединенной любовью". Бывшие участники семинара сегодня
подчеркивают, как много дал им он именно в этом смысле.
Новообращенных подстерегало много искушений. Одним нужно было
самоутвердиться, порою они пускались в активизм и видели в нем подлинную
христианскую жизнь. Другие принимали христианство за идеологию и надеялись
противопоставить его советской идеологии. Третьи искали, как бы ускользнуть
от советской реальности, и из своей веры устраивали себе убежище. Наконец,
были такие, кто путал эстетическое чувство, проснувшееся в них от созерцания
красоты богослужений, с духовной жизнью. Это приводило порой к глубоким
потрясениям.
После отстранения Хрущева лобовые и массовые нападки на Церковь
прекратились, но преследования продолжались в форме более скрытой,
предпочитали административное давление. В 1965 году Совет по делам
Православной Церкви был преобразован, его слили с другим органом и создали
Совет по дедам религий, подучивший более широкие и исключительные права.
Примерно в это же время решено было создать при райсоветах комиссии, которым
поручалось наблюдать за деятельностью священников и приходов. Были приняты
разные постановления, направленные против "нарушений законодательства о
религиозных культах".
Новая Конституция, принятая в 1977 году, не явно, но целым рядом ссылок
на марксизм-ленинизм, возводила атеизм в ранг государственного
вероисповедания. К верующим продолжали относиться, как к гражданам второго
сорта, объекту для всякого рода дискриминации. Если становилось известным о
чьих-либо религиозных убеждениях, человек этот мог быть уверен, что ему
будет закрыт доступ ко многим профессиям, и что это будет мешать его
карьере. В Москве и Ленинграде люди могли ходить в церковь, не подвергаясь
большому риску, но в других местах все было по-другому. Жители тех городов,
где обычно было не более двух действующих храмов, не могли посещать
богослужения так, чтобы их не заметили и не начали угнетать многочисленными
неприятностями. Какая-нибудь пара венчается в церкви, родители крестят
ребенка не таясь и проч., незамедлительно за этим следует выговор на работе
и обработка на разных собраниях. Работники идеологического фронта стремились
изолировать детей от всякого религиозного влияния. Семейный кодекс,
утвержденный в 1968 году, обязывал родителей давать детям коммунистическое
воспитание, обязательно атеистическое. Один советский юрист комментировал:
"Закон не запрещает родителям самим обучать своих детей религии. Но о каком
воспитании может идти речь тогда, когда некоторые верующие родители внушают
им мысль о божественном происхождении всего сущего, в противовес подлинно
научным знаниям, полученным детьми в школе?" (124)
Наконец, издание религиозной литературы как и прежде велось в весьма
ограниченном объеме: несколько литургических книг для духовенства,
ежемесячный "Журнал Московской Патриархии", время от времени Библия или
Новый Завет. Тиражи были столь незначительными, что книги эти ( их никогда
не продавали в книжных магазинах) не были доступны огромному большинству
населения.
В защиту верующих, бывших жертвами репрессий, стали писать разные
письма и петиции. Отцом Г.Якуниным был создан в 1976 году Христианский
комитет для защиты прав верующих. Им за пять лет по каналам самиздата было
распространено более четырехсот документов, содержащих факты, связанных с
посягательством на свободу совести в СССР.
Регулярно раздавались голоса, обличавшие пассивность иерархии перед
властью. В частности, громкий резонанс вызвало письмо, написанное в 1972
году Солженицыным Патриарху Пимену, который только что заменил Алексия I,
умершего в 1970 году (125).
Начиная с 1979 года антирелигиозная политика вновь заметно усилилась.
Казалось, что власть вдруг осознала, что среди молодежи пробудилось
религиозное чувство и решила противодействовать этому. Кроме того, чтобы
Московские Олимпийские Игры 1980 года протекали без инцидентов, посчитали
нужным удалить из столицы некоторое число нежелательных персон. И, наконец,
общим ужесточением идеологии сопровождалось вторжение в Афганистан 1979
году.
Властям прежде всего казалось необходимым напугать и нейтрализовать
активных христиан. Был арестован о. Г. Якунин и еще несколько членов
Христианского комитета по защите прав верующих, несколько участников
Семинара Огородникова (сам Огородников уже был в Сибири), и о. Д. Дудко. В
июне 1980 года христианские круги были неприятно изумлены: о. Д. Дудко
появился на экранах телевизоров и публично покаялся в своей прошлой
деятельности. Его духовные дети были смущены. Он уже прошел через ГУЛАГ, и
второй раз не устоял, после нескольких месяцев заключения и моральной
обработки. На другой день после этого выступления по телевизору, его
выпустили. В те же годы была организована целая серия процессов. Двое из
обвиняемых признали свою вину и отделались тем, что были осуждены условно.
Кто бросит в них камень? Они просто переоценивали свои силы, ведь именно они
за пятнадцать лет до этого упрекали отца Александра за то, что он чересчур
осторожничал, а один из них даже дошел до того, что сказал ему: мы
принадлежим к разным Церквам. Зато остальные держались хорошо и были
приговорены к нескольким годам лагерей и ссылке. В своем последнем слове,
достойно и спокойно, о. Г. Якунин воздал благодарение за то, что ему
позволено было принять участие в защите верующих. Огородникова судили
повторно, он проявил себя бесстрашным, бросился к окну, широко раскрыл его и
обратился с речью к друзьям, стоявшим снаружи. Оба продолжали борьбу в
ГУЛАГе, в частности, объявляли голодовки, с тем, чтобы им разрешили читать
Библию. В годы после смерти Брежнева репрессии по всему азимуту усилились.
До 1987 года никакого затишья для верующих не было.
20.01.85 Семхоз. Празднование 50-летия
Примечания
101. Н. Струве. Советский человек, пятьдесят дет спустя. - Commentaire,
лето 1981 г., Э 14, с. 233 (на французском языке).
102. Джодж Оруэлл. 1984 год, глава 3.
103. По этому поводу см.: Татьяна Горичева. Мы, обращенные Советского
Союза. - Nouvelle Cite, 1983, с. 119-121 (на французском языке).
104. Для облегчения процедуры в Уголовный кодекс (который при Хрущеве
стал чуть либеральнее) была введена новая статья. Она позволяла
приговаривать от года до трех лет ГУЛАГа "за систематическое
распространение" в устной иди письменной форме "заведомо ложных измышлений,
порочащих советский государственный и общественный строй".
105. А. Солженицын. Бодался теленок с дубом. Ук. соч., с. 295
106. См. там же, с. 395.
107. С. Адашев. Побелевшие нивы. Неизданная рукопись.
108. Вестник РСХД, 1970, Э 95-96, с. 80.
109. Комсомольская правда, 16.10-79.
110. С. Адашев. - Ук. соч.
111. Иеромонах Иннокентий (С. Н. Павлов). "О современном состоянии
русской православной Церкви", Социологические исследования. 1987, Э 4, с.
39-40.
112. Владимир Зелинский. Приходящие в Церковь. - La Presse libre:
Париж, 1982, с. 29.
113. А.Э. Левитин-Краснов. "О положении Русской Православной Церкви",
Вестник РСХД. 1970, Э 95 - 96, с. 81.
114. Т. Горичева. - Ук. соч., с. 25.
115. Священник Георгий Эдельштейн. Из записок советского священника. В
кн.: На пути к свободе совести. - Прогресс: Москва, 1989,с. 241-241.
116. Жак Лев. Счастье быть человеком. - Centurion, 1988, с. 290-291 (на
французском языке).
117. См.: А. Э. Левитин-Краснов. В поисках нового Града. - Ук.соч., с.
237-238.
118. Отец Владимир Смирнов (1903-1981).
119. Ольга Николаевна Вышеславцева.
120. А. Э. Левитин-Краснов. В поисках нового Града. - Ук. соч., с. 195.
121. Отец Адипий, умер в 1975 г.
122. В миру Тихон Батозский (1898-1978).
123. Выступление Сандра Риги во время конференции в Риге в мае 1989 г.
См.: Призыв (Самиэдатский философский журнал). 1989, Э 31, с. 35.
124. Г. Ф. Гольц. Религия и закон: Москва, 1975, с. 16.
125. После смерти Патриарха Алексия I Поместный Собор Русской
Православной Церкви собрался в Загорске в 1971 г. и избрал на патриаршество
Владыку Пимена (в миру Сергей Извеков, 1910-1990).
Пастырь нового поколения верующих
После разгрома "аббатства" и назначения в Тарасовку, условия, в которых
он нес свое апостольское служение, больше не менялись на протяжении примерно
двадцати лет, т.е. до тех пор, пока Советская власть в 1988 году не изменила
радикально свою политику по отношению к религии. Отец Александр решил
продолжать свою миссию скромно, держась в тени и стараясь, насколько
возможно, избегать конфронтации с гражданскими властями. Он поставил себе
целью быть доступным для нового поколения советской молодежи, той, которая
начала освобождаться от иллюзий коммунистической идеологии и искала новых
путей, отвечать на их вопросы, терпеливо вести их ко Христу. Во времена
"аббатства" прихожан у него было немного, теперь же число людей, ищущих с
ним встречи, постоянно возрастало. Молва о нем передавалась из уст в уста.
Вся эта суета вокруг него стала волновать настоятеля, который пристально
следил за ним. Кончилось это тем, что он отправил донос в КГБ. Отец
Александр обратился к владыке Пимену, бывшему тогда митрополитом Крутицким и
Коломенским* (позже он станет Патриархом), с просьбой перевести его в другой
приход. Епископ тут же согласился на его просьбу, но прихожане не хотели
отпускать второго священника, начали посылать петиции и в результате
митрополит Пимен сообщил телеграммой, что отменяет свое решение. Благодаря
своей популярности среди прихожан о. Александру пришлось еще целый год
служить вместе со стукачом. Особенно тяжело было находиться вместе с ним в
алтаре. В один прекрасный день настоятель соседней церкви, в десяти
километрах к северу от Тарасовки, предложил ему поменяться с его вторым
священником. Старый и больной, он хотел, чтобы ему помогал молодой и
энергичный батюшка. Рокировка состоялась летом 1970 года, о. Александр
покидал Тарасовку почти тайно. И вот, попробуйте-ка это понять, его бывший
настоятель весьма огорчился, узнав об его отъезде! В Новой Деревне, куда
о.Александр попал в эти дни, он будет служить до самой смерти, почти все
время как второй священник. Пришлось ждать 1989 года, пока он не был
назначен настоятелем.
--------------------------
* Юрисдикция митрополита Крутицкого и Коломенского распространяется на
всю Московскую область, за исключением города Москвы, которая подчинена
непосредственно Патриарху.
Покинув Алабино, он должен был найти себе жилище, т.к. в Тарасовке, а
потом и в Новой Деревне дома для священника не было. Тогда-то он и
обосновался в Семхозе, небольшой деревушке, в деревянном доме с садом и
весьма привязался к нему. Двери этого дома были широко открыты для друзей,
прихожан и даже для людей незнакомых, искавших с ним встречи. Достоевский
писал, что каждый человек должен знать, что где-то его ждут. Ну что ж!
Семхоз и был именно таким местом, где каждого ждали в любой момент (126).
"Если бы меня спросили, как чувствует себя душа, попавшая в рай -
рассказывает один из его друзей - я ответил бы: точно, как в доме отца
Александра. Ничего особенного, просто хорошо. Как никогда и нигде. Свободно.
Светло. Тепло. Ничего лишнего. Волшебная гармония, надышенная хозяином,
исходила из каждого уголка и предмета" (127). Можно себя чувствовать очень
хорошо в самолете, не отдавая себе отчет, на какой высоте ты летишь...
Но в основном он принимал людей у себя в приходе. В Семхоз больше чем
полтора часа езды от Москвы, дом не так просто найти, поэтому там о.
Александр пользовался известным покоем, бесспорно, необходимым для того,
чтобы не сорваться. Он любил возвращаться туда после изнурительного дня,
чтобы оказаться не только наедине с самим собой, но и близко к Богу. Именно
там он писал и поэтому часто повторял, что не смог бы написать все свои
книги, если бы жил в Москве.
Все в этом доме было просто, но зато царил безукоризненный порядок. Для
о.Александра даже за маленькими вещами лежит в основе привычка к творческой
работе, присущей каждому христианину.
Он радовался оттого, что в 1988 году смог обосноваться удобнее,
расширив свой дом, разумеется, ценой всех тех трудностей, без которых
невозможны такого рода начинания в советской стране. Чтобы чем-то помочь
жене, не пренебрегал домашней работой, часто ходил за покупками. На нем
лежал весь тяжелый домашний труд и огород. Он считал, что сегодня в жизни
супружеской пары не может быть обязанностей, лежащих только на жене, и умел
готовить. Когда Натальи Федоровны почему-то не было дома, а у него случались
посетители, он сам готовил им еду, смеясь, напевая, читая стихи.
Церковь в Новой Деревне. 1977 г.
Церковь в Новой Деревне, где он служил ровно двадцать лет, освящена в
честь Сретения Господня. По-русски название этого праздника этимологически
связано со словом "встреча". Встреча Нового Завета в лице младенца Иисуса с
Ветхим Заветом. Младенец Иисус приходит, чтобы принести свет народам, т.е.
неверующим. А когда Дева Мария подносит своего сына к Симеону, старец
говорит ей: "И Тебе самой оружие пронзит душу"...Разве не является символом
всего служения отца Александра тот факт, что храм посвящен Сретению?
Церковь - деревянная, несомненно, одна из самых простых и скромных в
Московской области, любопытно, что построена она была после революции, но в
другой деревне, потом ее разобрали и вновь соорудили в Новой Деревне, уже
после второй мировой войны. Деревня расположена по обе стороны старой
дороги, ведущей из Москвы в Загорск. Позже, в нескольких сотнях метров,
параллельно, была проложена новая дорога, в стороне от деревень. В конце
семидесятых годов эта дорога была приведена в порядок перед Московскими
Олимпийскими Играми 1980 г., чтобы по ней проезжали иностранные туристы в
Загорск и дальше в Ростов и Ярославль, где им показывали шедевры
древнерусской архитектуры. Как-то раз, комиссия, принимавшая эти работы,
обнаружила, что по пути в Загорск иностранцы могут увидеть здесь церквушку,
жалкий вид которой, возможно, произведет на них неблагоприятное впечатление.
По этой причине храм увеличили, пристроив к нему более просторный притвор,
кроме того, перестроили колокольню и паперть. Сделано это было со вкусом.
Железнодорожная станция, самая ближайшая, находится в нескольких
километрах, в Пушкине.
Как во всех деревенских церквах, прихожанками новодеревенского храма
были, главным образом, старые женщины. С приходом о. Александра состав
прихода обновился. По воскресным и праздничным дням здесь стали теперь
появляться новые лица: интеллигенция, молодежь, москвичи. Сосуществовать
двум этим группам не всегда было легко. Не все новые прихожане знали, как
нужно держать себя в православной церкви, как креститься. Некоторые во время
службы складывали руки крест-накрест, молодые девушки входили в храм не
покрыв голову или даже - о ужас! - в брюках. Конечно, находились бабушки,
которые поучали их. Со своей стороны молодежь сначала презирала этих темных
женщин, не понимая, как они выражают свою веру. Терпением и добрым
отношением и к тем, и к другим о.Александр сумел добиться того, что обе
группы приняли друг друга, несмотря на все различия.
Отца Александра часто представляют священником интеллигенции, но он
отнюдь не пренебрегал простыми людьми: прихожанами из своей деревни и ее
окрестностей. Сами они уважали его и верили в силу его молитвы. Он ходил по
домам, бывал почти в каждой семье: причащал больных, соборовал умирающих,
освящал дома. Его общительность и теплоту испытал на себе каждый (128).
Рядом с церковью находился деревянный домик, где священники, певчие и
псаломщики могли подготовиться к службе, приготовить себе еду, здесь же
ночевали священники в случае необходимости, в те дни, когда длительность
служб иди их число не позволяли им возвратиться домой. В этом домике у отца
Александра был маленький кабинет, где стоял диван, чтобы он мог там спать.
Чаще всего именно туда приходили к нему люди. Если бы только эти стены умели
говорить! Сколько мужчин и женщин, не веривших уже ни во что, обрели там
смысл жизни! Сколько тех, кто потерял надежду, ушли отсюда с новыми силами!
Сколько их, пространно рассказывая о своем прошлом, впервые исповедали там
свои грехи! Сколько тайно крестились и впервые осенили себя крестом, рукою
тяжелой и напряженной, словно преодолевая какое-то физическое сопротивление!
Кто из духовных детей отца Александра не помнит о своей первой встрече
с ним? Один из ваших друзей рассказывает вам об отце, объясняет где
находится храм. И вот, однажды, на Ярославском вокзале в Москве вы садитесь
в поезд на Загорск, выходите в Пушкине, там автобус довозит вас до большой
дороги, и вы идете по нижней параллельной дороге, вдоль изб, пока не увидите
среди деревьев маленький голубой купол. Вы входите в церковь и робко
остаетесь в глубине ее, опуская голову в тот момент, когда все крестятся.
Возможно, отец Александр, заметив незнакомое лицо, пока выходил к царским
вратам, чтобы прочитать молитву во время службы, или обходя церковь, во
время каждения, подал вам знак годовой. После службы, во дворе, вы подходите
к нему, он просит вас подождать. Ожидание долгое, очень долгое, несколько
томительное. Вы, вероятно, никогда не встречались со священником. Можно ли
ему довериться? Наконец вас вводят в домик, а затем в кабинет. И там, с
первых слов, которыми вы обмениваетесь, все опасения, вся недоверчивость
рассеивается. Перед вами друг, он вас слушает и он уже вас любит. С отцом
Александром было связано множество людей, и тем не менее у вас оставалось
чувство, что ваша с ним дружеская связь такая, как ни у кого другого. Даже,
если вы видите его очень недолго, даже, если вы не один при встрече, у вас
всегда найдется момент для истинной встречи один на один, момент, в течение
которого он будет весь обращен к вам. В каждом видит он уникальную личность
и любит ее уникальной любовью.
Впоследствии вы не раз возвращались в Новую Деревню! Может быть,
напевая что-нибудь из Галича. Галич крестился у о.Александра. Покинув Россию
в начале семидесятых годов, он так и не смог привыкнуть к эмигрантской
жизни; и в Европе он написал ностальгическое стихотворение "Когда я
вернусь". Одна из строф его посвящена маленькой церкви в Новой Деревне:
"Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит в меня и заплещется в сердце моем -
Когда я вернусь,
О, когда я вернусь!" Итак, как и первый раз, вы пройдете сто шагов по
двору, так же войдете в дом, в главную комнату, она служит столовой, и те,
кто теснятся там вокруг стола, дожидаясь своей очереди, подвинутся и дадут
возможно, в силу того, что слишком рано и слишком сильно полюбил
Достоевского и В.Соловьева. "Со стороны поглядеть - все рождаются и умирают
довольно просто и почти одинаково.., но уверен, ни один наш рассказ о
чьем-то рождении или смерти нимало не соответствует внутреннему опыту...
Таков и путь каждого к Богу, каждое крещение, полагаю. Типология и
социология сами по себе, а жизнь души сама по себе... Почему и как пришел -
не знаю (115)".
Французский священник Жак Лев, сам обратившийся в зрелом возрасте,
несколько раз приезжал в СССР, когда это было трудно и требовало большой
осторожности, приезжал специально, чтобы встретиться с христианами. Он был
потрясен тем, что от них услышал: в массе своей они обратились к Богу
неожиданно, без какого-либо предзнаменования. "Я встречал мужчин и женщин от
двадцати до тридцати пяти лет - живых, умных, образованных, нередко это были
ученые, отнюдь не избранники судьбы и в то же время далеко не самые
несчастные, люди выросшие в стерильной от всякой религии атмосфере. Имя
Иисуса было им так же чуждо, как чуждо для нас имя какого-нибудь индийского
божка. Но в один прекрасный день они "схватили" Бога, подобно тому, как
можно схватить грипп, не зная, где, от кого и как... Эти люди однажды во
время прогулки или занятий йогой полностью уверовали в существование Бога, и
не в какого-то теоретического Бога как в понятие, а именно в личного Бога".
"Это открытие ими Бога можно сравнить лишь с тем призывом, который был
услышан Авраамом: "Пойди... (Быт. 12,1)". Авраам тут же пускается в путь.
Путь этот долог. То же самое происходило с этими людьми. Где отыскать
христианина, которому можно довериться, кого попросить, чтобы тебя крестили
без того, чтобы об этом стало известно властям. Где найти Библию? Порою этот
путь приходилось преодолевать годами, и лишь затем он кончался крещением"
(116).
Познакомиться со священником было достаточно рискованно, особенно в
провинции. Кроме того, в силу своего происхождения, образования, полученного
в семинарии, и вынужденной изоляции, обычный священник бывал плохо
подготовлен к встрече с новым поколением верующих, которых от традиций
Церкви отделяла настоящая пропасть. Священников, умевших разговаривать с
этими мужчинами и женщинами, жаждущими живого слова, кое непосредственно
соответствовало бы их личному опыту, было мало.
В Москве 60-ых годов таким был отец Всеволод Шпиллер, пользовавшийся
большим уважением, особенно среди интеллигенции (117). Бывший эмигрант,
возвратившийся в Россию после второй мировой войны, он был человеком большой
культуры и независимого ума. На пассии в воскресные вечера, во время
Великого поста, в его церковь Николы в Кузнецах, стекалась многочисленная
толпа и внимательно слушала каждое слово.
В эти же годы в далеком от центра районе служил отец Д.Дудко,
крестивший немало взрослых. Его проповеди, простые и доступные, привлекали
много народу. Он стад особенно известен, когда в 1973 году начал каждую
неделю по субботам после всенощной проводить беседы, во время которых
свободно отвечал на любые вопросы верующих. Людей здесь собиралось очень
много, что вызвало раздражение гражданских властей, год спустя они
потребовали перевести его в далекий от Москвы приход. Находившаяся недалеко
от Кремля Церковь Ильи Обыденного в течение всего периода была для многих
надежным местом духовного окормления. Служившие здесь священники, особенно
отец Владимир Смирнов (118), делали свое дело скромно, но необычайно
действенно.
В своих духовных поисках кое-кто из молодежи находил для себя
наставников среди мирян, способных руководить духовной жизнью не формально,
а в рамках чисто дружеского общения. Исполнял эту роль с прежним пылом,
который не ослабили годы ГУЛАГа, Анатолий Левитин. Однако, в 1969 году он
был вновь арестован и после трех лет лагерей, выслан из страны. По-другому
поступала одна старая дама Ольга Николаевна (119); к ней, в ее комнату в
коммунальной квартире в одном из районов старой Москвы приходили многие
неофиты, которых она приобщила к жизни в Церкви.
о. Александр Мень и о. Сергей Желудков
Отец С.Желудков жил в Пскове, но регулярно приезжал в Москву. В 1968
году он прочитал письмо группы диссидентов, находившихся под судом, с
призывами о помощи. Письмо это его сильно взволновало. И вот, в эту же ночь
он видит во сне Папу Иоанна XXIII, умершего пять лет назад, который ему
говорит, указывая на диссидентов: смотри, это хорошие люди, но среди них нет
священника. С этого момента отец С.Желудков примыкает к правозащитному
движению, по существу, становится свидетелем от лица Церкви среди
диссидентов (120).
Неофиты сумели найти нескольких монахов, известных своей доступностью и
приветливостью, - среди них настоятель Псково-Печерского монастыря (121) и
отец Таврион в Латвии (122). Главной трудностью, в жизни неофитов, была их
изолированность. Непонятые в своей среде, где им зачастую приходилось
скрывать свое обращение, они, большей частью, в повседневной жизни не
общались ни с кем, кто разделял бы их веру. В Церкви практически не было
общинной жизни. Закон недвусмысленно запрещал прихожанам организовывать
какие бы то ни было собрания, особенно молитвенные, или для изучения Библии,
равно была запрещена любая благотворительность. В ответ на создавшееся
положение несколько мирян проявили инициативу.
Сандр Рига, латыш, живший в Москве, поначалу вед беспорядочный образ
жизни, вера пришла к нему внезапно. После крещения он очень скоро
почувствовал губительность разделения христиан.
И вот, начиная с 1971 года вокруг него, католика, новообращенные
христиане разных конфессий начали регулярно встречаться маленькими группами
на квартирах. Это движение стало называться "экумена", хотя они практически
не вели диалогов об экуменизме, как это бывает на Западе, а старались
сосредоточиться на общей молитве, взаимопомощи, делах милосердия. Этим Сандр
Рига и его друзья способствовали раскрытию смысла и важности общинной жизни
для христиан (123).
Александр Огородников, сын коммуниста, родился в 1950 году. Он пришел к
вере, увидев фильм Пазолини "Евангелие от Матфея" на просмотре в Московском
институте кинематографии, где он учился и откуда его не замедлили исключить.
Антиконформизм привел его к жизни хиппи. Затем он крестился в православной
церкви и организовал религиозно-философский семинар. Это была группа молодых
неофитов. Они регулярно собирались, дабы усовершенствовать свои познания в
области религии, но, главное, им страстно хотелось жить "христианской
общиной, соединенной любовью". Бывшие участники семинара сегодня
подчеркивают, как много дал им он именно в этом смысле.
Новообращенных подстерегало много искушений. Одним нужно было
самоутвердиться, порою они пускались в активизм и видели в нем подлинную
христианскую жизнь. Другие принимали христианство за идеологию и надеялись
противопоставить его советской идеологии. Третьи искали, как бы ускользнуть
от советской реальности, и из своей веры устраивали себе убежище. Наконец,
были такие, кто путал эстетическое чувство, проснувшееся в них от созерцания
красоты богослужений, с духовной жизнью. Это приводило порой к глубоким
потрясениям.
После отстранения Хрущева лобовые и массовые нападки на Церковь
прекратились, но преследования продолжались в форме более скрытой,
предпочитали административное давление. В 1965 году Совет по делам
Православной Церкви был преобразован, его слили с другим органом и создали
Совет по дедам религий, подучивший более широкие и исключительные права.
Примерно в это же время решено было создать при райсоветах комиссии, которым
поручалось наблюдать за деятельностью священников и приходов. Были приняты
разные постановления, направленные против "нарушений законодательства о
религиозных культах".
Новая Конституция, принятая в 1977 году, не явно, но целым рядом ссылок
на марксизм-ленинизм, возводила атеизм в ранг государственного
вероисповедания. К верующим продолжали относиться, как к гражданам второго
сорта, объекту для всякого рода дискриминации. Если становилось известным о
чьих-либо религиозных убеждениях, человек этот мог быть уверен, что ему
будет закрыт доступ ко многим профессиям, и что это будет мешать его
карьере. В Москве и Ленинграде люди могли ходить в церковь, не подвергаясь
большому риску, но в других местах все было по-другому. Жители тех городов,
где обычно было не более двух действующих храмов, не могли посещать
богослужения так, чтобы их не заметили и не начали угнетать многочисленными
неприятностями. Какая-нибудь пара венчается в церкви, родители крестят
ребенка не таясь и проч., незамедлительно за этим следует выговор на работе
и обработка на разных собраниях. Работники идеологического фронта стремились
изолировать детей от всякого религиозного влияния. Семейный кодекс,
утвержденный в 1968 году, обязывал родителей давать детям коммунистическое
воспитание, обязательно атеистическое. Один советский юрист комментировал:
"Закон не запрещает родителям самим обучать своих детей религии. Но о каком
воспитании может идти речь тогда, когда некоторые верующие родители внушают
им мысль о божественном происхождении всего сущего, в противовес подлинно
научным знаниям, полученным детьми в школе?" (124)
Наконец, издание религиозной литературы как и прежде велось в весьма
ограниченном объеме: несколько литургических книг для духовенства,
ежемесячный "Журнал Московской Патриархии", время от времени Библия или
Новый Завет. Тиражи были столь незначительными, что книги эти ( их никогда
не продавали в книжных магазинах) не были доступны огромному большинству
населения.
В защиту верующих, бывших жертвами репрессий, стали писать разные
письма и петиции. Отцом Г.Якуниным был создан в 1976 году Христианский
комитет для защиты прав верующих. Им за пять лет по каналам самиздата было
распространено более четырехсот документов, содержащих факты, связанных с
посягательством на свободу совести в СССР.
Регулярно раздавались голоса, обличавшие пассивность иерархии перед
властью. В частности, громкий резонанс вызвало письмо, написанное в 1972
году Солженицыным Патриарху Пимену, который только что заменил Алексия I,
умершего в 1970 году (125).
Начиная с 1979 года антирелигиозная политика вновь заметно усилилась.
Казалось, что власть вдруг осознала, что среди молодежи пробудилось
религиозное чувство и решила противодействовать этому. Кроме того, чтобы
Московские Олимпийские Игры 1980 года протекали без инцидентов, посчитали
нужным удалить из столицы некоторое число нежелательных персон. И, наконец,
общим ужесточением идеологии сопровождалось вторжение в Афганистан 1979
году.
Властям прежде всего казалось необходимым напугать и нейтрализовать
активных христиан. Был арестован о. Г. Якунин и еще несколько членов
Христианского комитета по защите прав верующих, несколько участников
Семинара Огородникова (сам Огородников уже был в Сибири), и о. Д. Дудко. В
июне 1980 года христианские круги были неприятно изумлены: о. Д. Дудко
появился на экранах телевизоров и публично покаялся в своей прошлой
деятельности. Его духовные дети были смущены. Он уже прошел через ГУЛАГ, и
второй раз не устоял, после нескольких месяцев заключения и моральной
обработки. На другой день после этого выступления по телевизору, его
выпустили. В те же годы была организована целая серия процессов. Двое из
обвиняемых признали свою вину и отделались тем, что были осуждены условно.
Кто бросит в них камень? Они просто переоценивали свои силы, ведь именно они
за пятнадцать лет до этого упрекали отца Александра за то, что он чересчур
осторожничал, а один из них даже дошел до того, что сказал ему: мы
принадлежим к разным Церквам. Зато остальные держались хорошо и были
приговорены к нескольким годам лагерей и ссылке. В своем последнем слове,
достойно и спокойно, о. Г. Якунин воздал благодарение за то, что ему
позволено было принять участие в защите верующих. Огородникова судили
повторно, он проявил себя бесстрашным, бросился к окну, широко раскрыл его и
обратился с речью к друзьям, стоявшим снаружи. Оба продолжали борьбу в
ГУЛАГе, в частности, объявляли голодовки, с тем, чтобы им разрешили читать
Библию. В годы после смерти Брежнева репрессии по всему азимуту усилились.
До 1987 года никакого затишья для верующих не было.
20.01.85 Семхоз. Празднование 50-летия
Примечания
101. Н. Струве. Советский человек, пятьдесят дет спустя. - Commentaire,
лето 1981 г., Э 14, с. 233 (на французском языке).
102. Джодж Оруэлл. 1984 год, глава 3.
103. По этому поводу см.: Татьяна Горичева. Мы, обращенные Советского
Союза. - Nouvelle Cite, 1983, с. 119-121 (на французском языке).
104. Для облегчения процедуры в Уголовный кодекс (который при Хрущеве
стал чуть либеральнее) была введена новая статья. Она позволяла
приговаривать от года до трех лет ГУЛАГа "за систематическое
распространение" в устной иди письменной форме "заведомо ложных измышлений,
порочащих советский государственный и общественный строй".
105. А. Солженицын. Бодался теленок с дубом. Ук. соч., с. 295
106. См. там же, с. 395.
107. С. Адашев. Побелевшие нивы. Неизданная рукопись.
108. Вестник РСХД, 1970, Э 95-96, с. 80.
109. Комсомольская правда, 16.10-79.
110. С. Адашев. - Ук. соч.
111. Иеромонах Иннокентий (С. Н. Павлов). "О современном состоянии
русской православной Церкви", Социологические исследования. 1987, Э 4, с.
39-40.
112. Владимир Зелинский. Приходящие в Церковь. - La Presse libre:
Париж, 1982, с. 29.
113. А.Э. Левитин-Краснов. "О положении Русской Православной Церкви",
Вестник РСХД. 1970, Э 95 - 96, с. 81.
114. Т. Горичева. - Ук. соч., с. 25.
115. Священник Георгий Эдельштейн. Из записок советского священника. В
кн.: На пути к свободе совести. - Прогресс: Москва, 1989,с. 241-241.
116. Жак Лев. Счастье быть человеком. - Centurion, 1988, с. 290-291 (на
французском языке).
117. См.: А. Э. Левитин-Краснов. В поисках нового Града. - Ук.соч., с.
237-238.
118. Отец Владимир Смирнов (1903-1981).
119. Ольга Николаевна Вышеславцева.
120. А. Э. Левитин-Краснов. В поисках нового Града. - Ук. соч., с. 195.
121. Отец Адипий, умер в 1975 г.
122. В миру Тихон Батозский (1898-1978).
123. Выступление Сандра Риги во время конференции в Риге в мае 1989 г.
См.: Призыв (Самиэдатский философский журнал). 1989, Э 31, с. 35.
124. Г. Ф. Гольц. Религия и закон: Москва, 1975, с. 16.
125. После смерти Патриарха Алексия I Поместный Собор Русской
Православной Церкви собрался в Загорске в 1971 г. и избрал на патриаршество
Владыку Пимена (в миру Сергей Извеков, 1910-1990).
Пастырь нового поколения верующих
После разгрома "аббатства" и назначения в Тарасовку, условия, в которых
он нес свое апостольское служение, больше не менялись на протяжении примерно
двадцати лет, т.е. до тех пор, пока Советская власть в 1988 году не изменила
радикально свою политику по отношению к религии. Отец Александр решил
продолжать свою миссию скромно, держась в тени и стараясь, насколько
возможно, избегать конфронтации с гражданскими властями. Он поставил себе
целью быть доступным для нового поколения советской молодежи, той, которая
начала освобождаться от иллюзий коммунистической идеологии и искала новых
путей, отвечать на их вопросы, терпеливо вести их ко Христу. Во времена
"аббатства" прихожан у него было немного, теперь же число людей, ищущих с
ним встречи, постоянно возрастало. Молва о нем передавалась из уст в уста.
Вся эта суета вокруг него стала волновать настоятеля, который пристально
следил за ним. Кончилось это тем, что он отправил донос в КГБ. Отец
Александр обратился к владыке Пимену, бывшему тогда митрополитом Крутицким и
Коломенским* (позже он станет Патриархом), с просьбой перевести его в другой
приход. Епископ тут же согласился на его просьбу, но прихожане не хотели
отпускать второго священника, начали посылать петиции и в результате
митрополит Пимен сообщил телеграммой, что отменяет свое решение. Благодаря
своей популярности среди прихожан о. Александру пришлось еще целый год
служить вместе со стукачом. Особенно тяжело было находиться вместе с ним в
алтаре. В один прекрасный день настоятель соседней церкви, в десяти
километрах к северу от Тарасовки, предложил ему поменяться с его вторым
священником. Старый и больной, он хотел, чтобы ему помогал молодой и
энергичный батюшка. Рокировка состоялась летом 1970 года, о. Александр
покидал Тарасовку почти тайно. И вот, попробуйте-ка это понять, его бывший
настоятель весьма огорчился, узнав об его отъезде! В Новой Деревне, куда
о.Александр попал в эти дни, он будет служить до самой смерти, почти все
время как второй священник. Пришлось ждать 1989 года, пока он не был
назначен настоятелем.
--------------------------
* Юрисдикция митрополита Крутицкого и Коломенского распространяется на
всю Московскую область, за исключением города Москвы, которая подчинена
непосредственно Патриарху.
Покинув Алабино, он должен был найти себе жилище, т.к. в Тарасовке, а
потом и в Новой Деревне дома для священника не было. Тогда-то он и
обосновался в Семхозе, небольшой деревушке, в деревянном доме с садом и
весьма привязался к нему. Двери этого дома были широко открыты для друзей,
прихожан и даже для людей незнакомых, искавших с ним встречи. Достоевский
писал, что каждый человек должен знать, что где-то его ждут. Ну что ж!
Семхоз и был именно таким местом, где каждого ждали в любой момент (126).
"Если бы меня спросили, как чувствует себя душа, попавшая в рай -
рассказывает один из его друзей - я ответил бы: точно, как в доме отца
Александра. Ничего особенного, просто хорошо. Как никогда и нигде. Свободно.
Светло. Тепло. Ничего лишнего. Волшебная гармония, надышенная хозяином,
исходила из каждого уголка и предмета" (127). Можно себя чувствовать очень
хорошо в самолете, не отдавая себе отчет, на какой высоте ты летишь...
Но в основном он принимал людей у себя в приходе. В Семхоз больше чем
полтора часа езды от Москвы, дом не так просто найти, поэтому там о.
Александр пользовался известным покоем, бесспорно, необходимым для того,
чтобы не сорваться. Он любил возвращаться туда после изнурительного дня,
чтобы оказаться не только наедине с самим собой, но и близко к Богу. Именно
там он писал и поэтому часто повторял, что не смог бы написать все свои
книги, если бы жил в Москве.
Все в этом доме было просто, но зато царил безукоризненный порядок. Для
о.Александра даже за маленькими вещами лежит в основе привычка к творческой
работе, присущей каждому христианину.
Он радовался оттого, что в 1988 году смог обосноваться удобнее,
расширив свой дом, разумеется, ценой всех тех трудностей, без которых
невозможны такого рода начинания в советской стране. Чтобы чем-то помочь
жене, не пренебрегал домашней работой, часто ходил за покупками. На нем
лежал весь тяжелый домашний труд и огород. Он считал, что сегодня в жизни
супружеской пары не может быть обязанностей, лежащих только на жене, и умел
готовить. Когда Натальи Федоровны почему-то не было дома, а у него случались
посетители, он сам готовил им еду, смеясь, напевая, читая стихи.
Церковь в Новой Деревне. 1977 г.
Церковь в Новой Деревне, где он служил ровно двадцать лет, освящена в
честь Сретения Господня. По-русски название этого праздника этимологически
связано со словом "встреча". Встреча Нового Завета в лице младенца Иисуса с
Ветхим Заветом. Младенец Иисус приходит, чтобы принести свет народам, т.е.
неверующим. А когда Дева Мария подносит своего сына к Симеону, старец
говорит ей: "И Тебе самой оружие пронзит душу"...Разве не является символом
всего служения отца Александра тот факт, что храм посвящен Сретению?
Церковь - деревянная, несомненно, одна из самых простых и скромных в
Московской области, любопытно, что построена она была после революции, но в
другой деревне, потом ее разобрали и вновь соорудили в Новой Деревне, уже
после второй мировой войны. Деревня расположена по обе стороны старой
дороги, ведущей из Москвы в Загорск. Позже, в нескольких сотнях метров,
параллельно, была проложена новая дорога, в стороне от деревень. В конце
семидесятых годов эта дорога была приведена в порядок перед Московскими
Олимпийскими Играми 1980 г., чтобы по ней проезжали иностранные туристы в
Загорск и дальше в Ростов и Ярославль, где им показывали шедевры
древнерусской архитектуры. Как-то раз, комиссия, принимавшая эти работы,
обнаружила, что по пути в Загорск иностранцы могут увидеть здесь церквушку,
жалкий вид которой, возможно, произведет на них неблагоприятное впечатление.
По этой причине храм увеличили, пристроив к нему более просторный притвор,
кроме того, перестроили колокольню и паперть. Сделано это было со вкусом.
Железнодорожная станция, самая ближайшая, находится в нескольких
километрах, в Пушкине.
Как во всех деревенских церквах, прихожанками новодеревенского храма
были, главным образом, старые женщины. С приходом о. Александра состав
прихода обновился. По воскресным и праздничным дням здесь стали теперь
появляться новые лица: интеллигенция, молодежь, москвичи. Сосуществовать
двум этим группам не всегда было легко. Не все новые прихожане знали, как
нужно держать себя в православной церкви, как креститься. Некоторые во время
службы складывали руки крест-накрест, молодые девушки входили в храм не
покрыв голову или даже - о ужас! - в брюках. Конечно, находились бабушки,
которые поучали их. Со своей стороны молодежь сначала презирала этих темных
женщин, не понимая, как они выражают свою веру. Терпением и добрым
отношением и к тем, и к другим о.Александр сумел добиться того, что обе
группы приняли друг друга, несмотря на все различия.
Отца Александра часто представляют священником интеллигенции, но он
отнюдь не пренебрегал простыми людьми: прихожанами из своей деревни и ее
окрестностей. Сами они уважали его и верили в силу его молитвы. Он ходил по
домам, бывал почти в каждой семье: причащал больных, соборовал умирающих,
освящал дома. Его общительность и теплоту испытал на себе каждый (128).
Рядом с церковью находился деревянный домик, где священники, певчие и
псаломщики могли подготовиться к службе, приготовить себе еду, здесь же
ночевали священники в случае необходимости, в те дни, когда длительность
служб иди их число не позволяли им возвратиться домой. В этом домике у отца
Александра был маленький кабинет, где стоял диван, чтобы он мог там спать.
Чаще всего именно туда приходили к нему люди. Если бы только эти стены умели
говорить! Сколько мужчин и женщин, не веривших уже ни во что, обрели там
смысл жизни! Сколько тех, кто потерял надежду, ушли отсюда с новыми силами!
Сколько их, пространно рассказывая о своем прошлом, впервые исповедали там
свои грехи! Сколько тайно крестились и впервые осенили себя крестом, рукою
тяжелой и напряженной, словно преодолевая какое-то физическое сопротивление!
Кто из духовных детей отца Александра не помнит о своей первой встрече
с ним? Один из ваших друзей рассказывает вам об отце, объясняет где
находится храм. И вот, однажды, на Ярославском вокзале в Москве вы садитесь
в поезд на Загорск, выходите в Пушкине, там автобус довозит вас до большой
дороги, и вы идете по нижней параллельной дороге, вдоль изб, пока не увидите
среди деревьев маленький голубой купол. Вы входите в церковь и робко
остаетесь в глубине ее, опуская голову в тот момент, когда все крестятся.
Возможно, отец Александр, заметив незнакомое лицо, пока выходил к царским
вратам, чтобы прочитать молитву во время службы, или обходя церковь, во
время каждения, подал вам знак годовой. После службы, во дворе, вы подходите
к нему, он просит вас подождать. Ожидание долгое, очень долгое, несколько
томительное. Вы, вероятно, никогда не встречались со священником. Можно ли
ему довериться? Наконец вас вводят в домик, а затем в кабинет. И там, с
первых слов, которыми вы обмениваетесь, все опасения, вся недоверчивость
рассеивается. Перед вами друг, он вас слушает и он уже вас любит. С отцом
Александром было связано множество людей, и тем не менее у вас оставалось
чувство, что ваша с ним дружеская связь такая, как ни у кого другого. Даже,
если вы видите его очень недолго, даже, если вы не один при встрече, у вас
всегда найдется момент для истинной встречи один на один, момент, в течение
которого он будет весь обращен к вам. В каждом видит он уникальную личность
и любит ее уникальной любовью.
Впоследствии вы не раз возвращались в Новую Деревню! Может быть,
напевая что-нибудь из Галича. Галич крестился у о.Александра. Покинув Россию
в начале семидесятых годов, он так и не смог привыкнуть к эмигрантской
жизни; и в Европе он написал ностальгическое стихотворение "Когда я
вернусь". Одна из строф его посвящена маленькой церкви в Новой Деревне:
"Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит в меня и заплещется в сердце моем -
Когда я вернусь,
О, когда я вернусь!" Итак, как и первый раз, вы пройдете сто шагов по
двору, так же войдете в дом, в главную комнату, она служит столовой, и те,
кто теснятся там вокруг стола, дожидаясь своей очереди, подвинутся и дадут