Брайан Джейкс Рэдволл. Золото гномов

---------------------------------------------------------------
OCR: [e-mail], 11-01-2002
---------------------------------------------------------------

1. РЫЖИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Бескрайни гирканские степи. На север от города Разадана до самых гор,
где живут серые обезьяны, простираются они, и когда путник, миновав
внутреннее море Вилайет, оказывался к востоку от побережья, и стены и башни
прибрежных городов - Кешана ли, Маккалета или же Разадана - оставались за
спиной, он попадал в царство пыли да ковыля, и чудилось, что этой
однообразной равнине не будет конца.
Одинокого путника на покладистой гнедой кобылке не слишком волновали
подобные размышления. Сказать по правде, куда больше его интересовало
другое: где раздобыть немного еды на ужин, поскольку в Разадане он сумел
запастись весьма скудным провиантом, который чересчур быстро подошел к
концу.
Всадник был молод. Если бы не мрачное выражение лица и беспощадный
холод в синих глазах, сверкающих из-под нечесаной копны длинных черных
волос, так и подмывало бы назвать его "мальчиком". Однако Конан из Киммерии
уже давно не был мальчиком. Он был мужчина и воин, бродяга-варвар из далекой
северной страны, успевший за недолгие годы закалиться в дюжине сражений.
Сейчас он отправлялся на восток, не имея никаких определенных планов.
Вернее, план у него был - Конан намеревался в один прекрасный день завоевать
весь мир, иметь много золота, купаться в роскоши, наслаждаться ласками
влюбленных женщин и время от времени развлекаться грандиозной кровавой
битвой, когда прискучит все остальное. Ибо
битва, по глубочайшему убеждению Конана, - единственное, что никогда не
может утомить однообразием. Но поскольку будущий покоритель царств владел в
настоящее время лишь старым двуручным мечом, рукоять которого торчала над
его бронзовым от загара плечом, да гнедой кобылкой, купленной по случаю на
краденые деньги, то и мысли его не заносились слишком высоко. Он был
голоден.
Солнце уже клонилось к закату. Ночи наступали здесь мгновенно: тьма
проглатывала последний солнечный луч и тут же заливала необъятные степные
просторы чернильной чернотой, щедро метнув на небо пригоршню сверкающих
звезд. И вместе с тьмой на землю опускался холод.
Подумав, Конан остановил лошадку и спешился. Он проклинал себя за то,
что не обзавелся луком со стрелами. Мог бы убить дейрана... Хотя вряд ли,
стрелок он был неважный. Предпочитая любому оружию добрый старый двуручный
меч, не брезгуя при случае топором или кинжалом, по части стрельбы в цель
Конан был слабоват. Как все киммерийцы, он отдавал предпочтение ближнему бою
и наслаждался рукопашной схваткой, в которой не знал себе равных.
Он заметил норку мышки-полевки, вынул из ножен свой огромный меч и
пошуровал там, надеясь подцепить зверька на острие. Безрезультатно. Осмотрев
клинок с таким видом, будто старая сталь была виновата в том, что не сумела
поймать для своего хозяина даже мыши, Конан пожал плечами. В конце концов,
человек должен уметь переносить голод, холод и пытки, иначе грош ему цена.
С этим похвальным рассуждением он привязал лошадь к кусту чертополоха,
завернулся в свой старый плащ и заснул на голой земле под тихое сияние
угасающего заката.
Проснулся он на рассвете, мокрый от выпавшей росы, однако разбудил его
не холод. Голоса. Не далее, как в миле отсюда, были люди. Голоса были
довольно громкие, уверенные, следовательно, говорившие в степи - у себя дома
и ничего не боятся. Вероятнее всего, купцы - караван из Аграпура,
направляющийся в далекий Кхитай. Тем лучше, хищно усмехнулся Конан. В
караване всегда есть чем поживиться.
Недолго раздумывая, он стряхнул с себя росу, заодно и умывшись, отвязал
лошадку и сел в седло, забросив ножны с мечом за спину.
Не переча, кроткая кобылка лишь покосилась большим карим глазом на
своего хозяина, когда тот плюхнулся в седло всей тяжестью своего изрядного
веса - сто восемьдесят фунтов, преимущественно стальной мускулатуры и
крепких костей.
Вскоре показались люди. Увидев их, Конан вздохнул. Ему положительно не
везло с тех пор, как глинобитные стены Разадана остались позади. Он
рассчитывал встретить плохо охраняемый караван и без помех разграбить его,
обратив в бегство и поубивав трусливых охранников, а вместо этого увидел
пятерых крепко сбитых мужчин, одетых в такую же поношенную одежду, что и он
сам. На этом сходство между ними и Конаном не исчерпывалось. Как у всех, кто
"ест с клинка", то есть зарабатывает себе на жизнь когда разбоем, а когда и
службой в какой-нибудь армии, где дисциплина послабее, а военачальники
несговорчивее в тех случаях, когда речь заходит о взыскании контрибуции,
оружие у них находилось куда в лучшем состоянии, чем все остальное. Хищные
обветренные физиономии, выгоревшие на жарком солнце волосы, поджарые тела, -
все это яснее ясного характеризовало незнакомцев как компанию отъявленных
головорезов.
Они столпились возле большой ямы и, оживленно галдя, с увлечением
тыкали в нее древками своих пик. Из ямы доносилось шипение, невнятное
бормотание и глухое рычание, как будто там бесновался пойманный дикий зверь.
Разбойники были так поглощены своим развлечением, что не сразу заметили
появление Конана. Киммериец подъехал к ним совсем близко. Гнедая кобылка
ткнула мордой в спину одного из склонившихся над ямой - в широкую, крепкую
спину, облаченную в лопнувшую кожаную куртку с темными потеками пота и
белыми пятнами соли под мышками и на лопатках.
Только тогда они спохватились и мгновенно ощерились пиками.
Конан развел руки в стороны, показывая, что не затаил кинжала или
другого оружия.
- Ты кто? - повелительно крикнул рослый воин с желтыми прямыми
волосами. В ухе у него качалась серебряная серьга в виде полумесяца, правое
запястье охватывал широкий серебряный же браслет с небольшими шипами,
расположенными попарно - видимо, символ женских грудей. Все это Конан увидел
мгновенно. В Разадане что-то толковали о старой полузапрещенной богине,
проливающей на эту иссушенную жаром землю благодатную влагу, сцеживая ее из
своих сосцов. Храм Матери Дождя находится, как ему теперь вспомнилось,
где-то в степях, чуть севернее реки Запорожки. Следовательно, быстро
прикинул Конан, эти пятеро вполне могут быть запорожскими казаками -
говорят, драчливые воины этого боевого братства чтут Мать Дождя и порой
приносят ей довольно кровавые жертвы.
- Я Конан из Киммерии, - ответил юноша громко и тут же спросил: - А ты
кто, сын Матери Дождя? На суровом лице желтоволосого мелькнула улыбка.
- Я Аскольд Из-За Порога, - ответил он. - Если ты из нашего братства,
то добро пожаловать, Конан.
Он говорил с жестким акцентом, и имя киммерийца прозвучало гортанным
"Хонан".
- Я охотно воспользовался бы вашим гостеприимством, Аскольд Из-За
Порога, - ответил Конан. - Однако не стану лгать, я не из вашего братства.
- Откуда же ты знаешь о Матери Дождя? - спросил Аскольд и снова поднял
опущенную было пику.
- Слыхал в Разадане, когда покупал лошадь.
- Лживые россказни трусов, чьи мозги заплыли жиром, пока они
отсиживались за стенами и дышали
смрадом подгоревшей пищи и собственных испражнений, - резко сказал
другой воин, пониже Аскольда, но пошире его в плечах. - Не будь я Инго
Осенняя Мгла, если они не наплели тебе с три короба всякой ерунды..
- Я их не слушал, - ответил Конан. - Так, краем уха. Зачем мне чужие
боги, если у меня есть мой собственный. У нас в Киммерии для мужчины есть
только один бог - Кром. Когда младенец явится на свет и. запищит, старик
глянет разок в его сторону и наделит волей, чтобы он мог, когда подрастет,
убивать. А после уж отвернется и навек о нем забудет. И правильно. Его дара
вполне достаточно, чтобы стать воином, а большего и желать нельзя.
Выслушав эту тираду, светловолосые бродяги одобрительно закивали и
опустили пики. Только Аскольд все еще поглядывал на киммерийца настороженно
и цепко.
- Где это - Киммерия? - спросил он.
- Далеко на севере.
Аскольд покачал головой, и серьга его блеснула на солнце.
- Никогда не слыхал.
Из ямы снова донеслось ворчание. Конан спешился, снял седло и пустил
кобылку пастись к лошадям запорожцев. Потом тоже подошел к яме и заглянул
туда, ожидая увидеть попавшего в ловушку стенного волка. Однако его глазам
предстало нечто совершенно неожиданное.
По дну ямы метался, выкрикивая бессвязные угрозы, низкорослый рыжий,
человечек, коренастый, заросший до самых глаз бородой. На нем была курточка
в полоску - красный цвет чередовался с ядовито-желтым, и синие штаны,
заправленные в сапоги из мягкой кожи. Когда кто-нибудь из казаков тыкал в
него древком, он подскакивал и разражался новым потоком проклятий, мешая
слова нескольких языков и потрясая в воздухе короткопалыми, довольно
толстыми руками, густо заросшими рыжим волосом. Это очень забавляло казаков.
- Во здорово! - восхитился Конан, по-детски ухмыляясь, и тоже потыкал в
человечка рукоятью меча.
Человечек вскинул голову и засверкал узкими зелеными глазами с
золотистым, вытянутым, как у кошки, зрачком.
Из того, что Конан сумел разобрать, половина была непристойностями
весьма гнусного свойства, а половина - добрыми пожеланиями, как-то: чтобы
конь сбросил мерзавца с седла в минуту решающей битвы, чтобы меч его не
разил никого, кроме своего хозяина, чтобы ладья его пошла ко дну,
напоровшись на камни у Смертного Переката на бурной реке Запорожке...
Конан с удовольствием слушал грязную брань. Не так давно ему случилось
осесть на довольно долгий срок в шелковой опочивальне одной знатной дамы -
Митра свидетель, славная женщина! - и насмотреться там на самую изысканную
роскошь. Конан решил, что коли ему предстоит впоследствии купаться в
богатстве, нужно хотя бы выяснить, какие удовольствия можно из этого
извлечь. В числе прочих диковин он увидел у нее золотые клетки с певчими
птицами, которые, по мнению неотесанного варвара, пищали довольно противно и
всегда не вовремя. Нет, никаких птичек, решил он про себя. Но вот этого
коренастого рыжего человечка он с удовольствием посадил бы в золотую клетку,
чтобы иметь возможность в любое время наслаждаться его великолепной бранью.
Отличная штука, куда слаще пения.
Внезапно человечек прервал ругань, заметив среди склонившихся над ямой
физиономий новую - обрамленную черными лохматыми волосами, синеглазую,
юношескую. Жизнерадостная белозубая ухмылка от уха до уха, сверкавшая на
загорелом до черноты лице, показалась ему довольно-таки глупой.
- А это что за отродье Нергала? - вопросил он и потыкал в сторону
Конана своей короткопалой рукой. - Кого еще ты взял в свою банду, Серебряная
Серьга? Неужели ты думаешь, что если я соглашусь показать, где спрятано
золото гномов, этот парень позволит тебе и твоим дурням унести его без
помех? Ей-ей, простоват ты, Серебряная Серьга, хоть и воображаешь себя
вождем. О нет, Длинная Пика, Белая Борода, всем вам не жить, заснете навек с
дыркой в ухе на каком-нибудь привале... Ибо сказано: бойся льстивого голоса
да черного волоса. Он чужак. Зачем взяли его к себе?
- Какое золото? - спросил Конан у Аскольда, пропустив мимо ушей все
обвинения, выдвинутые в его адрес рыжим человечком.
- Золото гномов... - задумчиво проговорил Аскольд. И тут только
спохватился. - Золото, да не про тебя, - сказал он. - Я почему-то думаю, что
тебе с нами не по пути, Конан из Киммерии.
- Почему же? - Конан широко улыбнулся и взял меч поудобнее. - Правда, я
не убиваю по ночам, как советует ваш рыжий приятель, но от золота гномов не
откажусь.
- Болван! - прошипел Аскольд. - Что ты можешь знать о золоте гномов!
- Только одно: что золото всегда кстати, чье бы оно ни было, гномов,
великанов, драконов или самого Эрлика.
- Смотри ты, какой шустрый, - удивился Инго Осенняя Мгла. - Молод ты
еще так рассуждать, парень.
Если Конан чего-то и не выносил, так это указаний на свою юность. Сам
он свой возраст исчислял не годами, а битвами. Поэтому он сжал губы и смерил
коренастого Инго мрачным взором.
- Как и о чем мне рассуждать - не тебе решать, Инго, - сказал он
угрюмо.
- Вот что, - решительно проговорил Аскольд. - Послушай, что я скажу
тебе, Конан из Киммерии. Много лет мы охотимся за золотом гномов. Мы
подстроили эту ловушку, мы выследили гнома и долго гнали его по степи, грозя
затоптать конями, пока он не выбился из сил и не примчался, в поисках
спасения, прямо туда, куда мы его гнали. И вот мы поймали его. Это стоило
нам немало времени и сил. Почему ты думаешь, что можешь явиться на все
готовое и потребовать свою долю? Степь широка. Езжай своей дорогой, мальчик
из Киммерии, и пусть твой суровый бог улыбнется тебе еще раз.
- Я тебе не мальчик, - резко возразил Конан и тряхнул головой. - Что
касается остального... Степь широка, да тропинка узка. И я с нее не сойду.
Вместо ответа Аскольд сделал выпад пикой, целясь в широкую грудь
Конана. Атака была столь внезапной, что Конан едва успел отклониться и
закрыться мечом.
Теперь все обиды, вся злость и алчность, вспыхнувшие было в его простой
душе, исчезли и осталось только холодное ровное пламя битвы. Конан
погружался в схватку, полностью забывая себя, как любитель черного лотоса
погружается в ароматы ядовитых курений.
Аскольд был опытным воином и умело обращался с тяжелой пикой, хотя
драться конным было ему привычнее, чем пешим. Он нанес Конану уже две
небольшие раны. Конан только оборонялся, не атакуя. Он выжидал. Холодные
синие глаза варвара настороженно следили за каждым движением рослого
желтоволосого казака.
Шаг за шагом Аскольд теснил киммерийца к яме. Конан отбил еще один
выпад пики и вдруг молниеносным движением направил удар в незащищенный живот
своего противника. Клинок пропорол кожаную куртку и вонзился в тело.
Мгновение Аскольд стоял прямо, выронив пику и схватившись руками за меч
Конана. Кровь выступила на его ладонях, так сильно сжал он обоюдоострый
клинок. Затем изо рта у него вытекла струйка крови, и он рухнул на землю.
Конан выдернул меч из тела, В ноздри ему ударило зловоние.
Четверо оставшихся казаков ошеломленно уставились на Конана. Глядя, как
он отступает под натиском их предводителя, они уже полагали молодого
киммерийца убитым и никак не ожидали такого оборота дела. Конан холодно
смотрел на них, готовый к новому поединку.
Со дна ямы донесся хриплый хохот.
- Один! - крикнул рыжий. - Ха! Молодцы! Кто следующий? Потешьте старика
Алвари! Ах, сколько крови пролито вокруг золота гномов! Вы еще не видели
его, а уже убиваете друг друга! Как же я повеселюсь, когда вы доберетесь до
страны тумана и увидите в тусклом свете нашего северного солнца его
волшебный блеск!
Гном метался по дну ямы, узкие кошачьи зрачки его зеленых глаз
расширились от возбуждения, он размахивал кулаками и подпрыгивал. Сверху до
него доносился тяжелый топот ног, обутых в сапоги, звон стали, тяжелое
дыхание, вырывавшееся из воспаленных ртов. Вдруг над краем ямы-ловушки
показалось смертельно-бледное лицо, рассеченное кровавой полосой. Из
разверстого рта хлынула кровь. Алвари едва успел отскочить. Лицо поникло, и
бледная рука с посиневшими ногтями бессильно упала рядом, два раза дернулась
и обмякла.
- Второй! - проскрежетал гном. - А киммериец молодец. Эй, киммериец! -
завопил он во всю глотку и даже приподнялся на цыпочках, вытягивая шею. -
Молодец, киммериец! Бей их! Руби! Золото твое! Завоюй его, убей этих
ублюдков, недостойных коснуться сокровища страны туманов! Ха, вот славная
потеха! Наконец-то и меня развеселили люди!
Третий труп свалился в яму через несколько минут и всей тяжестью
обрушился на гнома, придавив его. Удар был так силен, что маленький
человечек потерял сознание.
Он очнулся от того, что его выволакивают из ямы, довольно бесцеремонно
ухватив за шиворот и кожаный пояс. Труп, едва не задушивший Алвари в своих
липких объятиях, уже исчез из ловушки. Он был аккуратно уложен на траву
рядом с остальными - гном насчитал четверых, включая желтоволосого Аскольда.
Сильные руки держали его в висячем положении. Гном начал извиваться,
норовя пнуть короткой толстой ногой в сапоге человека между глаз. Он уже
увидел черные волосы победителя - стало быть, киммериец выиграл. Что ж,
весьма сомнительная удача, подумал гном злорадно, но не стоит кричать об
этом раньше времени. Варвар туп, неизвестно, что придет в его деревянную
голову в следующий миг. Пока что Алвари осыпал его бранью и делал отчаянные
попытки вырваться.
- Ну ладно, - добродушно усмехнулся Конан и бросил Алвари на землю.
Гном рухнул на степной ковыль. От удара он закашлялся, потом тяжело вздохнул
и перевел дыхание.
Пока гном отплевывался и приходил в себя, варвар уложил в яму-ловушку
все четыре трупа, кое-как присыпал их землей, обтер руки о штаны и уселся на
землю рядом со своим пленником.
- Где пятый? - осведомился гном таким тоном, точно он был рачительным
хозяином и не досчитался в своем стаде одного ягненка.
- А, - отмахнулся Конан. - Сбежал.
- И ты отпустил его? - возмутился гном. - Болван ты, скажу я тебе.
Глаза Конана сузились, в них мелькнул опасный огонек.
- Я не уверен, что тебе стоит знакомить меня с каждой глупостью,
которая рождается под твоими рыжими патлами, - негромко произнес варвар. И
для большей наглядности он поднес к распухшему носу гнома свой огромный
кулак.
- Зато я уверен, - нагло отрезал гном. - Этот пятый через пару дней
нападет на твой след. И не один, а с хорошим подкреплением.
Поразмыслив, Конан решил, что гном не так глуп, как кажется с первого
взгляда. К тому же, у киммерийца было более неотложное дело, нежели
перебранка с несносной нечистью.
Поэтому вместо ответа варвар просто пожал плечами, снял куртку и
принялся осматривать свои раны. Не считая многочисленных царапин, внимания
заслуживали всего две: одна на груди, под правой ключицей, и вторая - на
ладони левой руки. Конан сжал и разжал пальцы, корча при этом гримасы.
- Что? Наподдали тебе, а? Правильно, так тебе и надо. Другой раз не
будешь совать нос не в свое дело, - с удовольствием произнес Алвари.
- Если б я не сунул нос, тебя бы уже волокли на веревке за казацкой
лошадью, - огрызнулся Конан.
- А мне все равно, что казаки, что ты, - сказал гном и вздохнул. - Ты,
может, еще хуже казаков. Слышал, как ты нахваливал своего бога. Ничего себе
бог! У вас там, в Киммерии, все такие, как ты?
- Все, - мрачно сказал Конан.
- Ну и страна! Поневоле начнешь возносить хвалы пресветлому Митре, что
не угораздило там родиться! Провести всю жизнь среди таких рож, как твоя, -
от этого самого бесстрашного гнома может бросить в дрожь!
Конан не ответил. В ядовитом замечании гнома касательно погони было
зерно истины. Так просто казаки от золота не откажутся. Скорее всего, в
ближайшее время за ним действительно вышлют погоню. Как только станет
известно, что какой-то варвар из северной страны перехватил Аскольдова
пленника, а самого Аскольда убил, казаки озвереют. Это было очевидно. Конан
и сам бы озверел, окажись он на их месте.
Из задумчивости его вывел уже изрядно надоевший хриплый голос гнома:
- Эй ты, дылда! Покажи, где тебя продырявили.
- Что?
- Дай рану осмотрю, говорю.
Гном бесцеремонно толкнул Конана и ухватил своими короткими, поросшими
рыжим волосом пальцами края раны на груди. Конан сжал зубы. Грязные пальцы
больно тискали и жали рану, пачкаясь в крови. Привстав на цыпочки, гном
пробубнил несколько слов, видимо, заклинания, а потом вдруг громко,
раздраженно произнес:
- Да сядь ты толком, верста! Видишь же, что мне не дотянуться. Ростом
вышел, а ума не набрался. Мне губами нужно коснуться.
- А чего меня губами касаться? - хмуро спросил Конан. - Я же не девка.
Однако сел, подчинившись маленькому существу, повелительно сверкавшему
на него зелеными щелками глаз.
Склонившись над рукой, зажимающей края раны, гном залопотал на странном
языке, все сильнее впиваясь пальцами в тело Конана. От боли у варвара
зазвенело в ушах. Гном несколько раз дохнул и отпустил. Боль сразу прошла.
На месте раны остался только розовый шрам. Конан потрогал шрам, покачал
головой и вместо благодарности только и сказал своему пленнику:
- Ты голоден?
- Нетрудно догадаться, - фыркнул гном. Конан сгреб валявшиеся на земле
седельные сумки, которые он заботливо перенес в одно место, считая их
содержимое честно завоеванным трофеем. Из одной он вынул кусок твердого
сыра, черствую лепешку и немного вяленой рыбы. Гном тем временем по-хозяйски
пошарил в другой и извлек оттуда кожаную флягу, к которой тут же приложился,
жадно и громко глотая. Наконец он обтер рот и впился зубами в вяленую рыбу.
Конан глотал сыр, почти не прожевывая куски, как собака.
- Ну, - деловито произнес гном, как только утолил первый голод. - Что
будешь делать теперь, дражайший варвар?
- Пытать тебя, - ответил Конан, зевая во весь рот. От сытости его
потянуло в сон. Он пошарил в кошеле, болтавшемся у него на поясе, достал
огниво и вырвал из почвы засохший кустик чертополоха. - Раскаленный кинжал
дает неплохие результаты, говорил мне офирский палач, когда мы пили с ним в
одном кабаке в славном городе Ианта,.. Большой души был человек. Рассказывал
- заслушаешься...
- Эй, эй, - произнес гном, вдруг не на шутку встревожившись. - Тебе не
кажется, что ты впадаешь в крайности?
- Да? - протянул Конан и посмотрел прямо в зеленые глаза-щели. - Ты так
считаешь, достопочтенный Алвари? Но ведь мне хочется разузнать про золото
гномов. Разве есть другой способ это сделать?
- Есть, - твердо сказал гном.
- Ну-ну, послушаем, - Конан сунул огниво обратно в кошель и принялся
играть с кинжалом, втыкая его в землю.
- Оставь оружие в покое, - посоветовал гном. --Нечего тупить его без
всякой пользы.
- Так как насчет другого способа? - напомнил Конан.
- А, ты об этом... Ну, способ простой. Не пытать меня.
Конан расхохотался.
- Да, из тебя советник хоть куда. Удивляюсь, почему ты до сих пор
бродишь по степи, вместо того, чтобы нашептывать на ухо какому-нибудь
владыке.
- Правда, Конан. Я приведу тебя к золоту гномов. Ты увидишь его,
коснешься руками...
- И заберу? - уточнил Конан.
- Это уж как у тебя получится, - загадочно ответил Алвари.
- Ты со мной шутки не шути, - посоветовал Конан и снова потянулся за
кинжалом.
- Я не шучу. Клянусь тебе четырьмя сторонами света, Конан, я приведу
тебя в страну туманов к покажу тебе золото гномов. А остальное уж зависит от
тебя.
- Я сумею его забрать, - уверенно сказал Конан. - Мне бы только знать,
где оно находится.
- Это можно, - сказал Алвари. - А теперь послу-
шай моего совета, Конан: давай не будем рассиживаться. До гор Седых
Обезьян еще очень далеко, а казаки скоро начнут наступать нам на пятки.

2. ТАЙНА

Вечером того же дня, проделав долгий путь, Конан и его низкорослый
товарищ расположились на ночлег в ложбинке у пересыхающего ручья. Четыре
лошади (две под седлом и две запасные, поскольку им предстояло уходить от
вполне вероятной погони) паслись, фыркая в надвигающемся сумраке. Костра
разводить не стали, закусили остатками черствой лепешки, найденной в
седельной сумке одного из убитых противников Конана.
Гном дожевал свой кусок, обтер зачем-то рот, заботливо стряхнул все
крошки с густой огненно-рыжей бороды, после чего обратился к своему
спутнику:
- Эй, верзила. Подсади-ка меня на плечи. Конан даже подавился и
несколько секунд ошеломленно моргал, уставившись в нахальную физиономию
гнома.
- Что вылупился? - рассердился гном. - Подсади меня на плечи. Чем
дальше у нас будет обзор, тем лучше для дела. Казаки, если и погнались за
нами, то сейчас непременно жгут костры. Любят они жареное мясо, я их повадки
давно уж изучил. Наверняка сейчас лопают. Барана по такому случаю зарезали,
а то и двух...
Конан не стал спорить. Несмотря на свой неприятный характер, гном уже
доказал, что в практической сметке ему не откажешь. Поэтому варвар присел на
корточки и помог маленькой нелюди взгромоздиться на свои широкие плечи.
Алвари оказался на удивление тяжелым. Сжав бока Конана толстыми короткими
ногами в кожаных сапогах, гном слегка приподнялся, вгляделся в горизонт,
выискивая нет ли где сполоха костров. Но кругом царила непроглядная тьма.
- Вроде не видать... - пробубнил гном. - Странно. Поглядим, что завтра
будет. Чует мое сердце, что они не оставили это дело просто так...
- Хватит разглагольствовать, слезай, - оборвал его рассуждения Конан. -
Не век же тебе торчать на моей шее.
Гном поерзал, удобнее пристраивая крепкое седалище на шее варвара.
- Шея у тебя, друг мой, хоть куда, - заявил он и тут же очутился на
земле. Потирая ушибленную ногу, гном со злостью глянул на варвара, и желтые
узкие зрачки вдруг блеснули нехорошим пламенем. Но свирепый взгляд не
относился к числу тех вещей, которыми можно было произвести на молодого
киммерийца хоть какое-то впечатление.
Конан равнодушно уселся на землю, скрестив ноги в ременных сандалиях, и
принялся ковырять в зубе грязным твердым ногтем.
- Скажи-ка, Алвари, - вдруг произнес он, - а что это ты делал в
гирканских степях?
- Тебе-то что за печаль... - вздохнул гном.
- На всякий случай, - пояснил Конан. - Твой народец, насколько я могу
судить, малочислен и обитает в горах...
- В непроходимых горах, где живут, кроме нас, одни лишь серые
обезьяны... - с достоинством уточнил гном. - Все верно. Там мы и живем. Хоть