Брайдер Юрий Михайлович. Особый отдел и око дьявола

   – Под вас согласна лечь, а на полку не хочу, – жеманно ответила фальклористка. – Вы лучше нашего гостя попарьте.
   – Рано ему ещё, пусть немного погреется, – возразил Ложкин. – Тогда, значит, Валькин черёд... А ты, Изольда, поддай парку.
   Изольда Марковна, ничуть не стесняясь своей скульптурной наготы, приподнялась было, но вдруг ахнула и, схватившись за правую ягодицу, присела.
   – Что-то нога в бедре подвернулась, – пожаловалась она.
   – Дюже вы все нежные, – с неодобрением заметил Ложкин.
   Он сам плеснул из ковша на раскалённые камни, после чего в парной запахло свежим хлебом и мятой, а затем ловко вскинул сноху на полку. Та, впрочем, и не сопротивлялась, а, наоборот, всячески выгибала под веником свой пышный стан. Скорее всего, эти сладострастные позы предназначались гостю, хотя и неизвестно, с какой целью. Ведь красота, между нами говоря, не только тешит, но и ранит.
   Цимбаларь отвёл взгляд в сторону и, дабы немного умерить не к месту возникшее вожделение, окатил себя колодной водой из шайки.
   – Эй, здесь лишней сырости быть не должно! – прикрикнул на него сверху Ложкин. – А не то пар подпортится. Вот когда каменка слегка остынет, будем с мылом и мочалкой мыться, как культурные.
   – Свободные здесь нравы, ничего не скажешь, – с прищуром глядя на гостя, заметила Изольда Марковна. – Никакого сравнения с Первопрестольной.
   – В Первопрестольной предостаточно бань и саун, где тоже совмещают приятное с полезным. – То, что фольклористка сама завязала разговор, было на руку Цимбаларю.
   – Но там за удовольствие надо платить, – возразила Изольда Марковна. – И довольно дорого. А здесь всё строится исключительно на чувстве взаимного добросердечия. Каждый рад услужить каждому. В бане вам не откажут ни в чём, даже в женской ласке. – Она покосилась на шайку, которой Цимбаларь вынужден был прикрывать низ своего живота. – Кстати сказать, у угро-финских народов баня считается не только местом проведения гигиенических процедур, но и территорией любви.
   – После возвращения в Москву предложите кинорежиссёру Михалкову новый сюжет для фильма. – посоветовал Цимбаларь. – «Баня – территория любви». «Оскар» обеспечен. В крайнем случае «Золотая пальмовая ветвь».
   К сожалению, этот весьма многообещающий разговор оборвался на полуслове. Цимбаларя позвали на верхнюю полку. Знать, пришёл его черёд.
   Пока он укладывался там, сгребая под себя душистое сено, на память приходили исключительно умиротворяющие картины цветущих лугов, но в следующее мгновение раскалённый самум обдал его с головы до ног. Тут уж стало не до сладостных воспоминаний!
   Первым побуждением Цимбаларя было бежать отсюда сломя голову, но Ложкин приказал снохе:
   – Валька, держи его за ноги!
   Веник то нагонял жар, почти не соприкасаясь с телом, то безжалостно хлестал по спине и бокам, причём впечатление создавалось такое, что в дело идут оба конца. Цимбаларю даже показалось на мгновение, что столь изощрённым способом его собираются лишить жизни.
   Впрочем, беспощадная экзекуция не помешала ему заметить, как Изольда Марковна, продолжая держаться за ягодицу, выскользнула из парилки.
   Вскоре подуставшего Ложкина сменила Валька Дерунова. Эта действовала не столь энергично, зато изошрённо – и припечатывала раскалённый веник к пояснице Цимбаларя, и загибала его ноги чуть ли не к спине.
   Её груди и прочие бабьи прелести мелькали прямо перед лицом Цимбаларя, но его сейчас обуревало лишь одно чувство – чувство самосохранения.
   Вдруг с криком: «Во двор! Во двор!» – Ложкин стащил его с полки.
   Всей гурьбой, включая старуху, они выскочили из бани и с головой нырнули в огромный сугроб, как бы специально предназначенный для этой цели. Северное сияние вовсю полыхало на небе, от мороза пар мгновенно превращался в иней, а они голышом копошились в снегу, словно малые дети в пелёнках.
   Вернувшись назад, Цимбаларь первым делом выдул полкадушки кваса и на полном серьёзе, без всяких преувеличений, почувствовал себя другим человеком. Теперь уже он орудовал веником, поочерёдно обрабатывая то Вальку, то Ложкина, то Изольду Марковну, которая теперь щеголяла в изящных трусиках, но не купальных, а скорее будуарных.
   Метаморфоза, случившаяся с фольклористкой, Цимбаларя ничуть не интересовала, как, впрочем, и многое другое вокруг. Хотя за целый день не было выпито ни грамма, голова кружилась словно от доброй дозы «белого медведя», то есть, спирта, разбавленного шампанским.
   В знаменитой строфе Редьярда Киплинга «Нас опьяняют сильные вина, женщины, лошади, власть и война...» следовало упомянуть ещё и парную баню.
   Они выбегали во двор ещё два раза, измочалили целую гору веников, выпили весь квас – и лишь после этого баня завершилась.
 
   Однако финальная пьянка, на которую так надеялся Цимбаларь, не состоялась. В бане царили одни нравы, а в избе – совсем другие.
   Женщины сразу разошлись по своим комнатам, а мужчинам старуха накрыла на краешке кухонного стола, да ещё предупредила при этом:
   – Не пейте много! После бани кондрашка может хватить.
   Цимбаларь и Ложкин потягивали из маленьких рюмочек густую целебную настойку, закусывали вяленой рыбой, а их неспешная беседа плутала, словно путник, сбившийся с дороги в глухом, заболоченном лесу.
   Наконец Цимбаларь, улучив подходящий момент, спросил:
   – Не жалеете, что квартирантку взяли? Люди поговаривают, что она себя странно ведёт. Сегодня с утра, например, била во дворе пустые бутылки.
   – Психованная, – помрачнел Ложкин. – Я вам про эти бутылки, которые в нашем серванте копились, уже рассказывал. Настёна их на улицу таскала, а та, как на грех, заметила. Ну и сразу в крик. Дескать, вещи, побывавшие в её руках, выносить из избы нельзя. Через них злые колдуньи могут навести порчу.
   – В мистику ударилась, – неодобрительно заметил Цимбаларь. – А ещё образованная... Она хоть из вашей избы выходит когда-нибудь?
   – Регулярно. Как стемнеет, на прогулку отправляется. Ещё и дня не пропустила. Говорит, что нуждается в свежем воздухе. До того дошла, что раму, с осени заклеенную, выставила. Проветривает свои покои. Боюсь, как бы избу не выстудила... Всю ночь свет жгёт, музыку включает... Нервотрёпка.
   – Расходы на электричество, наверное, тоже увеличились?
   – И не говорите! Счётчик иногда как сумасшедший крутится. Что там у неё за патефоны-магнитофоны!
   – Зашли бы да глянули, – посоветовал Цимбаларь.
   – Особо-то и не зайдёшь. Она моду взяла на ключ запираться. Даже внучку нашу к себе не пускает. Одни только балаболки старые к ней и ходят. Уже башка от этих песен распухла... Весной, слава богу, обещала съехать. Уж скорее бы.
   Откуда-то появилась Настёна, прижалась к деду и, глядя на Цимбаларя огромными глазищами, сказала:
   – Меня Изольда сегодня отшлёпала. Застрели её, пожалуйста.
   – В людей стрелять нельзя, – Цимбаларь погрозил ей пальцем. – Боженька накажет.
   – Она не человек, – сказала Настёна с огромным внутренним убеждением. – Она ведьма. У неё в комнате загробные голоса слышны.
   – Не болтай лишнего! – Ложкин легонько встряхнул её. – Это радио говорит.
   – Будто бы я не знаю, как радио говорит, – пренебрежительно скривилась Настёна.
   Цимбаларь погладил девочку по голове и одарил заранее припасённым «Сникерсом». Но сегодня ей даже сладости в горло не лезли. Она вся прямо-таки кипела праведным гневом.
   Оставаясь в русле начатого разговора, Цимбаларь несколько сменил его тему.
   – По какой такой причине ваша квартирантка надела в бане трусы? – спросил он. – Ведь за ними в дом пришлось бегать... Неужто застеснялась?
   – Да она в Мавзолее нужду справит и не застесняется. Ещё та стерва! Просто у неё наколка на этом месте, – Ложкин похлопал внучку по попке. – Видно, не захотела вам показывать.
   – Жаль, упустил такое зрелище! – Цимбаларь изобразил досаду. – И что же эта наколка собой представляет?
   – Да так сразу и не скажешь, – Ложкин призадумался. – Либо цветок, либо звезда, либо ещё какая-нибудь хреновина... Настёна, а ты не нарисуешь?
   – Запросто!
   Девочка сбегала за цветными карандашами, а потом изобразила на тетрадном листе синюю снежинку величиной примерно со свою ладошку. Закончив работу, она со вздохом сказала:
   – Красиво. Когда подрасту, тоже себе такую сделаю.
   – Только сначала дождись, пока я в гроб лягу, – попросил Ложкин. – А не то сгорю со стыда.
   – Ты и знать ничего не будешь, – заверила его девочка. – Я не дура, чтобы с вами в баню ходить.
   Пока они так препирались, Цимбаларь сложил рисунок вчетверо и незаметно сунул в карман.
   В этот момент за стеной, отделявшей кухню от комнаты Изольды Марковны, раздался глухой шум. Покосившись в ту сторону, Ложкин недовольным тоном произнёс:
   – Не спит. Вино хлещет. А потом музыку заведёт.
   – Она может нас услышать? – осведомился Цимбаларь.
   – Да пусть слышит! – Ложкин повысил голос. – Я ей то же самое и в глаза скажу.
   – Лучше продолжим этот разговор завтра, – Цимбаларь стал собираться. – Зайдите ко мне часика в два. Ладно?
   – Обязательно зайду, – Ложкин налил ему на посошок целую кружку настойки. – Спокойной вам ночи!
   – И вам того же.

Глава 11
СМЕРТЬ ЛОЖКИНА

   Утром, когда Людочка при свете звёзд спешила в школу, чья-то массивная фигура преградила ей путь. Девушка и не подумала сбавлять шаг, но из песцовой муфты, согревающей её руки, донёсся металлический щелчок.
   – Ты с оружием поосторожней, – притопывая на морозе, сказал Цимбаларь. – Даже у стрелков вроде тебя бывают порой меткие выстрелы.
   – Что-нибудь случилось? – спросила Людочка, возвращая курок пистолета в прежнее положение.
   – Пока нет, но обязательно случится. У меня важные новости. Похоже, что фольклористка попалась. Если, конечно, она и в самом деле фольклористка, а не какая-нибудь Сонька Золотая Ручка... Во-первых, внучка Ложкина слышала в её комнате странные голоса, которые она называет загробными. Возможно, это и есть перехват наших радиопереговоров. Во-вторых, мадам Архенгольц имеет возможность в любое время суток тайно покидать дом через окно. Ну а главное – вот! – Он подал ей рисунок Настёны.
   – Обыкновенная орнаментальная розетка, – Людочка пожала плечами. – Мы такие во втором классе рисуем.
   – Эта, как ты выразилась, розетка выколота на заднице фольклористки, – сквозь зубы процедил Цимбаларь. – И кроме того, она тютелька в тютельку похожа на ту снежинку, которая служила эмблемой банды «Китеж». Вспомни туристическое агентство «Альфа-Вояж» и ресторан «Сорок вольт».
   – Сходство весьма приблизительное, – Людочка отнюдь не разделяла энтузиазма коллеги. – А как ты, интересно, получил доступ к заднице Изольды Марковны?
   – Это нарисовала внучка Ложкина, разве не видно?
   – Способная девочка. Пусть бы ходила в подготовительный класс... – Чтобы лучше рассмотреть рисунок, Людочка включила дисплей совершенно не нужного здесь мобильника. – Стало быть, ты предполагаешь, что кто-то из уцелевших членов банды выследил нас? Честно сказать, такого камуфлета я никак не ожидала... Однако Изольда Марковна не похожа на беспощадного мстителя, посланного к нам из ада. Она скорее мелкая пакостница, чем кровожадная бестия. Снежинка на мягком месте – это ещё не клеймо сатаны. Многие сейчас делают себе такие татуировки.
   – Если ты не веришь фактам, поверь моей интуиции! – Цимбаларь начал терять терпение. – Стоит мне только засадить её в подвал опорного пункта, как все подозрения сразу подтвердятся. Такая фифочка долго отпираться не будет.
   – Ты собираешься её задержать?
   – Конечно! Возьмём утром тёпленькую. А если окажет сопротивление, применим силу, – Цимбаларь похлопал себя по груди, где покоился пистолет, который он вчера из валенка вновь переложил за пазуху.
   – Но у тебя на это нет никаких оснований. Все улики, указывающие на Изольду Марковну, косвенные. Нам пока нечего ей предъявить.
   – Зачем такие формальности в Чарусе? Ведь прокурора здесь нет.
   – Прокурора нет, но есть общественное мнение, Не забывай про старушек, которые в Изольде Марковне души не чают. В условиях Чарусы это большая сила. Если ты её вдруг посадишь, дело может закончиться беспорядками. А у тебя авторитет и так подмоченный.
   – Тут ты права, – Цимбаларь задумался. – Фольклористка штучка непростая. Такую мину под боком иметь опасно. Хоть взведённую, хоть обезвреженную... Всё равно когда-нибудь рванёт.
   – Давай не будем торопить события, – сказала Людочка. – На днях всё прояснится. Интерпол пришлёт ответы на мои запросы... Жаль только, что не удалось добыть дактилоскопические отпечатки.
   – Осторожность фольклористки ещё раз доказывает – ей есть что скрывать от правосудия. Пальчики свои на битом стекле огнём выжигала, лахудра! Высоко птичка залетела, да низко сядет.
   – Надо бы за ней присмотреть в ближайшее время, – взглядом она дала понять, что этот совет предназначается непосредственно Цимбаларю. – Как бы глупостей не наделала... Плохо, конечно, что мы так и не завели себе доверенных лиц.
   – Я постараюсь привлечь к сотрудничеству старосту, – сказал Цимбаларь. – Ему эта фольклористка тоже костью в горле встала. Сегодня в два часа дня он придёт ко мне на встречу. Если эта затея выгорит, лучшего агента и пожелать нельзя. Будем знать о каждом шаге и даже вздохе фольклористки. Идеальный вариант – угостить её доброй дозой снотворного, а потом провести в комнате детальный обыск. Всё бы сразу и открылось. Ведь недаром она никого, кроме старых хрычовок, к себе не пускает.
   – Ты опять за своё! Не пори горячку. Надо оставаться в рамках правового поля. Даже здесь. Люди не разбираются в законах, но справедливость чуют нутром. Зачем их зря будоражить? А ты почему такой хмурый?.. Неужели что-то недоговариваешь?
   – Понимаешь, гложет меня одно мучительное чувство, – Цимбаларь поморщился. – Это как после получки, когда спрятал заначку, а где именно – не помнишь. Голову даю на отсечение, что я эту фольклористку где-то уже видел. Или, в крайнем случае, слышал. Но деталей вспомнить не могу, хоть убей. Она мне даже ночью приснилась.
   – В каком виде?
   – В голом, – вынужден был признаться Цимбаларь.
   – Голая женщина снится к богатому урожаю клюквы, – сообщила Людочка. – А равно к большим неприятностям... Послушай, ты сумеешь записать голос Изольды Марковны? Причём прямо сегодня, не откладывая в долгий ящик.
   – Запишу, если надо.
   – Вот и постарайся. Сейчас я дам тебе свой диктофон, – Людочка полезла в сумочку, висевшую у неё на плече. – Желательно, чтобы в записи оказались так называемые ключевые слова, пригодные для сравнительного анализа. – Она приложила ладонь ко лбу, словно вспоминая что-то важное. – «Операция», «удар», «закон», «право», «спасение», «условленный час».
   – Что ты ещё задумала?
   – Да есть тут кое-какие догадки, – скромно ответила девушка. – Диктофон потом отдашь Ване.
 
   К встрече с фольклористкой Цимбаларь приготовился самым тщательным образом – диктофон спрятал в рукав, а шнур с микрофоном вывел к воротнику, в пышной овчине которого мог бы спрятаться даже хомячок. Домашние испытания подтвердили работоспособность этой системы.
   Дверь ему открыла старуха, ещё более суровая, чем обычно. Совместное посещение бани никак не повлияло на её отношение к Цимбаларю. Хмуро глянув на незваного гостя, она с порога заявила:
   – Дома никого нет.
   – Я к гражданке Архенгольц, – грудью оттеснив вредную старуху, Цимбаларь вошел в избу. – По служебной надобности.
   С досадой махнув рукой, старуха удалилась, зато из-за печки выскользнула Настёна – живое воплощение любопытства.
   – Убивать её будешь? – шёпотом спросила она.
   – Пока только припугну, – тоже шёпотом ответил Цимбаларь.
   – Гляди, пожалеешь потом, – Настёна прищурилась, совсем как взрослая женшина.
   – Авось не пожалею... Почему бабушка такая злая?
   – Деду от водки плохо стало. Всю ночь стонал, а утром пошёл к фельдшеру. – Допуская в разговоре некоторую картавость и шепелявость, скорее всего, обусловленную возрастом, слово «фельдшер» она выговаривала совершенно правильно, не исказив ни единой согласной.
   Кое-как отделавшись от навязчивой девчонки. Цимбаларь постучал в дверь квартирантки.
   – Кого там ещё спозаранку черти принесли? – гаркнула Изольда Марковна, хотя время перевалило уже за десять часов.
   Ответ последовал такой:
   – Это майор Цимбаларь, ваш участковый.
   В комнате что-то грохнулось на пол и раскатилось в разные стороны.
   – Я не могу вас принять, – сдавленным голосом ответила фольклористка. – Я не одета... Приходите в другой раз.
   – Вчера мы общались вообще нагишом и при этом не испытывали никаких неудобств, – напомнил Цимбаларь, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило в комнате.
   Фольклористка не отвечала, но внутри раздавались странные звуки – скрип, бульканье, мягкие удары, словно бы кто-то бросал на пол теннисный мячик.
   – Изольда Марковна, но хотя бы через дверь вы можете со мной поговорить? – настаивал Цимбаларь.
   – Через дверь могу. – Послышались её приближающиеся шаги. – Особенно если вы пообещаете, что после этого уберётесь на все четыре стороны.
   Цимбаларь вытащил микрофон из-под воротника и сунул его в замочную скважину.
   – Дело вот в чём, – начал он. – Каждый участковый по долгу службы обязан регулярно проводить опрос населения и заполнять соответствующие анкеты. Потом они поступают в область, где все ответы анализируются и обобщаются. За невыполнение этого предписания нас наказывают в дисциплинарном порядке. Поэтому настоятельно прошу вас ответить на ряд совершенно безобидных вопросов.
   – Разве, кроме меня, спросить больше не у кого?
   – В том-то и дело. Ложкин у фельдшера, его супруга на меня смотрит волком, снохи дома нет, внучка несовершеннолетняя. Остались вы одна.
   – Неужели вы пришли только ради этого? – В голосе фольклористки звучало недоверие.
   – Могу побожиться.
   – Ладно, задавайте ваши вопросы. Но за нелицеприятные ответы не обессудьте.
   – Наоборот, ещё и спасибо скажу... Вопрос первый: соблюдаются ли в данном населённом пункте, то есть в Чарусе, элементарные нормы закона?
   – Нет, – отрезала фольклористка.
   Цимбаларь, которого такой ответ совершенно не устраивал, переспросил:
   – Не понял. Повторите в более развёрнутом виде.
   – О законах в Чарусе и слыхом не слыхивали! – фольклористка повысила голос.
   – А о праве?
   – О праве тем более... Дурью ваше начальство мается, так ему и передайте.
   – Вопрос второй, – как ни в чём не бывало продолжал Цимбаларь. – Что, по-вашему, оскорбляет человеческое достоинство в большей мере – нецензурные выражения или удар по лицу?
   – Удар по лицу, ясное дело.
   – Вопрос третий: кто действует эффективнее, дежурные наряды милиции или американская служба спасения?
   – А вы сами не догадываетесь?
   – Догадываемся, но желаем услышать мнение рядовых граждан.
   – Американская служба спасения.
   Полагая, что четырёх «ключевых слов» Людочке хватит с лихвой (на редкое словосочетание «условленный час» он даже и не замахивался), Цимбаларь уже хотел было удалиться, но в последний момент решил попытать счастья со словечком «операция».
   – Спасибо за сотрудничество, Изольда Марковна, – невозмутимо произнёс он. – На этом, пожалуй, и закончим... Впрочем, для вас есть ещё одно сообщение частного характера. Все жители Чарусы, как постоянные, так и временные, достигшие шестнадцатилетнего возраста и не подвергнувшиеся операции аппендэктомии, должны пройти обследование у фельдшера.
   – Мне сделали эту операцию ещё в школьном возрасте. Разве вы не заметили шрам на моём лобке?
   – Лобок помню, а шрам – нет, – Цимбаларь не удержался от скабрезности. – До свидания. Извините, что побеспокоил.
   Однако удалиться с достоинством не удалось. Микрофон застрял в замочной скважине, и его пришлось выдирать оттуда, словно больной зуб из десны.
 
   Отдав диктофон Ване, которого вызвали из класса дети, игравшие на школьном дворе, Цимбаларь вернулся на опорный пункт и вновь засел за изучение материалов, касавшихся убийства Черенкова. Вопросы, возникавшие по ходу чтения, он записывал на отдельный листок. Таким способом он убивал время, оставшееся до встречи с Ложкиным.
   Но в его ближайшие планы опять вмешались непредвиденные обстоятельства, что в последнее время становилось какой-то дурной традицией. В половине второго ожила рация. Людочка, презрев все правила конспирации, просила его срочно явиться в школу. Голос её при этом звучал как у старой девы, только что ставшей свидетельницей разнузданного полового акта.
   Цимбаларь на всякий случай осведомился:
   – С тобой всё в порядке?
   – Со мной – да, – ответила Людочка. – А со всеми нами – не очень. Приходи скорее.
 
   В Людочкиной комнате уже находились Кондаков и Ваня. На столе стоял готовый к работе спутниковый телефон, внешне очень похожий на ноутбук, располагавшийся по соседству.
   – Нам только что поступило сообщение, – сказала Людочка.
   – Из Интерпола?
   – Нет. Корреспондент пожелал остаться неизвестным. Ты всё поймёшь, когда прослушаешь запись.
   Она нажала клавишу на панели управления спутникового телефона, и в комнате раздался тот самый бесстрастный мужской голос, который перед самым отъездом из Москвы проклял всю опергруппу.
   – Я обещал, что мы ещё встретимся, и, как видите, сдержал слово, – произнёс незнакомец. – Мир и в самом деле тесен. Любая ваша попытка скрыться заранее обречена на неудачу. Даже не догадываясь об этом, вы сами выбрали себе могилу. Лазурному берегу Франции, горам Тибета или джунглям Амазонии вы предпочли захудалую зырянскую деревушку. Такова, значит, судьба. Именно в Чарусе закончится ваш жизненный путь. Закончится более чем бесславно. Вы не пощадили моих соратников, и вам воздастся той же мерой. Вы умрёте в муках, а главное – с позором. Предупреждаю, любое сопротивление бессмысленно. Это лишь продлит страдания. Идеальный выход для вас – самоубийство, но из-за малодушия вы вряд ли последуете моему совету. Итак, смертный приговор вынесен. Счёт пошёл на часы и даже на минуты. Единственное, что в этой ситуации может вас хоть как-то утешить, – когда-нибудь мы обязательно встретимся в аду. Так горите вы там все синим пламенем!
   Голос прервался, но шорохи эфира продолжали звучать до тех пор, пока Людочка не нажала кнопку «стоп».
   – Чтоб ты сам подох, зараза, – сказал Ваня.
   – А я до последнего момента рассчитывал на местечко в раю, – печально вздохнул Кондаков.
   – Ты можешь узнать, откуда пришло это сообщение? – спросил Цимбаларь у Людочки.
   – Могу, но на это уйдёт много времени, – ответила Людочка. – Придётся послать официальный запрос в компанию «Инмарсат».
   – Как ты полагаешь, этот наглый демарш как-то связан с нашей фольклористкой?
   – Самым непосредственным образом. Сейчас у меня нет в этом абсолютно никаких сомнений... Если ты помнишь, я захватила с собой записи телефонных разговоров, которые вёл предполагаемый главарь банды. Хотелось поработать над ними, чтобы превратить фальшивый голос в подлинный. Я применяла самые разные технологии, но успеха так и не добилась. Уже потом, когда у нас появились некоторые подозрения по поводу Изольды Марковны, я решила сравнить её голос с голосом неизвестного бандит.
   – С чего бы это вдруг? – удивился Цимбаларь.
   – Сама не знаю... Я искала причину, побуждавшую Изольду Марковну вредить нам. Попутно вспомнила сторожиху из ресторана «Сорок вольт». Ведь это она едва не сожгла нас. Да и тот телефонный звонок не мог состояться без её прямого участия... А сторожиха, если вдуматься, чем-то очень похожа на Изольду Марковну. И голосом и ростом. Даже очки у них из одной коллекции. Вот у меня и возникло бальное предположение, что главарь банды, старуха-сторожиха и гражданка Архенгольц – одно и то же лицо. Впрочем, судите сами.
   Людочка нажала клавишу ноутбука, и бесцветный голос бандита произнёс: «Поздравляю с успешным завершением операции». Следом заговорила фольклористка: «Мне сделали эту операцию ещё в школьном возрасте».
   – Не заметил ничего общего, – сообщил Кондаков. – Хотя эксперт я в этих делах аховый. Как говорится, медведь на ухо наступил.
   – Голоса, конечно, разные, но какое-то неуловимое сходство есть, – констатировал Ваня. – Заявляю это как человек, окончивший три класса музыкальной школы.
   – Есть, есть! – подтвердил Цимбаларь. – Особенно в интонациях. Но главное, я вспомнил, кого мне напоминает Изольда Марковна. Именно сторожиху сгоревшего ресторана.
   – Вы слышали два разных голоса, уловили между ними некоторую близость, но к общему мнению так и не пришли, – сказала Людочка, внимательно наблюдая за дисплеем ноутбука, где змеилась кривая, являвшаяся графическим изображением звуковых колебаний. – Сейчас акустические фильтры отсекут от первой записи всё лишнее.
   Вновь прозвучала фраза «Поздравляю с успешным завершением операции». На дисплее от основной кривой отлетели тончайшие зигзаги посторонних гармоник. Раз за разом повторяясь, фраза меняла свой тембр. Мужской голос звучал всё выше и выше, пока не превратился наконец в женский, как две капли воды похожий на грудное контральто Изольды Марковны.
   – Вот так номер! – воскликнул ошарашенный Кондаков. – Стало быть, она нам и в Москве звонила?