Брайдер Юрий Михайлович. Особый отдел и око дьявола

   – Вроде того. Хотя я к ним близко не подходил.
   – Вы можете нарисовать виденное вами на бумаге? – спросила Людочка.
   – Художник из меня, конечно, никудышный, но попробую, – из кучи предложенных ему фломастеров Кондаков выбрал коричневый, голубой, жёлтый и чёрный.
   Творческий процесс, сопровождавшийся ехидными замечаниями некоторых сторонних наблюдателей, закипел, и спустя недолгое время на всеобщее обозрение был представлен рисунок, достойный разве что первоклассника. Небо изображалось голубым цветом, маковки церквей – жёлтым, деревянные постройки – коричневым, дым из труб чёрным. Всё остальное оставалось девственно белым.
   Ваня, вопреки ожиданиям, похвалил рисунок:
   – Не Васнецов, конечно, но впечатляет. Вот только экспрессии маловато.
   Цимбаларь придерживался диаметрально противоположной точки зрения.
   – Не пойму, кто это малевал, – сказал он. – То ли курица лапой, то ли осёл хвостом... Нечто похожее я видел однажды на выставке «Творчество душевнобольных».
   Дольше всех рисунок рассматривала Людочка. Затем она задала присутствующим довольно странный вопрос:
   – Вы фильм «Мстислав Удалой» видели? Его, кажется, в прошлом или позапрошлом году показывали.
   После того как коллеги признались, что с современным российским кино знакомы весьма поверхностно, Людочка развила свою мысль:
   – Что-то мне этот пейзаж напоминает. То ли древний Новгород, то ли Галич... Одну минутку, я скачаю фильм из Интернета.
   Не прошло и пяти минут, как на экране компьютера появился огороженный частоколом город, защитники которого готовились к отражению вражеского приступа.
   – Похоже? – спросила Людочка.
   – Похоже, – неохотно подтвердил Кондаков. – Только здесь лето, а там зима.
   – Сейчас я найду сцену внутри города, – пообещала Людочка.
   Кадры замелькали с бешеной скоростью, а когда изображение вновь вернулось в норму, все увидели улочку, плотно застроенную бревенчатыми избами и упиравшуюся в белокаменную церковь.
   – Оно? – вновь спросила Людочка.
   – Оно... Вот в этой самой избе я и гостил, – Кондаков ткнул пальцем в экран. – Видите, какая вычурная резьба на окнах. Я на неё сразу внимание обратил. А эта бочка как стояла на крыльце, так до сих пор и стоит.
   – Тогда дело за малым, – потирая руки, сказал Цимбаларь. – Надо найти режиссёра этого фильма, а ещё лучше – директора. От них и узнаем, где находится съёмочная площадка.
   Из особого отдела позвонили эксперты. Оказалось, что в крови Кондакова обнаружено много разных медикаментозных веществ, так или иначе влияющих на нервную систему, но особый интерес представляет психотропный препарат, совсем недавно синтезированный в Америке и называющийся «сыворотка счастья».
   Человек, находящийся под его воздействием, все проявления окружающего мира воспринимает сугубо позитивно. Собачье дерьмо кажется ему пирожным, а самая распоследняя уродина – неземной красавицей. Естественно, улучшается и самочувствие.
   Но это была лишь одна сторона медали. В зависимости от принятой дозы состояние эйфории могло длиться от нескольких часов до нескольких суток и даже недель, а затем наступала жесточайшая депрессия, сравнимая разве что с наркотической ломкой. Ещё даже не пройдя клинических испытаний, «сыворотка счастья» была запрещена к применению в большинстве цивилизованных стран. Однако спецслужбы и главари мафии немедленно взяли её на вооружение.
   Антидотов против этого препарата не существовало, хотя токсикологи рекомендовали употреблять красное вино, желательно подогретое, и пищевые продукты, богатые органическими кислотами.
   Одежда, снятая с Кондакова, принадлежала одному довольно известному драматургу, который, находясь в творческом кризисе, поддался искушению переселиться в загадочный Китеж-град. Это в общем-то ещё ничего не значило, но при спектральном исследовании в тканях брюк и рубашки были найдены вещества, характерные для ранней стадии трупного разложения.
   – А вот это уже и в самом деле горячо, – сказал Цимбаларь. – Ваня, оставайся с Петром Фомичом. Пои его красным вином, пока оно не попрёт обратно, и корми лимонами.
   – Как можно! – запротестовал Кондаков. – У меня же язва.
   – Ну, тогда сливами и виноградом. Только сам смотри не упейся. Мы с Лопаткиной наведаемся на киностудию, а потом, надо полагать, прошвырнёмся за город.
 
   Площадка натурных съёмок киностудии «Ребус-фильм» находилась в ста километрах к северу от столицы, на территории бывшего военного полигона.
   «Мицубиси-Лансер», за рулём которого сидел Цимбаларь, последовательно проехал мимо выполненных в натуральную величину макетов чеченского аула, феодального замка и космодрома, а затем углубился в лес, действительно сосновый, но исхоженный вдоль и поперёк.
   Вскоре дорогу им перегородил шлагбаум, возле которого дежурили крутые ребята в камуфляже.
   – Дальше нельзя, – сказал главный из них. – Скоро начнутся съёмки.
   – А какой фильм сегодня снимают? – поинтересовалась Людочка.
   – Да здесь не только фильмы снимают, а всё, что угодно, – ухмыльнулся охранник. – И рекламные ролики, и видиоклипы, и даже порнуху.
   – Порнуху в древнерусском городе? – удивилась Людочка.
   – Почему бы и нет? Дед трахает на печке внучку, одетую только в лапти, а на лавке – Жучка бабку. Потом пары меняются... Если ты, красавица, в порнозвёзды метишь, могу составить протекцию.
   – Что-то в этом есть, – задумчиво произнесла Людочка. – Уж лучше с Жучкой, чем с тобой, урод...
   Не вступая в ненужные дрязги, Цимбаларь завернул оглобли и возвратился к космодрому, построенному из жердей, картона и пенопласта.
   Судя по карте, лес был не очень велик и со всех сторон окружён дорогами. Сделав круговой объезд и выбрав самую высокую точку шоссе, они остановились на обочине.
   Вдали был хорошо виден муляж древнерусского города, сейчас казавшийся пустым и заброшенным. Приставив к правому глазу оптический прицел, заменявший ему бинокль, Цимбаларь разглядел, что бревенчатыми были только первые ряды изб, а всё остальное, включая княжеские палаты и белокаменные церкви, представляет собой лишь огромные, плоские фанерные шиты, укреплённые сзади подпорками.
   Мощные ветродуи, сделанные из списанных авиадвигателей, засыпали подступы к городу свежим снегом, имитируя нетронутый наст.
   – За шлагбаумом стоят какие-то машины, – сказал Цимбаларь, внимательно вглядываясь в лесные поляны и прогалины. – И если мне не изменяет зрение, на одном грузовике установлена большая клетка... Наверное, готовится спектакль для очередного лоха. С ряжеными пейзанами, фанерными церквями и дрессированным медведем... Нет, эту деятельность надо пресекать!
   – Уж очень много людей в ней участвуют, – заметила Людочка. – Неужели все они состоят в преступном сговоре?
   – Вряд ли. Скорее всего, их используют втёмную. Власть денег, ничего не поделаешь. А главари остаются в тени.
   – Вот я и боюсь, что мелкую рыбёшку мы переловим, а акулы, как всегда, уйдут.
   – Даже если они и уйдут, то вынуждены будут залечь на дно. Теперь, когда доподлинно известно, что это не лешие, не оборотни и не ожившие дружинники князя Георгия Всеволодовича, их поисками займутся совсем другие структуры. Особый отдел сделал своё дело. Хотя нам ещё остаётся последний выход. Так сказать, на бис...
 
   Поздней ночью позвонил таинственный незнакомец, чей телефонный номер и координаты до сих пор так и не удалось установить. Более того, существовало серьёзное подозрение, что он говорит донельзя изменённым голосом, возможно, даже синтезированным на специальном устройстве.
   – Ваш тесть вернулся? – спросил незнакомец.
   – Да, – кратко ответил Цимбаларь.
   – И каковы его впечатления?
   – Самые наилучшие.
   – Тогда очередь за всеми вами.
   – Я уже начал реализацию своего имущества. На это уйдёт ещё день-два. Вы получите всё, чем в настоящее время владеет моя семья, но при одном непременном условии. Деньги будут помещены в тайник, известный мне одному. Его местонахождение я сообщу вам только после благополучного прибытия в град Китеж.
   – Зная ваш сквалыжный характер, мы и не сомневались, что вы поступите именно так. Что же, это законное право любого переселенца. Когда вы будете окончательно готовы?
   – Скажем, послезавтра. В это же время.
   – Тогда я больше не буду вам звонить. В установленный час выходите из дома и двигайтесь в любом направлении. Вас подберут.
   Дождавшись гудка отбоя, Цимбаларь сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
   – Гадом буду, если это не один из главарей. Очень уж он проникновенно говорит. Как поп на проповеди...
   – Почему он так легко согласился на твои условия? – поинтересовалась Людочка.
   – Уверен, что запросто вытянет из меня всю необходимую информацию, – ответил Цимбаларь. – Ведь кроме «сыворотки счастья» у этих подонков есть много других препаратов, превращающих людей и в дураков, и в слабаков, и в болтунов. Кроме того, они могут шантажировать меня безопасностью ближайших родственников. Я вряд ли выдержу, если тебя начнут насиловать прямо у меня на глазах... Но в этой сделке есть и хорошая сторона. Нас не убьют прямо в подвале, а сначала отвезут в какое-нибудь укромное местечко.
 
   Два дня заняли хлопоты с юристами, нотариусами, риелторами и банкирами. Деньги перемещались со счёта на счёт, из рук в руки, а затем обналичивались. Все сделки происходили на полном серьёзе, поскольку их втайне контролировали не только десятки чужих глаз, но и виртуальные щупальца, запушенные злоумышленниками во Всемирную паутину.
   За самим Цимбаларем слежки не было. Возможно, неведомые преступники считали, что он заглотил крючок так глубоко, что уже не сможет сорваться с него.
   И вот подошло назначенное время. Кондаков облачился в офицерский полушубок, шапку-ушанку и валенки. Ваня надел видавший виды комбинезончик на меху. Цимбаларь – старую дублёнку, волчий малахай и сапоги для зимней рыбалки. Людочка всем другим нарядам предпочла пуховый платок и скромную цигейковую шубу.
   В таком виде они и покинули квартиру, к которой даже не успели по-настоящему привыкнуть. Людочка несла икону Вознесения Господня. Ваня – увесистый молитвенник. Кондаков – Ветхий Завет. Цимбаларь шагал налегке, засунув руки в карманы.
   Ночь выдалась звёздная и на удивление тихая. Снег звучно скрипел под ногами. Даже не верилось, что вокруг раскинулся огромный мегаполис, чьи рестораны, магазины и увеселительные заведения открыты круглые сутки напролёт, а сотни тысяч людей до утра не смыкают глаз.
   Они заранее условились, что пойдут в сторону людного и ярко освещённого проспекта, но уже спустя пять минут наткнулись на встречающих – кучку людей, лица которых нельзя было рассмотреть.
   Со словами: «Прошу! Вам сюда» – их заставили повернуть во мрак проходного двора, где уже хлопали дверцы автомобилей.
 
   Сначала «семейку» хотели рассадить по разным машинам, но Цимбаларь твёрдо заявил:
   – Мы поедем только вместе.
   Спорить с ним не стали, и вся четвёрка разместилась в просторном салоне «Опеля», скорее всего, тоже ворованного, о чём свидетельствовал висящий на проводах замок зажигания.
   Машина не успела проехать и сотню метров, как водитель раскрыл ладонь, на которой лежали четыре розовые пилюли.
   – Примите успокоительное, – сказал он сиплым, простуженным голосом. – Это снимает излишнее нервное напряжение.
   – Да-да, – подтвердил Кондаков. – Я прошлый раз такую уже принимал. Очень пользительно!
   Под пристальным взглядом водителя они проглотили пилюли, вернее, ловко орудуя языком, направили их в маленькие фарфоровые контейнеры, ничем не отличимые от зубных коронок. На грядущем судебном процессе этим пилюлям предстояло стать вещественным доказательством обвинения.
   До самого последнего момента Цимбаларь не был уверен, что «семейку» доставят именно в то здание, откуда Кондаков совершил своё короткое путешествие в фальшивый Китеж, однако при виде знакомого подъезда у него немного отлегло от сердца. Вероятно, бандиты привыкли работать по одной, раз и навсегда отработанной схеме.
   «Переселенцев» высадили из машины, завели в полутёмный вестибюль и почти силой втолкнули в лифт, который поехал не вверх, как это полагалось бы, а вниз. Цимбаларь знал, что момент, когда они скрылись внутри здания, является сигналом к началу отсчёта десятиминутной готовности, и теперь надо всячески тянуть время, избегая даже минимального риска.
   По всему пути следования Ваня – ну совсем как Мальчик-с-пальчик, отправившийся в дремучий лес, – ронял крошечные зёрнышки, начинённые электроникой. Почти незаметные на полу, они испускали высокочастотные сигналы, которые можно было запеленговать даже с расстояния в тридцать-сорок шагов.
   Переходя из коридора в коридор, пришлось миновать несколько герметичных стальных дверей, являвшихся неотъемлемой принадлежностью любого бомбоубежища, как ныне действовавшего, так и бывшего. С виду они казались неприступными, но все штурмовые группы загодя получили оборудование, позволявшее вскрывать их, как консервные банки.
   Конечным пунктом этого подземного маршрута оказалось просторное помещение, под потолком которого во всех направлениях тянулись жестяные короба вентиляционной системы. Воздух здесь был сухой и застоявшийся, словно в древней гробнице. Сильно пахло дешёвым текстилем, горы которого возвышались повсюду, и какой-то химической гадостью.
   Физиономии людей, дожидавшихся здесь Цимбаларя и его компанию, доверия не внушали. В повседневной жизни таких типов обычно стараются обойти стороной.
   Он мельком глянул на часы. Прошло всего три минуты.
   – Выпейте чая, – предложил главарь этой шайки, кивая на поднос с четырьмя дымящимися кружками. – И раздевайтесь.
   – Что значит – раздевайтесь? – переспросила Людочка.
   – Я хотел сказать, переодевайтесь, – ухмыльнулся бандит. – Но сначала выпейте чая.
   – Мы никогда не пьём чай, а только травяные отвары и негазированную минеральную воду, – возразил Цимбаларь.
   Бандиту такой ответ явно не понравился, но другой, придержав его, негромко сказал: «Да хрен с ними».
   Ни кабинок для переодевания, ни даже завалящей ширмы в подвале не оказалось. Пришлось переодеваться за штабелями тюков. Кто-то из бандитов швырнул им груду одежды, хотя и выстиранной, но измятой и ветхой. Для Вани она оказалась чересчур большой, а Людочке, наоборот, юбки не прикрывали колени, а кофта – пупка.
   Видя, какие проблемы возникли у коллег, Цимбаларь и Кондаков тоже не спешили одеваться, оставаясь в нижнем белье. Прошло пять минут.
   – Веселей! – прикрикнул на них главарь. – Нечего копаться. Тут вам не бутик. Претензии не принимаются.
   Его кореша подтянулись поближе. Серьёзного противника они видели только в Цимбаларе и потому старались зайти ему за спину, но тот, как бы случайно, всякий раз занимал позицию, неудобную для нападения.
   Людочка, заслоняя полуобнажённую грудь иконой, пререкалась с бандитами, отказываясь надевать маломерные вещи. Под общий хохот главарь пригрозил ей:
   – Тогда вообще голой пойдёшь! И даже без трусов. В этом вашем Китеже бабы отродясь исподнего не носили.
   Время словно остановило свой бег. До начала штурма оставалось ещё три минуты, а человеческая жизнь могла оборваться в одну секунду.
   Кто-то из бандитов, изловчившись, накинул на Цимбаларя удавку, но в ответ получил такой удар ребром ладони в пах, что, наверное, навсегда лишился потомства. Людочка огрела главаря иконой, оклад и рама которой состояли из свинца. Ваня отбросил молитвенник, по сути, служивший лишь футляром для пистолета. Кондаков, от которого вообще никакого подвоха не ждали, швырнул в толпу бандитов светошумовую гранату «Заря», прежде хранившуюся в томике Ветхого Завета.
   На пару мгновений в подвале полыхнул свет и возник звук, ожидавшийся только на Страшном суде.
   Оперативники, заранее готовые к такому развитию событий, зажмурили глаза и открыли рты, дабы сберечь свои барабанные перепонки, но даже им пришлось при взрыве несладко. Что касается застигнутых врасплох бандитов, то они надолго утратили способность к активному сопротивлению.
   И тут время, досель бессовестно буксовавшее, понеслось, как на крыльях. Почти одновременно распахнулась входная дверь и отвалился вентиляционный короб, уходивший в стену. В подвал ворвались злые дяди в чёрных масках и таких же бронежилетах.
   Ваню и Людочку, конечно, не тронули, но Цимбаларю и Кондакову под горячую руку тоже перепало. О незавидной участи бандитов лучше вообще умолчать.
   Одновременно начались аресты в разных концах города. Брали банковских клерков, ревизоров, аудиторов, сотрудников туристических агентств, киношников, бандитов всех мастей и даже сотрудников правоохранительных органов, запятнавших себя связями с «китежградскими» аферистами.
 
   Следующий день для оперативников был объявлен выходным, и они собрались на прежней квартире, которая оставалась в их полном распоряжении по крайней мере ещё на сутки.
   Поскольку Кондаков, отравленный «сывороткой счастья», продолжал нуждаться в интенсивном лечении, все пили красное вино, закусывая его виноградом. Когда веселье было в самом разгаре, о себе напомнил телефон. Сначала трубку взял Ваня, но потом со словами: «Тебя!» – передал её Цимбаларю.
   Звонил тот самый таинственный незнакомец, с подачи которого и разгорелся весь этот сыр-бор.
   – Поздравляю с успешным завершением операции, – сказал он голосом, даже ещё более спокойным, чем прежде.
   – Спасибо, – ответил Цимбаларь. – А с чем поздравить тебя? Со счастливым спасением? Но, думаю, гулять тебе осталось недолго.
   – Лично я придерживаюсь другой точки зрения. Настоящий боец славится не столько умением наносить удары, сколько способностью держать их. Спору нет, я пропустил тяжёлый удар, однако устоял на ногах и готовлюсь к ответному удару. Вот тогда всем вам мало не покажется. И тебе самому, и девке с пацаном, и старому пердуну. Запомни, от меня не уйти. Я найду вас даже в этом распроклятом Китеже, если он действительно существует...

Глава 2
НОВОЕ ЗАДАНИЕ

   Ровно в одиннадцать опергруппу принял в своём кабинете начальник особого отдела полковник Горемыкин. Такой чести они не удостаивались с осени прошлого года, когда была благополучно провалена операция по поиску пепла так называемого ковчега Завета.
   Поздоровавшись с каждым вошедшим за руку, Горемыкин по своей всегдашней привычке уставился в полированную поверхность стола, служившую для него чем-то вроде волшебного зеркала, показывающего хозяину то, что недоступно взорам простых смертных.
   – Благодарю всех за службу, – сказал он совершенно будничным голосом. – С удовлетворением констатирую, что это тот редкий случай, когда вы сработали безукоризненно. Если какие-то накладки и имели место, то в них следует винить другие службы, тесно сотрудничавшие с нами.
   Воспользовавшись наступившей паузой, Кондаков осторожно осведомился:
   – Но ведь говорят, что главарям банды удалось уйти от возмездия?
   – Ничего определённого сообщить пока не могу, – ответил начальник. – Но даже если это и так, генералы, оставшиеся без армии, мало чего стоят... Честно сказать, меня беспокоит совсем другое. А именно, те угрозы, которые поступили вчера в ваш адрес... Не удивляйтесь, я постоянно находился в курсе событий и первым читал материалы прослушивания телефонов.
   – Пустяки, – беспечно махнул рукой Кондаков. – Собака лает, ветер носит... Что им ещё остаётся делать, как не угрожать! Надо же душу отвести.
   – Не скажите, – покачал головой Горемыкин. – На сей раз мы столкнулись с очень опасным противником, обладающим разветвлёнными связями, как в нашей стране, так и за рубежом. Да, гидра лишилась большинства своих щупальцев, но рано или поздно они отрастут... Впрочем, даже отрубленное щупальце какое-то время может представлять опасность для окружающих. Отчаянье, как известно, прибавляет силы... Я уже отдал приказ об усилении охраны особого отдела. Теперь не мешает побеспокоиться и о безопасности отдельных сотрудников.
   – Если вы имеете в виду нас, то не стоит зря волноваться, – сказал Кондаков. – Мы к опасностям привычные, как собака к палке. Можно сказать, сроднились с ними. Не пропадём.
   – Нас не такие жлобы на испуг брали, – поддержал его Ваня. – А потом сами обделались. Как-нибудь выстоим.
   – Совершенно с вами согласен, – Горемыкин кивнул и в ответ получил одобрительный кивок от своего отражения. – Уверен, что опыт и осмотрительность не подведут вас. Тем не менее будет лучше, если вас упрячут на время в какое-нибудь укромное местечко, недоступное самому искушённому врагу. Пересидите там три-четыре месяца, а за этот срок в ситуации с вашими недоброжелателями что-нибудь да прояснится.
   – Ваши слова следует понимать так, что всем нам предоставляется внеочередной долгосрочный отпуск? – Людочка, изучившая Горемыкина лучше других, не могла сдержать удивления.
   – При чём здесь отпуск? – начальник сделал обеими руками широкий жест, словно собираясь куда-то плыть. – Это ведь праздность, лень, всяческие злоупотребления... Чрезмерный досуг портит людей. Истинные профессионалы найдут себе достойное занятие даже в медвежьем углу... Кстати, тут у нас заявочка соответствующая имеется. Места, конечно, глухие, но люди там живут и в общем-то не жалуются. С транспортом, правда, проблемы. Единственная дорога, ведущая в те края, является проезжей только пять-шесть месяцев в году. В эту пору трактора и машины повышенной проходимости ещё прорываются, но скоро подуют февральские ветры и связь с ближайшими центрами цивилизации прервётся до апреля-мая, пока не подсохнет грязь. Поймите, для вас это самый оптимальный вариант.
   – И где же сия глухомань находится? – поинтересовался Кондаков. – Уж не за Полярным ли кругом?
   – Гораздо ближе, – Горемыкин покосился на большую карту Российской Федерации, висевшую справа от него. – В пределах нашего Нечерноземья. Первозданный край. Его даже чужеземные захватчики всегда стороной обходили, а советская власть утвердилась позже, чем в Самарканде... Деревня называется красивым словом Чаруса, что на исконно русском языке означает «топкое болото». Согласно последней переписи, там проживает свыше двух сотен граждан. Раньше Чаруса относилась к колхозу «Красный маяк», а теперь числится структурным подразделением агрофирмы «Витязь». В деревне имеется молочно-товарная ферма, сыроварня, механические мастерские, лесопилка, начальная школа, магазин, клуб, фельдшерско-акушерский пункт, правда давным-давно закрытый, и даже действующая церковь.
   – Простите, пожалуйста, а мы ко всему этому каким боком причастны? – осведомился любопытный Кондаков. – В школе будем преподавать или в фельдшерско-акушерском пункте грыжи вправлять?
   – Вы почти угадали! – почему-то обрадовался Горемыкин. – Лейтенанта Лопаткину мы планируем назначить учительницей, майора Цимбаларя – участковым инспектором. А вас, соответственно, фельдшером.
   – Меня, значит, священником, – догадался Ваня.
   – Нет, вы, как всегда, будете изображать несовершеннолетнего. В данном случае – сына Лопаткиной.
   – Нельзя ли нас с Цимбаларем поменять местами? – конфузливо улыбаясь, попросил Кондаков. – Стало быть, участковым меня, а фельдшером его. Он парень молодой, ему и гинекологический осмотр не зазорно провести. А я на причинное место уже лет десять как не смотрел. Могу и сомлеть с непривычки.
   – Увы, всё уже решено, – возразил Горемыкин. – Да и сами прикиньте, какой в вашем возрасте участковый! Ему ведь надо целые сутки на ногах быть. А у фельдшера должность тихая. Особых хлопот не предвидится. Тамошние мужчины в основном лечатся горячительными напитками, а женщины привыкли рожать в домашних условиях... Но кое-какую специальную литературу почитать всё же придётся. В крайнем случае будете консультироваться по телефону.
   – Если не секрет, для чего всё это надо? – не сдержался Цимбаларь, старавшийся лишних вопросов начальству не задавать.
   – Да уж больно странная деревушка, чтобы не сказать больше, – глядя в глаза своему двойнику, сообщил Горемыкин. – Вернее, дела там творятся странные... Состав населения в общем и целом благополучный, судимые наперечёт, тем не менее в деревне и её окрестностях постоянно происходят трагические события. Главным образом со смертельным исходом.
   – Убийства? – переспросила Лопаткина.
   – И убийства тоже. Другие эпизоды зачастую похожи на несчастные случаи... Сами понимаете, пока опергруппа из райцентра доберётся до этой Чарусы, о раскрытии преступления по горячим следам говорить не приходится. Покойника уже отпели и похоронили. Совсем другое дело, если сотрудники правоохранительных органов будут постоянно находиться на месте... В прошлом году погибли двое. Участковый инспектор и учительница младших классов. Именно их вам и предстоит заменить.
   – В качестве жертв? – осмелился пошутить Ваня.
   – Нет, в качестве людей, выполняющих свой долг, – поправил его Горемыкин.
   – Что же с ними случилось? – этот вопрос вырвался сразу у нескольких членов опергруппы.
   – С учительницей многое не ясно до сих пор, хотя официально её смерть признана суицидом. Участкового закололи вилами. Версий никаких. Мотиваций тоже.
   – Со следственными материалами ознакомиться можно? – спросил Цимбаларь.