Брайко Петр. Партизанский комиссар

   На другом вероятном направлении удара противника, со стороны Хойников, оборону заняли по восточной опушке Новослободского леса наш Кролевецкий отряд и поредевшие после тяжкого Степного рейда отряды наумовцев. Ответственным на этом участке обороны был командир Кролевецкого отряда Василий Моисеевич Кудрявский, вернувшийся недавно с Большой земли из госпиталя.
   Сначала, как и предполагалось, гитлеровцы начали наступление на участке Матющенко. Ровно в семь часов утра здесь показались немецкие танки с автоматчиками на броне. Партизаны заманили их в ловушку, напичканную противотанковыми минами. И когда танки начали взрываться на минах, ударила партизанская артиллерия. Наши ковпаковские пушкари зажгли четыре немецкие машины. Затем дали беглый огонь шрапнелью по автоматчикам, сидевшим на броне... За четверть часа все стихло. Потерь у Матющенко и Кульбаки не было.
   В восемь началась вторая атака. Теперь шло уже девять танков - тоже с автоматчиками на броне. Их постигла та же участь.
   Потерпев крах на этом направлении, каратели перегруппировали свои силы и начали наступление со стороны Хойников. Теперь это направление стало главным. Центр тяжести атаки переместился на нас - кролевчан и наумовцев.
   Каратели, уже зная по опыту, что партизаны, как правило, стараются минировать все дороги и проходы на танкодоступных направлениях и встречать наступающих шквальным огнем в упор, решили атаковать нас, используя в качестве щита мирное население. Они собрали в селе Новоселки всех женщин, детей и стариков и погнали эту плачущую толпу впереди танков.
   Увидя, какой живой "заслон" выставили против нас гитлеровцы, мы, честно говоря, растерялись. Просто не знали, что делать: как спасти своих людей? Не могли же мы стрелять в них! Подлость врага ошеломила нас на какое-то мгновение. А толпа продолжала двигаться на партизанскую оборону.
   - Что будем делать? - спросил Кудрявский, обращаясь к своему заместителю Валентину Подоляко и ко мне.
   Мы полулежали в старом, заросшем травой окопе. Подоляко повернулся ко мне, перекусил зубами травинку.
   - Петр Евсеевич, дорогу мы заминировали немецкими противотанковыми минами?
   - Да. - Мне это было хорошо известно.
   - Тогда порядок! - выдохнул он с облегчением и лихо сдвинул на затылок пилотку. - Пропустим жителей и ударим по фрицам в упор! Ведь немецкие противотанковые мины взрываются при нажатии не менее девяноста килограммов.
   И верно, когда толпа мирных жителей подошла почти вплотную к нашей линии обороны, вдруг позади этих людей раздалось один за другим три оглушительных взрыва.
   Жители, словно по команде, упали на землю. А перед нами в каких-нибудь тридцати-сорока метрах стояли окутанные дымом три фашистских танка, подорвавшихся на минах.
   Еще три танка, следовавшие за ними, и около двух батальонов пехоты, шедшей за танками, оказались в простреливаемом пространстве, как в ловушке. Мы ударили по ним из всех видов оружия: пушками и ПТР - по танкам, пулеметами и автоматами - по вражеской колонне...
   Потом, когда противник был разгромлен, жители Новоселок, которым удалось спастись от явной гибели, обнимали нас со слезами. Многие просили взять их с собой.
   Больше вражеские танки в тот день уже не появлялись.
   А мы, то есть кролевчане и наумовцы, получив через связного записку от Руднева с приказом спешить на переправу, двинулись в темноте к Припяти, уничтожив за собой все мостики на грунтовой дороге Хойники - Ломачи.
   Наплавной мост через Припять был готов. Эта шаткая переправа была сооружена благодаря героическим усилиям наших саперов и всех путивлян. Несколько рот уже перебрались в кромешной темноте на другой берег Припяти. По колено, а то и по пояс в воде мы перешли через реку. Особенно тяжело было с подводами, не говоря уже о пушках!..
   Часам к десяти утра наш Кролевецкий отряд перебрался тоже на тот берег. Там, в прибрежном овражке, подступавшем почти к самой воде, встретил нас Руднев. Комиссар был без шинели, в генеральской форме.
   - Вот хорошо, вы подоспели вовремя! - обрадовался он, увидев нас с Подоляко. - А то противник, окопавшийся в селе Вяжище, стремится сбросить нас в реку. Надо этот вражеский батальон немедленно уничтожить! Обойдите его лесом и ударьте по нему с тыла.
   Мы с ходу бросились на помощь 4-й роте Пятышкина, которая мужественно отбивала атаки противника и вскоре полностью уничтожила вражеский батальон.
   Часам к двенадцати, когда все ковпаковцы и наумовцы переправились, наши партизанские саперы разобрали наплавной мост, скатали в мотки тросы, которые Ковпак и Руднев везде возили с собой, как "палочку-выручалочку".
   Когда мы все уже были на западном берегу Припяти, каратели, подтянув подкрепление, начали наступать на нашу вчерашнюю оборону. За авианалетом и длительной артподготовкой последовала атака пехоты и танков. И тут фашисты поняли, что одурачены...
   Потеряв за сутки около полутора тысяч солдат и офицеров, более десяти танков и бронемашин, наступавшие каратели так и не увидели партизан, уничтожавших противника из засад.
   - Вот что такое - партизанский маневр!.. - с удовлетворением сказал Руднев, когда мы анализировали эту операцию на очередной "ковпаковской академии".
   А секретарь ЦК КП(б) Украины Демьян Сергеевич Коротченко, находившийся в то время у нас в соединении и сам участвовавший в строительстве переправы, так оценил своеобразный бой в "Мокром мешке":
   - Форсирование вашим соединением такого крупного водного рубежа, как Припять, можно по масштабу смело приравнять к любой армейской операции, где действуют целые корпуса!..
   И верно, наши боевые действия развернулись тогда на шестидесятикилометровом фронте, хотя обороняли этот широченный участок, на который навалилось столько войск и техники, всего около тысячи человек несколько маленьких отрядов.
   Вырвавшись из "Мокрого мешка", соединение направилось на запад.
   Остановились мы в лесу на берегу реки Уборть, недалеко от Милошевичей. В этом же районе собрались партизанские соединения: Федорова, Сабурова, Наумова, Мельника, Маликова, Таратуты, Шитова, Бегмы, Кизи и другие.
   Здесь Демьян Сергеевич Коротченко провел по поручению ЦК КП(б)У знаменитое совещание командиров и комиссаров партизанских соединений. На этом совещании с особенно яркой, взволнованной речью выступил Руднев. Он сказал, что партизаны выросли в огромную армию, внушающую ужас оккупантам.
   - Но ведь мы, партизаны, еще не делаем и десятой части того, что могли бы сделать!.. - увлекшись, воскликнул он. - Чтобы действовать с той эффективностью, которая стала возможной благодаря победам нашей Красной Армии на данном этапе войны, мы должны предъявлять к себе все более и более высокие требования! Ведь если бы все мы сейчас по единому, точно разработанному плану разошлись веером подальше на запад, в самые разные области оккупированной врагом зоны, на линию Ковель - Луцк - Львов Стрый - Станислав, до самых Карпат, и одновременно ударили бы по крупным административным центрам, то оккупанты сами, даже не дожидаясь ударов Красной Армии, побежали бы с нашей земли!..
   Ковпак, слушая речь своего комиссара, довольно улыбался. А когда тот кончил, бросил реплику с места:
   - А шо? Я согласен! Можно и в Карпаты!..
   Предложения комиссара и самого Ковпака были взяты за основу, когда ставились боевые задачи всем соединениям.
   И ковпаковцы сразу же после этого совещания начали готовиться к новому рейду - в Карпаты. Пользуясь лесным аэродромом Сабурова, который находился в десятке километров от ковпаковского лагеря, мы получали с Большой земли взрывчатку, боеприпасы, новое автоматическое оружие. Обратными рейсами отправляли на Большую землю раненых, больных и, конечно, почту.
   Все эти дни в нашем лагере и особенно в штабных палатках кипела работа: готовился боевой отчет, составлялись наградные листы и представления к очередным воинским званиям - на командный и политический состав. Проводились партийные и комсомольские собрания. На них решалась одна задача: подготовка к предстоящему рейду.
   Особенно бурными и многочисленными были комсомольские собрания, которые, как всегда, проводил помощник Руднева по комсомолу Михаил Андросов. Ведь комсомол представлял основную боевую силу нашего соединения: воевала-то большей частью молодежь! Именно он, комсомол, проводил в жизнь все решения командира и комиссара соединения.
   Поэтому сейчас, когда речь шла о боевой готовности подразделений к предстоящему рейду, секретарь ЦК ЛКСМУ Николай Кузнецов, прилетевший во вражеский тыл вместе с Коротченко, видел, как на ладони, всю комсомольскую жизнь нашего соединения.
   Много работы было и у секретаря парткомиссии Панина. Посыпались заявления о приеме в партию. На одном из заседаний парткомиссии был принят кандидатом в члены ВКП(б) и сын нашего комиссара, Радий Руднев, который по праву считался ветераном соединения. Партизанить он начал вместе с отцом еще 9 сентября 1941 года.
   Крепко обняв сына, Семен Васильевич сказал слова, которые запомнились всем нам:
   - Поздравляю тебя, сынок, с высоким званием коммуниста-ленинца. Береги в чистоте это почетное звание, как берегут его твои поручители: Ковпак, Базыма, Панин. И как твой отец...
   По лагерю ходили неутомимые гости с Большой земли: секретарь ЦК КП(б) Украины Демьян Сергеевич Коротченко и молодой симпатичный генерал, начальник Украинского штаба партизанского движения Тимофей Амвросиевич Строкач.
   Приезжие беседовали с партизанами или совещались между собой. Частенько Демьян Сергеевич с глазу на глаз обсуждал что-то с Ковпаком, вписывая столбиком цифры в свой блокнот. А Строкач затевал долгий разговор с полюбившимся ему комиссаром Рудневым. Их взаимная симпатия, дополнявшая обычные деловые взаимоотношения, была всеми замечена. И любящие порассуждать о жизни бывалые ковпаковцы объясняли ее так:
   - Конечно, оба - кадровые военные с молодых лет, оба в пограничных районах служили, всю жизнь начеку!.. И главное, характеры у нашего Семена Васильевича и у Строкача - такие похожие, словно одна мать обоих воспитала!..
   И верно: простота, доступность и добросердечие обоих были общеизвестны. А лично я имел причины любить и уважать их вдвойне.
   Ведь Тимофей Амвросиевич Строкач в предвоенные годы, как депутат Верховного Совета и кадровый пограничник, официально рекомендовал меня в Московское пограничное училище. Он даже узнал меня, встретив тут, в тылу врага, и сказал, вручив мне орден Красного Знамени:
   - Не зря, значит, я хлопотал, чтобы тебя приняли в Московское пограничное училище...
   Конечно, все мы, партизаны, понимали, что длительные беседы комиссара Руднева и начальника УШПД продиктованы не одним лишь сходством их добрых и мужественных натур, столь импонировавших нам. Соединению предстояли большие дела.
   Пока дед Ковпак и Коротченко трезво и придирчиво взвешивали стратегические задачи нового рейда и материальное его обеспечение, Руднев, как опытный политработник, и Строкач, привыкший за годы пограничной службы высоко ценить личную инициативу и выдержку каждого рядового бойца, обсуждали самую главную, коренную проблему в предстоящих испытаниях сохранение моральной стойкости людей.
   - Народ у нас - чистое золото! На таких людей можно смело положиться, - в итоге этих долгих бесед заверил комиссар Руднев генерала Строкача.
   И вот наконец наступил день выхода в рейд - 12 июня. В этот день Руднев писал семье:
   "Здравствуйте, наши родные и любимые Ньомочка и Юрик!
   Мы живы и здоровы. Радя по-прежнему чувствует себя хорошо, но лететь домой не хочет...
   Родная моя Ньомочка! Мне часто передают, что ты очень волнуешься за Радика. Я понимаю твое материнское чувство больше, чем кто-либо. Я понимаю твою тревогу как матери. Любовь к своему ребенку - это не просто любовь близкого человека, и выше этих чувств нельзя себе представить.
   Родная моя Ньомочка! Сегодня мы уходим в рейд. Пойдем далеко. Не волнуйся и не беспокойся.
   Сегодня тов. Строкач вручил медали I и II степени мне и I степени Радику.
   Родная моя! Прошу тебя, не волнуйся за нас. Скоро Красная Армия нанесет врагу такой удар, который будет решающим. Мы в этом ей поможем... Твой Сеня."
   В КАРПАТЫ!..
   В тот же день, в 18.00 наше соединение длинной живой лентой выстроилось на лесной дороге Милошевичи - Глушкевичи. Все бойцы замерли на несколько минут.
   К колонне приблизились два так хорошо знакомых нам всадника: Ковпак и Руднев, оба в генеральской форме.
   Юношески стройный, широкий в плечах Руднев особенно ловко сидел на своем трофейном скакуне, подаренном ему партизанами после одного боя.
   Испытывающе и в то же время по-отцовски мягко всматриваясь в лица бойцов, Семен Васильевич чуть заметно улыбался в свои черные как смоль усы. Глаза его сияли возбуждением перед новым ратным делом и какой-то праздничной радостью. Она словно солнечное тепло передавалась бойцам, вызывая ответный блеск глаз и дружелюбные улыбки.
   За Ковпаком и Рудневым ехали Коротченко, Строкач и другие посланцы Большой земли. Приблизившись к кавэскадрону, стоявшему по традиции в голове колонны ковпаковцев, командир с комиссаром и гости спешились. Переглянулись.
   - Ну что ж, дорогие командир и комиссар! - пожимая руки Ковпаку и Рудневу, проговорил Коротченко. - Счастливого пути!..
   Его смуглое узковатое, хорошо знакомое партизанам лицо, казавшееся всегда несколько строгим, сейчас отразило глубокое внутреннее волнение. Демьян Сергеевич вдруг привлек к себе и крепко, по-братски обнял Ковпака. Потом потянулся к Рудневу и, тоже обняв его, сказал с какой-то особой сердечностью:
   - Берегите себя!..
   Это беспокойство за жизнь Ковпака и Руднева было вполне понятно: ведь оба они не умели в минуту общей опасности заботиться о спасении своей собственной жизни. Выполнить боевую задачу, сохранив по возможности всех своих партизан, - вот что было для них главным.
   - Не лезьте первыми в огонь! - добавил генерал Строкач на прощание, повернувшись к Рудневу. - Ведь вы сами наказываете за это младших командиров.
   - Комиссарское дело - особое, - заметил, улыбаясь, Руднев. - Комиссар должен вести людей за собой.
   Радик, стесняясь высокого начальства, с которым разговаривал сейчас отец, хотел было незаметно пройти мимо гостей, но Коротченко сам его остановил и обнял крепко, как сына.
   Строкач тоже поцеловал Радика. Не ожидавший такого внимания, тот очень смутился и проговорил взволнованным голосом:
   - Передавайте привет маме и Юрику!.. - Потом, чуть переваливаясь на ходу, поспешил к колонне.
   Колонна уже тронулась в путь, а Коротченко и Строкам все еще стояли на берегу Уборти, махали нам фуражками. И Ковпак с комиссаром тоже задержались с провожающими. Они вчетвером молча пропускали партизанские роты, нагруженные боеприпасами и взрывчаткой подводы, артиллерию.
   Наконец вскочили в седла и Ковпак с комиссаром.
   - Прощайте, товарищи!.. Передавайте горячий привет всем-всем! оглянувшись в последний раз, крикнул Руднев.
   Отсюда нашему соединению предстояло пройти путь в полторы тысячи километров - через Волынь и Ровенщину, Тернопольщину и Станиславщину на запад, разжигая пламя партизанской борьбы. Прощупать глубокий вражеский тыл со всеми его коммуникациями и наступить, как мы любили говорить тогда, на самые больные мозоли Гитлера. А затем, ворвавшись в Карпаты, нанести удар по нефтепромыслам, которые позарез нужны были вермахту.
   Конечно, тогда еще никто из ковпаковцев, за исключением командования, не знал обо всем этом.
   Началась беспримерная карпатская эпопея. Однако я не стану сейчас повторяться. Об этом рейде уже много рассказано его участниками. Мне хочется остановиться прежде всего на тех моментах Карпатского рейда, которые показывают лично комиссара Руднева, талантливого организатора партизанского движения и проницательного политика ленинского типа, способного предугадывать многие события.
   Итак, обратимся к дневнику самого Семена Васильевича Руднева, начатому им при выходе в Карпаты - обыкновенной общей тетради в дермантиновом переплете, в которой он торопливо записывал карандашом и важнейшие события нашей боевой жизни, и свои собственные мысли, чувства, переживания.
   Вот как описывал начало похода наш комиссар:
   12 июня 1943 года
   Сегодня знаменательный день. Наша часть в 18.00 двинулась в рейд по новому маршруту, утвержденному ЦК КП(б)У и Украинским штабом партизанского движения. Путь далекий, тяжелый, но очень важный.
   Утром много говорили лично с тов. Строкачем...
   Строкач интересовался прошлым отряда, спрашивал, как я работаю с Ковпаком и т. д. Во время беседы дал очень много ценных советов по дальнейшей работе, а главное - приказывал беречь отряд, беречь людей.
   Во время личного знакомства Строкач произвел на меня чрезвычайно приятное впечатление. Прекрасный человек!..
   К 18 часам построились. Бойцы идут стройными рядами с песнями. На левом берегу р. Уборть провожают соединение в поход: Коротченко, Строкач, Чепурной, Мартынов, Кузнецов, Покровский и ряд других товарищей. Щелкают фотоаппараты, трещит киноаппарат. Соединение двинулось в поход. Вот проходят последние повозки и люди. Настали волнующие минуты прощания. Крепкие по-мужски объятия, крепкие до боли поцелуи. Я остаюсь последним. У тов. Коротченко на глазах слезы. Ряд напутственных слов - и снова объятия.
   13 июня 1943 года
   Ночью перешли в район хутора Конотопа и Будки Войткевичи. Здесь у нас были большие бои с немцами в декабре 1942 года. Как Глушкевичи, так и Будки Войткевичи сожжены до основания. В этих Будках население было исключительно польское. Из 670 человек осталось в живых только 22 человека, и то все ранены. Они рассказали, что когда немцы зашли в Будки, то загнали все население в школу, заперли и открыли по ней пулеметный и автоматный огонь, а потом забросали гранатами и подожгли.
   Неужели человечество и история простят эти злодеяния фашистским зверям?.."
   Благополучно прошли Полесье, почти везде контролируемое партизанами. Затем вступили в Волынь, где тоже не оказалось тогда немецко-фашистских войск. Но вдруг мы натолкнулись на неприятные сюрпризы. Первыми это почувствовали разведчики.
   - Невозможно двигаться! - доложили Ковпаку и Рудневу они. - Только приблизишься к селу или хутору, обстреливают из винтовок, а то и из пулеметов. Пытаются окружать нас даже в лесу!.. Одеты эти люди, как и мы, в гражданское. Команды подают по-украински. А что за войско, не поймешь!
   - Это - украинские националисты, "наследники" Петлюры, - ответил комиссар, - только называют себя теперь бульбовцами и бандеровцами...
   Мы появились в западных областях Украины как раз в то время, когда националисты начали формировать свою "Украинскую Повстанческую армию" (УПА). Вот что записал об этой УПА Руднев в своем дневнике.
   "16 июня 1943 года
   Наконец мы попали в район действия буяьбовцев. Это одна из разновидностей украинских националистов, которые дерутся против партизан. Здесь же, в этих районах, находятся бандеровцы, также националисты, которые дерутся и против бульбовцев и против партизан. Многие из этих банд хорошо вооружены, имеют даже артиллерию...
   Все эти группы националистов грабят и поголовно уничтожают польское население. В связи с этим поляки бегут к немцам, а последние формируют из них полицию против националистов и партизан. Немцы искусно разжигают националистические страсти с одной целью - удержаться во что бы то ни стало. В этих условиях бдительность должна быть чрезвычайно повышена..."
   Первое наше столкновение с бандами украинских националистов, не считая разведки, произошло на реке Случь. При подходе к деревне Бельчаки разведчики снова доложили Ковпаку и Рудневу:
   - Бандеровцы на той стороне заняли оборону. Объявили, что не пропустят нас через Случь!
   Командир и комиссар, взяв в руки свои мощные полевые бинокли, внимательно осмотрели крутой берег реки, поросший кустарником, очень удобный для обороны.
   - Неужели эти сукины дети задумали воевать против своих? - произнес Руднев с горечью. - Такого кровопролития допускать нельзя. Надо послать к ним человека. Попробуем договориться по-хорошему.
   Так и сделали. Вскоре после возвращения нашего "посла" прибыл к нам и бандеровский посланец. Он заявил:
   - Мое командование сказало, шо мы вас пустымо, колы вы скажэтэ, куды вы йдэтэ и для чого!..
   - Розумный ты сын у батька! Тильки батько в тэбэ - дурак! - ответил ему Ковпак, разумеется, тоже по-украински.
   - Без вашего позволения пройдем, господа националисты! - предупредил Руднев, нахмурив брови. - А если будете нам мешать бить захватчиков, мы вынуждены будем уничтожить и вас, как пособников!
   Парламентер сел в лодку и погреб обратно на гот берег - докладывать начальству о результатах своей дипломатической миссии. Договориться по-хорошему не удалось.
   - К сожалению, ничего эти глупцы не поняли, - с гневом сказал комиссар.
   Обсудив обстановку, наше командование приказало Кролевецкому отряду до вечера восстановить переправу через Случь. Но прежде чем приступить к этому делу, надо было выкурить из каменоломни, находившейся на противоположном высоком берегу, две бандеровские "сотни", которые при нашем подходе к разрушенному мосту немедленно открыли огонь.
   Пришлось схитрить: мы установили одну сорокапятку на прямую наводку, дали два выстрела по каменоломне.
   Бандиты клюнули на эту "удочку" и открыли ответный огонь из винтовок. Все их внимание привлечено было теперь к нашей 45-миллиметровой пушке. А тем временем 4-я рота Ильи Труханова скрытно переправилась на противоположный берег... С нашего берега даже невооруженным глазом было видно, как выскочив из кустарника, партизаны перебегали хребет небольшого холма и потом скрылись за каменоломней.
   Мы прекратили огонь. Вскоре в каменоломне послышалась характерная пофыркивающая стрельба наших автоматов ППШ. Потом наступила тишина. И Труханов, запорошенный меловой пылью, показался на прибрежной скале, сжимая в поднятой руке свой автомат. Это означало: все в порядке!..
   Взятых в плен националистов, простых хлеборобов, после соответствующей разъяснительной работы с ними, Руднев велел отпустить. Ковпак засомневался.
   - Знаю я это петлюровское отребье! - сказал он ворчливо. И по-своему был, конечно, прав.
   Но Руднев все-таки настоял на своем.
   - Это обычные сельские дядьки, которым задурили головы! Если они вернутся от нас живыми-здоровыми, это будет лучшая агитация против той лживой пропаганды, которую ведут националисты! А дурит им головы буржуазная бандеровская верхушка, прошедшая у Гитлера спецкурс по зверству и вероломству. Кричит о "самостийности", а сама состоит в подручных у немецких фашистов!
   Комиссар тут же присел на повозку и стал писать листовку на украинском языке, который знал так же хорошо, как и русский.
   Забегая вперед, скажу, что людская молва с быстротой радио разнесла по селам весть об отпущенных нами пленных; а рудневские листовки были лучшим тому подтверждением... Потом нас встречали на деревенских улицах не только поляки, справедливо видевшие в "червоных партызантах" защиту от бандеровского террора, но и население украинских деревень, находившихся под контролем тех же бандеровских "куреней".
   А мост через Случь к вечеру был построен, и соединение двинулось дальше, вступив на территорию так называемого "дистрикта".
   Само по себе это слово, в переводе с латыни, означает раздел или надел. Тогда же нам было не до лингвистических исследований, зато все мы прекрасно поняли комиссара, который сказал:
   - Главное в этом фашистском "дистрикте" - это старый захватнический принцип "разделяй и властвуй".
   И верно: территория Галичины была отдана Гитлером на откуп украинским националистам. Но Руднев, обладавший политической прозорливостью, сумел заглянуть в самый корень этого непонятного для нас сначала явления.
   Ковпаку же сам Семен Васильевич признался:
   - Знаешь, Сидор Артемович, нам с тобой, как ни странно, повезло с этим идиотским "дистриктом". Для нас, пожалуй, сейчас даже лучше, что оккупанты отдали этот край на откуп своим прихвостням - бандеровцам. Отсутствие немецких гарнизонов позволит нам незаметно проскочить в Карпаты.
   - Это верно! - согласился с ним Ковпак. - Помешать нам бандеровцы не в силах. А благодаря этой комедии с "дистриктом" мы вроде у них под "охраной".
   - Да... Только мне кажется, - после паузы произнес комиссар с грустью, - что все эти копеечные подачки жителям "дистрикта", вроде керосина и спичек, которых днем с огнем не сыщешь в других оккупированных областях, всего-навсего - приманка у ловушки. Гитлеровцы затеяли здесь вместе с бандеровцами какую-то подлую игру. А расплачиваться за них будет народ - своей кровью!.. И мы должны проявить максимальную выдержку, чтобы не поддаться на провокации националистов и не вступить в вооруженное столкновение с одураченным ими народом.
   Руднев был, конечно, прав. Но война есть война. Все-таки националисты нередко стреляли из-за угла хаты или из кустов. Наши бойцы отвечали огнем лишь тогда, когда видели человека, стрелявшего в них.
   Одним из активнейших соратников Руднева по политической пропаганде был помощник по комсомолу Михаил Андросов, работавший до войны завотделом сельской молодежи Запорожского обкома комсомола.