Брайко Петр. Партизанский комиссар

   Кульбака верил: братья Рудневы найдут друг друга.
   Наконец Константин все же добрался до своей Моисеевки, встретил родных сестер. Погоревали вместе, обсудили, как жить дальше. И конечно же, он расспросил о братьях. Но сестры, увы, ничего о них не знали.
   Утром Костя пошел к невестке - Розе, жене старшего брата Василия.
   - Сеня здесь, в нашем районе, - озираясь, будто у стен могли быть уши, прошептала невестка. - Ищи его, Костя, или в Новослободском или в Спадщанском лесу.
   На следующий день Константин, заткнув топор за пояс, взял на колхозной конюшне лошадь (немцы пока еще не тронули колхоз) и поехал в урочище Спадщина будто по дрова.
   Рассказав о том, что пережил сам, Константин пристально поглядел в глаза брату.
   - К кому же мне теперь идти, как не к тебе, Сеня?! Я тут останусь! Эти санки и все снаряжение я только для виду взял, для маскировки. Партизанить с вами буду. Что тебе выпадет на долю, то и мне. Пусть одна судьба у нас будет!
   Но комиссар, подумав, сказал после паузы:
   - Нет!.. Сейчас тебе сюда еще нельзя. Поезжай к тетке в деревню Алеевку: там скрывается Ньома с младшим сыном. Переправь ее к себе и пусть она будет у тебя до моего особого распоряжения. - Потом снова крепко обнял младшего брата, которому заменял когда-то отца, и повторил строго: Сейчас еще тебе сюда рано. Это, Костя, приказ!
   Догадливый Карпенко уже впрягал обратно в сани "конфискованного" Серка.
   Партизаны дружно взялись рубить сушняк и складывать в сани. И Константин Руднев, как ни в чем не бывало, возвратился к себе в село, так что все выглядело обычно. Сгрузив дрова, он под вечер направился в Алеевку за семьей комиссара.
   Особую, очень активную силу в пропагандистской работе с местным населением видел комиссар Руднев в сельских учителях, которые вынуждены были остаться на оккупированной врагом территории. Комиссар охотно, несмотря на огромную занятость и риск, встречался с педагогами из села Яцыно. Там работала подпольная комсомольская организация во главе с директором школы Александром Григорьевичем Николаевым.
   Преподаватели, в основном женщины, бескорыстно, не считаясь с опасностью, продолжали учить ребятишек.
   Оккупанты в первые месяцы войны еще делали вид, что поощряют просвещение. Однако запретили включать в школьную программу такой предмет, как история, а главное - упоминать обо всем, что связано с законами и границами СССР.
   Услыхав эту новость, Руднев задумался. Вспомнился ему собственный сынишка, Юрик, скрывавшийся вместе с матерью. Если бы не война, мальчик как раз ходил бы сейчас в первый класс.
   - Учить ребят нужно, учить правильно, по-советски! Но рисковать собой, дорогие товарищи педагоги, нельзя. Поступайте обдуманно, осторожно. Присматривайтесь к окружающим вас людям, чтоб не попасть в беду.
   Учителя последовали совету комиссара, только слово "история" в расписании уроков заменили словом "география". И все же опасность была очень велика. Во время этих уроков приходилось выставлять постовых, чтоб никто из оккупационной администрации или местный староста не заглянули с нежданной проверкой в класс.
   Узнав об этом, Руднев сказал взволнованно:
   - Когда-нибудь люди, наверное, и представить себе такого не смогут! Наши дети начинают учебу с того, что рискуют собственной жизнью, как в эпоху самого мрачного средневековья, когда студента за изучение анатомии или астрономии могли сжечь на костре.
   Много лет спустя после войны мне, автору этой книги, довелось побывать в Италии и, знакомясь с Падуянским университетом, одним из старейших в мире, мы увидели профессорскую кафедру великого Галилея, подвергавшегося гонениям инквизиции. Сейчас эта кафедра, сколоченная из грубых некрашеных досок, обнесена золоченой цепью. А в крохотном анатомическом театре, где когда-то, рискуя жизнью, Леонардо да Винчи вместе со студентами изучал анатомию человеческого тела, теперь всемирно известный музей. Именно там, в этих залах, принадлежащих ныне истории мировой культуры, я вдруг отчетливо вспомнил простые, из глубины души идущие слова нашего любимого комиссара Руднева.
   - Нашим советским учителям, которые в черные дни фашистской оккупации учили детей любить свою Родину и ценить свое человеческое достоинство, я бы поставил памятник!
   Несколько дней спустя после встречи комиссара с сельскими учителями, в Спадщанский лес прибежала из яцынской подпольной группы комсомолка Вера Силина. Она сообщила, что немцы скрытно сосредотачивают в Путивле свои войска. Прошел слух, что они собираются уничтожить партизан. Вера сама видела в городе мотопехоту, артиллерию - более двух десятков пушек.
   - Спасибо за информацию, - пожимая руку молодой учительнице, сказал Руднев. И чтобы успокоить взволнованную девушку, спросил: - Ну, как поживают ваши ребята в школе? Говорят, вы развиваете новые, подпольные методы преподавания истории?
   - Да, нашелся у нас свой метод! - ответила Вера с лукавой улыбкой. На уроке немецкого языка я, например, дала ребятам перевести такую фразу: "Союз Советских Социалистических Республик непобедим, а сердце нашей Родины - Москва никогда не будет взята врагом!". Ребята так обрадовались, что я еле утихомирила их...
   - Вот это - настоящий урок немецкого языка! - рассмеявшись, сказал Руднев и еще раз крепко пожал руку смелой учительнице.
   Весть о сосредоточении войск в Путивле в тот же день 30 ноября подтвердили и другие ковпаковские разведчики. Да, около трех тысяч солдат и офицеров, направлявшихся якобы на фронт, вдруг задержали на станции Бурынь и направили в Путивль. Кроме того, к Путивлю стягивались мелкие гарнизоны и полицаи из соседних райцентров. Было ясно: готовится очередная карательная операция.
   Ковпак и Руднев отлично понимали: соотношение сил не в их пользу, на каждого партизана приходилось более чем по три десятка гитлеровцев. Возник вопрос: что же делать? Уходить в другой лес? Нет, этот более удобен для обороны. Уже испытан не раз. Да и базы бросать, пока отряд не окреп, нельзя. Рискнули остаться, принять неравный бой. Выдержать еще один удар! Но выстоять, а значит - победить, отряд сможет только в отчаянно-упорной круговой обороне, которую партизанские группы уже подготовили в районе штабных землянок. Чтобы усилить это основное оборонительное кольцо, Ковпак и Руднев решили сначала встретить наступающего противника на краю леса, то есть на внешней оборонительной линии, причем, встретить из засад, выставленных на всех вероятных направлениях наступления карателей, и изрядно потрепать их прежде, чем они достигнут основного оборонительного рубежа.
   По предложению Руднева, вечером собрали весь личный состав (за исключением тех, кто нес охрану лагеря) и со всей прямотой объяснили бойцам создавшуюся обстановку.
   Начал этот ответственнейший разговор сам Ковпак. Потом слово взял комиссар.
   - Товарищи! - сказал он мягким и спокойным голосом. - Фашисты хотят во что бы то ни стало уничтожить наш отряд, Для этого гитлеровское командование сосредоточило в Путивле крупные силы - почти по взводу на каждого из нас. Оно, видимо, рассчитывает на легкую победу. Однако оккупанты забывают о том, что на нашей стороне особая партизанская тактика, рожденная неиссякаемой народной смекалкой; что мы защищаем священную советскую землю, на которой нам помогают каждое дерево, каждый куст, каждая кочка, каждая складка местности! Вот во всем этом мы и должны будем завтра в упорном бою убедить фашистских захватчиков! - Комиссар обвел всех присутствующих внимательным взглядом и, энергично сжав правую руку в кулак, заключил: - Словом, друзья мои, от исхода завтрашнего боя будет зависеть: быть или не быть нашему отряду!..
   Между тем ночью как назло ударил мороз, и к утру 1 декабря замерзло большое болото, называемое Жилень, которое до этого надежно защищало ковпаковский отряд с запада. К тому же опали с деревьев и кустов последние листья, и видимость в лесу намного улучшилась, что тоже было на руку карателям.
   - Да, погода - штука сурьезная в наших условиях, - сказал Сидор Артемович Рудневу после завтрака. - Мэнэ дуже тревожить цэ болото. Трэба будэ за ным посматривать.
   Его последние слова потонули в грохоте разрывов артиллерийских снарядов, обрушившихся на лес. Руднев глянул на часы.
   - Да-а, что-то поздновато начали фашисты свою карательную акцию. Уже половина одиннадцатого.
   - Чем позже, тем для нас лучше, - хитро улыбнулся Ковпак. - Тем меньше у них останется на цэ дило времени: дэнь в декабре короткий!
   Снаряды сыпались градом. Ясно было, что огонь ведут несколько батарей - не менее двадцати орудий. И немцы не жалеют снарядов, но рвутся они далеко от лагеря, враскидку, по всему лесу. Это обрадовало Ковпака и Руднева. Вслушиваясь в разрывы, Ковпак, озорно сверкнув глазами, воскликнул:
   - Шоб я вмэр, нимци стреляють наобум!
   - Прекрасно! - подхватил комиссар. - Следовательно, они не знают, где мы находимся... И откуда будем их бить - тоже.
   Базыма, Панин и Дед Мороз молчали, прислушиваясь к густым разрывам, отдававшимся толчками в штабной землянке.
   Двадцать пять минут засыпали гитлеровцы лес снарядами или, точнее сказать, выбрасывали их попусту. Потом двинули на проческу свою пехоту.
   Как только артобстрел прекратился, партизанское командование покинуло землянку. Все напряженно ждали: откуда же начнут наступать каратели?
   Услышав первый гулкий стук станкового пулемета, Руднев, по своей военной привычке, глянул на часы (они показывали ровно одиннадцать) и тут же с тревогой бросил:
   - Это пулемет Василия Ильина! Значит, немцы наступают из Новой Шарповки!.. По кратчайшему пути к нам.
   Ильин строчил короткими частыми очередями, будто отбивал лихую чечетку. Ему отвечали немецкие автоматы. Группа Ильина, как вскоре сообщил связной, встретила из засады батальон немецких автоматчиков, еще не успевших развернуться в цепь.
   Вслед за пулеметом Ильина заработало сразу два "дэгтяря" справа, в направлении хутора Зезюлин. Потом - слева, со стороны Старой Шарповки. А спустя минуту-две донеслись длинные очереди партизанских пулеметов и со стороны села Спадщина.
   - Сидор Артемович! Нас, оказывается, обложили со всех сторон! воскликнул Семен Васильевич.
   - А ты як думав? - ответил Ковпак. Потом деловито добавил: - Цэ их дило. Наше дило хорошо встретить фашистов. И встретили их наши хлопци, по-моему, добрэ. Молодци!
   Вскоре связные, примчавшиеся с остальных застав, подтвердили, что со стороны Спадщины, Зезюлина и Старой Шарповки наступают каратели и что партизанские заставы, проинструктированные еще с вечера комиссаром, подпустили вражеские цепи почти вплотную и прижали их огнем к мерзлой земле, а сами быстро отошли на новый рубеж.
   Не удалось отойти только одному Ильину: он вел бой до последнего патрона...
   Нарвавшись на партизанские засады и понеся немалые потери, каратели стали продвигаться осторожнее. А когда, спустя примерно час, цепи фашистов снова попали под свинцовый ливень отошедших партизанских застав и, конечно, заметно поредели, противник совсем сбавил темп наступления.
   Да к тому же в лесу вдруг разгулялась сильная пурга, видимость резко ухудшилась. Каратели окончательно растерялись. Они остановились, долго шумели; потом, постреляв наугад по лесу, осторожно продвинулись на пятнадцать - двадцать шагов вперед. И опять начали строчить из пулеметов и автоматов в белый свет, как в копейку.
   Только к четырнадцати часам они приблизились к главному оборонительному кольцу, проходившему в каких-нибудь четырехстах метрах от партизанских землянок.
   К этому времени ковпаковские заставы - целехонькие - уже сидели в окопах основного оборонительного кольца, готовые снова, в третий раз, встретить непрошеных гостей. Встретить так, чтоб у фашистов окончательно отпала охота наступать. Из искусно замаскированных окопов партизанам был виден каждый вражеский солдат на фоне свежевыпавшего снега, как на экране.
   Ковпак находился в центре обороны, откуда ему было удобно руководить боем и где стояли трофейный танк (за целый экипаж успешно справлялся один разведчик Дмитрий Черемушкин), да единственный в отряде 82-миллиметровый миномет. Мин к нему, правда, было всего около полутора десятков, но вместе с танковой пушкой они сейчас, когда гитлеровцы при всем желании не могли применять свою артиллерию, боясь поразить собственную пехоту, являлись внушительным огневым средством в руках Ковпака и Руднева.
   Комиссар находился на линии обороны. Он всегда считал: во время боя ему следует быть вместе со своими бойцами, чтобы в самые опасные, критические минуты вести их за собой.
   Первую атакующую цепь фашистов, подошедшую подковой с северной, восточной и южной сторон леса, партизаны скосили шквальным огнем.
   Однако почти вслед за ней появилась вторая. Фашисты, не видя партизан, подошли так близко, что даже сквозь пургу можно было различить их пьяные физиономии.
   Огнем пулеметов и автоматов, при поддержке партизанской артиллерии, корректируемой самим Ковпаком, удалось положить и вторую цепь. Уцелевшие не выдержали огня, начали откатываться обратно. Казалось, успех уже склонился на сторону ковпаковцев.
   Но тут случилось то, чего особенно опасались Ковпак и Руднев еще перед боем: около тысячи вражеских пехотинцев и несколько эскадронов кавалерии атаковали партизан с западной стороны, по замерзшему за ночь болоту Жилень. Прикрывали атаку гитлеровцев крупнокалиберные пулеметы.
   К счастью, лед на болоте оказался еще не крепким. Гитлеровцы начали проваливаться. Движение их застопорилось. Тут и накрыли их танковая пушка и партизанский миномет, оказавшийся особенно страшным в лесу. Мины, попадая в деревья, рвались и сотнями осколков поражали солдат противника.
   Вражескую конницу партизаны тоже отогнали огнем из пушки и пулеметов.
   Несмотря на потери, гитлеровцы рвались вперед. Фашистскому командованию казалось, что достаточно сделать еще одно последнее усилие, и они справятся с изрядно потрепавшей им нервы "бандой Кольпака и Руднева".
   В этот напряженный момент сам комиссар, после того как отбили атаку на южном участке, подоспел с небольшой группой бойцов и одним пулеметом на помощь Базыме.
   Увидев Руднева, бежавшего с автоматом в руке, в расстегнутой телогрейке и сдвинутой на затылок фуражке, бойцы закричали "Ура!".
   Смятые и отброшенные обратно, гитлеровцы уже не решились подняться в новую атаку: они повернули назад, оставив только у главного оборонительного кольца более четырехсот трупов солдат и офицеров, да еще автомашину с новой 75-миллиметровой пушкой, из которой так и не успели сделать ни одного выстрела по партизанам.
   Бой был выигран именно благодаря комиссару. Но сам он не думал о том, как была велика его роль в общей победе. Поздравляя своих товарищей, Руднев страстно произнес:
   - Сегодня мы окончательно ответили врагу на вопрос быть или не быть нашему отряду! Сами оккупанты поняли - быть! И "проголосовали" ногами, удирая от нас!
   - А ты знаешь, Сэмэн, - заметил Ковпак, подойдя к Рудневу и с силой пожав ему руку, - колы б нэ наступыв вечир, нимци через час пишлы б знов в атаку! А одбиваться у нас уже ничим. Боеприпасы кончились!..
   - Расчет - дело тонкое! - ответил, усмехаясь в усы, Руднев.
   Но победа эта стоила ковпаковцам недешево. На поле недавнего боя остались три бесстрашных бойца - ветераны Путивльского отряда, коммунисты Василий Васильевич Ильин, Иван Тимофеевич Челядин и комсомолец Николай Воробьев.
   Погибших товарищей хоронили неподалеку от штабной землянки, на заросшем кустами взгорке. Возле могилы собрались все партизаны, кроме часовых.
   И комиссар от имени всего отряда сказал прощальное слово:
   - Дорогие наши боевые побратимы! Вы пали смертью храбрых в неравном бою, за свободу и честь своей Отчизны... И ваше мужество всегда будет служить для нас примером. Мы клянемся, что не выпустим из рук оружия до тех пор, пока враг топчет нашу священную землю. Наша героическая Красная Армия еще придет в фашистское логово, в Берлин!.. Победа будет за нами!
   Именно эти слова запомнили все ковпаковцы, ибо они оказались пророческими.
   СТАНОВЛЕНИЕ КОВПАКОВСКОГО ПОЧЕРКА
   Между тем каратели, как вскоре было установлено разведкой, не уехали в Путивль, а лишь отошли на свои прежние рубежи - в села, окружающие Спадщанский лес, и с наступлением темноты начали подтягивать свежие силы. По всему видно было: противник готовится к новому наступлению. Оно могло начаться рано утром.
   Обсудив создавшееся положение, Ковпак и Руднев поняли: надо уходить. Срочно собрали командиров оперативных групп, и Ковпак объявил:
   - Чтобы сберечь личный состав отряда для дальнейшей борьбы с гитлеровскими захватчиками, мы с комиссаром решили оставить Спадщанский лес и уйти в другой район.
   Собрались быстро. С собой взяли только самое необходимое. Остальное партизанское имущество закопали в землю. Пулемет с трофейного танка сняли, а танк заминировали, чтобы не достался карателям.
   Было решено прорвать вражеское кольцо со стороны Жиленьского болота, которого теперь страшно боялись каратели, видевшие, как во время боя там проваливались под лед солдаты. Но Ковпак и Руднев рассчитали, что мороз еще более усилившийся к ночи, будет им хорошим помощником, притом они отлично знали местность и, конечно, верили в своих бойцов.
   И все же, когда пробирались по болоту, слабый лед прогибался и потрескивал под ногами.
   Вел отряд Дед Мороз, знавший эти места как свои пять пальцев. А пройти, или точнее, проползти ужом отряду предстояло под самым носом у фашистов - всего в каких-нибудь семидесяти метрах от Старой Шарповки, набитой карателями.
   Видя, с каким трудом продвигаются усталые, голодные, до предела нагруженные бойцы, Руднев подбадривал их.
   - Быстрее, быстрее, друзья мои!.. Промедление - смерти подобно! произнес он вдруг вспомнившиеся ему ленинские слова.
   А когда все наконец перебрались через болото и замерзшую реку Клевень, почувствовав под ногами твердую, присыпанную снегом землю, и оставили позади Старую Шарповку, в которой находилось более тысячи гитлеровцев, на душе партизан стало легче. Люди даже зашагали как-то бодрее, вроде сил у каждого прибавилось.
   Дальше Дед Мороз повел отряд лесочками да оврагами, глухими, мало кому известными тропами.
   К полудню добрались до хутора Окоп; теперь от прежней базы отряд отделяло расстояние более двадцати километров.
   Здесь решили остановиться на ночлег и дождаться своих разведчиков, оставленных вблизи Спадщанского леса понаблюдать за действиями противника.
   Оказалось: каратели утром, после мощной артподготовки, начали методическую проческу леса и "штурм" опустевшего партизанского лагеря.
   Ковпак посмеивался, прижавшись спиной к натопленной печи:
   - Оцэ и есть настоящая партизанская тактика: мы ушли по одной дороге, а фрицы хай шукають по всих дорогах!
   - Сидор Артемович, а ведь это, действительно, становление нашей собственной тактики! - отозвался Руднев. Потом добавил: - Маневр - основа основ в партизанском деле. Помню, еще маршал Блюхер, будучи у дальневосточных пограничников, говорил им в тридцать седьмом году: "Вам, товарищи пограничники, надо в совершенстве знать партизанскую маневренную тактику, ибо в случае агрессии вы первыми можете оказаться в окружении. И если вы не научитесь ловко маневрировать, а станете только обороняться, вы уподобитесь беспомощной старой бабке, которая, увидев в доме у себя грабителей, уселась на свой сундук и начала взывать о помощи!.."
   - То Блюхер сказав? - переспросил с интересом Ковпак. И после многозначительной паузы проронил: - М-да!.. Настоящий патриотизм проверяется сейчас на войне!..
   - Как и сама наша тактика, - заметил Руднев. - Ведь это его тактику клиньев, охватов и обходов применяют сейчас гитлеровские генералы, укравшие ее у нас!.. А главное, мне думается - уметь извлечь опыт из ошибок. Я мечтаю, Сидор Артемович, о том времени, когда мы с тобой сумеем обобщить свой боевой партизанский опыт, чтобы он, вместе с опытом наших предшественников - Чапаева, Щорса и Пархоменко, послужил делу освободительной борьбы всех угнетенных народов планеты!..
   - Ого, куда хватил!.. - засмеялся Ковпак. - Цэ масштабы!..
   - Я уверен, - продолжал взволнованно Руднев, - что после победы над Гитлером у нас станет больше друзей, а идеи социализма получат еще большее распространение.
   - Твоя правда, Сэмэн! Булы ж до войны скрытые враги... А тэпэр воны до нимцив подалысь!.. Война, как молотилка, всю полову отвеет!..
   Утром отряд опять двинулся в путь - дальше на север, к Хинельским лесам. Ковпак с комиссаром рассуждали так: во-первых, оттуда рукой подать до Сумщины, а отрываться от нее насовсем они пока не собирались. Во-вторых, обширные Хинельские леса смогут послужить отряду более надежной базой. И в-третьих, проанализировав данные, полученные от разведчиков, вернувшихся из Спадщанского леса, Ковпак и Руднев пришли к выводу, что каратели клюнули на специально оставленные им партизанами "трофеи" и поспешили убедить свое командование в том, что уничтожили ненавистную им "банду".
   - Надо дать возможность противнику поверить в собственную выдумку, подчеркнул Руднев.
   - Да, ця байка нам зараз выгодна, - согласился Ковпак.
   Базой для отряда заранее решили избрать лесокомбинат. Но предварительно послали туда Деда Мороза с группой разведчиков. Они принесли в отряд добрые вести:
   - Место для партизанской базы хорошее. В поселке много окруженцев, заделавшихся сапожниками и прочими мастеровыми. Пристроились на зимовку по разным хатам, - доложил Дед Мороз.
   - Ясно. Думаю, такие соседи нам не опасны, - решил, улыбаясь чему-то, Руднев.
   8 декабря рано утром Путивльский объединенный отряд колонной вступил в поселок Хинельского лесокомбината.
   На следующий день Ковпак и Руднев собрали окруженцев в бывшем поселковом клубе. Все это были бойцы и командиры Красной Армии, пробиравшиеся в одиночку к линии фронта и постепенно оседавшие здесь, в глухом лесном поселке, чтобы кое-как дотянуть до весны. Патронов у них не было. Где сейчас проходит линия фронта, никто толком не знал.
   - Неужели всю войну собираетесь здесь сапожничать? - спросил, посмеиваясь в усы, комиссар. - Ведь те ноги, которым сапоги сейчас нужны, на фронте да на партизанских тропах!
   "Сапожники" только вздыхали в ответ, с надеждой заглядывая в глаза партизан. Все видели в ковпаковцах своих спасителей, частицу родной армии и жадно расспрашивали их о боях под Москвой, о Большой земле.
   А когда через день ковпаковцы захватили немецкие склады с зерном и коней с санями, окруженцы уже ни за что не хотели расставаться с партизанами.
   К тому же Ковпак поручил командиру местного Севского отряда Хохлову собрать и свои зимовавшие на полулегальном положении силы. И сиевские партизаны подтянулись к нам.
   10 декабря, к общей нашей радости, пришла сюда и конотопская группа во главе с капитаном Кочемазовым и комиссаром Канавцем. Эта группа влилась в объединенный Путивльский отряд еще до первого боя с фашистскими танками в Спадщанском урочище, а затем была послана Ковпаком и Рудневым обратно в свой район с разведывательно-диверсионным заданием.
   Лесной городок рос, становился многолюдней и оживленней.
   Обойдя этот шумный человеческий муравейник, присмотревшись к быту людей, Руднев под вечер решительно сказал Ковпаку:
   - Свою передышку в Хинельских лесах мы должны использовать так, чтоб еще крепче сцементировать свой боевой коллектив. И показать должный пример всем окружающим!.. Я считаю, Сидор Артемович, нам, людям, борющимся в тылу врага, надо принять партизанскую присягу. Это не только повысит личную ответственность каждого бойца перед народом, перед Родиной, но и подымет авторитет нашего отряда.
   Ковпак долгим изучающим взглядом посмотрел в глаза своего комиссара, словно прочел в них что-то новое. И после паузы произнес:
   - Цэ ты здорово придумав, Сэмэн!.. Цэ дило государственной важности!
   Через день, после короткого делового совещания, по объединенному Путивльскому отряду был отдан приказ: привести к присяге всех бойцов и командиров.
   Текст партизанской присяги, по предложению Руднева, писали коллективно в штабе, обсуждая и взвешивая каждую фразу.
   - Принятие этой присяги - большое и радостное событие! - сказал после обсуждения комиссар. - И не только для нашего отряда. Вы увидите, какая будет реакция у лесных "кустарей", сапожничающих ради хлеба насущного по чужим халупам. А о других, братских отрядах, уже организованных в боевые единицы, я не говорю. Они безусловно последуют нашему примеру. Это подтянет всех бойцов и командиров. Да и местное население с еще большим уважением будет смотреть на нас!
   Все присутствующие одобрительно переглянулись.
   - Согласен с комиссаром полностью! - произнес, попыхивая толстой самокруткой, Ковпак. Потом помолчал. И после долгой значительной паузы произнес: - Должен же хтось думать шире, чем за один отряд! Ты действуешь сейчас, Сэмэн Васильевич, как комиссар всей нашей партизанской армии...
   Текст присяги гласил:
   "Я, партизан Союза Советских Социалистических Республик, добровольно вступаю в партизанский отряд и торжественно присягаю перед всем советским народом, перед партией и правительством, что буду бороться за освобождение нашего народа от фашистского ига до полного его уничтожения. Я клянусь не щадить своей крови, а когда понадобится, то и жизни, в борьбе с фашистами. Я клянусь всеми силами и способами бороться против изменников Родины, самому не быть трусом и товарищей удерживать от проявления страха. Если по какому-либо злому умыслу я нарушу свою присягу, пусть меня покарает рука моих же товарищей".