Брайко Петр. Партизанский комиссар

   После разговора с Рудневым Петров решил пока остаться. Его группа была временно придана Путивльскому отряду.
   Спустя несколько дней, в ночь на 26 октября, партизаны взорвали четыре моста на реках Сейм и Клевень. В одну ночь были выведены из строя главные дороги, связывающие четыре районных центра: Путивль, Конотоп, Глухов и Кролевец. Разъяренное столь крупной диверсией фашистское командование на следующий же день повело наступление на Спадщанский лес.
   И тут полковник Петров, назначенный начальником ковпаковской "артиллерии", ударил по наступающим из трофейного танка. Фашисты, никак не предполагавшие, что у партизанского отряда имеется на вооружении артиллерия, в панике побежали обратно, оставляя раненых и убитых солдат. Причем больше в тот день противник уже не наступал.
   Руднев, сердечно поблагодарив Петрова за такую активную помощь, сказал:
   - Жаль все-таки, что вы решили уходить от нас!
   А любящий шутку Ковпак добавил:
   - Шо условлено, то условлено. Нэхай идуть... Но проводников мы дадим только тогда, когда воны научать наших хлопцив управлять той "дурой", кивнул он на трофейный танк, - и стрелять из нее!..
   - Мы согласны!
   И Петров охотно взялся за дело.
   Самым способным учеником оказался разведчик Митя Черемушкин, комбайнер из-под Вологды...
   А когда "танковая учеба" была окончена, армейцы опять стали просить, чтобы партизаны помогли им переправиться через линию фронта.
   - Мы окрепли у вас, набрались сил. Спасибо вам за это. Но наше место - на фронте! - настаивал на своем полковник.
   - Что поделаешь? - вздохнул комиссар. - Люди вы хорошие, мы успели уже сдружиться с вами. Но, как военные специалисты, вы, пожалуй, на фронте еще нужнее, чем тут.
   Прощались тепло. Кое-кто в глубине души завидовал уходящим: ведь они шли на соединение с армией...
   Комиссар Руднев обнял полковника.
   - Желаем вам, товарищи, благополучно добраться к своим и продолжать борьбу на фронте. Удачи вам! Только удачи!
   За этим последовали крепкие рукопожатия. Уходящие на восток были взволнованы не меньше партизан.
   Затем раздалась короткая хрипловатая команда Петрова:
   - Шагом... марш!
   Густой ореховый кустарник, вышитый кое-где красными ветками рябины, закачался, пропуская уходящих, и сомкнулся вновь.
   ЗНАМЯ ОТРЯДА
   Свершилось подсказанное жизнью. На листке того самого блокнота, где Руднев еще на установочном совещании "кандидатов в партизаны" в Сумском обкоме партии пометил: "Пункт первый: Организация партийно-политической работы на захваченной врагом территории", теперь были вписаны конкретные имена опытных пропагандистов, возглавляющих партизанский агитколлектив.
   Список начинался с бывшего заворга Путивльского райкома партии Якова Григорьевича Панина.
   - Главное, - говорил комиссар Руднев своим политработникам, - чтобы слово нашей большевистской правды своевременно доходило до людей! Это важно не только для наших бойцов. Мы не имеем права ни на минуту забывать о мирном населении в зоне действия отряда. Ведь мы пока что - единственные представители Советской власти здесь, на захваченной врагом территории.
   После этого, по предложению комиссара, командование отряда назначило политруков во все оперативные группы - будущие роты. Разумеется, выдвигали на такую работу самых грамотных, авторитетных и стойких бойцов из числа коммунистов.
   - Чтобы эти люди не только звали, но и действительно вели других вперед, за собой! - подчеркнул Руднев, обсуждая все кандидатуры с Ковпаком и Базымой.
   Агитколлектив провел собрания уже во многих селах, начиная с ближайших к лагерю: Спадщины, Новой и Старой Шарповки, Литвиновичей...
   Теперь добрая инициатива партизанских пропагандистов была утверждена Рудневым, как повседневная норма партизанской жизни. Норма героическая: ведь ходить в занятые оккупантами населенные пункты означало уже, само по себе, большой риск.
   Руднев подключил к этим застрельщикам-пропагандистам много новых помощников из самых толковых бойцов, умеющих обстоятельно поговорить с народом. И работать агитколлективу стало легче.
   Люди, оставшиеся в селах, главным образом женщины и старики всем сердцем отзывались на слово правды, которое несли им партизанские агитаторы.
   Находились активисты и в окрестных селах, стремившиеся помочь отряду. Подойдет, бывало, партизанский агитатор ночью к знакомой хатенке, постучит в дверь и скажет хозяину или хозяйке:
   - Будем у вас завтра ночью, проведем в селе политинформацию!..
   И повторять уже не надо. Соберутся все жители. Но расскажут они о сходке только тем, кому доверяют.
   - Удивительная чуткость у наших простых советских людей! - восхищался Руднев после каждой такой подпольной сходки. - Опасность заострила их чувство бдительности. И нашим агитаторам радостно общаться с таким народом, даже при том риске, с которым связана пропагандистская работа под самым носом у врага!
   Агитаторы рассказывали колхозникам о положении на фронтах. Разъясняли, какую помощь может оказать партизанам местное население.
   Люди, у которых сыновья и братья сражались сейчас на фронтах Великой Отечественной войны, готовы были помогать партизанам всем, чем могли. Однако осторожность была первым и непременным условием этой помощи.
   Расходились участники сходок молча, боясь малейшим шумом привлечь внимание какого-нибудь предателя. И без лишних слов делали все, что советовали им при беседе партизанские агитаторы: то незаметно разберут деревянный мост через речушку, по которому могут повести наступление на ковпаковцев карательные войска; то подожгут амбар с "немецким" награбленным зерном и салом. Продукты же, которые удавалось собрать, люди сами, не дожидаясь просьбы, переправляли партизанам. Случалось, ночью проведут ковпаковцы очередное собрание в селе, а утром на опушке леса уже лежат мешки со свежим душистым хлебом да ходит скотина - четвероногий "сухой паек".
   А бывало и такое - на партизанскую заставу вроде невзначай набредет мальчонка и расскажет:
   - Дяденька, сегодня из нашего села повезут продукты на станцию... для проклятых фашистов!
   И партизаны уже мотают себе на ус: где и как лучше "встретить" такой обоз. Мгновенно разгрузят все подводы. А крестьянки, с шутками да прибаутками, помогают им...
   В конце октября произошло событие, которое стало важнейшей вехой в истории всего отряда.
   На дороге Путивль - Берюх на партизанских минах подорвались фашистский танк и тягач, тащивший на прицепе другой, новенький танк. Мины эти ставили Политуха и Терехов с Ивановым.
   В ту же ночь (это было как раз под 30 октября) Семен Васильевич с группой бойцов поспешил к месту взрыва. Партизаны сняли с поврежденной, брошенной фашистами техники 70 снарядов, 15 тысяч патронов и два пулемета. Но самой ценной находкой оказалось простое школьное знамя. Руднев очень обрадовался ему.
   - Товарищи, теперь у нас будет свое знамя! Знамя юности - знамя будущего! Девчата вышьют на нем название отряда, чтобы понятно было, кто сражается под этим знаменем.
   Медсестры энергично взялись за дело. Раздобыли у людей цветных ниток, даже золотистый шелк нашли! И работа закипела.
   К октябрьским праздникам боевое ковпаковское знамя было уже готово.
   7 ноября все бойцы Путивльского отряда выстроились возле штабной землянки. После торжественного выноса знамени комиссар, особенно подтянутый, с радостно сияющими глазами, зачитал приказ, в котором командование отряда горячо поздравило всех бойцов с 24-й годовщиной Великого Октября, провозгласившего новую эру на планете, и пожелало скорейшей победы над врагом.
   После короткого митинга стихийно, не сговариваясь, запели "Интернационал".
   Потом состоялся праздничный товарищеский обед, после которого были еще и партизанские песни, и даже пляски.
   Но эта радостная, приподнятая атмосфера была на следующее утро омрачена досадным событием. Оказалось, что ночью с 7 на 8 ноября Воронцов и Погорелов увели своих людей из Спадщанского леса, не сказав никому ни слова, и забрали обе рации, вопреки приказу Большой земли.
   А в полдень прибыл из урочища Марица комиссар Шалыгинского отряда Федот Данилович Матющенко. Он принес Ковпаку и Рудневу новость: Воронцов и Погорелов со своими людьми остановились на отдых в Марице и собираются вскоре двинуться дальше, на север.
   Между Федотом Даниловичем и харьковчанами произошел крутой разговор, причем, сторону Матющенко принял и его сосед, тоже дислоцировавшийся в Марицком лесу, командир Глуховского отряда Петр Леонтьевич Кульбака.
   И Федот Данилович, яростно посверкивая глазами из-под своих густых черных бровей, передал суть этого спора:
   - Наши взгляды, сумских партизан, и Воронцова с Погореловым на дальнейшее развитие партизанской борьбы - дуже разные. И тактика наша, значить, тоже разная! Воронцов и Погорелов казалы мэни в очи: "Шо вы делаете? Для чого принимаете в отряд непроверенных людей - окруженцев?!. А я им в глаза казав: без молодежи много нэ навоюешь!.. На кого нам опираться здесь - в фашистском тылу? На одних стариков с ребятишками? Нам нужен обстрелянный, смелый народ!.. Воронцов же и Погорелов кажуть, шо воны з этим не согласны!
   - Да как же не принимать окруженцев? Мы просто обязаны вовлекать их в свои отряды! - возмутился Руднев. - Ведь эти люди, рискуя жизнью, живут по оврагам и болотам, в надежде примкнуть к какому-либо партизанскому отряду. Это - резерв нашего роста. Не принимать их - значит затормозить партизанскую борьбу!.. Другое дело - мы обязаны проверять их...
   - Конечно, брать. В противном случае гитлеровцы уничтожат цых людэй физически, - кивком подтвердил слова Руднева Ковпак.
   А Матющенко, все еще продолжая возмущаться, говорил:
   - Воронцов и Погорелов стоят за малые, незаметные территориальные отряды. И вообще они такими конспираторами заделались, шо даже удрали от вас конспираторским образом!..
   Ковпак, сидя в углу штабной землянки, молча скрутил гигантскую козью ножку, помолчав, заметил:
   - И оцэ воны называють "боевой дружбой"?.. Подхарчились, отдохнули за нашей спиной - и задали стрекача?.. Да ще й забралы рацию, которую по приказу Центра должны были оставить нам!..
   - Действительно, очень странно, - пожал плечами комиссар. - Если даже они в чем-то не согласны с нами, так надо было обсудить это вместе, со всей партийной прямотой.
   - А воны кажуть, шо ты, Сэмэн Васильевич, их, бедных, с толку сбиваешь! Шо воны, значить, только свои районы обязаны "обслуживать", а мы - только свои! В общем, каждый воюй единолично, обороняй свой дом?! Я с комиссаром глуховчан Белявским всячески старался убедить Воронцова и Погорелова в пользе объединения сил. Приводил самый убедительный пример: Руднев сам пришел к Ковпаку, и оба отряда - в выигрыше! Если кто и проиграл от их объединения, так только оккупанты!..
   И только сейчас заметив в углу землянки знамя, на котором золотым шелком были вышиты слова: "Путивльский объединенный партизанский отряд", Матющенко воскликнул:
   - Так у вас уже и Боевое Знамя есть? Цэ добрэ. Знамя объединяет людэй.
   - Мы с Сидором Артемовичем очень рады, что ваша и наша точки зрения полностью совпадают. В этом единении - залог роста нашей боевой мощи! подвел итог Руднев.
   12 ноября произошло еще одно знаменательное для всех ковпаковцев событие. Вернулся с важнейшего задания из-за линии фронта Алексей Ильич Коренев - партизан гражданской войны, один из основателей рудневской группы. Он должен был связаться в Харькове с переехавшим туда из Киева ЦК КП(б)У и попросить радиостанцию для объединенного Путивльского отряда.
   Коренева все ожидали с нетерпением, возлагая на эту опасную "командировку" особые надежды. Сведения, принесенные им с Большой земли, были, разумеется, секретными, поэтому разговор происходил в штабе при закрытых дверях.
   Едва успев вытереть свой вспотевший, почти без морщин, розовый лоб и расчесать пышную, белую как снег бороду, из-за которой все в отряде прозвали его Дед Мороз, Коренев начал свой невеселый рассказ:
   - Немцы уже под самым Харьковом! Захватили Холодную Горку и обстреливают оттуда городские кварталы. Весь центр - в дыму, как в тумане. Все заводы и учреждения уже эвакуировались. Над головой кружит черный пепел от сожженных бумаг: жгут архивы!
   - Знакомая картина! - вздохнув, заметил Ковпак.
   Коренев молча кивнул и продолжал рассказ.
   - Проводилась уже эвакуация тылов армии, которая обороняла город. Мне удалось разыскать только начальника Сумского областного управления НКВД Шраменко. Он, понятное дело, очень интересовался нашими партизанскими делами. Я рассказал ему все о фашистском тыле. Его это, видно, за душу взяло. Он старался всеми силами раздобыть для нас рацию, но в суматохе, когда все уже отступали, где ж ее возьмешь?
   О том, как опасно было переходить, притом дважды, линию фронта, Дед Мороз не упоминал: народная трагедия была так велика, что о своей жизни не думалось.
   - Ну, а с партийными органами ты связался, Ильич? - живо поинтересовался Руднев. В глазах его светилась надежда. - Ведь главное, чтобы о нашем отряде знали там, на Большой земле!
   - Как там наши? - почти одновременно с комиссаром спросил Ковпак.
   Но Коренев и на этот раз не мог порадовать их доброй вестью.
   - Работники Харьковского обкома и горкома накануне сдачи города были так заняты экстренными делами, что им было не до меня.
   Ковпак и Руднев хорошо понимали, какие это дела. Они навсегда запомнили тот черный день, 9 сентября, когда их родной Путивль был занят врагом и когда надо было, хоть умри, успеть сделать все, чтобы своевременно вывести свои оперативные группы на лесные базы, оставить везде "глаза и уши" - разведку, подпольщиков и связных.
   Обнадеживающим из всех сообщений Деда Мороза было одно: Шраменко обещал, что через НКВД обязательно доложит о Путивльском отряде Центральному Комитету КП(б)У. И еще Дед Мороз сообщил, что партизанскими делами и нуждами там, в ЦК Компартии Украины, занимаются товарищи Зленко, Спивак и Дрожжин, а рация при первой же возможности будет сброшена со всем необходимым на парашютах.
   - Это уже хорошо!.. - Руднев энергично растер озябшие пальцы. Главное - о нас им известно. Значит, будут и указания, и помощь.
   И каждый, кто находился сейчас в крохотной штабной землянке, верил: в ЦК не забудут о Путивльском отряде. При первой же возможности, любыми средствами окажут помощь партизанам.
   - Итак, связи с Большой землей у нас пока нет, Сидор Артемович, сказал в заключение комиссар. - Но сведения, которые принес Коренев о положении на фронтах, очень важны. Ведь фашистские оккупанты и их пособники распространяют повсюду выдумки, якобы войска фюрера уже потеснили Красную Армию за Волгу. А наш Дед Мороз сам перешел фронт под Харьковом! Надо немедленно написать листовку и рассказать народу правду.
   Комиссар достал из нагрудного кармана гимнастерки карандаш, отточил его поострей и тут же при свете мигающего каганца начал писать текст листовки.
   Листовку Руднева через час начали "размножать", то есть переписывать от руки. И партизанские агитаторы, с Яковом Паниным во главе, не дожидаясь утра, пошли в окрестные села рассказать людям, что Москва стоит, как неприступная твердыня, что Красная Армия в непрекращающихся жестоких боях изматывает силы врага, и час расплаты непременно настанет...
   БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?
   С неделю занимались ковпаковцы хозяйственными делами, налаживая свой нелегкий быт и готовясь к предстоящей зиме. И вдруг утром 28 ноября в Новую Шарповку - ближайшее к партизанскому урочищу село - прибыла рота фашистов. Не задерживаясь здесь, каратели двинулись в Старую Шарповку. Почти в то же самое время вступила рота гитлеровцев и в село Яцыно.
   Обе вражеские роты заняли высотки, прилегающие к Спадщанскому лесу. Затем один взвод развернулся в цепь и пошел в наступление.
   - Похоже, что немцы решили провести разведку боем! - выслушав донесение, произнес Ковпак.
   - Хотят прощупать нас?.. - Руднев задумался. - Что ж, мы готовы.
   - Тоди зробым так: на основной позиции, в центре нашей обороны поставымо трофейный танк! - сказал Ковпак. - Несколько человек со станкачем разместим в районе землянок. С десяток хлопцев пошлем к домику лесника, наперерез фрицам. А остальные займут оборону со стороны Яцыно и Старой Шарповки.
   Ковпак был спокоен и деловит. Руднев, как всегда в минуты опасности, оживлен. Глаза его излучали какую-то необыкновенную теплоту, от которой всем становилось легче.
   Между тем фашисты действовали на этот раз хитрее, чем обычно. Имитируя наступление на лес со стороны Яцыно, они в то же время скрытно бросили десятка три автоматчиков с тыла - прямо к партизанским землянкам.
   К счастью, опытный разведчик Василий Фомич Попов, партизанивший еще во времена гражданской войны, и два его товарища встретили вражеских автоматчиков внезапным огнем. Но все же под натиском целого взвода этим трем партизанам пришлось укрыться в землянке. Окружив ее, фашисты стали кричать:
   - Рус!.. Партизан капут! Сдавайс!..
   В ответ Василий Фомич послал им замысловатый набор соленых словечек. Фашистский офицер тоже выругался на ломаном русском языке. Потом один из карателей бросил в дымоход гранату, она разорвалась в печи, сделанной из металлической бочки. Офицер прислушался к наступившей тишине и произнес самоуверенно:
   - Аллес капут!
   Он подошел к маленькому оконцу под самой крышей землянки и стволом автомата разбил стекло, намереваясь заглянуть внутрь, но тут же свалился сам: Попов прошил его очередью из автомата.
   Затем из окошка вылетела граната. Каратели залегли. А в это время товарищи подоспели на помощь Попову.
   Гитлеровцы, бросив тело своего убитого офицера, отошли.
   Когда перестрелка прекратилась и партизаны убедились, что каратели убрались обратно в Путивль, Руднев сказал Ковпаку:
   - Ты прав, Сидор Артемович, эта была разведка боем. Значит, надо готовиться к серьезному наступлению противника.
   К концу ноября работы по укреплению своего лесного лагеря путивляне в основном закончили. Все подступы простреливались. Все проходы, которыми смог бы воспользоваться враг, были заминированы. Танк, в баках которого почти не осталось горючего, стоял теперь в самом центре на пригорке и мог в случае необходимости прикрыть любой сектор партизанской обороны.
   А тут еще разведчики сообщили:
   - В урочище Марица мы видели несколько наших армейских машин, наверное, оставленных при отступлении.
   - Так надо проверить, можно ли ими пользоваться! - решил тут же Руднев.
   Вскоре две машины, грузовая и легковая, были пригнаны в Спадщанский лес с запасными канистрами, полными бензина и масла.
   - Теперь у нас есть хоть маленький запас горючего для танка! обрадовался комиссар.
   28 ноября старший агитатор отряда Яков Григорьевич Панин, помначштаба Николай Курс и заместитель командира одной из опергрупп Андрей Цимбал должны были провести собрание колхозников в селах Спадщина, Литвиновичи, Антыки и в обеих Шарповках. Инструктируя их в штабе, Руднев еще раз напомнил:
   - Главное, друзья, говорите с народом конкретно. Если вам нужно охарактеризовать положение на том или ином участке фронта, объясните, какими средствами, ценой каких жертв добыта победа! Помните, вы, партизаны - не только бойцы, вы полпреды Советской власти в глубоком тылу врага. Вы - долгожданная устная газета военного времени!
   - Эх, если б я умел так с народом беседовать, как вы, Семен Васильевич! - с восхищением поглядев на комиссара, воскликнул Курс.
   - За меня чаще автомат говорит! - поддакнул ему Цимбал.
   Руднев рассмеялся в ответ. И положив руки на плечи обоим, сказал:
   - Прекрасно, друзья. Ведь пропаганда, подкрепленная делом, неотразима!.. - И уже серьезней продолжал: - Главное внимание надо сосредоточить на анализе и обличении лживой пропаганды оккупантов. Есть такой метод, который позволит нам опрокинуть руками самих же профашистских сочинителей их собственные утверждения.
   Агитаторы посмотрели на Руднева с нетерпеливым интересом. Комиссар поправил портупею и продолжал, постукивая коротким, совсем уже исписанным карандашом по корочке своего потрепанного блокнота:
   - Вся соль в том, что каждая псевдоукраинская продажная газетенка, издаваемая в том или ином оккупированном районе той же Сумщины, клевещет и сочиняет "факты", как только может, по-своему. А если так, то они, следовательно, противоречат одна другой. Давайте раздобудем экземпляры газет, издаваемых в зоне нашего действия: то есть в Путивле, Глухове, Конотопе, Шостке. Затем подберем номера по датам. И вся брехня в этих "сообщениях с фронтов" выплывет сама.
   Эффект от предложенного комиссаром сопоставления превзошел все ожидания.
   Четыре газеты, издаваемые фашистскими ставленниками в смежных районах Сумщины, умудрялись в один и тот же день давать такие противоречивые, взаимоисключающие "сводки с фронта", что сами невольно опровергали себя. И местные жители плевались и хохотали одновременно, собственными глазами прочитав эти газетенки, принесенные партизанским пропагандистом Николаем Курсом на тайную сходку.
   - Вот это заврались немецкие холуи! В одной газете пышуть, шо вчора войска фюрера за день пидбыли два танка и збылы пять самолетив. В другой пышуть, шо за той же дэнь подбылы аж двадцать два танка и девяносто сим самолетив!
   - А в этой газете, смотрите, бабоньки, фюрер уже готовится въехать на белому кони в Москву...
   - Этому коню уже перебили на фронте ноги! - заметил Николай Курс. - И не видать Гитлеру Москвы, как свинье - неба!..
   Потом он рассказал собравшимся о положении на фронтах.
   - Вот спасибо, родной, что ты открыл нам глаза! - благодарили его на прощанье женщины, у которых сыновья или мужья тоже воевали сейчас где-то под Москвой, Ленинградом, Севастополем...
   Так работали партизанские пропагандисты, восполнявшие на оккупированной врагом территории нехватку точной информации с Большой земли. Ведь обещанной рации все еще не было в отряде.
   Новости на войне порой сваливаются, как снег на голову.
   Находясь на заставе со стороны хутора Зезюлин, сержант Федор Карпенко заметил вдруг на опушке леса подозрительного человека, который ехал прямо в расположение партизан. Опасливо озираясь по сторонам, этот человек слез с саней, с топором в руке походил между деревьев. Потом, будто раздумав, поехал дальше в лес.
   - Стой! Куда прешь?! - крикнул ему Карпенко, выходя из-за дерева.
   Человек, стараясь держаться спокойно, слез с саней. Оглянулся.
   Карпенко, прищурив глаза, спросил в упор:
   - Зачем пожаловал?.. Кто ты?
   - А ты кто? - с вызовом ответил дровосек, видимо, ершистый по натуре. - Что, уже и дров заготовить нельзя?!
   - А вот я тебе сейчас сделаю "заготовку"! - крикнул сержант. И вскинув на руку трофейный автомат, грозно скомандовал: - Руки вверх!.. Обыщите его, - кивнул он двум своим партизанам, тут же вынырнувшим из-за кустов орешника.
   Карпенко был уверен, что схватил шпиона, посланного немцами в лес. А задержанный, увидев в руках парня немецкий автомат, принял его за полицая.
   - Распрягите лошадь! - продолжал Карпенко. - Мы ее конфискуем.
   - Да вы что, сдурели?! - рванулся дровосек на Карпенко. - Я буду жаловаться...
   Это окончательно утвердило сержанта в мысли, что он поймал фашистского холуя. И Карпенко для острастки двинул задержанного по скуле.
   - Вяжите его! - приказал Карпенко. - Шпионить за нами приехал, сволочь?!.
   Партизаны связали арестованного.
   Как раз в эту минуту на дороге, ведущей из штаба, появился Руднев со своим сыном. Карпенко бросился к комиссару.
   - Товарищ комиссар! Поймали шпиона!
   - Отец! Да это же дядя Костя! - Радик стал обнимать связанного Константина Васильевича. - Откуда ты, дядя Костя? Здоров ли, не ранен? Наших видел? Как там мама с Юриком?
   - Дай мне поздороваться сначала! - сказал, усмехаясь в усы, комиссар. И увидев, что у брата скручены за спиной руки, повернулся к Карпенко: Что он делал?
   - Да бузил... - виновато ответил сержант. - Драться вздумал со мной!.. Вот я его и связал.
   - Я думал, что к полицаям попал, - угрюмо отозвался Костя.
   - Ну, раз личность установлена, у меня вопросов больше нет. - И Карпенко сам развязал Константину Рудневу руки.
   Комиссар обнял меньшего брата. Снова на мгновение оттолкнул его от себя, вглядываясь в Костины глаза. Потом строго спросил:
   - А почему не на фронте?!
   Константин рассказал все по порядку: из родной Моисеевки он ушел 27 июня, формировали их полк под Москвой. Потом этот полк был изрядно потрепан противником под Трубчевском на Брянщине. Отошли под Карачево, переформировались и опять на фронт, под Смоленск, в тяжкие бои. Оставшихся в живых, а их было примерно рота, послали на охрану мостов под Почеп. Так Костя Руднев оказался вместе со своей частью в окружении. Места были ему хорошо знакомы: свои, родные! Обходя стороной Путивль и Моисеевку, где семью коммунистов Рудневых знали все, Константин свернул в Глуховские леса.
   Там он набрел на партизанскую группу Петра Леонтьевича Кульбаки, бывшего заведующего райпотребкооперацией.
   - Тебе сейчас одна дорога - в партизаны! - сказал ему Кульбака, сам партизанивший еще в годы гражданской войны вместе со старшим братом Николаем. - Только ищи, Костя, своих - путивлян, к родным местам поближе. Там тебе каждый куст знаком.
   О комиссаре Путивльского отряда, Семене Васильевиче Рудневе, осторожный Кульбака не обмолвился ни словом: вдруг да похвалится Константин кому-нибудь любимым братом? А встретиться ему могут разные люди, и такие, что нарочно в партизанский район подосланы.