Брайт Владимир. Цвет крови – черный

   Можно не верить трусливому гоблину, но Танцующий-с-Клинком по праву заслужил свое прозвище. Тот, кто не прячется за титулом, полученным при рождении, предпочитая открыто смотреть в лицо врагам, заслуживает доверия.
   – Хорошо. Идите. Отряд делает привал и ждет возвращения разведчиков, – во всеуслышание объявил я.
   Жизнь в походах учит ценить каждую свободную минуту. Командир не успел закончить фразу, а все, кроме утангов, уже опустились на землю.
   Впрочем, долго отдыхать не пришлось. Через десять минут группа вернулась. И, судя по хмурому виду обоих дроу, подозрения Кламста подтвердились.
   Старшим был Айвель, поэтому говорил он, остальные молча кивали.
   – Мы можем двигаться только вперед. Путь назад отрезан. Вначале это выглядит как труднопроходимые заросли из молодой поросли. А если пробиться сквозь живую преграду, то утыкаешься в частокол сомкнувшихся деревьев. В нашем распоряжении коридор шириной около пятидесяти метров. Создается впечатление, что нас ведут к определенному месту.
   – Еще что-нибудь? – Я уже понял, что бешеных крыс загнали в лабиринт, из которого только один выход – тот, что ведет в пропасть.
   – П-перевал. – От страха гоблин начал заикаться.
   – Какой?
   – С-стервятника, к-конечно. Очень скоро мы выйдем из леса и п-пройдем по краю обрыва.
   – Глубокого?
   – Д-Да.
   – Но мы в любом случае идем туда. К чему глупые игры с окружением? – вступил в разговор молчавший до сих пор Валд.
   – Для подстраховки. Чтобы отряд не отклонился в сторону и не повернул назад, – пробормотал я, размышляя о том, что, кроме меня и Фасы, никто не знал о целях экспедиции, засланной в тыл противника.
   И раз нас вычислили так быстро, значит, богиня Хаоса решила отказаться от первоначального замысла, а заодно избавиться от ненужных более пешек. Хотя для чего ей понадобилось использовать настолько сложную комбинацию с деревьями? Ведь намного проще послать гольстерров, решив проблему меньше чем за минуту.
   Странный каприз сиятельной особы был лишен всякого смысла. Нет. Определенно, Фаса не станет размениваться на «детские игры» с деревьями. Значит, в игру вмешалась некая третья сила.
   – А…
   – Позже, – бросил я через плечо, направляясь к Динксу.
   Я не знал, насколько он сильный маг. Среди расы воинственных имуров маги вообще встречались крайне редко. Но сейчас мой заклятый враг оказался единственным, кто мог ответить хотя бы на часть вопросов.
   На пространные объяснения и хождение вокруг да около не осталось времени. Поэтому я начал сразу с главного:
   – Мне необходима твоя помощь.
   – Вот как? – Его притворное удивление выглядело на редкость неестественно. – И зачем же скромный имур понадобился могущественному предводителю?
   Я собрался ответить что-нибудь резкое, но осекся на полуслове. К чему унижаться перед высокомерным ничтожеством? Что бы он ни сказал – выхода нет. Крысы добегут до конца лабиринта и свалятся в пропасть. Можно постараться найти выход из ловушки ради Свена и Карта – моих соплеменников. Хотя какая разница, умрем мы на день раньше или на день позже? Ведь в любом случае кровавая развязка неизбежна.
   – Ничего. Могущественному предводителю от тебя ничего не нужно, – равнодушно пожал я плечами и, повернувшись спиной к магу, сказал так, чтобы услышали все: – Привал окончен. Поднимаемся и идем дальше!
   Конечно, имур заметил резкую перемену в моем настроении, однако не придал ей значения. Потеря осколка души ослепляет. Первое время не можешь думать ни о чем ином, кроме утраты. К несчастью, я испытал это гадкое чувство на собственной шкуре, поэтому знаю, о чем говорю. Затем тревога и раздражение проходят, а жизнь возвращается в привычную колею.
   Вот только у Динкса нет времени. Тот, кто в глубине души считает себя умным и сильным имуром, на самом деле глупая крыса, бегущая по лабиринту.
   Пусть «веселится», пока может. Отныне я не пошевелю пальцем, чтобы помешать ему встретиться с неизбежным.
   Крыса – должна – умереть.
   Все остальное не важно.

Глава 3

   Небо затянуло беспросветной пеленой туч, не переставая моросил дождь. Смеркалось. Двое путников, закутанных в плащи, брели по обочине тракта. И без того плохая дорога вконец размокла, превратившись в огромную грязную лужу. Чтобы не вязнуть в чавкающей под ногами жиже, быстрее и проще идти по самому краю. А еще лучше сидеть у камина, курить трубку, рассеянно слушать разноголосый гомон потрескивающих в камине дров, созерцая огонь. В такую погоду даже разбойники предпочитали оставаться дома, что уж говорить о простых людях.
   Но эти двое были людьми лишь отчасти и потому не обращали внимания на дождь. Этан, мятежный сын Хаоса, бросивший вызов родителям ради завоевания трона, отказался от божественной сущности, став смертным без души и сердца. А его спутник, несмотря на видимое сходство с человеком, оставался файтом ^[2]– удивительным созданием, безгранично преданным своему господину.
   Правда, в отличие от других файтов Мелиус имел слабые стороны. В целях безопасности Этан заблаговременно совместил «истинное» тело слуги с новой оболочкой. В результате ищейки Хаоса не смогли взять след беглецов. Ренегаты оказались слишком умными, чтобы оставить охотникам даже слабую зацепку, не говоря о чем-то более весомом.
   Но ради скрытности пришлось пожертвовать защитой. Файт стал уязвимым для простого оружия, хотя и не потерял остальных способностей. Он по-прежнему мог изменять внешний облик, без особого труда принимая любую форму, а также владел искусством телепортации.
   Не будь в природе этого существа изначально заложена фанатичная преданность хозяину, столь могущественный слуга вполне мог уйти «в свободное плавание», бросив своего господина.
   Бывшего бога.
   Человека без души и сердца.
   Безумца, посягнувшего на родительский трон.
   Но Мелиус никогда не предаст хозяина. Словно преданный пес, он последует за Этаном даже на край света. Обочина размокшего от грязи тракта или натертый до блеска паркет королевского дворца – безразлично. Главное – оставаться рядом.
   Помогать. Служить. Обожать. Вот основное предназначение файта. Его первейший долг и обязанность. То, без чего его жизнь лишена смысла.
   А жизнь без смысла – ничто. Вязкая бессмысленная пустота серого дня. Погасшее солнце. И дождь…
   Проклятый нескончаемый дождь…
   Который ближе к ночи только усилился. Плащи окончательно вымокли и отяжелели. Дорога превратилась в отвратительное размокшее месиво. А и без того медленное продвижение вперед превратилось в некое подобие черепашьего забега.
   Для сына богини не составляло труда мгновенно очутиться в любой точке мира. Но любое магическое заклинание оставляет след – едва заметную нить, благодаря которой можно найти беглецов. Нет смысла рисковать понапрасну. Тем более когда заветная цель совсем рядом. Лучше промокнуть до нитки, чем потерять все.
   По замыслу Этана ближе к вечеру они должны были оказаться в небольшом прибрежном городке Тубле, где можно было сменить лошадей, чтобы отправиться дальше. Жаль, что погода расстроила планы мятежников, а на перевалочном пункте не оказалось свежей замены.
   В этих краях дождь может лить несколько дней подряд. Чтобы продвинуться как можно дальше, пока дороги не превратились в непроходимую грязь, путешественники наскоро перекусили и отправились в путь.
   Бешеная скачка продолжалась до тех пор, пока вконец обессилевшие лошади не пали одна за другой. Несчастные животные не выдержали изнуряющей гонки. Если бы не проклятый дождь, они могли бы продержаться дольше. Впрочем, теперь это уже не имело значения.
   Последние три часа файт и хозяин больше месили грязь, чем шли. Отступник, лишившийся божественного статуса, и его верный слуга, как все смертные, нуждались в отдыхе. Правда, в отличие от обычных людей они могли продолжительное время обходиться без пищи и сна. Но ненастную ночь лучше провести под крышей, чем в лесу. Обильный ужин, сухая постель и крепкий сон помогут восстановить силы. Затем еще сутки или двое в пути – и они достигнут цели путешествия. Заранее выбранное место, почти идеальное убежище.
   Почти.
   Но стопроцентной гарантии безопасности нет даже там.
   Этан понимал: обладание артефактом – только первый шаг навстречу победе. Нужно еще сбить гончих со следа. Спрятаться так, чтобы их не смогли найти лучшие ищейки Хаоса, не говоря уже о простых охотниках за головами.
   Забиться в нору и выждать столько времени, сколько потребуется для подготовки. А когда не останется и капли сомнений – нанести единственный точно выверенный смертельный удар. Никаких вызовов на дуэль и показного уважения к противнику. Благородные жесты могут себе позволить только безумцы. Когда наступает момент истины, правила отменяются. Голос крови становится пустым звуком, а выигрывает тот, кто остался в живых.
   Не важно, какими путями добыта победа. Впоследствии историю можно будет с легкостью переписать. Изобразив коварный удар в спину честным поединком. Или пойти еще дальше, превратив обычное убийство в великую битву. Эпическое сражение, воспетое бардами.
   Время – не только лучший лекарь душевных ран, оно еще и великий обманщик. Художник, искусно скрывающий истину за броско намалеванным фасадом примитивных декораций. Его мастерство совершенно. Даже самая умная и взыскательная публика не в состоянии отличить правду от вымысла. Неуловимый росчерк пера – и вот уже история превращается в красивую картину. А то, что полотно написано кровью, никого не смущает. Истинным талантам прощают любые причуды.
   В конечном итоге противостояние богов превратится в легенду. Красивую сказку со счастливым концом. Ведь победит самый достойный и лучший. Молодая кровь принесет в загнивающий мир свежую струю. И на поблекшем от времени полотне взорвутся фонтаном брызг ослепительно яркие краски…
   Разумеется, Фаса и Алт бросят лучшие силы на поиск мятежного сына. Предпримут все возможное, чтобы вернуть украденную реликвию. Кому, как не им, знать, что Амфора – главный козырь в борьбе за трон Хаоса. Оставить ее в руках противника означает заведомо проиграть.
   Лорды ошибаются только в одном. Тот, кто обращает внимание на детали, может упустить из виду самое главное.
    – Они в любом случае проиграют.– Этану не нужно было говорить вслух, чтобы файт его услышал.
   Мелиус способен воспринимать мысли господина, когда тот открывает свое сознание.
    – Да, они проиграют. – В ответе слуги не было и капли сомнений.
   Чем бы ни закончился мятеж – победой или поражением восставших, – мир не останется прежним. Можно сделать вид, что ничего не случилось, что все вернулось на круги своя. Но рано или поздно гнилая плотина прорвется, а свежая кровь оросит горячий песок, превратив безжизненную пустыню в плодородную пашню.
   Жизнь – непрестанное движение вперед. Те, кто не в силах смириться с подобной мыслью, обречены изначально. Их неизбежный конец – всего лишь вопрос времени. Времени – гениальнейшего из художников, для которого нет и не может быть ничего невозможного.

Глава 4

   Через полчаса мы достигли конечной цели путешествия. Пропасть, напоминающая пасть огромного ненасытного чудовища, терпеливо дожидалась законной добычи. По бокам, в почетном карауле, возвышались вековые гиганты. Отступать и бежать некуда. Хитроумная ловушка захлопнулась, а кто и зачем ее поставил, уже не имело значения. Осталось только выяснить, насколько долго продлится агония. После чего – встретить последний рассвет в своей жизни.
   Когда бессилен что-либо изменить, время тянется невыносимо медленно, превращая ожидание в изощренную пытку. Безжалостная живая стена надвигалась почти незаметно. Десяти минут хватило, чтобы измерить скорость, приблизительно рассчитав, когда деревья-убийцы достигнут края пропасти. Судя по всему, в нашем распоряжении осталось от силы два часа.
   За это время утанги могут срубить сто или даже тысячу деревьев, но уничтожить весь лес невозможно. Место поваленных исполинов займут другие. Равнодушные жернова мельницы измельчат зерно в пыль – и все кончится. Бывают сражения, где изначально противник настолько силен, что ясно, кто победит. Это был именно тот случай.
   Не знаю, имела ли Фаса представление, в каком положении оказались ее преданные вассалы. Но больше чем уверен: в любом случае она не пошевелит пальцем, чтобы помочь нам. Зачем спасать тех, кто с самого начала обречен? Ответ очевиден – в этом нет ни малейшего смысла.
   – М-мой п-повелитель. – Перед лицом неминуемой смерти Кламст осмелел настолько, что рискнул побеспокоить задумавшегося командира. – П-площ-щадка… З-здесь б-безопасно. Мы м-можем п-попытаться п-поджечь деревья.
   Утренний туман стелился над пропастью изысканным белоснежным покрывалом. Светлеющее на востоке небо предвещало скорое появление солнца. Меньше всего мне хотелось вступать в разговор с гоблином. Хотя не исключено, что Кламст выражал мнение большинства. Поэтому я счел за лучшее объясниться сразу.
   – Сжечь лес не получится. Моуру – лесной дух – не допустит этого. К тому же из-за тумана древесная кора покрыта влагой. Наш всемогущий маг, – я небрежно махнул рукой в сторону Динкса, – молчит. Значит, не в силах помочь.
   – Но…
   – Никаких «но». С вопросами, касающимися магии и огня, – только к имуру. Меня не беспокоить.
   Слова командира прозвучали как приговор, не подлежащий обжалованию. Опытный разведчик чувствовал – с человеком можно попытаться договориться, с имуром – нет. Телохранитель мага способен без разговоров перерезать Кламсту горло – шутки ради или вымещая накопившуюся злобу. Ведь гоблинов никто никогда не любил.
   Да и вправду их нельзя было называть храбрецами. Но когда весь мир смотрит на тебя с нескрываемым презрением, не остается ничего иного, как сжать рукоять ритуального ножа, неслышно подкрасться сзади и полоснуть по горлу надменного гордеца. Пускай свалится в бездну с разорванной шеей. Как глупая недорезанная курица, чью тушку выбросили на помойку, даже не удосужившись обезглавить.
   В последней битве имуры бросили гоблинов и лучников Хрустального Принца на растерзание рыцарям. Проклятые «кошки» посчитали ниже своего достоинства помогать всякому сброду, предпочтя издалека наблюдать за безжалостным избиением.
   Плевать на людей, убивающих друг друга. Чем больше их сдохнет, тем лучше. Но то, что в сражении полегло столько гоблинов, – этого имурам простить нельзя.
   Мысли о мести на время вытеснили даже страх. Кламст подошел к краю обрыва, пытаясь рассмотреть дно пропасти. А вместо этого увидел землю.
   Доселе плотный туман стал рваться в клочья, открыв удивительную картину – парящий в воздухе остров.
   – Смотрите! Земля! Летающий остров! – завопил он, тыча в пропасть пальцем дрожащей от волнения руки.
   Первой моей мыслью было – гоблин сошел с ума. Но, обернувшись на крик, я и правда увидел клочок суши, зависший над пропастью, словно облако.
   Он был совсем рядом. Тридцать метров, не больше. Не важно, как и почему остров появился здесь. Главное, у нас появился шанс вырваться из ловушки.
   – Земля!!! Мы спасены!!! – От радости гоблин закружился в некоем подобии танца.
   Больше всего неуклюжие угловатые движения напоминали пляшущую на стене тень. Впрочем, на причудливый танец Кламста не обратили внимания. В сердцах воинов, приготовившихся умирать, неожиданно ярко забрезжил призрачный луч надежды.
   На войне или в походе смерть подстерегает везде. В конце концов к постоянной опасности можно привыкнуть. Нельзя лишь перестать верить и надеяться. Иначе умрешь задолго до того, как вражеский меч или копье пронзит твое сердце.
   Утанги были мертвы и потому оставались безучастно-спокойными. Я не цеплялся за жизнь, из-за того что не видел разницы, когда умереть – чуть раньше или чуть позже. А вот почему Динкс не разделял общего ликования, выяснилось не сразу.
   Подойдя к краю пропасти, имур долго всматривался в очертания клочка суши, так неожиданно и, главное, удачно появившегося на нашем горизонте. И только после того, как окончательно убедился, что ошибка исключена, произнес голосом, лишенным эмоций:
   – Это Мефисто, блуждающий остров, куда невозможно долететь.
   И хотя Динкс не повышал голоса, его услышали все.
   – Ну и что с того? – В отличие от имура Олитунг не скрывал чувств. – Можно туда долететь или нет, безразлично. Для переправы хватит веревки, привязанной к дереву на острове. Ты же маг. Обеспечишь канатную переправу, а остальное – наша забота. И вообще…
   Не дожидаясь окончания бурной речи, имур отвернулся и зашагал прочь от обрыва. Создавалось впечатление, что он потерял всякий интерес не только к острову, но и к окружающим.
   – Не хочешь разговаривать? – В интонации гиганта звучала откровенная угроза. – Значит, по-твоему, я не заслуживаю ответа? Ладно, давай по-другому. Для начала посмотрим, насколько ты сильный маг, а затем выясним остальное.
   Орк сделал решительный шаг вперед и…
   Оказался лицом к лицу с Ламом. Телохранитель не стал принимать боевую стойку, делать резких или подчеркнуто угрожающих движений. Он просто стоял. Как ни странно, именно это отстраненное спокойствие оказалось действеннее всего. Так может вести себя только тот, кто уверен в подавляющем превосходстве.
   Несмотря на преимущество в росте, весе и силе, главарь орков решил не испытывать судьбу в схватке с невероятно быстрым имуром. До тех пор, пока никто не обнажил оружие и не затронул честь другого, назревающий конфликт можно свести к шутке: это не трусость, а, скорее, трезвый расчет.
   – Друзья мои! – На лице Олитунга застыла кривая усмешка, больше похожая на звериный оскал. – Кое-кто хочет, чтобы мы стали кормом для пожирателей падали. Не знаю, как вас, а лично меня такой вариант не устраивает. – Он сделал широкий приглашающий жест, как будто собирался сказать: «Ну же, не стесняйтесь, подходите ближе и давайте сообща бороться за правое дело!»
   На призыв Олитунга немедленно откликнулись двое орков. Судя по решительному виду, меньше всего на свете им хотелось стать пищей стервятников. Хотя не исключено, что подчиненные всего лишь следовали за командиром.
   – Мы с тобой! – Рев, исторгшийся из пары луженых глоток, оглушил не только всех нас.
   Несмотря на трехкратное численное преимущество орков, Лам оставался спокойным.
   Я мог остановить этот фарс в любую секунду, но не хотел. Имуры спокойно наблюдали, как гибнут люди, так почему бы нам не поменяться ролями? Тем более наш конец в любом случае неизбежен. Будем считать, что командир позволил своим бравым ребятам напоследок вволю повеселиться. Пусть машут кулаками или ножами, льют кровь и вышибают друг другу мозги. Пир во время чумы не так страшен, как его описывают случайно выжившие очевидцы.
   Трое против одного. Принять вызов означало погибнуть. Но имур-телохранитель не собирался отступать перед орками, каждый из которых был выше его на голову. Лам только сменил стойку и, как мне показалось, слегка напрягся.
   Будь на месте Олитунга кто-нибудь менее выдержанный, он непременно вытащил бы меч, попытавшись устранить возникшее препятствие с помощью грубой силы. Но хитрый орк не спешил. Наверняка он заметил реакцию человека, повелевающего четверкой утангов, и понял – командир не станет вмешиваться. Троим оркам не составит труда расправиться с Ламом, однако не стоило сбрасывать со счетов самого Динкса.
   До сих пор маг не принимал участия в происходящем, и это настораживало. В то время как телохранитель пытался остановить численно превосходящего противника, его господин сидел на земле, повернувшись спиной к происходящему. Имур был на удивление спокоен. Я не видел его лица, но, судя по расслабленной позе, маг медитировал. Не исключено, что сейчас он находится далеко от этого места, а может…
   Закончить мысль не удалось. На импровизированной сцене появились новые действующие лица. Немногочисленная труппа бродячего театра решила дать прощальное кровавое представление, задействовав большую часть актеров.
   Неизвестно, из-за чего главарь орков так ненавидел принца дроу. Но теперь, после незавершенной дуэли, у Айвеля имелись все основания желать смерти Олитунга. Поэтому никто особо не удивился, когда дроу присоединился к Ламу. А вслед за своим господином молчаливой тенью последовал Валд.
   Трое орков против имура и двоих дроу. Несведущему человеку могло показаться, что силы противоборствующих сторон равны, на самом же деле мнимое равенство выливалось в подавляющее преимущество скорости над силой. У орков не было шансов. Даже призрачных. Все, на что могли рассчитывать воины, наделенные невероятной силой, – это убить одного противника. Да и то при самом благоприятном стечении обстоятельств.
   – Кажется, мы не закончили в прошлый раз? – Айвель подчеркнуто медленно вытащил из ножен стилет.
   По сравнению с боевыми ножами стилет выглядел почти как игрушка. Правда, в руках Танцующего-с-Клинком эта «игрушка» превращалась в смертельное жало гремучей змеи.
   – Второе сердце. Настало время убедиться, существует ли оно на самом деле.
   Несмотря на громкое заявление, дроу не собирался повторять глупую ошибку, чуть было не стоившую ему жизни. Теперь он будет целиться в горло. Стремительный выпад, не уловимое глазом движение руки – и огромный тупой кусок мяса бьется в предсмертной агонии. Нелепое поражение в последней дуэли будет забыто. Кровь списывает все оплаченные и неоплаченные счета. Победа достается лучшему.
   Айвель настолько живо представил труп поверженного врага, что не смог удержаться от широкой улыбки.
   Демонстрация оружия, оскорбление, а также издевательская ухмылка – все вместе взятое являлось вызовом.
   Отныне уже не получится свести разговор к невинной шутке. Когда зажимают в угол, нужно драться или бежать. По воле обстоятельств мы оказались в ловушке – отступать некуда. А потому оставался только один выход – умереть.
   Орков можно обвинять в чем угодно, только не в трусости. Они жестоки, беспощадны, порой откровенно глупы, но всегда и везде бьются до последнего.
   – Да, мы не закончили. – Лицо Олитунга потемнело от гнева, когда он вытаскивал меч. – «Благородный дроу» проиграл и, вместо того чтобы сдаться на милость победителя, спрятался за спину нового господина. Жаль, я не сломал тебе хребет сразу. Придется сделать это сейчас.
   – Попробуй. Будешь сражаться так же хорошо, как говоришь, – и проживешь чуть дольше. В противном случае не заметишь, как остановится последнее сердце. – Вытянутая вперед рука со стилетом прочертила в воздухе замысловатую линию…
   Семена раздора, однажды брошенные в землю, проросли и окрепли. Набрали силу, превратившись в зрелые колосья, под тяжестью собственного веса склонившиеся к земле.
   Урожай созрел. Настала пора собирать кровавую жатву.
   Какой колос упадет первым, уже не имеет значения.
   Главное – в конечном итоге Она скосит всех без исключения.
   А затем спокойно пойдет дальше. Мир кажется необъятным только на первый взгляд. Если очень сильно захотеть, напрячь все силы и как следует присмотреться – можно увидеть край поля.
   За которым вообще ничего нет.

Глава 5

   – Значит, мы успеем не только догнать отряд, но и подготовиться к атаке? – Ита никак не могла взять в толк, что на уме у странного юноши.
   – Конечно. Только не к атаке, а к встрече, – уточнил Толинель.
   – Откровенно говоря, верится с трудом. Хотя, будь ты не художником, а магом…
   Он отрицательно покачал головой:
   – Увы, я всего лишь бедный художник.
   Лучнице показалось, что она зря теряет драгоценное время. Да, они заключили соглашение. Но одна из сторон не спешила выполнять взятые на себя обязательства.
   – Раз не владеешь магией, как сможешь помочь? – Вопрос прозвучал излишне резко, но Ита и без того долго сдерживалась. Учитывая ее безнадежное положение, это было непросто.
   – Легко. Нарисую место – и мы перенесемся туда. – Ответ прозвучал на редкость легкомысленно.
   Малые дети врут легко и красиво по той простой причине, что верят в свои фантазии. А этот юноша с глазами древнего старика не очень-то походил на ребенка.
   Ите отчаянно захотелось спросить, не сошел ли он с ума, но огромным усилием воли она взяла себя в руки.
   – Легко?
   – Вижу, ты не веришь?
   Они стояли на расстоянии вытянутой руки, и потому Толинель заметил ее сомнения.
   – Разумеется, нет. – Когда по венам струится медленный яд, честным быть просто.
   – Вообще-то я не совсем обычный художник. Меня можно назвать и магом. Хотя это будет не очень правильно.
   На самом деле Ите безразлично, кто он – волшебник, художник или убийца. Главное, чтобы помог догнать ренегата. Проклятого принца. Убийцу отца. Ничтожество, недостойное жизни.
   – И в чем твой секрет?
   – Просто рисую. Иногда ты знаешь, куда попадет стрела, еще до того, как спустила тетиву. Это уверенность, а не предчувствие. Так же и я. Не составляет большого труда представить место, человека или предмет, который однажды видел. Как только в сознании оформилась «картинка», рука переносит ее на холст, дощечку для письма или любую поверхность, где можно рисовать. За неимением лучшего, может сгодиться даже песок, зола или земля. У меня дар или проклятие, смотря с какой стороны посмотреть. – Толинель замешкался, будто решая, стоит ли продолжать, но пауза длилась недолго. – Благодаря ему я не трачу время на утомительные путешествия.