Брэдфорд Барбара Тейлор. Волевой поступок

   – Не глупи, Гвенни, мы не можем время от времени не упоминать Альфи, и меня это не расстраивает, правда же, не расстраивает. – Одра ободряюще улыбнулась подруге. – Я уже оправилась от его смерти в том смысле, что мое горе меньше. Оно уже не причиняет мне такой огромной боли. Конечно, я не забуду Альфи и всегда буду любить его, но теперь у меня есть Кристина.
   Одра посмотрела на ребенка, лежащего у нее на руках, затем перевела взгляд на Гвен.
   – Я в самом деле чувствую себя хорошо. Роды были легкие, как и беременность. Странно, не правда ли, но я так плохо себя чувствовала, когда носила Альфи. И почти не замечала беременности, когда носила Кристину. Да и роды закончились прежде, чем я успела моргнуть – ну, почти.
   Гвен кивнула модно постриженной белокурой головой.
   – Да, так часто бывает. – Отсутствующим взглядом она посмотрела в окно, и на ее лице промелькнуло тоскливое выражение. – Тебе повезло… я бы хотела забеременеть.
   – Ты забеременеешь, дай время.
   – Время! – Гвен тихонько рассмеялась. – Сейчас май тридцать первого года. Я замужем уже ровно два года и один месяц. – Она слегка пожала плечами и добавила: – Хотя Джефри говорит, что я слишком беспокоюсь, слишком напряжена и что я должна расслабиться и не ждать беременности с таким нетерпением.
   – Вероятно, он прав. В конце концов, он ведь врач. А как он поживает?
   – О, нормально. – Гвен внезапно вскочила. – Медсестры в этом отделении, по-видимому, отвратительно относятся к выполнению своих обязанностей. Розы завянут, пока кто-нибудь соберется принести вазу. – Она взяла букет. – Пойду поставлю их в воду сама и тут же вернусь.
   Одра проводила глазами Гвен. Она очень изменилась за прошедшие два года, как Одра и предполагала. Он изменил ее… изменил ее манеру одеваться и говорить, изменил ее походку и, возможно, даже ее мысли. В Гвен чувствовалось что-то странное, что-то такое, что Одре было трудно определить. Теперь они виделись нечасто; после того, как обе вышли замуж, их дружба стала не такой тесной. Поэтому, когда им удавалось увидеться, малейшее изменение в Гвен сразу бросалось в глаза. Может быть, дело в ее внешности думала Одра нахмурившись. Или в одежде? Безусловно, черное льняное платье и жакет при полном отсутствии украшений выглядели довольно мрачно. Кроме того, этот цвет делал лицо Гвен каким-то безжизненным. Но нет, одежда была ни при чем.
   Озадаченная, Одра оглядела подругу, возвращавшуюся к ее кровати с вазой. Когда та подошла ближе, она вдруг поняла, что именно изменилось в Гвен. Из ее глаз исчез прежний свет. «Она уже не счастлива с ним, если вообще была когда-нибудь счастлива, – подумала Одра. – Вот почему она не хочет говорить о нем, вот почему вскочила и бросилась ставить розы в воду. Ох, бедная Гвенни, она так многого ожидала от этого брака, предвкушала такую замечательную жизнь, но, держу пари, что жизнь эта – сущий ад».
   – Спасибо, – пробормотала Одра, когда Гвен поставила вазу на тумбочку, продолжая потихоньку наблюдать за ней. Да, в этих красивых светло-голубых глазах таилась грусть, и уголки губ были как-то уныло опущены, чего не было раньше.
   Гвен прервала ее мысли, объявив:
   – Я хочу поставить тебя в известность, что как следует отчитала молодую сестру.
   – Не сомневаюсь в этом. Видишь, как это получается, Гвен: когда попадаешь в больничное отделение, сразу хочется взяться за наведение порядка… трудно забыть старые привычки, правда?
   – Может быть, – сказала Гвен. – И раз уж мы заговорили о сестринской работе, хочу спросить тебя, не собираешься ли ты возобновить работу у той женщины, когда выйдешь из больницы?
   – Ты имеешь в виду миссис Джарвис? Да, я ей обещала и не могу ее подвести. Она очень нездорова, и потом, нам нужны деньги.
   На лице Гвен промелькнуло сочувствующее выражение, и она заметила:
   – То, что Винсент до сих пор без работы, должно быть, ужасно тяжело для тебя, душенька.
   – Ну, для него это еще тяжелее, – сказала Одра тихо и внимательно посмотрела на Гвен, в голосе которой уловила осуждающие нотки. – То, что он не может найти работу, ужасно мучает его, и я уверена, ты можешь это понять. Винсент не бездельник и не лентяй, ты же знаешь…
   – Я ничего подобного не имела в виду! – воскликнула Гвен, слегка покраснев.
   Пропустив ее замечание мимо ушей, Одра продолжала говорить ровным голосом:
   – Сегодня он снова отправился на поиски работы. Он очень серьезно к этому относится и хватается за любую возможность.
   – Да, это, наверно, действительно мучает его, – пробормотала Гвен. – Я имею в виду, что он всегда был категорически против того, чтобы ты шла работать.
   – Это так, и не думай, что он изменил свое мнение – нет. Однако теперь деваться некуда.
   – Я понимаю, душенька. Последний раз, когда мы с тобой виделись, кажется, это было в марте, ты сказала мне, что твой брат Уильям предложил в своем письме приехать вам с Винсентом к нему в Австралию. Что-нибудь вышло из этой идеи?
   – Нет. Да я и не ожидала, что из этого что-то выйдет. Винсент может только говорить об эмиграции, Гвен, но он никогда не покинет Англию. Конечно, он ворчит по поводу депрессии, условий жизни, ругает правительство и политиков всеми известными ему бранными словами, но он любит эту страну. – Одра медленно покачала головой. – Просто он не хочет расставаться с матерью и отцом и с остальными членами семьи. Знаешь, они все так связаны друг с другом, эти Краудеры. Есть и другая причина – я тоже не готова к переезду. Конечно, мне бы очень хотелось увидеться с Уильямом и Фредериком, но не думаю, что мне понравилось бы жить в Австралии. Это так далеко.
   Гвен поморщилась.
   – Да, я знаю, что ты имеешь в виду; это действительно кажется жизнью где-то на краю света. – Обмахнув лицо рукой, Гвен воскликнула: – Уф! Здесь стало сразу как-то очень жарко, но ведь и погода стоит слишком теплая для мая, правда?
   Она скинула жакет и повесила его на спинку стула.
   – Ты говорила мне, что твой Фредерик помолвлен? Он еще не женился?
   Одра ничего не ответила. Гвен посмотрела на нее с любопытством.
   – В чем дело? Почему ты на меня так уставилась? – спросила она.
   – Что ты сделала со своей рукой? – Одра не в силах была отвести глаз от Гвен. На ней было платье без рукавов, обнажившее сильно распухшую темно-коричневого цвета руку с рассасывающимися синяками.
   Смущенно рассмеявшись, Гвен сказала:
   – Ужасный вид, да? Упала позавчера с лестницы, ведущей в погреб. Джефри был просто в ярости от моей неуклюжести. В тот вечер мы должны были идти на танцы, и я не смогла надеть свое новое платье с короткими рукавами – я заплатила за него уйму денег в магазине мадам Харт. Джефри сказал, что я могла разбиться до смерти и очень рассердился на меня за то, что я оказалась поблизости от этой лестницы. – Она засмеялась нервным смехом.
   – Не удивляюсь тому, что он рассердился, ты действительно могла разбиться насмерть. Я помню, что когда в первый раз увидела твой дом, то еще подумала, что эта лестница уж больно крутая. Ты должна быть осторожнее, – предупредила подругу Одра.
   – Я знаю. – Вдруг забеспокоившись, Гвен встала и подошла к окну. Взглянув в него, она застыла в напряжении, затем повернулась к Одре. – Майк и Лоретт входят в больничные ворота вместе с Винсентом. Мне лучше уйти.
   – Но им всем будет приятно повидать тебя.
   Гвен рассмеялась, пытаясь скрыть чувство неловкости, а потом сказала:
   – Говоря по правде, мне не хотелось бы встречаться с Майком.
   – Ну это же просто глупо. Теперь, когда ты замужем, а он женат, у вас нет никакой причины испытывать смущение в обществе друг друга.
   – Я знаю, но все вы члены одной семьи, и я вам буду только мешать. Кроме того, мне в самом деле нужно торопиться в Хедингли. У меня много дел… Сегодня вечером у нас званый обед, а за горничной нужен глаз да глаз.
   – Мне бы хотелось, чтобы ты осталась.
   Гвен покачала головой.
   – Нет, мне пора идти. – Улыбнувшись, она легонько коснулась макушки Кристины и поцеловала Одру в щеку. – Пока, душенька, до скорой встречи.
   – До свидания, Гвенни, – тихо сказала Одра, зная, что увидит подругу очень нескоро. – Спасибо, что навестила.
   Одра смотрела вслед своей любимой Гвенни, спешившей из отделения, и думала: ох, ведь она столкнется с Майклом на крыльце больницы…
   – Как чувствуют себя мои девочки? – спросил Винсент и, наклонившись, поцеловал Одру, а потом заглянул в личико дочери.
   – Мы обе чувствуем себя прекрасно, – сказала Одра, улыбаясь и быстрым взглядом окидывая мужа. По выражению его лица она поняла, что он не нашел работы.
   Подошла Лоретт, поздоровалась и сообщила:
   – Мама прислала тебе маленький пирог с фруктами; она думает, что он тебе понравится.
   – Конечно, понравится, пожалуйста, поблагодари ее от меня, Лоретт.
   Винсент, пристроившийся на краешке кровати, сказал:
   – Мы только что столкнулись с Гвен, но она понеслась от нас по дорожке, как будто мы чумные.
   – Она торопилась домой, – ответила Одра. – У нее сегодня званый обед.
   – А мне показалось, что она не хочет встречи с Майком, – вмешалась в разговор Лоретт, переводя взгляд на Винсента и Одру.
   – Возможно, ты права. – Винсент согласно кивнул. – И я уверен, что он тоже не хочет ее видеть. Что он мог бы ей сказать?
   – А где он, кстати? – спросила Одра.
   – Зашел посмотреть больного в другом отделении. Сейчас придет, – сказала Лоретт и попросила: – Можно мне подержать немного Кристину, Одра?
   – Конечно, можно. Подойди сюда и возьми ее, дорогая.
   Одра была рада возможности изменить положение в постели и потянуться. Несколько секунд все молчали. Одра следила за тем, как Лоретт качает ребенка, что-то ласково говорит ему и нежно прижимает к себе.
   – Винсент и я подумали, вернее, мы надеемся, что ты будешь ее крестной матерью, а Майк – крестным отцом, – сказала Одра.
   – О, я буду счастлива, – радостно воскликнула Лоретт, – и уверена, что Майк тоже. – Потом она спросила: – А кто будет другой крестной матерью? Думаю, Гвен?
   – Нет, у меня такое чувство, что из этого ничего не получится, – ответила Одра и посмотрела на Винсента. – А ты что думаешь?
   – Я никогда этого не хотел и, безусловно, рад, что ты передумала. – Он усмехнулся и, глянув на дверь в послеродовое отделение, добавил: – А вот и Майк.
   Майк прямиком направился к Одре. Поцеловав ее в щеку и легонько сжав ей плечо, он сказал:
   – Нет нужды спрашивать, как ты себя чувствуешь. Для женщины, родившей всего два дня назад, ты выглядишь изумительно… полагаю, все в порядке и нет никаких проблем?
   – Нет, никаких. – Одра улыбнулась, в который раз подумав, что он самый добрый человек из всех, кого она когда-либо встречала. Его добрая душа светилась в кристально чистых заботливых глазах, и она была уверена, что он будет замечательным врачом. Само его присутствие, глубокий, теплый тембр голоса, участие рождали доверие и успокаивали.
   «Доброта Майка – его дар, – подумала она. – Неудивительно, что пациенты так его любят».
   Видя, что Майк все еще стоит, склонясь над ней, как будто ожидая, что она скажет что-то еще, Одра заметила:
   – Доктор Сталкли заходил ко мне сегодня и сказал, что я могу вернуться домой через несколько дней.
   – Ему виднее, конечно, но не следует торопить события, – предупредил Майк и отошел к жене. Положив руку на плечо Лоретт, он взглянул на малышку, лежащую у нее на руках.
   – Она будет красивым ребенком, – сказал он.
   – Мы бы хотели, чтобы ты был крестным отцом Кристины, – объявил Винсент. – Лоретт уже согласилась стать крестной матерью. Что ты скажешь?
   – Я говорю да. – Майк улыбнулся. – Вы только что получили крестного отца, а кто вторая крестная мать?
   – Я думал о нашей Олив, – сказал Винсент. – А ты, Одра, что об этом думаешь?
   – Лучше и быть не может… да, пусть все остается внутри семьи.
   – Олив очень серьезно отнесется к своим обязанностям крестной, как и все мы, естественно, – сказала Лоретт.
   – Да, – согласился Винсент, – сомневаться в вашем чувстве долга не приходится.
   Он встал, подошел к сестре и протянул руки.
   – Могу я подержать свою малютку минутку или две, Лоретт? Я еще не брал ее на руки сегодня.
   Лоретт отдала брату ребенка, и он, заботливо положив девочку на согнутую руку и поправив одеяльце, принялся внимательно разглядывать ее. Ее кожа была гладкой и чистой, а черты лица уже вполне очерченными. Личико не было красным и сморщенным, как у Альфи, когда он родился. Винсент смотрел на Кристину с чувством благоговения, сердце его трепетало от любви к ней. Наконец он сказал:
   – С той самой минуты, как я узнал от Одры, что она ждет ребенка, я почувствовал, что это доброе предзнаменование. И так оно и случилось – она будет необыкновенным ребенком.
   – Очень, очень необыкновенным, – прибавила Одра. – И я собираюсь обеспечить ей блестящее будущее.
   Все взглянули на нее с удивлением. Наступило неловкое молчание. Слова Одры повисли в воздухе.
   Лоретт улыбнулась, прикусив губу, не зная, как лучше отреагировать на столь странное заявление.
   Винсент молча подошел с ребенком к окну и стал смотреть в него.
   Майка обуяло беспокойство. Напряженно застывшие плечи друга говорили о том, что того рассердило замечание жены. Да, оно прозвучало… как-то по-собственнически, мягко говоря. «Разве не могла Одра сказать «мы»?» – подумал он.
   Откашлявшись и стремясь сгладить неловкость, Майк произнес:
   – Это впечатляющее желание, Одра.
   – И главное, абсолютно серьезное! – выпалила она в ответ решительно, сверля его взглядом.
   Майк всегда знал, что в Одре есть твердость, но теперь он увидел то, чего не замечал раньше. Ее крепко сжатый рот и выступающая вперед челюсть выдавали холодную непреклонность, а в удивительных васильковых глазах было выражение пугающей неумолимости. Она не только высказалась серьезно, она объявила крестовый поход. И храни Господь всякого, кто встал бы на ее пути, включая Винсента.

25

   Итак, желание дать Кристине блестящее будущее, стало главной движущей силой жизни Одры Краудер. Другие мысли не занимали ее. Летом 1931 года началась борьба за осуществление этой цели, которой суждено длиться более двадцати лет.
   По возвращении из больницы Одра вернулась к работе у миссис Джарвис, за которой ухаживала четыре месяца до рождения Кристины. Она пообещала старой леди возобновить свои обязанности после родов, не говоря о том, что они отчаянно нуждались в деньгах. Винсент получал только двадцать пять шиллингов в виде пособия, на ребенка ему прибавили еще два шиллинга в неделю. Этого было явно недостаточно на троих.
   Работа у миссис Джарвис была нетрудной. Было удобно и то, что больная женщина жила в Тауэрсе, всего в нескольких минутах ходьбы от коттеджа на Пот-Лейн.
   Однако Одра предпочитала больничную работу частной практике. Проработав у миссис Джарвис только месяц, Одра предупредила ее, что собирается перейти в больницу св. Марии. Что она и сделала в июле.
   В ноябре в больнице появилась новая вакансия. К огромной радости Одры, ее назначили в детское отделение.
   Одра знала, что столь желанное для нее место ей удалось получить, благодаря тому, что Маргарет Леннокс нажала на кой-какие тайные пружины, а также благодаря влиянию, которое миссис Белл имела на старшую сестру. Но это ее ни в малейшей степени не беспокоило. Она получила эту работу, и только это имело для нее значение.
   К весне 1932 года Одра уже полностью освоилась в больнице и получала большое удовольствие от своей работы. Старшая сестра Фокс была к ней расположена, ее ценили врачи, она понимала, что в скором будущем сможет рассчитывать на повышение. Она никогда не думала о повышении, которое, в чем она была уверена, не заставит себя ждать, с точки зрения удовлетворения своих амбиций; просто она даст ей больше денег. Денег для Кристины – на ее одежду, образование, ее будущее.
   Хотя в данный момент Одра не могла отложить для дочери ни пенни, она была твердо намерена начать делать это через пару лет. У нее были долгосрочные планы, так как она считала, что при ее обстоятельствах она только так добьется успеха. У нее уже появилась идея, как заработать дополнительные деньги, и она собиралась приступить к ее осуществлению, как только прочно закрепится в больнице. Она собиралась шить в свободное от работы время.
   Работа в больнице приносила Одре чувство удовлетворения, и она отдалась ей с присущими ей энтузиазмом и энергией. Когда она обходила палаты, походка ее становилась пружинящей, а на лице светилась улыбка.
   Но дома было неблагополучно.
   Отношения между ней и Винсентом опять испортились, и основание под их несколько странным браком снова зашаталось.
   На этот раз трещина в семейной жизни появилась по вине Одры. Внимание ее было сосредоточено исключительно на Кристине, которую она любила с едва ли не патологическим неистовством – возможно, потому, что уже потеряла одного ребенка.
   Винсент тоже любил малютку, но его поглощали собственные проблемы. К тому же, будучи мужчиной в расцвете сил, он нуждался в удовлетворении своих естественных потребностей. Он хотел, чтобы его отношения с женой были нормальными во всем. К сожалению, Одра была не просто занята Кристиной и работой, она теперь не проявляла абсолютно никакого интереса к физической близости с ним.
   Она не спала с Винсентом вот уже несколько месяцев, что его очень задевало. Как и угнетающее положение безработного, которому поручают сидеть с ребенком.
   Холодность Одры, отвергавшей его как мужчину, усугубляла растущее в нем чувство горечи.
   В один из субботних вечеров в апреле, после того как Кристину уложили спать в ее комнатке наверху, он решил поговорить с Одрой начистоту.
   Он выждал время, пока она уберет со стола и вымоет посуду. И как только она расположилась перед камином и принялась за штопку, он выключил радио и сел на стул напротив нее.
   – Зачем ты это сделал? – спросила Одра, не роднимая глаз от дырки в носке.
   – Я хочу поговорить с тобой, и очень серьезно, – сказал Винсент с озабоченным видом, наклонившись вперед и устремив на жену пристальный взгляд.
   – Вот как, – сказала она и положила носок на колени, сразу же уловив в его голосе серьезную интонацию. Она откинулась назад и приготовилась слушать его со всем вниманием.
   Именно этого он и хотел.
   – У нас очень серьезные проблемы, у тебя и у меня, Одра, и пришло время поговорить о них в открытую. Не будем больше делать вид, что их не существует, потому что ты…
   – Проблемы? – прервала Винсента Одра со странным выражением во взгляде. – Что ты имеешь в виду?
   – Брось, не притворяйся глупенькой. Ты очень хорошо знаешь, о чем я говорю. Наши проблемы в постели, вот что я имею в виду. Ты пренебрегаешь мной. Ты меня больше не любишь?
   Как всегда, когда он заводил речь о сексе, она покраснела и с возмущением воскликнула:
   – Конечно, я люблю тебя!
   – Но выбрала странный способ доказать это. Айсбергу далеко до тебя.
   – Ох, Винсент, как ты несправедлив! Пожалуйста, не будь таким. Я думаю о тебе, я люблю тебя. Но… понимаешь… я боюсь снова забеременеть. Послушай, ты знаешь так же хорошо, как и я, что еще один ребенок до предела ухудшил бы наше положение. Нам и так едва хватает денег…
   – Не моя вина, что в этой проклятой стране такой раздрай! – гневно прервал ее Винсент. – Ты должна винить в этом Рамсея Макдональда и его чертово правительство! Я не единственный, у кого нет работы. Таких, как я, сейчас два миллиона восемьсот тысяч. И мы не просто безработные, мы отчаявшиеся люди, униженные в своем мужском достоинстве, потому что нас свели до положения, когда мы должны зависеть от пособия…
   – Ты меня неправильно понял! Я не указывала на тебя пальцем, Винсент. Я бы никогда этого не сделала. Я знаю, что это не твоя вина, и я также знаю, что каждый день ты прилагаешь все силы, чтобы хоть что-нибудь найти. И все-таки, если бы у нас появился еще один ребенок, это поставило бы под угрозу шансы Кристины. Разве ты не согласен? Разве ты этого не видишь?
   – О да, я чертовски хорошо все вижу. Ты планируешь для нее какое-то особое блестящее будущее, а ей нет еще и года. Иногда я начинаю сомневаться, Одра, сомневаться в твоем психическом здоровье.
   Винсент вскочил, не в силах совладать со своим гневом. Он направился к одежному шкафу, сдернул с крючка спортивную куртку, надел ее.
   – Куда ты? – спросила Одра, удивляясь тому, что муж так внезапно прервал важный разговор, и в то же время испытывая чувство облегчения.
   – К своей матери.
   – Естественно. И после того, как она пожалеет тебя и посуетится вокруг тебя вволю, она, как всегда, даст тебе денег на паб.
   – Что происходит между моей матерью и мной – не твое собачье дело, – воскликнул в ярости Винсент. – Я никогда не просил у тебя ни пенни и никогда не попрошу.
   Одра ничего не ответила.
   Винсент выскочил из дома, но удержался от того, чтобы хлопнуть дверью. Он не хотел будить ребенка.
   Десять минут спустя, идя по Таун-стрит, Винсент понемногу успокоился, гнев его остыл. Тем не менее он не мог найти оправдания для такого отношения к себе Одры и в сердце своем не находил ей прощения. Он не знал почему, но сегодня ей таки удалось вывести его из себя по-настоящему.
   «Если бы я был богатым человеком, – размышлял он, – и был женат на такой холодной и равнодушной женщине, как Одра, то завел бы себе любовницу. Она была бы красивой, доступной и очень ласковой, и я содержал бы ее по высшему разряду. К несчастью, я небогат и не могу позволить себе такой роскоши».
   Внезапно его осенило. Он мог позволить себе Милисент Арнольд, которая не будет ему стоить ровно ничего, кроме обходительных манер, любезных разговоров и неотразимого очарования. Милли не была так уж хороша собой, но у нее были приятное лицо и мягкий характер, и, что важнее всего, она была к нему неравнодушна – вот уже несколько лет, если подумать.
   «Что может быть лучше женщины, которая по-настоящему хочет тебя», – подумал Винсент и… изменил свои планы.
   Он не пошел к матери, не остановился у «Белой лошади», хотя знал, что братья Джек и Билл играют сейчас там в дартсы и ждут его.
   Вместо этого он отправился к Милисент Арнольд, вдове, которой было всего лишь тридцать пять лет, к тому же бездетной. Он был уверен, что там его ждет радушный прием.
   Он торопливо прошагал по Мурфилд-роу перебежал спортплощадку и, миновав ворота на дальней ее стороне, выскочил к подъездной аллее, ведущей в «Розовый коттедж». Здесь жила Милли – вот уже два года одна после смерти Теда. Дом находился в отдаленном уголке Армли, и это радовало Винсента. Если ему повезет и он станет здесь частым гостем, будет лучше, если его приходы и уходы никто не будет видеть.
   Постучав несколько раз и не получив ответа он в разочаровании повернулся, чтобы уйти.
   Но тут дверь распахнулась, и он услышал восклицание Милли:
   – Винсент! Что привело тебя к моему порогу в субботний вечер?
   – Видишь ли, дело вот в чем, – сказал Винсент, повернувшись к Милли, и с улыбкой поглядел в ее теплые темно-карие глаза, обращенные к его лицу. – Я шел через спортплощадку и вспомнил то, что ты мне сказала на прошлой неделе, ну, знаешь, когда мы встретились возле библиотеки. Ты сказала, что с каждым днем тебе становится все более тоскливо и одиноко. Знаешь, что странно, Милли? Мне тоже… мне тоже…
   – Правда, Винсент?
   Он кивнул и с обольстительной миной прислонился к косяку двери, окидывая женщину красноречивым взглядом. Он и не представлял себе, какая у нее роскошная фигура. Внезапно он начал похохатывать, как не делал уже несколько лет, и в его живых зеленых глазах заметалось веселье.
   – Я направлялся в паб к братьям, как вдруг подумал о тебе, Милисент, подумал о том, что тебе одиноко так же, как мне. – Он немного помолчал. – Мне пришла мысль, что тебе может понравиться чье-то общество и что ты можешь оказаться так добра, что предложишь жаждущему человеку пинту пива.
   Милисент сглотнула, не смея поверить своему счастью, – Винсент заглянул к ней на огонек. Она томилась по нему много лет, даже когда Тед был жив. Она раскрыла влажные губы, но ничего не сказала, а просто взяла его за руку и мягко втянула в дом.
   – Несколько пинт, если ты сможешь их выпить, – вымолвила она, касаясь его грудью и ведя через переднюю.
   Вдруг она остановилась и сжала его руку, заглядывая в его красивое лицо. На ее губах появилась медленная, томная улыбка.
   – И, может быть, что-нибудь поужинать… Ты ведь можешь остаться на ужин, правда, Винсент?
   – Конечно, могу, – ответил он, распрямляя плечи и вновь чувствуя себя мужчиной.
   Он уверенно обхватил Милли за стройную талию и повел ее в гостиную. И когда она тесно прижалась к нему, он понял, что этим вечером ему не о чем беспокоиться.
   Распорядок жизни Винсента не изменился, несмотря на его связь с Милисент Арнольд.
   Он был благоразумен.
   Ему нравилась Милли, ему было хорошо с ней, хорошо оттого, что она так его любит и стремится удовлетворить все его желания. Они и впрямь находили много радости в любовных утехах, которым предавались долгими часами на большом и удобном ложе в «Розовом коттедже».
   Но это было угождение плоти и ничего больше.
   Винсент знал, что связь эта не будет длиться очень долго, как знала это и сама Милисент, так что оба решили положиться на естественный ход событий. Договорились они и о том, что не должно быть никаких упреков, если один из них захочет прекратить отношения.