Снегопад неожиданно стих — как отрезало! Над головами чернело ясное, бархатистое небо, залитое светом двух полных лун. Две другие едва виднелись тончайшими серпиками. Ветер стих… Бледно-сиреневый диск Лириэля, голубоватый, колеблющийся Киррдиса победно светили в вышине. По колонне пробежал восхищенный шепот. Вскоре передовой пикет вступил на вершину холма, с которого открывался вид на равнину, где стоял королевский замок.
   Вместе с Мелисендрой и другими лерони Бард выехал вперед.
   Вокруг было удивительно тихо. Залитый лунным светом стоял замок — вокруг него было пусто. Ни единого огонька, ни следов бивуака, ни истоптанного снега… Первозданное белое покрывало укутало землю. И все-таки враг был там. Возле замка был разбит их лагерь, вокруг стен линия постов… Киллгардский Волк, не веря глазам, глянул на Мелисендру — она уверяла, что враги плотным кольцом окружили замок.
   — Они здесь. Здесь… — почему-то шепотом откликнулась она, и в этот момент в сознании Барда возникла картина того, что видела Мелисендра, — может не столь яркая, но все же вполне отчетливая, чтобы разобрать ряды палаток, снующих между ними людей, лошадей, привязанных к коновязям, какие-то непонятные машины.
   — Как ты все это видишь, Мелисендра?
   — Не знаю. Возможно, мой звездный камень ощущает тепло их тел и преобразовывает в картинку, которую я воспринимаю мысленно. Каждый, кто способен обращаться с волшебным кристаллом, видит все это по-своему. Рори, например, рассказывал, что может даже слышать их. Возможно, он чувствует, как подрагивает воздух у них в гортанях, а может, просто различает, как вскрикивает трава, когда они мнут ее ногами.
   Бард только покачал головой — расспрашивать подробнее он не решился. Глядя на Мелисендру, он все больше и больше удивлялся. Он обладал этой женщиной, она родила ему сына, и все равно он, оказывается, ничего не знал о ней. Сейчас даже слегка побаивался ее. Он слышал, что опытная и искусная лерони способна убить силой мысли. Интересно, Мелисендра владеет таким даром? По-видимому, нет, иначе она бы точно прихлопнула его как муху, когда он лишал ее девственности.
   — Вражеские лерони знают, что мы близко? — спросил Бард.
   — Уверена, что да. Они догадываются, что мы недалеко. Такое количество людей и животных невозможно спрятать от человека, обладающего лараном. Но мы с Рори договорились и совместными усилиями стараемся внушить им, что мы куда дальше, чем на самом деле. Мы оставили старого мастера Рикота и леди Арбелу с обозом. Они проинструктированы и посылают оттуда ложные телепатические сигналы, как будто вся армия движется в прежнем порядке. Нам остается лишь ждать и наблюдать за действиями противника.
   — Еще чего! — огрызнулся Бард. — Это ваша обязанность наблюдать, вот вы и наблюдайте, а моя — подготовить атаку.
   Он собрал командиров, наметил план операции. Каждый отряд получил индивидуальное задание, занял исходную позицию… Бард вновь подъехал к Мелисендре, которая, вперив взгляд в пространство, недвижно сидела на лошади.
   Шло время. Киррдис клонился к горизонту, восточный край неба уже начал светлеть. Вдруг Мелисендра тронула Барда за рукав:
   — Там, внизу, объявлен приказ: «Приготовиться к атаке!»
   Тот мрачно заметил:
   — Значит, пришел срок. Мы атакуем первыми.
   Он подозвал посыльного и шепнул ему пароль. Киллгардский Волк совершенно не чувствовал усталости — был бодр, свеж, хотя и не спал уже третью ночь. Лишь на какое-то время смежил глаза… Он достал особый походный хлебец с мясной начинкой. Вкусом эта пища напоминала сырую кожу, однако он должен был что-то проглотить. По опыту знал, что если ринется в бой с пустым желудком, то у него сильно начнет кружиться голова и подступит тошнота. Другие в преддверии боя, крови, ужасов успокаивали себя каким-то другим способом. Белтран, например, заявлял, что в такие минуты ему кусок в горло не лезет, а если бы он съел что-нибудь, его бы вырвало в первые минуты сражения. Интересно, почему ему вдруг припомнился Белтран? Зачем его дух тревожит его в такой момент, лезет в голову?..
   Усилием воли Бард отогнал навязчиво-глупые мысли, призрачное видение. Теперь его ждало дело. Необходимо было сокрушить армию захватчиков и спасти бесценную жизнь Джереми Хастура. На мгновение он словно провидел будущее и осознал, что эта атака открывает бесконечную череду боев и сражений. Неужели Джереми считает, что, сохранив его драгоценную жизнь, они позволят ему в дальнейшем всерьез выступать претендентом на трон Астуриаса? Или хотя бы на роль правителя-регента? Неужели думает, что это перемирие вечно? Оно будет в силе, пока выгодно дому Рафаэлю. Джереми сам просил прийти к нему на помощь. Они пришли, а дальше посмотрим…
   Прежде всего следует выяснить, какая часть прежней королевской армии поддерживает Хастуров? Кто согласен дать клятву на верность дому Рафаэлю? Тех, кто смирился с Джереми, вообще должно быть единицы…
   Внизу блеснул огонек, и Бард, встрепенувшись, коротко приказал:
   — Огня!
   В то же мгновение по всей линии атаки запылали припасенные факелы. Лучник из передового охранения выпустил зажигательную стрелу. Оставляя дымный след, словно комета, она взлетела в воздух и устремилась в самую сердцевину лагеря серраисцев.
   — Вперед! — во всю мощь легких заорал Бард.
   Со всех сторон послышались истошные вопли, боевой клич астурийцев, и тут же армия, осененная факелами, под знаменем дома Рафаэля, набирая скорость, покатилась с холма на лагерь захватчиков.
   К тому времени, когда огромное красное солнце всплыло над горизонтом, армия Серраиса уже была расчленена и отдельные ее части безжалостно уничтожались. Боевой дух противника был сломлен уже после первого ошеломляющего удара астурийцев. В мгновение ока арьергард был смят и половина его вырублена. Враг не успел развернуть ни имеющуюся у них катапульту и другие метательные орудия, ни особые установки для разбрызгивания клингфайра. Разведывательный отряд из отборных бойцов успел захватить их. Тут же несколько бочонков липучего огня вылилось на головы ошеломленных серраисцев. Тогда-то и началась страшная паника — вокруг ревели и метались обожженные животные. Клингфайр поразил и людей, нарушилась связь и управление войсками. Началась резня и как следствие — массовая сдача в плен. Со стен на врагов обрушился град стрел, причем стреляли выборочно, залпами по убегающим, и в наступивших сумерках все поле было усыпано убитыми захватчиками. Тут еще ужаса подбавили совместными усилиями лерони. В этом аду, что творился в чужом лагере, даже появление кошмарных зубастых чудовищ могли счесть совершенно естественным явлением.
   Сам Эйрик Риденоу, правитель Серраиса, был захвачен в плен, и как знак того, что сражение окончено, по дороге в замок под сенью своих победоносных знамен Бард и дом Рафаэль в присутствии пленника обсуждали, как же с ним поступить — то ли взять в заложники и держать в Астуриасе с целью утихомирить серраисских лордов, либо отпустить домой за большой выкуп, взяв с него клятву соблюдать нейтралитет, или повесить на стене замка в назидание всем прочим, зарящимся на земли Астуриаса.
   — Ничего лучше не могли выдумать! — возмутился старик. Он так сжал челюсти, что его светлая борода грозно встопорщилась. — Вы считаете, мои сыновья будут спокойно смотреть, пока вы расправляетесь с их отцом? Они соберут всю армию, как только узнают, что случилось с их авангардом.
   — Он лжет, — сказал юный ларанцу. — Это войско совсем не авангард. В поход было мобилизовано все способное носить оружие мужское население. К тому же его дети не в том возрасте, чтобы сражаться. Он рискнул всем…
   — Их попытки будут так же безуспешны, как и ваши, — заметил по этому поводу Джереми Хастур, встретивший победителей у ворот и проводивший их в тронный зал. Он обрядился в длиннополую рясу — обычный наряд ученого — темно-пурпурного тона, настолько густого, что она казалась черной. Оружия при нем не было, только маленький кинжал. В руке — трость, при ходьбе он тяжело опирался на нее и заметно прихрамывал, так что со спины его вполне можно было принять за древнего старика. На висках пробилась седина, однако рыжая шевелюра была по-прежнему густа. Джереми отпустил небольшую округлую бородку, которая заметно прибавляла ему лет. Бард с презрением отметил, что в сводном брате не осталось ничего от того лихого паренька, каким он был в детстве, — теперь Хастур больше походил на чудных женщин-меченосиц, сражавшихся в рядах армии дома Рафаэля.
   Отец Барда и Джереми обнялись, как добрые родственники, и тут же отошли подальше друг от друга. Взгляд Джереми упал на Барда, который стоял за спиной дома Рафаэля.
   — Ты?!
   — Что в этом удивительного, брат?
   — Но в этом королевстве ты все еще считаешься вне закона. Семь лет еще не миновали, Бард… На твоих руках кровь члена королевской семьи. Твоя жизнь дважды в опасности. Назови хотя бы одну извиняющую тебя причину, иначе мне придется приказать моим людям схватить тебя и повесить на крепостной стене.
   Бард вспылил:
   — Ты же знаешь, каким образом эта кровь омыла мне руки…
   Однако дом Рафаэль жестом заставил его примолкнуть:
   — Значит, в этом заключается твоя благодарность, кузен? Бард возглавил армию, которая разгромила неприятеля и спасла замок. Если бы он не вернулся на родину, твою голову лучники дома Эйрика использовали бы теперь в качестве мишени.
   Джереми поджал губы:
   — Я не сомневался, что мой сводный брат — храбрый человек. Я как раз собирался объявить ему амнистию, он вполне заслужил ее. Так тому и быть. Но сейчас, Бард, уезжай за пределы Астуриаса и можешь вернуться, когда отменят прежнее решение. С той минуты ты наш законный подданный. Но только не в моем присутствии. Когда армия будет распущена, уйди вместе с ними и не появляйся в окрестностях дворца до тех пор, пока тебя не вызовут, иначе тебя казнят…
   — Знаешь что… — опять начал было Бард, однако дом Рафаэль вновь жестом осадил сына.
   — Все, хватит! Прежде чем вынесешь приговор, Хастур, тебе бы следовало позаботиться о троне. Обзаведешься короной, тогда и будешь вещать. На каком основании ты здесь командуешь?
   — Как регент принца Валентина, сына Одрина. Такова воля королевы Ариэль. И как наместник над этими землями, которые в незапамятные времена были частью владений Хастуров, под чье начало они должны вернуться, как только стихнет эта смута. Хастуры из Каркосы — мирные люди и позволят ди Астуриен править, если они признают Хастуров своими сюзеренами. Валентин уже присягнул на мече.
   — Браво! — воскликнул дом Рафаэль. — Как вы великодушны, как ослепительно величественны, Джереми Хастур, что позволили ребенку, которому еще и пяти лет не исполнилось, поклясться вам в верности! Вы же не вымогали клятву, не принуждали мальчишку, не правда ли? Что вы пообещали малышу за это — деревянный меч или нового пони? Или ограничились куском торта и горстью конфет? С него и этого хватит?
   Джереми даже вздрогнул.
   — Он только следовал наставлениям своей матери, королевы Ариэль! — воскликнул Хастур. — Она прекрасно знает, что я не посягаю, а только охраняю права будущего короля, пока он не вырастет. В свое время он должен будет дать клятву на верность Хастурам и будет править здесь как их наместник.
   Дом Рафаэль зло ответил:
   — Нам здесь, в Астуриасе, не нужны Хастуры. Эти земли ди Астуриен много веков назад отвоевали у народа кошек.
   — Все население Астуриаса признало Валентина своим законным правителем, вассалом Хастуров, из рук которых он и получит корону!..
   — Неужели? Тогда поспрашивай их, Хастур, прежде чем так уверенно заявлять об этом.
   — Я уже спрашивал, поэтому и заявляю с полной уверенностью. — Джереми едва справлялся с раздражением. — Мы ведь заключили перемирие, дом Рафаэль?
   — Да, до той поры, пока армия Серраиса находилась на нашей территории. Но где теперь эта армия? Сомнительно, что в течение ближайших десяти лет дом Эйрик сможет собрать подобное войско. Даже если мы сохраним ему жизнь… Да, кстати, — дом Рафаэль подозвал одного из стражников и обратился к нему: — Поместите дома Эйрика в надежное место.
   — В темницу, мой лорд?
   Дом Рафаэль оглядел Эйрика с ног до головы.
   — Нет, — наконец вымолвил он, — это испытание не для его старых костей. Если при звездном камне он даст клятву, что не будет предпринимать попытку бежать, пока мы не определимся с ним, мы поселим его как почетного пленника.
   — Клянусь своими сединами! — с внезапной яростью воскликнул дом Эйрик. — У тебя, дом Рафаэль, в запасе только десять лет!..
   — Если даже и так, я все равно размещу вас, дом Эйрик, в замке до тех пор, пока ваши сыновья не выкупят вас. Ваши ребятки крайне нуждаются в строгой отцовской руке. Слыхал, они очень нетерпеливы, без догляда могут наделать много глупостей.
   Дом Эйрик хмуро глянул на него, потом махнул рукой:
   — Ладно, зовите ваших лерони. Клянусь стенами Серраиса, что не покину эти места, пока вы сами не отпустите меня, живого или мертвого.
   Бард засмеялся:
   — Ну и клятва, дом Эйрик. Ваши стены я могу разрушить в любой момент. Приду и срою их. Отец, надо придумать что-то более серьезное…
   Дом Рафаэль ничего не ответил, хотя, конечно, Бард верно подметил, и старик знал это. Наконец он обратился к стражнику:
   — Подыщите в замке подходящее помещение и держите там пленного под строгой охраной. Потом мы вызовем его, чтобы уладить этот вопрос. Вы отвечаете за него головой…
   Джереми с мрачным видом наблюдал за этой сценой. Когда же дома Эйрика увели наверх, он не выдержал:
   — Не кажется ли вам, дорогой кузен, что вы зашли слишком далеко? По-моему, вы чересчур вольно обращаетесь с моим пленником!
   — Вашим пленником?! Кузен, не пора ли взглянуть в лицо правде? — спросил дом Рафаэль. — Ваше правление — или, если угодно, наместничество — подошло к концу. — Он жестом подозвал Барда, и тот тоже прошел на балкон, выходящий во внутренний двор крепости, заполненный вооруженными людьми.
   Внизу раздался торжествующий рев сотен глоток:
   — Киллгардский Волк! Наш Волк!
   — Предводитель! Он привел нас к победе!
   — Да здравствует сын дома Рафаэля! Да здравствует несокрушимый дом ди Астуриен!..
   Дом Рафаэль подошел к перилам, поднял руку. Крики во дворе постепенно стихли.
   — Послушайте, люди! Вы отстояли свою свободу, вы разгромили армию Серраиса! Вы хотите вернуть Астуриас под власть Хастуров? Объявляю, что этот трон навечно принадлежит семье ди Астуриен. Не о себе я хлопочу, а о сыне моем, Аларике!
   Дикие крики восторга раздались во дворе. Дом Рафаэль вновь поднял руку.
   — Сейчас к вам обратится дом Джереми Хастур. — И обернувшись к побелевшему наместнику, старик предложил: — Ваша очередь, кузен. Спросите их, есть ли в их рядах такие, кто жаждет более десяти лет жить под властью Хастуров, пока сын Одрина Валентин достигнет совершеннолетия.
   Бард почувствовал, как волна гнева и ярости затопила Джереми, однако сводный брат сумел взять себя в руки и подошел к перилам. Снизу раздались два возгласа: «Долой Хастуров!», «К черту тиранию Хастуров!» Затем все стихло.
   — Люди ди Астуриен! — выкрикнул Джереми. Голос у него неожиданно оказался звучный, басистый, никак не подходящий к щуплому искалеченному телу. — В былые дни Хастур, Сын Света, захватил эти земли и власть над ними передал ди Астуриен. Я представляю здесь интересы короля Валентина, сына Одрина. Неужели вы посмеете восстать против своего законного короля?
   — Где этот король? — выкрикнул кто-то из толпы. — Если он наш законный король, почему его нет вместе с нами? Почему он не повел в бой своих верных подданных?
   — Нам не нужны марионетки Хастуров! — с неожиданной силой завопил один из солдат. — Возвращайся в Хали, там и царствуй, Хастур!
   — Нам нужен настоящий ди Астуриен на троне, а не хастурский лизоблюд!..
   — Мы не станем целовать задницы Хастуров!..
   Бард с удовлетворением отметил, что крики становились все громче, все настойчивее и слитней. Тут он невольно искоса глянул на отца и поразился его спокойствию. Все шло как по маслу — первые подготовленные крикуны зажгли массу. Народ, упоенный победой при виде своих вождей, мог смести любого, и этот момент нельзя было упустить. Дом Рафаэль и не упустил.
   Кто-то швырнул камень в наместника. Джереми даже не вздрогнул — просто камень вдруг вспыхнул ярким голубоватым светом и растаял в воздухе.
   После мгновенно наступившей тишины внизу поднялась буря. Рев и яростные возгласы слились в единый рокочущий гул:
   — Долой короля-колдуна!
   — Мы солдаты, а не проклятые лерони!
   — Дом Рафаэль! Дом Рафаэль! Кто знает Аларика! — В толпе даже в нескольких местах послышалось: — Бард! Бард ди Астуриен! Мы хотим Киллгардского Волка!
   Кто-то опять метнул камень, он пролетел, чуть задев одежды Джереми. Он и на этот раз не пошевелился, однако никакой вспышки не последовало. Потом снизу швырнули полную горсть конского навоза, и бурая масса темным пятном расплылась по пурпурной мантии Джереми. Его гвардеец прикрыл наместника телом и оттеснил от края балкона.
   Дом Рафаэль обратился к нему:
   — Неужели, дом Джереми, ты еще считаешь возможным заявлять какие-то права на трон Астуриаса? Может, придется отослать твою голову королеве Ариэль как предостережение, что ей следует более осторожно выбирать слуг. И народ Каркосы пусть полюбуется…
   Джереми мрачно усмехнулся — в этот миг он действительно напомнил старика.
   — Я бы не советовал. Это будет безрассудный поступок. Король Валентин, конечно, любит своего кузена Аларика, но я не сомневаюсь, что, получив подобный подарок, королева Ариэль пришлет в ответ не менее драгоценный дар.
   Бард, сжав кулаки, невольно шагнул вперед, однако дом Рафаэль остановил его:
   — Ни в коем случае, сынок. Ни единой капли крови, ни единой царапины. Мы не желаем ссориться с Хастурами — пусть они правят на своих землях и не вмешиваются в наши дела. Но вы, дом Джереми, останетесь моим гостем, пока мой сын Аларик вновь не вернется под отчий кров.
   — Неужели вы полагаете, что Каролин Хастур из Каркосы будет иметь дело с узурпаторами?
   Дом Рафаэль развел руками:
   — Я буду счастлив принимать у себя высокого гостя столько, сколько он пожелает. Должно быть, я не доживу до вашего возвращения в Каркосу, но у меня есть внук, который будет объявлен наместником Астуриаса до той поры, пока Аларик не вернется на родину.
   Потом дом Рафаэль обратился к Барду:
   — Проводи нашего высокого гостя в его покои, ведь он из рода Хастуров из Каркосы. Приставь к нему слуг, чтобы наш гость ни в чем не нуждался. Мы должны позаботиться о сыне короля Каркосы, ведь мы же родственники.
   — Присмотрю, — ответил Бард, — за тем, чтобы он оставался в своих комнатах. Чтобы ничто не помешало ему заняться медитацией и прочими упражнениями. За ним будут внимательно приглядывать, чтобы он случайно не повредил себя. — Потом он положил Джереми руку на плечо и пригласил: — Пойдем, брат.
   Джереми вздрогнул, словно это прикосновение обожгло его.
   — Не смей прикасаться ко мне, ты, бастард!
   — Для меня это тоже небольшое удовольствие. Если тебя не устраивает моя помощь, пусть будет по-твоему. — Бард сделал знак двум солдатам. — Дом Хастур нуждается в поддержке, помогите ему добраться до его покоев.
   Джереми не удержался и вскрикнул, когда два бородатых латника схватили его, затем собрался с силами и, вспомнив о достоинстве, смирился и позволил утащить себя. Напоследок бросил взгляд на Барда — столько испепеляющей ненависти было в нем, что ди Астуриен понял — одному из них не бывать в живых.
   «Я должен был убить его тогда, у границы, — горько подумал Бард, — но я уже принес ему несчастье. Я не мог убить безоружного. Нет уж, лучше иметь Джереми в друзьях и родственниках, чем враждовать с ним. А то, что он сейчас ненавидит меня, это пройдет».
 
 
   Смена власти в Астуриасе заняла несколько дней и прошла гладко. Без сучка и без задоринки… Пришлось повесить несколько верных Джереми людей, которые пытались организовать сопротивление. План уже был готов, однако один из ларанцу что-то успел разнюхать прежде, чем дело зашло слишком далеко. Вскоре в замке восстановилась прежняя размеренная жизнь. От Мелисендры Бард узнал, что одна из фрейлин королевы Ариэль носит под сердцем ребенка Джереми. Она просила позволения присоединиться к заключенному, чтобы скрасить его дни.
   — Никогда бы не подумал, что у Джереми может быть любовница. И кто же она?
   — Джиневра, — ответила Мелисендра.
   Бард вскинул брови. Он сразу вспомнил Джиневру.
   — Ты опытная лерони, Мелисендра. Можешь ли ты каким-нибудь образом принудить ее избавиться от ребенка.
   Глаза Мелисендры побелели от гнева.
   — Как ты можешь предлагать такое! Ни одна лерони не имеет права злоупотреблять своей силой.
   — Ты считаешь меня полным дураком, женщина? Только не надо мне петь о добродетелях! Любая лагерная шлюха, забеременевшая против воли, может найти колдунью, которая вмиг вытравит ей плод.
   Мелисендра дрожащим от ярости голосом ответила:
   — Если женщина не желает носить ребенка, рожать в грязи, в нищете или во время войны, если не желает плодить безотцовщину или точно знает, что не сумеет выкормить его — тогда да! Тогда сердобольная лерони может пожалеть ее. Но убить ребенка только потому, что какой-то мужчина решил, что он сможет представлять опасность для правящей династии… — В ее глазах заиграли неприятные огоньки. — Ты думаешь, я так желала получить ребенка от тебя, Бард ди Астуриен? Но что сделано, то сделано, значит, пусть все идет своим чередом. Раз я должна была лишиться дара ясновидения — да будет так! Ты считаешь, что я способна посягнуть на невинную жизнь? Даже против своей воли?.. Неужели ты всерьез считаешь, что я способна хотя бы мысленно повредить ребенку Джиневры? Она любит свое дитя, любит его отца… Если тебе это так нужно, найми убийцу, и он перережет ей горло.
   Бард ничего не ответил. Ошарашивающая мысль кольнула его — действительно, Мелисендра легко могла избавиться от ребенка, и теперь у него бы не было Эрленда. Почему же она не сделала этого?
   И все-таки что же делать с Джиневрой? Чертова баба, вечно суется со своими укорами. В битве Мелисендра, не задумываясь, работала на то, чтобы убивать людей, а тут заартачилась! Этот еще не родившийся ребенок представлял серьезную угрозу для ди Астуриен. Был опаснее любого претендента с мечом в руке. И его следует оставить в живых?! Он не должен был унижать себя спором с поглупевшей от добродетели бабой, однако и перечить себе тоже позволять нельзя. Он так и предупредил Мелисендру и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.
   Игра судьбы! О женщине, которая была рядом с ним, родила ему ребенка, он даже вспоминать не хотел — та же, которую он часто вспоминал, была ему недоступна. Однако эта мысль не успокоила его, к тревожным ожиданиям постоянно примешивалась дума об угрозе, исходящей со стороны Джиневры.
   Когда страна была наконец усмирена и войско было распущено по домам, за исключением постоянных отрядов и дружин — Бард постоянно занимался с ними, отрабатывая планы отражения нападения со стороны Хастуров (ясно было, что рано или поздно, невзирая на наличие заложников, это непременно случится), — леди Джерана перебралась со своими приближенными в королевский замок. Бард отвел ей апартаменты, ранее занимаемые королевой Ариэль.
   Как-то раз, встретив мачеху в коридоре, Бард поинтересовался:
   — Госпожа Джиневра, та, что носит ребенка Хастура, — с ней все в порядке? Здорова, бодра? Когда она собирается рожать?
   — Примерно через три месяца, — ответила Джерана.
   — Присмотрите за ней, приемная матушка. Приставьте к ней дам и добросовестную повивальную бабку.
   Леди Джерана нахмурилась, пытаясь понять, к чему клонит пасынок.
   — Конечно, рядом с ней три женщины, все они симпатизируют Хастурам. И акушерка — та самая, что принимала вашего сына. Но я не понимаю, почему вы вдруг так беспокоитесь о леди Джиневре?
   — Что же здесь непонятного? — пожал плечами Бард. — Разве вы забыли, что Джереми мой сводный брат?
   Джерана скептически посмотрела на него, но Бард больше ничего не сказал, однако в тот же день, убедившись, что все сказанное мачехой правда, он явился в покои, которые занимал Джереми.
   Тот в это время был занят игрой, называемой «замок». Сражался со своим пажом, который навестил его. Когда Бард зашел в комнату, Джереми отодвинул кости и с трудом встал на ноги.
   — Не надо вставать, Джереми. Это совсем не обязательно.
   — Так уж заведено, что узник должен подняться, когда в камеру входит тюремщик.
   — Можешь порадоваться. — Бард не обратил внимания на колкость. — Я принес тебе известие, что с леди Джиневрой все в порядке. Я знаю, ты слишком горд, чтобы интересоваться ее положением по собственной воле, и уверяю тебя — с ней все замечательно. Устроили ее очень удобно, как раз рядом с комнатами, отведенными супруге моего отца. Ей прислуживают добрые женщины — ты их должен знать: Камила и Рафаэла Деллерей и Фелиция Макандра. Уже и повитуха извещена — очень опытная повитуха, она у нас всех младенцев принимала.
   У Джереми невольно сжались кулаки:
   — Зная тебя, я уверен, что бедная женщина и ее подруги брошены в темницу, где ей и придется рожать. Это что — месть за какое-то оскорбление, которое тебе нанесли? Ты же у нас вечно ходил в обиженных. Этакий невинно страдающий ангелочек… С детства… Клыки только прорезались…