Брэдли Мэрион Зиммер. Два завоевателя

   — Дамисела, богиня запрещает лишать себя жизни даже в таких крайних обстоятельствах. Да она и не допустит несчастья, клянусь вам… Но знаете, мне еще не доводилось встречать женщин, способных на такое, можно сказать, кардинальное решение. Это что-то из области запредельного. Высшая степень мужества.
   — Это вовсе не мужество, — ответила Мелора. Голос ее был удивительно нежен и приятен. — Это значит, что для меня насилие, цепи и публичный дом еще страшнее, чем смерть. Меня учили, что смерть всего-навсего ворота, ведущие в новую и более совершенную жизнь. В любом случае плен не представляется мне желанным. Тем более участь шлюхи в Цайлоне… Кинжал у меня острый, так что счеты с жизнью я могу свести быстро и без особых страданий. — Она неожиданно улыбнулась. — Я, знаете, куда больше боюсь боли, чем смерти.
   — Ну, госпожа Мелора, — Бард придержал своего скакуна так, чтобы он не обгонял ослика, — мне следовало бы пригласить вас побеседовать с солдатами. Вы бы быстро подняли их боевой дух. Я еще раз повторяю — мне не доводилось встречать столь храбрых женщин.
   Он задумался — способна ли на такое Карлина? Если бы ей довелось принять участие в сражении, смогла бы она с такой же легкостью сделать выбор между пленом и смертью? На этот вопрос он не знал ответа. Ему и в голову не приходило спросить ее об этом.
   Так уж случилось, что к пятнадцати годам Бард неоднократно был близок с женщинами. Но сейчас ему почудилось, что он мало что знает о них. Собственно, что они за существа, на что похожи?.. Тела-то их он изучал тщательно, но все остальное оставалось тайной. У него, признаться честно, никогда и не возникало интереса углубиться в этот вопрос. Углубиться во что-то другое — это с удовольствием…
   Барду вспомнилось детство — в ту пору он общался с Карлиной так же свободно, как и с остальными сверстниками. Они все время были вместе. Он знал, что она любит из еды, какие цвета предпочитает носить, знал, что девочка пугается сов и летучих мышей. Знал, как она ненавидела кашу из орехов и бисквитные пирожные, туфли на очень высоких каблуках и розовые платьица. Как скучала, проводя долгие часы за шитьем… Помнил, как разминал ей пальцы, когда они деревенели от игры на ррилле^[13], как помогал ей на уроках…
   Вот еще что, когда Бард подрос и начал подумывать о женщинах, он сразу отдалился от Карлины. Собственно, он долго не видел в ней женщину. Ему это казалось диким… Прозрел внезапно — в тот день, когда объявили о предстоящем обручении. Тут словно молния сверкнула!.. Почему бы, собственно, и нет, почему бы не разделить с ней постель? С того момента эта мысль неотвязно преследовала Барда, но как-то так выходило, что он не мог откровенно поговорить с Карлиной на эту тему. Постоянно что-то мешало — то обида, то смущение, то непонимание, — и все эти чувства, равно испытываемые ими обоими, совершенно разделили их.
   Совсем по-другому чувствовал себя Бард в присутствии этой полной, не очень-то красивой лерони.
   Ощущение было тревожное — он вовсе не жаждал уложить Мелору в постель. Действительно, ее формы не вдохновляли, такие женщины ничуть не волновали его. И в то же время уезжать от нее не хотелось. С ней было интересно, хотелось слышать ее голос, спрашивать и выслушивать ответ. Странное дело, подобное состояние Бард испытывал, только общаясь со сводными братьями. Он глянул вперед, в сторону, указанную Миреллой — вон она, очаровательная, желанная, у него сразу забилось сердце, зашевелилось желание; потом перевел взгляд на Мелору — та по-прежнему сидела в седле точно куль с мукой. Сравнение было явно не в пользу этой щекастой толстухи. Боги, как вы несправедливы — ну, почему бы не наградить Миреллу таким нежным голоском, таким притягательным и волнующим умением беседовать? Зачем вы наделили избытком человеческого тепла эту необъятную лерони с луноподобным лицом?
   Наконец, почувствовав, что пауза неумеренно затянулась, юноша спросил:
   — Вы с леди Миреллой очень похожи. Она ваша сестра?
   — Нет, — ответила Мелора, — но мы родственницы. Ее мать — моя старшая сестра, так что я довожусь ей теткой. У меня есть еще одна сестра, тоже хорошая лерони. Все наше семейство обладает лараном. Дом Рафаэль ди Астуриен не ваш отец? — спросила девушка и, дождавшись утвердительного кивка, добавила: — Моя младшая сестра Мелисендра входит в свиту вашей мачехи. Она уже третий год прислуживает леди Джеране. Вы ее там не видели?
   — Я уже много лет не был дома, — коротко ответил Бард.
   — Это печально, — вздохнула девушка.
   Ее участие почему-то необыкновенно тронуло Барда. Он, правда, не стал развивать эту тему. Вместо этого спросил:
   — Вам, верно, уже приходилось участвовать в сражении, раз вы так разумно и бесстрашно рассуждаете о смерти?
   — Ну да, я была рядом с отцом в Снежной долине. Мы запускали сторожевых птиц. Я видела, как вы защищали королевское знамя.
   — Я и не догадывался, что там были женщины, — удивился Бард. — Даже среди лерони.
   — Но я вас видела, — возразила она. — И я не была единственной женщиной. Там был отряд Отрекшихся — тех, что из Ордена Меча. Они тоже отчаянно сражались. Если бы они были мужчинами, король бы их наградил, как вас. Ну да!.. Когда враги прорубились через наше южное крыло, они сумели, прикрывшись щитами, удержать линию обороны, пока не подоспели всадники под командованием капитана Сиртиса. Две женщины были убиты — ну да! — еще одна лишилась руки, но удар они выдержали и ни на шаг не отступили.
   Бард скривился:
   — Я слышал об Ордене Отрекшихся, но не знал, что король Одрин согласился на их участие в битве. Нет ничего хорошего в том, чтобы женщин охватил пожар войны. Уверен — им нечего делать на поле брани!
   — Я согласна, — кивнула Мелора. — Но вот в чем загвоздка — я, знаете ли, считаю, что и мужчинам нечего там делать. Даже моему отцу. Лучше оставаться дома, музицировать и — главное — использовать волшебный кристалл для лечения, поиска залежей полезных ископаемых. Однако делать нечего — пока идет война, наше место в строю, наш долг — повиноваться нашим лордам.
   Бард мягко улыбнулся и ответил:
   — Женщинам никогда не понять подобных вещей. Война — мужское занятие. Для мужиков нет лучше потехи, чем помахать мечом или секирой. Так уж повелось испокон веку. А удел женщин — сидеть дома, сочинять песни и врачевать наши раны.
   — Вы на самом деле считаете, что предназначение мужчины — махать мечом? Я так не думаю! Надеюсь, наступит день, когда мужчины забудут про войны, когда вы полностью посвятите себя женщинам.
   — Я солдат, дамисела, — возразил юноша. — В подобном мире мне не найдется места. Такая жизнь не по мне. Но раз вы такая противница крови, почему бы вам не остаться дома и не предоставить войны мужчинам? Пусть потешатся…
   — Потому, — воодушевленно ответила Мелора, — что на свете не так уж много мужчин, которым по душе это занятие.
   — А я, дамисела?
   — Да что вы, мастер Бард! Все дело, может, в том, что вам никогда не открывалась возможность попробовать себя на другом поприще! Может, в этом все дело? — спросила Мелора. — Было время, и на этих землях царил мир — тогда здесь властвовали короли из рода Хастуров. А теперь на месте обширного государства появились сотни мелких владений, постоянно враждующие из-за того, что их правители просто не в состоянии договориться друг с другом. Неужели вы верите, что именно таким путем мы придем в будущее?
   Бард улыбнулся и ответил:
   — Мир существует сам по себе, госпожа Мелора. Что от нас зависит? Все уже который год идет своим чередом.
   — Нет, события свершаются по воле людей. Их воля, стремления, нужды, потребности управляют миром. Люди в состоянии изменить ход истории. Если им хватит разума. И конечно, мужества. Ну да!..
   Юноша рассмеялся. Теперь Мелора вовсе не казалась уродливой или чрезмерно толстой. Наоборот, в ней вдруг отчетливо проступила какая-то скрытая привлекательность. У нее были чудные глаза… Как у червина…^[14] Легкий румянец окрасил пухленькие щечки. Бард с удивлением обнаружил, что не может наглядеться на лерони. От нее исходило необъяснимое, кружащее голову тепло; он на мгновение подумал, что с ней, должно быть, приятно позаниматься любовью. Она, верно, не примется рыдать, как эта дура Лизарда, а скажет что-нибудь толковое, проникающее в душу.
   — Да, это был бы неплохой мир. По крайней мере, каким вы его описали, госпожа Мелора. Жаль, что по важным государственным вопросам не советуются с женщинами. Возможно, это позволило бы избежать многих бед.
   В этот момент Бард заметил, как Белтран направил коня к ним. Командир извинился перед лерони и поскакал к принцу.
   — Мастер Гарет сообщил, что их лагерь вон за тем лесом, — сказал тот. — Нам следует остановиться — лошадям надо отдохнуть, солдатам перекусить. Затем с помощью этой ясновидящей девицы установить, как лучше их атаковать.
   — Верно, — согласился Бард и тут же отдал необходимые распоряжения. Люди забегали — в преддверии неизбежной атаки никто не ворчал, не огрызался. Бард, опасаясь внезапного нападения, собрал людей в тесный кружок. Ветераны начали пожимать плечами — куда уж их атаковать! Неужели наемники совсем разум потеряли?
   — Все возможно, — ответил командир. — Надо быть готовыми к любым неожиданностям. Согласен, что атака противника маловероятна. Им нельзя оставлять караван без охраны, да и по снегу особенно не разгонишься.
   Он спешился и первым делом задал коню корм — подвесил к морде суму с зерном. Белтран, стоявший рядом, съязвил:
   — Я вижу, ты испытываешь сердечную склонность к одной из этих лерони. Ты, конечно, известный у нас обольститель, но ты бы мог подобрать что-нибудь более приличное, чем эта толстая корова. Она так глупа на вид!
   Бард не согласился:
   — Нет, она в общем-то ничего. В своем роде, так сказать. А вот голосок у нее действительно сладкий. И что бы о ней ни говорили, она далеко не глупа.
   Белтран иронически засмеялся:
   — Глядя на тебя, я все больше и больше убеждаюсь, что старая пословица права — когда лампа потушена, все женщины одинаковы. Я смотрю, ты готов приударить за любой юбкой. Ты так соскучился по женскому обществу, что не прочь влезть и на толстую лерони?
   Бард рассердился:
   — Даю слово, что у меня и в мыслях ничего подобного не было. Голова забита предстоящим боем — как незаметно перебраться через холм, не встретят ли нас залпом клингфайра или каким-нибудь колдовством. Я оказывал Мелоре знаки внимания потому, что она дочь мастера Гарета. Клянусь небом, сводный брат, лучше займись подготовкой атаки, ведь именно первый удар решит дело.
   Шлем Барда был приторочен к седлу. Командир надел его и начал застегивать пряжки. Потом, словно вспомнив, выпустил сзади перетянутую красным шнуром косичку. Белтран медленно, словно заторможенный, последовал его примеру. Лицо принца стало белее снега, и Бард неожиданно пожалел его — вспомнил разговор этой ночью, однако на утешения времени уже не было.
   Он поскакал к солдатам, все проверил: оружие, амуницию, состояние лошадей, коротко подбодрил. В животе уже начал ощущаться тот неприятный холодок, который всегда давал знать о близкой опасности. Будто ледышку под кожу сунули!..
   — Нам следует подобраться незамеченными как можно ближе к вершине холма. Главное, чтобы нас не обнаружили, — обратился он к людям. — Там подождем, пока мастер Гарет не даст сигнала. Тогда уж надо ударить по ним как можно быстрее. Держать строй и слушать команду! Если мы нападем внезапно, у нас будет несколько мгновений, пока они сообразят, что к чему.
   — Ага, — проворчал один из солдат, — что, их лерони спят, что ли?
   Бард решительно Ответил:
   — Конечно, если у них есть сторожевые птицы или хороший колдун, полной внезапности добиться не удастся. Но не могут же они постоянно быть в напряжении, к тому же вряд ли знают, сколько нас и на что мы способны. Помните: наемников из Сухих земель надо загнать в глубокий снег. Там мы их как мошкару передавим.
   — Да мы сами в этом снегу потонем, — проворчал кто-то. — Нормальные люди в такую погоду не дерутся.
   — Р-разговорчики! — повысил голос Бард. — Вы что, хотите дать им время опомниться и шибануть по нас клингфайром? Если мы допустим это, нам конец. Все, достаточно болтовни, они могут нас услышать.
   Он подскакал к мастеру Гарету и приказал:
   — Попытайтесь определить, сколько людей охраняют Фуры.
   Старик указал на Миреллу:
   — Я уже позаботился об этом, господин. Не более пяти десятков — больше не смог сосчитать. Это без возничих, те тоже могут быть вооружены, однако особой угрозы они не представляют — надо же присматривать за животными.
   Бард кивнул, жестом подозвал двух самых лучших солдат и объяснил задачу:
   — Вы скачите в голову обоза — там гуртом собраны тягловые животные. Режьте у них путы и гоните табун прямо на телеги. Надо посеять панику. Смотрите не забывайте прикрываться щитами, они попытаются достать вас стрелами.
   Воины отдали честь. Оба были ветеранами, участвовали во многих кампаниях, отличные рубаки, у каждого в косичке — красный шнурок. Один из них поднял забрало и, усмехнувшись, вытащил из-за пояса длинный кинжал.
   — Этот как раз подходит для подобной работы, — сказал он.
   — Мастер Гарет, — обратился Бард к старику. — Вы исполнили свои обязанности, и исполнили хорошо. Можете остаться с женщинами, будете охранять их. В атаке вам участвовать не надо, только внимательно следите за боем — если они применят какое-нибудь колдовство, тотчас примите меры. Это ваша главная задача.
   — Ваи дом, — ответил ларанцу. — Как мне вести себя во время боя, я уж решу сам. И мои дочери тоже. Вы простите, но лучше займитесь людьми, а мы сами разберемся.
   Бард пожал плечами:
   — Как вам будет угодно, мастер. Когда начнется бой, нам будет не до вас. — Он встретил взгляд Мелоры, и его даже передернуло от гнусной, жестокой необходимости присутствия этой женщины, вооруженной игрушечным кинжалом, на поле боя. Вместе со своим белым осликом. Этого точно одним ударом завалят… Чем он может помочь? Она же ясно сказала, что не нуждается ни в чьей помощи, что сама сможет постоять за себя.
   Он еще раз посмотрел в ее сторону. Жуть брала от одной только мысли, что она попадет в лапы наемников. Все прихлынуло разом: разрубленная плоть, наемники, гогочущие над искалеченным телом; увидел сползающего с седла, разрубленного наискось Белтрана… Бард едва не вскрикнул от ужаса. В этот момент его отвлек сдавленный вопль, который издал один из солдат.
   — Гляньте, гляньте, что это? Там, летит!.. Демон…
   Бард глянул в том же направлении. Что-то темное, грузное воспарило над ними. Вот стал виден клюв, огромные когти. Чудовище спускалось все ниже, ниже. За спиной громко вскрикнула Мирелла… Затем ослепительно полыхнуло. Бард отшатнулся, чувствуя дыхание огня.
   Неожиданно все исчезло — даже запаха гари или паленой плоти не было слышно.
   — Держите строй, ребята! — закричал он. — Это всего-навсего иллюзия. Этим только детишек можно напугать. Что-то вроде фейерверка во время праздника Середины лета. Вперед, ребята, а то, не дай Бог, они на самом деле подожгут лес. А на эту игрушку наплюйте и разотрите. Вперед! — изо всех сил заорал он, зная, что только действием можно расшевелить людей. Нельзя стоять на месте. — Вперед, в атаку! — орал Бард.
   Ему наконец удалось стронуть с места цепь. Отряд быстро перешел на галоп и плотной массой помчался к внезапно открывшимся у самого подножия пологого склона крытым фурам. Бард краем глаза отметил, что всего повозок было четыре, понял, что двое, посланные в обход, уже успели обрезать путы и, щелкая длинными бичами, погнали животных прямо на обоз. Перепуганные червины громко ревели и перешли на галоп. Они всем стадом ударили в повозки, одна из них тут же перевернулась. Что-то затрещало — борта, оси? Вот и нападавшие достигли каравана… Высокий, светловолосый, бледный как смерть наемник вскинул копье. Он метил прямо в коня, на котором скакал Бард. Юноша успел опередить противника и, привстав в стременах, наискосок, с оттяжкой рубанул. Тот только охнуть успел — ударила кровь, и боковым зрением Бард уловил, как Белтран сбил конем одного из наемников, который, визжа и ругаясь, вертелся и дергался, уворачиваясь от конских копыт. Следом на него налетели сразу трое.
   После, даже спустя много лет, он так и не мог вспомнить, как начался поединок. Только вопли, визги, кровь, хлынувшая на снег, и, как ни странно, косо падающие снежинки запечатлелись в памяти. Дальше все отрывочно — конь споткнулся, Бард упал, потом отразил удар меча. Со сколькими он сражался, убил ли кого или, может, просто отбивал их удары — не разобрать. Еще запомнился Белтран, оказавшийся лицом к лицу с двумя огромными наемниками — он бросился в ту сторону. Ноги скользили… Выхватил кинжал и в прыжке сразил одного из нападавших на принца. Затем вновь потерял сводного брата из виду. Затем он залез на какую-то фуру и закричал своим людям, чтобы собирались вокруг него. И постоянно лязг оружия, душераздирающие вопли и безумное ржание лошадей.
   Затем неожиданно все стихло, теперь Бард уже связно воспринимал события. Его люди брели к повозке. Ступали с трудом, тащили за собой мечи — лезвия корябали расплывшуюся кроваво-снежную массу под ногами. С облегчением он увидел среди них Белтрана, лицо принца было в крови, однако он шел довольно ровно. Бард приказал сосчитать потери, помочь раненым, а сам вместе с мастером Гаретом отправился проверить содержимое фур. Шел и размышлял — вот будет номер, если в уложенных в повозки бочонках окажутся сухие фрукты, заготовленные армейскими интендантами для снабжения войск, а не жуткое оружие, за которым они отправились.
   Юноша осторожно вытащил один из бочонков — в нос отвратительно шибануло горьковато-едкой вонью. Да, это, несомненно, клингфайр, ужасное зелье, которое легко вспыхивает и сжигает все, к чему прикоснется. Липнет намертво, прожигает все насквозь: металл, одежду, тело, кости… Эта гадость в природе не встречается, она — результат зловещего колдовства. Им здорово повезло, что наемники не успели применить эту смесь против его людей. Может, решили, что на снегу это зелье не вспыхнет?.. Или им не сказали, что они везут? Непонятно… Случалось, что стрелы с наконечниками, смоченными в клингфайре, использовались против кавалерии — в подобных случаях лошади просто с ума сходили и приносили больше вреда, чем это страшное оружие.
   Прежде всего Бард расставил непострадавших и легкораненых солдат — поручил им охрану повозок. Командовать ими назначил мастера Гарета. С облегчением он обнаружил, что Мелора цела и невредима, хотя лицо ее было запачкано кровью.
   Она тихо пояснила:
   — Это чужая кровь. Он набросился на меня, я его заколола. Это не моя кровь. Чужая…
   Бард перевел дух, потом подозвал троих солдат и приказал им собрать разбежавшихся коней. Тем из наемников, кто был тяжело ранен, подарили легкую смерть — закололи кинжалами. Кто мог, уже давно бежал с поля боя.
   Пора было готовиться в обратный путь. Прежде всего следовало проверить, сколько осталось тягловых животных, без них обоз встанет намертво. В этот момент его отвлек истошный крик. Бард обернулся — длинный, худощавый наемник бросился на него с мечом и кинжалом. Очевидно, прятался где-то между телегами. Он был ранен в ногу, однако оказался достойным противником. Удар Барда отвел ловко, попытался достать его кинжалом. Бард ди Астуриен еще раз попытался сразить врага мечом и, добившись секундной передышки, тоже выхватил из-за пояса кинжал. Затем они сошлись в смертельной схватке. Лезвие кинжала оказалось возле самого горла Барда — он едва смог сдержать напор врага. Наконец изловчившись, нанес удар наемнику в ребра. Тот коротко вскрикнул, дернулся и через мгновение рухнул замертво.
   Юношу била крупная дрожь. Он никак не мог успокоиться. Нападение было внезапным, схватка короткой, перед глазами все еще стояло мерцающее лезвие кинжала. Он невольно сплюнул — густо, отчаянно. Опять полный рот слюны — снова сплюнул. Наконец перевел дух, подобрал меч, сунул его в ножны, потом присел и, тяжело дыша, попытался вытащить свой кинжал из тела погибшего наемника, однако нож не поддавался. Наверное, лезвие застряло в ребре. Бард выпрямился, неожиданно рассмеялся и приказал подбежавшим к нему людям:
   — Черт с ним, так и похороните. Пусть возьмет его с собой к Зандру. Я обменяюсь с ним оружием.
   Бард подобрал кинжал наемника — с лезвием из темного тусклого металла с травленым орнаментом. Рукоять была сделана из меди и украшена зеленоватыми мелкими каменьями. Бард с интересом осмотрел оружие, потом заметил:
   — Он был храбрец, этот наемник. — И сунул кинжал в ножны.
   До конца дня люди чинили повозки, размещали груз, сгоняли животных, похоронили троих товарищей, убитых в бою. Семеро были достаточно серьезно ранены. Один из них — Бард его хорошо знал — вряд ли перенесет обратную дорогу. Зимой, по снегу… Бард особенно сильно переживал за него… Мастер Гарет тоже получил рану, однако заявил, что на следующий день будет готов отправиться в путь.
   Между тем снег продолжал сыпать. Осенью смеркается быстро, вскоре на землю опустилась тьма. Солдаты Барда обшарили повозки и нашли вино, которое, по-видимому, принадлежало наемникам из Сухих земель — они слыли известными пьяницами. Вино было доброе, из Ардкарана, и Бард разрешил солдатам отпраздновать победу. К тому же один из тягловых червинов сломал ногу, его тут же прирезали, разделали, и скоро в лагере вкусно запахло жареным мясом. Однако до того Бард долго приставал к Мирелле, спрашивая, нет ли поблизости врагов, приказал мастеру Гарету запустить сторожевую птицу. Невзирая на снегопад!.. Тому ничего не оставалось — только когда и птица подтвердила, что вокруг все спокойно, Бард успокоился.
   Уже в сумерках воины, наговорившись, еще раз пережив события последнего боя, дружно запели. Начали с баллад, потом затянули и более веселые песни. Бард сидел в сторонке и слушал их.
   Мелора подошла неслышно, остановилась за спиной, потом тихо сказала:
   — Всегда удивлялась, как они могут веселиться, петь, жрать — и все в охотку — после крови, убийства. Погибли их товарищи, да и врагов убито не мало. Что ни говори, они ведь тоже люди.
   Бард обернулся, девушка куталась в серый, плащ.
   — Вы что, дамисела, боитесь привидений? Мертвые уже не встанут. А эти живые, где они будут завтра, неизвестно. Если день и ночь печалиться, то скоро с ума сойдешь.
   Она помолчала, потом выговорила:
   — Это понятно, ну да. Однако похороны всегда похороны, я не могу избавиться от мрачного ощущения.
   — Вы, леди, не солдат. Для воина каждое сражение, из которого он вышел живым, — повод для радости. Ведь он еще дышит!.. Вот и песни, и вино, а если бы мы были в составе армии, то и лагерные шлюхи. А то бы подались в ближайший город за женщинами.
   Мелора содрогнулась и спросила:
   — А в нашем положении, если поблизости нет поселений, где можно грабить и насиловать?
   — Ну, война — это испытание удачливости. Сегодня смерть прошла мимо, завтра — кто знает. Почему вы считаете, что женщины могут застраховаться от ударов судьбы? Многие относятся в этому более спокойно, — сказал Бард, засмеялся и тут же примолк. Мелора, к его удивлению, не отвела взгляд, не захихикала, даже улыбнуться не решилась, как в подобных случаях поступали девицы. Бард догадывался, что они таким образом пытались защититься от ужасающих картин, невольно встающих перед глазами. Защититься покорностью, молчаливой мольбой о пощаде, что, бывало, распаляло солдат куда сильнее, чем дерзкое сопротивление, проклятья и слезы.
   Мелора с тем же недоуменным видом пытливо и искренне вглядывалась в него — в мужчину, в человека, который был рожден защищать ее, заботиться о ней, воспитывать их детей, но вместо этого частенько превращался в разнузданного, ополоумевшего зверя, не ведающего, что творит.
   Неожиданно она громко, порывисто — точно корова — вздохнула, и Бард в свою очередь тоже, неожиданно для себя, перевел дух. Оказывается, в те мгновения, что она смотрела на него, добиваясь ответа, он невольно затаил дыхание. Мелора тихо спросила:
   — Ну, предположим — это реакция на смертельную опасность, радость, что вместо того, чтобы лежать в земле, он может петь, жрать, глотать вино. Своего рода шок, наступающий после боя… — Она на мгновение задумалась, потом уже более горячо и торопливо заговорила: — Думаю, так и есть. По себе чувствую… Я даже помыслить боялась, что может случиться, если наемники из Сухих земель победят. А теперь внутри меня все поет — я жива. Жива!
   Она еще ближе придвинулась к нему, и Бард теперь смог учуять запах ее тела и аромат волос. Мелора зашептала скороговоркой:
   — Вы не представляете, я так перепугалась, сердце сжалось — что, если они одолеют? У меня бы не хватило мужества убить себя. Знаете, все разом пронеслось перед глазами: насилие, цепи, рабство, жуть публичного дома — все это казалось лучше, чем смерть… Мысль о гибели была невыносима, особенно после того, как у моих ног умирали мужчины. Слыхали бы вы, как один из них кричал. А другие, что испускали дух молчком, выглядели еще страшнее. Ну да…
   Бард повернулся и взял ее руку, женщина не пыталась высвободить ее. Он тихо сказал:
   — Я рад, госпожа Мелора, что вы остались живы.
   Она так же тихо шепнула в ответ: