Брэдли Мэрион Зиммер. Король-олень (Туманы Авалона - 3)

   - Мне куда больше нравились те дни, когда все мы были просто соратниками Артура, - сказал Ланселет. - Но теперь я правлю во владениях Пелинора, Моргейна сделалась королевой Северного Уэльса, а ты, Гавейн, если бы захотел, стал бы королем в Лонтиане...
   Гавейн лишь усмехнулся.
   - У меня нет ни склонности, ни способностей к королевской работе, кузен. Я - воин, и если бы мне пришлось постоянно сидеть на одном месте и жить при дворе, мне это очень скоро надоело бы до смерти! Я рад, что Агравейн взялся помогать нашей матери править. Думаю, Племена правы женщинам надлежит сидеть дома и править, а мужчинам - шататься по миру и воевать. Мне не хочется расставаться с Артуром, но я честно сознаюсь, что жизнь при дворе мне осточертела. Впрочем, тут хоть на турнире подраться можно - и то ладно.
   - Не сомневаюсь, что ты завоюешь на нем честь и славу, - сказала Моргейна кузену. - Как поживает твоя матушка, Гавейн? Я еще даже не успела с ней побеседовать. - И она добавила с легким ехидством: - Я слыхала, она нашла себе другого помощника, помимо Агравейна, чтоб править твоим королевством.
   Гавейн расхохотался.
   - Да, это теперь пошла такая мода - и все из-за тебя, Ланселет! Я так подозреваю, что после того, как ты женился на дочке Пелинора, Ламорак решил, что, если рыцарь желает прославиться доблестью и учтивыми манерами, ему сперва непременно следует сделаться любо... - заметив, как помрачнел Ланселет, Гавейн осекся и быстро исправился: - ... любезным поборником прекрасной и могущественной королевы. Впрочем, я не думаю, что Ламорак притворяется. По-моему, он и вправду любит мою мать, и я не собираюсь ворчать на него за это. Ее выдали за короля Лота, когда ей еще не исполнилось пятнадцати, и я даже в детстве удивлялся, как это она умудряется уживаться с ним и всегда оставаться такой доброй и ласковой.
   - Моргауза и вправду добра, - согласилась Моргейна, - и ей действительно нелегко жилось с Лотом. Да, он спрашивал ее совета во всяком деле, вплоть до самого важного, но при дворе развелось столько его бастардов, что ему даже не нужно было нанимать воинов. И он считал каждую женщину, своей законной добычей - даже меня, племянницу его жены. А поскольку Лот был королем, то все полагали, что он просто ведет себя, как истинный мужчина. Так что если кто-нибудь вздумает порицать Моргаузу, я найду, что ему сказать!
   - Я всегда знал, что ты - настоящий друг моей матери, Моргейна, сказал Гавейн. - И я знаю, что Гвенвифар ее не любит. Гвенвифар... - Он взглянул на Ланселета, пожал плечами и предпочел умолкнуть.
   - Королева очень благочестива, - заметил Гарет. - И кроме того, ни одна женщина при дворе Артура никогда не страдала от подобного обращения. Возможно, Гвенвифар просто трудно понять, как это женщина может желать от жизни чего-то помимо того, что она получает от брака. Что же касается меня, мне повезло: Лионора избрала меня по доброй воле, и она всегда настолько занята - то она носит ребенка, то оправляется после родов, то кормит младших, - что просто не успевает глядеть на других мужчин, даже если бы ей того и хотелось. Впрочем, - добавил он, улыбаясь, - я искренне надеюсь, что ей и вправду не хочется, потому что если бы вдруг у нее возникло такое желание, боюсь, я не смог бы ей отказать.
   Ланселет - мрачное выражение успело исчезнуть с его лица - сказал:
   - Мне не верится, Гарет, чтобы даме, ставшей твоей женой, захотелось смотреть на кого-то другого.
   - Ну, а тебе, кузен, придется сейчас взглянуть в другую сторону, сообщил Гавейн. - Королева ищет тебя. Так что тебе, как ее поборнику, придется пойти и засвидетельствовать ей свое почтение.
   И действительно, в этот самый момент к ним подошла одна из юных дев, прислуживавших Гвенвифар, и спросила по-детски тонким голоском:
   - Не ты ли будешь сэр Ланселет? Королева просит тебя подойти и побеседовать с ней.
   Ланселет поклонился Моргейне, сказал: "Гарет, Гавейн - поговорим попозже", - и ушел.
   Гарет, нахмурившись, посмотрел ему вслед и пробормотал:
   - Стоит ей лишь поманить, и он готов бежать к ней.
   - А ты ждал чего-то другого, братец? - обычным своим небрежным тоном поинтересовался Гавейн. - Он ведь был ее поборником с тех самых пор, как она вышла замуж за Артура. Что же касается всего прочего... Ну, вспомни, что говорила Моргейна: если мы считаем такое поведение похвальным для короля, почему мы должны порицать за него королеву? Нет, это теперь и вправду стало модным. Вы слыхали истории об этой ирландской королеве, которая вышла замуж за старого герцога Марка, и о том, как Друстан поет ей песни и всюду следует за ней... Говорят, он играет на арфе не хуже самого Кевина! Ты не слыхала его игры, Моргейна?
   Моргейна покачала головой и заметила:
   - Не зови Изотту королевой Корнуолла - в Корнуолле нет королев, кроме меня. Марк правит там лишь как мой наместник - и если он этого еще не понял, пора ему об этом сообщить.
   - Думаю, Изотте все равно, как там себя именует Марк, - сказал Гавейн, взглянув в сторону длинного стола, за которым сидели дамы. К Гвенвифар и ирландской королеве теперь присоединилась еще и Моргауза, и туда же как раз подошел Ланселет. Гвенвифар улыбнулась ему, а Моргауза отпустила какую-то шутку, заставившую Ланселета рассмеяться, - но Изотта Корнуольская лишь смотрела перед собой невидящим взором, и ее прекрасное лицо казалось бледным и осунувшимся. - Я никогда еще не видел дамы, которая выглядела бы столь несчастной, как эта ирландская королева.
   - Сомневаюсь, что я бы выглядела намного счастливее, окажись я женой старого герцога Марка, - заметила Моргейна. Гавейн обнял ее, едва не задушив при этом.
   - Артур и так не слишком-то хорошо поступил, выдав тебя за этого старикана Уриенса, Моргейна. Ты тоже несчастна?
   Моргейна почувствовала, как что-то сдавило ей горло, словно ей вдруг захотелось расплакаться.
   - Быть может, женщины вообще не бывают счастливы в браке...
   - А я бы так не сказал! - возразил Гарет. - Лионора выглядит вполне счастливой.
   - Ах, но ведь Лионора замужем за тобой! - рассмеялась Моргейна. - А мне не выпало такой удачи - я всего лишь твоя старая кузина.
   - И все же, - сказал Гавейн, - я не намерен порицать мою мать. Она была добра к Лоту до последних его дней, и пока он был жив, она никогда не выставляла своих любовников напоказ. А Гвенвифар... - Гавейн скривился. Какая жалость, что Ланселет не увез ее подальше от этого королевства, пока у Артура еще было время найти себе другую жену. Впрочем, я полагаю, из юного Галахада в свое время выйдет неплохой король. Ланселет ведь происходит из королевского рода Авалона - да и его отец, Бан из Малой Британии, тоже был королем.
   - И все же, - заметил Гарет, - мне кажется, что твой сын, Моргейна, стоит куда ближе к трону, чем сын Ланселета.
   И Моргейна вспомнила, что он был тогда уже достаточно большим, чтобы запомнить рождение Гвидиона. Гарет же продолжал:
   - А Племена будут верны сестре Артура - ведь в давние дни, в те времена, когда власть передавалась по женской линии, именно сын сестры был законным наследником.
   Он нахмурился, задумался на мгновение, потом поинтересовался:
   - Моргейна, это сын Ланселета?
   Подобный вопрос показался Моргейне вполне естественным - ведь они дружили с детства. Но она лишь покачала головой, пытаясь перевести охватившее ее раздражение в шутку.
   - Нет, Гарет. Будь это так, я бы давно тебе об этом сказала. Тебя бы это порадовало - тебе ведь нравится все, что делает Ланселет. Прошу прощения, кузены, но мне следует теперь пойти побеседовать с вашей матушкой - ведь она всегда была добра ко мне.
   Моргейна развернулась и неспешно двинулась к возвышению, на котором сидели дамы. Зал тем временем заполнялся людьми: всем хотелось поприветствовать старых друзей, и гости сбивались в небольшие группки.
   Моргейна всегда не любила скоплений народа, - а кроме того, в последние годы она слишком много бродила по зеленым уэльским холмам и совершенно отвыкла от запаха множества тел и дыма, которым тянуло из очага. Двинувшись вбок, она столкнулась с каким-то человеком. Хотя Моргейна весила немного, но от этого столкновения он пошатнулся и схватился за стену, чтобы удержаться на ногах - и внезапно Моргейна поняла, что оказалась лицом к лицу с мерлином.
   Она не разговаривала с Кевином со дня смерти Вивианы. Моргейна холодно взглянула на него и отвернулась.
   - Моргейна...
   Моргейна пропустила это обращение мимо ушей. Тогда Кевин столь же холодно произнес:
   - С каких это пор дочь Авалона отворачивается, когда к ней обращается мерлин?
   Моргейна глубоко вздохнула и ответила:
   - Если ты именем Авалона просишь выслушать тебя, то я готова слушать. Но это не подобает тебе - человеку, отдавшему тело Вивианы для христианского погребения. Я зову это деянием предателя.
   - Кто ты такая, леди, чтобы говорить о предательских деяниях? Ты, ведущая жизнь королевы в Уэльсе, в то время как трон Вивианы на Авалоне пустует!
   - Я попыталась однажды говорить от имени Авалона, - вспылила Моргейна, - но ты приказал мне умолкнуть! - и она опустила голову, не дожидаясь его ответа.
   "А ведь он прав. Как я смею говорить о предательстве после того, как сбежала с Авалона, по молодости и глупости не поняв замыслов Вивианы? Лишь недавно я осознала, что она дала мне власть над королем; я же отказалась от нее и позволила Гвенвифар отдать короля в руки священников".
   - Говори, мерлин. Дочь Авалона слушает.
   Несколько мгновений Кевин лишь молча глядел на нее, и Моргейна с грустью вспомнила те годы, когда он был ее единственным другом и союзником при этом дворе. В конце концов, он произнес:
   - Твоя красота, Моргейна, как и красота Вивианы, с годами лишь делается более зрелой. По сравнению с тобой все женщины этого двора, включая и эту ирландку, не более чем раскрашенные куклы.
   Моргейна слабо улыбнулась.
   - Ты ведь не за тем остановил меня, грозя громами Авалона, чтоб осыпать меня льстивыми похвалами, Кевин.
   - Разве? Прости, я погорячился, - но ты и вправду нужна на Авалоне, Моргейна. Та, что восседает там сейчас... - он осекся и с беспокойством спросил: - Неужели ты так любишь своего старого мужа, что не можешь расстаться с ним?
   - Нет, - отозвалась Моргейна. - Но я и там тружусь во славу Богини.
   - Это я знаю, - согласился мерлин. - Я так и сказал Ниниане. И если бы Акколон мог наследовать отцу, то в тех краях вновь возродилось бы почитание Богини... Но Акколон - не наследник, а старший сын Уриенса - простак, которым помыкают священники.
   - Акколон - не король, он друид, - сказала Моргейна. - А смерть Аваллоха ничего бы не решила - в Уэльсе уже утвердились римские обычаи, а у Аваллоха есть сын. "Конн, - подумала она, - который сидел у меня на коленях и звал меня бабушкой".
   Словно услышав ее невысказанную мысль, Кевин произнес:
   - Жизнь детей непрочна, Моргейна. Многие так и не доживают до зрелости.
   - Я не стану убивать - даже ради Авалона! - отрезала Моргейна. Можешь так им и сказать!
   - Скажи им об этом сама, - предложил Кевин. - Ниниана сообщила, что ты приедешь к ним вскоре после Пятидесятницы.
   Моргейна почувствовала, как ее желудок скрутило и по спине побежали морашки.
   "Так значит, им все известно? Неужто они наблюдали, как я изменяю моему доверчивому старику-мужу с Акколоном, и порицали меня?" Ей вспомнилась Элейна, дрожащая и пристыженная, какой она была, когда ее застали нагой в объятиях Ланселета. "Неужто они знали о моих планах прежде, чем я сама поняла, что буду делать?" Но она делала лишь то, для чего ее предназначила Богиня.
   - Так что же ты хотел мне сказать, мерлин?
   - Только то, что твое место на Авалоне по-прежнему пустует, и Ниниана это понимает не хуже меня. Я всей душой люблю тебя, Моргейна, и я - не предатель. Мне больно от того, что ты так думаешь обо мне - ведь ты так много мне дала. - Он протянул к ней скрюченные руки. - Так что же, Моргейна, - мир?
   - Во имя Владычицы - мир, - отозвалась Моргейна и поцеловала Кевина в изуродованные шрамом губы. Внезапно она до боли отчетливо осознала:
   "Для него Богиня тоже предстает в моем облике... Богиня - подательница жизни и зрелости... и смерти". Их губы соприкоснулись, и мерлин отпрянул. На лице его проступил неприкрытый страх.
   - Я внушаю тебе отвращение, Кевин? Клянусь своей жизнью - я не пойду на убийство. Тебе нечего бояться... - сказала Моргейна, но Кевин вскинул искалеченную руку, призывая собеседницу к молчанию.
   - Не клянись, Моргейна - и тогда тебе не придется расплачиваться за клятвопреступничество. Никому не ведомо, что может потребовать от нас Богиня. Я тоже заключил Великий Брак, и в тот день я лишился права распоряжаться своей жизнью. Я живу лишь для того, чтобы исполнять волю Богини; и моя жизнь не так уж хороша, чтобы ей жаль было пожертвовать, сказал Кевин.
   Даже многие годы спустя Моргейна вспоминала эти слова Кевина, и они немного смягчали боль, причиненную горчайшим из ее деяний.
   Кевин склонился перед нею - так приветствовали лишь Владычицу Авалона или верховного друида, - а затем поспешно зашагал прочь. Дрожащая Моргейна осталась стоять на месте и смотреть ему вслед. Почему он так поступил? И почему он боится ее?
   Моргейна принялась медленно пробираться через толпу; когда она в конце концов добралась до возвышения, Гвенвифар одарила ее ледяной улыбкой, но Моргауза встала и с сердечной теплотой обняла племянницу.
   - Милое мое дитя, ты выглядишь такой уставшей! Я знаю, ты не любишь людскую толкотню!
   Она поднесла к губам Моргейны серебряный кубок. Моргейна отпила немного вина, потом покачала головой.
   - Тетя, ты стала выглядеть еще моложе! Моргауза весело рассмеялась.
   - Это на меня так действует общество молодежи, моя дорогая - ты уже видела Ламорака? До тех пор, пока он считает меня красавицей, я и сама буду так думать о себе и буду оставаться красивой... Вот единственное волшебство, в котором я нуждаюсь!
   Она провела пальцем вдоль небольшой морщинки, залегшей под глазом Моргейны.
   - Советую тебе, дорогая, последовать моему примеру - или ты сделаешься старой и злой. Неужто при дворе Уриенса вовсе нет красивых молодых мужчин, которые могли бы послужить своей королеве?
   Моргейна заметила, как Гвенвифар скривилась от отвращения - хоть она и считала, несомненно, что Моргауза шутит. "По крайней мере, здесь еще не ходят слухи о моей связи с Акколоном, - подумала Моргейна, и тут же рассердилась на себя. - Во имя Владычицы - я не собираюсь стыдиться своих поступков! Я не Гвенвифар!"
   Ланселет тем временем беседовал с Изоттой Корнуольской. Да, он и вправду всегда выбирал среди присутствующих дам самую красивую, и Моргейна с уверенностью могла сказать, что Гвенвифар это не нравится. Вот и теперь королева с нервной поспешностью произнесла:
   - Леди Изотта, вы знакомы с сестрой моего мужа, Моргейной?
   Ирландская красавица подняла на Моргейну безразличный взгляд и улыбнулась. Она была необыкновенно бледна; точеное лицо Изотты было белее молока, а голубые глаза отливали зеленью. Моргейна заметила, что, несмотря на свой высокий рост, ирландка была столь хрупкой и тонкой в кости, что напоминала ребенка, увешанного чересчур тяжелыми для него драгоценными украшениями, жемчугами и золотыми цепями. Внезапно ей стало жаль девушку, и она сдержала резкие слова, что уж готовы были сорваться с ее губ: "Так это тебя теперь величают королевой Корнуолла? Я вижу, мне придется поговорить с герцогом Марком!" Вместо этого Моргейна сказала лишь:
   - Мой родич сказал мне, что ты сведуща в травах и в искусстве исцеления, леди. Если у меня выдастся свободное время до отъезда, я охотно побеседовала бы с тобой об этом.
   - С превеликим удовольствием, - любезно отозвалась Изотта. Ланселет поднял голову и произнес:
   - Я также рассказал ей, что ты прекрасно играешь на арфе, Моргейна. Сыграешь ли ты нам сегодня?
   - Играть, когда здесь присутствует Кевин? Мое искусство того не стоит, - отозвалась Моргейна, но Гвенвифар, содрогнувшись, перебила ее:
   - Очень жаль, что Артур никак не прислушается ко мне и не отошлет этого человека прочь от двора! Я не желаю видеть здесь волшебников и чародеев, а такое зловещее лицо просто-таки предвещает беду! Не понимаю, Моргейна, как ты можешь выносить его прикосновения, - по-моему, любой утонченной женщине от этого бы сразу стало дурно. Ты же обняла и поцеловала его, словно своего родича...
   - Очевидно, - отозвалась Моргейна, - мне не хватает истинной утонченности чувств - и я этому только рада.
   - Если внутренняя суть человека проявляется вовне, - нежным, певучим голосом произнесла Изотта Корнуольская, - то музыка Кевина свидетельствует, леди Гвенвифар, что душа его прекрасна, словно у ангела. Дурной человек никогда не смог бы играть так, как играет Кевин.
   Тут к ним подошел Артур, и до него донеслись последние несколько слов.
   - И все же, - заметил он, - я не хочу оскорблять мою королеву, навязывая ей общество человека, который ей неприятен, - и вместе с тем у меня не хватит дерзости заставлять такого музыканта, как Кевин, играть для людей, не способных благосклонно отнестись к нему. - В голосе его проскользнуло недовольство. - Моргейна, может быть, ты все-таки сыграешь нам?
   - Моя арфа осталась в Уэльсе, - сказала Моргейна. - Может, в другой раз - если кто-нибудь одолжит мне арфу. Сейчас здесь слишком людно и шумно - музыка просто затеряется в этом гуле... А Ланселет играет не хуже меня.
   Ланселет, стоявший за спиной у Артура, покачал головой.
   - О, нет, кузина! Я, конечно, отличу одну струну от другой - я ведь вырос на Авалоне, и мать дала мне в руки арфу, как только я в силах был ее удержать. Но я не наделен таким музыкальным даром, как ты, Моргейна, или как племянник Марка - кстати, ты уже слышала, как он играет?
   Моргейна покачала головой, и Изотта тут же сказала:
   - Я попрошу его прийти и сыграть нам.
   Она отправила за Друстаном пажа, и он пришел, изящный молодой мужчина, темноглазый и темноволосый; пожалуй, он и вправду чем-то напоминал Ланселета. Изотта попросила его сыграть. Друстану принесли арфу, он присел на ступеньки помоста и принялся играть бретонские напевы. Мелодии были старинными и печальными, и Моргейне подумалось о древней стране Лионесс, ныне поглощенной морем. Друстан и вправду играл куда лучше Ланселета - и, на взгляд Моргейны, лучше ее самой. Хотя до Кевина ему было далеко, но если не считать Кевина, Друстан был лучшим музыкантом, какого только ей доводилось слушать. Да и голос у него был мелодичный и приятный.
   Воспользовавшись тем, что музыка заглушает слова, Артур тихо обратился к Моргейне:
   - Как твои дела, сестра? Ты так давно не появлялась в Камелоте... Мы скучали по тебе.
   - В самом деле? - удивилась Моргейна. - Я-то думала, что ты выдал меня замуж в Северный Уэльс именно для того, чтобы не оскорблять свою госпожу, она иронично кивнула в сторону Гвенвифар, - видом неприятных ей людей. Ведь меня она любит ничуть не больше, чем Кевина.
   - Как ты можешь так говорить?! - возмутился Артур. - Ты же знаешь, что я всем сердцем люблю тебя. Уриенс - хороший человек, и он, насколько я вижу, души в тебе не чает; он готов ловить каждое твое слово! Я хотел найти тебе доброго мужа, Моргейна, который уже имел бы сыновей и не стал бы упрекать тебя за то, что ты не в силах подарить ему детей. И сегодня для меня было истинной радостью принять твоего юного пасынка в число соратников. Чего же тебе еще нужно, сестра?
   - А и вправду, - согласилась Моргейна. - Чего еще может пожелать женщина, кроме доброго мужа, годящегося ей в деды, и захолустного королевства, чтобы править им. Наверно, мне бы следовало на коленях благодарить тебя за такое благодеяние, брат мой!
   Артур попытался взять ее за руку.
   - Но ведь я и вправду поступил так, стараясь порадовать тебя, сестра моя. Да, Уриенс слишком стар для тебя, но ведь он не будет жить вечно. Я действительно думал, что ты будешь счастлива.
   "Несомненно, - подумала Моргейна, - он говорит чистую правду - как сам ее понимает. Ну как человек может быть столь мудрым и справедливым королем и иметь столь мало воображения? Или, может, в том и заключается тайна его царствования, что Артур придерживается простых истин и не ищет большего? Уж не этим ли его привлекло христианство - своей простотой и простыми немногочисленными заповедями?
   - Мне хочется, чтобы все были счастливы, - сказал Артур, и Моргейна поняла, что в этом и вправду заключалась самая суть его характера; он действительно старался сделать всех счастливыми - всех, вплоть до последнего своего подданного. Он не стал пресекать связь Гвенвифар и Ланселета, потому что знал, что его королева будет несчастна, если разлучить ее с Ланселетом; и точно так же он не мог причинить боль Гвенвифар, взяв себе другую жену или любовницу, чтобы та родила ему сына, которого не смогла родить она.
   "Он недостаточно безжалостен для Верховного короля", - подумала Моргейна, пытаясь при этом слушать печальные песни Друстана. Артур перевел разговор на свинцовые и оловянные рудники Корнуолла: нужно будет съездить посмотреть на них, пускай герцог Марк знает, что он - не правитель этой страны; и, несомненно, они с Изоттой подружатся, ведь они обе так любят музыку - посмотри, как внимательно она слушает Друстана...
   "Она не может оторвать глаз от него отнюдь не из любви к музыке", подумала Моргейна, но не стала этого говорить. Она подумала о четырех королевах, сидящих за этим столом, и вздохнула. Изотта не сводит глаз с Друстана - и кто упрекнет ее за это? Герцог Марк стар и угрюм, а своим пронзительным, недобрым взглядом он напоминает Лота Оркнейского. Моргауза подозвала к себе Ламорака и принялась что-то шептать ему на ухо; что ж, кто упрекнет ее за это? Ее выдали за Лота - а Лот был отнюдь не подарком, когда ей было всего четырнадцать лет, и все то время, что они жили с Лотом, Моргауза всегда щадила его самолюбие и не заводила любовников в открытую. "Да я и сама не лучше их: я ласкаю Уриенса, а стоит ему отвернуться, как я ныряю в постель к Акколону, оправдываясь тем, что он - мой жрец..."
   Есть ли на свете хоть одна женщина, что вела бы себя иначе? Гвенвифар - Верховная королева, но она первой завела любовника... Сердце Моргейны закаменело. Ее, и Моргаузу, и Изотту выдали замуж за стариков - что ж, такова жизнь. Но Гвенвифар была женой красивого мужчины, лишь ненамного старше ее самой, и Верховного короля к тому же - чем она-то была недовольна?
   Друстан отложил арфу, поклонился и взял рог с вином, чтобы промочить пересохшее горло.
   - Я не в силах больше петь, - сказал он, - но я буду только рад, если леди Моргейна согласится взять мою арфу. Я слыхал, что леди искусно на ней играет.
   - Действительно, дитя, спой нам, - попросила Моргауза, и Артур пылко поддержал ее просьбу.
   - И вправду, я так давно не слышал, как ты поешь - а твой голос и поныне кажется мне прекраснейшим в мире... возможно, потому, что это был первый голос, который я помню, - сказал Артур. - Кажется, ты пела мне колыбельные, когда я еще даже толком не умел разговаривать, да и ты сама была тогда ребенком. Такой я тебя и запомнил, Моргейна, - добавил он, и в глазах его промелькнула такая боль, что Моргейна опустила голову.
   "Может быть, именно этого и не может простить мне Гвенвифар - что для него мой облик сливается с ликом Богини?"
   Она взяла арфу Друстана и склонилась над струнами, поочередно трогая их.
   - Она настроена не так, как моя, - сказала Моргейна, перебирая струны, потом подняла голову, заслышав какой-то шум, донесшийся из-за двери. Пропела труба - в помещении ее звук казался слишком хриплым и пронзительным, - и раздался стук подкованных сапог. Артур привстал с трона и снова опустился на место, когда в зал размашистым шагом вошли четверо мужчин, вооруженные мечами и щитами.
   Эти четверо были облачены в римские шлемы - Моргейна видела такие: пара подобных шлемов сохранилась на Авалоне, - короткие воинские туники и доспехи римского образца; за плечами у них вились красные плащи. Моргейна даже сморгнула, дадбы убедиться, что глаза не подводят ее: казалось, будто это явились из прошлого воскресшие римские легионеры. Один из них держал шест с прикрепленным к нему позолоченным изображением орла.
   - Артур, герцог Британии! - громко провозгласил один из новоприбывших. - Мы принесли тебе послание от Луция, императора Рима!
   Артур поднялся с трона и сделал единственный шаг навстречу воинам в наряде легионеров.
   - Я не герцог Британии, а Верховный король, - спокойно произнес он, и я не знаю никакого императора Луция. Рим пал и находится в руках варваров, - и, как я вижу, самозванцев. Впрочем, не следует наказывать псов за дерзкую выходку их хозяина. Можете огласить свое послание.
   - Я - Кастор, центурион легиона "Валерия Виктрикс", "Победоносный орел", - произнес все тот же мужчина. - В Галлии вновь собираются легионы под знаменем Луция Валерия, императора Рима. Вот что Луций велел передать тебе, Артур, герцог Британии: ты можешь продолжать править, сохраняя свой титул, если в течение шести недель отошлешь ему имперскую дань, которая должна включать в себя сорок унций золота, две дюжины британских жемчужин, по три повозки железа, олова и свинца, сто ярдов шерстяной ткани и сто рабов.
   Ланселет вскочил со своего места и встал рядом с королем.
   - Мой лорд Артур, - воскликнул он, - позволь мне вышвырнуть отсюда этих наглых псов - пускай они с визгом бегут к этому недоумку Луцию и скажут ему, что если он хочет получить дань с Британии, то может прийти и попытаться ее взять!
   - Подожди, Ланселет, - все так же спокойно сказал Артур, улыбнувшись другу. - Не стоит так говорить.