Страница:
смысле немецкие художники представлены в академии далеко не полно, ибо
многие крупные мастера, живущие в ФРГ, не могли вступить в нее, не
подвергаясь преследованиям со стороны властей.
Об опасном самообмане некоторых наших руководителей в области культуры
говорит тот факт, что они предъявляют к академии требования, которые можно
предъявлять лишь к марксистам. Но академию в том виде, как она есть, нельзя
рассматривать как марксистскую, и, если допустимо критиковать результаты ее
работы с марксистских позиций, то было бы совершенно неправильно относиться
к ней так, будто это марксистский синклит. В лучшем случае можно сказать,
что академики-марксисты, а многие из самых известных членов академии -
марксисты, упустили возможность привить и остальным марксистские взгляды.
Я сам, разумеется, придерживаюсь того мнения, что художник, который
прогрессивен лишь в общем и целом, не сумеет извлечь из своего таланта
максимум возможного. Едва ли в академии имела место какая-либо дискуссия, в
ходе которой марксистское мировоззрение подвергалось бы сомнению. (А
дискуссии, приведшие к выдвижению вышеупомянутых предложений,
продемонстрировали отрадное единство взглядов по некоторым важнейшим
принципам политики ГДР). Однако нельзя отрицать, что многие наши деятели
искусств по ряду важных вопросов отнеслись к политике правительства в
области культуры довольно неприязненно и без понимания. Причину такого
отношения я вижу в том, что эта политика не обогатила художников идейно, а
была просто-напросто навязана им. Порочная практика всяческих комиссий,
плохо аргументированные предписания, чуждые искусству административные меры,
вульгарно-марксистский язык оттолкнули художников (в том числе и марксистов)
и помешали академии занять передовую позицию в области эстетики. Как раз
художники-реалисты восприняли некоторые требования комиссий и критики как
требования чрезмерные.
Ни одно новое государство не может быть построено, если отсутствует
уверенность. Только избыток творческих сил создает новое общество. А
поверхностный оптимизм может поставить его под удар.
Необходимо расчистить путь пробивающимся росткам общественной жизни.
Лакировка и украшательство - самые страшные враги не только всего
прекрасного, но и политической мудрости. Жизнь трудового люда, борьба
рабочего класса за осмысленную и творческую деятельность - вот окрыляющая
тема для искусства. Но одно только присутствие рабочих и крестьян на полотне
или на экране не имеет ничего общего с глубоким раскрытием этой темы.
Искусство должно добиваться того, чтобы его понимали. Но общество, борясь за
всеобщее образование, должно тем самым воспитывать в себе более глубокое
понимание искусства. Культурные запросы людей необходимо удовлетворять. Но
только непримиримо борясь с привычкой к безвкусице. Под сенью правильных
требований процветало ложное и скверное.
Вероятно, для удобства служащих соответствующих учреждений и в целях
безошибочного администрирования следовало бы разработать простые и четкие
схемы для произведений искусства. Тогда художникам останется "лишь" облечь
свои мысли (а возможно, мысли администрации?) в определенную форму, и все
будет в порядке.
Но тогда требовать живого слова в искусстве все равно, что требовать
живого слова от мертвецов. Искусство имеет свои собственные законы.
Социалистический реализм - это большая и широкая генеральная линия, и
тут оригинальное видение художника и индивидуальный стиль не мешают, а толь-
ко помогают. Борьбу против формализма следует не только рассматривать как
политическую задачу, но и наполнить политическим содержанием. Она является
составной частью борьбы пролетариата за правильное решение социальных
проблем и потому с неверными решениями в искусстве следует бороться как с
неверными социальными решениями, а не рассматривать их как эстетические
заблуждения. Некоторых политиков это, вероятно, удивит, но политический язык
для многих деятелей искусств более понятен, чем составленный наспех
эстетический лексикон, который содержит лишь категорические утверждения
туманного свойства.
Была ли наша культурная политика последних лет реалистичной с точки
зрения искусства? Наши художники работают для неоднородного в классовом
отношении зрителя. Степень хорошего вкуса, как и степень безвкусицы у этого
зрителя весьма различны. Равным образом различны и его запросы, которые
призвано удовлетворить искусство. Государство думает прежде всего о рабочем
классе, следовательно, и наши лучшие художники должны первым делом думать о
нем. Однако необходимо учитывать также запросы и вкусы других классов. Все
это возможно лишь при высоком и глубоко дифференцированном искусстве.
Качество произведения - решающий политический вопрос для подлинно
социалистического искусства.
Политическое качество играет огромную роль. Задача художественной
критики - бороться с политическим примитивом. В этой области наша критика
добилась некоторых успехов. Мы не можем требовать, чтобы за немногие годы
был достигнут политический уровень Советского Союза, и все же примеры нам
помогают. Правда, следование этим примерам не принесло бы нам пользы, если
бы мы воспринимали их без учета наших специфических условий. У нас, грубо
говоря, меньше нового и больше старого. Значительные слои населения еще
глубоко проникнуты капиталистическими представлениями. Это можно сказать
даже об определенной части рабочего класса. В разрушении этих представлений
призвано сыграть свою роль и искусство. Мы слишком рано повернулись спиной к
недавнему прошлому, жадно стремясь обратиться к будущему. Но ведь будущее
зависит от того, как мы разделаемся с прошлым. Где произведения искусства,
воссоздающие картину трагического поражения немецкого рабочего класса в 1933
году, поражения, от которого он все еще не оправился? Такие произведения
должны были бы показать героические примеры упорной борьбы. И они
вдохновляли бы нашу сегодняшнюю борьбу, вооружив ее знаниями и примерами из
прошлого.
Наш социалистический реализм должен быть одновременно и критическим
реализмом.
Культурные достижения нашей республики значительны. Предпосылки для
новых успехов созданы. Если нам удастся поднять не только некоторые
показатели производства, но и всестороннюю творческую активность народа,
искусство получит новый стимул и само будет стимулировать движение вперед. В
наши театры, библиотеки, на выставки и концерты хлынет огромное число людей,
все более и более образованных, вдохновленных новыми целями. Когда великая
идея социалистического реализма, идея высокогуманного земного искусства,
раскрывающего все способности человека, освободится от административных пут,
наши лучшие художники увидят в ней, как это и есть в действительности,
чудесный дар революционного пролетариата.
Когда Академия искусств
Потребовала от узколобых властей
Свободы искусства,
Вокруг нее раздались визг
И возгласы возмущения,
Но, все перекрыв,
Грянул оглушительный гром рукоплесканий
По ту сторону секторальной границы.
Свободу! - орали там. - Свободу художникам!
Свободу во всем! Свободу всем!
Свободу угнетателям! Свободу поджигателям
войны!
Свободу рурским картелям! Свободу
гитлеровским генералам!
Так-то, любезные!
Сперва иудин поцелуй рабочим -
Затем иудин поцелуй художникам.
Злорадно ухмыляясь,
Поджигатель с канистрой бензина
Крадется к Академии искусств.
Но мы потребовали свободу рук
Не для того, чтоб его обнять, а чтобы вышибить
Канистру из его грязных лап.
Даже самые узкие лбы,
За которыми скрыта
Преданность делу мира,
Ближе к искусству, чем "почитатель искусства",
Который прежде всего чтит
Искусство войны.
ВЗАИМОПОНИМАНИЯ МЕЖДУ НАРОДАМИ"
Одна из самых замечательных традиций вашей страны, Советского Союза, -
ежегодное присуждение ряду лиц премии за заслуги в деле сохранения мира во
всем мире. Эта премия представляется мне высшей и, пожалуй, наиболее
почетной наградой из всех существующих ныне. Что бы ни пытались внушить
народам, они твердо знают: мир - это альфа и омега всякой деятельности на
благо человека, всего процесса производства материальных ценностей, всех
видов искусств, в том числе и искусства жить на земле.
Мне было девятнадцать лет, когда я услышал о вашей великой революции,
двадцать, когда я увидел отблески ее великого пламени и на своей родине. Я
был санитаром в одном из военных госпиталей Аугсбурга. Казармы и даже
госпитали опустели. Старинный город вдруг заполнился новыми людьми,
огромными бурлящими толпами, повалившими из предместий в чопорные кварталы
богачей, чиновников и коммерсантов. В течение нескольких дней женщины из
рабочих семей заседали в наскоро созданных советах и задавали жару молодым
рабочим в солдатских шинелях, а фабриками управляли рабочие.
Всего несколько дней, но каких! Все так и рвутся в бой, но в то же
время и жаждут мира, созидательной деятельности.
Как вам известно, борьба эта не увенчалась победой, и вам известно
почему. В последовавшие затем годы Веймарской республики произведения
классиков социализма, возродившиеся к новой жизни благодаря Великому
Октябрю, и сообщения о смелом строительстве нового общества в вашей стране
сделали меня горячим сторонником этих идеалов и обогатили меня знаниями.
Самым важным для меня было осознание того, что будущее человечества
можно предвидеть лишь "снизу", лишь встав на точку зрения угнетенных и
эксплуатируемых. Лишь борясь в их рядах, можно бороться за все человечество.
Отгремела чудовищная война, назревала еще более чудовищная. Отсюда,
снизу, были отчетливо видны тайные причины этих войн; этому классу
приходилось расплачиваться за них - как за проигранные, так и за выигранные.
Здесь, в самых низах, и мир оборачивался войной.
И в сфере производства, и вне ее царило насилие. То открытое- как мощь
реки, прорывающей плотину, то скрытое - как мощь плотины, обуздывающей реку.
Дело заключалось не только в том, производить ли пушки или плуги, - в борьбе
за цены на хлеб плуги играют роль пушек. В постоянной ожесточенной борьбе
классов за средства производства периоды относительного мира - это лишь
передышки между битвами. Не какая-то стихия разрушения и войны то и дело
врывается в мирный процесс производства, а само это производство основано на
принципе разрушения и войны.
При капитализме люди всю свою жизнь ведут борьбу за существование -
друг против друга. Родители враждуют из-за детей, дети - из-за наследства,
мелкие торговцы борются за свои лавки между собой и все вместе против
крупных воротил. Крестьянин воюет с горожанином, школьники - с учителем,
народ - с властями, фабрики - с банками, концерны - с концернами. Как же тут
народам не воевать друг с другом!
Народы, добившиеся для себя социалистической экономики, находятся в
изумительных - для дела мира - условиях. Движущие людьми стимулы приобретают
мирный характер. Борьба всех против всех превращается в борьбу всех за всех.
Приносящий пользу обществу приносит пользу и себе. Приносящий пользу себе,
приносит пользу обществу.
Хорошо живется полезным членам общества, а не вредоносным, как прежде.
Достижения науки уже больше не козыри в азартной игре, они не утаиваются, а
делаются достоянием всех. Технические изобретения внушают радость и надежду,
а не ужас и смятение, как прежде.
Мне пришлось пережить две мировые войны. Теперь, на пороге старости, я
знаю, что вновь готовится страшная война. Но четвертая часть человечества
занята мирным строительством. И в других странах идеи социализма пробивают
себе дорогу.
Повсюду на земле простые люди страстно желают мира. Многие
представители интеллигентных профессий также и в капиталистических странах,
в разной степени осознавая происходящее, борются за мир. Но наша главная
надежда в борьбе за мир - это рабочие и крестьяне социалистических стран и
стран капитализма.
Да здравствует мир! Да здравствует ваша великая мирная держава,
государство рабочих и крестьян!
25 мая 1955 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА IV СЪЕЗДЕ ПИСАТЕЛЕЙ ГДР
В той части Германии, где проходит этот съезд, будет и впредь
продолжаться в интересах всей Германии решительная борьба за новый, лучший
образ жизни и за новый, лучший образ мыслей. Мы будем вести ее во всех
областях, в области искусства - всеми средствами искусства. Большая часть
Германии все еще живет в болоте буржуазного варварства, и болото это опять
становится глубоким и вязким. Во Фридланде крупная буржуазия устами своих
ораторов восторженно приветствует несчастных, из которых она в свое время
воспитала волков; сейчас она снова дрессирует несчастных в новой
захватнической армии. Неутомимо превращая мир в ругательное слово, она
стремится к войнам - своему варварскому образу жизни. При этом литература,
за некоторыми, но великолепными исключениями, становится литературой
бесстыдного приспособленчества или отчаяния.
Мы пишем в новых условиях. Социалистический и реалистический метод
творчества, который мы как социалисты и реалисты создаем для наших новых
читателей, строителей нового мира, может, как мы видели, многообразно
совершенствоваться для великой борьбы, особенно, мне думается, путем
изучения материалистической диалектики и изучения народной мудрости. Ведь мы
строим наше государство не для статистики, а для истории, а что такое
государство без мудрости народа?
Январь 1956 г.
Союз писателей обратился по моей просьбе к нескольким молодым
драматургам ГДР и попросил сообщить мне о некоторых проблемах создания и
постановки пьес. Письмо! было разослано поздно, и потому пришло не очень
много ответов; но все-таки ответы были, и, я думаю, на основе этих ответов
можно обсудить ряд вопросов. Речь идет главным образом о трех проблемах, о
трех трудностях, которые упоминаются в письмах.
Первое - это проблема сотрудничества с театрами. Она представляется мне
действительно весьма сложной. Я думаю сначала остановиться на практических
вопросах, потому что самая большая часть этих ответов действительно касается
вопросов практических, и заставляет предположить, что база, то есть попросту
материальная и организационная база, у многих весьма ненадежна, из-за этого
до эстетических вопросов у них пока не доходит дело.
Касаясь сотрудничества с театрами, драматурги жалуются, что на
посланные пьесы совсем не получают ответа или получают очень поздно. - Я
говорю по порядку, вы можете потом дополнить. - Далее они жалуются на то,
что есть только один отдел распространения пьес. Кроме того, у них имеются
трудности с допуском на репетиции в театры. Речь идет не о репетициях
собственных пьес, а о репетициях других пьес.
Они даже не получают контрамарок. Это играет определенную роль, потому
что - и тем самым я подхожу ко второму вопросу - действительно возникает
проблема, на что жить, если пишешь пьесы. Это совсем не просто. Имеются
некоторые трудности, которые вам следовало бы обсудить. Например, тот факт,
что театры интересуются только правом первой постановки, так что пьесы
ставятся лишь в одном театре, а на это, конечно, никто не может жить.
Возможно, вы внесете предложения по этому вопросу. Я над этим думал и
беседовал с некоторыми людьми и пришел к выводу, что отдел распространения
должен принципиально давать право постановки обязательно нескольким театрам
одновременно, причем совсем не важно, состоится ли премьера в один и тот же
день. Это означало бы, что завлиты отдельных театров, заинтересованных в
какой-то пьесе, работали бы совместно. Таким образом, они не стали бы, как
говорится, выхватывать пьесы друг у друга из-под носа.
Третья проблема - это трудности, связанные главным образом с заказами.
Кажется, об этом много говорят. А следовало бы реально изучить эту проблему.
Очевидно, в наше время очень быстрой перестройки и очень быстрых перемен
драматургам уже в процессе письма нужен совет. Ведь и раньше тем, кто писал
пьесы, приходилось многое изучать, и обычно было очень трудно составить себе
полное представление о проблемах, которые должны быть затронуты, независимо
от того, были ли это проблемы современные или исторические. Это одна
сторона.
Вторая заключается в том, что здесь, по-видимому, слишком много
разговаривают и спорят, а у семи нянек дитя без глаза; к тому же все еще
даются слишком схематичные, ограниченные или совсем не художественные
советы.
Но начать я хочу не с этого - может быть, это сделаете потом вы, - а с
обсуждения одной мысли, которая также касается материальной или практической
стороны дела и содержится в одном или двух из этих писем.
Кажется, значительная часть наших театров в ГДР находится в очень
плохих руках. Есть очень скверные директора из породы опереточных простаков.
И потом часто встречается этакая благотворительность. Людей, которые
состарились, неохотно отпускают. И вообще людей неохотно увольняют - это
кажется мне неправильным, потому что условия за это время значительно
изменились. Итак, руководство рядом театров - я пометил себе некоторые из
них и передам список Министерству культуры, - судя по письмам,
осуществляется на низком провинциальном уровне. Сложность заключается,
видимо, в том, - тут меня можно, разумеется, поправить - что директора
театров приглашаются на работу местными инстанциями. Поэтому я предложил бы
вам поддержать нововведение, которое запланировано и которое заключается в
том, что директора приглашаются на работу Министерством культуры. Это
означало бы, что директора имели бы определенную поддержку в Министерстве
культуры и не зависели бы только от местных инстанций, художественный вкус
которых разумеется, не всегда может быть гарантирован. Здесь помощь со
стороны Союза писателей действительно могла бы сыграть немаловажную роль.
После изучения писем я пришел также к мысли, что для руководства
театрами следовало бы привлекать свежие силы и приглашать в литературную
часть и в дирекцию писателей-драматургов, которые, в общем-то, имеют или
должны иметь некоторую связь с этими учреждениями. То есть я предлагаю
заинтересованным писателям поступить в литературную часть (возможно, лучший
путь в дирекцию театра лежит через литературную часть, но этого я не
утверждаю) или стать директорами театров, включиться в нашу работу, и мы
передадим эти предложения Министерству культуры.
Мне кажется, что материально можно было бы несколько помочь, если бы
автор, пишущий пьесы, стал, скажем, помощником завлита в театре. Во-первых,
он будет получать зарплату, а не единовременные пособия, которые, в конечном
счете, действуют очень плохо и деморализующе. Во-вторых, он будет работать в
театре и его отношение к театру станет совсем другим.
При этом я думаю о себе, о том, что я, руководя театром, могу ставить
свои пьесы. (Оживление.) Это тоже необходимо, потому что театры Германской
Демократической Республики относятся, - к моему сожалению - к тем немногим
театрам Европы, которые не ставят моих пьес. Таким образом, я просто
вынужден ставить самого себя и советую вам как можно скорей оказаться в
аналогичном положении. (Снова оживление.) Таким путем вы сможете избавиться
от громадного количества затруднений, которые у вас имеются в ваших
взаимоотношениях с театрами. У меня очень мало затруднений с "Берлинским
ансамблем".
Я узнавал в Министерстве культуры: возможно, будут созданы определенные
дополнительные, кажется, это называется "штатные единицы" в театрах для
вторых завлитов. Я советовал бы добиваться такой должности, поскольку она во
всех случаях позволит заниматься собственной работой. (Оживление.) Конечно,
тогда первым завлитам пришлось бы работать больше, чем теперь.
Я хотел затронуть еще один вопрос, тоже связанный с некоторыми из этих
писем. Это вопрос о том, как нам, независимо от больших пьес для театров,
вновь возродить малые, гибкие боевые формы, вроде тех, что были у нас в свое
время - агитпропгруппы. Это представляется мне чрезвычайно важным.
Я не хочу сказать, что надо уйти из театров и перейти в
агитпропбригады, но я считаю, что и для драматургии театров очень многое мог
бы дать тот боевой дух, который необходим для маленьких, непосредственно
агитационных трупп и который (может в них возникнуть. У нас для этого
гораздо большие возможности, чем были раньше у таких трупп. В нашем
распоряжении имеются грузовики, в наших театрах есть молодые
профессиональные актеры, которые, вероятно, участвовали бы в этом. Все это
нужно только организовать. Короче говоря, мы можем организовать это в
гораздо большем масштабе и с большим комфортом. У нас есть издательства пьес
для самодеятельности, которые также могли бы помочь, которые даже могли бы
финансировать это дело. Правда, я должен сказать, что отдел литературы, судя
по моему собственному опыту, ставит на этом пути всяческие препоны. Так,
например, молодые литсотрудники "Берлинского ансамбля" обрабатывали пьесы
для самодеятельности, а опубликовать эти пьесы, чтобы самодеятельные
коллективы могли их поставить, не удается, потому что отдел литературы с
поразительным отсутствием политического такта - я не говорю уже об
эстетическом такте - не дает дополнительных ассигнований, которые для этого
необходимы. Это, между прочим, скандальное обстоятельство.
Во всяком случае, я за то, чтобы действительно изучить вопрос, как
снова поставить на ноги эти маленькие, маневренные труппы и труппки, как нам
обеспечить их текстами, скетчами, куплетами, боевыми песнями, в которых они
нуждаются. У нас есть образцы, которые самым молодым из вас, возможно,
вообще неизвестны. Куба вчера рассказывал мне, что, например, Фюрнберг
написал множество великолепных текстов для агитпропа, которых никто не
знает. Надо бы попросить его обязательно издать эти тексты как образцы и как
непосредственный материал для таких трупп.
Я знаю, что имеется серьезное предубеждение против агитпропа. Взяв в
свои руки театры, мы должны были, конечно, работать для больших театров. Но
не было ни малейшего основания для того, чтобы обходить или ликвидировать
эту разновидность народного театра, который дал животворные импульсы большим
театрам. Таково, во всяком случае, мое мнение, и я за то, чтобы вы обсудили
этот вопрос, потому что здесь налицо необходимость, а я думаю, необходимость
всегда должна быть у нас решающим фактором.
(Эрвин Штриттматтер. Особенно в деревне имеется такая необходимость!)
Правда, я согласен с тем, что теперь эти труппы можно было бы
организовать на более профессиональном уровне, чем раньше. Но, во-первых,
мне кажется, у нас есть специфический недостаток, который заключается в том,
что когда хотят что-нибудь организовать, сразу призывно глядят на
начальство: пусть сделает министерство! Кое-что из прежнего можно спокойно
сохранить - я имею в виду самостоятельность в работе. Это был бы громадный,
настоящий прогресс. Вы не должны ждать, чтобы министерства за вас делали
ваши революции. (Оживление.) Это, конечно, особая форма немецкого убожества,
от которой мы еще не освободились, - привычка смотреть на других: пусть они
это сделают или пусть они этого не сделают. А что сделаем мы? Такие
маленькие труппы могут в любое время, так сказать, посредством
самовоспламенения организоваться во всех театрах республики. Мне не трудно
это себе представить; в нашем театре мы можем это организовать за полчаса,
значит, могут и в других театрах.
Далее: почему бы этим труппам не заниматься повседневными вопросами.
(Г. В. Кубш. В том числе!) Не в том числе, а именно и исключительно ими! Вот
опять эта идея: бедных крестьян нужно приучать к большому театру, сперва
надо ввести малую дозу, чтобы затем можно было впрыснуть большую порцию
"воспитания". Нам в наших театрах следует заниматься не столько воспитанием,
сколько перевоспитанием. Это, впрочем, одно и то же: воспитание в форме
перевоспитания. У нас вообще, как мне кажется, в основном воспитывающий
театр, а нам следовало бы иметь театр перевоспитывающий, это касается и
больших театров. А маленькие труппы могут совсем освободиться от очень
важных обязанностей больших театров и действительно заняться конкретными
делами своих слушателей, их насущными, порой очень маленькими будничными
проблемами. Ибо, как известно, существуют не только высокие проблемы. Нам
вовсе не обязательно перенимать от буржуазии утверждение, что всегда
существуют высокие чувства и низменные чувства, ибо на самом деле всегда
многие крупные мастера, живущие в ФРГ, не могли вступить в нее, не
подвергаясь преследованиям со стороны властей.
Об опасном самообмане некоторых наших руководителей в области культуры
говорит тот факт, что они предъявляют к академии требования, которые можно
предъявлять лишь к марксистам. Но академию в том виде, как она есть, нельзя
рассматривать как марксистскую, и, если допустимо критиковать результаты ее
работы с марксистских позиций, то было бы совершенно неправильно относиться
к ней так, будто это марксистский синклит. В лучшем случае можно сказать,
что академики-марксисты, а многие из самых известных членов академии -
марксисты, упустили возможность привить и остальным марксистские взгляды.
Я сам, разумеется, придерживаюсь того мнения, что художник, который
прогрессивен лишь в общем и целом, не сумеет извлечь из своего таланта
максимум возможного. Едва ли в академии имела место какая-либо дискуссия, в
ходе которой марксистское мировоззрение подвергалось бы сомнению. (А
дискуссии, приведшие к выдвижению вышеупомянутых предложений,
продемонстрировали отрадное единство взглядов по некоторым важнейшим
принципам политики ГДР). Однако нельзя отрицать, что многие наши деятели
искусств по ряду важных вопросов отнеслись к политике правительства в
области культуры довольно неприязненно и без понимания. Причину такого
отношения я вижу в том, что эта политика не обогатила художников идейно, а
была просто-напросто навязана им. Порочная практика всяческих комиссий,
плохо аргументированные предписания, чуждые искусству административные меры,
вульгарно-марксистский язык оттолкнули художников (в том числе и марксистов)
и помешали академии занять передовую позицию в области эстетики. Как раз
художники-реалисты восприняли некоторые требования комиссий и критики как
требования чрезмерные.
Ни одно новое государство не может быть построено, если отсутствует
уверенность. Только избыток творческих сил создает новое общество. А
поверхностный оптимизм может поставить его под удар.
Необходимо расчистить путь пробивающимся росткам общественной жизни.
Лакировка и украшательство - самые страшные враги не только всего
прекрасного, но и политической мудрости. Жизнь трудового люда, борьба
рабочего класса за осмысленную и творческую деятельность - вот окрыляющая
тема для искусства. Но одно только присутствие рабочих и крестьян на полотне
или на экране не имеет ничего общего с глубоким раскрытием этой темы.
Искусство должно добиваться того, чтобы его понимали. Но общество, борясь за
всеобщее образование, должно тем самым воспитывать в себе более глубокое
понимание искусства. Культурные запросы людей необходимо удовлетворять. Но
только непримиримо борясь с привычкой к безвкусице. Под сенью правильных
требований процветало ложное и скверное.
Вероятно, для удобства служащих соответствующих учреждений и в целях
безошибочного администрирования следовало бы разработать простые и четкие
схемы для произведений искусства. Тогда художникам останется "лишь" облечь
свои мысли (а возможно, мысли администрации?) в определенную форму, и все
будет в порядке.
Но тогда требовать живого слова в искусстве все равно, что требовать
живого слова от мертвецов. Искусство имеет свои собственные законы.
Социалистический реализм - это большая и широкая генеральная линия, и
тут оригинальное видение художника и индивидуальный стиль не мешают, а толь-
ко помогают. Борьбу против формализма следует не только рассматривать как
политическую задачу, но и наполнить политическим содержанием. Она является
составной частью борьбы пролетариата за правильное решение социальных
проблем и потому с неверными решениями в искусстве следует бороться как с
неверными социальными решениями, а не рассматривать их как эстетические
заблуждения. Некоторых политиков это, вероятно, удивит, но политический язык
для многих деятелей искусств более понятен, чем составленный наспех
эстетический лексикон, который содержит лишь категорические утверждения
туманного свойства.
Была ли наша культурная политика последних лет реалистичной с точки
зрения искусства? Наши художники работают для неоднородного в классовом
отношении зрителя. Степень хорошего вкуса, как и степень безвкусицы у этого
зрителя весьма различны. Равным образом различны и его запросы, которые
призвано удовлетворить искусство. Государство думает прежде всего о рабочем
классе, следовательно, и наши лучшие художники должны первым делом думать о
нем. Однако необходимо учитывать также запросы и вкусы других классов. Все
это возможно лишь при высоком и глубоко дифференцированном искусстве.
Качество произведения - решающий политический вопрос для подлинно
социалистического искусства.
Политическое качество играет огромную роль. Задача художественной
критики - бороться с политическим примитивом. В этой области наша критика
добилась некоторых успехов. Мы не можем требовать, чтобы за немногие годы
был достигнут политический уровень Советского Союза, и все же примеры нам
помогают. Правда, следование этим примерам не принесло бы нам пользы, если
бы мы воспринимали их без учета наших специфических условий. У нас, грубо
говоря, меньше нового и больше старого. Значительные слои населения еще
глубоко проникнуты капиталистическими представлениями. Это можно сказать
даже об определенной части рабочего класса. В разрушении этих представлений
призвано сыграть свою роль и искусство. Мы слишком рано повернулись спиной к
недавнему прошлому, жадно стремясь обратиться к будущему. Но ведь будущее
зависит от того, как мы разделаемся с прошлым. Где произведения искусства,
воссоздающие картину трагического поражения немецкого рабочего класса в 1933
году, поражения, от которого он все еще не оправился? Такие произведения
должны были бы показать героические примеры упорной борьбы. И они
вдохновляли бы нашу сегодняшнюю борьбу, вооружив ее знаниями и примерами из
прошлого.
Наш социалистический реализм должен быть одновременно и критическим
реализмом.
Культурные достижения нашей республики значительны. Предпосылки для
новых успехов созданы. Если нам удастся поднять не только некоторые
показатели производства, но и всестороннюю творческую активность народа,
искусство получит новый стимул и само будет стимулировать движение вперед. В
наши театры, библиотеки, на выставки и концерты хлынет огромное число людей,
все более и более образованных, вдохновленных новыми целями. Когда великая
идея социалистического реализма, идея высокогуманного земного искусства,
раскрывающего все способности человека, освободится от административных пут,
наши лучшие художники увидят в ней, как это и есть в действительности,
чудесный дар революционного пролетариата.
Когда Академия искусств
Потребовала от узколобых властей
Свободы искусства,
Вокруг нее раздались визг
И возгласы возмущения,
Но, все перекрыв,
Грянул оглушительный гром рукоплесканий
По ту сторону секторальной границы.
Свободу! - орали там. - Свободу художникам!
Свободу во всем! Свободу всем!
Свободу угнетателям! Свободу поджигателям
войны!
Свободу рурским картелям! Свободу
гитлеровским генералам!
Так-то, любезные!
Сперва иудин поцелуй рабочим -
Затем иудин поцелуй художникам.
Злорадно ухмыляясь,
Поджигатель с канистрой бензина
Крадется к Академии искусств.
Но мы потребовали свободу рук
Не для того, чтоб его обнять, а чтобы вышибить
Канистру из его грязных лап.
Даже самые узкие лбы,
За которыми скрыта
Преданность делу мира,
Ближе к искусству, чем "почитатель искусства",
Который прежде всего чтит
Искусство войны.
ВЗАИМОПОНИМАНИЯ МЕЖДУ НАРОДАМИ"
Одна из самых замечательных традиций вашей страны, Советского Союза, -
ежегодное присуждение ряду лиц премии за заслуги в деле сохранения мира во
всем мире. Эта премия представляется мне высшей и, пожалуй, наиболее
почетной наградой из всех существующих ныне. Что бы ни пытались внушить
народам, они твердо знают: мир - это альфа и омега всякой деятельности на
благо человека, всего процесса производства материальных ценностей, всех
видов искусств, в том числе и искусства жить на земле.
Мне было девятнадцать лет, когда я услышал о вашей великой революции,
двадцать, когда я увидел отблески ее великого пламени и на своей родине. Я
был санитаром в одном из военных госпиталей Аугсбурга. Казармы и даже
госпитали опустели. Старинный город вдруг заполнился новыми людьми,
огромными бурлящими толпами, повалившими из предместий в чопорные кварталы
богачей, чиновников и коммерсантов. В течение нескольких дней женщины из
рабочих семей заседали в наскоро созданных советах и задавали жару молодым
рабочим в солдатских шинелях, а фабриками управляли рабочие.
Всего несколько дней, но каких! Все так и рвутся в бой, но в то же
время и жаждут мира, созидательной деятельности.
Как вам известно, борьба эта не увенчалась победой, и вам известно
почему. В последовавшие затем годы Веймарской республики произведения
классиков социализма, возродившиеся к новой жизни благодаря Великому
Октябрю, и сообщения о смелом строительстве нового общества в вашей стране
сделали меня горячим сторонником этих идеалов и обогатили меня знаниями.
Самым важным для меня было осознание того, что будущее человечества
можно предвидеть лишь "снизу", лишь встав на точку зрения угнетенных и
эксплуатируемых. Лишь борясь в их рядах, можно бороться за все человечество.
Отгремела чудовищная война, назревала еще более чудовищная. Отсюда,
снизу, были отчетливо видны тайные причины этих войн; этому классу
приходилось расплачиваться за них - как за проигранные, так и за выигранные.
Здесь, в самых низах, и мир оборачивался войной.
И в сфере производства, и вне ее царило насилие. То открытое- как мощь
реки, прорывающей плотину, то скрытое - как мощь плотины, обуздывающей реку.
Дело заключалось не только в том, производить ли пушки или плуги, - в борьбе
за цены на хлеб плуги играют роль пушек. В постоянной ожесточенной борьбе
классов за средства производства периоды относительного мира - это лишь
передышки между битвами. Не какая-то стихия разрушения и войны то и дело
врывается в мирный процесс производства, а само это производство основано на
принципе разрушения и войны.
При капитализме люди всю свою жизнь ведут борьбу за существование -
друг против друга. Родители враждуют из-за детей, дети - из-за наследства,
мелкие торговцы борются за свои лавки между собой и все вместе против
крупных воротил. Крестьянин воюет с горожанином, школьники - с учителем,
народ - с властями, фабрики - с банками, концерны - с концернами. Как же тут
народам не воевать друг с другом!
Народы, добившиеся для себя социалистической экономики, находятся в
изумительных - для дела мира - условиях. Движущие людьми стимулы приобретают
мирный характер. Борьба всех против всех превращается в борьбу всех за всех.
Приносящий пользу обществу приносит пользу и себе. Приносящий пользу себе,
приносит пользу обществу.
Хорошо живется полезным членам общества, а не вредоносным, как прежде.
Достижения науки уже больше не козыри в азартной игре, они не утаиваются, а
делаются достоянием всех. Технические изобретения внушают радость и надежду,
а не ужас и смятение, как прежде.
Мне пришлось пережить две мировые войны. Теперь, на пороге старости, я
знаю, что вновь готовится страшная война. Но четвертая часть человечества
занята мирным строительством. И в других странах идеи социализма пробивают
себе дорогу.
Повсюду на земле простые люди страстно желают мира. Многие
представители интеллигентных профессий также и в капиталистических странах,
в разной степени осознавая происходящее, борются за мир. Но наша главная
надежда в борьбе за мир - это рабочие и крестьяне социалистических стран и
стран капитализма.
Да здравствует мир! Да здравствует ваша великая мирная держава,
государство рабочих и крестьян!
25 мая 1955 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА IV СЪЕЗДЕ ПИСАТЕЛЕЙ ГДР
В той части Германии, где проходит этот съезд, будет и впредь
продолжаться в интересах всей Германии решительная борьба за новый, лучший
образ жизни и за новый, лучший образ мыслей. Мы будем вести ее во всех
областях, в области искусства - всеми средствами искусства. Большая часть
Германии все еще живет в болоте буржуазного варварства, и болото это опять
становится глубоким и вязким. Во Фридланде крупная буржуазия устами своих
ораторов восторженно приветствует несчастных, из которых она в свое время
воспитала волков; сейчас она снова дрессирует несчастных в новой
захватнической армии. Неутомимо превращая мир в ругательное слово, она
стремится к войнам - своему варварскому образу жизни. При этом литература,
за некоторыми, но великолепными исключениями, становится литературой
бесстыдного приспособленчества или отчаяния.
Мы пишем в новых условиях. Социалистический и реалистический метод
творчества, который мы как социалисты и реалисты создаем для наших новых
читателей, строителей нового мира, может, как мы видели, многообразно
совершенствоваться для великой борьбы, особенно, мне думается, путем
изучения материалистической диалектики и изучения народной мудрости. Ведь мы
строим наше государство не для статистики, а для истории, а что такое
государство без мудрости народа?
Январь 1956 г.
Союз писателей обратился по моей просьбе к нескольким молодым
драматургам ГДР и попросил сообщить мне о некоторых проблемах создания и
постановки пьес. Письмо! было разослано поздно, и потому пришло не очень
много ответов; но все-таки ответы были, и, я думаю, на основе этих ответов
можно обсудить ряд вопросов. Речь идет главным образом о трех проблемах, о
трех трудностях, которые упоминаются в письмах.
Первое - это проблема сотрудничества с театрами. Она представляется мне
действительно весьма сложной. Я думаю сначала остановиться на практических
вопросах, потому что самая большая часть этих ответов действительно касается
вопросов практических, и заставляет предположить, что база, то есть попросту
материальная и организационная база, у многих весьма ненадежна, из-за этого
до эстетических вопросов у них пока не доходит дело.
Касаясь сотрудничества с театрами, драматурги жалуются, что на
посланные пьесы совсем не получают ответа или получают очень поздно. - Я
говорю по порядку, вы можете потом дополнить. - Далее они жалуются на то,
что есть только один отдел распространения пьес. Кроме того, у них имеются
трудности с допуском на репетиции в театры. Речь идет не о репетициях
собственных пьес, а о репетициях других пьес.
Они даже не получают контрамарок. Это играет определенную роль, потому
что - и тем самым я подхожу ко второму вопросу - действительно возникает
проблема, на что жить, если пишешь пьесы. Это совсем не просто. Имеются
некоторые трудности, которые вам следовало бы обсудить. Например, тот факт,
что театры интересуются только правом первой постановки, так что пьесы
ставятся лишь в одном театре, а на это, конечно, никто не может жить.
Возможно, вы внесете предложения по этому вопросу. Я над этим думал и
беседовал с некоторыми людьми и пришел к выводу, что отдел распространения
должен принципиально давать право постановки обязательно нескольким театрам
одновременно, причем совсем не важно, состоится ли премьера в один и тот же
день. Это означало бы, что завлиты отдельных театров, заинтересованных в
какой-то пьесе, работали бы совместно. Таким образом, они не стали бы, как
говорится, выхватывать пьесы друг у друга из-под носа.
Третья проблема - это трудности, связанные главным образом с заказами.
Кажется, об этом много говорят. А следовало бы реально изучить эту проблему.
Очевидно, в наше время очень быстрой перестройки и очень быстрых перемен
драматургам уже в процессе письма нужен совет. Ведь и раньше тем, кто писал
пьесы, приходилось многое изучать, и обычно было очень трудно составить себе
полное представление о проблемах, которые должны быть затронуты, независимо
от того, были ли это проблемы современные или исторические. Это одна
сторона.
Вторая заключается в том, что здесь, по-видимому, слишком много
разговаривают и спорят, а у семи нянек дитя без глаза; к тому же все еще
даются слишком схематичные, ограниченные или совсем не художественные
советы.
Но начать я хочу не с этого - может быть, это сделаете потом вы, - а с
обсуждения одной мысли, которая также касается материальной или практической
стороны дела и содержится в одном или двух из этих писем.
Кажется, значительная часть наших театров в ГДР находится в очень
плохих руках. Есть очень скверные директора из породы опереточных простаков.
И потом часто встречается этакая благотворительность. Людей, которые
состарились, неохотно отпускают. И вообще людей неохотно увольняют - это
кажется мне неправильным, потому что условия за это время значительно
изменились. Итак, руководство рядом театров - я пометил себе некоторые из
них и передам список Министерству культуры, - судя по письмам,
осуществляется на низком провинциальном уровне. Сложность заключается,
видимо, в том, - тут меня можно, разумеется, поправить - что директора
театров приглашаются на работу местными инстанциями. Поэтому я предложил бы
вам поддержать нововведение, которое запланировано и которое заключается в
том, что директора приглашаются на работу Министерством культуры. Это
означало бы, что директора имели бы определенную поддержку в Министерстве
культуры и не зависели бы только от местных инстанций, художественный вкус
которых разумеется, не всегда может быть гарантирован. Здесь помощь со
стороны Союза писателей действительно могла бы сыграть немаловажную роль.
После изучения писем я пришел также к мысли, что для руководства
театрами следовало бы привлекать свежие силы и приглашать в литературную
часть и в дирекцию писателей-драматургов, которые, в общем-то, имеют или
должны иметь некоторую связь с этими учреждениями. То есть я предлагаю
заинтересованным писателям поступить в литературную часть (возможно, лучший
путь в дирекцию театра лежит через литературную часть, но этого я не
утверждаю) или стать директорами театров, включиться в нашу работу, и мы
передадим эти предложения Министерству культуры.
Мне кажется, что материально можно было бы несколько помочь, если бы
автор, пишущий пьесы, стал, скажем, помощником завлита в театре. Во-первых,
он будет получать зарплату, а не единовременные пособия, которые, в конечном
счете, действуют очень плохо и деморализующе. Во-вторых, он будет работать в
театре и его отношение к театру станет совсем другим.
При этом я думаю о себе, о том, что я, руководя театром, могу ставить
свои пьесы. (Оживление.) Это тоже необходимо, потому что театры Германской
Демократической Республики относятся, - к моему сожалению - к тем немногим
театрам Европы, которые не ставят моих пьес. Таким образом, я просто
вынужден ставить самого себя и советую вам как можно скорей оказаться в
аналогичном положении. (Снова оживление.) Таким путем вы сможете избавиться
от громадного количества затруднений, которые у вас имеются в ваших
взаимоотношениях с театрами. У меня очень мало затруднений с "Берлинским
ансамблем".
Я узнавал в Министерстве культуры: возможно, будут созданы определенные
дополнительные, кажется, это называется "штатные единицы" в театрах для
вторых завлитов. Я советовал бы добиваться такой должности, поскольку она во
всех случаях позволит заниматься собственной работой. (Оживление.) Конечно,
тогда первым завлитам пришлось бы работать больше, чем теперь.
Я хотел затронуть еще один вопрос, тоже связанный с некоторыми из этих
писем. Это вопрос о том, как нам, независимо от больших пьес для театров,
вновь возродить малые, гибкие боевые формы, вроде тех, что были у нас в свое
время - агитпропгруппы. Это представляется мне чрезвычайно важным.
Я не хочу сказать, что надо уйти из театров и перейти в
агитпропбригады, но я считаю, что и для драматургии театров очень многое мог
бы дать тот боевой дух, который необходим для маленьких, непосредственно
агитационных трупп и который (может в них возникнуть. У нас для этого
гораздо большие возможности, чем были раньше у таких трупп. В нашем
распоряжении имеются грузовики, в наших театрах есть молодые
профессиональные актеры, которые, вероятно, участвовали бы в этом. Все это
нужно только организовать. Короче говоря, мы можем организовать это в
гораздо большем масштабе и с большим комфортом. У нас есть издательства пьес
для самодеятельности, которые также могли бы помочь, которые даже могли бы
финансировать это дело. Правда, я должен сказать, что отдел литературы, судя
по моему собственному опыту, ставит на этом пути всяческие препоны. Так,
например, молодые литсотрудники "Берлинского ансамбля" обрабатывали пьесы
для самодеятельности, а опубликовать эти пьесы, чтобы самодеятельные
коллективы могли их поставить, не удается, потому что отдел литературы с
поразительным отсутствием политического такта - я не говорю уже об
эстетическом такте - не дает дополнительных ассигнований, которые для этого
необходимы. Это, между прочим, скандальное обстоятельство.
Во всяком случае, я за то, чтобы действительно изучить вопрос, как
снова поставить на ноги эти маленькие, маневренные труппы и труппки, как нам
обеспечить их текстами, скетчами, куплетами, боевыми песнями, в которых они
нуждаются. У нас есть образцы, которые самым молодым из вас, возможно,
вообще неизвестны. Куба вчера рассказывал мне, что, например, Фюрнберг
написал множество великолепных текстов для агитпропа, которых никто не
знает. Надо бы попросить его обязательно издать эти тексты как образцы и как
непосредственный материал для таких трупп.
Я знаю, что имеется серьезное предубеждение против агитпропа. Взяв в
свои руки театры, мы должны были, конечно, работать для больших театров. Но
не было ни малейшего основания для того, чтобы обходить или ликвидировать
эту разновидность народного театра, который дал животворные импульсы большим
театрам. Таково, во всяком случае, мое мнение, и я за то, чтобы вы обсудили
этот вопрос, потому что здесь налицо необходимость, а я думаю, необходимость
всегда должна быть у нас решающим фактором.
(Эрвин Штриттматтер. Особенно в деревне имеется такая необходимость!)
Правда, я согласен с тем, что теперь эти труппы можно было бы
организовать на более профессиональном уровне, чем раньше. Но, во-первых,
мне кажется, у нас есть специфический недостаток, который заключается в том,
что когда хотят что-нибудь организовать, сразу призывно глядят на
начальство: пусть сделает министерство! Кое-что из прежнего можно спокойно
сохранить - я имею в виду самостоятельность в работе. Это был бы громадный,
настоящий прогресс. Вы не должны ждать, чтобы министерства за вас делали
ваши революции. (Оживление.) Это, конечно, особая форма немецкого убожества,
от которой мы еще не освободились, - привычка смотреть на других: пусть они
это сделают или пусть они этого не сделают. А что сделаем мы? Такие
маленькие труппы могут в любое время, так сказать, посредством
самовоспламенения организоваться во всех театрах республики. Мне не трудно
это себе представить; в нашем театре мы можем это организовать за полчаса,
значит, могут и в других театрах.
Далее: почему бы этим труппам не заниматься повседневными вопросами.
(Г. В. Кубш. В том числе!) Не в том числе, а именно и исключительно ими! Вот
опять эта идея: бедных крестьян нужно приучать к большому театру, сперва
надо ввести малую дозу, чтобы затем можно было впрыснуть большую порцию
"воспитания". Нам в наших театрах следует заниматься не столько воспитанием,
сколько перевоспитанием. Это, впрочем, одно и то же: воспитание в форме
перевоспитания. У нас вообще, как мне кажется, в основном воспитывающий
театр, а нам следовало бы иметь театр перевоспитывающий, это касается и
больших театров. А маленькие труппы могут совсем освободиться от очень
важных обязанностей больших театров и действительно заняться конкретными
делами своих слушателей, их насущными, порой очень маленькими будничными
проблемами. Ибо, как известно, существуют не только высокие проблемы. Нам
вовсе не обязательно перенимать от буржуазии утверждение, что всегда
существуют высокие чувства и низменные чувства, ибо на самом деле всегда