Брехт Бертольд. Кавказский меловой круг

   губернаторов казнят.
   - Маленьких людей они не тронут. У меня брат - латник.
   Входит солдат Симон Хахава. Он ищет в сутолоке Груше.
   Адъютант (появляется в арке). Все на третий двор! Помогите уложить вещи! (Прогоняет челядь.)
   Симон (находит наконец Груше). Вот ты где, Груше. Что собираешься делать?
   Груше. Ничего. На худой конец у меня в горах есть брат, а у брата хозяйство. А что с тобой будет?
   Симон. А со мной ничего не будет. (Снова чинно.) Груше Вахнадзе, твой вопрос насчет моих планов радует мое сердце. Меня назначили сопровождать и охранять жену губернатора, Нателлу Абашвили.
   Груше. Разве дворцовая стража не взбунтовалась?
   Симон (серьезно). Взбунтовалась.
   Груше. Не опасно ли сопровождать жену губернатора?
   Симон. В Мцхети так говорят: разве для ножа опасно колоть?
   Груше. Но ты же не нож, а человек, Симон Хахава. Какое тебе дело до этой женщины?
   Симон. До нее мне нет никакого дела, но меня назначили, и я еду.
   Груше. В таком случае господин солдат - недалекий человек: ни за что ни про что подвергает себя опасности.
   Ее зовут из дворца.
   Я спешу на третий двор, мне некогда.
   Симон. Если некогда, то нам незачем спорить, для хорошего спора нужно время. Можно осведомиться, есть ли у барышни родители?
   Груше. Нет. Только брат.
   Симон. Поскольку времени у нас в обрез, второй вопрос будет такой: как барышня насчет здоровья?
   Груше. Разве только иногда кольнет в правом плече, а вообще-то хватит сил на любую работу, покамест никто не жаловался.
   Симон. Это уже известно. Если в пасхальное воскресенье кому-то нужно пойти за гусем, то посылают ее. Вопрос номер три: барышня терпелива или нет? Скажем так - нужны ей вишни среди зимы?
   Груше. Не то чтобы нетерпелива, но если человек ни с того ни сего уходит на войну и потом от него нет известий, то это, конечно, плохо.
   Симон. Известия будут.
   Из дворца снова зовут Груше.
   И наконец, главный вопрос...
   Груше. Симон Хахава, так как я должна идти на третий двор и мне некогда, то я сразу отвечаю "да".
   Симон (очень смущенно). Есть поговорка: "поспешность - это ветер на строительных лесах". Но есть и другая поговорка: "богатые не торопятся". Я родом из...
   Груше. Из Цхалаури.
   Симон. Барышня, значит, уже навела справки? Я здоров, заботиться мне не о ком, получаю в месяц десять пиастров, а если назначат казначеем, то и двадцать. Покорнейше прошу вашей руки
   Груше. Симон Хахава, я согласна.
   Симон (снимая с шеи цепочку с крестиком). Это крестик моей матери, Груше Вахнадзе, цепочка серебряная. Прошу ее носить.
   Груше. Спасибо, Симон.
   Симон (надевает на нее цепочку). Лучше будет, если барышня отправится на третий двор, а то как бы чего не вышло. Кроме того, мне нужно запрячь лошадей, это ведь барышне ясно.
   Груше. Да, Симон.
   Они стоят в нерешительности.
   Симон. Я только доставлю губернаторскую жену туда, где войска не перешли на сторону мятежников. Когда война кончится, я вернусь. Недели через две или три. Надеюсь, что моя невеста не будет скучать в мое отсутствие.
   Груше.
   Симон Хахава, я буду ждать тебя.
   Иди спокойно на войну, солдат.
   Кровавая война, жестокая война,
   Не каждому дано прийти с войны домой.
   Когда ты вернешься, я буду здесь,
   Я буду ждать тебя под вязом под зеленым,
   Я буду ждать тебя под голым, зимним вязом,
   Я буду ждать, пока не явится последний.
   И после того.
   А когда ты придешь с войны,
   Ты у двери не увидишь сапог,
   И подушка будет рядом со мною пуста,
   И никто целовать меня не будет.
   Ах, когда ты придешь, ах, когда ты придешь,
   Ты увидишь, что все как прежде.
   Симон. Благодарю тебя, Груше Вахнадзе. И до свиданья! (Низко кланяется ей.)
   Так же низко кланяется ему она. Потом она убегает, не оглядываясь. Из-под
   арки выходит адъютант.
   Адъютант (грубо). Запрягай лошадей в большую повозку, шевелись, болван!
   Симон Хахава вытягивается, затем уходит. Из-под арки, согнувшись под тяжестью огромных сундуков, выходят двое слуг. За ними, поддерживаемая
   служанками, следует Нателла Абашвили. Позади - служанка с ребенком.
   Жена губернатора. Никому опять до меня нет дела. Я совсем голову потеряла. Где Михаил? Как ты неловко его держишь! Сундуки на повозку! Известно ли что-нибудь о губернаторе, Гоги?
   Адъютант (качает головой). Вы должны немедленно уехать.
   Жена губернатора. Есть ли сведения из города?
   Адъютант. Нет, покамест все спокойно, но нельзя терять ни минуты. Сундуки не поместятся на повозке. Выберите, что вам нужно. (Быстро уходит.)
   Жена губернатора. Только самое необходимое! Живо откройте сундуки, я скажу, что захватить.
   Слуги ставят сундуки на землю и открывают их.
   (Указывая на парчовые платья.) Конечно, зеленое и вот это, с мехом! Где врачи? У меня опять разыгрывается ужасная мигрень, всегда начинается с висков. И вот это, с жемчужными пуговками...
   Вбегает Груше.
   Ты, я вижу, не торопишься. Сейчас же принеси грелки.
   Груше убегает, затем возвращается с грелками.
   (Молча, взглядом и жестами, дает ей одно приказание за другим.) Смотри не порви рукав.
   Молодая служанка. Ваша милость, поглядите, с платьем ничего не случилось.
   Жена губернатора. Потому что я тебя схватила за руку. Я уже давно за тобой слежу. Тебе только бы строить глазки адъютанту! Я тебя убью, сука. (Бьет ее.)
   Адъютант (возвращается). Прошу вас, поторопитесь, Нателла Абашвили. В городе уже стреляют. (Уходит.)
   Жена губернатора (отпускает молодую служанку). Господи! Неужели они нас тронут? За что? За что?
   Все молчат.
   (Начинает рыться в сундуках.) Найди парчовый жакет! Помоги ей! Что с Михаилом? Он спит?
   Служанка с ребенком. Да, ваша милость.
   Жена губернатора. Тогда положи его на минутку и принеси мне из спальни сафьяновые сапожки, они идут к зеленому.
   Служанка кладет ребенка и убегает.
   (Молодой служанке.) А ты что стоишь?
   Молодая служанка убегает.
   Стой, не то я велю тебя выпороть!
   Пауза.
   Как все это уложено - без любви, без понимания! За всем следи сама... В такие минуты как раз и видишь, какие у тебя слуги. Жрать вы мастера, а что такое благодарность, вам невдомек. Так и замечу себе на будущее.
   Адъютант (очень взволнованный). Нателла, сию же минуту поезжайте. Судью верховного суда, Орбелиани, только что повесили ковровщики.
   Жена губернатора. Как же так? Серебристое мне нужно взять с собой, оно стоило тысячу пиастров. И вот это, и все меха. А где темно-красное?
   Адъютант (пытается оторвать ее от нарядов). В предместье начались беспорядки. Нам нужно сейчас же уехать. Где ребенок?
   Жена губернатора (зовет служанку, исполняющую обязанности няньки). Маро! Приготовь ребенка! Куда ты делась?
   Адъютант (уходя). Наверно, придется отказаться от коляски и ехать верхом.
   Жена губернатора роется в платьях, бросает некоторые из них в ворох, который она намерена взять с собой, затем снова отбрасывает их. Слышен шум,
   барабанный бой. На небе появляется зарево.
   Жена губернатора (лихорадочно продолжает рыться). Не могу найти темно-красное. (Пожимая плечами, первой служанке.) Возьми весь ворох и уложи в коляску. А Маро почему не возвращается? Вы что, все сошли с ума? Так я и думала, оно в самом низу.
   Адъютант (возвращается). Скорее, скорее!
   Жена губернатора (второй служанке). Беги! Брось их прямо в повозку!
   Адъютант. Мы едем верхом. Идемте, или я уезжаю один.
   Жена губернатора. Маро! Возьми ребенка! (Второй служанке.) Поищи ее, Машо! Нет, сначала отнеси платья в повозку! Глупости, и не подумаю ехать верхом! (Оглядывается, видит зарево, ужасается.) Горит!
   Адъютант уводит ее. Первая служанка, качая головой, несет за ней ворох
   платьев. Из-под арки выходят слуги.
   Повариха. По-моему, это горят восточные ворота.
   Повар. Ушли. И повозку с едой оставили. Как бы нам теперь выбраться?
   Конюх. Да, пока в этом доме жить нельзя. Сулико, я захвачу несколько одеял, мы сматываемся.
   Маро (выходит из-под арки с сапожками). Ваша милость!
   Толстая женщина. Ее уже нет.
   Маро. А ребенок? (Бежит к ребенку, поднимает его.) Оставили его, вот звери. (Протягивает ребенка Груше.) Подержи-ка его минутку. (Лживо.) Я погляжу, где коляска. (Убегает вслед за женой губернатора.)
   Груше. Что сделали с хозяином?
   Конюх (проводит по шее ладонью). Чик-чик.
   Толстая женщина (при виде этого жеста впадает в истерику). Боже мой, боже мой, боже мой! Наш господин Георгий Абашвили! Во время заутрени он был еще здоровехонек, и вот... Уведите меня отсюда! Мы все пропали, мы умрем без покаяния. Как наш господин Георгий Абашвили.
   Третья служанка (утешая ее). Успокойтесь, Нина... Вас увезут отсюда. Вы никому не причинили зла.
   Толстая женщина (в то время как ее уводят). О боже мой, боже мой, боже мой! Скорее, скорее, прочь отсюда, они идут сюда, они идут!
   Третья служанка. Губернаторша так не горюет, как Нина. Даже оплакивать их мертвецов должны за них другие! (Взгляд ее падает на ребенка, которого все еще держит Груше.) Ребенок! Чего это он у тебя?
   Груше. Его оставили.
   Третья служанка. Она его бросила? Михаила, которого берегли от малейшего сквозняка?
   Слуги собираются вокруг ребенка.
   Груше. Он просыпается.
   Конюх. Послушай, брось-ка его лучше. Не хотел бы я быть на месте того, кого застанут с ребенком. Я соберу вещи, а вы подождите. (Уходит во дворец.)
   Повариха. Он прав. Уж когда они начнут, они вырезают друг друга целыми семьями. Уйду-ка я лучше.
   Все уходят. Остаются только две женщины и Груше с ребенком на руках.
   Третья служанка. Тебе же сказали - брось его!
   Груше. Нянька попросила меня подержать.
   Повариха. Так она и вернется. Эх ты, простота!
   Третья служанка. Не ввязывайся ты в это дело.
   Повариха. Он им еще нужнее, чем губернаторше. Он же наследник. Знаешь, Груше, душа у тебя добрая, но уж умной тебя не назовешь. Если бы ребенок был прокаженный, и то было бы лучше, вот что я тебе скажу. Смотри не попадись.
   Конюх возвращается с узлами и раздает их женщинам. Все, кроме Груше,
   готовы отправиться в путь.
   Груше (упрямо). Никакой он не прокаженный. У него человеческий взгляд.
   Повариха. Вот и не гляди на него. Дура ты, на тебя все можно взвалить. Скажут тебе: сбегай за салатом, у тебя ноги длинные, ты давай бежать. Мы поедем на арбе, собирайся скорее, найдется и для тебя место. Господи Иисусе, наверно, уже вся улица горит.
   Третья служанка. Ты что, еще не собралась? Слушай, ты, сейчас латники явятся сюда из казармы.
   Обе женщины и конюх уходят.
   Груше. Иду. (Кладет ребенка на землю, несколько мгновений смотрит на него, достает из оставленных, сундуков какую-то одежду и укрывает все еще спящего ребенка. Затем убегает во дворец за своими вещами).
   Слышен конский топот и женские крики. Выходят жирный князь и несколько
   пьяных латников. Один из них несет на острие копья голову губернатора.
   Жирный князь. Сюда, на самую середину.
   Один из солдат становится на плечи другому, берет голову и смотрит, в каком
   месте арки ее прибить.
   Это не середина, чуть-чуть правее, вот так. Уж если я что делаю, милейшие, то делаю как следует.
   Солдат с помощью гвоздя и молотка прикрепляет голову за волосы к арке.
   Сегодня утром, у церкви, я сказал Георгию Абашвили, что люблю ясное небо. Но, пожалуй, еще больше я люблю гром среди ясного неба, да-да. Жаль только, что они увезли мальчишку. Вот кто мне нужен. Ищите его по всей Грузии. Тысяча пиастров.
   Покуда Груше, оглядываясь, осторожно приближается к арке, жирный князь с латниками уходит. Снова слышен конский топот. Груше, с узлом в руках, направляется в сторону церкви. Почти у самого входа в церковь она оборачивается, чтобы посмотреть, на месте ли ребенок. Певец начинает петь.
   Груше стоит неподвижно.
   Певец.
   И вот, когда она стояла у последних ворот,
   Она услышала - иль показалось ей,
   Что мальчик говорит, не плачет, нет, а внятно
   Ей говорит: "Останься, помоги".
   И он сказал еще - он говорил, не плакал:
   "Знай, женщина, кто не идет на зов беды,
   Кто глух к мольбе, тот не услышит никогда
   Ни ласкового голоса любви,
   Ни щебета дрозда, ни радостного вздоха,
   Каким приветствует усталый виноградарь
   Вечерний благовест". Услышав эту речь...
   Груше делает несколько шагов к ребенку и склоняется над ним.
   Она вернулась, чтобы посмотреть в последний раз
   На мальчика и только несколько мгновений
   Побыть с ним рядом - лишь пока за ним
   Мать не придет иль кто другой.
   Она садится рядом с ребенком и опирается о сундук.
   Лишь на минутку. Ведь город был уже охвачен
   Бедой и дымом.
   Свет постепенно меркнет, словно наступили вечер и ночь. Груше идет во дворец, возвращается оттуда с фонарем и молоком и начинает кормить ребенка.
   Певец (громко).
   Страшен соблазн сотворить добро!
   Груше, явно бодрствуя, сидит с ребенком всю ночь напролет. То она зажигает фонарик, чтобы взглянуть на ребенка, то укутывает его поплотнее парчовым покрывалом. Она то и дело прислушивается и оглядывается, не идет ли
   кто-нибудь.
   Долго сидела она с ребенком,
   Вечер настал, настала ночь,
   Рассвет наступил. Да, слишком долго
   Сидела она и слишком долго
   Глядела на маленькие кулачки,
   На маленький лобик. И утром, не в силах
   Соблазн превозмочь, она поднялась,
   Со вздохом над спящим ребенком склонилась,
   Взяла его на руки и понесла.
   Груше делает все в точности так, как говорит певец.
   Она взяла его, как добычу,
   Она унесла его, как воровка.
   III
   Бегство в северные горы
   Певец.
   Когда Груше Вахнадзе покинула город,
   Она пошла по Военно-Грузинской дороге.
   На север шла она, песню пела
   И по пути молоко покупала. Музыканты.
   Как от убийц уйти человеку,
   От злых ищеек, от псов кровавых?
   Она брела в безлюдные горы,
   Брела по Военно-Грузинской дороге,
   Пела песню, молоко покупала.
   Груше несет ребенка в заплечном мешке. В одной руке у нее узелок, в другой
   посох.
   Груше (поет).
   Четыре генерала
   В Иран ушли.
   Один из них не воевал,
   Второй никак не побеждал,
   У третьего не шли солдаты в бой,
   Четвертый рад был повернуть домой.
   Четыре генерала
   Ни с чем пришли.
   Coco Робакидзе
   В Иран ушел.
   Он воевал без дураков,
   Он быстро побеждал врагов,
   Рвались его солдаты в бой,
   И сам он не спешил домой!
   Coco Робакидзе
   Вот это герой.
   На пути Груше появляется крестьянская хижина.
   (Ребенку.) Вот и полдень, пора людям есть. Мы сейчас подождем на травке, пока наша Груше не раздобудет кружечку молочка. (Сажает ребенка на землю и стучит в дверь хижины.)
   Дверь отворяет старик крестьянин.
   Не найдется ли у вас кружечки молочка и, может быть, кукурузной лепешки, дедушка?
   Старик. Молока? У нас нет молока. Господа солдаты из города забрали наших коз. Если вам нужно молоко, пойдите к господам солдатам.
   Груше. Но кружечка молока для ребенка у вас, может быть, найдется, дедушка?
   Старик. "За спасибо", что ли?
   Груше. Кто вам сказал "за спасибо"! (Достает кошелек.) Мы платим по-княжески. На что нам богатство, была бы спесь!
   Старик, ворча, приносит молоко.
   Сколько же за кружечку?
   Старик. Три пиастра. Молоко теперь дорогое.
   Груше. Три пиастра? За эту каплю?
   Старик молча захлопывает дверь перед ее носом.
   Михаил, ты слышишь? Три пиастра! Это мы не можем себе позволить. (Возвращается к ребенку, садится и дает ему грудь.) Попробуем сначала вот так. Соси и думай о трех пиастрах! Грудь пустая, но тебе кажется, что ты пьешь, и это уже не так плохо. (Качает головой, видя, что ребенок перестал сосать. Встает, идет к хижине и снова стучит в дверь.) Дедушка, отвори, мы заплатим! (Тихо.) Пропади ты пропадом.
   Старик отворяет.
   Я думала, ты возьмешь с нас полпиастра. Но ребенку нельзя без еды. Отдавай за пиастр, а?
   Старик. Два пиастра.
   Груше. Постой, не затворяй дверь. (Долго роется в кошельке.) Вот два пиастра. Неужели цены не упадут, у нас впереди еще длинный путь. Это же просто убийство.
   Старик. Убейте солдат, если вам нужно молоко.
   Груше (поит ребенка). Дорогое удовольствие. Пей, Михаил, это половина недельного жалованья. Они здесь думают, что мы заработали деньги задницей. Ну и обузу взяла я на себя, Михаил! (Рассматривая парчовое покрывало, в которое завернут ребенок.) Тысячное покрывало, и ни одного пиастра на молоко. (Смотрит в глубину сцены.) Вон там коляска с богатыми беженцами, надо идти туда.
   У постоялого двора. Груше, в парчовом покрывале, подходит к двум знатным
   дамам. На руках у Груше ребенок.
   Груше. Ах, сударыни, наверно, тоже решили здесь переночевать? Это просто ужасно, везде все переполнено, невозможно достать экипаж. Моему кучеру вздумалось повернуть обратно, и полверсты мне пришлось пешком идти. Босиком! Мои персидские туфли - вы же знаете, какие там каблучки! Но почему же никто к вам не выходит?
   Пожилая дама. Хозяин заставляет себя ждать. С тех пор как в столице начались эти волнения, по всей стране забыли об учтивости.
   Выходит хозяин, почтенный длиннобородый старик. За ним идет работник.
   Хозяин. Простите старика за то, что он заставил вас ждать, сударыни. Мы с внучонком смотрели сейчас, как цветет персиковое дерево, вон там, на косогоре, за кукурузным полем. Там у нас фруктовые деревья, несколько вишен. А дальше к западу (показывает) почва каменистая. Туда крестьяне гонят овец. Посмотрели бы вы на персиковые деревья в цвету, какой изысканный розовый цвет.
   Пожилая дама. Плодородные, оказывается, у вас места.
   Хозяин. Благословенные. Ну а как там на юге, деревья уже зацвели? Вы ведь с юга, сударыни?
   Молодая дама. Признаться, в дороге я не наблюдала за природой.
   Хозяин (вежливо). Понимаю, пыль. По нашей дороге лучше ехать потихоньку, если незачем торопиться, разумеется.
   Пожилая дама. Прикрой шалью шею, милая. По вечерам здесь ветер, по-видимому, довольно прохладен.
   Хозяин. Это ветер с ледника Янга-Тау, сударыни.
   Груше. Как бы мой сын не простудился.
   Пожилая дама. Довольно просторный постоялый двор. Не остановиться ли нам здесь?
   Хозяин. О, сударыням нужны комнаты? Увы, сударыни, постоялый двор переполнен и слуги разбежались. Я в отчаянии, но я никого больше не могу поместить, даже с рекомендательными письмами...
   Молодая дама. Не можем же мы ночевать на улице.
   Пожилая дама (сухо). Сколько это будет стоить?
   Хозяин. Сударыня, вы понимаете, что сейчас, когда пристанища ищут столько беженцев, конечно, весьма уважаемых, но все же неугодных властям, я должен соблюдать осторожность. Поэтому...
   Пожилая дама. Мой милый, мы не беженцы. Мы направляемся в горы, в свою летнюю резиденцию, только всего. Нам не пришло бы в голову притязать на ваше гостеприимство, если бы мы... так сильно в нем не нуждались.
   Хозяин (кивает в знак согласия). В этом я не сомневаюсь. Я сомневаюсь только в том, что единственная свободная комнатушка подойдет сударыням. Мне придется взять по шестьдесят пиастров с человека. Ведь сударыни путешествуют вместе?
   Груше. В некотором роде - да. Мне тоже нужно пристанище.
   Молодая дама. Шестьдесят пиастров! Это же убийство!
   Хозяин (холодно). Сударыни, я никого не собираюсь убивать, поэтому... (Поворачивается, чтобы уйти.)
   Пожилая дама. Зачем говорить о>б убийствах? Пойдемте. (Входит в дом, за ней работник.)
   Молодая дама (в отчаянии). Сто восемьдесят пиастров за комнату! (Оборачиваясь в сторону Груше.) Какой ужас, с ребенком вместе! А если он будет кричать?
   Хозяин. Комната стоит сто восемьдесят, на двоих или на троих - все равно.
   Молодая дама (другим тоном). С другой стороны, невозможно же оставлять вас на улице, моя милая. Прошу вас, пойдемте.
   Все входят в дом. С противоположной стороны, из глубины сцены, появляются работник с поклажей, за ним пожилая дама, молодая дама и Груше с ребенком.
   Сто восемьдесят пиастров! Ни разу я так не волновалась с тех пор, как привезли домой бедного Лухуми.
   Пожилая дама. Зачем здесь говорить о Лухуми?
   Молодая дама. Нас, собственно, четверо, ребенок ведь тоже будет в счет, не так ли? (Груше.) Не могли бы вы заплатить хотя бы половину?
   Груше. Это невозможно. Видите ли, мне пришлось быстро собраться, а адъютант забыл дать мне достаточно денег в дорогу.
   Пожилая дама. Шестьдесят-то пиастров по крайней мере у вас найдется?
   Груше. Шестьдесят я заплачу.
   Молодая дама. Где кровати?
   Работник. Кроватей нет. Вот одеяла и мешки. Придется вам самим устраиваться. Можете еще радоваться, что вас не уложили в землю, как многих других. (Уходит.)
   Молодая дама. Ты слышала? Я сейчас же пойду к хозяину. Пусть он высечет этого негодяя.
   Пожилая дама. Как твоего мужа?
   Молодая дама. Ты такая черствая. (Плачет.)
   Пожилая дама. Как же нам устроить хоть какое-то подобие постели?
   Груше. Об этом уж я позабочусь. (Сажает ребенка на пол.) В компании всегда лучше. А у вас есть коляска. (Подметая пол.) Так все неожиданно! Обычно перед обедом муж мне говорил: "Женушка, ты бы прилегла, не то снова разыграется твоя мигрень". (Тащит мешки, готовит постели.)
   Дамы, следя за ее работой, переглядываются.
   "Георгий, говорила я губернатору, как я могу прилечь, когда на обед приглашено шестьдесят гостей, а на слуг совершенно нельзя положиться, да и Михаил не станет без меня есть". (Михаилу.) Видишь, Михаил, все улаживается, что я тебе говорила? (Вдруг замечает, что дамы как-то странно глядят на нее и шушукаются.) Ну вот, по крайней мере не на голом полу. Я сложила одеяла вдвое.
   Пожилая дама (повелительным тоном). Ловко вы стелите постели, милая, как я погляжу. Покажите-ка ваши руки!
   Груше (испуганно). Зачем вам это нужно?
   Молодая дама. Сейчас же покажите руки.
   Груше показывает дамам свои руки.
   (Торжествующе.) В ссадинах от работы! Эй, слуга!
   Пожилая дама (подходит к двери, кричит). Эй, прислуга!
   Молодая дама. Попалась, мошенница. Признавайся, что ты замышляла?
   Груше (растерянно). Ничего я не замышляла. Я думала, что вы, может быть, подвезете меня. Пожалуйста, не шумите, я сама уйду.
   Молодая дама (в то время как, пожилая продолжает звать прислугу). Уйдешь, конечно, да только под охраной. А пока побудь здесь. Ни с места, слышишь?
   Груше. Да ведь я же хотела заплатить шестьдесят лиастров. Вот, пожалуйста. (Показывает кошелек.) Посмотрите сами, деньги у меня есть. Вот четыре десятки, а вот пятерка, нет, это тоже десятка, вот видите шестьдесят. Я только хотела, чтобы вы подвезли меня с ребенком. Вот вам вся правда.
   Молодая дама. Ах, ты хотела пробраться к нам в коляску! Теперь ясно.
   Груше. Ваша милость, я не скрываю, я человек низкого рода, прошу вас, не зовите полицию. Этот ребенок благородного звания, посмотрите на его белье, он такой же беженец, как и вы сами.
   Молодая дама. Благородного звания, знаем мы эти истории. Отец его, наверно, князь, а?
   Груше (в отчаянии; пожилой даме). Да не кричите же вы! Неужели у вас нет сердца?
   Молодая дама (пожилой). Смотри, как бы она чего-нибудь тебе не сделала. Она опасна. На помощь! Убивают!
   Работник (входит). В чем дело?
   Пожилая дама. Эта особа пробралась сюда под видом знатной дамы. Наверно, она воровка.
   Молодая дама. И опасная притом. Она хотела нас убить. Этим делом должна заняться полиция. Ах, боже мой, я уже чувствую, что у меня начинается мигрень.
   Работник. Полиции сейчас здесь нет. (Груше.) Собирай свои пожитки, сестрица, и чтоб духу твоего здесь не было.
   Груше (с гневом берет ребенка. Зло). Разве вы люди! Погодите, приколотят к стене ваши головы!
   Работник (выталкивает ее). Помалкивай. Не то придет старик, а с ним шутки плохи.
   Пожилая дама (молодой). Проверь, не успела ли она уже что-нибудь украсть.
   В то время как обе дамы лихорадочно просматривают свои вещи, работник и
   Груше с ребенком выходят из ворот.
   Работник. Доверяйся - да оглядывайся, вот что я тебе скажу. Сначала присмотрись к человеку, а потом уж с ним связывайся.
   Груше. Я думала, что с себе подобными они обойдутся по чести.
   Работник. Держи карман шире! Уж ты мне поверь, нет ничего труднее, чем подражать ленивому и бесполезному человеку. Если они заподозрят тебя в том, что ты сама подтираешься или хоть раз в жизни работала своими руками кончено дело. Подожди-ка минутку, я вынесу тебе лепешку и яблочек.
   Груше. Лучше не надо. Пойду, пока не явился хозяин. Если идти всю ночь, то уж, наверно, не догонят. (Отправляется в путь.)
   Работник (тихо ей вдогонку). На первом перекрестке поверни направо.
   Она исчезает.
   Певец.
   Когда Груше Вахнадзе на север спешила,
   За нею спешили латники князя. Музыканты.
   Как уйти босиком от латников конных,
   От злых ищеек, от псов кровавых?
   Они и ночью идут по следу.
   Не знают усталости палачи.
   Сон их недолог.
   Два латника шагают по дороге.
   Ефрейтор. Дубина ты, из тебя ничего не получится. А почему? Потому что ты не предан делу душой. Начальнику это видно по любой мелочи. Позавчера, когда я занялся этой толстухой, я приказал тебе подержать мужа. Ты его держал, что верно, то верно, ты даже пнул его в брюхо. Но, спрашивается, разве ты делал это с радостью, как порядочный солдат, или так только, приличия ради? Я следил за тобой, дубина. У тебя же башка набита соломой; тебя никогда не повысят в чине.
   Шагают некоторое время молча.
   Ты думаешь, я не вижу, что ты норовишь все делать мне наперекор? Я запрещаю тебе хромать, а ты все-таки нарочно хромаешь, потому что я продал лошадей. А продал я их потому, что такой цены нигде мне за них не дадут. Хромаешь ты для того, чтобы показать, как тебе не хочется идти пешком. Я же вижу тебя насквозь. Имей в виду, это тебе не поможет, а только повредит. Песню!