Адвокат-чих. Вы же только что просили, чтобы вам дали веревку!
   Адвокат-чух. Понимаете, богатый человек не привык к таким передрягам. Роскошь изнежила его, теперь это дает себя знать. Между нами говоря, он просто баба. Вы, арендаторы, совсем из другого теста. Вам все это нипочем. (Подзывает одного из сбшией, только что кончившего стричь арендаторов.) Эй вы! Постригите-ка заодно этого человека, так велел Сасаранте!
   Арендатор Кальяс. Но ведь тогда меня повесят!
   Адвокат-чих. Можете пока еще не принимать решения, но пускай вас на всякий случай постригут, иначе ваше согласие уже будет ни к чему.
   Арендатор Кальяс. Но я еще не сказал - да!
   Его сажают на стул подле клетки, где стригут помещика, и тоже стригут.
   Сбиш (стригущий повстанцев-арендаторов). А куда вы денете свои башмаки?
   Арендатор. А что?
   Сбиш. Глянь-ка на мои сапоги! Выдали их даром, а за подметки-то надо платить. Я уже остерегаюсь пинать кого-нибудь в зад этими сапогами. Кто-то сумел погреть руки.
   Арендатор. Можешь получить мои башмаки.
   Арендатор Кальяс (после раздумья, неуверенно). Не меньше двух лет освобождение от аренды! Я же рискую головой.
   Адвокат-чих. Господин де Гусман, ваш арендатор Кальяс согласен заменить вас. За это вы должны пойти ему навстречу в вопросе об аренде.
   Сбиш (стригущий Кальяса). Кальяс! Кальяс! Не будь чихом, не жадничай!
   Арендатор Кальяс. Аренда больно высока!
   Де Гусман (настороженно). Что - аренда?
   Арендатор Кальяс. Больно высока. Как тут жить?
   Де Гусман. А мне как жить? Не будь лодырем, не зевай, тогда сведешь концы с концами и тебе не придется выпрашивать подачки.
   Арендатор Кальяс. Если я лодырь, то кто же вы?
   Де Гусман. Если ты будешь хамить, у нас вообще ничего не выйдет.
   Арендатор Кальяс, Я не хамлю, я просто очень нуждаюсь.
   Де Гусман. Земля у тебя очень хороша.
   Арендатор Кальяс. Да, для вас. И не потому, что она приносит урожай, а потому, что она приносит арендную плату.
   Лопес.
   Мужик воюет с барином, дыша едва-едва,
   Мужик-то прав, зато у барина права!
   Де Гусман. Как тебе не стыдно вечно что-нибудь выклянчивать!
   Арендатор Кальяс. Я не хочу подачек, но дарить я тоже никому ничего не хочу!
   Де Гусман. Ну что ж, можешь уйти, если хочешь. Ты - человек свободный!
   Арендатор Кальяс. Да, я могу уйти! А куда мне пойти?
   Де Гусман. Хватит. Ничего не получишь.
   Арендатор Кальяс. Это ваше последнее слово? (Сбишу.) Перестань меня стричь!
   Адвокат-чух (арендатору Кальясу). Дело в том, что господин де Гусман уверен - тут нет никакого или почти никакого риска. (Де Гусману.) Господин де Гусман, уступите ему. В конце концов, вы тоже не так уж уверены! Год без арендной платы - это же безделица.
   Арендатор Кальяс. Два года! Ведь я рискую головой!
   Де Гусман (словно просыпаясь). Головой? О чем, собственно, речь?
   Адвокат-чих. Господин Кальяс пойдет вместо вас, поскольку тут нет ни малейшего риска, как мы вас неоднократно заверяли, не правда ли?
   Де Гусман. Да, вы мне это говорили.
   Арендатор Кальяс. Я требую освобождения от арендной платы на два года. Ведь меня могут повесить.
   Адвокат-чух. На один год.
   Арендатор Кальяс (сбишу). Не стриги!
   Инспектор (за сценой). Кончайте стричь! Комендант желает осмотреть осужденных перед отправкой.
   Адвокат-чух. Ну ладно, полтора года, Кальяс!
   Арендатор Кальяс молчит.
   Де Гусман. Два года.
   Арендатор Кальяс. Но я все еще не сказал да!
   Тем временем четырех арендаторов вывели.
   Адвокат-чих. Вам придется сказать да, господин Кальяс, вам ничего другого не остается.
   Арендатор Кальяс (публике). Итак,
   За чиха чух, бедняк за богача
   Погибнет от веревки палача.
   Адвокат-чих (другому). Будем надеяться, что вице-король явится вовремя! Не то его повесят!
   Адвокат-чух. Да, у него есть все основания молить бога, чтобы его помещика не повесили.
   XI
   Дворец вице-короля.
   Раннее утро. Во дворе возведены виселицы. На щите надпись: "Казнь одного помещика и двухсот арендаторов". Между инспектором и сбишем стоит закованный в кандалы человек; капюшон скрывает его лицо. Они ждут. За сценой
   слышен стук деревянных башмаков.
   Инспектор (сбишу). Не понимаю, почему до сих пор не принесли приказа о повешении. Ведь вот уж и мятежников ведут.
   Сбиш. А почему вы решили, что это мятежники? По стуку деревянных башмаков? Так ведь и мы, солдаты Иберина, уже частенько топаем в деревянных башмаках.
   Инспектор. Эй ты, держи язык за зубами, не то тебе не поздоровится. Займись-ка лучше виселицей.
   Сбиш угрюмо уходит в глубь сцены и принимается за работу.
   (Со вздохом, человеку в капюшоне.) А все оттого, что им позволяют вешать тех, кого им хочется повесить. Тогда они наглеют. (Кричит сбишу.) Что ты там возишься без конца?
   Сбиш (возвращается). Я все приготовил для казни. Можете вешать.
   Во двор входит наместник Иберин в сопровождении Mиссены, Саса, Перуинера, де
   Xоса и Дуарте. Издали слышатся их громкие крики.
   Сас.
   В уме ли вы? Ведь это же помещик!
   При чем тут чих? Коли его повесят,
   Все скажут - обдирал как липку
   Он арендаторов.
   Перуинер. И всем известно,
   Что первого числа арендной платы
   Не видел ни один помещик-чих.
   И чухам, что берут ничуть не меньше,
   Уже платить аренду не желают.
   Иберин.
   И что же?
   Дуарте.
   То есть как - и что же?
   Миссена.
   На виселицу вы послать хотите
   Помещика; пускай он даже чих,
   Но ведь помещик он такой же, как и мы.
   Иберин.
   Такой же, как и мы?
   Миссена.
   Ну да,
   Живет и он доходами с аренды.
   Иберин.
   Когда я жил доходами с аренды?
   Сас.
   А на какие средства жили вы?
   Дуарте.
   А на какие средства двор расчищен?
   И виселицы там поставлены?
   И нанят этот вот?
   (Указывая на сбиша.)
   И войско
   Содержится, что разгромило Серп?
   Перуинер.
   Единственно - доходами с аренды!
   Но незачем шуметь; ведь все понятно.
   Запутался немного. Что ж, поможем.
   Он много говорил о чихах и о чухах,
   Пересолил слегка. Оно понятно,
   И мы претензий не имеем к вам.
   Вы выполнили честно обещанье,
   Вы мужиков бунтующих смирили.
   Теперь пора вернуться к нашим планам,
   Которые казались слишком смелы
   Еще недавно.
   Иберин. Это что за планы?
   Mиссена (предостерегающе).
   Гм!
   Перуинер.
   Ну, в общем, планы. И теперь уже
   Нельзя плошать. Вам перестроиться пора.
   Mиссена.
   А если трудно вам, то поразмыслим,
   Кто может чиха отпустить на волю?
   Иберин (упрямо).
   Я не могу.
   Миссена.
   Так кто же?
   Молчание.
   А сам вице-король?
   Перуинер.
   Он мог бы.
   Так казнь отложите до его прибытья.
   Иберин.
   Что? До прибытья?
   Mиссена.
   Да, Иберин,
   Возлюбленный, законный наш властитель
   Решил вернуться к управленью краем.
   Мы очень рады все - и вы, конечно, тоже.
   Молчание.
   Иберин.
   Решил вернуться?
   Mиссена.
   Армия его
   Сегодня ночью встретила с почетом,
   И поведет он верные полки
   К столице преданной своей.
   Иберин (после тягостной паузы).
   Так вот как?
   И за моей спиной? Но все же
   Меня спросить бы надо, полагаю.
   Mиссена.
   Так вот же я и спрашиваю вас.
   Иберин (после тяжелой внутренней борьбы).
   А если
   Я сам согласен чиха отпустить?
   Миссена.
   Вы сами?
   Иберин.
   Да!
   Миссена (в замешательстве).
   Не ожидал.
   Но как же учение о чихах и о чухах?
   Иберин (твердо).
   А это уж моя печаль, не ваша.
   Но вот кто поведет полки
   Я без меня решать вам не позволю!
   За сценой барабанный бой и топот марширующих ног.
   Миссена (улыбаясь).
   Вступило войско. Во главе полков...
   Входит элегантный и тоже улыбающийся вице-король в стальном шлеме и
   солдатской шинели поверх смокинга. Все почтительно кланяются.
   (Вполголоса, Иберину, который стоит прямо.)
   Склоните голову пред государем!
   Иберин кланяется.
   Вице-король.
   Привет, Анджело!
   Миссена.
   Вы вовремя явились,
   Мы головы себе без вас ломаем:
   Анджело Иберин, занявшись делом,
   Которое, по мнению его,
   Могло б служить примером правосудья
   И беспристрастья нашему народу,
   Слегка запутался.
   Вице-король.
   Я знаю дело.
   Позволь же показать тебе, наместник,
   Тех рыб, которые попались в сети,
   Сплетенные тобою столь искусно.
   Я слышал, ты повесить собирался
   Богатого помещика за то,
   Что у крестьянина он отнял дочку.
   Помещик - чих, и потому не смел он
   Подобные злодейства совершать.
   Вот он стоит. Должно быть, это он?
   Инспектор.
   Помещик-чих он, ваша светлость!
   Вице-король.
   Я не уверен. Он в деревянных башмаках?
   С сомненьем я снимаю капюшон
   С его лица. А впрочем...
   (Пытается поднять капюшон с лица осужденного.)
   Тот сопротивляется.
   Осужденный. Оставьте!
   Инспектор сдергивает с него капюшон.
   Mиcсена.
   Крестьянин-чух?
   Вице-король.
   Как ты сюда попал?
   Арендатор Кальяс. Он обещал освободить меня на два года от арендной платы, если я пойду вместо него на виселицу. Мне было сказано, что помещика ни за что не повесят!
   Вице-король.
   Боюсь, мой друг, - тебя не обманули.
   Пусть приведут помещика, который
   Им заменен был!
   Инспектор выходит.
   Иберин (арендатору Кальясу).
   Как? За два-три песо
   Ты, гадина, пошел на эшафот?
   Арендатор Кальяс.
   Нет, за двухлетнюю аренду.
   Вице-король.
   Дочь этого крестьянина когда-то
   Пошла к помещику спасать отца.
   Помещика твой приговор премудрый
   Послал на виселицу. Что же дальше?
   Насколько мне известно, дальше вот что
   (Ты этого не знаешь, но уверен
   Я в том, что ты душевно будешь рад
   Такому справедливому исходу):
   Как чухка некогда, пошла спасать
   Помещика сестрица, родом чихка;
   Нашелся чух, принявший эту жертву.
   Тобою поймана вторая рыба:
   Сестра помещика, девица-чихка.
   Смотри, мой друг, вот твой второй улов.
   Входит Нанна в платье Изабеллы де Гусман. Все на ней изорвано; она идет
   шатаясь, но лицо все еще закрыто вуалью.
   Богатые помещики. Что с ней случилось? Как она идет?
   Инспектор. Ваша светлость, мы нашли ее в коридоре. Во рту у нее был кляп; она была в ужасном состоянии. По ее словам, после того как она ушла от коменданта, ее изнасиловали солдаты охраны.
   Вице-король. Это правда?
   Нанна кивает.
   Богатые помещики.
   Позор! Позор! Отмщенья, государь!
   Ты, Иберин, за это нам ответишь!
   Дворянства благородный отпрыск, дева,
   Как голубица чистая. Пример
   Высокой нравственности! Наглой чернью
   Посрамлена! Постыдное бесчестье!
   Вице-король.
   Все это так, но я подозреваю,
   Что помогла счастливая случайность
   Нам этого бесчестья избежать.
   Девице, что стоит перед вами нынче,
   Пожалуй, тоже было нелегко,
   Но такова профессия ее,
   Весьма нелегкая, как вам известно.
   Любуйся, Иберин, на твой улов.
   (Снимает вуаль с лица Нанна.)
   Миссена.
   Дочь арендатора!
   Богатые помещики.
   Да это чухка!
   (Разражаются диким хохотом.)
   Ну и потеха! Иберин, что скажешь?
   Так вот кого вознес ты и прославил?
   Так вот чью честь ты ставил всем в пример?
   В грязи валяются и честь и слава,
   За два-три песо эта потаскушка
   Чухское тело всем продать готова,
   И для спасения насильника, который
   Невинности лишил ее когда-то.
   Ну что ж, теперь ты скажешь: это дочь
   Крестьянина - невелика потеря!
   Но не забудь приспешникам твоим
   Сказать: она из чихов, эка важность!
   Верни ж вторично чухскому отцу
   Дочь блудную. Гляди сюда, крестьянин!
   Ты не поверишь!
   Вице-король.
   А теперь довольно!
   Да, это дочь его, и все в порядке.
   И головы у них круглы, как шар.
   Вводят де Гусмана, с ним его сестра.
   А вот и наши чихи: помещик и его сестра.
   Понятно ли тебе, де Гусман,
   За что тебе дарую я свободу?
   А вот за что: твой арендатор
   Так испугался, что тебя повесят,
   Что предпочел он сам пойти на казнь.
   А во-вторых, еще и потому, что
   Вот эта арендаторская дочь
   Готова на любые униженья,
   Лишь бы тебя в петле не увидать.
   Короче - я тебя освобождаю
   Лишь оттого, что всеми ты любим.
   И точно так же должен арендатор
   Свободным быть, хотя бы для того,
   Чтоб в срок платить аренду.
   (Арендатору Кальясу.)
   Да, придется
   Тебе платить, мой друг. Не подавай
   Дурных примеров!
   Тебе же самому платить придется больше:
   Кто ж, как не ты расправу с конокрадами
   Оплатит? Тотчас же снимите
   С помещика и с мужика оковы!
   Равна обоим мера правосудья.
   Обоим - жизнь и воля!
   (Иберину.)
   Ты согласен?
   Иберин кивает. С помещика и с арендатора снимают кандалы.
   Изабелла.
   Эмануеле! Свободен ты?
   Де Гусман (улыбаясь).
   Конечно!
   Арендатор Кальяс.
   А как с арендой?
   Иберин.
   Да никак, мой друг.
   Ваш договор - безнравствен и силы не имеет.
   Исполнительница роли Нанна.
   Даны равно обоим жизнь и воля,
   Но не равна по-прежнему их доля.
   Один за стол садится, а другой
   Несется вскачь на кухню за едой.
   И можно одному остаться где угодно,
   Другому разрешат прогнать его свободно.
   Уходят оба прочь. Но есть загадка тут:
   Попробуйте понять, куда они идут?
   Вице-король.
   Стой, Кальяс, не спеши, есть дельце
   небольшое.
   Ты, говорят, нуждаешься в одежде?
   Вернулся не с пустыми я руками.
   Тебе, крестьянин, я принес подарок.
   Ты в драной шляпе, друг, - возьми мою.
   Прикрыться нечем? Я тебя одену!
   (Надевает арендатору Кальясу на голову стальной
   шлем и накидывает шинель.)
   Что скажешь? И сегодня я и завтра
   Охотней видел бы тебя на пашне,
   Но призову тебя для высших целей,
   Быть может - скоро.
   Первый шаг
   Ты сделал, Иберин, но предстоит нам
   Свершить еще немало славных дел.
   Теперь должны мы это государство,
   Которое в истекшие недели
   Вы строили с великим прилежаньем,
   Значительно расширить, ибо, если
   Его мы не расширим, съежится оно.
   Известно вам, что с юга из-за моря
   Заклятый враг грозит: народ живет там,
   Чьи головы квадратны. К сожаленью,
   У нас не все еще об этом знают.
   Твоя задача, Иберин, оповестить
   Своих Кальясов, что нас ждет
   Неслыханно кровавая война,
   В которой каждый воин будет нужен.
   Теперь - к столу, друзья! Прошу откушать!
   За этот стол судейский мы воссядем:
   За ним судили мы, за ним и попируем.
   (Арендатору Кальясу.)
   А ты, мужик, постой - пришлю тебе я супу.
   Арендатор Кальяс (к Нанна). Ты слышала? Войну затевают!
   Вносят накрытый стол. Вице-король, Миссена, Изабелла и богатые
   помещики занимают места.
   Вице-король (разливая суп большим половником).
   Сначала мужику, не так ли, Иберин?
   Теперь он должен есть - ведь он солдат.
   Две порции ему. Что там еще? Проголодались мы!
   Инспектор. Прошу прощенья, ваше превосходительство, осужденные арендаторы ждут исполнения приговора. Прикажете их также освободить?
   Вице-король. Это еще почему?
   Инспектор. Стало быть, всеобщая амнистия по случаю возвращения вашего превосходительства на арендаторов не распространяется?
   Вице-король.
   Ведь Иберин уже решил их участь.
   Повешенье, не так ли? Но Кальясу,
   Любимцу моему, суп отнесите!
   Сбиш приносит арендатору Кальясу и его дочери суп. Они садятся на землю и едят. Сбиш подходит к щиту и в надписи "Казнь одного помещика и двухсот арендаторов" стирает рукавом слова "одного помещика". Потом снова подходит к
   арендатору Кальясу и останавливается у него за спиной.
   Сбиш.
   Ешь живее, Кальяс, ложкой в супе не болтай.
   Ты ведь хитрый, ну и дальше не плошай.
   Не в пример другим хлебаешь суп,
   И все лишь потому, что ты неглуп.
   Арендаторов, и среди них Лопеса, приводят под виселицу. Барабанный бой.
   Арендатор Лопес (арендатору Кальясу из-под виселицы).
   Гляди, Кальяс! Признал ли ты дружков?
   Мы много вместе провели деньков.
   Родились мужиками, - ты и сейчас мужик;
   Но мы ярмо стряхнули, а ты к нему привык.
   Кто шею гнуть не хочет, тому ее свернут,
   Тебе тарелку супу, а петлю нам несут.
   Но лучше уж висеть в петле позорной,
   Чем за подачки благодарить покорно.
   Тебе внушили, что ты круглоголовый,
   Из хижины своей ты нас прогнал сурово,
   И бросил ты ружье, от боя отказался,
   Лишь по судам напрасно ты таскался.
   Поверил ты, что если головы круглы,
   То нищий и богатый перед судом равны.
   Ты лошадей не получил, украл.
   Как жалкий вор, их попросту угнал.
   Ты ни о ком не думал, только о себе,
   И что ж? Двух лошадей оставили тебе,
   Пока боролись мы, глупец!
   Ни часу более. Ты понял наконец?
   Ты думал - чух, так даром отдадут?
   Тут чихов с чухами на виселицу шлют,
   Там чихи с чухами садятся вновь за стол.
   Вновь цепи - беднякам, и вновь богатым
   прибыль,
   И все как встарь. Ты полагал, осел,
   Что ты рыбак. Скажи: а ты не рыба ль?
   Во время монолога арендатора Лопеса арендатор Кальяс и Нанна перестают
   хлебать суп. Они встали с земли.
   Арендаторы (под виселицей поют "Песню Серпа").
   ПЕСНЯ СЕРПА
   Крестьянин, вставай!
   Нужда через край.
   Вешать голов не смейте!
   Смело навстречу смерти!
   Не жди ниоткуда подмоги,
   Вставай на крепкие ноги!
   Нужда через край,
   Крестьянин, вставай!
   Да здравствует Серп!
   Барабанная дробь становится громче и заглушает все. Арендатор Кальяс выливает суп из своей и из тарелки Нанна, снимает шлем и шинель и кладет их
   на землю.
   Арендатор Кальяс (громко). Лопес, Лопес, как бы я хотел, чтобы снова было одиннадцатое сентября!
   Арендатор Кальяс и Нанна уходят. Утренняя заря заливает дворец розовым светом; за столом вице-короля сидят помещики - чухи и чихи; арендаторы - чухи и чихи - стоят под виселицами в
   ожидании казни.
   Вице-король (Иберину).
   Мне остается только принести тебе
   Глубокую признательность. Еще раз
   Своим учением о чухах и о чихах
   Ты спас, мой друг, и государство наше,
   Которое так крепко любим мы,
   И строй, к которому мы так привыкли.
   Иберин.
   Уверен, государь, что знак Серпа проклятый,
   Знак мятежа и помыслов дурных,
   Теперь навеки изгнан из столицы вашей
   И вашей всей страны.
   Вице-король (с улыбкой грозя ему пальцем).
   А потому
   Забудь о чухах и о чихах!
   Иберин.
   Так точно, государь.
   Миссена (поднимаясь).
   И все же
   Осталось нечто от его ученья:
   Мы ощутили чухами себя!
   Теперь у нас пойдет борьба за мир:
   Но будет этот мир не тихий мир,
   А мир по-нашему, для истых чухов мир.
   И стань кто-либо поперек дороги
   Его мы сломим так, как Серп сломили,
   Искореним - как Серп искоренили.
   Во время речи Миссены над столом опускается ствол большого орудия.
   Вице-король (поднимая бокал).
   Выпьем, друзья, за то, чтобы навеки
   Осталось все как есть!
   Помещики (с сигарами во рту поют хором).
   ХОР ПОМЕЩИКОВ
   Быть может, дней остаток мы протянем,
   И схлынут тени, что нам жить мешали,
   И слышанные нами бормотанья
   Ночные слухи - правдою не стали?
   Быть может, нас они еще забудут,
   Как мы, что их навек забыть хотели?
   За стол садиться нам мешать не будут?
   Быть может, мы умрем в своей постели?
   Быть может, в нас швырять не будут грязью?
   Быть может, солнце встанет ночью тоже?
   Луна, быть может, будет вечно в полной фазе?
   И снизу вверх польется дождь, быть может?!
   Когда они кончают петь, сбиш отодвигает помост, прислоненный к стене, - он нужен ему для казни. На свежепобеленной стене появляется огромный красный
   знак Серпа. При виде серпа все каменеют.
   Арендаторы (глухо поют под капюшонами, скрывающими их лица, "Песню Серпа").
   Крестьянин, вставай!
   Нужда через край.
   Вешать голов не смейте!
   Смело навстречу смерти!
   Не жди ниоткуда подмоги,
   Вставай на крепкие ноги!
   Нужда через край,
   Крестьянин, вставай!
   ПРИМЕЧАНИЯ {*}
   {* Примечания переведены М. Осиповой.}
   ОПИСАНИЕ ПРЕМЬЕРЫ В КОПЕНГАГЕНЕ
   ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
   Премьера в Копенгагене состоялась 4 ноября 1936 года в театре "Ридерсален" в постановке Пера Кнутцона. В зрительном зале разрешалось курить и есть, в нем 220 мест. Размеры сцены: ширина - 7 метров, глубина - 8 метров, высота 10 метров.
   ОСОБЕННОСТИ ПЬЕСЫ-ПАРАБОЛЫ
   Эта пьеса типа параболы, не принадлежащая к аристотелевской драматургии, требовала постановки и сценического исполнения, не расчитанных на подражание действительности. Подготовка, проведенная для того, чтобы придать притче действенность, должна была быть наглядной. Игра актеров должна была дать возможность зрителю делать обобщения. Во время речи Миссены (в конце) над обеденным столом опускался на проволоках ствол большого орудия. Арендатор Кальяс (в десятой картине) проходил в тюрьму через весь зрительный зал, рассказывая зрителям еще раз свою историю. Небольшие изменения, подчеркивающие смысл параболы, заключались в том, что Миссена сам вел гражданский процесс вместо судьи (в седьмой картине) и что; речь Иберина (в третьей картине) разобщила семьи арендаторов. (После слов "власть перешла к народному правительству!" голос в глубине сцены продолжал: "А для нас самое важное то, что наш помещик уже в тюрьме". После слов "миновали дни нищеты, дети" следует речь Иберина, во время которой семьи разобщаются, а затем - слова жены Кальяса: "Для вас, к сожалению, не очень благоприятные вести. Анджело Иберин захватил власть, а ведь вы - чихи. Господина де Гусмана тоже арестовали за то, что он - чих". Выход остальных арендаторов отпал.)
   ПОСТРОЕНИЕ РОЛЕЙ
   (ИНДУКТИВНЫЙ МЕТОД)
   Построение ролей определялось общественной точкой зрения. Сценическое поведение актеров со всей ясностью вытекало из побуждений общественно-исторического характера. Не "извечно человеческое" должно было быть показано, не то, что якобы делают все люди во все времена, а то, что делают в наше время, в отличие от других времен, люди определенных общественных слоев в отличие от людей других общественных слоев. Актеры, которые привыкли добиваться "сопереживания" зрителя и поэтому используют его непосредственные эмоции, обычно объединяют целые куски текста и придают им единое звучание. В пьесе типа "Круглоголовые и остроголовые" необходимо каждую фразу наполнять особым общественным содержанием. Точная передача противоречивого поведения персонажа ни в коем случае не нарушает единства образа: только в развитии он становится подлинно живым. Нанна Кальяс, например (в шестой картине), дает ясно понять, что считает дело своего отца безнадежным; тем не менее она борется с судьей (в седьмой картине) за лошадей, как тигрица, пуская в ход всю свою привлекательность. В разговоре с госпожой Корнамонтис (в восьмой картине) она не скрывает, что, по ее мнению, отец - просто осел, но тут же, прощаясь с ним, преисполнена благодарности и любви. Ведущий сбиш превратился в один из центральных образов благодаря тщательной отработке каждой реплики, благодаря индуктивному продвижению от фразы к фразе. В одном единственном возгласе "Да здравствует Иберин!" (в четвертой картине), в сцене, где Иберин смешивается с толпой ("Вы видите, как теперь трудно...") выразилась вся сила его убежденности. Несколькими словами (в шестой картине) он давал почувствовать, что его ненависть к помещику и сочувствие к арендатору исходят из одного и того же источника. Буржуазная публика даже при изобилии общественно значительных высказываний, вероятно, считала бы сценические образы примитивными, поскольку они не вызывают привычных эмоций; если бы не дифференцированная работа актера, правда была бы на ее стороне. Работа актера затруднена еще и тем, что перед ним поставлена более чем одна задача. Так, например, роль Нанна Кальяс требует от артистки не только того, чтобы в сценах, когда Нанна одна или в своей среде, она показывала себя разумной и естественной, а в остальное время демонстрировала замашки профессиональной проститутки; артистка должна сверх того - так сказать, по поручению автора - обращаться непосредственно к зрителю с некоторыми разъяснениями (картина одиннадцатая). Но именно это бросает дополнительный свет на образ Нанна: ее отношение ко всему происходящему должно вытекать из логики образа.
   Арендатор Кальяс был показан как человек, изнуренный тяжелым трудом, который сильно смущен своим отступничеством (в третьей картине). Он с досадой слушает слова своей жены, которая и глупее его и легче идет на предательство. Только когда арендатор Лопес не хочет понять его (Кальяса) особого положения, он начинает сердиться. Его непонимание идеалистических разглагольствований Иберина (в четвертой картине) вызывает к нему симпатии; его колебания относительно чести дочери имеют веские причины; позднее (в шестой картине), когда он мнит себя обладателем лошадей, он с готовностью вступается за ее честь. И все же он уже здесь, в первой сцене суда, обнаруживает явную неспособность к реалистическому мышлению, что заставляет его предпочесть судебное решение борьбе с оружием в руках. При этом он знает, сколь многим он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный, пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполнитель роли арендатора вопреки осуждению, даже презрению, вызванному предательским оппортунизмом Кальяса, - сумел сохранить ему некоторую симпатию зрителя, в которой трудно отказать обманутому арендатору; более достойными презрения все время оставались его угнетатели, и в час окончательного поражения (в седьмой картине) он снова делит участь своего класса; таким образом - хотя он в большей степени, чем классовые враги, способствовал разгрому крестьянского восстания, - и на его долю приходится немного того гнева и отчаяния, которые должна вызвать гибель Серпа.