Страница:
Батлера и тем не менее буквально во всем означает возрождение, вернее,
укрепление, окостенение тех взглядов, которые, казалось, были разрушены
материальным прогрессом, причем казались разрушенными уже Батлеру! Поэтому
вряд ли можно чего-нибудь ждать от попыток, например, Деблина, вместо теории
"окончательности" и "цельности" литературных произведений, обусловленной
_неизменностью_ психологии, _характером_ данного писателя ("характером" в
буржуазном смысле, то есть этаким непреклонным!), выдвинуть теорию, согласно
которой писатели должны быть, по крайней мере осведомлены о технических
достижениях в своей области и не смеют создавать что-то, что было бы _ниже_
уровня современной техники. Иначе можно было бы хоть сейчас, спустя четверть
века после смерти Батлера, в обязательном порядке ввести в литературу
применение диалектического метода, которым так успешно владел Батлер.
Сюда его Большое Завещанье
С истлевших перенесено страниц,
И здесь во всех ему знакомых лиц
Комком дерьма он бросил на прощанье.
В него плевали вы; где те плевки?
Где сам он, тот, что вами был оплеван?
Веселый стих его не арестован,
Над песнею не властны пошляки.
Купите эту книжку за три марки,
Ее цена - десяток сигарет;
Я знаю, что, как мертвому припарки,
Поможет вам ее благой совет,
Но все ж она вам преподаст урок.
Я сам немало из нее извлек!
Я рад тому, что мне удалось способствовать появлению нового издания
аммеровского перевода стихов Вийона. Он настолько хорош, что я считаю
необходимым пояснить, почему я местами подверг основательной переделке те
стихи, которые взял из этого сборника для "Трехгрошовой оперы". Театр
требует подчеркивания действия. Отчетливость на сцене это совсем не то, что
отчетливость в книге. Всякий, кто сравнит баллады в пьесе с балладами в
книге, увидит, что в первых всегда подчеркнута определенная основная
позиция, в каждой из них персонаж-тип описывает сам себя или концентрируется
какой-нибудь сценический эпизод. Стиль оказался полностью измененным даже
там, где сохранились целые массивы текста - это изменение вызвано _целью_.
Поэтому всякий, кто (хотя бы и не на сцене) имеет сам возможность спеть или
представить соответствующие баллады, воспользуется вариантом театральным. Но
тому, кто захочет их прочесть, а таких будет, я надеюсь, очень много, -
понадобится данная книга. Это - классический образец перевода.
(Относится к первой трети XX столетия,
когда за стихи перестали платить)
Данный опус изложен в стихотворной форме!
Подчеркну этот факт - ведь у многих понятия нет,
Что такое стихи и зачем существует поэт.
В наше время поэзия очень умеренно кормит!
Замечать не случалось вам, что в современной печати
Совершенно исчезли стихи? Не заметили вы ничего?
В чем же дело? А в том, что нас прежде любили
читать и
Стихотворцу охотно платили за вирши его.
Ну, а нынче ни пфеннига нам не начислят за строчку!
Потому-то стихи появляться не стали совсем.
Современный поэт с ходу требует: - Деньги на бочку!
Нет ли денег, ни бочки? Ну, значит, не будет поэм!
Но в душе он терзается: - Ах, мне мой грех
неизвестен!
Я за деньги готов был на все, я старался, лез вон я
из кожи!
Разве не был всегда я в делах по-коммерчески честен?
Уверяют меня живописцы, что полотна их тоже
Не идут! А ведь искусствоведы мазню восхваляли!
Натюрморты и жанры в замшелых подвалах -
навалом...
Господа, господа! Что же вы нам платить перестали,
Хоть, в довольстве живя, с каждым днем обрастаете
салом?..
Мы ли не воспевали, набив благородный желудок,
Мы ли не восхваляли и медным стихом и латунным
Все, что вам по душе: телеса ваших жен полногрудых,
И осеннюю грусть, и ручей в освещении лунном...
Сладость ваших плодов! И листвы опадающей шорох!
Снова плоть ваших женщин! И домыслы ваши о боге!
И орнамент на урнах, на траурных урнах, в которых
Упокоитесь вы, сражены несвареньем в итоге!
Не одним только вам мы несли утешения слово -
И к отверженным мы обращались с надежды словами:
Осушение слез пресловутого брата меньшого
Было миссией нашей. И щедро оплачено вами.
Сколько мы вам услуг оказали! Так служат фидельки
и моськи!
Гонораров просили, свиваясь в кольцо для салфетки!
Сколько пакостей мы учинили! Ради вас! Ради вашего
блага!
А с каким упоеньем жевали мы ваши объедки!
В колымагу впрягли мы громчайшие четверостишья,
Чтоб в крови и дерьме не увязла войны колымага!
"Полем чести" загон скотобойни назвали, а гаубицы
ваши
"Железногубыми братьями" - и это стерпела бумага!
Что за клише к налоговым повесткам
Мы рисовали - блеск! А все для вас!
Мурлыча наши пламенные гимны,
Шли граждане к дверям приходных касс!
Приготовляли мы для вас микстуры
Из лучших слов - тех, что, как медь, звенят!
Седые волки от литературы,
Мы сделались покорнее ягнят!
Артистически мы сочиняли исторические параллели
Между вами и теми, кому наши предки несытые
льстили!
Меценатов мы ублажали, потому что кушать хотели,
И, преследуя недругов ваших, мы кинжалы стихов
точили!
Загляните к нам, толстосумы! Не совсем оскудел наш
рынок!
Если можно, ешьте быстрее, доедать мы объедки будем.
Чего изволите, ваше степенство? Дифирамбов или
картинок?
Знайте, что без рекламы нашей вы не так уж дороги
людям.
Берегитесь, вы, меценаты! Мы прилипчивы словно
черти!
И привлечь ваш взор благосклонный возмечтали мы
с пылом старым,
Мы задешево вам продались бы, вы уж нам, господа,
поверьте,
Но, естественно, наши стихи и полотна мы не можем
отдать задаром!
Поначалу я рифмовал также первую с третьей
строкою,
Сочиняя стихи об упадке эстетных ремесел.
Но потом оказалось, что рифмы не стоят усилий, -
Я подумал: "А кто мне за это заплатит?" - И бросил.
Наше общественное устройство позволяет создавать и совершенствовать
изобретения, которым предстоит еще завоевать себе сферу действия и доказать
свое право на существование, короче говоря, изобретения, не вызванные
заказом. Так, техника создала радио, когда общество было еще не подготовлено
к тому, чтобы им пользоваться. В первой фазе своей истории радио выполняло
роль заменителя. Заменителя театра, оперы, концерта, докладов, легкой
музыки, местной хроники в газете и так далее. Это была золотая пора юности
нашего подопечного. Я не знаю, миновала ли она, но если миновала, то юное
существо, которому для появления на свет не пришлось предъявлять
доказательств своего права на существование, должно хотя бы теперь
задуматься над своим назначением. Так и человек в зрелом возрасте, утратив
юношескую чистоту, спрашивает себя, зачем он, собственно, живет на белом
свете.
Что касается назначения радио, то, по-моему, оно не может заключаться
лишь в украшении общественной жизни. И чтобы вернуть уют домашнему очагу и
привлекательность семейной жизни, радио, как я полагаю, недостаточно. Но
помимо явной неопределенности своего назначения, радио страдает некоей
однобокостью. Оно является лишь средством передачи информации, то есть оно
только сообщает. Чтобы не ограничиваться одной критикой, я бы предложил
превратить радио из средства передачи информации в средство общения, связи
между людьми. Радио было бы великолепнейшим из всех возможных средств связи
в общественной жизни, гигантской системой каналов, но, разумеется, ему
удалось бы выполнить эту функцию лишь в том случае, если бы оно могло не
только передавать, но и принимать информацию, то есть заставить слушателя не
только слушать, но и говорить, не изолировать его, а, наоборот, связать с
обществом. Таким образом, радио должно было бы вовлечь слушателя в свою
работу, превратить его в поставщика материала. Поэтому следует абсолютно
положительно оценивать всякую попытку радио придать общественным делам
подлинно общественный характер.
Но что бы я и предпринимало радио, оно всегда должно выступать против
той мелкотравчатости, незначительности, которая делает столь смешными почти
все наши общественные институты. У нашей литературы короткое дыхание, она
сознательно избегает какого бы то ни было воздействия на читателя, стремится
нейтрализовать его, не вскрывает закономерностей всех вещей и явлений. Наша
система образования абсолютно бездейственна, у нас больше всего боятся, как
бы народное образование не привело к нежелательным последствиям.
Всякое, даже самое скромное начинание по этой линии безусловно
увенчалось бы успехом, причем значительно большим, нежели успех любого
мероприятия кулинарного свойства. Что касается весьма еще не совершенной
техники таких начинаний, то основная задача, на которую следует
ориентироваться, заключается в том, чтобы публика была не только объектом
просвещения, но и сама активно участвовала в просвещении. Формально задача
радио состоит в том, чтобы придать интерес этим мероприятиям, сделать их
увлекательными. В какой-то мере их даже можно облечь в художественную форму.
Стремление радио придать дидактическому материалу художественную форму
соответствует общей дидактической направленности современного искусства. В
качестве примера или образца таких мероприятий, которые используют радио как
средство общения, я бы назвал, как и во время Недели музыки 1929 года в
Баден-Бадене, "Полет Линдбергов".
Соблюдая принципы: государство должно быть богатым, человек - бедным,
государство обязано уметь все, человеку разрешается уметь немногое, -
государство должно в области музыки создавать все, что требует специальных
аппаратов и особого умения, отдельный же человек должен участвовать в этом
ио мере сил. Чувства, которые охватывают человека, и особые мысли, которые у
него возникают под воздействием музыки, состояние изнеможения, легко
наступающее при слушании музыки, - все это отвлекает от самой музыки. Чтобы
избежать этого, человек участвует в создании и воспроизведении музыки,
причем и здесь он следует принципу: действовать лучше, нежели чувствовать,
и, глядя в нотную тетрадь, распевает у себя дома или в хоре своего ферейна.
Пусть сегодняшнее радио уже не исполняет "Полет Линдбергов", но оно
многому могло бы здесь научиться. Возрастающая концентрация механических
средств, как и усиливающаяся специализация в образовании, - процессы,
которые следует ускорить, - требуют от слушателя своего рода восстания,
активизации, энергичного участия.
Такое участие служит для укрепления дисциплины, которая является
основой свободы. Но отдельный индивидуум сам по себе потянется лишь к тому,
что сулит ему наслаждение, и обойдет стороной предмет хотя и поучительный,
но не обещающий ему ни дохода, ни привилегий в обществе. Такие мероприятия
приносят пользу индивидууму только (в том случае, если они приносят пользу
государству, а они приносят пользу только такому государству, которое
.готово в равной мере быть полезным всему обществу. "Полет Линдбергов" не
имеет, таким образом, ни эстетической, ни революционной ценности,
независимой от его применения, организовать которое может лишь государство.
Это - новшество, предложение, которое кажется утопическим и которое я
сам признаю утопическим, когда говорю: радио могло бы или театр мог бы; ведь
я знаю, что большие институты могут не все, что могли бы, и не все, что
хотели бы.
Не наша задача с помощью новшеств обновлять идеологические институты на
базисе данного общественного порядка; но с помощью этих новшеств мы должны
побудить их к отказу от своего базиса; иначе говоря, за новшества, против
обновления!
Обычно при переводе на другой язык стихи больше всего страдают оттого,
что переводчик стремится воспроизвести слишком многое. Может быть, следовало
бы удовлетвориться воспроизведением мысли и позиции поэта. Пожалуй, нужно
было бы пытаться воспроизвести ритм подлинника лишь в той мере, в какой он
является элементом позиции пишущего, - не более того. Предположим, что автор
придает определенным словам новое звучание, ставя их в неожиданные
сочетания, - его позиция относительно языка воспроизведется и в том случае,
если переводчик лишь в общей форме будет подражать этому принципу, не
позволяя оригиналу предписывать себе, в каком именно месте прибегать к
такому приему.
30-е годы
Понятие выразительности не ограничивается понятием жеста, который
подчеркивает или разъясняет ту или иную эмоцию; выразительность - это
_проявление мировоззрения_ человека. Речь можно назвать (выразительной, если
она основана именно на таком принципе, если в ней проявляется определенная
позиция говорящего по отношению к другим людям. Фраза "Вырви свой глаз, если
он досаждает тебе" с точки зрения выразительности беднее фразы "Если глаз
твой тебе досаждает, вырви его". В этой последней сначала фигурирует глаз,
затем, в конце первой половины фразы, выражается необходимость приятия
некоего явления, а затем, как гром среди ясного неба, следует вторая
половина фразы - совет, несущий освобождение.
Под выразительностью в музыке понимают прежде всего виртуозность,
однако виртуозность сама по себе не представляет большого интереса. Конечно,
она помогает художнику в максимально живой и доходчивой форме донести до
слушателя содержание текста, но не это играет главную роль. Важно, чтобы
художник, пользуясь принципом выразительности в искусстве, мог средствами
музыки высказать свои политические взгляды. Для этого необходимо, чтобы его
музыке была присуща социальная выразительность.
Не всякую выразительность можно назвать социальной. Когда человек
отбивается от мухи, выразительность его жестов еще не носит социального
характера, но когда он отбивается от собаки, его жесты могут иметь таковой -
например, если через их посредство выражается борьба плохо одетого человека
со сторожевыми псами. Неловкие попытки поскользнувшегося человека удержаться
на ногах обретают социальную выразительность только в том случае, если этот
человек, упав, "потеряет свое лицо", то есть уронит свое достоинство.
Выразительность трудовых движений несомненно является социальной, ибо
человеческая деятельность, направленная на покорение природы, носит
общественный характер, выражает отношения между людьми. С другой стороны,
выражение боли в абстрактном и всеобщем виде не выходит за рамки проявления
чисто биологических ощущений и вследствие этого лишено социальной окраски.
Но как раз художники нередко к тому и стремятся, чтобы освободить
выразительность от ее общественного содержания. Художник не успокоится до
тех пор, пока ему не удастся поймать "взгляд затравленной собаки". Но
затравленный человек сам по себе - всего лишь один конкретный человек,
выражение его эмоций лишено какого бы то ни было общественного звучания, оно
пусто, иными словами, лишено характерных примет человека, живущего среди
людей. "Взгляд затравленной собаки" обретает социальную значимость, когда
художник с помощью этого образа показывает, как отдельный человек в
результате ненормальных общественных отношений низводится до уровня
животного. Социальная выразительность характеризует общество, дает
возможность судить об условиях жизни общества.
К КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ?
Предположим, композитору предстоит в кантате на смерть Ленина
отобразить свою позицию в классовой борьбе. Что касается выразительности,
повествование о смерти Ленина можно, разумеется, вести по-разному.
Торжественность музыки еще ни о чем не говорит, поскольку она подошла бы и
для изображения смерти врага. Гнев на "слепые силы природы", которые в
неблагоприятный момент отняли у человечества его лучшего представителя, -
это не коммунистическая эмоция, так же как и покорность этой "роковой силе".
Скорбь коммунистов о коммунисте - это эмоция особого рода. Отношение
музыканта к тексту, исполнителя к исполняемому характеризует уровень его
политической зрелости и, следовательно, уровень его человеческой зрелости.
Какая причина ввергает человека в скорбь и в какой форме его скорбь
проявляется - это позволяет судить о масштабе человека. Возвысить скорбь,
превратить ее в силу, способствующую прогрессу общества, - такова задача
искусства.
Сам по себе сюжет, как это известно каждому художнику, в какой-то мере
наивен, лишен специфичности, содержательности и глубины. Только социальная
выразительность, критичность, расчет, ирония, пропаганда и т. д. наполняют
его идейным содержанием. Помпезность фашистов, если ее рассматривать
изолированно, не выражает ровным счетом ничего, кроме помпезности как
таковой - явления, лишенного каких бы то ни было специфических свойств. Ее
атрибуты - величавая поступь вместо обыкновенной ходьбы, напыщенность,
безвкусная пестрота, постоянная готовность бить себя в грудь, выставляя
напоказ свое "благородство", и т. д. Во всем этом можно было бы усмотреть
всего лишь стремление увеселять народ, нечто безобидное, голый факт,
проявившийся в этой конкретной форме. И лишь тогда, когда шагающие величавой
поступью фашисты переступают через трупы, помпезность обретает социальное
содержание, становится проявлением сущности фашизма. Это означает, что
художнику надлежит занять определенную позицию по отношению к факту
помпезности, он не должен допускать, чтобы факт представлял самого себя,
выражал только то, что ему, факту, заблагорассудится.
Превосходным критерием для наполнителя музыкального произведения на
определенный текст могут служить указания, с какой позиции следует
рассматривать каждую отдельную партию, какую эмоцию необходимо вложить в ее
исполнение: учтивость или гнев, презрение или смиренность, отпор или
согласие, холодный расчет или прямодушие. Рекомендуется при этом выбирать
наиболее привычные, обыденные, прямолинейные приемы выразительности. Это
определит политическую значимость музыкального произведения.
Приблизительно 1938
О ВОЗНИКНОВЕНИИ КНИГИ "ДАО ДЭ-ЦЗИН" НА ПУТИ ЛАО-ЦЗЫ В ЭМИГРАЦИЮ
В семьдесят, устав от жизни малость,
Поискать покоя он решил.
Добродетель - видел он - повсюду
умалялась,
Зло, напротив, явно набиралось сил.
И отбыть философ поспешил.
Взял с собою он совсем немножко:
Трубку, что курил он вечерком,
Да румяную пшеничную лепешку,
Да кисет с отборным табаком,
Да стихи для чтенья перед сном.
Оглядев долину напоследок,
Дал волу топтать кремнистый путь;
Вол мечтал о травяных обедах,
Медлил, норовя пучок щипнуть.
Но учитель не роптал ничуть!
На четвертый день у горных кряжей
Встретил их таможенник: "Отец,
Платишь сбор?" - "Я не богат поклажей".
Мальчуган-погонщик молвил: "Он мудрец".
Так все выяснилось наконец.
"Что ж он выдумал?" - дрожа от нетерпенья,
Вопросил таможенник тогда.
Мальчик отвечал: "Воды паденье
Покоряет скалы за года.
Вот что с камнем делает вода!"
Мальчуган затормошил скотину,
Выбраться до сумерек спеша.
Горная тропа вела в теснину.
Вдруг таможенник окликнул малыша:
"Погоди, а ну, постой, душа!
О воде рассказ не поведешь ли?"
А старик: "К чему тебе она?"
Тот в ответ: "Я только сборщик пошлин,
Но хотел бы выведать сполна,
Камню иль воде победа суждена?!
Мне ответ твой чрезвычайно нужен.
Знанье - пища для голодных душ.
Дом мой рядом - приготовлен ужин,
Есть бумага, кисточки и тушь.
Что ж ты скажешь мне, ученый муж?"
Оглянулся на него учитель -
Видит: беден. В стеганке. Разут.
Ах, то был совсем не победитель!
Лоб морщинист и не слишком крут.
И вздохнул старик: "Покоя нет и тут!"
Огорчить чиновника отказом
Путешественник не пожелал:
"Заслужил его пытливый разум,
Чтобы я ответ пристойный дал!
Значит, здесь мы сделаем привал".
Опираясь на дорожный посох,
Слез философ с белого вола:
Сотнями иероглифов раскосых
Белая бумага расцвела, -
Так они не менее недели,
Сочиняя свой трактат, сидели
В хижине у бедного стола.
И, устав от этих долгих бдений,
Наш философ поспешил отбыть,
Но девятью девять изречений
Не забыл досмотрщику вручить.
Разве можно вежливее быть?
Справедливо мы заслуги взвесим:
До небес мудрец превознесен,
Но досмотрщику поклон отвесим,
Слух о нем пройдет по городам и весям,
Мудреца писать заставил он!
Когда Эмпедокл, агригентец,
Снискал уважение своих сограждан
и вместе с ним
Старческие недомогания,
Он решил умереть. Но, поскольку
Он любил иных из тех, кто его любил,
Ему не хотелось умереть у них на глазах.
Он предпочитал сгинуть в безвестности.
Он пригласил друзей на прогулку. Не всех.
Одного-другого обошел, введя элемент случайности
И в свой отбор, и во всю эту затею.
Они взошли на Этну.
Восходить было трудно,
И все молчали. Всем была неохота
Вести ученые разглагольствования. Наверху
Взволнованные ландшафтом, довольные, что
достигли цели,
Они отдышались, чтоб привести пульс в норму.
Учитель ушел от них незаметно.
Они не заметили его ухода и тогда,
Когда разговор возобновился. Позднее
То одному, то другому стало недоставать нужного
слова,
И начались поиски Эмпедокла.
Но он уже давно обогнул вершину,
Не слишком торопясь при этом. Однажды
Он остановился и послушал,
Как вдали, по ту сторону вершины,
Снова началась беседа. О чем говорили,
Он не понял: умирание
Уже началось.
Старик отвернулся и неподалеку от кратера,
Не желая знать, что будет в дальнейшем,
Уже не имевшем к нему отношения,
Потихоньку нагнулся,
Осторожно снял башмак и с улыбкой
Отшвырнул его в сторонку, на пару шагов,
Чтобы нашли не сразу, а в свое время,
Иными словами, прежде, чем кожа успеет сгнить.
Только сделав это, он подошел к кратеру. Друзья
Поискали и вернулись домой без него.
Началось то, чего он хотел: недели и месяцы
беспрерывного умирания.
Иные все еще ждали. Другие
Уже считали, что он погиб. Иные
Откладывали важные решения до его
возвращения.
Другие уже пытались решать сами. Медленно,
Как облака уплывают по небу, не изменяясь,
укрепление, окостенение тех взглядов, которые, казалось, были разрушены
материальным прогрессом, причем казались разрушенными уже Батлеру! Поэтому
вряд ли можно чего-нибудь ждать от попыток, например, Деблина, вместо теории
"окончательности" и "цельности" литературных произведений, обусловленной
_неизменностью_ психологии, _характером_ данного писателя ("характером" в
буржуазном смысле, то есть этаким непреклонным!), выдвинуть теорию, согласно
которой писатели должны быть, по крайней мере осведомлены о технических
достижениях в своей области и не смеют создавать что-то, что было бы _ниже_
уровня современной техники. Иначе можно было бы хоть сейчас, спустя четверть
века после смерти Батлера, в обязательном порядке ввести в литературу
применение диалектического метода, которым так успешно владел Батлер.
Сюда его Большое Завещанье
С истлевших перенесено страниц,
И здесь во всех ему знакомых лиц
Комком дерьма он бросил на прощанье.
В него плевали вы; где те плевки?
Где сам он, тот, что вами был оплеван?
Веселый стих его не арестован,
Над песнею не властны пошляки.
Купите эту книжку за три марки,
Ее цена - десяток сигарет;
Я знаю, что, как мертвому припарки,
Поможет вам ее благой совет,
Но все ж она вам преподаст урок.
Я сам немало из нее извлек!
Я рад тому, что мне удалось способствовать появлению нового издания
аммеровского перевода стихов Вийона. Он настолько хорош, что я считаю
необходимым пояснить, почему я местами подверг основательной переделке те
стихи, которые взял из этого сборника для "Трехгрошовой оперы". Театр
требует подчеркивания действия. Отчетливость на сцене это совсем не то, что
отчетливость в книге. Всякий, кто сравнит баллады в пьесе с балладами в
книге, увидит, что в первых всегда подчеркнута определенная основная
позиция, в каждой из них персонаж-тип описывает сам себя или концентрируется
какой-нибудь сценический эпизод. Стиль оказался полностью измененным даже
там, где сохранились целые массивы текста - это изменение вызвано _целью_.
Поэтому всякий, кто (хотя бы и не на сцене) имеет сам возможность спеть или
представить соответствующие баллады, воспользуется вариантом театральным. Но
тому, кто захочет их прочесть, а таких будет, я надеюсь, очень много, -
понадобится данная книга. Это - классический образец перевода.
(Относится к первой трети XX столетия,
когда за стихи перестали платить)
Данный опус изложен в стихотворной форме!
Подчеркну этот факт - ведь у многих понятия нет,
Что такое стихи и зачем существует поэт.
В наше время поэзия очень умеренно кормит!
Замечать не случалось вам, что в современной печати
Совершенно исчезли стихи? Не заметили вы ничего?
В чем же дело? А в том, что нас прежде любили
читать и
Стихотворцу охотно платили за вирши его.
Ну, а нынче ни пфеннига нам не начислят за строчку!
Потому-то стихи появляться не стали совсем.
Современный поэт с ходу требует: - Деньги на бочку!
Нет ли денег, ни бочки? Ну, значит, не будет поэм!
Но в душе он терзается: - Ах, мне мой грех
неизвестен!
Я за деньги готов был на все, я старался, лез вон я
из кожи!
Разве не был всегда я в делах по-коммерчески честен?
Уверяют меня живописцы, что полотна их тоже
Не идут! А ведь искусствоведы мазню восхваляли!
Натюрморты и жанры в замшелых подвалах -
навалом...
Господа, господа! Что же вы нам платить перестали,
Хоть, в довольстве живя, с каждым днем обрастаете
салом?..
Мы ли не воспевали, набив благородный желудок,
Мы ли не восхваляли и медным стихом и латунным
Все, что вам по душе: телеса ваших жен полногрудых,
И осеннюю грусть, и ручей в освещении лунном...
Сладость ваших плодов! И листвы опадающей шорох!
Снова плоть ваших женщин! И домыслы ваши о боге!
И орнамент на урнах, на траурных урнах, в которых
Упокоитесь вы, сражены несвареньем в итоге!
Не одним только вам мы несли утешения слово -
И к отверженным мы обращались с надежды словами:
Осушение слез пресловутого брата меньшого
Было миссией нашей. И щедро оплачено вами.
Сколько мы вам услуг оказали! Так служат фидельки
и моськи!
Гонораров просили, свиваясь в кольцо для салфетки!
Сколько пакостей мы учинили! Ради вас! Ради вашего
блага!
А с каким упоеньем жевали мы ваши объедки!
В колымагу впрягли мы громчайшие четверостишья,
Чтоб в крови и дерьме не увязла войны колымага!
"Полем чести" загон скотобойни назвали, а гаубицы
ваши
"Железногубыми братьями" - и это стерпела бумага!
Что за клише к налоговым повесткам
Мы рисовали - блеск! А все для вас!
Мурлыча наши пламенные гимны,
Шли граждане к дверям приходных касс!
Приготовляли мы для вас микстуры
Из лучших слов - тех, что, как медь, звенят!
Седые волки от литературы,
Мы сделались покорнее ягнят!
Артистически мы сочиняли исторические параллели
Между вами и теми, кому наши предки несытые
льстили!
Меценатов мы ублажали, потому что кушать хотели,
И, преследуя недругов ваших, мы кинжалы стихов
точили!
Загляните к нам, толстосумы! Не совсем оскудел наш
рынок!
Если можно, ешьте быстрее, доедать мы объедки будем.
Чего изволите, ваше степенство? Дифирамбов или
картинок?
Знайте, что без рекламы нашей вы не так уж дороги
людям.
Берегитесь, вы, меценаты! Мы прилипчивы словно
черти!
И привлечь ваш взор благосклонный возмечтали мы
с пылом старым,
Мы задешево вам продались бы, вы уж нам, господа,
поверьте,
Но, естественно, наши стихи и полотна мы не можем
отдать задаром!
Поначалу я рифмовал также первую с третьей
строкою,
Сочиняя стихи об упадке эстетных ремесел.
Но потом оказалось, что рифмы не стоят усилий, -
Я подумал: "А кто мне за это заплатит?" - И бросил.
Наше общественное устройство позволяет создавать и совершенствовать
изобретения, которым предстоит еще завоевать себе сферу действия и доказать
свое право на существование, короче говоря, изобретения, не вызванные
заказом. Так, техника создала радио, когда общество было еще не подготовлено
к тому, чтобы им пользоваться. В первой фазе своей истории радио выполняло
роль заменителя. Заменителя театра, оперы, концерта, докладов, легкой
музыки, местной хроники в газете и так далее. Это была золотая пора юности
нашего подопечного. Я не знаю, миновала ли она, но если миновала, то юное
существо, которому для появления на свет не пришлось предъявлять
доказательств своего права на существование, должно хотя бы теперь
задуматься над своим назначением. Так и человек в зрелом возрасте, утратив
юношескую чистоту, спрашивает себя, зачем он, собственно, живет на белом
свете.
Что касается назначения радио, то, по-моему, оно не может заключаться
лишь в украшении общественной жизни. И чтобы вернуть уют домашнему очагу и
привлекательность семейной жизни, радио, как я полагаю, недостаточно. Но
помимо явной неопределенности своего назначения, радио страдает некоей
однобокостью. Оно является лишь средством передачи информации, то есть оно
только сообщает. Чтобы не ограничиваться одной критикой, я бы предложил
превратить радио из средства передачи информации в средство общения, связи
между людьми. Радио было бы великолепнейшим из всех возможных средств связи
в общественной жизни, гигантской системой каналов, но, разумеется, ему
удалось бы выполнить эту функцию лишь в том случае, если бы оно могло не
только передавать, но и принимать информацию, то есть заставить слушателя не
только слушать, но и говорить, не изолировать его, а, наоборот, связать с
обществом. Таким образом, радио должно было бы вовлечь слушателя в свою
работу, превратить его в поставщика материала. Поэтому следует абсолютно
положительно оценивать всякую попытку радио придать общественным делам
подлинно общественный характер.
Но что бы я и предпринимало радио, оно всегда должно выступать против
той мелкотравчатости, незначительности, которая делает столь смешными почти
все наши общественные институты. У нашей литературы короткое дыхание, она
сознательно избегает какого бы то ни было воздействия на читателя, стремится
нейтрализовать его, не вскрывает закономерностей всех вещей и явлений. Наша
система образования абсолютно бездейственна, у нас больше всего боятся, как
бы народное образование не привело к нежелательным последствиям.
Всякое, даже самое скромное начинание по этой линии безусловно
увенчалось бы успехом, причем значительно большим, нежели успех любого
мероприятия кулинарного свойства. Что касается весьма еще не совершенной
техники таких начинаний, то основная задача, на которую следует
ориентироваться, заключается в том, чтобы публика была не только объектом
просвещения, но и сама активно участвовала в просвещении. Формально задача
радио состоит в том, чтобы придать интерес этим мероприятиям, сделать их
увлекательными. В какой-то мере их даже можно облечь в художественную форму.
Стремление радио придать дидактическому материалу художественную форму
соответствует общей дидактической направленности современного искусства. В
качестве примера или образца таких мероприятий, которые используют радио как
средство общения, я бы назвал, как и во время Недели музыки 1929 года в
Баден-Бадене, "Полет Линдбергов".
Соблюдая принципы: государство должно быть богатым, человек - бедным,
государство обязано уметь все, человеку разрешается уметь немногое, -
государство должно в области музыки создавать все, что требует специальных
аппаратов и особого умения, отдельный же человек должен участвовать в этом
ио мере сил. Чувства, которые охватывают человека, и особые мысли, которые у
него возникают под воздействием музыки, состояние изнеможения, легко
наступающее при слушании музыки, - все это отвлекает от самой музыки. Чтобы
избежать этого, человек участвует в создании и воспроизведении музыки,
причем и здесь он следует принципу: действовать лучше, нежели чувствовать,
и, глядя в нотную тетрадь, распевает у себя дома или в хоре своего ферейна.
Пусть сегодняшнее радио уже не исполняет "Полет Линдбергов", но оно
многому могло бы здесь научиться. Возрастающая концентрация механических
средств, как и усиливающаяся специализация в образовании, - процессы,
которые следует ускорить, - требуют от слушателя своего рода восстания,
активизации, энергичного участия.
Такое участие служит для укрепления дисциплины, которая является
основой свободы. Но отдельный индивидуум сам по себе потянется лишь к тому,
что сулит ему наслаждение, и обойдет стороной предмет хотя и поучительный,
но не обещающий ему ни дохода, ни привилегий в обществе. Такие мероприятия
приносят пользу индивидууму только (в том случае, если они приносят пользу
государству, а они приносят пользу только такому государству, которое
.готово в равной мере быть полезным всему обществу. "Полет Линдбергов" не
имеет, таким образом, ни эстетической, ни революционной ценности,
независимой от его применения, организовать которое может лишь государство.
Это - новшество, предложение, которое кажется утопическим и которое я
сам признаю утопическим, когда говорю: радио могло бы или театр мог бы; ведь
я знаю, что большие институты могут не все, что могли бы, и не все, что
хотели бы.
Не наша задача с помощью новшеств обновлять идеологические институты на
базисе данного общественного порядка; но с помощью этих новшеств мы должны
побудить их к отказу от своего базиса; иначе говоря, за новшества, против
обновления!
Обычно при переводе на другой язык стихи больше всего страдают оттого,
что переводчик стремится воспроизвести слишком многое. Может быть, следовало
бы удовлетвориться воспроизведением мысли и позиции поэта. Пожалуй, нужно
было бы пытаться воспроизвести ритм подлинника лишь в той мере, в какой он
является элементом позиции пишущего, - не более того. Предположим, что автор
придает определенным словам новое звучание, ставя их в неожиданные
сочетания, - его позиция относительно языка воспроизведется и в том случае,
если переводчик лишь в общей форме будет подражать этому принципу, не
позволяя оригиналу предписывать себе, в каком именно месте прибегать к
такому приему.
30-е годы
Понятие выразительности не ограничивается понятием жеста, который
подчеркивает или разъясняет ту или иную эмоцию; выразительность - это
_проявление мировоззрения_ человека. Речь можно назвать (выразительной, если
она основана именно на таком принципе, если в ней проявляется определенная
позиция говорящего по отношению к другим людям. Фраза "Вырви свой глаз, если
он досаждает тебе" с точки зрения выразительности беднее фразы "Если глаз
твой тебе досаждает, вырви его". В этой последней сначала фигурирует глаз,
затем, в конце первой половины фразы, выражается необходимость приятия
некоего явления, а затем, как гром среди ясного неба, следует вторая
половина фразы - совет, несущий освобождение.
Под выразительностью в музыке понимают прежде всего виртуозность,
однако виртуозность сама по себе не представляет большого интереса. Конечно,
она помогает художнику в максимально живой и доходчивой форме донести до
слушателя содержание текста, но не это играет главную роль. Важно, чтобы
художник, пользуясь принципом выразительности в искусстве, мог средствами
музыки высказать свои политические взгляды. Для этого необходимо, чтобы его
музыке была присуща социальная выразительность.
Не всякую выразительность можно назвать социальной. Когда человек
отбивается от мухи, выразительность его жестов еще не носит социального
характера, но когда он отбивается от собаки, его жесты могут иметь таковой -
например, если через их посредство выражается борьба плохо одетого человека
со сторожевыми псами. Неловкие попытки поскользнувшегося человека удержаться
на ногах обретают социальную выразительность только в том случае, если этот
человек, упав, "потеряет свое лицо", то есть уронит свое достоинство.
Выразительность трудовых движений несомненно является социальной, ибо
человеческая деятельность, направленная на покорение природы, носит
общественный характер, выражает отношения между людьми. С другой стороны,
выражение боли в абстрактном и всеобщем виде не выходит за рамки проявления
чисто биологических ощущений и вследствие этого лишено социальной окраски.
Но как раз художники нередко к тому и стремятся, чтобы освободить
выразительность от ее общественного содержания. Художник не успокоится до
тех пор, пока ему не удастся поймать "взгляд затравленной собаки". Но
затравленный человек сам по себе - всего лишь один конкретный человек,
выражение его эмоций лишено какого бы то ни было общественного звучания, оно
пусто, иными словами, лишено характерных примет человека, живущего среди
людей. "Взгляд затравленной собаки" обретает социальную значимость, когда
художник с помощью этого образа показывает, как отдельный человек в
результате ненормальных общественных отношений низводится до уровня
животного. Социальная выразительность характеризует общество, дает
возможность судить об условиях жизни общества.
К КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ?
Предположим, композитору предстоит в кантате на смерть Ленина
отобразить свою позицию в классовой борьбе. Что касается выразительности,
повествование о смерти Ленина можно, разумеется, вести по-разному.
Торжественность музыки еще ни о чем не говорит, поскольку она подошла бы и
для изображения смерти врага. Гнев на "слепые силы природы", которые в
неблагоприятный момент отняли у человечества его лучшего представителя, -
это не коммунистическая эмоция, так же как и покорность этой "роковой силе".
Скорбь коммунистов о коммунисте - это эмоция особого рода. Отношение
музыканта к тексту, исполнителя к исполняемому характеризует уровень его
политической зрелости и, следовательно, уровень его человеческой зрелости.
Какая причина ввергает человека в скорбь и в какой форме его скорбь
проявляется - это позволяет судить о масштабе человека. Возвысить скорбь,
превратить ее в силу, способствующую прогрессу общества, - такова задача
искусства.
Сам по себе сюжет, как это известно каждому художнику, в какой-то мере
наивен, лишен специфичности, содержательности и глубины. Только социальная
выразительность, критичность, расчет, ирония, пропаганда и т. д. наполняют
его идейным содержанием. Помпезность фашистов, если ее рассматривать
изолированно, не выражает ровным счетом ничего, кроме помпезности как
таковой - явления, лишенного каких бы то ни было специфических свойств. Ее
атрибуты - величавая поступь вместо обыкновенной ходьбы, напыщенность,
безвкусная пестрота, постоянная готовность бить себя в грудь, выставляя
напоказ свое "благородство", и т. д. Во всем этом можно было бы усмотреть
всего лишь стремление увеселять народ, нечто безобидное, голый факт,
проявившийся в этой конкретной форме. И лишь тогда, когда шагающие величавой
поступью фашисты переступают через трупы, помпезность обретает социальное
содержание, становится проявлением сущности фашизма. Это означает, что
художнику надлежит занять определенную позицию по отношению к факту
помпезности, он не должен допускать, чтобы факт представлял самого себя,
выражал только то, что ему, факту, заблагорассудится.
Превосходным критерием для наполнителя музыкального произведения на
определенный текст могут служить указания, с какой позиции следует
рассматривать каждую отдельную партию, какую эмоцию необходимо вложить в ее
исполнение: учтивость или гнев, презрение или смиренность, отпор или
согласие, холодный расчет или прямодушие. Рекомендуется при этом выбирать
наиболее привычные, обыденные, прямолинейные приемы выразительности. Это
определит политическую значимость музыкального произведения.
Приблизительно 1938
О ВОЗНИКНОВЕНИИ КНИГИ "ДАО ДЭ-ЦЗИН" НА ПУТИ ЛАО-ЦЗЫ В ЭМИГРАЦИЮ
В семьдесят, устав от жизни малость,
Поискать покоя он решил.
Добродетель - видел он - повсюду
умалялась,
Зло, напротив, явно набиралось сил.
И отбыть философ поспешил.
Взял с собою он совсем немножко:
Трубку, что курил он вечерком,
Да румяную пшеничную лепешку,
Да кисет с отборным табаком,
Да стихи для чтенья перед сном.
Оглядев долину напоследок,
Дал волу топтать кремнистый путь;
Вол мечтал о травяных обедах,
Медлил, норовя пучок щипнуть.
Но учитель не роптал ничуть!
На четвертый день у горных кряжей
Встретил их таможенник: "Отец,
Платишь сбор?" - "Я не богат поклажей".
Мальчуган-погонщик молвил: "Он мудрец".
Так все выяснилось наконец.
"Что ж он выдумал?" - дрожа от нетерпенья,
Вопросил таможенник тогда.
Мальчик отвечал: "Воды паденье
Покоряет скалы за года.
Вот что с камнем делает вода!"
Мальчуган затормошил скотину,
Выбраться до сумерек спеша.
Горная тропа вела в теснину.
Вдруг таможенник окликнул малыша:
"Погоди, а ну, постой, душа!
О воде рассказ не поведешь ли?"
А старик: "К чему тебе она?"
Тот в ответ: "Я только сборщик пошлин,
Но хотел бы выведать сполна,
Камню иль воде победа суждена?!
Мне ответ твой чрезвычайно нужен.
Знанье - пища для голодных душ.
Дом мой рядом - приготовлен ужин,
Есть бумага, кисточки и тушь.
Что ж ты скажешь мне, ученый муж?"
Оглянулся на него учитель -
Видит: беден. В стеганке. Разут.
Ах, то был совсем не победитель!
Лоб морщинист и не слишком крут.
И вздохнул старик: "Покоя нет и тут!"
Огорчить чиновника отказом
Путешественник не пожелал:
"Заслужил его пытливый разум,
Чтобы я ответ пристойный дал!
Значит, здесь мы сделаем привал".
Опираясь на дорожный посох,
Слез философ с белого вола:
Сотнями иероглифов раскосых
Белая бумага расцвела, -
Так они не менее недели,
Сочиняя свой трактат, сидели
В хижине у бедного стола.
И, устав от этих долгих бдений,
Наш философ поспешил отбыть,
Но девятью девять изречений
Не забыл досмотрщику вручить.
Разве можно вежливее быть?
Справедливо мы заслуги взвесим:
До небес мудрец превознесен,
Но досмотрщику поклон отвесим,
Слух о нем пройдет по городам и весям,
Мудреца писать заставил он!
Когда Эмпедокл, агригентец,
Снискал уважение своих сограждан
и вместе с ним
Старческие недомогания,
Он решил умереть. Но, поскольку
Он любил иных из тех, кто его любил,
Ему не хотелось умереть у них на глазах.
Он предпочитал сгинуть в безвестности.
Он пригласил друзей на прогулку. Не всех.
Одного-другого обошел, введя элемент случайности
И в свой отбор, и во всю эту затею.
Они взошли на Этну.
Восходить было трудно,
И все молчали. Всем была неохота
Вести ученые разглагольствования. Наверху
Взволнованные ландшафтом, довольные, что
достигли цели,
Они отдышались, чтоб привести пульс в норму.
Учитель ушел от них незаметно.
Они не заметили его ухода и тогда,
Когда разговор возобновился. Позднее
То одному, то другому стало недоставать нужного
слова,
И начались поиски Эмпедокла.
Но он уже давно обогнул вершину,
Не слишком торопясь при этом. Однажды
Он остановился и послушал,
Как вдали, по ту сторону вершины,
Снова началась беседа. О чем говорили,
Он не понял: умирание
Уже началось.
Старик отвернулся и неподалеку от кратера,
Не желая знать, что будет в дальнейшем,
Уже не имевшем к нему отношения,
Потихоньку нагнулся,
Осторожно снял башмак и с улыбкой
Отшвырнул его в сторонку, на пару шагов,
Чтобы нашли не сразу, а в свое время,
Иными словами, прежде, чем кожа успеет сгнить.
Только сделав это, он подошел к кратеру. Друзья
Поискали и вернулись домой без него.
Началось то, чего он хотел: недели и месяцы
беспрерывного умирания.
Иные все еще ждали. Другие
Уже считали, что он погиб. Иные
Откладывали важные решения до его
возвращения.
Другие уже пытались решать сами. Медленно,
Как облака уплывают по небу, не изменяясь,