Куэй усмехнулся.
   — Ну, один год этого сна я тебе гарантирую, — сказал он. — А там, как знать, может быть, он не покинет тебя никогда! Если, конечно, тебе здесь понравится?
   — А разве может быть иначе? — воскликнул юноша.
   Он огляделся по сторонам.
   — Поразительно, — проговорил он наконец, — о таком можно только мечтать. Только здесь все устроено гораздо лучше и совершенней, чем я мог бы вообразить себе даже в самых смелых мечтах. Я согласен заключить с вами сделку, мистер Куэй!
   Они молча ударили по рукам, и отправились в путь вниз по склону, спускаясь в долину.

Глава 10

   Они ехали вдоль проложенной по склону наезженной колеи. Уже одного лишь взгляда на эту дорогу Джиму Фэнтому было достаточно, чтобы понять, что ни о каких более или мене существенных доходах от торговли не может быть и речи, если даже конечный продукт типа муки возить за шестьдесят миль по таким колдобинам. На протяжении всего пути дно колеи было испещрено глубокими рытвинами. Здесь также попадались камни и торчащие из земли сломанные корни деревьев, образующие большие кочки, что придавало тропе большое сходство с волнующимся морем во время шторма.
   — Это какой же должна быть повозка, чтобы на ней можно было проехать по такой дороге? — спросил Фэнтом.
   — Сейчас увидишь, — ответил ему на это попутчик. — Слышишь? Одна из них как раз едет сюда!
   Прислушавшись, Фэнтом услышал далекий глухой грохот, доносившийся откуда-то сзади. Всадники осадили коней, останавливаясь на обочине, и в следующий момент из-за поворота показалась огромная повозка на гигантских колесах, каждое из которых было не меньше семи футов в диаметре, запряженная четырнадцатью мулами. Возчик пустил в ход тормоз, и тяжелый, словно баржа фургон, покатился под уклон, оставляя за собой длинный след из раздавленных комьев травы вывороченной из земли, попадавших под железные обода огромных колес и несколько смягчавших ход.
   Первая упряжка мулов мчалась быстрой рысью, следующие за ним пары шли иноходью, а коренники упирались из последних сил, преодолевая сопротивление тормозов.
   Сквозь клубы пыли Фэнтом разглядел худощавого человека на козлах под холщовым пологом этого «корабля прерий». Небрежным взмахом руки возница приветствовал Куэя, успев смерить Фэнтома долгим, оценивающим взглядом; и повозка с грохотом покатилась вниз по склону.
   Они дожидались, пока уляжется поднятая с земли пыль, и Фэнтому предоставилась удобная возможность задуматься над увиденным. И размышлял он вовсе не огромных колесах, способных преодолевать препятствия посложнее, чем бездорожье. Его удивила та небрежность, с которой возница приветствовал своего работодателя.
   Данный факт обращал на себя внимание сразу по двум причинам. Во-первых, потому что даже на Западе наемный работник с почтением относился к своему нанимателю; а во-вторых, потому, что для своих работников Куэй был настоящим благодетелем. В свое время Фэнтому приходилось слышать разговоры о поселении в этой долине и о том, что Куэй принимал в свою общину лишь тех, кто побывал в тюрьме или на каторге. Ходили слухи, что он помогал этим людям начать жизнь заново, заботился о них, как о детях в большой и дружной семье. Широкой же огласки опыт Куэя по созданию идеального общества не получил по той простой причине, что поселение находилось далеко в горах. Высокие горные хребты упирались вершинами в самое небо, обступая заветную долину и отрезая её от окружающего мира; очевидно, сюда не вела ни одна из дорог, за исключением этой разбитой колеи, проехать по которой можно было лишь на угрожающего вида колымаге, ибо обыкновенная повозка не протянула бы и жалкой сотни ярдов.
   В такой ситуации работники должны были бы боготворить Куэя, однако возница лишь небрежно и с явным безразличием взмахнул рукой, приветствуя своего благодетеля.
   Когда пыль рассеялась, оседая белым налетом на листьях и ветках росшего у обочины кустарника, Куэй сказал:
   — Это Терри Сэмюэлс. Лучший возница во всей долине. Работы у него полно, так что он почти всегда в пути.
   — Сэмюэлс? Вы сказали, Сэмюэлс? — переспросил юноша. — Уж не тот ли это Терри Сэмюэлс, который напал на почтовый дилижанс и обчистил ящик «Уэллс-Фарго»?
   — Он самый. Это было восемь лет тому назад. У тебя отличная память, Джим. Но мы очень надеемся, что весь остальной мир все же забудет о том маленьком недоразумении, а Терри будет просто жить спокойно и счастливо в нашей долине. В Долине Счастья. Кто-то из наших придумал для неё такое название!
   — Да, с виду все как будто замечательно, — сказал Фэнтом. — Ну а как все эти люди ладят между собой? Ведь до города-то далеко. Неужели им порой не бывает одиноко?
   — Люди они в основном семейные, — ответил Куэй. — Как ты понимаешь, меня это вполне устраивает. У многих уже подрастают дети. Семейные хлопоты затягивают человека, и так он скорее приобщается к новой жизни, мальчик мой!
   Он с улыбкой взглянул на Фэнтома, и Джим Фэнтом никак не мог отделаться от ощущения, что старик явно насмехается над ним, и это не могло не смутить его. Разумеется, он ещё слишком многого не знал об этом человеке и его долине. Он ехал дальше рядом со своим спутником, дав себе обещание не терять бдительности, и уже начиная сожалеть о данном им Куэю обещании.
   Более кабального договора и не придумать! На целый год он оказывался целиком во власти этого человека, и в течение всего этого времени обязывался беспрекословно исполнять любую волю Куэя! Его одолевали сомнения, и тогда он краем глаза взглянул на Куэя и увидел, что тот опять чему-то загадочно улыбается с видом человека весьма довольного собой.
   Они продолжали не спеша спускаться в долину, следуя всем изгибам дороги и огибая ухабы, пока, наконец, не достигли подножия склона.
   Вид отсюда открывался ещё более впечатляющий, чем с вершины холма; высоченные склоны гор как будто нависали над долиной со всех сторон, а деревья, казавшиеся сверху не более, чем крохотными мазками на холсте, превратились в дремучие леса из зеленеющих сосен и серебристых елей.
   Здесь они пустили коней легким галопом, и миновав облако пыли, поднятое с земли огромной повозкой, запряженной длиннющей вереницей мулов, продолжили свой путь по главной дороге долины. Они ехали вдоль извилистой реки, бравшей свое начало из озера, и когда дорога привела их к мосту, перекинутому над водами узкого притока, Куэй снова осадил коня. Он обернулся к Фэнтому.
   — Надеюсь, мальчик мой, ты понимаешь, что какими бы не были подробности нашего уговора, они должны остаться между нами, — сказал он резким, не терпящим возражений тоном, голосом человека, не терпящего недомолвок. Фэнтом нахмурился, но кивнул.
   — Идет, — согласился он.
   — И вот ещё что, — строго продолжал Куэй. — Эти парни весьма общительны и не прочь поболтать. И что бы они тебе не говорили, относись к этому со здоровым скептицизмом. Порой они берутся судить о том, в чем совершенно не разбираются. Договорились?
   Фэнтом начал злиться.
   — Послушайте, — возмутился он. — Я уже дал вам слово, и повторяться не намерен.
   — Ну конечно же, — сказал Куэй. — Первое, что я услышал о тебе от окружающих, так это, что твое честное слово будет понадежнее иного векселя. Я очень надеюсь на это, Джим!
   — Я дал вам слово, — повторил Фэнтом, — и это означает, что вы я обязываюсь служить вам и словом, и делом. Но это вовсе не означает, что у меня нет права на собственное мнение!
   — Мой дорогой мальчик, — проговорил Куэй, и в его голосе по-прежнему слышались те насмешливые интонации, что ещё раньше так встревожили Фэнтома,
   — можешь не сомневаться, запрещать думать тебе никто не собирается. Мысли мне ещё никогда не вредили, и насколько я знаю, от этого пока что ещё никто не умирал. Но вот слова — это уже совсем другое дело. Слова и поступки, Джим! Слова и поступки! На них держится мир. Помни, пока ты здесь, я стану контролировать каждое сказанное тобой слово. Ты обещал подчиняться мне во всем. И я полагаюсь на это!
   — И что это за место такое? — спросил Джим Фэнтом. — Что это за место, если даже слов здесь боятся, как динамита?
   — Так ведь словом и в самом деле можно ранить человека, а тои вовсе убить. Слова — это яд и динамит, особенно когда приходится жить вот в таком бандитском окружении, как здесь!
   — А разве они ещё не перевоспитались? — поинтересовался юноша.
   Куэй, казалось, не заметил сарказма, с которым было сделано это замечание. Он ответил очень серьезно:
   — Ты думаешь, мой юный друг, будто я вообразил себе, что в моих силах изменить человеческую натуру? Нет! Но огонь не может гореть сам по себе, если в очаге не будет дров. Я, так сказать, всего-навсего оградил этих людей от соблазна, а заодно и от правосудия. Однако, нельзя однозначно утверждать, что пламя порока угасло в их душах раз ни навсегда. Хоть и очень слабо, но оно все ещё тлеет. Вот почему я прошу тебя быть поосторожней со словами здесь, в долине. Образно выражаясь, многие из этих людей превратились в сухой порох. Так что, не зарони искру!
   Это объяснение было вполне логичным и ясным, и его было вполне достаточно, чтобы окончательно разрушить ореол таинственности, созданный воображением Джима Фэнтома. Он молча ехал рядом со своим спутником, жадно глядя по сторонам, не упуская из виду ничего, заслуживающего внимания. Теперь их путь пролегал по плодородным землям на берегу реки. Здесь были разбиты небольшие делянки, на которых росли овощи и ягоды. В сгущающихся сумерках Фэнтом заметил несколько странных фигур — они брели вдоль кромки поля, и каждый нес на плече по большой мотыге.
   — Китайцы отличные работники, — сказал Куэй. — И, заметь себе, эти голодранцы вполне довольны жизнью. За свою работу они получают часть урожая. Нет, белый человек никогда не согласился бы на такие условия, но вот китайцы — это же совсем другое дело. Им нужно ровно столько, чтобы хватало на прокорм и немножко сверх того. Они умеют довольствоваться малым. У них сменится три поколения, чтобы скопить состояние, которое белый человек может сколотить за три года. Я восхищаюсь этими ребятами. Думаю, нам не грех поучиться у них кое-чему!
   Они въехали на узенький деревянный мостик перекинутый через речку, и на самой его середине, Куэй снова остановился.
   Здесь, у самого истока реки, течение было тихим, почти незаметным, и вода тихонько журчала, огибая мощные деревянные опоры, поддерживающие арку моста. Сама же речка казалась невероятно глубокой, ибо в её тихих водах отражались все краски догорающего заката, и белые шапки снега на вершинах величественных гор на фоне бездонного неба.
   Налетел легкий ветерок, принесший с собой терпкий запах свежескошенного сена; душу Джима Фэнтома охватила безотчетная радость, и он воскликнул:
   — Господи, хорошо-то как! Так бы остался здесь и никуда не уезжал бы! Никогда в жизни!
   Фэнтом поднял голову, вдыхая полной грудью, и ему показалось, что кровоточащие раны в его душе постепенно затягиваются, и как будто не было пяти лет мучений боли — воспоминания о них исчезли, унеслись куда-то в даль, подхваченные неспешным течением журчащей под мостом реки, а сам он как будто растворяется в безмятежном покое, царившем в Долине Счастья.
   Затем, повинуясь, эмоциональному порыву, он обернулся к своему спутнику. И если прежде, ему делалось не по себе от того, что Джонатан Куэй цинично демонстрировал перед ним возможности свой поистине сверхъестественной интуиции и обширные познания в области человеческой психологии; то теперь этот человек казался Фэнтому самым мудрым, самым благородным, и вообще, самым достойным из достойнейших. В полумраке сумерек его лицо, окаймленное густой бородой казалось особенно благообразным, и сердцем Фэнтома овладело сыновнее благоговение. Он протянул руку и положил её на плечо своему спутнику.
   — Я буду служить вам верой и правдой, мистер Куэй, — медленно проговорил он. — Вы спасли мою пропащую душу и дали мне ещё один шанс. Как бы там ни было, чтобы ни случилось, вы можете рассчитывать на меня. Я пройду этот путь до конца!
   Фэнтом произносил слова этой клятвы, и его не покидало странное ощущение, будто он отказывается от самого себя, вверяя свою душу в руки Джонатана Куэя.

Глава 11

   Куэй ничего не ответил на этот эмоциональный порыв, но Джим Фэнтом нисколько не устыдился той импульсивности, с которой он выразил свои чувства. Чувство глубокой благодарности, подвигнувшее его на это, все ещё заставляло трепетать его сердце.
   Они переехали через мост, оставляя позади реку, в зеркальных водах которой все ещё догорало пламя заката, а заснеженные вершины исчезли с водной глади, и въехали в темноту дремучего леса. Этим зарослям был неведом стук топора дровосека. С обеих сторон к дороге подступали могучие стволы вековых деревьев, верхушки которых, наверное, доставали до самого неба, объятого огнем заката. Видимо, когда-то в одно из деревьев угодила молния, и теперь всадники проехали мимо белеющего в темноте остова лесного великана, в темноте напоминающего привидение, тянувшее к ним свои руки; но вот неожиданно лес расступился, и они оказались на небольшой полянке, посреди которой была выстроена бревенчатая хижина с пристроенным к ней добротным сараем, тоже сложенным из бревен. Небольшой извилистый ручей, берущий свое начало где-то неподалеку от двери хижины, деловито журчал через полянку и исчезал за деревьями. В сумерках вода казалась розовой.
   Конь, на котором ехал Призрак, остановился. Сам того не осознавая, Фэнтом натянул поводья, зачарованно глядя на красоту этого места.
   — Ну как? — спросил Куэй.
   Джим Фэнтом лишь руками развел. Все мышцы на его руках и плечах пришли в движение, а пальцы застыли в напряжении, как будто смыкаясь вокруг топорища.
   — Просто глаз не отвести, — ответил он.
   — Тебе понравилось? — снова спросил Куэй.
   — То есть, я хотел сказать, — пояснил Джим Фэнтом, — что если бы расчистить эту землю… срубить деревья, выкорчевать пни и обосноваться здесь — вот было бы здорово!
   — Это довольно тяжелая работа, на которую ушла бы уйма времени, — заметил Куэй.
   — Зато по вечерам можно сидеть на пороге собственного дома, — мечтательно проговорил Фэнтом, — курить и любоваться на дело рук своих, прикидывать, сколько земли уже отвоевано у леса за прошедший день — или даже за целый месяц. Вот это была бы жизнь!
   — А мне, казалось, что ты прежде всего всадник, человек любящий простор и свободу…
   — Я-то? Ну да, раньше я тоже так считал. Но вот теперь не уверен. В том смысле, что глядя на эту хижину, одиноко стоящую среди леса, и вдыхая запах сырой земли, и все такое… Вы только прислушайтесь! Слышите?
   — Что?
   — Журчание ручья! А кто здесь живет?
   — Никто, — ответил Куэй. — Вообще-то, эта поляна гораздо больше, чем ты думаешь. За домом начинается обширный луг. — Он пришпорил коня, а затем, дождавшись, когда Фэнтом, поравняется с ним, добавил: — Очень скоро здесь поселится новый жилец!
   У Фэнтома дрогнуло сердце. А он-то уж было понадеялся, что ему, возможно, будет дозволено остаться здесь; он ничего не сказал, но свет померк у него перед глазами, как будто на землю в одно мгновение спустилась ночь.
   Вскоре они выехали из леса на открытый простор, где в небе над западным горизонтом все ещё тлело догорающее пламя вечерней зари. Здесь начиналась длинная аллея, в самом конце которой виднелся большой бревенчатый дом.
   — Это ваш дом? — спросил Фэнтом.
   — Я здесь живу. Но ребята считают его чем-то вроде своего клуба. Они запросто бывают, когда им только заблагорассудится. Правда, Кендал нет-нет да и выставит эту ораву за дверь. Очень уж он тишину любит, этот Кендал!
   — Кендал?
   — Луис Кендал. В мое отсутствие он ведает здесь всеми делами. Дело в том, что мне часто приходится отлучаться по делам — как, например, сегодня. Так что на это время Кендал остается в долине вместо меня и сам отдает приказания.
   — Всем-всем? — смущенно спросил Фэнтом.
   — Да, всем. Не может быть, чтобы я до сих понр ни словом не обмолвился тебе о нем. Кендал хороший парень, хоть с виду и кажется угрюмым и порой бывает чересчур молчалив. Возможно, поначалу, он кое-кому и не нравится, но спустя какое-то время на него уже никто не обижается. Уверен, Джим, вы с ним поладите!
   Рядом со скрипом распахнулись ворота, и через них не спеша прошли и побрели по дороге возвращающиеся с пастбища коровы, за которыми шел пастух.
   — Что-то ты припозднился, Датчи, — окликнул его Куэй.
   Датчи сбавил шаг, поотставая от своего небольшого стада. Этот толстяк казался таким же упитанным и ленивым, как и коровы, вверенные его попечению.
   — Я вам все объясню, мистер Куэй, — заговорил он. — Дело было так. Вон та длинноногая пестрая телка — будь она неладна! — повалила забор и забрела в посевы Уоллеса. Я целый час гонялся за ней. Все коровы — дуры, но одни из них дуры набитые, а другие — зловредные. И вот, что я вам скажу: большей вредины, чем эта я в жизни не видывал. Совсем она меня измучила.
   — Да уж, незадача, — посочувствовал Куэй. — Полагаю, на молоке это тоже скажется не лучшим образом.
   — Еще бы, — отозвался Датчи. — Этой бестии нужно было бы родиться скаковой кобылой. Каждый раз когда я орал «тпру-у-у!», ей, наверное, казалось, что я поднимаю ставку. Ей-Богу, на скачках ей цены бы не было — черт бы её побрал!
   Куэй рассмеялся, и всадники неторопливой рысцой миновали стадо, направляясь к дому.
   — Это была идея Кендала, — сказал Куэй. — Когда здесь расчищали землю, он оставил эту аллею из больших деревьев; хотел, чтобы я выстроил себе здесь настоящую усадьбу, но уж тут я наотрез отказался идти у него на поводу! Что же касается меня, то я бы мог счастливо жить и в палатке. Не имеет значения, в каком доме живет человек. На мой взгляд, гораздо важнее, чтобы в душе он был в ладу с собой. Ну вот мы и приехали.
   Они оказались перед длинной низкой постройкой, и завернув за угол, подъехали к сараю. Рядом с желобом поилки стоял молодой человек, приглядывавший за четырьмя лошадьми, очевидно, приведенными им на водопой. Завидев приехавших, животные вскинули головы и зафыркали.
   — Чип Лэндер! — воскликнул Куэй. — Как тебе удалось так быстро вернуться?
   Юноша помахал им и весело рассмеялся.
   — Все очень просто, — сказал он. — В пяти милях от старта меня поджидал Мак Райнер и новый конь. К тому времени я уже успел порядком помотать нервы шерифу и шайке его лоботрясов, так что когда я сел на нового коня, то нас с Маком даже удирать не пришлось. Мы просто тихо-мирно уехали оттуда, а Бад Кросс все ещё носится где-то по горам и проклинает свою судьбу! Я уже час, как вернулся!
   — Но как? Нас-то по дороге ты не обгонял.
   — Ну да. Делать такой большой крюк не было никакой нужды. Мы проехали напрямик через южный перевал. Быстро и удобно. Чего зря время-то терять?
   — А вот и не зря! — недовольно возразил Куэй. — Ты что, хочешь привести сюда шерифа?
   — Шерифа? — смущенно проговорил Лэндер. — Да нет, он никогда до этого не додумается!
   Куэй ничего не сказал, но по всему было видно, что он крайне недоволен. Он слез с коня.
   — Я расседлаю вашего коня, босс, — предложил Лэндер, желая загладить возникшую неловкость.
   — Я сам о нем позабочусь, — сказал Куэй, и тут же добавил: — Пойми, Чип, я не сержусь. Но мне бы все же хотелось, чтобы о некоторых тропах сюда не знал никто. Кстати, это в ваших же интересах.
   Он увел коня в стойло, а Джим Фэнтом остался с Лэндером.
   — Чип, ты вытащил меня из самого пекла, — сказал он. — А то я чуть было не спекся!
   Лэндер засмеялся, и они пожали друг другу руки. Даже вечерний полумрак не помешал Фэнтому разглядеть, что его давний знакомый заметно возмужал и из симпатичного подростка превратился в настоящего красавца.
   — Был рад помочь, — сказал Лэндер. — Я все боялся, что ты как-нибудь вернешься, чтобы напомнить мне о той последней нашей встрече!
   Он снова весело рассмеялся, и было видно по всему, что он явно скромничает.
   — Ты представить себе не можешь, как я рад видеть тебя здесь, — продолжал Чип. — Наверное, жить ты будешь в главном доме. Ты ведь не женат, да?
   — Нет еще.
   — Мы могли бы даже поселиться вместе. Если, конечно, его светлость не выделит тебе отдельную комнату.
   — Ты имеешь в виду мистера Куэя?
   — Нет. Я имею в виду этого ублюдка Кендала! Ему здесь до всего есть дело. Скоро ты сам в этом убедишься.
   — Ты его недолюбливаешь?
   — Недолюбливаю? Его-то? Вообще-то… ну да ладно, я и так уже наговорил слишком много, — сказал Лэндер. — Пойдем, я покажу тебе, что и где взять в конюшне.
   В конюшне можно было бы запросто разместить дюжину, а то и больше лошадей — сена было вдоволь. Лэндер показал Джиму, где находится ларь с овсом, а потом провел в закуток, стены которого были увешаны самой разнообразной упряжью — здесь хранились седла.
   Он привязал своих четырех лошадей, а потом взял вилы и набросал сена в кормушку для коня Фэнтома. После этого он спустился с сеновала и снова вернулся к Джиму.
   — А ты здесь давно? — спросил Фэнтом.
   — Уже месяцев пять, — сказал Лэндер.
   — И как тебя угораздило тут очутиться, если не секрет?
   — Да какие уж тут секреты…
   Они вместе вышли из конюшни, и Лэндер начал свой рассказ.
   — Я был в Нью-Линкольне, это в Монтане. Ты знаешь, где это?
   — Ага. Как-то раз довелось побывать.
   — Остановился я там в самом лучшем доме, известном своим комфортом и обслугой — то бишь в тюрьме. Днем раньше двенадцать присяжных признали меня виновным в убийстве шведа, которой первым набросился на меня с ножом. Весело, да?
   — Да уж. Тоже мне, убийство! Да они должны были наградить тебя за это, Чип.
   — Ну вот судья и постарался. В награду мне досталось десять лет отсидки и небольшая скидка за хорошее поведение. На следующий день меня должны были перевезти в каторжную тюрьму, но той ночью за дверью моей камеры вдруг что-то загремело, она открылась и кто-то вошел. Было темно, но мне показалось, что он светится каким-то внутренним светом, словно его натерли фосфором. Короче, сам все поймешь, когда его увидишь.
   — Ты кого имеешь в виду?
   — Луиса Кендала, а то кого же еще. Он пробрался ночью ко мне в камеру, снял с меня наручники и шепнул, чтобы я следовал за ним. У меня даже мурашки побежали по спине — не то от радости, что я снова окажусь на свободе, не то от страха находиться рядом с этим Кендалом. Когда увидишь его, то сам поймешь, что это за скользкий тип! Но он вывел меня из тюрьмы через черный ход, умудрившись запросто, как будто между делом, взломать замки на четырех дверях! Короче, это ещё тот проходимец! Он увез меня в горы, и по пути не проронил не слова. Я даже не был уверен, отпустит ли он меня, или просто завезет подальше и перережет горло. Но потом нас встретил на дороге мистер Куэй. Дай Бог ему здоровья! Разумеется, это он послал Кендала освободить меня! Он сама доброта!
   — Да уж, душевный старик, — согласился Фэнтом, отбрасывая последние сомнения, одолевавшие его по пути в долину.
   Но прежде, чем они успели возобновить беседу, дверь со скрипом распахнулась, раздался гонг, и радостный голос объявил:
   — Ужин готов! Прошу к столу!
   Друзья поспешно направились к дому.

Глава 12

   Обстановка в доме отличалась простотой и непритязательностью. Стены были сложены из неотесанных бревен, с которых даже не была содрана кора, так что мох и глина, которыми были законопачены стыки, оказались у всех на виду. Длинный обеденный стол был сооружен из досок, положенных на подпорки и связанных вместе обрывками сыромятного шнура.
   Однако, здесь было довольно уютно. В углу столовой был сложен большой камин, в котором полыхал огонь. Короче говоря, в жилище Джонатана Куэя все было устроено просто, но добротно.
   Куэй грелся у огня, когда приятели вошли в столовую, но Фэнтом лишь мельком взглянул в его сторону, ибо в тот момент дверь в дальнем углу комнаты отворилась, и он впервые увидел появившегося из полумрака Луиса Кендала.
   Чип Лэндер на редкость точно описал его, так что ошибиться было невозможно. Несмотря на то, что единственными источниками света в комнате была тусклая лампа и горевший в камине огонь, казалось, что вошедший, как метко подметил Лэндер, словно светится изнутри. Его бледное, узкое лицо с первого же взгляда врезалось в память, так что забыть его было уже невозможно. Более того, Джим Фэнтом почувствовал на себе его тяжелый взгляд и понял, что ему уже дали начальную оценку и запечатлели в памяти.
   Джонатан Куэй радостно представил вошедшего, и Кендал медленно двинулся дальше, не спуская глаз с Фэнтома, словно пытаясь откинуть некую завесу, и разглядеть за нею его истинную сущность. И в этот момент Джим Фэнтом всем сердцем возненавидел этого человека, как никогда остро осознавая собственное бессилие и страх перед ним. Холодная, костлявая рука пожала его руку, протянутую для рукопожатия, медленно сжимая пальцы, в которых чувствовалась огромная сила. Затем последовало приглашение к столу, и все поспешили занять свои места.
   Фэнтом был очень рад освободиться от испытующего взгляда Кендала; даже ещё не успев пообщаться с этим человеком, он уж горячо ненавидел его. Ему было не по себе. Он чувствовал себя напуганным мальчишкой, краем глаза наблюдающим за более сильным и удачливым соперником.
   Про себя он почему-то решил, что этот человек должен был бы вызывать к себе жалость. Подумать об этом его заставила нездоровая бледность и некоторые признаки, свидетельствующие о физическом уродстве. Фэнтом никак не мог определить, в чем дело, в чем он ошибается, но намек на некий физический недостаток крылся и в узких, покатых плечах, и длинных, костлявых руках, обтянутых бледной кожей. Ел он неуклюже; глядя на него можно было подумать, что он стиснут с обеих сторон боками соседей по столу, и поэтому его локти крепко прижаты к туловищу. Он не отрывал глаз от тарелки, но не было никакого сомнения в том, что он зорко наблюдал за всем, что происходило в комнате.