Брэнд Макс. Вне закона

   Из открытого окна кухни послышались звуки свирели — кто-то из слуг заиграл детскую песенку. Незатейливый, знакомый с детства мотив тронул Кейт. Сердце ее защемило, девушка вновь вспомнила любимого. А в следующую секунду, вбежав в дом, стремглав поднялась в свою комнату, быстро переоделась в дорожный костюм и решительно направилась в конюшню.
   Затем Кейт вывела из стойла самую быструю, но не очень покладистую лошадь, с трудом надела на нее уздечку и забралась в седло. Чтобы не проезжать мимо дома, она развернула лошадь и направила ее по тропинке через зеленое пастбище, но, несмотря на стук копыт мчавшейся в галопе лошади, услышала:
   — Кейт! Кейт! Куда ты?
   Зная, что это кричит отец, девушка почувствовала вину перед домашними, однако не остановилась, а продолжила отчаянно хлестать лошадь.
   Перемахнув через изгородь, она пересекла широкий ручей, взобралась на склон и заставила остановившуюся лошадь в прыжке преодолеть и вторую, дальнюю от дома ограду.
   Кейт прекрасно понимала, что днем на подобную авантюру она никогда бы не решилась, но теперь ей было все равно — страха перед грозящей ей опасностью девушка уже не испытывала.
   Она мчалась на лошади, утопающей ногами в высокой траве, и вдыхала резкий, пьянящий запах полыни. Из лесного массива, окружившего ее плотной стеной, Кейт выскочила уже при слабом свете догоравшего заката и слева от себя увидела мерцающие окна дома. Конечно же то был дом шерифа, старого и доброго друга семьи Оливер. Но сейчас для нее Цыпленок Энтони другом не был, потому, что она решилась пойти против закона. Подумав об этом, девушка неожиданно вспомнила усталое лицо жены шерифа и сама себе удивилась: «Неужели это я, Кейт Оливер, та, которая воспитывалась в добропорядочной семье, вдруг отважилась преступить закон?»
   Некоторые девушки из бедных семей недолюбливали Кейт из-за ее состоятельного отца, завидев где-нибудь, недоброжелательно перешептывались. Они были простолюдинками и совершали далеко не самые благородные поступки. Но как же она, хорошо обеспеченная, интеллигентная, добрая и послушная, могла решиться на такое?
   Чем ближе Кейт подъезжала к заветным тополям, тем тише становился внутренний голос, подсказывавший ей, что она поступает плохо.
   Лошадь, страшась сумерек и почуяв запах овса, исходивший от колосившегося злаками поля, понеслась еще быстрее. Она словно наслаждалась собственной скоростью и чувственно раздувала ноздри. Ее даже не испугали возникшие впереди темные, зловеще поблескивающие серебром силуэты деревьев.
   Кейт натянула поводья и перевела лошадь в медленный галоп. Только теперь девушка осознала, на какой огромной скорости она неслась на встречу с Черри. Лицо ее горело.
   Только подъехав к тополям, Кейт заметила в них темный неподвижный силуэт всадника. В испуге она резко подала лошадь назад, поскольку никак не ожидала, что прятавшимся в деревьях человеком могла оказаться Черри. Да у какой девушки хватит смелости, чтобы так поздно добраться до окраины города и здесь в кромешной темноте под густыми кронами тополей, зловеще шелестящими листьями, кого-то дожидаться? Но, приглядевшись, она заметила, что всадник невысок ростом, да и лошадь, на которой он сидел, ему под стать. Только теперь Кейт поняла, что это Черри, и направила к ней свою лошадь.
   «Какая все-таки удивительная эта девушка! Добрая, не по-девичьи храбрая и решительная, готовая пожертвовать всем ради человека, которого любит. А я? Пусть никто никогда не видел от меня зла, но ведь и особой доброты — тоже. Наверное, я слишком эгоистична», — успела подумать дочь банкира.
   — Прости, я опоздала! — подъезжая к Черри, извинилась она.
   — Опоздала? — удивилась ее соперница. — Совсем нет. Как раз вовремя.
   — Давай поспешим, — поторопила Кейт.
   — Зачем?
   — Надо еще вернуться домой.
   — А возвращаться тебе, возможно, и не придется.
   Кейт, натянув поводья, остановила свою лошадь.
   — Не придется? — удивилась она.
   — Может быть, и нет. Тебя это пугает?
   — И никогда больше не увидеть свой дом? — с ужасом воскликнула дочь банкира.
   — Сегодня ночью тебе предстоит решиться на многое, — пояснила Черри. — Хочешь всегда быть с Ларри, не отступай от задуманного.
   — Нет, мне ни за что не удастся его уговорить.
   — Учти, Ларри хитер как лиса. Он сразу поймет, чего ты хочешь.
   — Что ж, поехали, — со вздохом предложила Кейт.
   — Только не волнуйся и соберись с мыслями, — посоветовала Черри. — Ты подумала, что ему сказать?
   — А что тут говорить?
   — Думаешь, одного твоего появления перед ним будет достаточно? Нет, без разговора не обойтись! Дело-то уж очень тонкое. Знаешь, в каком он состоянии? Нет, ему обязательно надо сказать что-то утешительное.
   — Тогда я скажу…
   — Да, — перебила Черри, — скажешь, что не можешь без него жить. Но не забудь упомянуть и о Томе. Я уже говорила с ним о брате, пыталась убедить его не подвергать себя опасности, но все без толку. Как-никак, а я сестра Тома, и мне труднее говорить на эту тему. Скажи Ларри, что против Тома никаких улик нет, что его и так отпустят, а он, как только появится в Крукт-Хорне, тут же будет схвачен и посажен в тюрьму. Но это еще не самое страшное из того, что может случиться с Ларри, — его могут просто-напросто застрелить. Скажи ему это. Только постарайся, чтобы голос твой звучал твердо — возможно, тогда он тебя и послушает.
   — Черри, у меня голова идет кругом, но я придумаю, что сказать Ларри.
   — Сначала все хорошенько взвесь. Если отправишься с ним, ты лишишься отца и матери. У тебя не станет дома. Никого, кроме Ларри. Если он для тебя в этой жизни все, то тогда, возможно, ты его и убедишь. Так ты готова идти на такие жертвы?
   — Даже не знаю. Что-то со мной произошло — сегодня я уже не та, что прежде.
   — А он настроен очень решительно, — заявила Черри. — Тверд и холоден как сталь. Так что решай. Ларри сейчас в старой заброшенной хижине. В ней когда-то скрывались Бад Ньютон и Пол Брайт. Это отсюда совсем недалеко. Вон там.
   Кейт посмотрела, куда показала Черри, и, несмотря на то, что было довольно темно, а месяц еще не появился, увидела деревянную хибарку, в которой, по словам девушки, должен был находиться Линмаус. Она вновь ощутила резкий запах полыни, услышала, как под порывом ветра зашелестели тополя, и, наконец, решилась. Все сомнения отброшены — она должна встретиться с Ларри. Но не разлюбил ли он ее?
   — Черри, а ты что, остаешься? Мне ехать одной? — спросила Кейт.
   — Конечно, — протянула Черри Дэниельс. — Я тебе больше не помощница. Вот только показала дорогу, и на этом все. — Она негромко засмеялась, и ее смех болью отозвался в сердце Кейт.
   Дочь банкира развернула лошадь, и та, настороженно шевеля ушами, сама направилась по тропинке, ведущей к мрачному убежищу Линмауса.

Глава 36
НЕУДАЧА

   Чем ближе подъезжала Кейт к полуразвалившемуся дому, тем крупнее становились его очертания. Девушка уже различала крышу с продавленным коньком, а над ним — искривленную печную трубу.
   Когда до лачуги оставалось несколько метров, она уже приготовилась спрыгнуть с лошади и дальше дойти пешком, как из темноты раздался тихий голос:
   — Это ты, Черри?
   Кейт сковал страх, а ее испуганная лошадь дернулась и, приготовившись к резкому прыжку, напряглась.
   От стены дома отделился черный силуэт человека. Он шагнул навстречу Кейт и протянул руку к крупу лошади. Животное тотчас успокоилось.
   — Кейт! — удивленно воскликнул Ларри Линмаус.
   Дочь банкира попыталась произнести заготовленные заранее слова, но так и не смогла — в самый неподходящий момент они вылетели из ее головы. Словно сквозь сон она услышала, как Ларри спросил, зачем она приехала, но ее язык как будто бы прирос к нёбу. Больше вопросов он не задавал. Несколько секунд, которые им обоим показались вечностью, Кейт напрягала зрение, чтобы в кромешной тьме разглядеть знакомые черты. Она думала, что увидит все то же шаловливое выражение, с которым когда-то на нее смотрел Ларри. Однако взгляд его голубых глаз был непривычно суровым. Именно этот взгляд пугал жителей Крукт-Хорна, именно за него они его ненавидели. Кейт вспомнила, как давным-давно они в присутствии других тайком смотрели друг на друга и загадочно улыбались.
   Другой на месте Линмауса, зная, что девушке тяжело говорить, заговорил бы сам, но Ларри был гордым — он упорно хранил молчание.
   Кейт спрыгнула с лошади, и кромешная тьма поглотила ее. Через мгновение на фоне более светлого неба она увидела перед собой широкие плечи Линмауса.
   — Это Черри тебя послала? — поинтересовался он.
   — Да, — ответила Кейт и тут же почувствовала, что волнение ее пропало.
   Теперь она могла говорить.
   — Зачем? — сурово спросил Ларри.
   — Она полагает, что мне удастся уговорить тебя поехать домой. Вдвоем.
   — К кому домой? К тебе?
   — Нет, — ответила она. — В наш дом. Твой и мой.
   — Хочешь сказать, что ты пришла, чтобы остаться со мной?
   — Да. Если ты согласен.
   Девушка почувствовала, как волнение вновь охватило ее. Будь перед ней прежний Ларри, он непременно заключил бы ее в свои объятия. Но, как она поняла, от прежнего Ларри не осталось и следа.
   — Какой же надо быть смелой, чтобы остаться с таким человеком, как я, — помолчав, произнес Ларри. — Но кажется, я понял, почему ты на это решилась. Вы с Черри полагаете, что в таком случае я не стану освобождать из тюрьмы Тома?
   — Ты ничем не сможешь ему помочь, — пояснила она. — Тюрьму все равно не взломать — даже тебе!
   — Ты уверена?
   — Да, да, уверена! Ларри, дорогой, ведь на ноги поставлен весь Крукт-Хорн. Чтобы тебя убить, создан специальный отряд. Джей Кресс уже там… — с отчаянием в голосе проговорила Кейт и прервалась — у нее перехватило горло.
   — Что верно, то верно, — спокойно отреагировал Линмаус. — Однако он меня не остановит, даже с помощниками. Их, кажется, четверо?
   — Да, но я не знаю, кто они такие. А Цыпленок Энтони просто взбешен, что им не удалось схватить тебя у Джарвисов. Понимаешь, все уверены, что ты обязательно попытаешься освободить Тома. Так что все приготовились и каждую ночь ждут твоего нападения!
   — Многое из этого я уже слышал, — заметил Ларри.
   — И тебя это не остановит?
   — Нет.
   — Скажи, а в чем могут обвинить Тома? Ведь против него ничего нет. После суда его сразу отпустят.
   — У них и против меня ничего не было, — напомнил Линмаус, — но они меня все равно засудили.
   — Засудили, потому что тебя ненавидят, а Том — это совсем другое дело.
   — В закон я не верю — скорее доверюсь стае бешеных собак. Что это за закон, по которому жители Крукт-Хорна могут пожирать себе подобных? Теперь у них взыгрался аппетит на Линмауса и Дэниельса.
   — Пойми, если ты освободишь Тома, то он автоматически окажется вне закона.
   — А если не освобожу, останется за решеткой!
   — Но ведь совсем ненадолго.
   — Это уже не важно — главное, чтобы он покинул тюрьму как можно скорее, — возразил Ларри.
   Кейт, которой поначалу показалось, что она сможет уговорить Линмауса не рисковать, совсем упала духом. На ее глаза навернулись слезы.
   — Ларри, позволь мне объяснить причину моего появления, — пробормотала она и услышала его глубокий вздох.
   — Это я тебе, Кейт, и сам скажу. Хочешь? — откликнулся он и, не дожидаясь ответа, объявил: — Ты пришла, чтобы я предложил тебе выйти за меня замуж. Так ведь?
   — Да, — чуть слышно прошептала девушка.
   — А после этого ты готова мчаться со мной в галопе, и не важно куда?
   — Да, да! — с готовностью подтвердила она и шагнула было к Ларри, но суровый тон его голоса ее остановил.
   — Но вся беда в том, Кейт, что любому романтическому приключению обязательно приходит конец. Ты молода, жаждешь свободы и счастья. Это естественно. Но свободы нет, я в этом убедился. Нет, можно достичь свободы, но ненадолго. Свободным может быть только одинокий человек. Даже дружба и та в каком-то смысле не что иное, как оковы. Те, кто живет в городах и поселках, ненавидят пришельца, который осмелился считать себя счастливым. Знаешь, они абсолютно правы. Нельзя быть по-настоящему счастливым, если ты одинок. Поэтому надо жениться, заводить детей. А как их воспитывать, живя в безлюдном месте? Они же должны общаться с себе подобными. Представь, дети вырастут и отправятся в город. И что их там будет ждать? Непонимание и неприязнь со стороны городских жителей. С нашими детьми произойдет то же самое, что случилось со мной. Меня не поняли ни твой отец, ни даже ты.
   — Ларри, мы в этом очень раскаиваемся. Отец делает все, чтобы люди по-другому относились к тебе. Я тоже пришла молить тебя о прощении. Прошу, не отвергай меня!
   Линмаус, вытянув вперед обе руки, шагнул к Кейт, но неожиданно остановился. Она слышала, как что-то заклокотало в его горле.
   — Ответ мой ты уже слышала, — с болью произнес Ларри. — Я не спрашиваю, искренна ли ты со мной. Хотя, возможно, твое решение остаться — просто благодарность за то, что я спас тебе жизнь. Но даже если ты меня и любишь, я все равно не могу взять тебя с собой. Пойми, все против того, чтобы мы были вместе. Мы в этом мире рабы, каждый из нас. От этого никуда не убежишь. Поверь, будет лучше, если ты вернешься к отцу.
   — Но твои проблемы на этом не закончатся, — сказала Кейт и поперхнулась. Она вдруг испугалась этого нового для нее человека, говорившего с ней голосом Ларри Линмауса.
   — Верно. Проблемы останутся. Я достаточно насмотрелся на жителей Крукт-Хорна, чтобы их возненавидеть. Когда-то они лизали мне руки, а теперь готовы разорвать на части. Пусть я их и презираю, но все же должен доказать им, что я мужчина.
   — И позволишь им себя растерзать? Это и будет твоим доказательством? — спросила девушка дрожащим голосом.
   — Прежде всего я должен расквитаться с Джеем Крессом. Он знает об этом и готов к встрече. Даже помощников себе подобрал. Но, несмотря ни на что, я все равно его достану. Перед тем как освободить Тома, выйду на Кресса и его кровью смою с себя позор. Поверь, Кейт, до того случая в салуне я всегда гордо держал голову. Я пытался все объяснить твоему отцу, но он в ответ только улыбался.
   — Но теперь, Ларри, он улыбаться не будет!
   — Будут другие. До тех пор, пока мы вновь не встретимся с Крессом. В рукопашной или с оружием в руках… — Ларри, с трудом сдерживая себя, говорил взволнованно, и его голос звучал в ночи как набат. — Кейт, тебе в самом деле надо возвращаться домой.
   Девушка поняла, что все ее попытки переубедить Линмауса потерпели крах, поэтому покорно повернулась к лошади. Ларри тут же помог ей забраться в седло.
   Так единственный раз за этот вечер он коснулся Кейт. Ларри даже не прильнул к ней, не взял ее руку, а, усадив на лошадь, мгновенно отошел. Дочь банкира попыталась сказать ему что-то на прощанье, но голос ее дрогнул, и она замолчала. Ларри больше не произнес ни слова.
   Развернув лошадь, Кейт стала медленно взбираться по склону.
   Спустя некоторое время, когда она проезжала мимо одиноко стоящих деревьев, из них выскочил всадник и кинулся ей наперерез. Это была Черри Дэниельс. Подъехав ближе, она увидела понурую голову Кейт и все поняла. Не задавая вопросов, Черри перевела свою лошадь в галоп и вскоре скрылась в темноте.
   Домой Кейт возвращалась окольными путями, а ее лошадь едва переставляла ноги.
   Родной дом встретил девушку суматохой, если не сказать паникой, вызванной ее отсутствием. Она опоздала на ужин на целый час!
   Поставив лошадь в конюшню и уклончиво ответив на вопросы домочадцев, Кейт с понурой головой поднялась в свою комнату и плотно затворила за собой дверь.
   Вскоре пришел отец и увидел, что дочь лежит на постели, уткнувшись лицом в подушку. Уильям Оливер присел на край кровати и нежно погладил Кейт по голове.
   Немного успокоившись, девушка произнесла:
   — Это из-за Ларри. Я только что с ним встречалась.
   Банкир не стал ничего говорить, а просто положил ладонь на ее затылок.
   — Этой ночью Ларри собирается пробраться в Крукт-Хорн, чтобы освободить Тома Дэниельса, — сообщила Кейт. — Это самоубийство! Я пыталась его отговорить и предложила уехать вместе с ним.
   Отец вздрогнул, но опять промолчал.
   — Это правда, что Ларри пытался рассказать тебе, как Джей Кресс подкупил его и вынудил совершить бесстыдный поступок?
   — Да, он пытался мне что-то объяснить.
   — А ты в ответ только улыбался?
   — Да.
   — И теперь из-за этого Ларри подставит себя под пули!
   — Очень даже может быть! — отозвался банкир, поднялся и, подойдя к окну, выглянул на улицу.
   В темноте все дома в Крукт-Хорне светились тусклым светом. В городке никто еще не спал. Ветер гулял по кронам деревьев, а в высоком черном небе лениво мигали звезды.
   — Недоверие и сомнение испортило людей, — задумчиво промолвил Оливер. — Я слишком долго занимался финансами, чтобы разбираться в психологии. От оружия люди гибнут десятками, а презрение убивает их тысячами.

Глава 37
ДОБРЫЙ СОВЕТ

   До Крукт-Хорна они доехали вместе. На самой окраине, прощаясь с Черри, Линмаус взял ее за обе руки. И это получилось у него как-то очень естественно.
   — Скоро увидимся, — пообещал он девушке.
   — Конечно, — ответила она. — Удачи тебе, Ларри! — В сильном волнении Черри вцепилась в руку Линмауса, но тут же отпустила ее.
   Выехав на городскую улицу, Ларри обернулся и помахал девушке рукой. В ответ она тоже помахала ему. Затем Фортуна вместе с седоком скрылась за углом ближайшего дома.
   В этот момент ни Линмаус, ни Черри Дэниельс не верили, что они снова увидят друг друга.
   Когда уже и слева и справа от Ларри засветились окна домов, он заметил перед собой на дороге сгорбленный силуэт всадника, сидевшего на длинноногом муле.
   Увидев Линмауса, всадник остановил мула и поднял в приветствии руку. Ларри, досадуя, что почти на самом въезде в Крукт-Хорн он наткнулся на незнакомца, тоже остановился и поднял руку. Эта встреча на пустынной улице города показалась ему дурным предзнаменованием. Хорошо еще, что стояла темная ночь и его трудно было узнать.
   — Как дела, незнакомец? — спросил Линмаус встречного.
   — А мы, сеньор, разве с вами не знакомы?
   И тут Ларри узнал голос брата Хуана.
   — Ты что здесь делаешь? Неужели меня ждешь? — удивился он.
   — Да, — признался францисканец.
   — И знал, что я поеду этой дорогой?
   — Да.
   — Как? Ведь я сам только в последний момент выбрал ее.
   — Нетрудно было догадаться, что ты поедешь самым сложным и опасным для тебя путем. Посты выставлены в каждом закоулке. Кроме меня, никому не смогло прийти в голову, что ты можешь оказаться на центральной улице. Такое под стать только безумцу.
   — Ты что, брат Хуан, считаешь меня безумцем?
   — Нет, просто знал, что ты сейчас в отчаянии и способен на что угодно. Поэтому я выбрал самую темную часть города и стал тебя ждать.
   — Зачем?
   — Да так, хотел с тобой немного поболтать.
   — Отлично! — улыбнулся Линмаус. — Говорить с тобой я готов часами, а уж пять минут тем более. Так что ты хотел мне сказать?
   — Что авантюра твоя опасная. Хотя ты и сам это знаешь.
   — Догадаться нетрудно, брат Хуан. Но не думаю, что ты искал со мной встречи, чтобы сказать только это.
   — Конечно нет. Хотел назвать имена тех, кто охраняет тюрьму.
   — И кто же они?
   — Это Кресс, Дин, Счастливчик Джо, Огден и Гаррисон Райли.
   — О них я уже слышал.
   — Но с ними еще шериф и новый надзиратель.
   — Итого семеро, — подытожил Линмаус.
   — Да, семеро хорошо вооруженных людей. Теперь тюрьма выглядит как неприступная крепость. У них револьверы, обычные и короткоствольные винтовки, помповые ружья и боевые карабины. Экипированы на славу. С таким оружием можно отбить атаку целого эскадрона.
   — Хуан, а ты был внутри?
   — Был.
   — Как пробраться в тюрьму?
   — В здание можно проникнуть через окна. В стене их два. В подвальном помещении тоже есть окошко и дверь. Кроме того, на чердаке дверца и два маленьких оконца, но человек в них свободно пролезет.
   — А теперь скажи, Хуан, они охраняют Тома Дэниельса или же всю тюрьму?
   — Что ты имеешь в виду?
   — К Тому приставлены люди или же охрана только снаружи?
   — Нет, сеньор Линмаус, только в местах возможного проникновения.
   — Ха! — радостно воскликнул Ларри. — Бог мой, тогда у меня есть хоть маленький шанс. Так, значит, они караулят снаружи?
   — Точно.
   — Охраняют шесть окон и двери, а центральный вход не в счет?
   — Да.
   — Получается, для охраны требуется шесть человек?
   — Выходит так.
   — И только один из них свободен?
   — Правильно, сеньор. Но проникнуть в небольшое здание, которое караулят семеро вооруженных до зубов…
   — Так, братец, двое охраняют подвал, двое — чердачные окна и дверь, один прогуливается вокруг тюрьмы. Это значит, что у входной двери одновременно может находиться не более трех человек.
   — Скорее всего, именно так. Но с такой охраной пробиваться в тюрьму отсоветует даже малый ребенок.
   — А если я использую для этого всю свою сноровку, а может, и оружие?
   — Ты что, сеньор, собираешься просочиться сквозь толстые тюремные стены?
   — Пока еще нет. Просто думаю, что предпринять. Это все, что ты намеревался мне сказать, Хуан?
   — Нет, но вижу, что продолжать с тобой разговор просто бессмысленно. Ни переубедить, ни остановить тебя я все равно не смогу.
   — Нет, Хуан, не сможешь.
   — Тогда хоть ниспошлю на тебя благословение Божье.
   — Да о чем ты говоришь? Какое благословение? Мы же с тобой, Хуан, разных вер исповедания.
   — Ну и что? — удивился монах. — Зато мы делаем одно дело,
   — И какое же?
   — Мы пытаемся нести людям добро.
   Линмаус засмеялся, но негромко.
   — Хуан, это я-то пытаюсь нести людям добро?
   — Да, ты. Ты стараешься спасти друга и защитить свою честь. Но кажется, для этих целей ты выбрал не тот путь. Ты встал на путь самоубийцы. Боюсь, ты ничего не добьешься, а только погубишь себя. Так дай же мне перед твоим концом хоть немного тебя утешить.
   — Хорошо, Хуан, — согласился Линмаус. — И как же ты собираешься меня утешать?
   — Знаешь, в Лос-Вердесе живет одна семья: муж, жена и пятеро детей. Год назад глава этого большого семейства упал с лошади и сильно разбился. С тех пор работать он не может и отчаяние совсем доконало его. Его дети голодают, а жена обезумела от горя. Так вот, теперь он спокоен — дети накормлены, а будущее уже не кажется ему таким беспросветным. И эта уверенность придает ему силы.
   — Ну и что из этого?
   — Так это все благодаря тебе, сеньор!
   — А-а, моим деньгам?
   — Да. Семеро душ молятся за тебя, хотя они даже имени твоего не знают.
   — Хуан, я очень рад это слышать, — взволнованно проговорил Линмаус, удивляясь неожиданно нахлынувшим на него чувствам.
   — Но это еще не все, — продолжил францисканец. — Менее чем в трех милях от Крукт-Хорна живет старик, шестьдесят лет проработавший в поте лица. Теперь он слаб здоровьем и работать не в состоянии. Но он слишком горд, чтобы просить милостыню. Так вот, сеньор, и этого немощного тоже спасли твои пожертвования.
   — Ты имеешь в виду старого Сэма Роджерса?
   — Да, его.
   — Но, брат Хуан, он же протестант, — удивился Линмаус.
   — Протестанты, — промолвил монах, и Ларри, несмотря на ночную мглу, увидел на его губах улыбку, — так же как и самые благочестивые католики, могут страдать от голода. Но и это еще не все. Десятилетний мальчик-горбун с искривленными ногами, на лечение которого не было денег, теперь сидит с матерью в поезде. Они едут в Нью-Йорк, где известный хирург сделает мальчику операцию. Уверен, его мать и сейчас утирает слезы и благодарит незнакомца, который ей помог.
   — Ей незачем меня благодарить, — буркнул Линмаус. — Я отдал эти деньги не из-за любви к ближнему, не из-за сострадания и вовсе не потому, что хотел сделать людям добро, а потому, что они жгли мне руки.
   — Что бы ни побудило тебя на этот благородный поступок, ты все равно должен знать, что сделал людей счастливыми.
   — Но в том не моя, а твоя заслуга, — возразил Ларри. — Считай, что те деньги ты подобрал на пыльной дороге.
   — Позволь мне рассказать и о других, кому ты также помог, — продолжил монах. — В маленькой покосившейся хижине…
   — Хватит об этом! — остановил его Линмаус.
   Брат Хуан пришпорил Алисию, подъехал к нему ближе и коснулся его руки.
   — О, сын мой, — произнес он, — сколько хороших и добрых дел ты сделал! А сколько еще света смог бы принести людям! Вместо того чтобы принять смерть в оконном проеме тюрьмы, последуй за мной, и я тебе покажу, как умереть достойно твоему громкому имени. Ты встретишь такую опасность, перед которой бессильно самое грозное оружие, испытаешь такие острые ощущения, которых не испытывали ни скалолазы, ни грабители, ни даже идущие на смерть солдаты. Пойми же, в Крукт-Хорне много мест, где можно вырыть могилу, но он совсем не стоит того, чтобы в нем умереть!
   В знак благодарности Ларри крепко сжал руку монаха:
   — Хуан, еще пара минут, и ты меня уговоришь. Давай лучше распрощаемся.
   — Что ж, тогда до свидания. Да будет милостив к тебе Господь! — отозвался францисканец и смолк.
   Линмаус выпустил руку сидевшего на муле монаха и медленно поехал по улице, ведущей в центральную часть городка.