Брэнд Макс. Вне закона

Глава 38
ПРИЧУДЫ СУДЬБЫ

   Чтобы не рисковать, Линмаус решил действовать обдуманно, без спешки. Только так он. мог добраться до здания тюрьмы незамеченным. От града пуль его не спасла бы даже такая быстроногая лошадь, как Фортуна.
   Она шла под седоком то медленной иноходью, то четким, выверенным шагом. Однако большую часть пути преодолевала рысцой, которую так любят лошади в западных штатах Америки. Но Фортуна была хороша в любой поступи, и Ларри на мгновение даже пожалел, что в этот момент ее никто не видит. Он верил в свою лошадь и знал, что, если ему удастся освободить Тома, она выдержит тяжелую ношу и умчит их обоих в безопасное место.
   А тем временем Фортуна, в чьих жилах текла свободолюбивая кровь мустангов, пригнув голову, бежала легкой рысцой по улице ночного Крукт-Хорна. Изредка из окон и дверей близлежащих домов на нее падал неяркий свет, но никто не мог распознать в ней лошадь знаменитого бандита — Ларри предусмотрительно замазал все белые яблоки на ее теле красной глиной.
   Что же касается его самого, то он почти ничего не сделал, чтобы изменить свою внешность, — всего-навсего надел шляпу с широкими полями и сдвинул ее на лоб, прикрыв глаза.
   Полностью доверившись Фортуне, он даже не натягивал поводья.
   На улицах Крукт-Хорна царила тишина. Вооруженных людей видно не было. Городок словно вымер, и это удивляло Линмауса. Обычно в этот час с прилегавших к Крукт-Хорну ранчо возвращались домой работники — кто верхом, кто на телегах. А сейчас на центральной улице не было никого, кроме него. Впрочем, кто из жителей осмелился бы в такое тревожное время оказаться вне дома? Обыватели хорошо знали, чем может закончиться для них встреча с Линмаусом.
   Похоже, самым смелым из них был все же судья Бор, который, презрев опасность, решил не переносить празднества по случаю дня рождения дочери. Он твердо верил, что вооруженные помощники шерифа не позволят бандиту омрачить их семейное торжество. Поэтому праздник, на который было приглашено много детей, Бор отменять не стал — пусть веселятся. В связи с этим дом украсили разноцветными фонариками, в эту ночь он выглядел как фрегат в порту в День морского флота США.
   В последнее время на ранчо судья бывал редко, а если и заезжал, то ненадолго. Небольшой загородный дом уже не устраивал его — человека с таким высоким положением. И хотя Крукт-Хорн был маленьким провинциальным городком, судья рассматривал его как хороший трамплин для своей дальнейшей карьеры политика. Поэтому купил здесь огромный дом, ранее принадлежавший старому Честеру.
   В давние времена Честер слыл богатейшим человеком в округе. Он разводил крупный рогатый скот, торговал лесом и пиломатериалами. В Крукт-Хорне богач построил себе громадный шикарный особняк с резным фронтоном и парой башенок в псевдоготическом стиле. Естественно, что судья Бор возжелал этот «дворец», и, надо сказать, достался он ему очень дешево — для одних состоятельных горожан дом был слишком велик, а для других, вроде Уильяма Оливера, уж очень претенциозен.
   Бор частично реконструировал приобретенный особняк — башенки к тому времени покосились и грозили рассыпаться. Так что они были снесены, а на их месте воздвигли другие, еще более высокие.
   В одиннадцатую годовщину со дня рождения Элис Бор дом судьи от основания до макушек башен и окружавший его заросший палисадник были увешаны светящимися гирляндами. Светловолосая дочка судьи косила, заикалась, имела кривые ноги и двигалась словно на ходулях. Как правило, с такими девочками, как она, дети не дружат, поэтому судья и делал все, Чтобы его дочь всегда оказывалась в центре внимания. Он считал, что коли его Элис среди прочих детей не выделяется ни умом, ни красотой, то должна брать другим. Поэтому день рождения дочери Бора и был обставлен с такой пышностью и помпезностью.
   Из распахнутых окон дома судьи до Линмауса долетали веселые голоса малышей, их звонкий хохот. На праздник было приглашено большинство детей, проживающих в Крукт-Хорне. Судья понимал, что этого требовал дипломатический этикет, тот ранг, который он занимал в округе. Кроме того, это могло бы помочь ему победить на следующих выборах и стать заметной политической фигурой уже в масштабах не только округа, а всех Соединенных Штатов. Другими словами, этот праздник он рассматривал как важное политическое мероприятие, во время которого ему, будущему сенатору, негоже оставаться в тени — в противном случае его карьера государственного мужа могла оказаться под угрозой. А судья Бор так радел за интересы своего родного округа, что готов был на все.
   Линмаус с усмешкой посмотрел на сверкающий огнями дом судьи и подумал: «Этот человек себе на уме. Сколько страданий причинил он мне! Но недалек тот день, когда и он поплатится за свершенное зло. Пощады ему не будет».
   Разглядывая яркие японские фонари, светившиеся в темноте словно огромные люминесцирующие бабочки, и разноцветные бумажные гирлянды, украшавшие дом, Ларри почти забыл об опасности.
   Неожиданно почти у самой морды Фортуны раздался громкий хлопок, и Ларри увидел взметнувшееся ввысь облако из бумажного конфетти. Лошадь испуганно метнулась в сторону, и из-под ее ног послышался Пронзительный крик. У Линмауса замерло сердце. Он мигом спрыгнул на землю и наткнулся на лежащее в пыли тело мальчика. Ребенку было лет десять или около этого.
   Ларри прижался ухом к его груди. Сердце неизвестно откуда взявшегося пацана билось ровно. Неожиданно мальчик ойкнул и открыл глаза.
   — Бог ты мой, кажется, я во что-то врезался. Черт возьми, где я? — пролепетал он и поднялся с земли.
   Его сильно покачивало, но он не стонал и не плакал.
   — Сильно расшибся, сынок? — спросил Линмаус.
   — Совсем нет, — решительно произнес тот, но Ларри, видя, как он неуверенно держится на ногах, не поверил ему.
   — Как же это произошло? Как ты тут оказался?
   — Я опаздывал на праздник и очень спешил, — ответил подросток и кашлянул.
   Было ясно, что мальчик еще не оправился от шока, но виду не подавал. «Из такого уж теста замешен этот ребенок», — с нежностью подумал Ларри.
   — Так ты спешил на день рождения? — переспросил он.
   — Да, хотел успеть.
   — Тебе лучше вернуться домой и лечь в постель.
   — Вы так считаете? Может, так и лучше, но этой ночью мне очень хочется быть со всеми вместе. Вы же, наверное, знаете, что сегодня сам Линмаус может…
   Яркая вспышка петарды, взорванная возле дома судьи, осветила лицо Ларри, и мальчишка, не договорив фразы, в испуге замер. Неожиданно Линмаус вспомнил тот день, когда он стремительно покидал Крукт-Хорн, а вот такие же дети с восторгом визжали ему вслед.
   — Вы — Линмаус! — задыхаясь, воскликнул парнишка.
   «Ну надо же такому случиться! Прятался от взрослых, а первым, кто меня распознал, оказался ребенок», — подосадовал Ларри.
   Инстинктивно он схватил руку мальчика, крепко сжал ее. Парнишка тихо ойкнул, и Ларри, догадавшись, что ему больно, разжал пальцы.
   — Да, я — Линмаус, — подтвердил он.
   Ларри понял, что все его планы рушатся из-за этого ребенка. Ни заткнуть ему рот, ни заставить его молчать он был не в силах.
   — Значит, вы — Линмаус? — тихо переспросил мальчик. — Что вы теперь со мной сделаете?
   — Для начала хочу тебе поверить.
   — Что я никому про вас не расскажу?
   — Да.
   — Бог мой! Неужели вы мне и вправду поверите? — затаил дыхание удивленный парнишка.
   — Умеешь хранить тайны?
   — Ну, раньше пытался. Не всегда удавалось, но на этот раз постараюсь. Точно!
   — Хорошо. Тогда очень постарайся, — попросил Ларри. — Сейчас я поеду, а если ты проболтаешься, то за мной начнется погоня. Понял?
   — Мистер Линмаус, — сильно волнуясь, обратился к нему мальчуган, — мне бы очень хотелось узнать, что вы собираетесь делать.
   — Если повезет, то сначала доберусь до тюрьмы.
   — А вы можете ответить мне на один вопрос?
   — Конечно отвечу, если смогу.
   — Вы в самом деле намерены встретиться с Джеем Крессом?
   — Да, во всяком случае, буду пытаться.
   — И будете с ним драться?
   — Да, — подтвердил Ларри. — Без перестрелки не обойтись.
   — О! — радостно воскликнул парнишка. — Да вам же его пристрелить ничего не стоит! Вы точно победите!
   — Да, я его убью, — стиснув до боли зубы, подтвердил Линмаус. — Выхвачу револьвер и пристрелю как паршивую собаку!
   Парнишка на шаг отступил от лошади.
   — Тогда поезжайте, Ларри, — сурово произнес он. — Пусть меня изжарят до хрустящей корки, если я проболтаюсь, что видел вас. Верите, что я вас никогда и никому не выдам?
   — Конечно же верю, — поклялся Линмаус,
   — А мне можно пойти с вами до площади, где стоит тюрьма?
   — А вот этого мне бы совсем не хотелось. Это такое рискованное дельце, что поневоле станешь суеверным. Боюсь, что ты все испортишь.
   У парнишки вырвался вздох сожаления.
   — Понимаю, но жутко хочется посмотреть, как вы пойдете на штурм тюрьмы!
   — Все-таки хочешь идти?
   — Нет, сэр, и шага не сделаю. Обещаю.
   — Ты — отличный парень, — похвалил его Линмаус. — А имя мне свое откроешь?
   — Конечно. Меня зовут Томми Энтони. Я — сын Цыпленка Энтони.
   — Ты… так ты сын шерифа? — Линмаус остолбенел.
   — Да. Поэтому мне так и хотелось посмотреть, что будет твориться возле тюрьмы.
   — А почему ты, сын шерифа, не хочешь поднять всех на ноги?
   — Вы удивлены? Понимаете, Линмаус, вы один, а собираетесь штурмовать тюрьму, которую, как поговаривают, охраняют семеро. Поэтому я на вашей стороне. Вот только не пристрелите моего отца!
   Линмаус поразился ответу мальчугана, и солгать ему просто не мог.
   — Видишь ли, Томми, — сказал он. — Скорее всего, мне все же придется встретиться с твоим отцом. А мы оба вооружены.
   — Понятно, — кивнул мальчик. — Папа, чуть что, сразу хватается за револьвер. Если начнется стрельба, даже шальная пуля может его убить. — Сынок шерифа дернулся и сжал кулачки. — Но у него все же больше шансов остаться живым, чем у вас. Примерно десять, нет, двадцать шансов против одного. Знаю, и вы и он постараетесь своих шансов не упустить. Только вот все же…
   — Слушай, Томми, — прервал его Ларри, — если удастся пробраться в тюрьму, в которой заперся твой отец, я обязательно вспомню о твоей просьбе.
   — Спасибо, мистер Линмаус, — поблагодарил маленький Энтони. — Тогда удачи вам обоим, вам и отцу! Думаю, больше никто в мире не решился бы на то, что вы собираетесь для меня сделать.
   — До свидания, сынок, и спасибо за добрые пожелания.
   Они пожали друг другу руки. Линмаус прыгнул в седло и, ощущая на своей спине взгляд мальчика, повел Фортуну по ночной улице. Он знал, что Томми, словно собачонка, будет неотступно следовать за ним.
   Эта неожиданная встреча с сыном шерифа заронила сомнения в душу Ларри. Она показала, что даже дети могут быть добрыми и преданными.
   Как же этот маленький Томми смог пойти против отца и фактически оказаться помощником преступника? Как же он, Ларри, взрослый и видавший виды мужчина, мог посчитать этот мир пустыней, где царствует зло, ненависть и предательство, когда еще есть такие люди, как Черри Дэниельс, брат Хуан и этот чудесный мальчонка? Ведь одно только воспоминание об этой троице — женщине, мужчине и ребенке — способно согреть любую, даже самую закостенелую душу.
   А тем временем Фортуна перешла на иноходь и понесла Ларри к центру городка.
   Внезапно в южной оконечности Крукт-Хорна один за другим прогремели оружейные залпы. Ларри насчитал их не менее двадцати. В домах захлопали двери, на улице послышался громкий топот и возбужденные голоса людей. Обыватели взволнованно начали спрашивать друг друга, не означают ли те выстрелы, что со знаменитым Линмаусом наконец-то покончено.
   Но нет, некогда легендарный герой, а ныне их заклятый враг живой и невредимый сидел в это время на своей красавице Фортуне, которая не спеша везла его в самый центр Крукт-Хорна.

Глава 39
«СЕЗАМ, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!»

   Вскоре Линмаус достиг небольшой площади, по периметру которой стояли городская тюрьма, здание суда, где творил «правосудие» Бор, и почта, бывшая гордостью граждан до тех пор, пока им не пришлось платить за ее капитальный ремонт.
   Площадь была пустынной. Гулявший по ней ветер вздымал в воздух облака пыли и гнал их на соседние улочки. С одной стороны по краю площади для пешеходов был выстроен деревянный настил. Остальное пространство в летнее время укрывал толстый слой пыли, а в зимнее — жирная, непролазная грязь. Там же росло несколько худосочных магнолий, чьи редкие кроны практически не давали никакой тени.
   Так что это было открытое, просматриваемое со всех сторон место. «Укрыться от пуль или остаться незамеченным здесь невозможно. Одна надежда, что меня никто не узнает», — подумал Линмаус. А в ту ночь весь Крукт-Хорн жаждал увидеть именно его!
   Но чем же была вызвана стрельба в южной части города? «Наверное, какая-то корова забрела в кусты, а ее приняли за меня», — решил Линмаус и направил лошадь напрямик к мрачному зданию тюрьмы.
   План освобождения Тома он обдумал заранее. Многое в нем казалось ему сплошным безумием, повторить которое он никогда бы не отважился. Но важно было начать, а потом действовать, исходя из обстоятельств.
   У фасада тюрьмы Линмаус увидел стойку, к которой было привязано восемь лошадей. По их длинным ногам он понял, что они отличные скакуны. Все кони стояли под седлами и в уздечках. На спинах двух из них Ларри заметил винтовки — охранники были вооружены, как отряд кавалеристов.
   Чуть позже Линмаус разглядел их самих. Два темных силуэта маячили по обоим концам коновязи.
   — Кто там? — рявкнул один из них.
   — Да заткнись ты! — огрызнулся Ларри и подвел Фортуну к середине стойки.
   — Здесь должно стоять только восемь лошадей, и ни одной больше! — недовольно воскликнул наиболее агрессивно настроенный часовой и направился к Линмаусу.
   До его подхода Ларри успел спрыгнуть с лошади и привязать ее. Узел на поводьях он сделал слабым — крепко привязывать Фортуну не имело смысла, поскольку без команды хозяина она и так бы никуда не отошла.
   — Эй! Кто такой и что тебе нужно? — грубо окликнул Линмауса подошедший часовой. — Или ты прислан нам в помощь?
   — Помогать вам бороться со сном? С этим вы и сами справитесь, — в тон ему парировал Ларри.
   — А мы и не спим. И кто ты, собственно, такой, чтобы задавать мне вопросы? Молокосос!
   — Решил нарваться на неприятности?
   — А ты? — гаркнул часовой.
   — Убери-ка отсюда свою лошадь. Да побыстрей! — потребовал второй охранник.
   — А что скажет на это шериф? Я приехал к нему, а совсем не для того, чтобы с вами пререкаться! — Говоря это, Ларри был отчасти прав. Но только отчасти.
   Повернувшись спиной к охранникам, он направился к главному входу в тюрьму.
   Линмаус был уверен, что изнутри она заперта на массивный железный засов, чей громкий скрежет на долгие годы врезался ему в память,
   — Не следовало бы отпускать этого наглеца, — громко произнес за его спиной один из охранников.
   — Да ничего, пусть себе идет! — буркнул второй. — Наверное, его позвал сам шериф.
   — Возможно, но всех, кто приближается к тюрьме, мы обязаны задержать.
   — Да, но он оставил нам свою лошадь. А что он без нее?
   — Не знаю, но этого парня следует получше разглядеть. Кажется, я его уже где-то видел.
   — Иди-иди, может, признаешь в нем Линмауса! — прыснул второй охранник, и оба заржали как лошади.
   Шутка и вызванный ею смех усыпили бдительность ретивого охранника.
   А Ларри тем временем поднялся на тюремное крыльцо, долбанул кулаком в дверь и, отступив на шаг, вынул из пачки цигарку.
   Уверенность, с которой он действовал, окончательно убедила обоих часовых, что незнакомец не кто иной, как человек шерифа.
   Прикуривая, Линмаус обвел взглядом площадь и увидел метнувшийся к магнолии силуэт ребенка. Через пару секунд мальчишка уже сидел на дереве,
   За тюремной дверью сначала послышались шаги, а потом раздался голос:
   — Кто там?
   Существует два способа изменения голоса: один — говорить тихо, другой, наоборот, громко. Линмаус решил прибегнуть ко второму.
   — Привет! Это ты, Цыпленок? — гаркнул он.
   — Да, я, — раздалось за дверью. — А ты кто?
   — Это ж я! — спокойно произнес Ларри. — Открой дверь.
   — Ну да, ишь чего захотел! — огрызнулся шериф. — Чего надо?
   — Я к тебе, дурья башка, с известием.
   — С каким еще известием?
   — С плохим.
   — С плохим?
   — Да, с жутко плохим.
   — О ком?
   — О твоем ребенке.
   — О Джесси?
   — Да нет, о Томми.
   Линмаусу очень не хотелось упоминать имя мальчика, но он был вынужден прибегнуть к такому обману — надо же как-то заставить шерифа открыть эту проклятую дверь! Впрочем, и сам Энтони для достижении своих целей тоже частенько прибегал к самой наглой лжи. Это в какой-то степени оправдывало действия Ларри.
   — О Томми! — в ужасе воскликнул шериф. За дверью послышался металлический скрежет, потом — взволнованный голос Цыпленка Энтони: — Что с ним случилось? С ним плохо? Наверное, нарвался на какое-нибудь хулиганье, а те его отдубасили?
   Загремел засов, и тяжелая металлическая дверь наполовину приоткрылась.
   Несказанная радость охватила Линмауса. Все ожидали, что в тюрьму он попытается проникнуть через подвал, чердачное окно или, в крайнем случае, через зарешеченные окна первого этажа, но никак не через центральный вход. И вот шериф, звякнув связкой ключей, собственноручно открыл ему дверь!
   И это предельно осторожный Цыпленок Энтони, который на протяжении последнего времени даже тюремных ключей никому не доверял! Постоянно носил их с собой, никому не давал.
   — Кто ты? Не терзай мне душу. Скажи, что произошло с Томми? — рявкнул шериф.
   — Он попал под…
   — Подо что? — с ужасом в голосе оборвал Цыпленок Ларри. — Под экипаж?
   — Нет, под лошадь, — ответил Линмаус и, шагнув в дверь, сунул руку во внутренний карман пиджака.
   — Под лошадь? — вздрогнув, переспросил Энтони. — Какого-то пьяного мерзавца? Да чтоб его разорвало! Так что с моим мальчиком?
   — Цыпленок, — протяжно произнес Линмаус. — Мне жутко тебя жаль. С твоим парнишкой ничего страшного не случилось — немножко ушибся, а вот твое положение — хуже некуда.
   — Это как понимать? — не понял шериф.
   — Сейчас поймешь, — навалившись на дверь всей тяжестью своего тела, Линмаус закрыл ее, затем он выхватил из кармана тяжелый кольт и наставил его на Энтони.
   Еще не осознав, в чем дело, шериф, словно пациент за врачебным рецептом, протянул руку и, увидев дуло револьвера, бросил на незнакомца недоуменный взгляд. Из-под широкополой шляпы на него блеснули голубые, до боли знакомые глаза.
   Только теперь Цыпленок Энтони понял, что перед ним сам Линмаус!
   Сжав в руке кольт, Ларри со всей силой ударил шерифа по голове. Крякнув, Энтони сразу же обмяк, затем припал спиной к стене и с шумом распластался на полу. Связка ключей, которую он держал в руке, упав, жалобно звякнула.
   Нагнувшись за ней, Ларри услышал, как потерявший сознание шериф чуть слышно прошептал имя того, кто последним запечатлился в его памяти. Линмаус от неожиданности вздрогнул — еще никто и никогда так тихо не произносил его имя.
   Распрямившись, он задумался. Шепот шерифа говорил ему о том, что он опознан, а сам Энтони, несмотря на то, что получил сокрушительный удар по голове, не убит. И то и другое порадовало Линмауса.
   Теперь путь для него был открыт. Решетчатая дверь, ведущая к тюремным камерам, оказалась распахнутой, и Ларри, пройдя в нее, обнаружил, что тюрьма за последнее время пополнилась новыми заключенными.
   А чем больше их, тем больше хлопот они могли ему доставить. Линмаус понимал, что, проникнув в тюрьму, он сделал только полдела. Да, всего лишь половину из того, что задумал!
   Теперь перво-наперво предстояло отыскать Тома. А что, если он в наручниках? «Тогда все мои попытки освободить его окажутся напрасными?» — подумал Линмаус и, позвякивая ключами, направился по тюремному коридору.
   — Эй, Энтони! — донеслось с улицы. — Эй, Цыпленок Энтони!
   От неожиданности Линмаус вздрогнул, встал на цыпочки и, уже крадучись, зашагал дальше.

Глава 40
СВОБОДА!

   Он дошел до конца коридора и тут в тусклом свете лампы разглядел лежавшего на кушетке Тома Дэниельса. Оказывается, что его поместили в ту же камеру, в которой еще совсем недавно сидел и сам Линмаус. Дверь в нее, естественно, заменили на новую.
   Ларри порадовали два момента: первое — в соседней камере он не увидел заключенных, второе — на Томе не было наручников.
   Теперь Линмаусу ничего не оставалось, как молить Бога, чтобы тот помог ему как можно скорее подобрать нужный ключ. Первый, которым он попытался открыть дверь, даже не вошел в замок!
   Арестант, услышав шевеление у двери, поднялся с кушетки и тут же быстро сел — увидев Ларри, он сразу все понял.
   Ключи один за другим свободно входили в замочную скважину, но не поворачивались. От напряжения лицо Линмауса покрылось потом, его начало трясти. Секунды бежали, и каждая из них могла стоить жизни.
   С улицы через окно, выходящее на юг, вновь послышался голос:
   — Эй, Энтони! Энтони!
   — Да заткнись ты! — прикрикнул часовой, стоявший у северной стороны здания.
   — Мне нужен Цыпленок, — пояснил его напарник.
   — Он занят, дубина. Оставь его в покое!
   Улыбка невольно коснулась губ Линмауса.
   — Шериф сейчас перед камерой Дэниельса, — откликнулся один из заключенных, который, вцепившись в решетку двери, наблюдал за действиями Линмауса.
   — Там ему и надо быть. С Дэниельса глаз спускать нельзя, — заметил охранник, карауливший тюрьму с севера.
   — Так где шериф? В коридоре? — раздался голос с южной стороны здания. — Мне надо срочно с ним переговорить.
   — Так он тебя и так услышит.
   — Привет, Энтони!
   Заслышав звуки шагов, Линмаус, стараясь подражать голосу шерифа, проорал:
   — Да заткнись ты!
   После его грубого окрика все сразу стихло, а затем с северной стороны послышалось ехидное хихиканье.
   — Говорил же я тебе, оставь Цыпленка в покое! Ему сейчас не до тебя.
   Да, в самом деле «шерифу» было не до него!
   И тут за спиной у Ларри раздался приглушенный голос:
   — Линмаус! Ларри Линмаус!
   От неожиданности парень вздрогнул. Спустя секунду он понял, что его зовет заключенный, сидящий в камере напротив Тома.
   Ларри, пробуя очередной ключ, повернулся к арестанту.
   — Ларри, — прошептал заключенный, — выпусти и меня. Втроем нам будет легче справиться с часовыми. Можешь на меня положиться — я же Так Мейсон!
   — Нет, Так, оставайся там, где сидишь, — бросил ему Линмаус. — Раз уж сам не смог сбежать, твое место в камере!
   — Ну, Ларри, ради Бога, выпусти меня! — с еще большим волнением в голосе произнес Мейсон.
   Не успел Ларри ему ответить, как ключ в замке повернулся, дверь камеры Дэниельса со скрипом открылась и Том сделал к свободе свой первый шаг!
   — Что? Энтони выпускает Дэниельса? — крикнул кто-то из другого конца коридора.
   Внезапно мрачное помещение тюрьмы, в котором с огромным трудом различались предметы, залило ярким светом. Линмаус на мгновение зажмурил глаза, затем открыл их и тут же протянул Дэниельсу револьвер. Том взял его, попытался что-то сказать, но у него от волнения перехватило горло.
   — Линмаус, Линмаус! — с отчаянием в голосе закричал Так Мейсон. — Возьмите меня с собой!
   — Теперь — к двери, — скомандовал Ларри шагнувшему в коридор Тому и настороженно посмотрел в противоположный конец коридора. — На кого наткнешься, стреляй по ногам. Только по ногам, если это, конечно, не головорезы Кресса. Там, перед входом, двое часовых и несколько привязанных лошадей. Седлай ту, что окажется к тебе ближе, и гони во весь опор!
   — На помощь! Скорее! Линмаус!.. — донесся от входной двери душераздирающий вопль.
   И тут со всех сторон раздались крики. Казалось, что закричали все — и те, кто сидел в камерах, и те, кто охранял тюрьму. Шум поднялся невообразимый, и чаще всего в нем слышалось одно слово — «Линмаус».
   А Ларри, чье имя выкрикивалось то со страхом, то с ужасом, а то и с недоумением, со всех ног кинулся к выходу.
   Дверь одной из боковых камер громко лязгнула, и тут же раздался истошный вопль:
   — Свиная Нога, Райли, Джо, Огден! Он здесь!
   И Линмаус узнал голос того, с кем так долго жаждал встречи. Это был конечно же Джей Кресс.
   У. северной стороны здания грохнули залпами два карабина — оба часовых наугад пальнули в тюремное окно. Им в ответ раздался душераздирающий крик:
   — Эти сволочи попали в меня! Меня подстрелили, да будь они прокляты!
   Обе пули охранников попали в одного из арестантов.
   Линмаус на эти выстрелы отвечать не стал.
   Впереди у самой входной двери он увидел качающуюся фигуру шерифа. Цыпленок Энтони, окончательно не отошедший от удара Ларри, неуверенно стоял на ногах и обеими руками держался за голову.
   — На помощь! Здесь Ларри Линмаус! — кривясь от боли, несколько раз прокричал он.
   Охранник, один из тех, кто наугад пальнул в тюремное окно, вбежал в тюрьму и, увидев несущихся по коридору вооруженных бандитов, мгновенно рухнул на пол.
   Линмаус рассчитывал, что помощники шерифа, призванные охранять тюрьму, рассредоточены по разным местам и на сигнал тревоги соберутся не сразу. Тогда, завалив шерифа на пол, он опрометчиво решил, что половина его задачи уже выполнена. Только теперь Ларри понял, что глубоко ошибался. Ему уже стало казаться, что о его плане проникновения в тюрьму охрана знала и заранее к этому подготовилась.