Глава 43
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС
Семья погорельцев — супруги Бор и двое их дочерей — нашла пристанище у Уильяма Оливера. Туда же, в дом банкира, пришел и Линмаус.
Цыпленок Энтони, упрямый как баран и верный своим обязанностям, настаивал на аресте Ларри, но жители Крукт-Хорна отстояли его. Они пригрозили шерифу, что отобьют Линмауса, и Энтони ничего не осталось, как ретироваться, заявив при этом, что ему, так много сделавшему для того, чтобы обезопасить их от этого кровожадного бандита, все же придется подчиниться общественному мнению.
Решив пока ограничиться длинной телеграммой, которую надлежало послать в столицу штата, шериф пришел в тюрьму, присел рядом с умирающим Джеем Крессом и задумался. Да, можно восторгаться благородным поступком, совершенным Линмаусом, но как же при этом не обращать внимания на то, что он убил Джея Кресса? Это же было преднамеренное убийство! Но все-таки следует ли начинать преследование этого Линмауса, который в глазах жителей Крукт-Хорна вновь стал героем?
Энтони нисколько не сомневался в том, что, как только он засадит этого бандита за решетку, вокруг тюрьмы соберутся толпы народа и голыми руками разнесут ее на части.
Однако вскоре все его сомнения рассеялись, и он послал своему начальству телеграмму следующего содержания:
«Кресс мертв. Признался в убийстве Кинкейда в Эль-Пасо, совершенном им три года назад, а также Томасона в Финиксе».
И что? Неужто вешать Линмауса за убийство карточного шулера? Нет, пусть уж лучше он купается в лучах славы!
Естественно, что в телеграмме содержалась не вся информация, полученная шерифом от умирающего Кресса.
С широко раскрытыми глазами слушал он предсмертную исповедь бедняги Кресса. Дрожащий всем телом Джей лежал на кушетке, судорожно дергал на себя одеяло и излагал историю своей гнусной жизни. А она, эта история, начиналась со дня его рождения и кончалась описанием той злополучной встречи с Линмаусом.
За спиной у шерифа стоял надзиратель, а в углу на стуле сидел помощник. Все трое внимательно слушали Кресса и дивились его рассказам. От умирающего они и узнали, как он подкупил Линмауса, чтобы тот помог ему прослыть отважным малым. Объяснил Джей и причину, по которой в салуне был разыгран спектакль.
Закончив печальную исповедь, Кресс закрыл глаза и испустил дух. Теперь тайна позора Линмауса открылась, а карточный шулер отошел в мир иной с той репутацией, которую и заслужил.
Все поведанное Крессом перед смертью в мгновение ока распространилось по Крукт-Хорну. Отныне при имени Линмауса горожане улыбались и уже никто не мог сказать, что он трус. К тому же его отважный поступок на пожаре, когда он, рискуя жизнью, спас дочку Бора, еще больше прибавил ему славы.
Тем не менее рано утром шериф, оседлав лошадь, поехал к Уильяму Оливеру, чтобы самому рассказать банкиру обо всем, что он услышал от Кресса, и расставить все точки над «и» в этой удивительной истории с Линмаусом.
По дороге он встретил Черри Дэниельс. Девушка мчалась в сторону центра города, но, завидев шерифа, приостановила коня.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила она Энтони.
— Да нет, — ответил шериф и сообщил ей о смерти Джея Кресса.
— Тогда у Ларри больше никаких проблем, — грустно подытожила девушка.
— Черри, ты почему-то побелела, — заметил шериф. — Уж не заболела ли?
Девушка помедлила с ответом. Было видно, что она колеблется.
— Хорошо, Цыпленок, — произнесла наконец. — Понимаешь, просто я попыталась сыграть игру с чересчур огромными ставками. Играла и очень надеялась на выигрыш. А когда мне уже показалось, что я выиграла, удача отвернулась от меня и все пошло прахом. Теперь я скачу домой.
Цыпленок Энтони пристально посмотрел на девушку.
Он прекрасно понял, о чем она говорила, поскольку никаких тайн в таком маленьком городке, как Крукт-Хорн, не было.
— Ясно, — произнес шериф. — А теперь послушай меня. Поверь, в честной игре проигравших не бывает!
— Ты так думаешь? — оживилась девушка.
— Я это точно знаю, — заверил Энтони. — Возвращайся в Джексон-Форд и жди своего часа. Карточная колода большая, тебе обязательно выпадет козырной туз!
Черри улыбнулась, но ее лицо так и осталось белым.
Махнув на прощанье шерифу рукой, она пришпорила коня и с места пустила его в бешеный галоп. А Цыпленок Энтони, глядя ей вслед, подумал: «Никогда уже эта чудесная девушка не встретится с тем, кого так сильно любит. Гордость не позволит».
Остаток пути до дома банкира лошадь везла его медленным шагом. У шерифа было ощущение собственной ненужности. Все вокруг словно зациклились и говорили только о Линмаусе. Да, сейчас героем для них был Ларри, а он, шериф, — только передатчиком волнующих новостей, да к тому же не совсем свежих!
У ворот усадьбы Оливеров он увидел странного вида человека, который взмахом руки остановил его. Это оказался брат Хуан.
— Друг мой, ты с хорошими новостями или с плохими? — обратился он к шерифу.
— С хорошими.
— Тогда проезжай. Я здесь вроде часового — оберегаю этот дом от неприятностей.
— И Линмауса тоже?
— Конечно, и его, — кивнул францисканец.
— Тогда скажи, что тебя так к нему притягивает?
— Брат, когда видишь в цирке идущего по проволоке канатоходца, то всегда желаешь ему удачи.
— Тогда я успокою тебя, — произнес Энтони. — Это раньше Линмаусу было опасно появляться среди людей, а сейчас ему уже ничто не грозит.
— Я всегда молился за него, — улыбнулся брат Хуан, — но отныне ничто не омрачит его жизнь. Всевышний указал ему путь к добру и смирению!
Подъехав к дому, Энтони спрыгнул с лошади рядом с прохаживавшимся по двору банкиром. Уильям Оливер поздоровался с шерифом вежливо, но довольно сдержанно. Однако эта сухость в общении сразу же исчезла, как только Цыпленок рассказал банкиру о предсмертной исповеди Кресса.
— Судья! — громко крикнул мистер Оливер.
Судья Бор тотчас вышел из дома. Он был бледен, его пухлые щеки отвисли, глаза выглядели усталыми. На губах застыла кривая улыбка.
— Судья, у нас есть признание Джея Кресса, сделанное им перед смертью, — сообщил банкир. — Оказывается, Кресс вынудил Линмауса разыграть тот гнусный спектакль в салуне. Сделал он это с помощью денег, которые жульническим путем выиграл у Линмауса. У этого шулера были две монетки, каждая из которых имела на обеих сторонах одну и ту же чеканку. Представляете, какой мошенник? Линмаус, которому нужны были деньги, чтобы жениться на моей Кейт и завязать со своим преступным прошлым, попался на его удочку и сильно проигрался. Думаю, этого факта достаточно, чтобы ваше мнение о бедняге Линмаусе теперь изменилось. Что скажете, судья?
Бор вздохнул с явным облегчением.
— В суде я уже отсидел, Оливер, — заявил он. — Произнес последнюю речь и теперь уже светиться на людях не буду. С меня хватит. Хоть и сгорел мой дом, но у меня еще остались семья и ранчо. Больше ничего. А Ларри Линмаусу могу пожелать только счастья. Кстати, где же он сам?
— Да, где он? — оживился шериф. — Я тоже хочу пожелать ему счастья. И чем скорее, тем лучше.
— Не думаю, что он к вам сразу же выбежит, — улыбнулся Оливер. — Послушайте!
Он поднял руку, призывая к тишине. Но молчания собеседников совсем не потребовалось, чтобы услышать веселую музыку, радостный девичий смех, которому вторил мужской голос, раздававшиеся в доме банкира.
— Кажется, она ему что-то читает, — улыбаясь, предположил мистер Оливер. — Теперь им вместе всегда будет хорошо.
— А чья это лошадь на привязи? — поинтересовался шериф.
— Как чья? Это же Фортуна Линмауса! Ее только что привел Том Дэниельс. Кстати, шериф, Том Дэниельс вам не нужен? Может, у вас к нему какие-нибудь вопросы?
— Нет, — отмахнулся Цыпленок Энтони. — У меня к друзьям Ларри больше никаких вопросов нет. Ведь, чуть что, весь Крукт-Хорн встанет на их защиту. А, как сказал судья в своем выступлении, общественное мнение — это огромная сила.
— Ох, — вздохнув, произнес Бор, вспомнив свой недавний триумф, и тут же пожал плечами. — Да, общественное мнение — сила огромная, но сколько порой уходит времени, чтобы его создать! Оливер, как же я тогда был слеп!
Из дома послышался звонкий собачий лай.
— Это Джимми! — счастливо улыбаясь, пояснил судья. — Теперь он от Линмауса не отходит. Все пытается содрать с его лица бинты.
— А что, Ларри сильно обгорел? — озабоченно спросил шериф.
— Ожоговые пятна есть, — ответил судья, — и довольно обширные. Ничего, заживут! Главное у человека — его душа, а какая она у Ларри Линмауса, мы теперь знаем.
Цыпленок Энтони, упрямый как баран и верный своим обязанностям, настаивал на аресте Ларри, но жители Крукт-Хорна отстояли его. Они пригрозили шерифу, что отобьют Линмауса, и Энтони ничего не осталось, как ретироваться, заявив при этом, что ему, так много сделавшему для того, чтобы обезопасить их от этого кровожадного бандита, все же придется подчиниться общественному мнению.
Решив пока ограничиться длинной телеграммой, которую надлежало послать в столицу штата, шериф пришел в тюрьму, присел рядом с умирающим Джеем Крессом и задумался. Да, можно восторгаться благородным поступком, совершенным Линмаусом, но как же при этом не обращать внимания на то, что он убил Джея Кресса? Это же было преднамеренное убийство! Но все-таки следует ли начинать преследование этого Линмауса, который в глазах жителей Крукт-Хорна вновь стал героем?
Энтони нисколько не сомневался в том, что, как только он засадит этого бандита за решетку, вокруг тюрьмы соберутся толпы народа и голыми руками разнесут ее на части.
Однако вскоре все его сомнения рассеялись, и он послал своему начальству телеграмму следующего содержания:
«Кресс мертв. Признался в убийстве Кинкейда в Эль-Пасо, совершенном им три года назад, а также Томасона в Финиксе».
И что? Неужто вешать Линмауса за убийство карточного шулера? Нет, пусть уж лучше он купается в лучах славы!
Естественно, что в телеграмме содержалась не вся информация, полученная шерифом от умирающего Кресса.
С широко раскрытыми глазами слушал он предсмертную исповедь бедняги Кресса. Дрожащий всем телом Джей лежал на кушетке, судорожно дергал на себя одеяло и излагал историю своей гнусной жизни. А она, эта история, начиналась со дня его рождения и кончалась описанием той злополучной встречи с Линмаусом.
За спиной у шерифа стоял надзиратель, а в углу на стуле сидел помощник. Все трое внимательно слушали Кресса и дивились его рассказам. От умирающего они и узнали, как он подкупил Линмауса, чтобы тот помог ему прослыть отважным малым. Объяснил Джей и причину, по которой в салуне был разыгран спектакль.
Закончив печальную исповедь, Кресс закрыл глаза и испустил дух. Теперь тайна позора Линмауса открылась, а карточный шулер отошел в мир иной с той репутацией, которую и заслужил.
Все поведанное Крессом перед смертью в мгновение ока распространилось по Крукт-Хорну. Отныне при имени Линмауса горожане улыбались и уже никто не мог сказать, что он трус. К тому же его отважный поступок на пожаре, когда он, рискуя жизнью, спас дочку Бора, еще больше прибавил ему славы.
Тем не менее рано утром шериф, оседлав лошадь, поехал к Уильяму Оливеру, чтобы самому рассказать банкиру обо всем, что он услышал от Кресса, и расставить все точки над «и» в этой удивительной истории с Линмаусом.
По дороге он встретил Черри Дэниельс. Девушка мчалась в сторону центра города, но, завидев шерифа, приостановила коня.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила она Энтони.
— Да нет, — ответил шериф и сообщил ей о смерти Джея Кресса.
— Тогда у Ларри больше никаких проблем, — грустно подытожила девушка.
— Черри, ты почему-то побелела, — заметил шериф. — Уж не заболела ли?
Девушка помедлила с ответом. Было видно, что она колеблется.
— Хорошо, Цыпленок, — произнесла наконец. — Понимаешь, просто я попыталась сыграть игру с чересчур огромными ставками. Играла и очень надеялась на выигрыш. А когда мне уже показалось, что я выиграла, удача отвернулась от меня и все пошло прахом. Теперь я скачу домой.
Цыпленок Энтони пристально посмотрел на девушку.
Он прекрасно понял, о чем она говорила, поскольку никаких тайн в таком маленьком городке, как Крукт-Хорн, не было.
— Ясно, — произнес шериф. — А теперь послушай меня. Поверь, в честной игре проигравших не бывает!
— Ты так думаешь? — оживилась девушка.
— Я это точно знаю, — заверил Энтони. — Возвращайся в Джексон-Форд и жди своего часа. Карточная колода большая, тебе обязательно выпадет козырной туз!
Черри улыбнулась, но ее лицо так и осталось белым.
Махнув на прощанье шерифу рукой, она пришпорила коня и с места пустила его в бешеный галоп. А Цыпленок Энтони, глядя ей вслед, подумал: «Никогда уже эта чудесная девушка не встретится с тем, кого так сильно любит. Гордость не позволит».
Остаток пути до дома банкира лошадь везла его медленным шагом. У шерифа было ощущение собственной ненужности. Все вокруг словно зациклились и говорили только о Линмаусе. Да, сейчас героем для них был Ларри, а он, шериф, — только передатчиком волнующих новостей, да к тому же не совсем свежих!
У ворот усадьбы Оливеров он увидел странного вида человека, который взмахом руки остановил его. Это оказался брат Хуан.
— Друг мой, ты с хорошими новостями или с плохими? — обратился он к шерифу.
— С хорошими.
— Тогда проезжай. Я здесь вроде часового — оберегаю этот дом от неприятностей.
— И Линмауса тоже?
— Конечно, и его, — кивнул францисканец.
— Тогда скажи, что тебя так к нему притягивает?
— Брат, когда видишь в цирке идущего по проволоке канатоходца, то всегда желаешь ему удачи.
— Тогда я успокою тебя, — произнес Энтони. — Это раньше Линмаусу было опасно появляться среди людей, а сейчас ему уже ничто не грозит.
— Я всегда молился за него, — улыбнулся брат Хуан, — но отныне ничто не омрачит его жизнь. Всевышний указал ему путь к добру и смирению!
Подъехав к дому, Энтони спрыгнул с лошади рядом с прохаживавшимся по двору банкиром. Уильям Оливер поздоровался с шерифом вежливо, но довольно сдержанно. Однако эта сухость в общении сразу же исчезла, как только Цыпленок рассказал банкиру о предсмертной исповеди Кресса.
— Судья! — громко крикнул мистер Оливер.
Судья Бор тотчас вышел из дома. Он был бледен, его пухлые щеки отвисли, глаза выглядели усталыми. На губах застыла кривая улыбка.
— Судья, у нас есть признание Джея Кресса, сделанное им перед смертью, — сообщил банкир. — Оказывается, Кресс вынудил Линмауса разыграть тот гнусный спектакль в салуне. Сделал он это с помощью денег, которые жульническим путем выиграл у Линмауса. У этого шулера были две монетки, каждая из которых имела на обеих сторонах одну и ту же чеканку. Представляете, какой мошенник? Линмаус, которому нужны были деньги, чтобы жениться на моей Кейт и завязать со своим преступным прошлым, попался на его удочку и сильно проигрался. Думаю, этого факта достаточно, чтобы ваше мнение о бедняге Линмаусе теперь изменилось. Что скажете, судья?
Бор вздохнул с явным облегчением.
— В суде я уже отсидел, Оливер, — заявил он. — Произнес последнюю речь и теперь уже светиться на людях не буду. С меня хватит. Хоть и сгорел мой дом, но у меня еще остались семья и ранчо. Больше ничего. А Ларри Линмаусу могу пожелать только счастья. Кстати, где же он сам?
— Да, где он? — оживился шериф. — Я тоже хочу пожелать ему счастья. И чем скорее, тем лучше.
— Не думаю, что он к вам сразу же выбежит, — улыбнулся Оливер. — Послушайте!
Он поднял руку, призывая к тишине. Но молчания собеседников совсем не потребовалось, чтобы услышать веселую музыку, радостный девичий смех, которому вторил мужской голос, раздававшиеся в доме банкира.
— Кажется, она ему что-то читает, — улыбаясь, предположил мистер Оливер. — Теперь им вместе всегда будет хорошо.
— А чья это лошадь на привязи? — поинтересовался шериф.
— Как чья? Это же Фортуна Линмауса! Ее только что привел Том Дэниельс. Кстати, шериф, Том Дэниельс вам не нужен? Может, у вас к нему какие-нибудь вопросы?
— Нет, — отмахнулся Цыпленок Энтони. — У меня к друзьям Ларри больше никаких вопросов нет. Ведь, чуть что, весь Крукт-Хорн встанет на их защиту. А, как сказал судья в своем выступлении, общественное мнение — это огромная сила.
— Ох, — вздохнув, произнес Бор, вспомнив свой недавний триумф, и тут же пожал плечами. — Да, общественное мнение — сила огромная, но сколько порой уходит времени, чтобы его создать! Оливер, как же я тогда был слеп!
Из дома послышался звонкий собачий лай.
— Это Джимми! — счастливо улыбаясь, пояснил судья. — Теперь он от Линмауса не отходит. Все пытается содрать с его лица бинты.
— А что, Ларри сильно обгорел? — озабоченно спросил шериф.
— Ожоговые пятна есть, — ответил судья, — и довольно обширные. Ничего, заживут! Главное у человека — его душа, а какая она у Ларри Линмауса, мы теперь знаем.