Страница:
— Могу тебе рассказать кое-что забавное. Одна высокопоставленная дама заключила со мной пари, что ты не мужчина, и предложила доказать ей обратное в ее будуаре. Дама уехала и ждет тебя в гостиной, которую я готов тебе показать.
Взволнованный Шарль-Женевьева забыл свою дорогую графиню де Рошфор и без промедления направился в будуар, где ему было обещано счастье. Ле Бело, следивший за коридором, предупредил короля. Тот сразу же покинул бал и отправился вслед за де Эоном. Вот как д'Эон сам рассказывает о своем необычном приключении:
«Дверь открылась. Мелкими шагами ко мне стал приближаться по-королевски одетый мужчина, — это был Людовик XV, я сразу же узнал его и, охваченный ужасом, попятился» <Из «Мемуаров кавалера д'Эона» Фредерика Гайардэ, биографа кавалера д'Эона. Публикация. По документам, предоставленным семьей кавалера д'Эона, и подлинным материалам (за 1836 год), хранящимся в архивах Департамента иностранных дел. Далее, уважаемый читатель, все цитаты, которые будут вам встречаться в главе о кавалере д'Эоне, заимствованы из этой публикации. То же относится и к высказываниям Гаиардэ о кавалере д'Эоне, которые вы встретите в других главах.>.
— Не пугайтесь, моя красавица, — сказал он мне, — не бойтесь меня.
И галантный монарх стал гладить мои щеки своей нежной надушенной рукой. Я вытаращил глаза. Неужели он считает меня женщиной, сказал я себе, может быть мне придется доказать ему, что я мужчина? Вскоре у меня не осталось никаких сомнений… Король так ясно выразил свои намерения, что я тотчас же понял, какую злую шутку сыграли со мной мои друзья. Положение было более чем затруднительное…
Его величество был до неприличия прыток и действовал как мужчина, не привыкший встречать сопротивление. Что делать? Я призвал все свое мужество и, глядя прямо на короля, произнес:
— Сир, вас обманули, а я стал жертвой злой шутки.
Чтобы изречь свою импровизацию, я отступил на шаг и оказался прижатым к оттоманке. Людовик XV сразу оценил ситуацию и, не дав мне времени закончить, толкнул меня на подушки. Это случилось так неожиданно, что я вскрикнул и попытался встать, чтобы все объяснить обманутому монарху, но было слишком поздно… Мое объяснение не понадобилось — Людовик XV сам нашел его, и, поскольку это было не то, что он искал, его августейшие руки от изумления опустились, а рот приоткрылся.
— Сир, вот что я хотел вам сообщить, — смущенно сказал я ему, так же дрожа, как и он.
Король с перекошенным лицом ходил взад и вперед по гостиной. Наконец, по-видимому, овладев собой, он остановился и улыбнулся.
— Никак не могу поверить, — он глядел на меня с восхищением, — так вы мужчина? Это настоящая метаморфоза — любой бы здесь обманулся. — Поразмыслив минуту, он добавил: — Друг мой, быть может, вы так же умны и немногословны, как и прекрасны?
— Пусть ваше величество подвергнет мою преданность и мое рвение любому испытанию, — ответил я ему, — и я обещаю его выдержать.
— Хорошо, я согласен. Сохраним в тайне все, что здесь произошло. Будьте готовы выполнить приказ. Вскоре вы мне понадобитесь».
Через три недели после бала у герцога де Нивернэ кавалера д'Эона вызвал принц де Конти. Принял он юношу с исключительным почтением.
— Не знаю, что сделали вы для короля, чтобы добиться его милости, но его величество последнее время только и говорит, что о вас. Король расхвалил мне вашу внешность и обаяние и попросил узнать поподробнее о ваших моральных качествах. Я провел расследование и узнал вас с самой лучшей стороны. Завтра вас вызывают в Версаль. Там вам вручат тайное послание исключительной важности.
На следующий день Конти проводил кавалера к королю и в «малые кабинеты». Король и бывшая тут же с ним м-м де Помпадур встретили их очень любезно.
— Месье д'Эон, я решил доверить вам исключительно важное поручение. Вы знаете, что вот уже четырнадцать лет у нас натянутые отношения с русской императрицей Елизаветой. Они могут стать еще хуже, если государыня по совету своего любовника, Бестужева-Рюмина, — а он ненавидит Францию, — заключит союз с Англией. Надо помешать этому союзу и склонить Россию на нашу сторону. Вот в этом и состоит поручение.
Кавалер д'Эон с изумлением выслушал эту речь. Почему выбор пал именно на него? Это не укладывалось в голове. Почему он, ведь он не дипломат? Ему не пришлось задавать этот вопрос, видимо, недоумение ясно написано было у него на лице, ибо король соблаговолил пояснить свои намерения:
— Уже давно я ищу способ тайком передать письмо императрице Елизавете. Все послы, отправленные мною были задержаны Бестужевым и брошены в тюрьму. Потому что м-м де Помпадур и пришла в голову мысль: лишь женщине удастся обмануть бдительность того авгура и пробраться к императрице. Вот уже несколько месяцев мы безрезультатно ищем отважную и не болтливую даму для этого поручения… И тут я встретил вас. Вы были так похожи на девушку, что я тотчас же решил послать вас, переодетого в женское платье в Санкт-Петербург.
Кавалер все еще не мог прийти в себя и осознать услышанное.
— Цель вашей миссии, — мягко уточнила видевшая его растерянность м-м де Помпадур, — проникнуть во дворец, встретиться с императрицей с глазу на глаз, передать ей письмо короля, завоевать ее доверие и стать посредником тайной переписки, благодаря которой его величество надеется восстановить добрые отношения между двумя нациями.
Юный д'Эон пообещал подготовиться и в задумчивости вернулся домой. На следующий день он узнал, что роль его куда сложнее, чем он думал. Став тайным агентом короля, кавалер попадал в необычную организацию, созданную Людовиком XV с целью обманывать министров, послов и довольно часто — саму м-м де Помпадур. Неизвестные дипломатам лица работали на короля Франции во всех европейских столицах — осведомляли его при помощи зашифрованных писем. Организация эта — прообраз Второго отдела, названного позже Тайным отделом, — возглавлялась принцем де Конти.
Некоторое время ушло у д'Эона на подготовку — он заказывал гардероб, парики, изучал карты. Наконец его снова пригласил принц де Конти и раскрыл вторую часть поручения:
— Вы знаете, что мой дед после смерти де Собьески избран был королем Польши. Но увы! Узурпатор Август II, избранник Саксонии, захватил трон, прежде чем избранный монарх успел приехать из Франции. Это стало большим несчастьем для моей семьи и для его величества, который уже принял решение заключить тесный союз с Польшей. Король только что позволил мне поручить вам и вторую миссию. Если она окажется успешной, это поможет смыть наконец оскорбление, нанесенное моему деду. Речь идет вот о чем: вы скажете Елизавете, что я влюблен в нее, постараетесь внушить ей мысль заключить со мной брачный союз. Если она откажется, вы приложите все усилия для назначения меня командующим русской армией — это сблизит меня с Польшей…
Далее последовали необходимые пояснения: кавалер будет путешествовать под именем м-ль Лиа де Бомон; по дороге он встретит кавалера Дугласа, он шотландец служит Франции. Принц передал д'Эону копию секретного шифра, взятого из лексикона меховой торговли: «горностай» значило «прусская сторона», «соболь» — «доверие Бестужева», «беличьи шкурки» — «наемные войска Англии» и т. д.
…Ясным июньским утром 1755 года кавалер д'Эон, одетый в дорожное платье, сел в почтовую карету, которая доставит его к первой восточной переправе. В обложке книги Монтескье, которую вез он в своем багаже, был запрятан тайный шифр и письмо Людовика XV Елизавете.
Кавалер-мадемуазель беспрепятственно пересек Европу и в конце июня прибыл в Санкт-Петербург, где его уже поджидал Дуглас. К несчастью, через несколько дней шотландца выследили агенты Бестужева и выслали из России. Однако перед отъездом он успел-таки представить м-ль Лиа де Бомон графу Михаилу Воронцову, вице-канцлеру и франкофилу. Именно этот высокопоставленный вельможа, хорошо известный в Версале, и должен был, по расчетам м-м де Помпадур, представить кавалера ко двору. «Именно к нему обратилась м-ль де Бомон, облеченная полномочиями, зашитыми в ее корсет и спрятанными на девственной груди».
Воронцов без ведома Бестужева добился для кавалера аудиенции императрицы, письмо Людовика XV было передано.
Елизавету немало позабавил этот посланник, и она посмеялась от души. «Однако государыня не могла никак поверить, что прекрасная девушка, стоящая перед ней, на самом деле прекрасный юноша. Напрасно д'Эон, опустив глаза, убеждал ее в своем мужском естестве, напрасно в подтверждение его слов Воронцов показывал нa конфиденциальные письма из Версаля. Елизавета не могла принять это за истину». Как бы то ни было, с целью облегчить необходимые для переговоров встречи Елизавета тут же решила: поселить м-ль де Бомон в моем дворце и объявить моей «личной чтицей».
Последним ее капризом в июльский этот день 1755 года стал прибывший из Франции кавалер-мадемуазель — пол его сильно ее интриговал. Вечером же д'Эону сообщили, что к обязанностям чтицы приступить он должен незамедлительно — императрица его ожидает в своей спальне. Он направился туда и очень удивился, застав Елизавету в постели, — это была западня.
— Подойдите ближе… — поманила она его, — так-то лучше…
Кавалера, заметившего бесстыдный огонь в глазах российской повелительницы, охватила паника.
«Я почувствовал дрожь, оказавшись меж двух огней: императрицей — с одной стороны, и принцем де Конти — с другой; он просил меня поговорить о женитьбе, но не обязывал заходить так далеко… Что делать, спрашивал я себя; предать принца — опасно, сопротивляться императрице — того хуже. Я бросал на ее величество взоры, полные мольбы… Губы ее побелели, скулы раскраснелись, вздрагивающие веки не скрывали алчного взгляда… Раскинутые обнаженные руки, неприлично, не в меру открытая грудь, разметавшиеся по плечам волосы… Она задыхалась от похоти, от страстного желания — опьяненная, изголодавшаяся вакханка… Я опустил глаза столь же быстро, как только что поднял их. Все, что рассказывал мне Воронцов о царице и ее оргиях, всплыло в моей памяти.
Эта лежащая передо мною женщина обнимала бессчетное число мужчин, встреченных ею случайно, иной раз — прямо на улице. Сколько раз уста ее, шея, грудь обесчещены поцелуями солдат! И я отступил перед этой императорской развалиной, оскверненной такой грязью».
Но Елизавета никогда не выпускала добычу из своих рук. Она соскочила с постели, бросилась на кавалера д'Эона и в мгновение ока его раздела. «Тогда, — говорит он, — я больше не смог сопротивляться». Через несколько секунд он оказался в постели императрицы. Но — увы! В тот момент, когда должен был состояться первый франко-русский альянс, кавалер д'Эон не смог проявить свою мужественность. Еще никогда дотоле с Елизаветой не случалось подобного, — она онемела. «Я оказался в самом затруднительном для мужчины положении, — пишет кавалер, — особенно если учесть, что рядом была абсолютная правительница. Затруднение, в котором я оказался по причине слабости моего естества, вызвало у меня страшную дрожь, — я был ни жив, ни мертв. Но, к великому моему удовлетворению, царица не рассердилась на меня, чего я так опасался, а расхохоталась — не сочла меня виноватым в том, в чем я действительно виноват не был и что сам впоследствии исправил». И действительно, почти каждый вечер кавалер д'Эон проводил в постели императрицы. Эта достойная самоотверженность помешала англо-русскому союзу и доставила немало сладостных минут Елизавете.
Обязанности «личной чтицы» совсем не оставляли кавалеру д'Эону свободного времени ночью, но зато он пользовался полной свободой днем, разгуливая по императорскому дворцу в поисках любых полезных для короля Франции сведений. Заботясь о том, чтобы не вызвать подозрений у Бестужева, он взял себе в провожатые одну из фрейлин царицы. Ну, а вкусом он обладал отменным и выбрал самую красивую — очаровательную пятнадцатилетнюю Надежду Штейн. Бедняжка, разумеется, не догадывалась, что эта обворожительная француженка, которая так нежно ее обнимала и целовала, была… мужчиной. Д'Эон обращал ситуацию в свою пользу.
— Вы не совсем так одеваетесь, моя дорогая, — ворковал он и, делая вид, что хочет поправить корсаж или перевязать ленту, он ласкал ее грудь… Не прошло много времени, как эта юная особа страстно влюбилась в свою «подругу». Она не хотела надолго расставаться с ней, то и дело подносила небольшие подарки… И, наконец, однажды вечером прямо предложила ей спать вместе. Кавалер не на шутку смутился, угрызения совести побудили его замешкаться с ответом. Вот его собственное изложение событий:
«Вдруг она виснет на мне и силой тащит в свою комнату; закрыв дверь, она вытаскивает из замка ключ со словами:
— Смотри, я тебя поймала! Ты — моя пленница! Пришлось подчиниться. Есть искушения, перед которыми не может устоять ни один мужчина. Благодаря моему темпераменту мне часто удавалось вести себя добродетельнее и благоразумнее любого другого, но ведь не Бог же я, в самом деле… Итак, я уступил. Но меня страшило предстоящее счастье. Я дрожал, словно намеревался совершить преступление. Беспечная и смеющаяся, Надежда уже почти разделась.
— Ну же, душенька моя!.. Что же ты не разденешься? Или сердишься на меня? О, прости, моя радость! Я не хотела бы расставаться с тобой — ни днем, ни ночью. Вот как люблю я тебя… не то, что ты, злючка!.. — Малышка была же совершенно обнажена, ее чудная грудь прижалась к моей… Я почувствовал дрожь и жар во всем теле… сжал руками виски, бросил на Надежду пожирающий взгляд… И вдруг я стал так быстро срывать одежды, что подруга моя — она стояла на коленях в постели, сложив за спиной руки, наблюдала за мной, спросила с улыбкой, уж не сошла ли я с ума… Я действительно обезумел — обезумел до головокружения».
Д'Эон наконец сбросил свои юбки, чулки, подвязки на ковер… Когда на нем ничего больше не осталось, русская девушка удивленно вытаращила глаза: странно сложены эти француженки… Видимо, она сразу не поняла, в чем дело. В постели, естественно, фрейлине все стало ясно: ее дорогая подруга — мужчина, и мужчина этот мечтал ей это доказать имеющимся у него под рукой способом!.. Она вся пылала, она была так поражена, так взволнована… И согласилась. Так у кавалера д'Эона, чья мужественность так долго дремала, появились одновременно две любовницы… Вскоре, при обстоятельствах, не менее пикантных, у него появится и третья.
— Мадемуазель де Бомон не может так поздно вернуться во дворец. Мы предоставим ей комнату, и она проведет ночь у нас.
«У милорда, — говорит нам Гайардэ, — созрел целый план атаки и ночного абордажа красавицы».
Кавалер д'Эон согласился при условии, что его поместят в комнате супруги англичанина. Расстроенный Ферре не посмел возражать. Гайардэ продолжает в свойственной ему неподражаемой манере: «Старый морской волк так тщательно подготовил все стратегические позиции, но маневры его не достигли цели, — желанный берег оказался под защитным огнем супружеской пушки. Правда, он быстро утешился: что ж, сражение с вражеским флотом еще не проиграно — через несколько дней он встретит в открытом море ту нарядную шхуну, для которой собственная его кровать стала на этот раз крепостью, а альков — портом. Старый пират и не подозревал, что имел дело с корсаром». А корсар, разумеется, не терял времени даром. Он тихо разделся, не выдавая «истинную природу своего пола», и улегся рядом с прекрасной англичанкой». Передаем далее слово самому кавалеру д'Эону:
Я лежал словно на раскаленных углях. Между тем у подруги моей помимо ее воли возник ко мне прилив нежности, вызванный магнетическим прикосновением. Отвечал столь же живо и страстно на источаемые на меня ласки. Эта невинная игра все больше раззадоривала миледи. Я был весь в поту, и мне стало все труднее соблюдать правила игры.
— Знаете ли, — нежно обратилась она ко мне, — милорд был чрезвычайно любезен с вами. Меня это не удивляет — вы так прекрасны…
— Миледи льстит мне… Но, чтобы быть откровенной с вами, друг мой, должна вам признаться: милорд непостоянен… Обмануть вас! Вас — такую красивую, любезную, милую… Непростительное преступление! И оно должно быть отмщено!
— О да, конечно, — согласилась англичанка, — но как?
— А если бы я взялась вам помочь?
Миледи с удивлением посмотрела на меня, словно предчувствуя что-то. Я держал ее руку в своей и чувствовал биение ее сердца… Взгляд ее увлажнился, грудь вздымалась, она с трудом переводила дыхание… Что еще сказать? Милорд был наказан…»
Наказание это имело самые благоприятные последствия для короля Франции…
Вопреки влиянию Бестужева, всегда мечтавшего о союзе России и Англии, русская государыня пообещала Д'Эону присоединиться к Франции и Австрии. Ею дано было ему письмо для Людовика XV, собственноручно написанное. В этом письме содержалась просьба немедленно прислать в Россию официального поверенного в делах, а при нем — основные пункты союзного договора, который она с готовностью подпишет.
Кавалер провел последнюю бурную ночь с государыней, несколько часов — с миледи, минуту — с Надеждой и, обессиленный, но довольный, уехал во Францию. Миссия его была окончена: он вез письмо Елизаветы и добился для принца де Конти обещания сделать его командующим русской армией и управляющим инвеститурой Курляндии.
Можно представить, с какой радостью встретили его в Версале. Король, м-м де Помпадур и принц де Конти сразу же принялись за текст договора. Когда договор был готов, Людовик XV позвал кавалера.
— Мсье, я в долгу перед вами за оказанную мне огромную услугу. Вы блестяще выполнили сложное и столь необычное поручение. Чтобы выразить вам мою благодарность, я назначаю вас поверенным в делах и прошу вернуться в Россию — вы сами дадите императрице на подпись этот договор. На этот раз миссия ваша будет официальной, и вы оденетесь в подобающее вам мужское платье. Вы сообщите в Санкт-Петербурге ваше истинное имя. Дабы объяснить сходство — ведь оно может кое-кому показаться подозрительным — вы представитесь братом мадемуазель Лиа де Бомон.
Итак, кавалер снова отправился в Россию, несмотря на противодействие министра иностранных дел М. Руйе, — ничего не зная о предыдущих событиях, тот недоумевал, почему король доверяет столь важное дело лицу неизвестному.
В Санкт-Петербурге царица рада была увидеть своего любовника в мужской одежде. Надежда, смущенная неожиданностью, все краснела… Что же касается миледи, она так при первой встрече смешалась, что супруг ее внимательно стал приглядываться к этому французскому поверенному… Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы брат столь походил на сестру. Сомнения возникли сами собой. Воспоминания о ночи, которую жена его провела рядом с м-ль де Бомон, так сильно его мучили, что он не смог долее оставаться в России. Сделавшись больным от ревности, он срочно выехал с женой из Санкт-Петербурга в Англию.
Его отъезд осчастливил кавалера д'Эона: ему не придется теперь противостоять влиянию злокозненного англичанина, это так облегчало собственную его задачу… Через несколько недель Елизавета публично, перед взбешенным Бестужевым, объявила, что склоняется к тому, чтобы присоединиться к Франции и Австрии. Далее последовал приказ: договор, заключенный ее премьер-министром и кавалером Вильямсом, расторгнуть; восьмидесяти тысячам русских, что находятся в Литве и в Курляндии для помощи Англии и Пруссии, выступить против них и присоединиться к армиям Людовика XV и Мари-Терезы.
Ну а дабы по-своему отпраздновать этот союз, она увела поверенного французского короля в свои апартаменты…
— Передайте мсье д'Эону триста золотых дукатов — это подарок за оказанные им мне услуги.
Кавалер мог бы оскорбится, но, к счастью, у него хватило ума забыть, что золото рассыпала счастливая любовница, и принять этот подарок из рук всемогущей императрицы.
В Версале его приняли еще ласковее, чем в первый раз. Король долго его поздравлял, подарил золотую табакерку, украшенную жемчугом, значительную денежную сумму и звание лейтенанта драгун. Тогда д'Эон открыл небольшую красную кожаную папку, что была у него под мышкой, и, доказывая свободу, которую предоставила ему в своем дворце императрица, передал Людовику XV копию тайного завещания Петра Великого. Монарх, м-м де Помпадур и принц де Конти были в восторге. Для того, кто хотел понять и даже предвидеть русскую политику, этот документ имел важное значение.
— Вы перевыполнили данное вам поручение, мсье д'Эон, — с важностью изрекла м-м де Помпадур, — мы вас поздравляем.
Фаворитка давно уже некстати употребляла это местоимение в разговорах о политике, и не находилось никого, кто возразил бы.
Кавалер поклонился и рассыпался в комплиментах маркизе. Они несколько минут состязались в этом занятии. Забавно представить себе два этих персонажа лицом к лицу… Они не были похожи, но одно качество их сближало — склонность к адюльтеру. Не будь этого, ни одна, ни другой не оказались бы в королевском кабинете.
Когда он улегся в огромную кровать, поджидая, чтобы к нему присоединилась графиня, в дверь постучали… Кавалер мгновенно спрятался под одеялом. Несколько удивленная, графиня пошла открывать — и лицом к лицу столкнулась со своей камеристкой, которую забыла отпустить домой. Опасаясь, как бы девушка не догадалась о присутствии д'Эона, она позволила ей войти и приступила к вечернему туалету.
Д'Эон съежился на постели и еле дышал… Но вот он услышал, как открылась дверь — служанка, видно, ушла, — скинул одеяло и вылез из своего укрытия. То, что он увидел, его поразило: камеристка все еще раздевала м-м де Рошфор, но… в комнате находился еще третий. То был молодой придворный аббат — он явно близко был знаком с хозяйкой… Раскрыв объятия, он приближался к почти раздетой графине… Сильно смущенная, она жестами пыталась объяснить, что ему следует незаметно уйти… Тогда вмешался д'Эон:
— Вы ведь видите, месье аббат, что м-м де Рошфор не расположена принять вас нынче вечером.
Изумленный священник повернулся и увидел на кровати обнаженного д'Эона…
Взволнованный Шарль-Женевьева забыл свою дорогую графиню де Рошфор и без промедления направился в будуар, где ему было обещано счастье. Ле Бело, следивший за коридором, предупредил короля. Тот сразу же покинул бал и отправился вслед за де Эоном. Вот как д'Эон сам рассказывает о своем необычном приключении:
«Дверь открылась. Мелкими шагами ко мне стал приближаться по-королевски одетый мужчина, — это был Людовик XV, я сразу же узнал его и, охваченный ужасом, попятился» <Из «Мемуаров кавалера д'Эона» Фредерика Гайардэ, биографа кавалера д'Эона. Публикация. По документам, предоставленным семьей кавалера д'Эона, и подлинным материалам (за 1836 год), хранящимся в архивах Департамента иностранных дел. Далее, уважаемый читатель, все цитаты, которые будут вам встречаться в главе о кавалере д'Эоне, заимствованы из этой публикации. То же относится и к высказываниям Гаиардэ о кавалере д'Эоне, которые вы встретите в других главах.>.
— Не пугайтесь, моя красавица, — сказал он мне, — не бойтесь меня.
И галантный монарх стал гладить мои щеки своей нежной надушенной рукой. Я вытаращил глаза. Неужели он считает меня женщиной, сказал я себе, может быть мне придется доказать ему, что я мужчина? Вскоре у меня не осталось никаких сомнений… Король так ясно выразил свои намерения, что я тотчас же понял, какую злую шутку сыграли со мной мои друзья. Положение было более чем затруднительное…
Его величество был до неприличия прыток и действовал как мужчина, не привыкший встречать сопротивление. Что делать? Я призвал все свое мужество и, глядя прямо на короля, произнес:
— Сир, вас обманули, а я стал жертвой злой шутки.
Чтобы изречь свою импровизацию, я отступил на шаг и оказался прижатым к оттоманке. Людовик XV сразу оценил ситуацию и, не дав мне времени закончить, толкнул меня на подушки. Это случилось так неожиданно, что я вскрикнул и попытался встать, чтобы все объяснить обманутому монарху, но было слишком поздно… Мое объяснение не понадобилось — Людовик XV сам нашел его, и, поскольку это было не то, что он искал, его августейшие руки от изумления опустились, а рот приоткрылся.
— Сир, вот что я хотел вам сообщить, — смущенно сказал я ему, так же дрожа, как и он.
Король с перекошенным лицом ходил взад и вперед по гостиной. Наконец, по-видимому, овладев собой, он остановился и улыбнулся.
— Никак не могу поверить, — он глядел на меня с восхищением, — так вы мужчина? Это настоящая метаморфоза — любой бы здесь обманулся. — Поразмыслив минуту, он добавил: — Друг мой, быть может, вы так же умны и немногословны, как и прекрасны?
— Пусть ваше величество подвергнет мою преданность и мое рвение любому испытанию, — ответил я ему, — и я обещаю его выдержать.
— Хорошо, я согласен. Сохраним в тайне все, что здесь произошло. Будьте готовы выполнить приказ. Вскоре вы мне понадобитесь».
* * *
Ранним утром кавалер д'Эон встретил у графини де Рошфор своих друзей, разыгравших с ним такую злую шутку, — из предосторожности они поспешно удалились. Всем было интересно, что с ним произошло. Он отделался отговорками, по его собственному выражению, «сделавшись из мистифицируемого мистификатором». Но недавно пережитое приключение с королем сильно его взволновало. Бедняга ощущал властное желание доказать самому себе, что он мужчина. Как только друзья его покинули дом, он бросился на м-м де Рошфор и, обогащенный новым опытом, опрокинул ее на подушки… Он сделал все точно так, как делал накануне Людовик XV. Через несколько минут графиня оказалась на верху блаженства, — только она не знала, что обязана этим королю Франции.Через три недели после бала у герцога де Нивернэ кавалера д'Эона вызвал принц де Конти. Принял он юношу с исключительным почтением.
— Не знаю, что сделали вы для короля, чтобы добиться его милости, но его величество последнее время только и говорит, что о вас. Король расхвалил мне вашу внешность и обаяние и попросил узнать поподробнее о ваших моральных качествах. Я провел расследование и узнал вас с самой лучшей стороны. Завтра вас вызывают в Версаль. Там вам вручат тайное послание исключительной важности.
На следующий день Конти проводил кавалера к королю и в «малые кабинеты». Король и бывшая тут же с ним м-м де Помпадур встретили их очень любезно.
— Месье д'Эон, я решил доверить вам исключительно важное поручение. Вы знаете, что вот уже четырнадцать лет у нас натянутые отношения с русской императрицей Елизаветой. Они могут стать еще хуже, если государыня по совету своего любовника, Бестужева-Рюмина, — а он ненавидит Францию, — заключит союз с Англией. Надо помешать этому союзу и склонить Россию на нашу сторону. Вот в этом и состоит поручение.
Кавалер д'Эон с изумлением выслушал эту речь. Почему выбор пал именно на него? Это не укладывалось в голове. Почему он, ведь он не дипломат? Ему не пришлось задавать этот вопрос, видимо, недоумение ясно написано было у него на лице, ибо король соблаговолил пояснить свои намерения:
— Уже давно я ищу способ тайком передать письмо императрице Елизавете. Все послы, отправленные мною были задержаны Бестужевым и брошены в тюрьму. Потому что м-м де Помпадур и пришла в голову мысль: лишь женщине удастся обмануть бдительность того авгура и пробраться к императрице. Вот уже несколько месяцев мы безрезультатно ищем отважную и не болтливую даму для этого поручения… И тут я встретил вас. Вы были так похожи на девушку, что я тотчас же решил послать вас, переодетого в женское платье в Санкт-Петербург.
Кавалер все еще не мог прийти в себя и осознать услышанное.
— Цель вашей миссии, — мягко уточнила видевшая его растерянность м-м де Помпадур, — проникнуть во дворец, встретиться с императрицей с глазу на глаз, передать ей письмо короля, завоевать ее доверие и стать посредником тайной переписки, благодаря которой его величество надеется восстановить добрые отношения между двумя нациями.
Юный д'Эон пообещал подготовиться и в задумчивости вернулся домой. На следующий день он узнал, что роль его куда сложнее, чем он думал. Став тайным агентом короля, кавалер попадал в необычную организацию, созданную Людовиком XV с целью обманывать министров, послов и довольно часто — саму м-м де Помпадур. Неизвестные дипломатам лица работали на короля Франции во всех европейских столицах — осведомляли его при помощи зашифрованных писем. Организация эта — прообраз Второго отдела, названного позже Тайным отделом, — возглавлялась принцем де Конти.
Некоторое время ушло у д'Эона на подготовку — он заказывал гардероб, парики, изучал карты. Наконец его снова пригласил принц де Конти и раскрыл вторую часть поручения:
— Вы знаете, что мой дед после смерти де Собьески избран был королем Польши. Но увы! Узурпатор Август II, избранник Саксонии, захватил трон, прежде чем избранный монарх успел приехать из Франции. Это стало большим несчастьем для моей семьи и для его величества, который уже принял решение заключить тесный союз с Польшей. Король только что позволил мне поручить вам и вторую миссию. Если она окажется успешной, это поможет смыть наконец оскорбление, нанесенное моему деду. Речь идет вот о чем: вы скажете Елизавете, что я влюблен в нее, постараетесь внушить ей мысль заключить со мной брачный союз. Если она откажется, вы приложите все усилия для назначения меня командующим русской армией — это сблизит меня с Польшей…
Далее последовали необходимые пояснения: кавалер будет путешествовать под именем м-ль Лиа де Бомон; по дороге он встретит кавалера Дугласа, он шотландец служит Франции. Принц передал д'Эону копию секретного шифра, взятого из лексикона меховой торговли: «горностай» значило «прусская сторона», «соболь» — «доверие Бестужева», «беличьи шкурки» — «наемные войска Англии» и т. д.
…Ясным июньским утром 1755 года кавалер д'Эон, одетый в дорожное платье, сел в почтовую карету, которая доставит его к первой восточной переправе. В обложке книги Монтескье, которую вез он в своем багаже, был запрятан тайный шифр и письмо Людовика XV Елизавете.
Кавалер-мадемуазель беспрепятственно пересек Европу и в конце июня прибыл в Санкт-Петербург, где его уже поджидал Дуглас. К несчастью, через несколько дней шотландца выследили агенты Бестужева и выслали из России. Однако перед отъездом он успел-таки представить м-ль Лиа де Бомон графу Михаилу Воронцову, вице-канцлеру и франкофилу. Именно этот высокопоставленный вельможа, хорошо известный в Версале, и должен был, по расчетам м-м де Помпадур, представить кавалера ко двору. «Именно к нему обратилась м-ль де Бомон, облеченная полномочиями, зашитыми в ее корсет и спрятанными на девственной груди».
Воронцов без ведома Бестужева добился для кавалера аудиенции императрицы, письмо Людовика XV было передано.
Елизавету немало позабавил этот посланник, и она посмеялась от души. «Однако государыня не могла никак поверить, что прекрасная девушка, стоящая перед ней, на самом деле прекрасный юноша. Напрасно д'Эон, опустив глаза, убеждал ее в своем мужском естестве, напрасно в подтверждение его слов Воронцов показывал нa конфиденциальные письма из Версаля. Елизавета не могла принять это за истину». Как бы то ни было, с целью облегчить необходимые для переговоров встречи Елизавета тут же решила: поселить м-ль де Бомон в моем дворце и объявить моей «личной чтицей».
* * *
Елизавета приняла это решение, вероятно, не без задней мысли, — ее чистая, невинная внешность скрывала вулканический темперамент. Вот ее портрет, оставленный все тем же Фредериком Гайардэ: «То нечестивая то страстная, на редкость недоверчивая, суеверная, к тому же святоша, она часы напролет проводит на коленях перед образом Девы Марии, говорит с ней, страстно вопрошает ее, в каком гвардейском полку взять ей любовника на этот день: в Преображенском, Измайловском, Семеновском? А быть может, калмыка, казака? Но не всегда Елизавета прибегает к совету с небес для выбора любовников. Иной раз пленит ее Марсова стать, а то высокий рост… Вчера ей приглянулись широкие плечи, сегодня — нежная рука, завтра — лихие русые или черные усы… Все зависит лишь от ее капризов и фантазий».Последним ее капризом в июльский этот день 1755 года стал прибывший из Франции кавалер-мадемуазель — пол его сильно ее интриговал. Вечером же д'Эону сообщили, что к обязанностям чтицы приступить он должен незамедлительно — императрица его ожидает в своей спальне. Он направился туда и очень удивился, застав Елизавету в постели, — это была западня.
— Подойдите ближе… — поманила она его, — так-то лучше…
Кавалера, заметившего бесстыдный огонь в глазах российской повелительницы, охватила паника.
«Я почувствовал дрожь, оказавшись меж двух огней: императрицей — с одной стороны, и принцем де Конти — с другой; он просил меня поговорить о женитьбе, но не обязывал заходить так далеко… Что делать, спрашивал я себя; предать принца — опасно, сопротивляться императрице — того хуже. Я бросал на ее величество взоры, полные мольбы… Губы ее побелели, скулы раскраснелись, вздрагивающие веки не скрывали алчного взгляда… Раскинутые обнаженные руки, неприлично, не в меру открытая грудь, разметавшиеся по плечам волосы… Она задыхалась от похоти, от страстного желания — опьяненная, изголодавшаяся вакханка… Я опустил глаза столь же быстро, как только что поднял их. Все, что рассказывал мне Воронцов о царице и ее оргиях, всплыло в моей памяти.
Эта лежащая передо мною женщина обнимала бессчетное число мужчин, встреченных ею случайно, иной раз — прямо на улице. Сколько раз уста ее, шея, грудь обесчещены поцелуями солдат! И я отступил перед этой императорской развалиной, оскверненной такой грязью».
Но Елизавета никогда не выпускала добычу из своих рук. Она соскочила с постели, бросилась на кавалера д'Эона и в мгновение ока его раздела. «Тогда, — говорит он, — я больше не смог сопротивляться». Через несколько секунд он оказался в постели императрицы. Но — увы! В тот момент, когда должен был состояться первый франко-русский альянс, кавалер д'Эон не смог проявить свою мужественность. Еще никогда дотоле с Елизаветой не случалось подобного, — она онемела. «Я оказался в самом затруднительном для мужчины положении, — пишет кавалер, — особенно если учесть, что рядом была абсолютная правительница. Затруднение, в котором я оказался по причине слабости моего естества, вызвало у меня страшную дрожь, — я был ни жив, ни мертв. Но, к великому моему удовлетворению, царица не рассердилась на меня, чего я так опасался, а расхохоталась — не сочла меня виноватым в том, в чем я действительно виноват не был и что сам впоследствии исправил». И действительно, почти каждый вечер кавалер д'Эон проводил в постели императрицы. Эта достойная самоотверженность помешала англо-русскому союзу и доставила немало сладостных минут Елизавете.
Обязанности «личной чтицы» совсем не оставляли кавалеру д'Эону свободного времени ночью, но зато он пользовался полной свободой днем, разгуливая по императорскому дворцу в поисках любых полезных для короля Франции сведений. Заботясь о том, чтобы не вызвать подозрений у Бестужева, он взял себе в провожатые одну из фрейлин царицы. Ну, а вкусом он обладал отменным и выбрал самую красивую — очаровательную пятнадцатилетнюю Надежду Штейн. Бедняжка, разумеется, не догадывалась, что эта обворожительная француженка, которая так нежно ее обнимала и целовала, была… мужчиной. Д'Эон обращал ситуацию в свою пользу.
— Вы не совсем так одеваетесь, моя дорогая, — ворковал он и, делая вид, что хочет поправить корсаж или перевязать ленту, он ласкал ее грудь… Не прошло много времени, как эта юная особа страстно влюбилась в свою «подругу». Она не хотела надолго расставаться с ней, то и дело подносила небольшие подарки… И, наконец, однажды вечером прямо предложила ей спать вместе. Кавалер не на шутку смутился, угрызения совести побудили его замешкаться с ответом. Вот его собственное изложение событий:
«Вдруг она виснет на мне и силой тащит в свою комнату; закрыв дверь, она вытаскивает из замка ключ со словами:
— Смотри, я тебя поймала! Ты — моя пленница! Пришлось подчиниться. Есть искушения, перед которыми не может устоять ни один мужчина. Благодаря моему темпераменту мне часто удавалось вести себя добродетельнее и благоразумнее любого другого, но ведь не Бог же я, в самом деле… Итак, я уступил. Но меня страшило предстоящее счастье. Я дрожал, словно намеревался совершить преступление. Беспечная и смеющаяся, Надежда уже почти разделась.
— Ну же, душенька моя!.. Что же ты не разденешься? Или сердишься на меня? О, прости, моя радость! Я не хотела бы расставаться с тобой — ни днем, ни ночью. Вот как люблю я тебя… не то, что ты, злючка!.. — Малышка была же совершенно обнажена, ее чудная грудь прижалась к моей… Я почувствовал дрожь и жар во всем теле… сжал руками виски, бросил на Надежду пожирающий взгляд… И вдруг я стал так быстро срывать одежды, что подруга моя — она стояла на коленях в постели, сложив за спиной руки, наблюдала за мной, спросила с улыбкой, уж не сошла ли я с ума… Я действительно обезумел — обезумел до головокружения».
Д'Эон наконец сбросил свои юбки, чулки, подвязки на ковер… Когда на нем ничего больше не осталось, русская девушка удивленно вытаращила глаза: странно сложены эти француженки… Видимо, она сразу не поняла, в чем дело. В постели, естественно, фрейлине все стало ясно: ее дорогая подруга — мужчина, и мужчина этот мечтал ей это доказать имеющимся у него под рукой способом!.. Она вся пылала, она была так поражена, так взволнована… И согласилась. Так у кавалера д'Эона, чья мужественность так долго дремала, появились одновременно две любовницы… Вскоре, при обстоятельствах, не менее пикантных, у него появится и третья.
* * *
Среди англичан, находившихся при русском дворе, был некто, высоко почитаемый Бестужевым, — милорд Ферре. Первый адмирал, член различных академий — словом, очень важная персона. В Санкт-Петербурге вел он с советником императрицы тайные переговоры, которые могли навсегда развеять надежды Людовика XV. Именно этот надменный британец, ненавидевший Францию, влюбился в м-ль Лиа де Бомон. Однажды, наговорив м-ль Лиа массу комплиментов, он пригласил ее к себе на ужин, где, несмотря на присутствие супруги, бесстыдно за ней ухаживал. Глаза его сверкали, руки скользили под столом, колени недвусмысленно раздвигались… После шампанского он наконец поднялся и проговорил преувеличенно вежливо:— Мадемуазель де Бомон не может так поздно вернуться во дворец. Мы предоставим ей комнату, и она проведет ночь у нас.
«У милорда, — говорит нам Гайардэ, — созрел целый план атаки и ночного абордажа красавицы».
Кавалер д'Эон согласился при условии, что его поместят в комнате супруги англичанина. Расстроенный Ферре не посмел возражать. Гайардэ продолжает в свойственной ему неподражаемой манере: «Старый морской волк так тщательно подготовил все стратегические позиции, но маневры его не достигли цели, — желанный берег оказался под защитным огнем супружеской пушки. Правда, он быстро утешился: что ж, сражение с вражеским флотом еще не проиграно — через несколько дней он встретит в открытом море ту нарядную шхуну, для которой собственная его кровать стала на этот раз крепостью, а альков — портом. Старый пират и не подозревал, что имел дело с корсаром». А корсар, разумеется, не терял времени даром. Он тихо разделся, не выдавая «истинную природу своего пола», и улегся рядом с прекрасной англичанкой». Передаем далее слово самому кавалеру д'Эону:
Я лежал словно на раскаленных углях. Между тем у подруги моей помимо ее воли возник ко мне прилив нежности, вызванный магнетическим прикосновением. Отвечал столь же живо и страстно на источаемые на меня ласки. Эта невинная игра все больше раззадоривала миледи. Я был весь в поту, и мне стало все труднее соблюдать правила игры.
— Знаете ли, — нежно обратилась она ко мне, — милорд был чрезвычайно любезен с вами. Меня это не удивляет — вы так прекрасны…
— Миледи льстит мне… Но, чтобы быть откровенной с вами, друг мой, должна вам признаться: милорд непостоянен… Обмануть вас! Вас — такую красивую, любезную, милую… Непростительное преступление! И оно должно быть отмщено!
— О да, конечно, — согласилась англичанка, — но как?
— А если бы я взялась вам помочь?
Миледи с удивлением посмотрела на меня, словно предчувствуя что-то. Я держал ее руку в своей и чувствовал биение ее сердца… Взгляд ее увлажнился, грудь вздымалась, она с трудом переводила дыхание… Что еще сказать? Милорд был наказан…»
Наказание это имело самые благоприятные последствия для короля Франции…
* * *
Рассказанные здесь анекдоты вовсе, однако, не означают, что д'Эон проводил все время в постели с дамами. О нет! Он отнюдь не пренебрегал порученной дипломатической миссией и пользовался связью своей с императрицей, чтобы лишний раз превознести исключительные выгоды франко-русского соглашения. И когда 1 мая 1756 года Австрия и Франция подписали знаменитый союзный договор, который долженствовал перевернуть все на европейской шахматной доске, ему удалось подружить Елизавету с нашей страной.Вопреки влиянию Бестужева, всегда мечтавшего о союзе России и Англии, русская государыня пообещала Д'Эону присоединиться к Франции и Австрии. Ею дано было ему письмо для Людовика XV, собственноручно написанное. В этом письме содержалась просьба немедленно прислать в Россию официального поверенного в делах, а при нем — основные пункты союзного договора, который она с готовностью подпишет.
Кавалер провел последнюю бурную ночь с государыней, несколько часов — с миледи, минуту — с Надеждой и, обессиленный, но довольный, уехал во Францию. Миссия его была окончена: он вез письмо Елизаветы и добился для принца де Конти обещания сделать его командующим русской армией и управляющим инвеститурой Курляндии.
Можно представить, с какой радостью встретили его в Версале. Король, м-м де Помпадур и принц де Конти сразу же принялись за текст договора. Когда договор был готов, Людовик XV позвал кавалера.
— Мсье, я в долгу перед вами за оказанную мне огромную услугу. Вы блестяще выполнили сложное и столь необычное поручение. Чтобы выразить вам мою благодарность, я назначаю вас поверенным в делах и прошу вернуться в Россию — вы сами дадите императрице на подпись этот договор. На этот раз миссия ваша будет официальной, и вы оденетесь в подобающее вам мужское платье. Вы сообщите в Санкт-Петербурге ваше истинное имя. Дабы объяснить сходство — ведь оно может кое-кому показаться подозрительным — вы представитесь братом мадемуазель Лиа де Бомон.
Итак, кавалер снова отправился в Россию, несмотря на противодействие министра иностранных дел М. Руйе, — ничего не зная о предыдущих событиях, тот недоумевал, почему король доверяет столь важное дело лицу неизвестному.
В Санкт-Петербурге царица рада была увидеть своего любовника в мужской одежде. Надежда, смущенная неожиданностью, все краснела… Что же касается миледи, она так при первой встрече смешалась, что супруг ее внимательно стал приглядываться к этому французскому поверенному… Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы брат столь походил на сестру. Сомнения возникли сами собой. Воспоминания о ночи, которую жена его провела рядом с м-ль де Бомон, так сильно его мучили, что он не смог долее оставаться в России. Сделавшись больным от ревности, он срочно выехал с женой из Санкт-Петербурга в Англию.
Его отъезд осчастливил кавалера д'Эона: ему не придется теперь противостоять влиянию злокозненного англичанина, это так облегчало собственную его задачу… Через несколько недель Елизавета публично, перед взбешенным Бестужевым, объявила, что склоняется к тому, чтобы присоединиться к Франции и Австрии. Далее последовал приказ: договор, заключенный ее премьер-министром и кавалером Вильямсом, расторгнуть; восьмидесяти тысячам русских, что находятся в Литве и в Курляндии для помощи Англии и Пруссии, выступить против них и присоединиться к армиям Людовика XV и Мари-Терезы.
Ну а дабы по-своему отпраздновать этот союз, она увела поверенного французского короля в свои апартаменты…
* * *
В апреле 1757 года кавалер д'Эон выехал из Санкт-Петербурга в Версаль. Он привез Людовику XV подписанный Елизаветой договор и план военных действий русских армий. Перед отъездом он горячо простился с императрицей, и та, не переставая тяжело дышать, вызвала всемогущего канцлера Бестужева:— Передайте мсье д'Эону триста золотых дукатов — это подарок за оказанные им мне услуги.
Кавалер мог бы оскорбится, но, к счастью, у него хватило ума забыть, что золото рассыпала счастливая любовница, и принять этот подарок из рук всемогущей императрицы.
В Версале его приняли еще ласковее, чем в первый раз. Король долго его поздравлял, подарил золотую табакерку, украшенную жемчугом, значительную денежную сумму и звание лейтенанта драгун. Тогда д'Эон открыл небольшую красную кожаную папку, что была у него под мышкой, и, доказывая свободу, которую предоставила ему в своем дворце императрица, передал Людовику XV копию тайного завещания Петра Великого. Монарх, м-м де Помпадур и принц де Конти были в восторге. Для того, кто хотел понять и даже предвидеть русскую политику, этот документ имел важное значение.
— Вы перевыполнили данное вам поручение, мсье д'Эон, — с важностью изрекла м-м де Помпадур, — мы вас поздравляем.
Фаворитка давно уже некстати употребляла это местоимение в разговорах о политике, и не находилось никого, кто возразил бы.
Кавалер поклонился и рассыпался в комплиментах маркизе. Они несколько минут состязались в этом занятии. Забавно представить себе два этих персонажа лицом к лицу… Они не были похожи, но одно качество их сближало — склонность к адюльтеру. Не будь этого, ни одна, ни другой не оказались бы в королевском кабинете.
* * *
Кавалер д'Эон отправился отдохнуть от тягот путешествия у графини де Рошфор, сохранившей к нему нежную привязанность. В первый же вечер с ним произошло любовное приключение, достойно позабавившее двор.Когда он улегся в огромную кровать, поджидая, чтобы к нему присоединилась графиня, в дверь постучали… Кавалер мгновенно спрятался под одеялом. Несколько удивленная, графиня пошла открывать — и лицом к лицу столкнулась со своей камеристкой, которую забыла отпустить домой. Опасаясь, как бы девушка не догадалась о присутствии д'Эона, она позволила ей войти и приступила к вечернему туалету.
Д'Эон съежился на постели и еле дышал… Но вот он услышал, как открылась дверь — служанка, видно, ушла, — скинул одеяло и вылез из своего укрытия. То, что он увидел, его поразило: камеристка все еще раздевала м-м де Рошфор, но… в комнате находился еще третий. То был молодой придворный аббат — он явно близко был знаком с хозяйкой… Раскрыв объятия, он приближался к почти раздетой графине… Сильно смущенная, она жестами пыталась объяснить, что ему следует незаметно уйти… Тогда вмешался д'Эон:
— Вы ведь видите, месье аббат, что м-м де Рошфор не расположена принять вас нынче вечером.
Изумленный священник повернулся и увидел на кровати обнаженного д'Эона…