Страница:
События того утра навсегда врезались Джейкобу в память. Даже сейчас, столько лет спустя, он мог слово в слово повторить речь Джереми в момент, когда в класс незаметно прошмыгнула Алиса, сияя, словно вспыхнувшая сверхновая.
– …Они потратили огромные усилия, дабы убедить население, – раскатистым басом вещал дядя Джереми, – что этот закон раз и навсегда покончит с преступностью. И в этом смысле закон действительно оказался очень эффективен – человек с вживленным передатчиком сто раз подумает, прежде чем решится причинить неприятности своему ближнему. Граждане тогда одобрили закон. Они с удивительной легкостью забыли о своих конституционных правах. Тем более что большинство из них жили в сельской местности, где никогда и не знали подобной роскоши. Когда же лазейки именно в этом законе позволили Джозефу Альваресу и его друзьям свергнуть саму Бюрократию, ликующие граждане вновь и бесповоротно отдали ему свои сердца. Руководители Переворота не посмели поднять вопрос об этичности и правомерности Закона о надзоре. К тому же у них и без того хватало в те дни проблем с организацией Конфедерации… Джейкобу тогда подумалось, что он не выдержит и закричит от смертной тоски и нетерпения. Дядя Джереми все бубнит и бубнит об этой древней чепухе, а Алиса, счастливица Алиса тайком наслаждается сигналами из глубокого космоса по «секретному устройству», рискуя навлечь на себя гнев взрослых. Эх, что-то она в этот раз услышит!
Нет никаких сомнений, сигналы подает космический корабль! И это явно всего лишь третье тихоходное судно, вернувшееся назад! Чем еще объяснить странную суматоху, поднявшуюся в восточном крыле здания, где находятся лаборатории и кабинеты взрослых? Да еще по тревоге подняли космических резервистов…
Дядя Джереми все продолжал свои разглагольствования, но Джейкоб его уже не видел и не слышал. Алиса возбужденно выпалила ему в ухо:
– Чужаки, Джейкоб! Чужаки! Люди везут с собой чужаков! Внеземные на своих собственных кораблях следуют за земным кораблем! О Джек, «Везариус» обнаружил В.З.!
Так Джейкоб впервые услышал это слово. Впоследствии он не раз спрашивал себя, уж не Алиса ли ввела его в обиход? В свои десять он частенько размышлял, не означает ли слово «Внеземные», что кого-то намерены съесть? <игра слов: «eatee» (англ.) – внеземные, «eat» (англ.) – съесть>
И теперь, проезжая по улицам Тихуаны, давно уже повзрослевший Джейкоб вдруг подумал, что все еще не знает ответа на свой детский вопрос. Угловые здания на основных перекрестках были снесены, и вместо них, переливаясь всеми цветами радуги, красовались «пункты отдыха для В.З.». У входов замерли новенькие автобусы с открытым верхом, оборудованные для перевозки как людей, так и чужаков. Возле одного из «пунктов отдыха» Джейкоб увидел пикет. Где-то с десяток шкурников. По крайней мере похожие на шкурников – разряжены в звериные шкуры, размахивают игрушечными пластиковыми копьями. Кто бы еще мог так выглядеть?!
Он прибавил громкость радио и нажал кнопку голосового управления:
«Местные новости, ключевые слова: шкурники, городская администрация, пикеты».
Через мгновение раздался надтреснутый металлический голос. Джейкоб раздраженно скривился: могли бы наконец подобрать подходящий тембр. «Краткая сводка новостей. – Искусственный голос, несмотря на дребезжание, обладал оксфордским произношением. – Сегодня двенадцатое января две тысячи двести сорок восьмого года, сейчас девять часов сорок одна минута. Доброе утро. Тридцать семь человек на законных основаниях пикетируют здание городской администрации Тихуаны. Официально зарегистрированные требования сводятся к сокращению числа резерваций для Внеземных. Пожалуйста, прервите сообщение, если желаете получить факс или устное изложение их официального манифеста».
Механический голос выжидающе замолк. Джейкоб начал терять интерес. Он был хорошо знаком с сутью протеста шкурников. Она состояла в том, что люди, по крайней мере некоторые, не желают или неспособны сотрудничать с чужаками.
«Двадцать шесть из тридцати семи членов группы имеют передатчики поднадзорных, – вновь задребезжал голос, – остальные являются гражданами. В целом соотношение жителей Тихуаны следующее: на сто двадцать четыре гражданина приходится один поднадзорный. Поведение и одежда пикетчиков позволяют отнести их к приверженцам так называемой неолитической этики, в просторечии именуемым шкурниками. Поскольку никто из граждан города не воспользовался своим правом не регистрироваться, можно с уверенностью сказать, что тридцать человек – жители Тихуаны, остальные приезжие…» Джейкобу стало неинтересно, в сцене у административного корпуса не оказалось ничего нового. Он выключил радио. Однако полемика о резервациях для В.З. напомнила ему, что уже почти два года он не навещал дядю Джеймса в Санта-Барбаре. Старик наверняка по уши увяз в тяжбах, которые вел по поручению половины поднадзорных Тихуаны. И все же дядя Джеймс, уж конечно, возьмет на заметку, что племянник Джейкоб отправился в дальнюю поездку, не удосужившись попрощаться ни с ним, ни с прочими своими родственниками из многочисленного клана Альварес.
«Дальняя поездка? О чем это я? – Джейкоб дернул головой. – Я никуда не собираюсь».
Но в уголке его мозга, отведенном для подобных вещей, засела какая-то заноза, связанная с предстоящей таинственной конференцией. Предвкушение чего-то важного боролось в душе с желанием повернуть назад. Ситуация могла бы показаться очень забавной ему самому, если бы не была слишком знакомой. Какое-то время Джейкоб ехал в тишине – город уступил место бескрайним просторам, и поток машин превратился в тоненький ручеек. Солнце пригревало руки, лежавшие на руле, а сомнения все больше и больше одолевали душу. Несмотря на свои тревоги, он все еще не хотел признать, что для него настала пора покинуть Центр Развития. Работа с дельфинами и шимпанзе была просто замечательной и куда более спокойной (исключая первые суматошные недели занятий с водным сфинксом), чем его прежняя профессия криминального исследователя. Сотрудники Центра были по-настоящему преданы своей работе и, в отличие от множества иных современных земных ученых, обладали высокой этикой. Их работа имела огромное и непреходящее значение. Она не потеряет смысл и тогда, когда в Ла-Пасе в полную силу заработает земной филиал Библиотеки.
Но гораздо более важным представлялось Джейкобу, что в Центре он нашел друзей. Именно они оказывали ему неоценимую поддержку весь минувший год, в течение которого шел медленный процесс соединения воедино распавшихся частей его мозга. Особенно участливой была Глория. «Если я останусь, с ней придется что-нибудь решать». Джейкоб понимал, что дружескими отношениями тут не ограничишься, чувства девушки проявлялись все более явно.
До катастрофы в Эквадоре, которая и привела его в Центр в поисках покоя, Джейкоб знал бы, как поступить в подобной ситуации, и имел бы мужество сделать решительный шаг. Но теперь… Теперь он потерял прежнюю твердость, стал подвержен сомнениям. Сможет ли он решиться когда-нибудь на нечто большее, чем мимолетная интрижка?
Со смерти Тани прошло два года. Два долгих года! Временами ему бывало очень одиноко. Не помогали ни работа, ни друзья, ни даже увлекательные игры со своим мозгом.
Ландшафт постепенно становился все более безжизненным. Яркая зелень исчезла. Провожая глазами проносящиеся мимо одинокие шишковатые кактусы, Джейкоб откинулся назад и расслабился, наслаждаясь медленным и плавным ритмом езды. Тело его слегка покачивалось в такт движению машины, словно он все еще находился в море.
За выжженными холмами блеснула синь океана. Чем ближе извилистая дорога подводила его к месту встречи, тем сильнее и сильнее Джейкобу хотелось оказаться на борту ставшего родным судна, ждать, когда вдали мелькнет черная спина первого дельфина, когда раздастся щелкающий свист вожака стаи… Вот-вот должна начаться ежегодная миграция дельфинов. Машина обогнула холм, и Джейкоб с удивлением обнаружил, что все места парковки по обе стороны от шоссе заняты компактными электромобилями – собратьями его собственного. Он поднял голову: на вершине холма толпились люди. Джейкоб перестроился на правую полосу, где движение регулировалось автоматически и не было нужды следить за дорогой. Тут на левой стороне остановился вновь прибывший автомобиль. Из него вылезли двое взрослых и несколько детей. Все держали в руках по корзинке для пикника и по биноклю. Компания вполне походила на типичное городское семейство, выбравшееся на уик-энд, если бы не серебристые одеяния и золотые амулеты. Большинство людей на холме были облачены в те же серебристые одежды. Многие смотрели в личные мини-телескопы куда-то за соседний холм. На этом холме тоже толпились люди, одетые «в пещерном стиле». Правда, убежденные кроманьонцы пошли на некоторый компромисс: наряду с каменными топорами и копьями в их арсенале имелись телескопы, часы, радио и мегафоны. Две группы символично расположились на противоположных холмах. Но было у них и нечто общее: и шкурники, и рубашечники ненавидели все ограничения на общение с В.З., дружеское или враждебное. В ложбине между холмами, пересекая шоссе, красовался гигантский плакат:
КАЛИФОРНИЙСКАЯ РЕЗЕРВАЦИЯ ВНЕЗЕМНЫХ БАХА.
Въезд поднадзорным без специального разрешения запрещен. Просьба ко всем, кто приезжает впервые, обращаться в информационный центр. Амулеты и неолитические одеяния не допускаются, Просьба о появлении шкурников сообщать в информационный центр.
Джейкоб улыбнулся. Пресса изрядно повеселилась по поводу последнего требования. На всех каналах то и дело появлялись карикатуры, изображавшие посетителей центра, вынужденных сдирать с себя не только экзотические одеяния, но и кожу – под одобрительными взглядами змееподобных существ. Стоянка на вершине соседнего холма также была забита до отказа. Автомобиль Джейкоба медленно взобрался наверх. Отсюда он наконец смог увидеть пресловутый барьер.
Посредине широкой полосы, лишенной какой бы то ни было растительности, тянулась линия столбов с натянутой колючей проволокой. На многих столбах краска успела поблекнуть, а фонари на их верхушках покрылись пылью.
Вездесущие детекторы действовали подобно ситу, позволяя гражданам свободно входить в резервацию и покидать ее, тогда как поднадзорные не могли проникнуть внутрь, а чужаки, напротив, оказаться снаружи. Этот забор являлся грубым напоминанием того факта, который большинство людей старалось не замечать: значительная часть человечества носила вживленные передатчики только потому, что другая, большая часть, попросту не доверяла им. И это большинство не желало, чтобы Внеземные и те, кого на основании психологического теста сочли «склонными к насилию», вступали между собой в контакт.
Барьер, судя по всему, неплохо справлялся со своей задачей. Скопления людей по обе стороны шоссе становились все плотнее, а их одеяния – все экзотичнее, но перед самой линией столбов оставалась узкая полоска свободного пространства. Кое-кто из рубашечников и шкурников относился, вероятно, к гражданам, но они оставались вместе с товарищами то ли из солидарности, то ли из чувства протеста.
Перед барьером толпа была особенно плотной. И шкурники, и рубашечники провожали автомобили угрозами и оскорбительными жестами. Джейкоб продолжал неторопливо двигаться по полосе с автоматической регулировкой движения, прикрывая рукой глаза от слепящего солнца и наслаждаясь зрелищем. Молодой человек, с ног до головы закутанный в серебристую ткань, потрясал над головой плакатом:
«Человечество – продукт Развития! Пусть наши внеземные братья выйдут из резерваций!»
С другой стороны шоссе женщина размахивала копьем, к которому был прикреплен лист, гласивший:
«Земляне достигли всего сами! В.З., убирайтесь с Земли!» Эти два плаката со всей полнотой выражали суть спора. Весь мир жаждал узнать, кто прав: сторонники Дарвина или последователи фон Даникена. Шкурники и рубашечники представляли собой всего лишь наиболее фанатичные течения двух философских лагерей, на которые людей разделил этот спор. Суть спора состояла в сакраментальном вопросе: каким образом вид гомо сапиенс стал самим собой?
Но рубашечники и шкурники обсуждением этого вопроса не довольствовались. У первых любовь к чужакам достигла почти религиозного экстаза. Ксенофилия в стадии истерии. Что касается неолитиков с их любовью к нарядам кроманьонцев и пещерным ритуалам, то не скрывается ли за их призывами к «независимости от В.З.» нечто большее – страх перед чуждым разумом? Своего рода космическая ксенофобия?
В одном Джейкоб не сомневался: и тех и других объединяли гнев и возмущение, вызванные осторожной, основанной на компромиссах политикой Конфедерации по отношению к В.З., а также возмущение Законом о надзоре, который многих из них выкинул на обочину общества. В итоге – гнев по отношению к миру, в котором никто не мог сказать наверняка, каково его происхождение.
Внимание Джейкоба привлек пожилой небритый человек в куртке из шкуры и самодельных кожаных штанах. Он сидел на корточках у шоссе, смешно подскакивая, что-то яростно крича в облаке пыли, поднятой множеством ног, и указывая пальцем на землю. С каждым мгновением его отрывистые выкрики становились все более громкими и неистовыми.
– П-пе! – Странные звуки вылетали из его горла, яростные, словно проклятия. Пена пузырилась на губах. Узловатый палец с силой тыкал в землю. – П-пе! П-пе!
Изумленный странным зрелищем, Джейкоб приостановил автомобиль. И сразу что-то со свистом пронеслось у него перед лицом. Что-то с грохотом разбилось о дверцу. По крыше автомобиля забарабанил град камней. У Джейкоба заложило уши. Он быстро поднял стекло и резко съехал с автоматической полосы. Автомобиль разогнался. Непрочная коробка салона сотрясалась – рядом с машиной Джейкоб увидел злобные лица парней, неистово колотивших по ней кулаками.
За несколько метров до барьера Джейкоб вдруг развеселился. Он решил выяснить, что же им нужно. Слегка отпустил акселератор и приоткрыл окно, чтобы задать вопрос ближайшему к нему человеку – юноше, словно сошедшему со страниц научно-фантастического романа двадцатого века. Тем временем толпа у обочины шоссе превратилась в мешанину плакатов и разномастных одеяний. И прежде чем он успел раскрыть рот, ветровое стекло треснуло и вдоль щеки Джейкоба что-то вжикнуло. Кабина наполнилась гарью. Он бросил машину к барьеру. Мимо пронеслись столбы с колючей проволокой, и толпа отстала. В зеркало он видел, как яростно кричат молодые люди, потрясая кулаками, торчащими из рукавов фантастических одежд. Джейкоб снова рассмеялся, опустил стекло и, высунув руку, помахал им на прощание.
«Интересно, что я скажу в компании по прокату? – подумалось ему, и он снова рассмеялся. – Может, сказать, что на меня напали войска Империи Минь? Ведь ни за что не поверят они в такую нелепую правду». Вызывать полицию не имело никакого смысла. Местные полицейские не сделают и шагу без предварительной проверки на поднадзорность. А несколько П-передатчиков без труда затеряются среди огромного числа себе подобных. Кроме того, Фэгин просил его не афишировать свое появление.
Он до конца опустил стекло, чтобы свежий ветер разогнал гарь.
Просунул палец в дыру от пули в ветровом стекле и виновато улыбнулся.
«Тебе все это понравилось, не так ли?»
Одно дело, когда кровь начинает бежать быстрее от хорошей дозы адреналина, и совсем другое, когда опасность веселит тебя. Восторг, который он испытал во время стычки у барьера, встревожил его куда больше, чем странная агрессивность толпы.
Вдруг приборная панель негромко пискнула. Джейкоб поднял взгляд. Любитель автостопа? Здесь? Впереди, примерно в полукилометре, у обочины стоял человек, выставив циферблат своих часов так, чтобы он попал в поле зрения автомобильного локатора. У ног человека лежали две огромные сумки. Джейкоб пребывал в нерешительности. Но, в конце концов, только граждане могут попасть на территорию резервации. Он притормозил, проехав немного вперед. Ему показалось, что он уже где-то видел этого краснолицего толстяка в темно-сером деловом костюме. Пока человек торопливо семенил к автомобилю, согнувшись под тяжестью сумок, Джейкоб отметил, как колышется его объемистый живот. Человек наклонился и заглянул в машину, лицо его было усеяно капельками пота.
– Боже, ну и жара! – простонал он. Говорил толстяк на стандартном английском, но с сильным акцентом. – Неудивительно, что никто не едет по автоматической полосе, – он отер пот со лба, – все несутся на максимальной скорости, ловят ветерок. Но ваше лицо мне знакомо, должно быть, мы где-то встречались. Меня зовут Питер Ла Рок, или Пьер, если вам угодно. Я из «Монд».
Джейкоб вздрогнул.
– Ну, конечно, Ла Рок. Мы с вами действительно встречались. Я Джейкоб Демва. Садитесь. Я еду только до информационного центра, но там вы можете сесть на автобус.
Он от души надеялся, что его лицо осталось невозмутимым. И как он не узнал этого невыносимого толстяка?! Ни за что бы не остановился. Нельзя сказать, что у него была какая-то особая причина для неприязни… если не считать непомерного самодовольства этого человека и его неистощимого запаса собственных мнений по любому поводу, при каждом удобном случае высыпаемых на собеседника. Во многих отношениях Пьер Ла Рок, возможно, даже был очаровательнейшим человеком. Похоже, он занимал видное место в прессе. Джейкоб читал кое-какие его статьи, и ему нравилось если не содержание, то, во всяком случае, перо автора. Но Пьер Ла Рок был как раз одним из тех самых настырных представителей прессы, кто преследовал Джейкоба в течение нескольких недель после решения загадки водного сфинкса. Возможно, самым назойливым из всех. Да, последняя статья в «Монд» была вполне благожелательной, к тому же прекрасно написанной. Но это отнюдь не компенсировало причиненного беспокойства.
Джейкоб был рад, что журналисты не сумели отыскать его после трагедии, случившейся на Ванильном Шпиле в Эквадоре. В то время он просто не вынес бы Ла Рока.
Как и прежде, Джейкоба покоробил явно нарочитый «национальный» акцент журналиста. Этот акцент стал даже сильнее со времени их последней встречи.
– Ну, конечно же, Джейкоб Демва! – воскликнул Ла Рок. Он закинул сумки назад и уселся в машину. – Бог афоризмов! Охотник за тайнами! И вы здесь. Наверное, собираетесь принять участие в конкурсе по разгадыванию головоломок вместе с нашими благородными инопланетными гостями? Или, быть может, решили заглянуть в Великую Библиотеку в Ла-Пасе? Джейкоб снова перестроился на автоматическую полосу, мимолетно подумав, что неплохо было бы знать, кто вообще ввел моду на «национальный» акцент. Было бы чем уязвить этого болвана.
– Меня пригласили сюда в качестве консультанта. Среди приглашавших действительно есть Внеземные, если вы об этом хотели спросить. Но вдаваться в подробности я не имею права.
– О, да-да-да, это, наверное, совершенно секретно! – Ла Рок игриво взмахнул пухлыми ручками. – Но нельзя же так интриговать журналиста! Вы делаете свое дело, я – свое! И вас наверняка волнует, что же привело лучшего репортера «Монд» в эту пустыню. Я угадал?
– Меня больше интересует, почему вам пришлось ловить машину в этой пустыне. Ла Рок горестно вздохнул.
– Да, воистину пустыня! До чего печально, что именно здесь должны жить наши благородные гости. Здесь или в других столь же пустынных местах. На вашей Аляске, например.
– Про Гавайи, Каракас и Шри Ланку вы, судя по всему, забыли, – саркастически отозвался Джейкоб. – А что касается вашей цели…
– Моей цели? О, у меня нет никаких секретов, дорогой мистер Демва! Но давайте немного повеселимся и еще раз испытаем ваш талант к дедукции. Угадаете или нет?
Джейкоб чуть не застонал. Он резко дернул рычаг, и машина съехала с автоматической полосы. Нога с силой надавила на акселератор.
– У меня есть идея получше, мистер Ла Рок. Раз вы не хотите объяснить, почему оказались без машины в столь пустынной местности, то, быть может, вы раскроете мне один маленький секрет? Джейкоб описал сцену перед барьером, опустив эпизод с выстрелом, понадеявшись, что Ла Рок не заметит отверстия в стекле. Особое внимание он уделил описанию странного человека, сидевшего в пыли.
– Конечно же! – с энтузиазмом воскликнул Ла Рок. – Нет ничего проще!
Вы, разумеется, знаете, как в просторечье именуют постоянных поднадзорных? Этот ужасный ярлык, который лишает человека всех прав, в том числе и права иметь детей, права…
– Да, я все это знаю, не тратьте попусту слов! – Джейкоб помолчал. – Кажется, я начинаю понимать.
– Да, этот несчастный платил вам той же монетой. Вы, граждане, именуете его пе-пе… так что справедливо, что и он вас называет так же, правда, вкладывая в эти звуки. другой смысл. Вы ведь знаете, что граждан они именуют послушными и прирученными?
Джейкоб не выдержал и рассмеялся. Впереди показался поворот.
– Но почему они собрались у барьера? Такое впечатление, что все они кого-то ждут.
– У барьера? Ах да. Я слышал, что такое происходит каждый четверг. В.З. из центра приходят к барьеру, чтобы поглазеть на неграждан, а те, в свою очередь, собираются, чтобы полюбоваться на чужаков. Забавно, не правда ли? Никто не знает, кто первый положил этому начало. Дорога обогнула очередной холм, и впереди показалась цель их путешествия. Информационный центр, расположенный в нескольких километрах к северу от Энсенады, представлял собой огороженную территорию с разбросанными по ней жилыми домиками для В.З. и общественными зданиями. За деревьями виднелись казармы пограничников. Рядом с просторной автостоянкой высилось основное здание, в котором впервые прибывающие посетители получали инструкции галактического протокола. Здание стояло на небольшом плато между шоссе и океаном. Из окон открывался великолепный вид. Джейкоб припарковал машину у центрального подъезда. Ла Рок молчал, о чем-то напряженно размышляя. Наконец он поднял глаза.
– Знаете, я сказал неправду, когда говорил, что не знаю, кто первый начал все это. Считайте это неудачной шуткой. Джейкоб удивленно кивнул. Что вдруг нашло на репортера? Странно…
– …Они потратили огромные усилия, дабы убедить население, – раскатистым басом вещал дядя Джереми, – что этот закон раз и навсегда покончит с преступностью. И в этом смысле закон действительно оказался очень эффективен – человек с вживленным передатчиком сто раз подумает, прежде чем решится причинить неприятности своему ближнему. Граждане тогда одобрили закон. Они с удивительной легкостью забыли о своих конституционных правах. Тем более что большинство из них жили в сельской местности, где никогда и не знали подобной роскоши. Когда же лазейки именно в этом законе позволили Джозефу Альваресу и его друзьям свергнуть саму Бюрократию, ликующие граждане вновь и бесповоротно отдали ему свои сердца. Руководители Переворота не посмели поднять вопрос об этичности и правомерности Закона о надзоре. К тому же у них и без того хватало в те дни проблем с организацией Конфедерации… Джейкобу тогда подумалось, что он не выдержит и закричит от смертной тоски и нетерпения. Дядя Джереми все бубнит и бубнит об этой древней чепухе, а Алиса, счастливица Алиса тайком наслаждается сигналами из глубокого космоса по «секретному устройству», рискуя навлечь на себя гнев взрослых. Эх, что-то она в этот раз услышит!
Нет никаких сомнений, сигналы подает космический корабль! И это явно всего лишь третье тихоходное судно, вернувшееся назад! Чем еще объяснить странную суматоху, поднявшуюся в восточном крыле здания, где находятся лаборатории и кабинеты взрослых? Да еще по тревоге подняли космических резервистов…
Дядя Джереми все продолжал свои разглагольствования, но Джейкоб его уже не видел и не слышал. Алиса возбужденно выпалила ему в ухо:
– Чужаки, Джейкоб! Чужаки! Люди везут с собой чужаков! Внеземные на своих собственных кораблях следуют за земным кораблем! О Джек, «Везариус» обнаружил В.З.!
Так Джейкоб впервые услышал это слово. Впоследствии он не раз спрашивал себя, уж не Алиса ли ввела его в обиход? В свои десять он частенько размышлял, не означает ли слово «Внеземные», что кого-то намерены съесть? <игра слов: «eatee» (англ.) – внеземные, «eat» (англ.) – съесть>
И теперь, проезжая по улицам Тихуаны, давно уже повзрослевший Джейкоб вдруг подумал, что все еще не знает ответа на свой детский вопрос. Угловые здания на основных перекрестках были снесены, и вместо них, переливаясь всеми цветами радуги, красовались «пункты отдыха для В.З.». У входов замерли новенькие автобусы с открытым верхом, оборудованные для перевозки как людей, так и чужаков. Возле одного из «пунктов отдыха» Джейкоб увидел пикет. Где-то с десяток шкурников. По крайней мере похожие на шкурников – разряжены в звериные шкуры, размахивают игрушечными пластиковыми копьями. Кто бы еще мог так выглядеть?!
Он прибавил громкость радио и нажал кнопку голосового управления:
«Местные новости, ключевые слова: шкурники, городская администрация, пикеты».
Через мгновение раздался надтреснутый металлический голос. Джейкоб раздраженно скривился: могли бы наконец подобрать подходящий тембр. «Краткая сводка новостей. – Искусственный голос, несмотря на дребезжание, обладал оксфордским произношением. – Сегодня двенадцатое января две тысячи двести сорок восьмого года, сейчас девять часов сорок одна минута. Доброе утро. Тридцать семь человек на законных основаниях пикетируют здание городской администрации Тихуаны. Официально зарегистрированные требования сводятся к сокращению числа резерваций для Внеземных. Пожалуйста, прервите сообщение, если желаете получить факс или устное изложение их официального манифеста».
Механический голос выжидающе замолк. Джейкоб начал терять интерес. Он был хорошо знаком с сутью протеста шкурников. Она состояла в том, что люди, по крайней мере некоторые, не желают или неспособны сотрудничать с чужаками.
«Двадцать шесть из тридцати семи членов группы имеют передатчики поднадзорных, – вновь задребезжал голос, – остальные являются гражданами. В целом соотношение жителей Тихуаны следующее: на сто двадцать четыре гражданина приходится один поднадзорный. Поведение и одежда пикетчиков позволяют отнести их к приверженцам так называемой неолитической этики, в просторечии именуемым шкурниками. Поскольку никто из граждан города не воспользовался своим правом не регистрироваться, можно с уверенностью сказать, что тридцать человек – жители Тихуаны, остальные приезжие…» Джейкобу стало неинтересно, в сцене у административного корпуса не оказалось ничего нового. Он выключил радио. Однако полемика о резервациях для В.З. напомнила ему, что уже почти два года он не навещал дядю Джеймса в Санта-Барбаре. Старик наверняка по уши увяз в тяжбах, которые вел по поручению половины поднадзорных Тихуаны. И все же дядя Джеймс, уж конечно, возьмет на заметку, что племянник Джейкоб отправился в дальнюю поездку, не удосужившись попрощаться ни с ним, ни с прочими своими родственниками из многочисленного клана Альварес.
«Дальняя поездка? О чем это я? – Джейкоб дернул головой. – Я никуда не собираюсь».
Но в уголке его мозга, отведенном для подобных вещей, засела какая-то заноза, связанная с предстоящей таинственной конференцией. Предвкушение чего-то важного боролось в душе с желанием повернуть назад. Ситуация могла бы показаться очень забавной ему самому, если бы не была слишком знакомой. Какое-то время Джейкоб ехал в тишине – город уступил место бескрайним просторам, и поток машин превратился в тоненький ручеек. Солнце пригревало руки, лежавшие на руле, а сомнения все больше и больше одолевали душу. Несмотря на свои тревоги, он все еще не хотел признать, что для него настала пора покинуть Центр Развития. Работа с дельфинами и шимпанзе была просто замечательной и куда более спокойной (исключая первые суматошные недели занятий с водным сфинксом), чем его прежняя профессия криминального исследователя. Сотрудники Центра были по-настоящему преданы своей работе и, в отличие от множества иных современных земных ученых, обладали высокой этикой. Их работа имела огромное и непреходящее значение. Она не потеряет смысл и тогда, когда в Ла-Пасе в полную силу заработает земной филиал Библиотеки.
Но гораздо более важным представлялось Джейкобу, что в Центре он нашел друзей. Именно они оказывали ему неоценимую поддержку весь минувший год, в течение которого шел медленный процесс соединения воедино распавшихся частей его мозга. Особенно участливой была Глория. «Если я останусь, с ней придется что-нибудь решать». Джейкоб понимал, что дружескими отношениями тут не ограничишься, чувства девушки проявлялись все более явно.
До катастрофы в Эквадоре, которая и привела его в Центр в поисках покоя, Джейкоб знал бы, как поступить в подобной ситуации, и имел бы мужество сделать решительный шаг. Но теперь… Теперь он потерял прежнюю твердость, стал подвержен сомнениям. Сможет ли он решиться когда-нибудь на нечто большее, чем мимолетная интрижка?
Со смерти Тани прошло два года. Два долгих года! Временами ему бывало очень одиноко. Не помогали ни работа, ни друзья, ни даже увлекательные игры со своим мозгом.
Ландшафт постепенно становился все более безжизненным. Яркая зелень исчезла. Провожая глазами проносящиеся мимо одинокие шишковатые кактусы, Джейкоб откинулся назад и расслабился, наслаждаясь медленным и плавным ритмом езды. Тело его слегка покачивалось в такт движению машины, словно он все еще находился в море.
За выжженными холмами блеснула синь океана. Чем ближе извилистая дорога подводила его к месту встречи, тем сильнее и сильнее Джейкобу хотелось оказаться на борту ставшего родным судна, ждать, когда вдали мелькнет черная спина первого дельфина, когда раздастся щелкающий свист вожака стаи… Вот-вот должна начаться ежегодная миграция дельфинов. Машина обогнула холм, и Джейкоб с удивлением обнаружил, что все места парковки по обе стороны от шоссе заняты компактными электромобилями – собратьями его собственного. Он поднял голову: на вершине холма толпились люди. Джейкоб перестроился на правую полосу, где движение регулировалось автоматически и не было нужды следить за дорогой. Тут на левой стороне остановился вновь прибывший автомобиль. Из него вылезли двое взрослых и несколько детей. Все держали в руках по корзинке для пикника и по биноклю. Компания вполне походила на типичное городское семейство, выбравшееся на уик-энд, если бы не серебристые одеяния и золотые амулеты. Большинство людей на холме были облачены в те же серебристые одежды. Многие смотрели в личные мини-телескопы куда-то за соседний холм. На этом холме тоже толпились люди, одетые «в пещерном стиле». Правда, убежденные кроманьонцы пошли на некоторый компромисс: наряду с каменными топорами и копьями в их арсенале имелись телескопы, часы, радио и мегафоны. Две группы символично расположились на противоположных холмах. Но было у них и нечто общее: и шкурники, и рубашечники ненавидели все ограничения на общение с В.З., дружеское или враждебное. В ложбине между холмами, пересекая шоссе, красовался гигантский плакат:
КАЛИФОРНИЙСКАЯ РЕЗЕРВАЦИЯ ВНЕЗЕМНЫХ БАХА.
Въезд поднадзорным без специального разрешения запрещен. Просьба ко всем, кто приезжает впервые, обращаться в информационный центр. Амулеты и неолитические одеяния не допускаются, Просьба о появлении шкурников сообщать в информационный центр.
Джейкоб улыбнулся. Пресса изрядно повеселилась по поводу последнего требования. На всех каналах то и дело появлялись карикатуры, изображавшие посетителей центра, вынужденных сдирать с себя не только экзотические одеяния, но и кожу – под одобрительными взглядами змееподобных существ. Стоянка на вершине соседнего холма также была забита до отказа. Автомобиль Джейкоба медленно взобрался наверх. Отсюда он наконец смог увидеть пресловутый барьер.
Посредине широкой полосы, лишенной какой бы то ни было растительности, тянулась линия столбов с натянутой колючей проволокой. На многих столбах краска успела поблекнуть, а фонари на их верхушках покрылись пылью.
Вездесущие детекторы действовали подобно ситу, позволяя гражданам свободно входить в резервацию и покидать ее, тогда как поднадзорные не могли проникнуть внутрь, а чужаки, напротив, оказаться снаружи. Этот забор являлся грубым напоминанием того факта, который большинство людей старалось не замечать: значительная часть человечества носила вживленные передатчики только потому, что другая, большая часть, попросту не доверяла им. И это большинство не желало, чтобы Внеземные и те, кого на основании психологического теста сочли «склонными к насилию», вступали между собой в контакт.
Барьер, судя по всему, неплохо справлялся со своей задачей. Скопления людей по обе стороны шоссе становились все плотнее, а их одеяния – все экзотичнее, но перед самой линией столбов оставалась узкая полоска свободного пространства. Кое-кто из рубашечников и шкурников относился, вероятно, к гражданам, но они оставались вместе с товарищами то ли из солидарности, то ли из чувства протеста.
Перед барьером толпа была особенно плотной. И шкурники, и рубашечники провожали автомобили угрозами и оскорбительными жестами. Джейкоб продолжал неторопливо двигаться по полосе с автоматической регулировкой движения, прикрывая рукой глаза от слепящего солнца и наслаждаясь зрелищем. Молодой человек, с ног до головы закутанный в серебристую ткань, потрясал над головой плакатом:
«Человечество – продукт Развития! Пусть наши внеземные братья выйдут из резерваций!»
С другой стороны шоссе женщина размахивала копьем, к которому был прикреплен лист, гласивший:
«Земляне достигли всего сами! В.З., убирайтесь с Земли!» Эти два плаката со всей полнотой выражали суть спора. Весь мир жаждал узнать, кто прав: сторонники Дарвина или последователи фон Даникена. Шкурники и рубашечники представляли собой всего лишь наиболее фанатичные течения двух философских лагерей, на которые людей разделил этот спор. Суть спора состояла в сакраментальном вопросе: каким образом вид гомо сапиенс стал самим собой?
Но рубашечники и шкурники обсуждением этого вопроса не довольствовались. У первых любовь к чужакам достигла почти религиозного экстаза. Ксенофилия в стадии истерии. Что касается неолитиков с их любовью к нарядам кроманьонцев и пещерным ритуалам, то не скрывается ли за их призывами к «независимости от В.З.» нечто большее – страх перед чуждым разумом? Своего рода космическая ксенофобия?
В одном Джейкоб не сомневался: и тех и других объединяли гнев и возмущение, вызванные осторожной, основанной на компромиссах политикой Конфедерации по отношению к В.З., а также возмущение Законом о надзоре, который многих из них выкинул на обочину общества. В итоге – гнев по отношению к миру, в котором никто не мог сказать наверняка, каково его происхождение.
Внимание Джейкоба привлек пожилой небритый человек в куртке из шкуры и самодельных кожаных штанах. Он сидел на корточках у шоссе, смешно подскакивая, что-то яростно крича в облаке пыли, поднятой множеством ног, и указывая пальцем на землю. С каждым мгновением его отрывистые выкрики становились все более громкими и неистовыми.
– П-пе! – Странные звуки вылетали из его горла, яростные, словно проклятия. Пена пузырилась на губах. Узловатый палец с силой тыкал в землю. – П-пе! П-пе!
Изумленный странным зрелищем, Джейкоб приостановил автомобиль. И сразу что-то со свистом пронеслось у него перед лицом. Что-то с грохотом разбилось о дверцу. По крыше автомобиля забарабанил град камней. У Джейкоба заложило уши. Он быстро поднял стекло и резко съехал с автоматической полосы. Автомобиль разогнался. Непрочная коробка салона сотрясалась – рядом с машиной Джейкоб увидел злобные лица парней, неистово колотивших по ней кулаками.
За несколько метров до барьера Джейкоб вдруг развеселился. Он решил выяснить, что же им нужно. Слегка отпустил акселератор и приоткрыл окно, чтобы задать вопрос ближайшему к нему человеку – юноше, словно сошедшему со страниц научно-фантастического романа двадцатого века. Тем временем толпа у обочины шоссе превратилась в мешанину плакатов и разномастных одеяний. И прежде чем он успел раскрыть рот, ветровое стекло треснуло и вдоль щеки Джейкоба что-то вжикнуло. Кабина наполнилась гарью. Он бросил машину к барьеру. Мимо пронеслись столбы с колючей проволокой, и толпа отстала. В зеркало он видел, как яростно кричат молодые люди, потрясая кулаками, торчащими из рукавов фантастических одежд. Джейкоб снова рассмеялся, опустил стекло и, высунув руку, помахал им на прощание.
«Интересно, что я скажу в компании по прокату? – подумалось ему, и он снова рассмеялся. – Может, сказать, что на меня напали войска Империи Минь? Ведь ни за что не поверят они в такую нелепую правду». Вызывать полицию не имело никакого смысла. Местные полицейские не сделают и шагу без предварительной проверки на поднадзорность. А несколько П-передатчиков без труда затеряются среди огромного числа себе подобных. Кроме того, Фэгин просил его не афишировать свое появление.
Он до конца опустил стекло, чтобы свежий ветер разогнал гарь.
Просунул палец в дыру от пули в ветровом стекле и виновато улыбнулся.
«Тебе все это понравилось, не так ли?»
Одно дело, когда кровь начинает бежать быстрее от хорошей дозы адреналина, и совсем другое, когда опасность веселит тебя. Восторг, который он испытал во время стычки у барьера, встревожил его куда больше, чем странная агрессивность толпы.
Вдруг приборная панель негромко пискнула. Джейкоб поднял взгляд. Любитель автостопа? Здесь? Впереди, примерно в полукилометре, у обочины стоял человек, выставив циферблат своих часов так, чтобы он попал в поле зрения автомобильного локатора. У ног человека лежали две огромные сумки. Джейкоб пребывал в нерешительности. Но, в конце концов, только граждане могут попасть на территорию резервации. Он притормозил, проехав немного вперед. Ему показалось, что он уже где-то видел этого краснолицего толстяка в темно-сером деловом костюме. Пока человек торопливо семенил к автомобилю, согнувшись под тяжестью сумок, Джейкоб отметил, как колышется его объемистый живот. Человек наклонился и заглянул в машину, лицо его было усеяно капельками пота.
– Боже, ну и жара! – простонал он. Говорил толстяк на стандартном английском, но с сильным акцентом. – Неудивительно, что никто не едет по автоматической полосе, – он отер пот со лба, – все несутся на максимальной скорости, ловят ветерок. Но ваше лицо мне знакомо, должно быть, мы где-то встречались. Меня зовут Питер Ла Рок, или Пьер, если вам угодно. Я из «Монд».
Джейкоб вздрогнул.
– Ну, конечно, Ла Рок. Мы с вами действительно встречались. Я Джейкоб Демва. Садитесь. Я еду только до информационного центра, но там вы можете сесть на автобус.
Он от души надеялся, что его лицо осталось невозмутимым. И как он не узнал этого невыносимого толстяка?! Ни за что бы не остановился. Нельзя сказать, что у него была какая-то особая причина для неприязни… если не считать непомерного самодовольства этого человека и его неистощимого запаса собственных мнений по любому поводу, при каждом удобном случае высыпаемых на собеседника. Во многих отношениях Пьер Ла Рок, возможно, даже был очаровательнейшим человеком. Похоже, он занимал видное место в прессе. Джейкоб читал кое-какие его статьи, и ему нравилось если не содержание, то, во всяком случае, перо автора. Но Пьер Ла Рок был как раз одним из тех самых настырных представителей прессы, кто преследовал Джейкоба в течение нескольких недель после решения загадки водного сфинкса. Возможно, самым назойливым из всех. Да, последняя статья в «Монд» была вполне благожелательной, к тому же прекрасно написанной. Но это отнюдь не компенсировало причиненного беспокойства.
Джейкоб был рад, что журналисты не сумели отыскать его после трагедии, случившейся на Ванильном Шпиле в Эквадоре. В то время он просто не вынес бы Ла Рока.
Как и прежде, Джейкоба покоробил явно нарочитый «национальный» акцент журналиста. Этот акцент стал даже сильнее со времени их последней встречи.
– Ну, конечно же, Джейкоб Демва! – воскликнул Ла Рок. Он закинул сумки назад и уселся в машину. – Бог афоризмов! Охотник за тайнами! И вы здесь. Наверное, собираетесь принять участие в конкурсе по разгадыванию головоломок вместе с нашими благородными инопланетными гостями? Или, быть может, решили заглянуть в Великую Библиотеку в Ла-Пасе? Джейкоб снова перестроился на автоматическую полосу, мимолетно подумав, что неплохо было бы знать, кто вообще ввел моду на «национальный» акцент. Было бы чем уязвить этого болвана.
– Меня пригласили сюда в качестве консультанта. Среди приглашавших действительно есть Внеземные, если вы об этом хотели спросить. Но вдаваться в подробности я не имею права.
– О, да-да-да, это, наверное, совершенно секретно! – Ла Рок игриво взмахнул пухлыми ручками. – Но нельзя же так интриговать журналиста! Вы делаете свое дело, я – свое! И вас наверняка волнует, что же привело лучшего репортера «Монд» в эту пустыню. Я угадал?
– Меня больше интересует, почему вам пришлось ловить машину в этой пустыне. Ла Рок горестно вздохнул.
– Да, воистину пустыня! До чего печально, что именно здесь должны жить наши благородные гости. Здесь или в других столь же пустынных местах. На вашей Аляске, например.
– Про Гавайи, Каракас и Шри Ланку вы, судя по всему, забыли, – саркастически отозвался Джейкоб. – А что касается вашей цели…
– Моей цели? О, у меня нет никаких секретов, дорогой мистер Демва! Но давайте немного повеселимся и еще раз испытаем ваш талант к дедукции. Угадаете или нет?
Джейкоб чуть не застонал. Он резко дернул рычаг, и машина съехала с автоматической полосы. Нога с силой надавила на акселератор.
– У меня есть идея получше, мистер Ла Рок. Раз вы не хотите объяснить, почему оказались без машины в столь пустынной местности, то, быть может, вы раскроете мне один маленький секрет? Джейкоб описал сцену перед барьером, опустив эпизод с выстрелом, понадеявшись, что Ла Рок не заметит отверстия в стекле. Особое внимание он уделил описанию странного человека, сидевшего в пыли.
– Конечно же! – с энтузиазмом воскликнул Ла Рок. – Нет ничего проще!
Вы, разумеется, знаете, как в просторечье именуют постоянных поднадзорных? Этот ужасный ярлык, который лишает человека всех прав, в том числе и права иметь детей, права…
– Да, я все это знаю, не тратьте попусту слов! – Джейкоб помолчал. – Кажется, я начинаю понимать.
– Да, этот несчастный платил вам той же монетой. Вы, граждане, именуете его пе-пе… так что справедливо, что и он вас называет так же, правда, вкладывая в эти звуки. другой смысл. Вы ведь знаете, что граждан они именуют послушными и прирученными?
Джейкоб не выдержал и рассмеялся. Впереди показался поворот.
– Но почему они собрались у барьера? Такое впечатление, что все они кого-то ждут.
– У барьера? Ах да. Я слышал, что такое происходит каждый четверг. В.З. из центра приходят к барьеру, чтобы поглазеть на неграждан, а те, в свою очередь, собираются, чтобы полюбоваться на чужаков. Забавно, не правда ли? Никто не знает, кто первый положил этому начало. Дорога обогнула очередной холм, и впереди показалась цель их путешествия. Информационный центр, расположенный в нескольких километрах к северу от Энсенады, представлял собой огороженную территорию с разбросанными по ней жилыми домиками для В.З. и общественными зданиями. За деревьями виднелись казармы пограничников. Рядом с просторной автостоянкой высилось основное здание, в котором впервые прибывающие посетители получали инструкции галактического протокола. Здание стояло на небольшом плато между шоссе и океаном. Из окон открывался великолепный вид. Джейкоб припарковал машину у центрального подъезда. Ла Рок молчал, о чем-то напряженно размышляя. Наконец он поднял глаза.
– Знаете, я сказал неправду, когда говорил, что не знаю, кто первый начал все это. Считайте это неудачной шуткой. Джейкоб удивленно кивнул. Что вдруг нашло на репортера? Странно…
Глава 3
ГЕШТАЛЬТ
Джейкоб помог Ла Року дотащить сумки до автобусной остановки и поспешил распрощаться с репортером. Он обогнул здание, надеясь найти уголок, где можно было бы провести в уединении имевшиеся у него в запасе десять минут.
Со стороны океана он обнаружил небольшое патио с тенистыми деревьями и керамическими столиками. Лег на один из них, протянув ноги на спинку скамьи. Холодок глиняной поверхности и легкий ветерок с океана приятно ласкали кожу. Несколько минут он лежал неподвижно, поочередно напрягая и расслабляя мышцы спины – требовалось снять напряжение от долгого сидения за рулем. Его глаза бездумно следили за маленьким суденышком с грот-мачтой и кливером. Ярко-зеленый корпус корабля отчетливо выделялся на синей глади океана. Постепенно он расслабился настолько, что позволил себе впасть в транс.
Джейкоб внимательно выслушал все свои органы чувств и отринул от себя внешние ощущения. Усталость постепенно отступала. Тело мягко покачивалось на легких волнах, мало-помалу он перестал его чувствовать. Сохранился лишь зуд в левом бедре, но через несколько секунд исчез и он. Теперь Джейкоб не ощущал ничего, кроме слабого морского запаха. Соленый йодистый аромат был приятен, но отвлекал. Джейкоб отключил обоняние. Несколько мгновений он напряженно прислушивался к стуку сердца, пока тот не отдалился и не исчез совсем.
В последние два года Джейкоб обычно доводил транссостояние до заключительной стадии, той очистительной фазы, когда перед внутренним взором с болезненной ясностью проносятся давние образы, а две расщепленные половины мозга вновь пытаются слиться в единое целое. Этот процесс, однако, никогда ему не нравился.
Он был один, почти один. Остался лишь далекий гул людских голосов, едва различимые обрывки фраз, смысл которых он не мог разобрать. На мгновение Джейкобу показалось, что он слышит, как спорят Глория и Джонни, затем затараторила что-то непотребное Макой.
Он терпеливо убирал все эти звуки в ожидании того единственного, который всегда возникал с предсказуемой внезапностью – откуда-то издалека что-то кричал ему голос Тани, неудержимо, мимо его подставленных рук падавшей в бездну. Ее уже не было видно, а голос все звучал и звучал, эхом отдаваясь в двадцатимильной пропасти. На этот раз послышался не крик, а приглушенный шепот. Но Джейкобу он причинил нестерпимую боль. Вдруг в голове вспыхнула карикатурная, гротескная версия происшествия у барьера. Джейкоб снова был среди поднадзорных, без машины. Бородатый человек в одеянии пиктского шамана протянул ему бинокль и властно кивнул. Джейкоб послушно взял бинокль и взглянул в том направлении, куда указывал ему бородач. Его глазам предстал силуэт автобуса, подрагивавший в потоках раскаленного воздуха. Автобус подъехал к остановке по ту сторону линии пограничных столбов, тянувшейся в оба конца до горизонта и за горизонт. Казалось, она упирается в само солнце.
Картина исчезла так же внезапно, как и появилась. С натренированным безразличием Джейкоб подавил искушение обдумать увиденное. На смену ярким образам пришла абсолютная пустота.
Тишина и тьма.
Со стороны океана он обнаружил небольшое патио с тенистыми деревьями и керамическими столиками. Лег на один из них, протянув ноги на спинку скамьи. Холодок глиняной поверхности и легкий ветерок с океана приятно ласкали кожу. Несколько минут он лежал неподвижно, поочередно напрягая и расслабляя мышцы спины – требовалось снять напряжение от долгого сидения за рулем. Его глаза бездумно следили за маленьким суденышком с грот-мачтой и кливером. Ярко-зеленый корпус корабля отчетливо выделялся на синей глади океана. Постепенно он расслабился настолько, что позволил себе впасть в транс.
Джейкоб внимательно выслушал все свои органы чувств и отринул от себя внешние ощущения. Усталость постепенно отступала. Тело мягко покачивалось на легких волнах, мало-помалу он перестал его чувствовать. Сохранился лишь зуд в левом бедре, но через несколько секунд исчез и он. Теперь Джейкоб не ощущал ничего, кроме слабого морского запаха. Соленый йодистый аромат был приятен, но отвлекал. Джейкоб отключил обоняние. Несколько мгновений он напряженно прислушивался к стуку сердца, пока тот не отдалился и не исчез совсем.
В последние два года Джейкоб обычно доводил транссостояние до заключительной стадии, той очистительной фазы, когда перед внутренним взором с болезненной ясностью проносятся давние образы, а две расщепленные половины мозга вновь пытаются слиться в единое целое. Этот процесс, однако, никогда ему не нравился.
Он был один, почти один. Остался лишь далекий гул людских голосов, едва различимые обрывки фраз, смысл которых он не мог разобрать. На мгновение Джейкобу показалось, что он слышит, как спорят Глория и Джонни, затем затараторила что-то непотребное Макой.
Он терпеливо убирал все эти звуки в ожидании того единственного, который всегда возникал с предсказуемой внезапностью – откуда-то издалека что-то кричал ему голос Тани, неудержимо, мимо его подставленных рук падавшей в бездну. Ее уже не было видно, а голос все звучал и звучал, эхом отдаваясь в двадцатимильной пропасти. На этот раз послышался не крик, а приглушенный шепот. Но Джейкобу он причинил нестерпимую боль. Вдруг в голове вспыхнула карикатурная, гротескная версия происшествия у барьера. Джейкоб снова был среди поднадзорных, без машины. Бородатый человек в одеянии пиктского шамана протянул ему бинокль и властно кивнул. Джейкоб послушно взял бинокль и взглянул в том направлении, куда указывал ему бородач. Его глазам предстал силуэт автобуса, подрагивавший в потоках раскаленного воздуха. Автобус подъехал к остановке по ту сторону линии пограничных столбов, тянувшейся в оба конца до горизонта и за горизонт. Казалось, она упирается в само солнце.
Картина исчезла так же внезапно, как и появилась. С натренированным безразличием Джейкоб подавил искушение обдумать увиденное. На смену ярким образам пришла абсолютная пустота.
Тишина и тьма.