— Что это значит? Страстное желание? Удовольствие? Наслаждение гондолой, когда ты молод, и влюблен, и неизлечимый романтик?
Услышав насмешливые интонации в его голосе, она торопливо ответила:
— Уверена, вам кажется, что я и первое, и второе, и третье.
— Вне всякого сомнения. Я был бы очень удивлен, если бы Роберто не разделял моего мнения. В любой момент он может запеть.
Мартина сцепила руки, думая, не лунный ли свет делает ее сверхчувствительной к его замечаниям.
— Так почему же он не поет? Если он запоет, это докажет, что он не такой неисправимый циник, как вы.
Ее удивило, как легко произнесла она эти слова, хотя внутри у нее все дрожало от негодования.
Он засмеялся, потому что Роберто начал тихо напевать.
— Все зависит от того, как посмотреть на это. Возможно, он настолько галантен, что не хочет слышать наш разговор, думая, что я объясняюсь вам в любви.
Мартина повернулась к нему, встретясь с насмешливым взглядом, слабо чувствуя, что она не может противостоять его подшучиваниям. Его вызов, если это был вызов, заставлял ее подыскивать слова, которые скрывали бы ее истинные чувства.
— Было бы неплохо, если бы вы показали мне наиболее интересные романтические места, пока Роберто поет.
Его улыбка блеснула в темноте, и он с готовностью наклонил голову.
— Ваше желание — приказ для меня. Что может быть замечательнее того места, к которому мы приближаемся? — Подняв небрежно руку, он показал на воздушный дворец, неясные очертания которого выступали из воды слева от них. — Это дворец Резоникко, где, приехав навестить своего сына, скончался Роберт Браунинг.
Однако Мартина не позволила ему рассказывать об этом в таком тоне.
— Романтическая фигура, — прошептала она. — Но, очевидно, безнравственный Байрон больше вам по вкусу?
Он довольно пристально посмотрел на нее, нисколько не смутившись.
— Конечно. Он наслаждался жизнью, хотя его избранницы не в моем вкусе. — Он показал на дворец справа. — А это — дворец Моченидо, где он жил с прекрасной, но сумасшедшей венецианкой по имени Маргарита Годжи и четырнадцатью служанками. — Когда Мартина живо повернулась, чтобы посмотреть на него, он продолжал:
— Это не так романтично, как кажется. У Маргариты, женщины с большими черными искрящимися глазами, был слишком горячий темперамент. Кроме того, она обладала такой силой, что могла померяться с любым бойцом на ринге. Она всегда пользовалась ею, когда хотела разделаться со своими соперницами. Байрон устал от постоянной ревности и попытался заставить ее уйти. Маргарита же накинулась на него со столовым ножом, а затем бросилась со ступенек в канал. Ее спасли и отправили домой к мужу.
Мартина не могла оторваться от дворца, представив себе неудачливую Маргариту, которая предпочла самоубийство разлуке с любимым человеком. Облако, слегка закрывшее луну, придавало еще большую таинственность теням, притаившимся в стенах дворца. Она поежилась от всего этого и подумала, что, к сожалению, красота, жестокость и безжалостность существуют повсюду.
— Бедная Маргарита, — сказала она почти про себя. — Она, должно быть, сильно его любила. Она его ранила?
Забавляясь, он поднял брови.
— Вас это волнует? Ему удалось убежать, она поранила ему только палец руки. Вам легче? — Он засмеялся в своей обычной легкой манере. — Только что вы обвиняли меня в том, что я предпочитаю Байрона Браунингу. А теперь вас беспокоит Байрон. Между прочим, вы так и не спросили, как умер Роберт Браунинг.
— Он умер в возрасте семидесяти лет из-за горячки. Он действительно никогда не жил в Венеции и не писал здесь стихи?
— Да, говорят, что он приехал на несколько недель во дворец Резоникко, чтобы повидать сына. — Небрежно он достал из кармана портсигар, щелкнул крышкой и предложил Мартине:
— Сигарету?
Мартина вежливо отказалась, наблюдая за тем, как он сам закурил и положил обратно в карман сигареты и зажигалку. Прищурившись, он выпустил спиральную струйку дыма в сторону, противоположную той, где сидела Мартина, и продолжал молча курить. Казалось, ему нечего было больше сказать.
Роберто продолжал тихонько напевать, и Мартина чувствовала, что это что-то знакомое. Однако она была слишком поглощена своим спутником, чтобы думать о чем-то другом. Как легко завоевал он ее сердце, разбудив такое страстное чувство! Она так мало знала о нем, этом ушедшем в себя человеке, а его ироническая независимость подчеркивала, что она одинока в своих чувствах. Как всякая женщина, она спрашивала: почему? Она продолжала размышлять над этим, когда они подошли к дому Бруно.
Роберто развернул гондолу к причалу, Доминик встал, выбросив остаток сигареты, и протянул ей руку, чтобы помочь выйти. Нервничая, Мартина сделала слишком быстрое движение и поскользнулась. Она бы упала, если бы Доминик не подхватил ее.
— Равновесие! — Его голос нежно прозвучал ей на ухо.
Мартина была убита тем ироническим смыслом, который выражало это слово. Она могла вести себя как угодно, только не сохранять равновесие. Ее сердце часто билось в груди, нервы напряглись из-за его близости. Он крепко держал ее в своих объятиях. Почти потеряв сознание и чувствуя только мучительное прикосновение его рук, она на мгновение счастливо приникла к нему.
Он ли не хотел ее отпускать, она ли прильнула к нему, желая во имя всего небесного этих рук? Она не отдавала себе в этом отчета. Но затем она уже стояла на платформе, и холодный ночной воздух, проникавший до самого сердца, охладил ее.
— Извините, — тихо произнесла она. — По моей вине мог бы произойти несчастный случай.
Он тут же успокоил ее, сказав, что ничего не произошло.
— Вы поскользнулись. Самое главное, что с вами все в порядке. — Он озабоченно смотрел на ее покрасневшее лицо. — Вы не растянули ногу или что-нибудь еще?
— Нет… нет. — Мартина нерешительно улыбнулась. Он приблизился к ней. — Спасибо за великолепный вечер.
На его лице появилась чудесная улыбка. Он протянул руку.
— Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы составили мне компанию. Спокойной ночи, мисс Флойд. Выспитесь как следует.
Затем наступило молчание, и его пальцы сильно сжали ее маленькую руку. Мартина отдала бы все на свете, если бы вместо этого он обнял ее.
Глава 5
Услышав насмешливые интонации в его голосе, она торопливо ответила:
— Уверена, вам кажется, что я и первое, и второе, и третье.
— Вне всякого сомнения. Я был бы очень удивлен, если бы Роберто не разделял моего мнения. В любой момент он может запеть.
Мартина сцепила руки, думая, не лунный ли свет делает ее сверхчувствительной к его замечаниям.
— Так почему же он не поет? Если он запоет, это докажет, что он не такой неисправимый циник, как вы.
Ее удивило, как легко произнесла она эти слова, хотя внутри у нее все дрожало от негодования.
Он засмеялся, потому что Роберто начал тихо напевать.
— Все зависит от того, как посмотреть на это. Возможно, он настолько галантен, что не хочет слышать наш разговор, думая, что я объясняюсь вам в любви.
Мартина повернулась к нему, встретясь с насмешливым взглядом, слабо чувствуя, что она не может противостоять его подшучиваниям. Его вызов, если это был вызов, заставлял ее подыскивать слова, которые скрывали бы ее истинные чувства.
— Было бы неплохо, если бы вы показали мне наиболее интересные романтические места, пока Роберто поет.
Его улыбка блеснула в темноте, и он с готовностью наклонил голову.
— Ваше желание — приказ для меня. Что может быть замечательнее того места, к которому мы приближаемся? — Подняв небрежно руку, он показал на воздушный дворец, неясные очертания которого выступали из воды слева от них. — Это дворец Резоникко, где, приехав навестить своего сына, скончался Роберт Браунинг.
Однако Мартина не позволила ему рассказывать об этом в таком тоне.
— Романтическая фигура, — прошептала она. — Но, очевидно, безнравственный Байрон больше вам по вкусу?
Он довольно пристально посмотрел на нее, нисколько не смутившись.
— Конечно. Он наслаждался жизнью, хотя его избранницы не в моем вкусе. — Он показал на дворец справа. — А это — дворец Моченидо, где он жил с прекрасной, но сумасшедшей венецианкой по имени Маргарита Годжи и четырнадцатью служанками. — Когда Мартина живо повернулась, чтобы посмотреть на него, он продолжал:
— Это не так романтично, как кажется. У Маргариты, женщины с большими черными искрящимися глазами, был слишком горячий темперамент. Кроме того, она обладала такой силой, что могла померяться с любым бойцом на ринге. Она всегда пользовалась ею, когда хотела разделаться со своими соперницами. Байрон устал от постоянной ревности и попытался заставить ее уйти. Маргарита же накинулась на него со столовым ножом, а затем бросилась со ступенек в канал. Ее спасли и отправили домой к мужу.
Мартина не могла оторваться от дворца, представив себе неудачливую Маргариту, которая предпочла самоубийство разлуке с любимым человеком. Облако, слегка закрывшее луну, придавало еще большую таинственность теням, притаившимся в стенах дворца. Она поежилась от всего этого и подумала, что, к сожалению, красота, жестокость и безжалостность существуют повсюду.
— Бедная Маргарита, — сказала она почти про себя. — Она, должно быть, сильно его любила. Она его ранила?
Забавляясь, он поднял брови.
— Вас это волнует? Ему удалось убежать, она поранила ему только палец руки. Вам легче? — Он засмеялся в своей обычной легкой манере. — Только что вы обвиняли меня в том, что я предпочитаю Байрона Браунингу. А теперь вас беспокоит Байрон. Между прочим, вы так и не спросили, как умер Роберт Браунинг.
— Он умер в возрасте семидесяти лет из-за горячки. Он действительно никогда не жил в Венеции и не писал здесь стихи?
— Да, говорят, что он приехал на несколько недель во дворец Резоникко, чтобы повидать сына. — Небрежно он достал из кармана портсигар, щелкнул крышкой и предложил Мартине:
— Сигарету?
Мартина вежливо отказалась, наблюдая за тем, как он сам закурил и положил обратно в карман сигареты и зажигалку. Прищурившись, он выпустил спиральную струйку дыма в сторону, противоположную той, где сидела Мартина, и продолжал молча курить. Казалось, ему нечего было больше сказать.
Роберто продолжал тихонько напевать, и Мартина чувствовала, что это что-то знакомое. Однако она была слишком поглощена своим спутником, чтобы думать о чем-то другом. Как легко завоевал он ее сердце, разбудив такое страстное чувство! Она так мало знала о нем, этом ушедшем в себя человеке, а его ироническая независимость подчеркивала, что она одинока в своих чувствах. Как всякая женщина, она спрашивала: почему? Она продолжала размышлять над этим, когда они подошли к дому Бруно.
Роберто развернул гондолу к причалу, Доминик встал, выбросив остаток сигареты, и протянул ей руку, чтобы помочь выйти. Нервничая, Мартина сделала слишком быстрое движение и поскользнулась. Она бы упала, если бы Доминик не подхватил ее.
— Равновесие! — Его голос нежно прозвучал ей на ухо.
Мартина была убита тем ироническим смыслом, который выражало это слово. Она могла вести себя как угодно, только не сохранять равновесие. Ее сердце часто билось в груди, нервы напряглись из-за его близости. Он крепко держал ее в своих объятиях. Почти потеряв сознание и чувствуя только мучительное прикосновение его рук, она на мгновение счастливо приникла к нему.
Он ли не хотел ее отпускать, она ли прильнула к нему, желая во имя всего небесного этих рук? Она не отдавала себе в этом отчета. Но затем она уже стояла на платформе, и холодный ночной воздух, проникавший до самого сердца, охладил ее.
— Извините, — тихо произнесла она. — По моей вине мог бы произойти несчастный случай.
Он тут же успокоил ее, сказав, что ничего не произошло.
— Вы поскользнулись. Самое главное, что с вами все в порядке. — Он озабоченно смотрел на ее покрасневшее лицо. — Вы не растянули ногу или что-нибудь еще?
— Нет… нет. — Мартина нерешительно улыбнулась. Он приблизился к ней. — Спасибо за великолепный вечер.
На его лице появилась чудесная улыбка. Он протянул руку.
— Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы составили мне компанию. Спокойной ночи, мисс Флойд. Выспитесь как следует.
Затем наступило молчание, и его пальцы сильно сжали ее маленькую руку. Мартина отдала бы все на свете, если бы вместо этого он обнял ее.
Глава 5
Собираясь в Венецию, Мартина была настолько поглощена приготовлениями, что совершенно не раздумывала о возможных последствиях. Как она и ожидала, все было более чем великолепно. Неожиданным было одно — ее такая внезапная и такая безнадежная любовь. Самонадеянный и неприступный, он легко пленил ее чувства с самой первой встречи. Она, Мартина Флойд, неуязвимая, легко справляющаяся со всеми своими увлечениями, отдала свое сердце без борьбы. Вся трагедия заключалась в том, что он не знал этого. Все, что он сделал, он сделал бессознательно. Не было никаких влюбленных взглядов, никаких ласковых слов или обещаний, только холодное равнодушие, которое вызывало у нее досаду и возбуждало интерес.
Стоило ей только прикрыть глаза, как перед ней возникала картина великолепной гондолы, и Доминик в ней — загорелый, двигавшийся с грацией, какой ей не доводилось до сих пор встречать ни в одном мужчине. Дрожь пронизывала ее насквозь при воспоминаниях о тех мгновениях, когда она была в его объятиях. Способность глубоко воспринимать представителей противоположного пола спала в ней до сих пор. Сейчас же это выплеснулось наружу, как будто разжалась пружина. Ей вдруг стало страшно от глубины ее чувства.
В тот вечер, когда Доминик проводил ее домой, Мартина не могла заснуть в течение нескольких часов. Первое, что она увидела, открыв глаза на следующее утро, была роза, которую Доминик подарил ей. Она поставила ее в вазу на туалетном столике. Долго смотрела она на нее, испытывая одновременно чувство радости и печали. Затем постепенно здравый смысл взял верх. Какой же надо быть дурочкой, чтобы так думать о небольшом подарке, который хозяин преподнес своей гостье!
— Мисс Флойд! Синьорина? Тоненький голосок неуверенно дрожал. Она услышала его и улыбнулась.
— Я здесь. Марко, — позвала она успокаивающе. — Иди сюда.
В дверях появилась маленькая фигурка в пижаме, с медвежонком в руках. Он немного приостановился на пороге.
— А Тито? — спросил он, показывая на свою старую игрушку.
Она кивнула, и у нее похолодела кровь. Одно ухо у медвежонка было совершенно сожжено. С болью в сердце она смотрела на игрушку, зная, что именно за ней побежал Марко во время ночного пожара и именно из-за нее погиб его отец. Слезы подступили к ее горлу, потому что только сейчас она начала осознавать теперешнее отношение Майи к сыну. Марко вместе с его любимой обожженной игрушкой был постоянным напоминанием о ее потере.
Будто в тумане, она видела, как Марко вскарабкался на ее кровать и уютно устроился на сгибе ее руки. Она собралась с мыслями и вдруг поняла, что не видит змейки, которую они купили вместе и которую он постоянно носил с собой. Она крепко обняла его.
— А где же Руссо? Она все еще спит? — пошутила Мартина.
Марко посмотрел на нее серьезно большими темными глазами.
— Тито не любит Руссо. Медведи не переносят змей, так сказала тетя Юнис. Поэтому, она сказала, Тито убежал, когда у меня появилась Руссо, и мы не могли найти его. Он испугался.
Она нежно откинула его кудри со лба.
— Когда тетя Юнис сказала об этом?
— В тот день, когда купили Руссо. А когда я пошел спать, я не мог найти Тито. Тетя Юнис сказала еще, что Тито никогда не вернется из-за Руссо и посоветовала мне играть только с Руссо. — Он с нежностью посмотрел на медвежонка. — А я знаю, что Тито никогда не оставит меня. Правда ведь, Тито? А дядя Бруно нашел его. — Маленькое личико Марко засветилось от гордости за своего дядю.
С улыбкой глядя в его темные глаза, Мартина поняла, что Юнис пыталась спрятать игрушку, которая стоила Паоло жизни. Она делала это для Майи.
Конечно, Марко попросил игрушку, когда его постель перевели в комнату рядом с комнатой Мартины. Руссо только на время отвлек его внимание. Она могла догадаться, что, когда она ушла в тот вечер, Марко проснулся и спросил про Тито. Юнис, по всей вероятности, отказалась дать ему его, но Бруно настоял на том, чтобы она вернула медвежонка. Он, должно быть, даже плакал, засыпая и прижимая к себе игрушку, потому что на лице его были следы слез. Бедный Марко! Мартина надеялась, что Юнис с Бруно не поссорились из-за этого.
Она наклонилась к нему и поцеловала в кончик носа.
— Когда-нибудь, Марко, — сказала она с нежностью, — ты найдешь что-нибудь, что заменит тебе Тито. Но это когда ты будешь, конечно, большим.
— Я не понимаю, синьорина. Мартина улыбнулась. Марко переходил на свой язык, когда что-то не понимал.
— Забудь об этом, — сказала она, обнимая его. — А сейчас нам лучше всего встать, умыться и одеться, пока тетя Юнис не начала беспокоиться о том, куда мы подевались.
Юнис, появившаяся только после завтрака, отослала Марко к Стефано. Отказавшись от завтрака, она взяла чашку кофе и закурила сигарету.
— Бруно одевается, — сказала она. — Он берет с собой Марко в Торчелло сегодня утром. Один из наших друзей строит там виллу, и Бруно обещал присмотреть за строительством, пока хозяин в отъезде. Прости за вчерашнее. Получила удовольствие?
— Огромное, — осторожно ответила Мартина, чувствуя, что Юнис не в настроении.
— Доминик показал тебе картины своей матери?
— Да, они прекрасны. Она была действительно талантлива.
Юнис с безразличием передернула плечами.
— Ты должна чувствовать себя польщенной. Ты видела то, чего не видела я. — Она раздраженно вздохнула. — Откровенно говоря, чем больше я узнаю мужчин, тем больше мне нравятся женщины.
— Юнис, пожалуйста, перестань. Я думаю, Доминик не предполагал, что тебе это будет интересно. А что касается Бруно, он такой милый. Не забывай, что он только недавно потерял брата. Чтобы оправиться от того удара, который он получил, нужно время, и он перестанет чувствовать себя несчастным.
— Несчастным? — повторила Юнис. — А что со мной? Бруно взбесил меня вчера, когда отказался идти на обед, боясь оставить Марко одного. Я неделями пыталась убрать этого медвежонка от Марко. Сколько раз я прятала его, а он все время отдавал ему его обратно. Я думала, что та игрушечная рептилия, которую вы купили с ним, заставит его забыть Тито. Но он проснулся прошлой ночью после твоего ухода и попросил медвежонка. Я спрятала его и не хотела ему отдавать, естественно, он разразился слезами. Когда Бруно вернулся и увидел его плачущим, а он не переносит его слез, он потребовал достать и отдать игрушку Марко. — Она раздраженно передернула плечами. — Что я могла сделать? Бруно отдал игрушку Марко и был с ним, пока тот не заснул. А потом было уже слишком поздно идти к Доминику. Мы поссорились, и я сказала Бруно, что он больше думает о Марко, чем обо мне.
— Дорогая! — в испуге воскликнула Мартина. — Что же он ответил тебе?
— Конечно, все отрицал. Мартина кивнула.
— Я подозревала, что случилось что-то в этом духе, когда увидела сегодня утром Марко с медвежонком. Очень щекотливое положение для всех вас, включая Майю.
Юнис отпила кофе.
— Повтори это еще раз! Честно говоря, Марти, если бы тебя здесь не было, я бы ушла от Бруно прошлой ночью. Я такого натерпелась, пока Марко у нас!
Мартину удивила та жесткость, с которой Юнис произнесла эти слова. К сожалению, это случалось довольно часто и тогда, когда она присматривала за своими братьями и сестрами. Юнис всегда искала повода для ссоры, когда ее оставляли с детьми. Совершенно не догадываясь об этом, Мартина невольно подлила масла в огонь.
— Юнис, дорогая, — честно призналась она, — твои собственные переживания ничто по сравнению с Марко и Майей. Как, ты думаешь, он будет чувствовать себя, если когда-нибудь узнает, как погиб его отец? Естественно, мальчик нуждается в том, что принадлежало ему до того, как он потерял любовь обоих родителей. Вот почему он привязан к Бруно.
Прищурив свои раскосые голубые глаза, Юнис выпустила струйку дыма.
— Ты не ругаешь меня за Марко, Марти? Я знаю, ты стараешься все объяснить, но я не могу притворяться в своих чувствах к Марко, когда я вижу, что он стоит между мной и мужем. По крайней мере, я честно об этом говорю.
Мартина, чувствуя, что ей хочется пить, отпила кофе.
Решившись, она сказала:
— Ты слишком честна. А почему бы тебе немного не пересмотреть свои чувства? Мне кажется, ты слишком усложняешь ситуацию, которая может разрешиться со временем. Проблемы с медвежонком не будет, как только Марко обретет чувство. В данный момент у него никого нет, кроме Бруно. Будь я на твоем месте, я бы никогда не стала так делать. Извини, но ты всегда была близка мне, как сестра. — Она улыбнулась, и ее нежная теплая улыбка вызвала такую же реакцию у Юнис. Несмотря на свою раздражительность, Юнис выглядела очень привлекательно в брючном костюме из белого шелка, который удачно подчеркивал ее загорелую шею, цвет лица и льняные волосы.
— Извини, — произнесла она, чувствуя себя виноватой.
Мартина приятно улыбнулась.
— Вот в чем все дело. Ты начинаешь ходить кругами, ища себе прощения. Не таким путем надо действовать с Бруно.
Юнис тряхнула головой, как будто в этом была не ее вина.
— Я знаю, у Бруно сердце разбито из-за смерти Паоло, и делаю, конечно, все, что могу. Но он так предан Марко…
— Внимателен, скажем так, и благороден по отношению к тебе, — заключила Мартина. — Относись так же к маленькому потерянному мальчику, как и Бруно, и ты найдешь союзника, а не противника в лице своего мужа.
Мартина наблюдала за реакцией Юнис на сказанное ею, надеясь, что та мудро отнесется к ее вмешательству. Ей ни в коем случае не хотелось, чтобы их отношения испортились. Она слишком любила ее. К сожалению, Мартине было свойственно некоторое упрямство, заставлявшее ее рассматривать каждую проблему со всех сторон. Сердцем она была с Марко, и ее беспокоило, что когда-нибудь мальчик может узнать об обстоятельствах гибели своего отца. Но ее волновало и положение Юнис, и все это было написано на ее лице. Юнис положила ладонь на руку Мартины.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя омерзительно, Марти. Боюсь, что все эти дни я сама не своя, — призналась она извиняющимся тоном. — Ты права, я знаю, что я должна поговорить с Бруно, рассказать о том, как я себя чувствую, но что-то мешает мне, сидит где-то в глубине. — Она глухо засмеялась. — Совсем иное дело с тобой. Между нами то доверие, которое осталось с тех пор, когда мы вместе росли. Ты нисколько не изменилась. Так же добра и все понимаешь, как и раньше. — Юнис погасила сигарету. — А здесь я вешаю на тебя свои проблемы! Забудем об этом. Какая программа у тебя на сегодня? Что-нибудь особенное?
— Я видела довольно хорошие сандалии для мамули, когда ходила по магазинам. Хотелось бы купить их. — Внезапно Мартина озорно улыбнулась. — А что, если мы потом пойдем в Торчелло и посмотрим, что там делают Бруно с Марко? Мне бы хотелось увидеть строящийся дом. Должно быть интересно.
Когда они вышли на улицу, стояло удивительное утро. Ночью прошел дождь, теплый летний дождь, следы которого быстро высохли на солнце, зато воздух стал кристально чистым, вселяя ощущение бодрости и здоровья. Мартина купила сандалии и несколько других сувениров, после чего они выпили по чашечке кофе.
Путешествие в Торчелло, занявшее немногим более получаса, заставило пройти их по разным местам. Мартина увидела бедные, полуразрушенные дома и церкви. Они шли через заросшие густым кустарником брошенные дворы, выглядевшие угнетающе. Но Мартина была рада новым местам.
Тропинка вдоль канала привела их к руинам старого монастыря, где не было никаких признаков жизни. И тут же, за поворотом, они увидели расположенные вдоль дороги лотки с сувенирами для туристов. На вопрос Юнис, где здесь площадка со строящимся домом, им объяснили, что нужно пройти через поле, а затем по необкатанной дороге.
Их путь оказался довольно трудным: надо было продираться через переплетающиеся виноградные лозы, цеплявшиеся за одежду и волосы. Мартина находила все это очень забавным, но не Юнис. От ее безукоризненной прически почти ничего не осталось, и с ней чуть не случилась истерика, когда они вдруг оказались перед заросшим прудом.
Немного расстроенная, Мартина размышляла о том, насколько они с Юнис изменились по сравнению с прошлым. Были времена, когда они со своими братьями проводили целые дни на природе, просто наслаждаясь свободой, ощущая привкус соли на губах от близкого моря и подставляя волосы ветру. Теперь, попав в мир благополучия, Юнис отказалась от прежних радостей и как-то потеряла чувство юмора.
— Для тебя все хорошо. Тебе нравится это, — ворчала она, когда Мартина помогала ей выбраться из колючей ежевики. — Тебе идет быть взъерошенной, а я чувствую себя как пугало.
— Прекрати волноваться. Бруно понравится твой растрепанный вид. Ты по-прежнему выглядишь самой красивой блондинкой на островах, — постаралась успокоить ее Мартина.
Так они продвигались вперед. Наконец, чтобы уберечь свои лица от ежевики, они вышли из кустов. Дорога слева, к большому неудовольствию Юнис, вывела их прямо к стройке.
Их встретил звук топоров и детский смех. Прямо перед ними стояла строящаяся вилла, где деловито сновали рабочие. Но никаких признаков Бруно. А потом они увидели его и Марко. Оба сидели на импровизированной скамейке — доске, положенной на камень.
Мартина чувствовала себя виноватой, что они застали их врасплох, помешав уединению, но Юнис, не раздумывая, направилась к ним. Бруно заметил их, спустил Марко на землю и пошел навстречу.
— Вот уж действительно сюрприз, — произнес он, с любопытством глядя на жену, у которой на голове торчали два прутика. — У тебя выросли рожки, tesoro, — улыбнулся он, доставая их с нежностью.
— Слава Богу, это всего лишь веточки! Мартина, проследив за его взглядом, позволила себе рассмеяться. Юнис же было не до смеха. Лицо ее приняло жесткое выражение.
— Бруно! — вскричала она.
Это было слишком. Откинув голову назад, Бруно зашелся в смехе.
— Не сердись, дорогая, — прошептал он, подлизываясь, с гордостью глядя на жену. — Даже если бы у тебя выросли настоящие рожки, я все равно любил бы тебя.
Он обнял ее за плечи, и они пошли через участок навстречу рабочим. Марко, разочарованный, получил в утешение от Мартины плитку шоколада. Следующие полчаса доставили ей истинное удовольствие: Бруно водил их по наполовину выстроенной вилле и давал необходимые разъяснения.
Завтракать они отправились в находящуюся рядом небольшую гостиницу, непритязательную, но довольно приятную. Современный бар и изощренный интерьер соседствовали с византийским стилем. Было очевидно, что хозяин, тепло приветствовавший Бруно, хорошо его знает. Жена хозяина провела их наверх, где они смогли умыться, и вскоре они все вместе сидели за столом, куда им подавалась великолепная еда.
Хозяин и два официанта почтительно обслуживали их. Только что прибыл пароход с туристами и несколько частных лодок, столики быстро заполнились людьми. Вокруг запахло ароматом аппетитных блюд, зазвенели стаканы, все наполнилось гулом голосов. И вдруг раздался звонкий голос Марко, который с удивлением воскликнул:
— Дядя Доминик здесь!
Мартина повернулась и увидела Доминика, сидящего за столиком на некотором расстоянии от них. С ним было еще три человека. Услышав свое имя, он обернулся и со своей обычной улыбкой помахал им рукой. Затем что-то сказал одному из официантов, и тот быстро подошел к их столику.
— Синьор Бернетт ди Равенелли будет рад, если вы присоединитесь к нему позднее на террасе выпить чашечку кофе, — с почтительным поклоном передал он приглашение Доминика.
В течение всего остального времени Мартина смотрела на спину и широкие плечи Доминика. В его спутниках она узнала американцев, которых видела в опере, — Элдреда и Эми Янг и их дочь Кэй. Она видела его четко очерченный профиль, когда он повернулся, разговаривая с девушкой, сидящей рядом. По всей вероятности, они были добрыми друзьями, если не больше.
Да, у него был широкий выбор. С одной стороны, Майя, которая была теперь свободна и могла снова при желании выйти замуж, с другой стороны — эта яркая блондинка, у которой не было на пальце кольца, не говоря уже о других дочерях честолюбивых матерей, жаждущих получить для них выгодные партии. Сознавая это, Мартина убеждала себя, что она должна раз и навсегда выбросить его из головы. Но сейчас она не могла отказать себе в удовольствии незаметно наблюдать за ним с той нежностью, которая охватывает при взгляде на любимого человека. С тоскою смотрела она на линию его спокойного, чуть выдающегося чисто мужского носа и на его решительную, четко очерченную нижнюю часть лица. Ее страстно влекло к нему, но она подавила в себе это желание, присоединившись к беседе за своим столиком. Чувство беспокойства, возникающее у нее от присутствия Доминика, подавляло все остальные чувства. Это раздражало ее, но она ничего не могла поделать с собой. Такое состояние продолжалось до тех пор, пока не закончился ленч и они не перешли на террасу в ожидании Доминика с друзьями. Здесь она почувствовала себя несколько спокойнее. Сама выбрав себе место, она села на дальнее из стоящих полукругом кресел рядом с Бруно, Марко и Юнис, которые с удовольствием смотрели на окружающий террасу сад. Наконец пришли Элдред и Эми Янг, севшие рядом, за ними следом Кэй с Домиником. Янги были в восторге от ленча, который, по их мнению, оказался не хуже, чем в первоклассном ресторане. Юнис, также хорошо чувствующая себя после ленча и совсем пришедшая в себя после прогулки в Торчелло, начала рассказывать об их приключениях. Она нахваливала силу духа Мартины и ее отвагу, говорила, что она была бы хорошим спутником в подобном путешествии.
Мартина, почувствовав, что стала центром внимания, вспыхнула и от всей души пожелала, чтобы Юнис забыла о ее присутствии. Однако Доминик подхватил эту тему. Со скептической улыбкой в глазах он достал из кармана сигареты.
— Ты удивляешь меня, — произнес он, растягивая слова. — Я скорее бы тебя назвал более стойкой, Юнис. У мисс Флойд такой нежный вид, который говорит о том, что она нуждается в защите. Она согласится со мной, если я скажу, что ее нельзя отнести к людям спортивного склада.
Юнис засмеялась, потянулась к нему за сигаретой и без всякого злого умысла добавила:
— У Мартины достаточно силы и энергии, чтобы наслаждаться жизнью, не обращая внимания на всякие условности. — Она криво усмехнулась. — Мне кажется, замужество подавило меня в этом отношении.
— А что скажете вы по этому поводу, мисс Флойд? Думаете ли вы, что замужество и вас заставит смириться?
Посмеиваясь, он перехватил ее взгляд, и Мартина снова почувствовала, что все смотрят на нее с любопытством.
— Я никогда не думала об этом, — честно призналась она. — С замужеством человек в любом случае меняется. И если я должна стать единым целым со своим мужем, меня не будет беспокоить, что я потеряю свое собственное «я».
— Действительно? — с сомнением произнес Доминик. Он так пристально смотрел ей прямо в глаза, что начало казаться, что здесь, кроме них, никого больше нет. — Может быть, все будет зависеть от того, насколько удачен брак? Я бы сказал, что вы относитесь к тому типу людей, которые любят всем сердцем. В таком случае вы неизбежно при замужестве потеряете свое собственное лицо.
Стоило ей только прикрыть глаза, как перед ней возникала картина великолепной гондолы, и Доминик в ней — загорелый, двигавшийся с грацией, какой ей не доводилось до сих пор встречать ни в одном мужчине. Дрожь пронизывала ее насквозь при воспоминаниях о тех мгновениях, когда она была в его объятиях. Способность глубоко воспринимать представителей противоположного пола спала в ней до сих пор. Сейчас же это выплеснулось наружу, как будто разжалась пружина. Ей вдруг стало страшно от глубины ее чувства.
В тот вечер, когда Доминик проводил ее домой, Мартина не могла заснуть в течение нескольких часов. Первое, что она увидела, открыв глаза на следующее утро, была роза, которую Доминик подарил ей. Она поставила ее в вазу на туалетном столике. Долго смотрела она на нее, испытывая одновременно чувство радости и печали. Затем постепенно здравый смысл взял верх. Какой же надо быть дурочкой, чтобы так думать о небольшом подарке, который хозяин преподнес своей гостье!
— Мисс Флойд! Синьорина? Тоненький голосок неуверенно дрожал. Она услышала его и улыбнулась.
— Я здесь. Марко, — позвала она успокаивающе. — Иди сюда.
В дверях появилась маленькая фигурка в пижаме, с медвежонком в руках. Он немного приостановился на пороге.
— А Тито? — спросил он, показывая на свою старую игрушку.
Она кивнула, и у нее похолодела кровь. Одно ухо у медвежонка было совершенно сожжено. С болью в сердце она смотрела на игрушку, зная, что именно за ней побежал Марко во время ночного пожара и именно из-за нее погиб его отец. Слезы подступили к ее горлу, потому что только сейчас она начала осознавать теперешнее отношение Майи к сыну. Марко вместе с его любимой обожженной игрушкой был постоянным напоминанием о ее потере.
Будто в тумане, она видела, как Марко вскарабкался на ее кровать и уютно устроился на сгибе ее руки. Она собралась с мыслями и вдруг поняла, что не видит змейки, которую они купили вместе и которую он постоянно носил с собой. Она крепко обняла его.
— А где же Руссо? Она все еще спит? — пошутила Мартина.
Марко посмотрел на нее серьезно большими темными глазами.
— Тито не любит Руссо. Медведи не переносят змей, так сказала тетя Юнис. Поэтому, она сказала, Тито убежал, когда у меня появилась Руссо, и мы не могли найти его. Он испугался.
Она нежно откинула его кудри со лба.
— Когда тетя Юнис сказала об этом?
— В тот день, когда купили Руссо. А когда я пошел спать, я не мог найти Тито. Тетя Юнис сказала еще, что Тито никогда не вернется из-за Руссо и посоветовала мне играть только с Руссо. — Он с нежностью посмотрел на медвежонка. — А я знаю, что Тито никогда не оставит меня. Правда ведь, Тито? А дядя Бруно нашел его. — Маленькое личико Марко засветилось от гордости за своего дядю.
С улыбкой глядя в его темные глаза, Мартина поняла, что Юнис пыталась спрятать игрушку, которая стоила Паоло жизни. Она делала это для Майи.
Конечно, Марко попросил игрушку, когда его постель перевели в комнату рядом с комнатой Мартины. Руссо только на время отвлек его внимание. Она могла догадаться, что, когда она ушла в тот вечер, Марко проснулся и спросил про Тито. Юнис, по всей вероятности, отказалась дать ему его, но Бруно настоял на том, чтобы она вернула медвежонка. Он, должно быть, даже плакал, засыпая и прижимая к себе игрушку, потому что на лице его были следы слез. Бедный Марко! Мартина надеялась, что Юнис с Бруно не поссорились из-за этого.
Она наклонилась к нему и поцеловала в кончик носа.
— Когда-нибудь, Марко, — сказала она с нежностью, — ты найдешь что-нибудь, что заменит тебе Тито. Но это когда ты будешь, конечно, большим.
— Я не понимаю, синьорина. Мартина улыбнулась. Марко переходил на свой язык, когда что-то не понимал.
— Забудь об этом, — сказала она, обнимая его. — А сейчас нам лучше всего встать, умыться и одеться, пока тетя Юнис не начала беспокоиться о том, куда мы подевались.
Юнис, появившаяся только после завтрака, отослала Марко к Стефано. Отказавшись от завтрака, она взяла чашку кофе и закурила сигарету.
— Бруно одевается, — сказала она. — Он берет с собой Марко в Торчелло сегодня утром. Один из наших друзей строит там виллу, и Бруно обещал присмотреть за строительством, пока хозяин в отъезде. Прости за вчерашнее. Получила удовольствие?
— Огромное, — осторожно ответила Мартина, чувствуя, что Юнис не в настроении.
— Доминик показал тебе картины своей матери?
— Да, они прекрасны. Она была действительно талантлива.
Юнис с безразличием передернула плечами.
— Ты должна чувствовать себя польщенной. Ты видела то, чего не видела я. — Она раздраженно вздохнула. — Откровенно говоря, чем больше я узнаю мужчин, тем больше мне нравятся женщины.
— Юнис, пожалуйста, перестань. Я думаю, Доминик не предполагал, что тебе это будет интересно. А что касается Бруно, он такой милый. Не забывай, что он только недавно потерял брата. Чтобы оправиться от того удара, который он получил, нужно время, и он перестанет чувствовать себя несчастным.
— Несчастным? — повторила Юнис. — А что со мной? Бруно взбесил меня вчера, когда отказался идти на обед, боясь оставить Марко одного. Я неделями пыталась убрать этого медвежонка от Марко. Сколько раз я прятала его, а он все время отдавал ему его обратно. Я думала, что та игрушечная рептилия, которую вы купили с ним, заставит его забыть Тито. Но он проснулся прошлой ночью после твоего ухода и попросил медвежонка. Я спрятала его и не хотела ему отдавать, естественно, он разразился слезами. Когда Бруно вернулся и увидел его плачущим, а он не переносит его слез, он потребовал достать и отдать игрушку Марко. — Она раздраженно передернула плечами. — Что я могла сделать? Бруно отдал игрушку Марко и был с ним, пока тот не заснул. А потом было уже слишком поздно идти к Доминику. Мы поссорились, и я сказала Бруно, что он больше думает о Марко, чем обо мне.
— Дорогая! — в испуге воскликнула Мартина. — Что же он ответил тебе?
— Конечно, все отрицал. Мартина кивнула.
— Я подозревала, что случилось что-то в этом духе, когда увидела сегодня утром Марко с медвежонком. Очень щекотливое положение для всех вас, включая Майю.
Юнис отпила кофе.
— Повтори это еще раз! Честно говоря, Марти, если бы тебя здесь не было, я бы ушла от Бруно прошлой ночью. Я такого натерпелась, пока Марко у нас!
Мартину удивила та жесткость, с которой Юнис произнесла эти слова. К сожалению, это случалось довольно часто и тогда, когда она присматривала за своими братьями и сестрами. Юнис всегда искала повода для ссоры, когда ее оставляли с детьми. Совершенно не догадываясь об этом, Мартина невольно подлила масла в огонь.
— Юнис, дорогая, — честно призналась она, — твои собственные переживания ничто по сравнению с Марко и Майей. Как, ты думаешь, он будет чувствовать себя, если когда-нибудь узнает, как погиб его отец? Естественно, мальчик нуждается в том, что принадлежало ему до того, как он потерял любовь обоих родителей. Вот почему он привязан к Бруно.
Прищурив свои раскосые голубые глаза, Юнис выпустила струйку дыма.
— Ты не ругаешь меня за Марко, Марти? Я знаю, ты стараешься все объяснить, но я не могу притворяться в своих чувствах к Марко, когда я вижу, что он стоит между мной и мужем. По крайней мере, я честно об этом говорю.
Мартина, чувствуя, что ей хочется пить, отпила кофе.
Решившись, она сказала:
— Ты слишком честна. А почему бы тебе немного не пересмотреть свои чувства? Мне кажется, ты слишком усложняешь ситуацию, которая может разрешиться со временем. Проблемы с медвежонком не будет, как только Марко обретет чувство. В данный момент у него никого нет, кроме Бруно. Будь я на твоем месте, я бы никогда не стала так делать. Извини, но ты всегда была близка мне, как сестра. — Она улыбнулась, и ее нежная теплая улыбка вызвала такую же реакцию у Юнис. Несмотря на свою раздражительность, Юнис выглядела очень привлекательно в брючном костюме из белого шелка, который удачно подчеркивал ее загорелую шею, цвет лица и льняные волосы.
— Извини, — произнесла она, чувствуя себя виноватой.
Мартина приятно улыбнулась.
— Вот в чем все дело. Ты начинаешь ходить кругами, ища себе прощения. Не таким путем надо действовать с Бруно.
Юнис тряхнула головой, как будто в этом была не ее вина.
— Я знаю, у Бруно сердце разбито из-за смерти Паоло, и делаю, конечно, все, что могу. Но он так предан Марко…
— Внимателен, скажем так, и благороден по отношению к тебе, — заключила Мартина. — Относись так же к маленькому потерянному мальчику, как и Бруно, и ты найдешь союзника, а не противника в лице своего мужа.
Мартина наблюдала за реакцией Юнис на сказанное ею, надеясь, что та мудро отнесется к ее вмешательству. Ей ни в коем случае не хотелось, чтобы их отношения испортились. Она слишком любила ее. К сожалению, Мартине было свойственно некоторое упрямство, заставлявшее ее рассматривать каждую проблему со всех сторон. Сердцем она была с Марко, и ее беспокоило, что когда-нибудь мальчик может узнать об обстоятельствах гибели своего отца. Но ее волновало и положение Юнис, и все это было написано на ее лице. Юнис положила ладонь на руку Мартины.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя омерзительно, Марти. Боюсь, что все эти дни я сама не своя, — призналась она извиняющимся тоном. — Ты права, я знаю, что я должна поговорить с Бруно, рассказать о том, как я себя чувствую, но что-то мешает мне, сидит где-то в глубине. — Она глухо засмеялась. — Совсем иное дело с тобой. Между нами то доверие, которое осталось с тех пор, когда мы вместе росли. Ты нисколько не изменилась. Так же добра и все понимаешь, как и раньше. — Юнис погасила сигарету. — А здесь я вешаю на тебя свои проблемы! Забудем об этом. Какая программа у тебя на сегодня? Что-нибудь особенное?
— Я видела довольно хорошие сандалии для мамули, когда ходила по магазинам. Хотелось бы купить их. — Внезапно Мартина озорно улыбнулась. — А что, если мы потом пойдем в Торчелло и посмотрим, что там делают Бруно с Марко? Мне бы хотелось увидеть строящийся дом. Должно быть интересно.
Когда они вышли на улицу, стояло удивительное утро. Ночью прошел дождь, теплый летний дождь, следы которого быстро высохли на солнце, зато воздух стал кристально чистым, вселяя ощущение бодрости и здоровья. Мартина купила сандалии и несколько других сувениров, после чего они выпили по чашечке кофе.
Путешествие в Торчелло, занявшее немногим более получаса, заставило пройти их по разным местам. Мартина увидела бедные, полуразрушенные дома и церкви. Они шли через заросшие густым кустарником брошенные дворы, выглядевшие угнетающе. Но Мартина была рада новым местам.
Тропинка вдоль канала привела их к руинам старого монастыря, где не было никаких признаков жизни. И тут же, за поворотом, они увидели расположенные вдоль дороги лотки с сувенирами для туристов. На вопрос Юнис, где здесь площадка со строящимся домом, им объяснили, что нужно пройти через поле, а затем по необкатанной дороге.
Их путь оказался довольно трудным: надо было продираться через переплетающиеся виноградные лозы, цеплявшиеся за одежду и волосы. Мартина находила все это очень забавным, но не Юнис. От ее безукоризненной прически почти ничего не осталось, и с ней чуть не случилась истерика, когда они вдруг оказались перед заросшим прудом.
Немного расстроенная, Мартина размышляла о том, насколько они с Юнис изменились по сравнению с прошлым. Были времена, когда они со своими братьями проводили целые дни на природе, просто наслаждаясь свободой, ощущая привкус соли на губах от близкого моря и подставляя волосы ветру. Теперь, попав в мир благополучия, Юнис отказалась от прежних радостей и как-то потеряла чувство юмора.
— Для тебя все хорошо. Тебе нравится это, — ворчала она, когда Мартина помогала ей выбраться из колючей ежевики. — Тебе идет быть взъерошенной, а я чувствую себя как пугало.
— Прекрати волноваться. Бруно понравится твой растрепанный вид. Ты по-прежнему выглядишь самой красивой блондинкой на островах, — постаралась успокоить ее Мартина.
Так они продвигались вперед. Наконец, чтобы уберечь свои лица от ежевики, они вышли из кустов. Дорога слева, к большому неудовольствию Юнис, вывела их прямо к стройке.
Их встретил звук топоров и детский смех. Прямо перед ними стояла строящаяся вилла, где деловито сновали рабочие. Но никаких признаков Бруно. А потом они увидели его и Марко. Оба сидели на импровизированной скамейке — доске, положенной на камень.
Мартина чувствовала себя виноватой, что они застали их врасплох, помешав уединению, но Юнис, не раздумывая, направилась к ним. Бруно заметил их, спустил Марко на землю и пошел навстречу.
— Вот уж действительно сюрприз, — произнес он, с любопытством глядя на жену, у которой на голове торчали два прутика. — У тебя выросли рожки, tesoro, — улыбнулся он, доставая их с нежностью.
— Слава Богу, это всего лишь веточки! Мартина, проследив за его взглядом, позволила себе рассмеяться. Юнис же было не до смеха. Лицо ее приняло жесткое выражение.
— Бруно! — вскричала она.
Это было слишком. Откинув голову назад, Бруно зашелся в смехе.
— Не сердись, дорогая, — прошептал он, подлизываясь, с гордостью глядя на жену. — Даже если бы у тебя выросли настоящие рожки, я все равно любил бы тебя.
Он обнял ее за плечи, и они пошли через участок навстречу рабочим. Марко, разочарованный, получил в утешение от Мартины плитку шоколада. Следующие полчаса доставили ей истинное удовольствие: Бруно водил их по наполовину выстроенной вилле и давал необходимые разъяснения.
Завтракать они отправились в находящуюся рядом небольшую гостиницу, непритязательную, но довольно приятную. Современный бар и изощренный интерьер соседствовали с византийским стилем. Было очевидно, что хозяин, тепло приветствовавший Бруно, хорошо его знает. Жена хозяина провела их наверх, где они смогли умыться, и вскоре они все вместе сидели за столом, куда им подавалась великолепная еда.
Хозяин и два официанта почтительно обслуживали их. Только что прибыл пароход с туристами и несколько частных лодок, столики быстро заполнились людьми. Вокруг запахло ароматом аппетитных блюд, зазвенели стаканы, все наполнилось гулом голосов. И вдруг раздался звонкий голос Марко, который с удивлением воскликнул:
— Дядя Доминик здесь!
Мартина повернулась и увидела Доминика, сидящего за столиком на некотором расстоянии от них. С ним было еще три человека. Услышав свое имя, он обернулся и со своей обычной улыбкой помахал им рукой. Затем что-то сказал одному из официантов, и тот быстро подошел к их столику.
— Синьор Бернетт ди Равенелли будет рад, если вы присоединитесь к нему позднее на террасе выпить чашечку кофе, — с почтительным поклоном передал он приглашение Доминика.
В течение всего остального времени Мартина смотрела на спину и широкие плечи Доминика. В его спутниках она узнала американцев, которых видела в опере, — Элдреда и Эми Янг и их дочь Кэй. Она видела его четко очерченный профиль, когда он повернулся, разговаривая с девушкой, сидящей рядом. По всей вероятности, они были добрыми друзьями, если не больше.
Да, у него был широкий выбор. С одной стороны, Майя, которая была теперь свободна и могла снова при желании выйти замуж, с другой стороны — эта яркая блондинка, у которой не было на пальце кольца, не говоря уже о других дочерях честолюбивых матерей, жаждущих получить для них выгодные партии. Сознавая это, Мартина убеждала себя, что она должна раз и навсегда выбросить его из головы. Но сейчас она не могла отказать себе в удовольствии незаметно наблюдать за ним с той нежностью, которая охватывает при взгляде на любимого человека. С тоскою смотрела она на линию его спокойного, чуть выдающегося чисто мужского носа и на его решительную, четко очерченную нижнюю часть лица. Ее страстно влекло к нему, но она подавила в себе это желание, присоединившись к беседе за своим столиком. Чувство беспокойства, возникающее у нее от присутствия Доминика, подавляло все остальные чувства. Это раздражало ее, но она ничего не могла поделать с собой. Такое состояние продолжалось до тех пор, пока не закончился ленч и они не перешли на террасу в ожидании Доминика с друзьями. Здесь она почувствовала себя несколько спокойнее. Сама выбрав себе место, она села на дальнее из стоящих полукругом кресел рядом с Бруно, Марко и Юнис, которые с удовольствием смотрели на окружающий террасу сад. Наконец пришли Элдред и Эми Янг, севшие рядом, за ними следом Кэй с Домиником. Янги были в восторге от ленча, который, по их мнению, оказался не хуже, чем в первоклассном ресторане. Юнис, также хорошо чувствующая себя после ленча и совсем пришедшая в себя после прогулки в Торчелло, начала рассказывать об их приключениях. Она нахваливала силу духа Мартины и ее отвагу, говорила, что она была бы хорошим спутником в подобном путешествии.
Мартина, почувствовав, что стала центром внимания, вспыхнула и от всей души пожелала, чтобы Юнис забыла о ее присутствии. Однако Доминик подхватил эту тему. Со скептической улыбкой в глазах он достал из кармана сигареты.
— Ты удивляешь меня, — произнес он, растягивая слова. — Я скорее бы тебя назвал более стойкой, Юнис. У мисс Флойд такой нежный вид, который говорит о том, что она нуждается в защите. Она согласится со мной, если я скажу, что ее нельзя отнести к людям спортивного склада.
Юнис засмеялась, потянулась к нему за сигаретой и без всякого злого умысла добавила:
— У Мартины достаточно силы и энергии, чтобы наслаждаться жизнью, не обращая внимания на всякие условности. — Она криво усмехнулась. — Мне кажется, замужество подавило меня в этом отношении.
— А что скажете вы по этому поводу, мисс Флойд? Думаете ли вы, что замужество и вас заставит смириться?
Посмеиваясь, он перехватил ее взгляд, и Мартина снова почувствовала, что все смотрят на нее с любопытством.
— Я никогда не думала об этом, — честно призналась она. — С замужеством человек в любом случае меняется. И если я должна стать единым целым со своим мужем, меня не будет беспокоить, что я потеряю свое собственное «я».
— Действительно? — с сомнением произнес Доминик. Он так пристально смотрел ей прямо в глаза, что начало казаться, что здесь, кроме них, никого больше нет. — Может быть, все будет зависеть от того, насколько удачен брак? Я бы сказал, что вы относитесь к тому типу людей, которые любят всем сердцем. В таком случае вы неизбежно при замужестве потеряете свое собственное лицо.