Мартина притянула его к себе, стараясь собрать все свое самообладание.
   — Иногда бывает, что люди должны уходить, покидать нас, — неуверенно произнесла она. — Но где бы ни был твой папа, он любит тебя. — Жалость переполняла ее. Наклонившись, она откинула упавшую на лоб прядь волос, удивляясь, какие у него длинные ресницы. — У тебя была когда-нибудь золотая рыбка, Марко? — осторожно спросила она.
   Он нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться.
   — Нет. — Он отрицательно качнул головой.
   — Тогда мы купим с тобой небольшой аквариум, запустим туда рыбок, и ты будешь наблюдать, как они плавают.
   Он смотрел на нее, не проявляя никакого интереса, и грубовато спросил:
   — Зачем?
   Мартина улыбнулась.
   — Потому что у тебя должно быть что-то, что было бы тебе дорого. Ты будешь кормить их, дашь им имена и никогда не будешь один. Ты узнаешь их, а они узнают тебя.
   В задумчивости он выслушал ее и покачал головой, слегка нахмурившись.
   — Они и вас тоже узнают? Она кивнула.
   — Может быть, когда ты увидишь, как они плавают, не боясь воды, тебе тоже захочется научиться плавать.
   — А вы боитесь моря, синьорина? — серьезно спросил Марко.
   — Нет. Зови меня просто Мартина, Марко. Это звучит более дружески, а ведь мы друзья, правда? — Она улыбнулась, глядя на его серьезное лицо.
   — Тетя Юнис зовет вас Марти, — заметил он.
   — Если хочешь, зови меня так же. Он улыбнулся и с гордостью выпрямился, как будто ему оказали честь.
   — А вы умеете плавать, синь… Марти?
   — Да. Мне хотелось бы и тебя научить. Мальчики, как правило, плавают лучше девочек, они более смелые.
   — А дядя Бруно плавает?
   — Думаю, что да.
   — Лучше, чем тетя Юнис?
   Мартина прикинула в уме, сколько кубков выиграла Юнис за плавание, усмехнулась и притянула его к себе.
   — Надеюсь, что да, — ответила она, очень в этом сомневаясь.
   Когда Марко ушел в соседний дом, Мартина вместе с Уго отправилась на рынок. Дул легкий морской ветерок. Лодка скользила, едва касаясь поверхности воды. Уго следил за тем, чтобы избежать столкновений с речными трамвайчиками, которые шли вдоль берега канала, подбирая случайных пассажиров, стоящих в специальных местах ожидания.
   Окна дворцов на противоположном берегу мерцали в розовых лучах отражавшегося в них утреннего солнца. Мартина по-новому воспринимала величие и красоту этого сверкающего, лучистого города, наполненного чистым ароматным воздухом. Такого она нигде больше не видела. Это было похоже на глоток искрящегося вина, и когда Уго тихонечко запел известную оперную арию, она начала ему подпевать. Уго был доволен, что она пригласила его с собой на рынок за аквариумом. А узнав, что это для Марко, он вообще оживился: как и все домашние, он обожал его.
   Мартина по-настоящему наслаждалась рынком, разноцветием фруктов и многообразием рыбы, которую бережливые хозяйки-венецианки критически рассматривали, прежде чем купить. Она прислушивалась к их голосам, звучащим с разными интонациями, и все это напоминало ей жужжание пчел, летающих вокруг банки с медом. Быстро купив нужный аквариум с красивыми камушками, они с Уго выбрали разной окраски рыбок из Адриатического моря и корм для них. Попросив Уго все это отвезти домой, она сама решила прокатиться на речном трамвайчике.
   Около часа бродила она по великолепным лавочкам, покупая кожаные вещи, старинные эстампы, плетеные корзинки — сувениры для домашних. Немного погодя за маленьким столиком на площади она выпила чашечку кофе. Сюда уже стекались группы туристов, обвешанных камерами, гиды возбужденно подходили к посетителям, предлагая свои услуги. Оркестр исполнял приятную мелодию, голуби, кружась над площадью, вторили ему.
   Вернувшись домой, Мартина увидела, что Стефано уже поставил аквариум на небольшой столик в гостиной. Пестрые рыбки в сочетании с красивыми камушками на дне аквариума должны были стать новым миром для Марко, который бросился к аквариуму, как только вошел в комнату.
   — Какие красивые рыбки, Марти! — в восторге воскликнул он.
   — Они и правда красивые.
   Мартина протянула ему пакет, чтобы он бросил корм в воду. Посмеиваясь от удовольствия, он время от времени поглядывал на Мартину блестящими от радости глазами.
   — Могу я дать им имена, Марти? — возбужденно спросил он.
   — Конечно, давай.
   В задумчивости он сдвинул брови.
   — Золотая рыбка будет тетей Юнис. Коричневая, которая плавает вокруг нее, — дядя Бруно. Красная в углу — Стефано, который всегда краснеет, когда я подшучиваю над ним. — Он в раздумье посмотрел на остальных рыбок. — А вот эта длинненькая, которая в стороне от всех, разве она не красивая? Она ведь похожа на дожа, Марти.
   Мартина рассмеялась.
   — Даже не представляю. А что ты знаешь о дожах?
   — Нам рассказывали о них на уроках. В Венеции были такие правители. Думаю, что это все-таки дож, Марти. Я назову его дядей Домиником.
   — Пожалуй, ты прав.
   С виноватым видом они повернулись к двери: в комнату входил Доминик.
   — Мне кажется, мое имя присвоено золотой рыбке. — Он приподнял брови и сделал шутливый жест. — Так где же здесь я? — поинтересовался он и наклонился над аквариумом.
   С серьезным видом Марко показал на чудесную рыбку, с гордым видом плавающую в стороне от других.
   — Вот она, дядя Доминик! — воскликнул Марко. — Не правда ли, она красивая? Доминик усмехнулся:
   — Самая красивая во всем аквариуме. Полагаю, что остальным вы тоже дали имена? Марко живо показал.
   — Конечно. Вот дядя Бруно и тетя Юнис, Стефано, а вот эта голубовато-зеленоватая — Уго.
   — Хм. — Доминик, казалось, о чем-то глубоко задумался. — А где» же тетя Мартина? — Он повел бровью в сторону Марко, который напряженно смотрел в аквариум. — А что ты думаешь об этой симпатичной изящной маленькой рыбке в дальнем углу?
   Марко рассмеялся и взглянул на Мартину.
   — Да, — сказал он. — Эта рыбка нравится мне больше всех.
   Слегка оттопырив щеку языком, Доминик посмотрел на покрасневшую Мартину. Пытаясь скрыть румянец, она наклонилась к Марко и поцеловала его в лоб.
   — Спасибо, Марко. Видишь, как они хорошо плавают и не боятся воды, — произнесла она со значением.
   Он снова повернулся к аквариуму. С нежностью смотрела она на маленькие ручки, прижатые к стеклу, на растрепавшиеся кудри, на нежный овал лица.
   Но Марко не поддержал этот разговор.
   — Они уже съели все, что я им дал, — дипломатично заметил он.
   Ее смеющиеся глаза встретились с темными глазами Доминика, и сердце замерло в груди от этого пристального взгляда. Ей показалось, что зашел он не случайно.
   Будто прочитав ее мысли, Доминик заговорил:
   — Я еду к себе на ферму в Венецианские холмы и рассчитываю пробыть там пару дней. Марко нравится это место. Не могли бы вы поехать с ним тоже? Но, конечно, Венеция для вас будет потеряна на это время. Что вы думаете об этом?
   — Что я думаю? — повторила Мартина. Она бы многое отдала, чтобы побыть два дня в его обществе. — Как вы добры! Мне очень хотелось бы. А тебе, Марко? — Она перехватила его взгляд на аквариум. — Рыбки будут ждать нас, когда мы вернемся, а Стефано посмотрит за ними, — ласково успокоила она мальчика.
   Он живо посмотрел на Доминика.
   — А я смогу покататься на Люнеди, дядя Доминик? Доминик, слегка усмехнувшись, пояснил Мартине:
   — Люнеди — это пони, на котором Марко катается, когда бывает на ферме. Он родился в понедельник, поэтому его так и назвали. А вы умеете ездить верхом на лошади, мисс Флойд?
   Мартина отрицательно покачала головой, пытаясь скрыть свою радость. Хотелось бы ей знать, какую цену потребуют от нее боги за два дня блаженства на ферме Доминика!
   — Когда мы отправляемся? — спросила она.
   — Я подожду вас. Стефано упакует вещи Марко, он не раз уже делал это. — Ответ прозвучал холодно.
   В своей комнате Мартина взяла средних размеров чемодан из свиной кожи, положила туда на всякий случай вечернее платье. Идя в ванную, чтобы умыться, она слышала, как Марко болтал со Стефано, собиравшим его вещи. От струи холодной воды ее кожа порозовела. Быстрым движением она подкрасила лицо, покрыла губы розовой помадой, оставила волосы распущенными и повязала вокруг головы белую ленту, как у Алисы в Стране чудес. Костюм — голубой верх и белая юбка — подчеркивал свежесть молодости. Но, взглянув на себя в зеркало, она отметила, что глаза ее блестят ярче, чем следует.
   Когда Доминик помогал ей садиться в лодку, она старалась ничем не выдать свое радостное состояние. Он сел напротив, опершись одной рукой о сиденье.
   Марко пристроился рядом с Мартиной. Ветер развевал его кудрявые волосы.
   — Мы пойдем вдоль автострады, дядя Доминик? — спросил он, когда они проплывали мимо площади.
   — Нет. — Доминик повернулся, чтобы поймать взгляд Мартины. — Мы пойдем старой дорогой вдоль Бренты. Эта река не такая широкая, как канал, но вам понравится. — Он задумчиво, с улыбкой посмотрел на нее. — Как-то ваш любимый лорд Байрон снимал виллу на берегу Бренты. Ходят слухи, что именно здесь, на этих зеленых холмах, во время прогулки на лошади он и повстречал впервые Маргариту Коджи.
   Он продолжал рассказывать о знаменитых людях, которые когда-то жили на этих берегах, запечатлев Бренту в своих произведениях.
   Мартина с интересом смотрела на виллы, утопающие в садах, живописно расположенные на склонах холмов, поросших лесом. Изящные по архитектуре, они многие годы назад были построены зажиточными венецианцами, знающими толк в красоте. Частично разрушенные, частично восстановленные, они являлись молчаливым свидетельством славы прошлых лет и мира Байрона.
   Наконец они приблизились к частному причалу, который, так же как и стоящий рядом сарай для лодок, был в хорошем состоянии. Доминик помог Мартине выйти и на руках вынес Марко, пока Роберто привязывал лодку.
   — А ферма — там. — Доминик протянул загорелую руку к строениям, наполовину прячущимся в лесных зарослях. Он улыбнулся, увидев, что у Мартины широко открылись глаза. — Это не так недоступно, как кажется. Здесь сотни акров возделанной земли, вы увидите, когда мы поедем к ферме. Лес начинается от реки, слева от меня, и служит как бы границей для всех фермерских земель.
   На дороге за деревьями послышался звук остановившегося автомобиля. Мартине была видна только часть его. Водитель вышел из машины и направился в их сторону. Это был смуглый коренастый мужчина с голубыми глазами и широкоскулым, как у северных итальянцев, лицом.
   — Доброе утро, Гидо, — сердечно поздоровался с ним Доминик на прекрасном итальянском языке и приостановился, пока Роберто укладывал вещи в багажник. Мартина стояла, держа Марко за руку. — В лодке корзина с рыбой для тебя, Гидо, — продолжал он. Гидо, от всего сердца поблагодарив Доминика, пошел к лодке, бросив любопытный взгляд на Мартину. Марко же он почтительно, с легкой улыбкой отсалютовал.
   Мартина с Марко расположились на переднем сиденье автомобиля, внутри которого стоял едва уловимый запах дорогой кожи. Доминик сел за руль, нажал на стартер, и машина тронулась. Был теплый солнечный день. Машина на большой скорости шла по трехполосной дороге. Доминик плавно вел машину. Чувствовалось, что ему знаком здесь каждый дюйм, каждая шероховатость. Машина шла мягко, без толчков. Дорога сделала поворот, и они снова понеслись вперед, оставляя за собой километры.
   Это была уже земля Доминика. Они проезжали мимо виноградников, фруктовых садов, указательных столбов. На перекрестке машина свернула в сторону и вышла на другую великолепную дорогу, проходящую между массивными гранитными опорами. Ехали как бы по аллее: по обеим сторонам дороги росли деревья, тень от листвы которых красивыми кружевными узорами ложилась на проезжую часть. Наконец машина въехала во двор.
   Дом понравился Мартине с первого взгляда. Расположенный в удаленном месте, окруженном деревьями, он был построен в классическом византийском стиле и напоминал огромный праздничный торт с башней с одной стороны. Солнечные террасы, шедшие вокруг первого и второго этажей, были отделаны розовым мрамором, а цветы в огромных вазонах, расставленных по периметру всего двора, могли бы понравиться даже самому взыскательному художнику. Это было строение, выстоявшее века и способное стоять и дольше.
   Навстречу им вышла женщина в возрасте тридцати с небольшим лет, хорошо выглядевшая, со смуглым цветом лица. На ней было темное длинное платье, поясом перехваченное в талии. Держалась она спокойно, с достоинством.
   Доминик обратился к ней с одной из своих обаятельных улыбок:
   — Buon giorno, синьора Станжери. Позвольте мне представить вам мисс Мартину Флойд из Лондона. — Он обернулся к Мартине. — Дочь синьоры в настоящее время работает в Лондоне манекенщицей.
   Мартина тепло поздоровалась с женщиной, радуясь, что та говорит по-английски. Затем прозвучал резковатый голос Марко.
   — Buon giorno, синьора Станжери, — вежливо обратился он к ней с легким поклоном, но перед этим бросил взгляд на высокую фигуру, стоящую позади. — Per favore, дядя Доминик, могу я посмотреть сейчас на Люнеди?
   — Конечно, — разрешил Доминик. Он слегка насмешливо посмотрел на синьору Станжери. — Надеюсь, вы сможете поухаживать за ним пару дней? — И он небрежно взъерошил волосы мальчику.
   Синьора Станжери с обожанием смотрела на Марко.
   — Огромное удовольствие иметь в доме ребенка. — Ее темные, слегка обеспокоенные глаза посмотрели на Доминика. — В конюшне Маурицио. Султан ничего не ест с тех пор, как вы были здесь последний раз. Скучает без вас.
   Доминик погладил ее по плечу. Губы его дрогнули.
   — Не волнуйтесь. Султан — хитрюга. У него в голове только одна мысль: чтобы вы с Маурицио занимались им одним. Пойду посмотрю на него. Да, мисс Флойд, не хотите ли взглянуть на ваши комнаты?
   Мартине гораздо больше хотелось пойти с ним, но, посмотрев на Марко, она увидела, что его маленькая ручка уже держится за Доминика, и улыбнулась ему.
   — А ты можешь пойти со мной. Ты такой же хитрющий, как и Султан, — произнес Доминик. — До встречи, мисс Флойд.
   Сдавшись, Мартина поняла, что она просто завидует маленькому мальчику.
   Синьора Станжери провела ее через арки, построенные в мавританском стиле, и через залитый солнцем дворик на кухню. Они вошли в отделанную дубом комнату с красивым буфетом, длинным обеденным столом и тяжелыми, устойчивыми стульями. Старомодные скамьи стояли по сторонам камина. Сверкающие медные сковородки, кастрюли и другая кухонная утварь висели на деревянных затычках, укрепленных на отделанной мрамором стене. Пахло горными цветами. В дальнем углу темная, великолепно отполированная лестница вела в верхние помещения. Мартина пошла вслед за синьорой.
   Комнаты были светлые, просторные. Стены цвета магнолии служили хорошим фоном аккуратно убранной кровати с пологом и античной, с инкрустацией, мебели. В углу стояла большая медная ваза с цветами.
   — Какая чудная комната! — воскликнула Мартина. — Чудесные цветы и отличный вид из окна.
   Она прошла по уютному, лежащему на полу ковру и посмотрела на покрытые лесом холмы, возделанные поля с лентами струящейся, сверкающей брызгами на солнце воды, на защитную полосу из тополей и акаций.
   Синьора согласилась:
   — Действительно, красивое место. Жаль, что синьор Бернетт ди Равенелли не женится. Этот дом поистине создан для семьи. Однако мы надеемся.
   Мартина взглянула на загадочное выражение лица синьоры, как будто та что-то недоговаривала. Кто из них — Кэй или Майя — будет хозяйкой здесь? Чтобы сдержать охватившее ее волнение, она сменила тему разговора.
   — Вы хорошо говорите по-английски, синьора.
   — А я англичанка, — ответила та. — Мои корни в Девоне. Мне было восемнадцать, когда я приехала в Венецию с тетей отдохнуть. К сожалению, влюбилась в не очень хорошего человека, одного из тех жиголо, которые бродят по Лидо в поисках приключений. Я подозревала, кто он такой, но ничего не могла с собой поделать. Тетя внезапно скончалась от сердечного приступа в гостинице, где мы остановились, и в то же время я поняла, что у меня будет ребенок. Домой вернуться не могла и готова была уже наделать всякие глупости, когда познакомилась с Маурицио. Я все рассказала ему про себя. Мы поженились.
   — Я рада, что вы встретились с ним. Он хороший? — с симпатией поинтересовалась Мартина.
   — Очень. — Синьора Станжери пожала плечами. — Когда у тебя счастливое детство, смотришь на жизнь сквозь розовые очки, но горький опыт разрушает иллюзии, как в моем случае. — Она вздохнула. — После этого жизнь воспринимается совершенно иначе. Не знаю, почему я говорю вам об этом, может быть, потому, что вы кажетесь легкоранимой. В глазах у вас звездочки, на руке нет кольца. Чувствую, что вы легко создаете себе идеалы, которые в общем-то не существуют.
   Мартина спокойно ответила:
   — Догадываюсь, что вы имеете в виду. Спасибо, что рассказали о себе. Я знаю некоторых мужчин, у которых их эгоизм поощряют любящие матери. Если позволите, вы, синьора, не выглядите несчастной, несмотря на то что произошло. У вас светлый взгляд, правда, с налетом грусти. Ваш Маурицио, должно быть, замечательный человек.
   Синьора Станжери улыбнулась и, подойдя к двери напротив, открыла великолепную ванную комнату в лиловато-розовых тонах.
   — А эта дверь — в комнату Марко, — пояснила она, открывая ее.
   Мартине понравилась нежно-голубая окраска стен, сочетавшаяся с более глубоким цветом мебели и окон, выходивших так же, как и ее окна, на террасу. Когда они вернулись, вещи были уже принесены.
   Синьора Станжери предупредила:
   — Обед в восемь. А Марко я покормлю на кухне. Как только вы распакуетесь, принесу чай. Уверена, что вам хочется пить. — Она дружески улыбнулась. — Не принимайте слишком близко к сердцу то, что я наговорила. Надеюсь, вам понравится здесь, и не стесняйтесь, обращайтесь ко мне, если вам что-нибудь понадобится.
   Первое, что увидела Мартина, отперев маленький чемоданчик Марко, был медвежонок. Она достала его и как следует рассмотрела сожженное ухо.
   — От тебя будет очень трудно избавиться, Тито, — произнесла она, пощипав его за ухо.
   Бедный Марко, ему хочется быть с тем единственным, что осталось у него от той счастливой поры. Зная привязанность мальчика, Стефано сунул игрушку в чемодан. С влажными глазами она положила игрушку на кровать. Вещи Марко были полностью распакованы, и она принялась за свои, когда с подносом в руках в комнату вошла синьора Станжери.
   Это было как раз кстати, и Мартина с удовольствием села, наслаждаясь свежим маслом и горячими домашними лепешками. С чашкой в руках, она вышла на террасу и увидела Доминика и Марко, входящих в дом.
   Вечером, когда она укрывала совершенно засыпавшего мальчика. Марко вдруг спросил:
   — Марти, а рыбки тоже ложатся спать?
   — Конечно, они будут ждать, когда ты присоединишься к ним в царстве снов, — пошутила она.
   — Царство снов. А я не знаю, что это. Расскажи мне, Марти, — проговорил он, глядя на нее огромными, как озера, глазами.
   И она сочинила ему историю, которая вызвала светлую улыбку на его лице. Постепенно длинные ресницы опустились на нежные круглые щеки. Дыхание стало ровным, глубоким. Он уснул. Несколько минут Мартина наблюдала за ним, сидя рядом, и вдруг опять к горлу подкатил комок.
   Приняв душ, она надела мягкое платье из джерси приятного голубого оттенка и уложила на голове шиньон. Слегка подкрасив веки голубым карандашом и надев на узкое запястье широкий золотой браслет, она была готова.
   Доминик стоял у камина, когда она вошла в комнату. Он чувствовал себя спокойно, улыбался и выглядел привлекательным в темном пиджачном костюме и белоснежной рубашке.
   — Присаживайтесь, мисс Флойд. Я налью вам что-нибудь выпить. — Он указал на софу, стоящую рядом с камином. — Марко заснул? Все в порядке?
   — Да, — тихо произнесла она, стараясь унять дрожь в пальцах, когда брала у него стакан.
   Странно, но, как только они оказывались рядом, она особенно остро чувствовала, что он ей необходим. Странно также и то, что она испытывала к нему чувство нежности и любви, несмотря на его холодность. Он выглядел сильным, неколебимым, порой даже резким. Темные глаза, поблескивающие на загорелом лице, перехватили ее взгляд и на мгновение задержали его. Ей страстно хотелось знать, слышит ли он, как сильно бьется ее сердце. Слегка отодвинувшись и отпив из стакана, он прислонился к каминной доске и, засунув руки в карманы, посмотрел на нее. Мартина пригубила вина.
   Его голова великолепной формы и плечи отражались в зеркале времен Ренессанса, висевшем над камином.
   — Что вы скажете о ферме? — спросил он.
   — Чудесное место. Я люблю уединенность. Его острый взгляд скользнул по ее миниатюрной, фигуре, изящному запястью с браслетом, пальцам с перламутровым маникюром, держащим стакан.
   — Через несколько дней вам все это надоест, — усмехнулся он. — Многие мои друзья скучают в одиночестве. Им больше нравится дом в Венеции, чем скучная монотонность загородной жизни. Могли бы вы жить постоянно вдали от сверкающих огней Лондона?
   Мартина опустила стакан.
   — Почему бы и нет? Но для чего вы спрашиваете об этом?
   Он улыбнулся с легкой иронией.
   — Потому что многие люди не могут привыкнуть к незнакомым местам. — Он посмотрел на потолок. — Я люблю это место. Будучи ребенком, я мечтал стать фермером. Но мой отчим, граф ди Равенелли, подбросил мне такую блестящую игрушку, как финансы. Это было вроде вызова. Я принял его. И научился работать. Я многого достиг. Но до сих пор оттягиваю с женитьбой. Это поместье принадлежит семейству Равенелли, поколениями владевшему им. И мне не хотелось бы отдавать его в чьи-то чужие руки.
   Так или иначе, он собирался жениться. Кто лучше Майи, с ее уже готовым состоянием, подходит для этого? Он мог пойти по стопам отчима и жениться на вдове с ребенком. Это значило бы счастливый конец для Марко, и она была бы рада за него. Мартина слушала, глядя на свой стакан.
   А он продолжал:
   — Жаль, что вы не катаетесь на лошадях. Было бы хорошо обскакать ферму верхом. Завтра рано утром я немного покатаюсь один, а потом возьму Марко с Люнеди. Но если хотите, мы можем проехать с вами по ферме на машине. — Он рассказывал о ферме, а она с интересом слушала, желая подробнее узнать о здешней жизни.
   Пока они сидели за столом и вели непринужденный разговор, Мартина спрашивала о земле, о работах на ней, о существующих здесь проблемах. Доминик с готовностью и со своим неизменным чувством юмора давал пояснения. Один или два раза он удивленно приподнял брови. Ей нравилось это движение, и она старалась отогнать мечты, в которых были он и она, мечты, угрожавшие ее спокойствию.
   Стол был накрыт белой дамасской скатертью, в центре — ваза с фиалками, фарфор, серебро и стаканы, которые передавались из поколения в поколение Равенелли. Серебряный кувшин с сидром, пирог с дичью, пармская ветчина, приготовленная в вине, овощи на подогретых серебряных блюдах, домашний хлеб, персики, сливки, крестьянское масло, сыр — все это было поставлено на буфет, чтобы они могли обойтись без посторонней помощи.
   Во время ужина электричество немного село, и лампочки горели не так ярко. Каждый раз, когда глаза их встречались, Мартина чувствовала все возрастающий интерес Доминика. Ее заразительный смех, блестящие глаза, теплота — все это скрывалось за ее застенчивостью, овладевавшей ею всякий раз в его присутствии.
   Доминик помогал ей брать то или иное блюдо, и ужин почти кончился, когда вдруг наступило молчание. Каждый раз, принимая тарелку из его рук, она чувствовала тесную связь с ним, и это вызывало у нее чувство сладости и одновременно — горечи.
   — Вам не очень-то хотелось обедать со мной в прошлый раз. А как сегодня? — спросил он.
   Говорил он с видимым безразличием, продолжая критически рассматривать ее.
   Ей было спокойнее смотреть на его загорелые руки, сильные запястья, гибкие пальцы, в которых сейчас он держал сигару. Неохотно подняла она глаза и встретилась с его пристальным взглядом. Но ей удалось даже озорно улыбнуться.
   — Всегда обожала крестьянскую еду. Так все натурально. Мне нравится, — поколебавшись, ответила она. В его глазах появился огонек.
   — Расскажите, что вы еще обожаете, — негромко произнес он, откидываясь на стуле и прищуриваясь.
   Мартине очень хотелось бы сказать, что она обожает его. Но, собрав всю свою гордость и не желая ставить себя в неловкое положение, давая ему возможность посмеяться над ней, она приняла холодный вид. Нет, эти проницательные темные глаза никогда не застигнут ее врасплох.
   — Зачем мне рассказывать о том, что я люблю? — ответила она. — Вам это будет неинтересно.
   — А вы попробуйте, — растягивая слова, произнес он.
   Ей не хотелось, чтобы из нее вытягивали сокровенное. На счастье, в комнату вошла синьора Станжери спросить, не нужно ли им чего-нибудь. Посидев еще немного, докуривая сигару, Доминик предложил ей прогуляться. Довольная, что они покидают атмосферу, полную каких-то неясностей, Мартина согласилась и пошла наверх, чтобы взять пальто и взглянуть на Марко.
   Простыни были разбросаны, щеки разрумянились, голова закинута назад, одна рука обнимала медвежонка. Наклонясь к нему, Мартина осторожно поправила постель и постояла некоторое время рядом, пока он не успокоился. Конечно, он был бы счастлив, если бы Доминик стал его отчимом, а вскоре у них бы появились и другие дети. Терпеливо стояла она рядом, прогоняя мысли, которые были для нее словно острый нож. Когда у него установилось ровное дыхание, она вышла из комнаты.