Бродерик Аннетт. Просто любовь

   — Наоборот, я вот-вот вспыхну от перегрева, — ответил он. Она улыбнулась:
   — Ну-ка, посмотрим…
   Оба они понимали, что сегодня шутками им не отделаться. Детство кончилось.
   Просунув руку под кофточку, Коул расстегнул на ней лифчик. Руке, ласкающей ее грудь, передавались гулкие удары ее сердца. Ее дыхание было прерывистым и учащенным.
   Когда она потянулась к молнии на его джинсах, Коул замер.
   — Эллисон, ты уверена?
   Она прижимала его голову к своей груди.
   — Больше, чем когда бы то ни было.
   Слов больше не было. В одно мгновение они освободились от одежды. Эллисон губами
   и руками изучала каждый кусочек его тела. Она была податлива как ртуть и, тонко улавливая, откликалась на все его желания.
   Когда он оказался между ее колен, она подняла на него горящие глаза. Казалось, все ее лицо светилось ожиданием. Она сомкнула над ним ноги в кольцо.
   Коул почувствовал, как она вздрогнула всем телом в ответ на его первую попытку, и он инстинктивно отпрянул, но она приподняла бедра и так крепко прижалась к нему, что назад для него пути не было…
   Коул впервые почувствовал, какое это счастье — слиться воедино с самым любимым на свете существом. Она принадлежит ему, и только ему, и душой и телом.
   Они двигались в едином порыве страсти, забыв обо всем на свете, до самого последнего мгновения, увенчавшего их восторг и сострадание, боль и нежность, обозначившего конец и в то же время начало чего-то совершенно нового.
   На несколько мгновений он вознесся на самую вершину наслаждения. И забыл о своей боли. Но лишь на несколько мгновений.
   Вернувшись в реальный мир, он снова оказался один на один со своим горем.
   Коул в изнеможении откатился в сторону, но она не отпустила его и притулилась рядом. Внезапно слезы потоком хлынули из глаз Коула. Он был не в силах сдержать их.
   Его глубокие судорожные рыдания нарушили тишину уединенного уголка. Эллисон не выпускала Коула из объятий, стремясь разделить с ним его горе единственным доступным ей способом.
   Спустились сумерки, когда Коул почувствовал, что надо взять себя в руки. Он посмотрел на Эллисон, лежащую в его объятиях, и прошептал:
   — Извини, дорогая. Извини. Я не должен был…
   Она приложила ладонь к его губам.
   — Тес. Ничего не говори. И даже не думай об этом. Нам обоим это было нужно. Именно сегодня. Все хорошо.
   — Но я же обещал, что мы подождем. А теперь…
   — Я знаю. Но ведь случилось такое… Все изменилось.
   Невыносимая боль, поселившаяся в его груди после звонка тети Летти, слегка отпустила. Он мог дышать, он мог жить дальше.
   — О, Эллисон, я так тебя люблю.
   — И я тебя тоже.
   — Ты мой самый лучший друг. Наверное, без тебя я бы не пережил всего этого.
   — Тебе и не надо ничего переживать без меня. Я всегда буду рядом. Когда ты будешь приезжать домой.
   Они помогали друг другу одеться, сопровождая каждый жест нежными прикосновениями и поцелуями.
   — Нам, наверное, надо договориться о женитьбе, пока я не уехал. У нас в колледже много семейных. Ведь ты же уедешь в свою школу в мае. Так что не стоит тянуть.
   Она улыбнулась.
   — Давай обсудим это, когда ты приедешь на Рождество. Хорошо? Сейчас не время строить планы.
   — Но я хочу, чтобы ты была со мной, Эллисон. Ты мне нужна.
   Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
   — Мы поговорим об этом на Рождество. Они оседлали мерина. Эллисон села впереди. И поехали домой. Как будто ничего не изменилось, но Коул знал, что изменился он. Он знал, что ему делать, они с Эллисон должны пожениться на следующее лето. И ничто не может этому помешать.
   Когда он вернулся в колледж после похорон родителей, ему и в голову не могло прийти, что в следующий раз он ее увидит только много лет спустя…
   Сидя в затемненном углу в кресле реанимационной палаты, откуда он мог наблюдать за братом, и видеть, как работают подключенные к нему медицинские приборы, Коул глубоко погрузился в воспоминания.
   Он отправил Коди отсыпаться в близлежащий мотель, хотя сомневался, что его упрямый братец так и сделает. Правда, это можно было проверить по телефону. Коул пообещал Коди, что тоже отдохнет. Но в его голове вертелось слишком много мыслей и воспоминаний.
   Операция прошла успешно, левая рука и левая нога Кэмерона были в гипсе, а нога еще и на вытяжке. Видимо, спас ему жизнь ремень безопасности, но из-за него же произошли внутренние повреждения. Несколько часов во время операции ушло на проверку всех органов, и в результате пришлось удалить селезенку. Неподвижно лежащий Кэмерон был опутан множеством трубочек, входящих и выходящих из тела. Временами Коул не мог понять — поднимается его грудь или нет, настолько тихим было дыхание.
   — Кэмерон, не умирай, — шептал он. — Будь с нами. Я не могу и тебя потерять. Все вокруг меня умирают. Не оставляй меня.
   Коул откинулся на спинку кресла. Ему хотелось, чтобы, когда Кэмерон придет в себя, кто-то из семьи был рядом с ним. Иначе у Кэмерона возникнет куча вопросов, заглушенных забытьем, в котором он пребывал под влиянием сильных обезболивающих.
   Коул зажмурился, чтобы справиться с жжением в глазах, возникшим от бессонных ночей. Мейсон, Техас. Эллисон жила в Мейсоне. Они с сыном находились в ста милях от его дома в Остине, а он даже не догадывался об этом.
   Мальчик что-то сказал о дедушке, умершем перед тем, как он родился. Как такое могло случиться? Коул помнил Тони энергичным, сильным мужчиной. Коул был страшно раздосадован, узнав от тети Летти, что Тони, получив свою часть по завещанию отца, тут же уволился. Он якобы заявил, что при деньгах ему незачем на кого-то работать, и поэтому он покупает себе кусок земли в Колорадо и переселяется туда.
   Когда Коул приехал в тот год домой на Рождество, ни Тони, ни Эллисон на ранчо уже не было.
   Неужели Коллоуэи значили для Альваресов так мало, что им было плевать на оставшихся членов семьи? Как мог Тони уехать, зная, что отец Коула всегда полагался на него?
   Коул до сих пор помнил боль, которую они причинили ему тогда своим бегством. Может быть, поэтому Эллисон не хотела тогда говорить с ним о свадьбе? Неужели она заранее знала, что они уедут? Почему она решила поставить крест на восемнадцати годах своей жизни и дать зарок никогда не оглядываться назад?
   Ее исчезновение стало еще одной потерей, которую Коулу пришлось пережить. Теперь, пятнадцать лет спустя, ее поступок воспринимался им, как еще большее предательство. Ведь она ждала ребенка и скрыла это от него.
   Тихий стон прервал мысли Коула. Он вскочил и подбежал к Кэмерону. Тот слегка приоткрыл глаза, его ресницы подрагивали.
   Коул взял брата за руку.
   — Я здесь, Кэм. Все хорошо. Ты меня слышишь?
   Его голос сел от волнения.
   — Ты справишься. Я буду рядом с тобой. Кэмерон посмотрел на брата.
   — Коул?
   — Да, Кэм, это я.
   Кэмерон снова закрыл глаза и затих. Коул пошел в комнату медсестры.
   — Мой брат произнес мое имя. Он меня узнал.
   Сестра, улыбнувшись, встала.
   — Хорошая новость. Пойду посмотрю. Коул поспешил за ней в палату. Проверив показания приборов и поправив капельницу, сестра заключила:
   — Похоже, он теперь отдыхает. Ваше присутствие придало ему сил.
   — Боже, я так надеюсь!
   — А почему бы вам самому теперь немного не отдохнуть, мистер Коллоуэи? Вы выглядите не намного лучше, чем ваш брат.
   У Коула от радости перехватило дыхание. С Кэмероном все обойдется. Он назвал Коула по имени, он узнал его. Кэм не умрет!
   Коул пошел по коридору к выходу. Из открывшейся двери лифта к нему шагнул Коди.
   — Ну как он? Коул улыбнулся.
   — На короткое время он пришел в себя и даже узнал меня.
   — Здорово. — Коди засунул руку в карман и вынул ключи. — Вот. Я взял номер, это рядом. Ради Бога, иди поешь и поспи. Ты выглядишь как на смертном одре.
   — Спасибо за комплимент.
   — Ты понимаешь, о чем я. Ты пережил два крупных потрясения, старик. Дай себе передышку.
   — А ты связался с родителями Андреа?
   — Да. Они сделали все необходимое для похорон. Погребение завтра. Они не намерены откладывать.
   — Это правильное решение. Камерон все равно так скоро не поправится. Коди дотронулся до руки Коула.
   — Я знаю, вы с Кэмероном близки. Я понимаю — у вас меньше разница в возрасте. Но не забывай, я здесь. И сделаю все, что смогу.
   Коул кивнул.
   — Спасибо, Коди. Я ценю это даже больше, чем тебе кажется.
   — А теперь иди, Коул.
   — Уже ушел.
   Первое, что сделал Коул, проснувшись утром, — позвонил в больницу и попросил к телефону Коди. Когда тот взял трубку, Коул спросил:
   — Ну как он?
   — Пару раз просыпался. В первый раз мне показалось, что он меня узнал, но ничего не сказал. В следующий раз он звал Андреа.
   — Да… Тяжко. Он должен окрепнуть, прежде чем мы ему скажем всю правду.
   — То же самое советуют врачи.
   — Ты вернешься в мотель?
   — Еще не скоро. Принеси мне что-нибудь поесть и кофе.
   — Принесу.
   — А ты говорил с тетей Летти?
   — Я звонил ей рано утром. С ребенком, конечно, все в порядке. Бедняжка. Она слишком мала, чтобы понять, что случилось.
   — Может, так лучше.
   — Лучше или хуже, но так оно есть. Увидимся через полчаса.
   Пока Коул принимал душ, брился и одевался, его мысли то и дело возвращались к Эллисон. Он собирался обязательно с ней встретиться, но не был уверен, что сейчас для этого подходящее время.
   Он хотел оставаться рядом с Кэмероном, пока тот хоть немного окрепнет.
   Коул понимал, что ему надо позвонить на ранчо. Десятки людей, без сомнения, уже ищут его, хотя Летти наверняка всем рассказывает о том, что стряслось с Кэмом и его женой.
   В конце концов, ему не разорваться на части, и все делать самому — невозможно. Бизнес — дело такое. Ты им или занимаешься или нет. В данный момент ему на него плевать.
   На первом месте для него Кэмерон.
   Только убедившись, что Кэм в порядке, Коул отправится на поиски Эллисон Альварес. У него с ней есть одно незаконченное дело, которое ждет их уже пятнадцать лет.

Глава 3

   Раздавшийся звон колокольчика известил Эллисон Альварес, что кто-то вошел в ее галерею с улицы, со стороны площади. Она вздохнула — придется самой пойти взглянуть, кто это. Ее помощница Сьюзан отправилась в булочную по соседству за гамбургерами, пообещав купить поесть и для Эллисон, поэтому она ее и отпустила.
   Эллисон спешила закончить в глине небольшую скульптуру, над которой работала уже неделю. Ее предстояло отлить в бронзе к понедельнику, как обещано клиенту, но она не успевает.
   — Мам, ты здесь? А где все? Где Сью?
   — Тони! — Наспех вытерев руки полотенцем и швырнув его за штору, отделявшую рабочую часть галереи от выставочной, она бросилась к нему навстречу. — Я ждала тебя позже.
   — Да, я так и собирался, но мы решили встать пораньше и двинуть домой, Она смотрела на своего сына, всякий раз вспоминая, каким он был маленьким и розовощеким у нее на руках. А теперь он рос так стремительно, что она не успевала покупать ему новые брюки и ботинки. Он уже на несколько дюймов выше ее.
   — Ты так загорел. Должно быть, все время был на солнце?
   — Да, почти.
   Его черные глаза, горевшие на загорелом лице, напомнили Эллисон отца. Только волосы у Тони были другие — летом они выгорали и становились цвета меда. Ее мать тоже была рыжеволосой. Но Тони явно унаследовал волосы от своего отца. Эллисон не позволила себе дальше углубляться в воспоминания.
   — А где Сью?
   — Пошла за гамбургерами. Ты, наверное, голоден?
   — Умираю — хочу есть.
   — Так беги, попроси ее взять парочку для тебя. А мне надо работать.
   Эллисон уже раздвинула штору, чтобы войти в другую часть галереи, когда Тони сказал:
   — Ой, мам, чуть не забыл. Ни за что не угадаешь, кого я встретил на берегу. Потрясающий тип. Ребята обзавидовались! Они все его узнали. А я даже поговорил с ним.
   Эллисон вся уже была мыслями в работе, и поэтому, улыбнувшись про себя его горячности, рассеянно спросила:
   — Кого же ты встретил?
   — Коула Коллоуэя! Он прогуливался вдоль берега, а тут…
   Его голоса она больше не слышала, хотя видела по губам, что сын, жестикулируя, продолжает что-то говорить. У Эллисон в ушах стоял звон, в котором потонули все окружающие звуки. Чтобы не упасть, она едва дошла до стула и плюхнулась на него, зажав руками голову.
   Как могло случиться, что в таком огромном штате, как Техас, Тони наткнулся именно на Коула Коллоуэя?
   Эллисон не была готова к такой новости. Они с Тони уже давно жили в Мейсоне, и их пути с Коллоуэем никак не пересекались.
   Тони вполне мог прожить всю жизнь, так и не узнав Коула.
   Так почему? Боже мой! За что?
   Голос Тони снова пробился в ее сознание. Он все еще что-то горячо говорил.
   — Тогда мы стали разговаривать про разное — ну, как маму зовут, где мы живем и всякое такое…
   Нет! Ты не назвал ему мое имя, не выдал, что мы живем в Мейсоне. Нет! Пожалуйста, скажи, что ты этого не сделал!
   — Я рассказал ему про галерею, и про все твои награды. Представляешь, он сказал, что знал одного Тони Альвареса, а я ему рассказал, что так звали моего дедушку. Так интересно было с ним познакомиться. Просто здорово!
   Итак, свершилось. Коулу открылось все, чего он не знал все эти годы. Остается только один вопрос — собирается ли Коул что-то предпринять после того, что ему стало известно? Тони так сильно похож на Коллоуэев, что Коул не мог не узнать его сразу. Давным-давно Эллисон опасалась, что в Коуле может проснуться любопытство, и он решит найти ребенка. Но годы шли, и постепенно она все меньше думала об этом. Поэтому новость, принесенная Тони, просто ошеломила ее.
   Тони сдвинул мягко зашуршавшую штору.
   — Ты думаешь…
   — Тони, мне показалось, что ты голоден, — она прервала его, решив перевести разговор на другую тему.
   — Ах, да! — сказал он, махнув рукой. И в этот момент она услышала звонок у входной двери.
   Спокойно! Ей надо немного времени, чтобы собраться с мыслями. Она бросила взгляд на свою работу, которую делала с обычной тщательностью, и поняла, что если сейчас же не возьмет себя в руки, безнадежно ее испортит.
   Она поднялась и снова пошла вдоль галереи, кончавшейся большим стеклом во всю стену с видом на здание суда в центре площади. На ней располагалось большинство деловых учреждений Мейсона. Через нее проходило шоссе, ведущее в западную часть Техаса и в Остин — административный центр штата.
   После смерти отца она осталась в Мейсоне, потому что не могла придумать, куда ей уехать. Люди здесь ей нравились — они были похожи на тех, среди которых она выросла на ранчо. В Мейсоне она чувствовала себя уютнее, чем в Сан-Антонио. Став матерью в девятнадцать лет, она знала, что ее главная забота — Тони.
   Отец говорил всем, что ее муж погиб через две недели после свадьбы. Бедный папа! Ее беременность явилась последним ударом, доконавшим его в тот ужасный год, когда несчастья сыпались одно за другим. Ложь об отце ребенка была вынужденной. Это делалось в интересах Тони. Благодаря ей, он рос без комплексов, присущих многим детям, рожденным вне брака. Когда отец внезапно умер незадолго до родов, горожане оказали Эллисон всяческую поддержку. Не будь ее, вряд ли бы она тогда справилась.
   Неужели жизнь, которую она выстраивала столько лет с такой тщательностью, рухнет, думала она. Если Коул решит ее найти, он сделает это без труда. В городе о ней знают все — где живет, где работает, что делает в свободное время.
   Коул, видимо, даже не догадывается, чем это может обернуться для нее и Тони. После того как он узнал о Тони, у Коула вполне может возникнуть желание заполучить его себе. Он никогда не отказывался от того, чего ему хотелось, — стоило только захотеть.
   Когда Тони и Сьюзан вернулись, Тони тотчас принялся за еду и уже рассказывал о родео, на котором побывал во время уик-энда. Он был прирожденный спортсмен и любил ездить верхом. Он бережно хранил все награды деда и специальную упряжь, перешедшую ему по наследству. Все это у него было разложено по полкам в шкафу, который он сам смастерил в тот год, когда увлекался столярным делом.
   Когда Эллисон в конце дня закрывала галерею, у нее раскалывалась голова, а ей еще предстоял неприятный телефонный разговор: надо было объясняться с покупателем по поводу того, что она не успела выполнить заказ.
   Тони уже уехал к другу, живущему в десяти милях от города. Они вместе тренировались в верховой езде и метании лассо. Эллисон мало видела сына в последние дни, но она и не хотела, чтобы он держался за ее юбку. Тони быстро рос, и у него было множество своих интересов. Как у нее когда-то, в счастливом детстве и молодости… Как свободна была она тогда… А рядом всегда был Коул Коллоуэй.
   Тони тоже нужна свобода. Для того, чтобы взрослеть и познавать жизнь.
   Из-за головной боли Эллисон рано легла спать, моля Бога, чтобы не первая за этот день таблетка аспирина облегчила, наконец, ее страдания. Надо было заснуть. Надо было забыть. Но вместо этого она могла только вспоминать.
   Ее зовут Эллисон Альварес. Вместе со своими родителями она живет на ранчо «Круг К». Ее отец — важный человек на ранчо, управляющий. Его называет боссом множество людей. Все, кроме хозяев, живущих в Большом Доме, у которых он служит. Это знаменитые на весь штат Коллоуэй. Вот почему на их фамильном клейме буква "К" в круге. Им клеймят скот и лошадей.
   Коул Коллоуэй — ее лучший друг. Он уже ходит в школу, а через год и она должна учиться. Тогда и она будет ездить на желтом школьном автобусе, который останавливается у конца тропинки, выходящей на хайвей. А Коула кто-нибудь всегда подвозит по хайвею на машине.
   Младшему брату Коула — Кэмерону нет и двух лет. Эллисон любит бывать в Большом Доме и играть с ребенком, если тети Летти нет рядом. Тетя Летти почему-то не любит Эллисон и всегда сердится, когда застает ее в доме. Но если тети Летти нет дома, мама Коула охотно приглашает их с Коулом поиграть с маленьким. Он такой смешной. Но больше всего на свете Эллисон любит проводить время с Коулом.
   Он такой сильный, потому что работает на ранчо и делает то, что другим мальчишкам делать неохота. Иногда она ему помогает, но большую часть времени ходит за ним хвостом. Это он так говорит. Однажды он запретил ей таскаться за ним и велел отправляться домой. Не то он оторвет у нее косичку. Ей было страшно обидно. Она старалась не разреветься, потому что очень не хотела, чтобы он видел ее слезы. Но иногда она ничего не могла поделать с собой.
   Это Коул научил ее всему, что она умела — кидать мяч и ловить его, целиться битой, бегать наперегонки к сараю и обратно без отдыха.
   Коул Коллоуэй был ее самым лучшим другом.
   — Мама, мама Коула сегодня родила еще одного ребенка! Еще мальчика.
   — О, дорогая, это замечательно! А Коул рад?
   — Да.
   — Я знаю, ты бы тоже хотела братика или сестренку. Это так?
   — Не совсем. Брат Коула — это все равно, что и мой брат.
   — Думаю, ты не права. Он Коллоуэй.
   — Это все равно.
   — Может быть, пока так и есть. Но когда-нибудь будет иначе. — Как это?
   — Видишь ли, папа Коула — очень важная персона в Техасе. У него большая власть. Все делают так, как он говорит.
   — Это значит, он плохой?
   — Вовсе нет. Но власть — очень хитрая штука. Когда она дается человеку от рождения, он подчас даже не осознает, что пользуется ею.
   — Я не понимаю, мама, о чем ты.
   — Я знаю, что ты не понимаешь. Но это и неважно. Я просто говорю, что Коллоуэй — очень богатые и важные люди. А твой папа просто работает на них.
   — Но он и папа Коула — лучшие друзья! Я слышала, как они говорили про это.
   — Я тоже слышала. Да, они очень близки. Поэтому твой папа и согласился остаться здесь и управлять ранчо, чтобы отец Коула мог проводить больше времени в городе. Он доверяет твоему отцу.
   — Как я доверяю Коулу?
   — Да.
   — Ему можно верить совсем как брату, правда?
   — Надеюсь, что да. Я очень на это надеюсь.
   — О, Коул! Что мне делать? Мне сказали вчера вечером, что мама очень больна и врачи ничего не могут сделать.
   Они сидели у запруженного ручья, в своем секретном месте. Уже несколько дней из-за болезни матери Эллисон не ходила в школу. Она страшно переживала оттого, что ее мать так мучается, а она ничем не может ей помочь. Не выдержав, Эллисон побежала к запруде, чтобы побыть одной. Она и не подозревала, что Коул догадается искать ее здесь. И не знала, почему он пошел ее искать.
   Сейчас он лежал рядом с ней на боку, подперев голову рукой, а другой рукой кидал в воду камешки.
   — Я все знаю, — тихо сказал он. — Отец рассказал мне вчера вечером о том, что происходит с твоей мамой.
   — Так что мне теперь делать? Мне нужна моя мама. Я думала, она будет со мной до самой старости. Почему она должна умереть так рано?
   — Не знаю, Эллисон. Правда, не знаю. Я не могу себе представить, как бы я жил без родителей.
   — Я тоже, — прошептала она. — Я тоже.
   — У тебя есть я. Помни об этом. Повернувшись, Эллисон долго всматривалась в его лицо, словно старалась запомнить его до последней черточки, навсегда — эти веснушки на переносице, глубокие зелено-голубые глаза, медовые и серебристые прядки выгоревших на солнце рыжеватых волос.
   В его глазах отражалось то, что было у него на душе — сострадание, теплота, понимание. От этого взгляда у Эллисон потекли слезы. Коул сел, неуклюже обнял ее за плечи и притянул ее голову на свою костлявую узкую грудь. Они долго так сидели, пока у Эллисон не высохли слезы и не притупилась боль.
   И потом все это трудное время он был рядом, несколько недель подряд, когда ее матери становилось все хуже. Он был рядом, когда отец пришел забрать ее из школы и сказать, что мама умерла. Коул стоял рядом с ней и ее отцом возле открытой могилы, оба они с двух сторон держали ее за руки. Каждый придавал ей силу.
   Она действительно была рада, когда Коул Коллоуэй окончил школу и уехал.
   Счастливое избавление!
   Ей до смерти надоело слышать о нем от каждой девчонки в школе. Не было ни одной, которая бы не строила ему глазки. И все они старались подружиться с ней, чтобы быть приглашенными на ранчо. Но она прекрасно понимала их глупые уловки, потому что раньше никто не обращал на нее внимания.
   А Коул стал таким занятым, что, казалось, забыл о ее существовании. Он больше не ездил на школьном автобусе. Когда ему исполнилось шестнадцать, отец отдал ему старый пикап, он стал ездить в школу на нем. А после уроков часто задерживался — занимался спортом или какой-нибудь общественной деятельностью.
   Коул появлялся дома, только чтобы наспех поесть, и каждый вечер куда-то исчезал, приводя в трепет всех девчонок. Он явно был в центре внимания. Кое-кто из его пассий не могли похвастаться хорошей репутацией. Родители не делали ему по этому поводу замечаний. Он достаточно поработал на ранчо в прежние годы. Теперь его сменили Кэмерон и Коли. Достаточно того, что он хорошо учился, а значит не тратил попусту время в школе.
   Коул забыл о ней. А если случалось проходить мимо, глупо улыбался и махал ей рукой.
   Подумаешь, какой важный!
   При этом он, как правило, кого-нибудь провожал…
   А какое ей до этого дело? Она сама уже взрослая, мальчишки, никогда раньше не обращавшие на нее внимания, теперь прохода не дают, заводят всякие разговоры, а некоторые даже приглашают на свидание или съездить куда-нибудь. Вся загвоздка была в том, что жила она далеко от города.
   Но все равно было приятно, что ее приглашали.
   Иногда отец разрешал ей в пятницу после занятий оставаться в городе у подруг. Тут уж кто-нибудь из ребят непременно приглашал ее в кино. Так что у Эллисон тоже была своя жизнь. Она больше не была тенью Коула.
   Несмотря на предупреждения матери, в сознание Эллисон тогда еще не укладывалось, что она — всего лишь дочь управляющего. И этим все сказано. А друг детства Коул давно вырос.
   Когда Родни пригласил ее с ним погулять, она обрадовалась. Ему было столько же лет, сколько и Коулу, как и Коул, он играл в футбол и, в общем, был ничего. Эллисон не могла поверить в такую удачу. У Родни была машина и водились деньги.
   К сожалению, тот вечер не принес ей радости. Эллисон даже не могла бы точно сказать, что ее раздражало. Но, наверное, его отношение к ней. Без всяких на то оснований он вел себя с ней как хозяин. После кино они пошли выпить кофе. Родни держал руку у нее на плече. Эллисон пыталась высвободиться, но Родни только смеялся и еще крепче сжимал его.
   А его дружки отпускали по их поводу сальные шуточки. Один из них даже выпалил:
   — Поосторожней, Род. Ты замахнулся на собственность Коллоуэев. — Все дружно расхохотались, как от удачной остроты. Ну и что такого в том, что ее отец действительно работает на Коллоуэев? Это вовсе не значит, что они их рабы. Что же до нее — она вообще ничья.
   Когда Родни привез ее домой, Эллисон едва не на ходу выскочила из машины.
   — Спасибо, Родни. Я прекрасно провела время.
   Ей было противно находиться с ним вместе, но она знала, что следует быть вежливой.
   — Слушай, детка, а чего ты так спешишь? Почему бы тебе…
   — Мне надо бежать. Отец будет волноваться.
   И вот именно тогда Родни изрек эту мерзость про нее и Коула.
   Ни слова не говоря, она отвернулась, чтобы Родни не заметил, как сильно ее это задело. Ей все равно, что он думает. Ей плевать на то, что все они думают.
   Родни уехал, и даже по гулу колес было ясно, как он разочарован концом вечера.
   Очень разочарован.
   Она намеренно велела ему остановиться возле сарая, чтобы отец не проснулся от шума мотора. И она уже шла к дому, когда что-то зашевелилось в тени.