— Кто это? Кто здесь? — требовательно спросила она.
   — Это я.
   Коул выступил из тени дерева на тропу, освещенную луной. Она испугалась от неожиданности. Эллисон не видела Коула несколько недель, ну разве что мельком в школьном коридоре или вот здесь, на тропинке, ведущей к дому.
   — А что ты здесь делаешь?
   — Жду, чтобы поговорить с тобой.
   — Уже поздно. Мне надо домой. — И она пошла вперед.
   — Эллисон!
   — Что? — спросила она не останавливаясь.
   — Я не хочу, чтобы ты встречалась с Родни Снайдером.
   Она остановилась и медленно повернулась к нему.
   — Это не твое дело, с кем я встречаюсь, — сказала она, делая акцент на каждом слове.
   — Нет, мое.
   Она отвернулась и пошла к дому. Коул схватил ее за руку и повернул к себе.
   — Никогда не уходи, когда я с тобой говорю, и не отворачивайся. Ты меня поняла?
   — Ну конечно! Мистер Коллоуэй приказывает! Все вокруг должны трепетать!
   — Что ты такое говоришь, черт бы тебя побрал?
   — Не кричи на меня, Коул Коллоуэй!
   — Я не кричу. Мне просто интересно, что с тобой творится в последнее время? Каждый раз, когда я встречаю тебя в школе, ты воротишь от меня нос, как от кучи дерьма!
   — Ну ты и скажешь.
   — Так что случилось? Что я такого сделал? Мы всегда были друзьями, а теперь ты меня в упор не видишь.
   — Это я-то? Не смеши меня, Коул. Ты не пропускаешь ни одной смазливой девчонки, а я для тебя пустое место.
   Он расхохотался.
   Эллисон попыталась выдернуть у него свою руку, но Коул крепко держал ее.
   — Так ты ревнуешь! — усмехнулся он довольно.
   — Нет.
   — Не нет, а да! Это гораздо смешнее, чем ты думаешь.
   Эллисон еще раз попыталась вырваться, но Коул неумолимо притягивал ее к себе, пока не обнял.
   Уже давно она и Коул не сходились так близко. За последние несколько месяцев он заметно вырос и раздался в плечах. Ее голова едва доставала ему теперь до плеча, а чтобы заглянуть ему в глаза, ей надо
   было смотреть снизу вверх. Она подняла голову, Коул наклонился и поцеловал ее.
   Этот поцелуй был совсем не похож на те, которые она уже испытала. Ничего общего с жалким, слюнявым поцелуем Родни или робкими потугами неопытных одноклассников. Это был поцелуй настоящего мужчины. Когда он оторвался от ее губ, колени Эллисон дрожали.
   — Эллисон, дорогая, я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
   — Это правда?
   — Да.
   — Ты хочешь сказать, что мы теперь вместе?
   — Именно это я и хочу сказать. Ей казалось, что у нее выскочит сердце — так часто и гулко оно билось. Коул Коллоуэй хотел, чтобы она была его девушкой! Он не забыл ее. Она не была для него всего лишь жалкой дочерью управляющего.
   — О, Коул! — Обняв его за шею и прильнув к нему, она хотела, чтобы он еще раз ее поцеловал.
   — О, дорогая! Хватит для начала. Я же живой человек. У нас еще все впереди.
   — Ты о чем?
   — Мне надо закончить учебу, тебе тоже. У нас очень много времени. Я хотел, чтобы ты знала, как я к тебе отношусь, как мне было обидно, что несколько месяцев ты даже не смотрела в мою сторону.
   — О, Коул. Мне тоже было обидно. Очень.
   — А ты пойдешь со мной на бал старшеклассников?
   — На бал старшеклассников? Это же недостижимая мечта пойти на такой бал!
   — О, Коул! Мне так хочется на него попасть!
   — Ладно. А теперь беги скорей домой, пока я не натворил чего-нибудь такого, о чем мы оба с тобой пожалеем.
   И вот теперь, годы спустя, Эллисон лежала в кровати, уставившись в потолок и погрузившись в воспоминания. Поначалу все было так, как он обещал. Они встречались летом, когда он приезжал домой на каникулы. Коул всегда держал себя в руках.
   Он многому ее научил и, в частности, любовной игре, которую они не доводили до конца — Коул настаивал на том, чтобы дождаться свадьбы.
   Но свадьбы они так и не дождались. Как жаль, что он позволил ей исчезнуть из его жизни. Он не сделал ничего, чтобы сохранить их отношения и после того, как она написала ему о том, что беременна. Это время далось ей даже тяжелее, чем первые месяцы после смерти матери. Никогда раньше Эллисон не переживала такого стыда. Она опозорила отца, скомпрометировала себя.
   Эллисон дала себе тогда клятву — никогда не подводить своего будущего ребенка.
   Вот уже больше четырнадцати лет она была лучшей матерью, которую только можно себе представить. Она воспитывала Тони на твердых принципах, на которых в свое время родители воспитывали ее. К несчастью, она пренебрегла ими в порыве успокоить Коула, когда он нуждался в любви, чтобы выстоять.
   Трудно сейчас предугадать, что может сделать этот человек, после того как он встретился лицом к лицу с собственным сыном.
   Из журналов и газет она знала о многочисленных связях Коула с красивыми и богатыми женщинами. Но он так и не женился. Она часто думала об этом. Может быть, угроза женитьбы настолько испугала его в двадцать лет, что он до сих пор боится даже думать об этом?
   Ей все равно, если он вдруг решит подружиться с ребенком, который ему был не нужен столько лет. Главное — она должна быть твердой. Свой выбор он сделал много лет назад и пусть живет, как считает нужным.

Глава 4

   Коди поджидал Коула у лифта.
   — Нам надо поговорить, — тихо сказал он.
   — Что случилось? Я думал, Кэмерону лучше.
   — Да. Говорят, что его скоро отсюда выпишут.
   — А в чем тогда дело?
   — Я наконец решился поговорить с Кэмом об аварии и спросил, не помнит ли он, что случилось на дороге.
   — Ну и как?
   — Он сказал, что машин было мало, но внезапно его ослепил свет фар с середины шоссе. От неожиданности он вывернул руль и почувствовал, как что-то ударило машину в бок, после чего она перевернулась.
   — Бог мой! Кто-то специально подстроил катастрофу!
   — Не знаю. Но очень хотел бы знать. — Коди помолчал. — Меня давно мучит одна догадка.
   — Какая именно? — спросил Коул, отказываясь верить, что так оно могло и быть.
   — Я, конечно, был ребенком, но помню, что катастрофа, в которой погибли родители, так и не была расследована. Не оказалось свидетелей, одни домыслы. И если бы Кэм не выжил, и на этот раз тоже не было бы свидетелей.
   Коул внимательно смотрел на Коди.
   — Ты хочешь сказать, что есть какая-то связь между этими двумя катастрофами?
   — Я не утверждаю, я просто вижу сходство. Подумай сам. Олень на дорогу не выскакивал, машин было мало. Свидетелей нет. Пятнадцать лет назад никто ничего толком не расследовал. Могло случиться, что в тот раз убийца остался безнаказанным. Кем бы он ни был, убийца, видимо, очень уверенно себя чувствовал, если решился повторить преступление. Может быть, это кто-то из тех, кто ненавидит семью Коллоуэев?
   Коул задумался:
   — У нас, конечно, никогда не было недостатка во врагах. И мы всегда об этом помнили.
   — Именно поэтому эта история меня гложет. Я не хочу сидеть сложа руки и спокойно ждать, пока в очередной катастрофе погибнет кто-нибудь еще из наших близких.
   — А что мы можем сделать?
   — У меня есть друзья, которые имеют доступ к полицейским документам. Я хочу просмотреть все, относящееся к старому случаю, чтобы понять, что же произошло в тот вечер, когда погибли родители. И посмотрю, что в этих двух случаях общего. Может, ничего и не выйдет. Но если я что-то раскопаю, нам надо быть начеку.
   — Коди, если твои догадки небеспочвенны, влезая в это дело, ты подвергаешь себя опасности. Будь осторожен.
   — Ты прав. Если связь и впрямь существует, злодей обладает огромным терпением и выдержкой — ждать столько лет, чтобы нанести очередной удар.
   — А ты сказал что-нибудь Кэму о своих подозрениях?
   — Пока нет.
   — Ну и не надо. У него и так много проблем. Если что-то прояснится, сразу дай мне знать.
   — Обязательно.
   Коди потрепал Коула по плечу.
   — Увидимся позже.
   Коул подождал, пока двери лифта, увозившего Коди, тихо сомкнулись.
   Надо позвонить в контору и попросить службу безопасности довести до конца расследование первой катастрофы.
   Чем больше он думал обо всем этом, тем больше соглашался с Коди. Идентичность двух катастроф его тоже беспокоила, он никогда не верил в простые совпадения.
   Коул быстро зашагал по больничному коридору и открыл дверь в палату, куда перевели Кэмерона из реанимации несколько дней назад.
   — Как дела? — спросил он, подойдя к кровати.
   — Говорят, что скоро меня отпустят. Коул улыбнулся.
   — Неудивительно. Они безумно будут рады избавиться от тебя.
   — Во всяком случае, та бой-баба сказала, что мне тут нечего больше делать. Если она думала, что я обижусь, то сильно заблуждалась.
   Не сговариваясь, они не упоминали имени Андреа. Доктор сообщил Кэмерону о смерти жены, когда решил, что тот достаточно окреп для такой новости. Но после этого процесс выздоровления замедлился. Коул и Коди тоже ждали момента, когда они смогут говорить на эту тему. Коул понимал, что Кэм заговорит сам, как только будет готов, не раньше. Кэмерон должен был сам справиться со своим горем, пусть только знает, что братья рядом.
   Коул подвинул стул и сел рядом с кроватью.
   — Что бы ты сказал насчет того, чтобы вернуться жить на ранчо?
   Он побаивался задавать этот вопрос, понимая, сколько он может вызвать им у брата эмоций.
   — В этом, пожалуй, есть смысл, — задумчиво ответил Кэмерон, — по крайней мере, на первое время.
   — Я так и думал, что ты согласишься. Летти очень привязана к Триши, и ей будет грустно без нее.
   — Удивительно. Никогда не думал, что эта ведьма может к кому-то привязаться.
   — Кэм, это на тебя не похоже.
   — Коул, может быть, ты меня плохо знаешь или я слишком долго скрывал свое мнение. Тебя же невозможно переубедить, если ты что-нибудь вдолбил себе в голову.
   — А что ты имеешь против нашей бедной тети Летти?
   — Бедная тетя Летти! Ах ты Боже мой! Ведь эта женщина всех буквально терроризирует!
   — А что бы мы делали без нее, Кэмерон? Ведь не будь ее, вы бы с Коди остались одни.
   — Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло, что тебе не пришлось жить по ее указке. Клянусь, ей доставляло удовольствие наказывать нас, если что-то было не по ней.
   — Мне и в голову не приходило, что ты так настроен против Летти.
   — Я знаю. Просто об этом никогда не было речи. Мне очень не хотелось оставлять Триши с ней. Но Андреа считала, что я не прав. Ее родители совсем не годились для этого. Они с трудом справлялись с самой Андреа, пока она росла.
   Кэмерон напрягся и беспокойно заворочался, словно пытаясь поудобней устроиться. Коул встал и отошел к окну, не зная, как сладить с воинственным настроением брата.
   — А что плохого сделала Летти?
   — Речь не о том, что она сделала. А в принципе, в ее отношении ко всем. И особенно к Альваресу. Бог ты мой, она была с ним так груба, особенно после гибели родителей.
   — Ну, знаешь ли, то как Тони ушел, никому бы не понравилось.
   — Вот-вот. Про то я и говорю! Не знаю, что уж там Летти наплела об их уходе, но я не верю, что Тони и Эллисон хотели уехать.
   Коул подошел и снова сел рядом с кроватью.
   — Объясни мне, пожалуйста, что же произошло.
   — Я был там в это время, Коул, а тебя не было. Я видел лицо Тони, когда он вышел из отцовского кабинета после разговора с Летти. Он был совершенно подавлен, я бы даже сказал — раздавлен. Он прошел мимо меня и даже не заметил. А потом, узнав, что они уезжают, я пошел к Эллисон и Тони. Она так горько плакала. Я никогда не слышал таких рыданий.
   Коул почувствовал, как что-то сжалось в груди, мешая дышать.
   — Ты думаешь, Летти сказала что-то такое, что вынудило их уехать?
   — Я всегда подозревал, что так оно и было, но доказательств у меня, разумеется, не было. После того как Тони уехал, она стала хозяйничать на ранчо, как настоящий диктатор. Командовать всем на свете.
   — А как получилось, что я никогда не знал ее с этой стороны?
   — Ты никогда не обращал на нее особого внимания. А она выжидала, когда ты уедешь, чтобы все делать по-своему. Ты же помнишь, большую часть времени ты проводил в Остине. А дела ранчо пустил на самотек.
   Коул понимал, что брат прав. Ему так много приходилось заниматься бизнесом, что он вынужден был купить жилье в Остине, откуда было легче ездить по делам в Хьюстон или в Даллас, да и в другие места. Он окунулся в бизнес, как не умеющий плавать — в омут. И очень мало было тех, кто мог помочь ему удержаться на плаву.
   — Знаешь, Кэмерон. Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Об очень важном для меня. То, что я тебя едва не потерял, показало, как много ты для меня значишь. Существует не так уж много людей, которым я могу доверять. Ты для меня и брат, и советчик в бизнесе, ты — мой друг.
   Кэмерон прищурился.
   — Рад слышать, что ты меня ценишь. Так что случилось?
   — Как я недавно выяснил, с Альваресами все происходило не так, как мы думали.
   — Не понимаю, о чем ты.
   — Когда они уезжали, Эллисон была беременна.
   Кэмерон резко сел в постели и, застонав от пронзившей его боли, снова откинулся на подушку.
   — Неужели?
   — Наутро после твоей аварии, как раз перед тем, как Коди нашел меня, я гулял по берегу и наткнулся на парня — точную копию нашего Коди в четырнадцать лет. Во всем, кроме глаз. А глаза у него черные, глубокие и блестящие. Такие же экзотические, как у Тони и Эллисон. Я спросил, как его зовут. Он сказал, что его зовут Тони Альварес, что живет он со своей матерью Эллисон Альварес в Мейсоне. Примерно в ста милях к северо-западу отсюда. Мальчика назвали в честь деда, который умер перед самым его рождением.
   — И ты думаешь, что…
   — Я знаю, что это мой сын. Никаких сомнений быть не может.
   — Боже, Коул! Что ты собираешься делать?
   — Я еще не решил. К этой новости надо привыкнуть. Пока я сидел тут у твоей постели — главное было тебя не потерять. И вдруг ты теперь рассказываешь мне о причинах ухода Альваресов с ранчо.
   — Думаешь, Летти знала о беременности Эллисон?
   — Есть только один способ это выяснить.
   — Ты считаешь, она тебе скажет правду? Коул задумался и посмотрел на брата.
   — Ты думаешь, она может солгать? Кэмерон пожал плечами.
   — Ну это ей не впервой. Она всегда умела покрыть одну ложь другой, посолиднее.
   — Боже, Кэм. Ты преувеличиваешь! Не может быть, чтобы мы говорили об одной и той же женщине.
   — Дело в том, Коул, что ты всегда видишь только то, что хочешь видеть, независимо от того, что есть на самом деле. Ты вбил себе в голову догмы о семейной верности, династии и прочую подобную чушь. А поскольку Летти принадлежит к семейству Коллоуэев, ты считаешь ее образчиком преданности и человеколюбия.
   Коул ошарашенно смотрел на брата.
   — Что ты имеешь в виду под этой чушью? Мы действительно одна семья. Мы действительно династия. И прекрасная, черт побери! Когда дед Кэлеб впервые приехал в Техас…
   — О черт, Коул! Не трогай деда Кэлеба. Вы с отцом всегда считали его святым. А он был не более чем солдат, которому после первой мировой войны стало скучно в Огайо, и он отправился в Техас в поисках чего-нибудь эдакого и нашел. Ему кое-что удалось скопить и купить ранчо, а уж то, как он его заполучил, несколько приукрашено.
   — Он купил! Купил ранчо, черт бы тебя побрал! Он не своровал его, а купил!
   — Ну конечно, купил. Но меньше чем за четверть того, что оно стоило. Владелец был счастлив, что хоть жив остался.
   — Откуда ты все это взял?
   — Я читал, Коул. Я всегда любил историю, а особенно — историю Коллоуэев. Меня всегда интересовало, почему нас уважают и побаиваются, с чего это началось.
   — И что ты прочел?
   — Целую кучу писем и журналов, которые я нашел на чердаке. Пока ты повсюду ходил за отцом, я зачитывался скандалами, которые журналисты так любят описывать, аж с продолжением.
   — И ты мне никогда об этом не рассказывал!
   — Да, не рассказывал. Я сомневаюсь, что и отец знал об этом. Для него слово его отца было всем. Как для тебя — его. Если отец что-то говорил, ты воспринимал это как истину в последней инстанции.
   — А что в этом плохого?
   — Ничего. Кроме того, что отец не всегда на сто процентов был прав. Он ведь был живой человек, способный заблуждаться. Но ты никогда не замечал его ошибок. Для тебя это был твой отец и само совершенство. А тетя Летти — его сестра. Сестра прекрасного человека. Значит, и она такая же замечательная. Коди и я — твои братья. Значит, мы тоже хорошие.
   — Я так далеко в своих утверждениях не заходил, — улыбнулся Коул.
   — Ну, тогда слава Богу. Еще есть надежда. Говоря тебе о Летти, я чувствовал себя так, будто объясняю ребенку, что на свете не бывает никаких Дедов Морозов и волшебников, а пасхальные зайчики — просто игрушка.
   — Не такой уж я глупый ребенок, Кэмерон.
   — Глупый, когда дело касается семьи. А теперь ты говоришь мне, что у тебя есть сын, о существовании которого ты не подозревал. Но ведь ты не помчался сразу к Эллисон. Чьи дела ты сейчас устраиваешь, Коул? Можешь ли ты хоть раз в жизни сделать что-нибудь для себя лично? Или ты всегда думаешь только о делах семьи? Ее желания, интересы и репутация — на первом месте, а на собственные наплевать?
   Коулу нечего было на это ответить. Он молча смотрел на брата. Его мысли путались. Да, он всегда делал то, чего от него ждали. А теперь Кэмерон заявляет, что это не правильно. Не правильно?
   — Коул?
   — Да.
   — Сделай мне одолжение.
   — Конечно. Что ты хочешь? Кэмерон улыбнулся.
   — Видишь? Я про то и говорю. Для тебя важнее всего то, что я хочу. Ради меня ты готов оторвать от стула свою задницу.
   — Да, конечно. Ты же мой брат. И…
   — Знаю, знаю. Но эта просьба для тебя не из легких.
   — Не имеет значения. Я постараюсь…
   — Я хочу, чтобы ты сейчас же убрался из больницы и больше сюда не приходил.
   — Что?
   — Пусть Коди отвезет меня домой. Похоже, завтра я смогу отсюда уехать. Я хочу, чтобы ты на несколько дней забыл о моем существовании. Хорошо?
   — Но, Кэмерон…
   — Я настаиваю, чтобы ты сам себе ответил на вопрос, что для тебя сейчас в жизни самое главное. Уверен, так остро этот вопрос для тебя никогда не стоял. Воспользуйся моментом. Поезжай домой или куда-нибудь, где тебе не нужно по шестнадцать часов в сутки болтаться в больнице. Ты же смог оставить на время бизнес. Забрось все дела еще на несколько дней. Реши, наконец, что для тебя важнее всего на свете, Коул. И, решив, добейся этого. Вот чего я хочу. Ты же пообещал мне выполнить мою просьбу. Вот и выполняй.
   — Ты понятия не имеешь, чего я могу напридумывать.
   Кэмерон улыбнулся.
   — Не бойся, имею. А вот ты сомневаешься, и все дело в тебе.
   — Ну уж если ты такой умный, почему сразу не скажешь? Мне не нужно будет ломать голову.
   — Так вот, ломать голову очень, братец, полезно. Это уже полдела. Потому что, когда ты наконец поймешь, чего тебе надо, ты этого добьешься.
   Через два дня Коул был на пути в Мейсон. Как и советовал Кэмерон, он переложил на Коди заботы о брате. И почувствовал себя свободным.
   Все, что ему пришлось выслушать от Кэмерона, особенно в отношении Летти, потрясло Коула. И о деде Кэлебе, и о том, как он поклонялся своему отцу, и о том, как он не понимал, что происходит в семье. Почему это было так? Он сумел поправить дела в бизнесе, унаследованном от отца, он удвоил, а может быть, и утроил доходы «Коллоузй Энтерпрайзес». Он же не последний уж тупица, это точно. Просто, судя по всему, он был слеп.
   Семья. Его семья. Тони тоже был частью его семьи, хотя и не догадывался об этом. Когда Коул наконец прочувствовал, что у него есть сын, боль от сознания этого стала невыносимой. Как случилось, что все эти годы он ничего не знал о сыне? Почему инстинкт не подсказал ему этого?
   Что касается Эллисон, здесь было еще больше вопросов. И ему нужны были ответы на них. Больше же всего он хотел узнать, почему она не сообщила ему о том, что ждет ребенка.
   Может быть, она рассказала об этом отцу, а тот — Летти?
   Коул поначалу собирался поговорить с теткой. Но, вспомнив слова Кэмерона, усомнился, что она скажет ему правду.
   Коул знал, что Эллисон не будет лгать. Она ни разу не обманула его за все годы, что они были вместе… Пока не взвалила на себя бремя величайшей лжи.
   Эллисон беседовала в галерее со случайными покупателями, когда заметила, как из-за угла на площадь выруливает шикарный лимузин.
   Через Мейсон проезжали всякие машины, в том числе последних моделей, но эта была нечто особенное. Эллисон кольнуло предчувствие, она ощутила себя зверем, загнанным в ловушку.
   Она обреченно наблюдала за тем, как машина подруливает к стоянке перед галереей.
   Итак, он здесь!
   Она обернулась к посетителям.
   — Да, авторы выставленных работ — местные художники и умельцы. А вон на тех снимках — куклы, магические круги, написанные маслом картины, выполненные представителями народов, живущих в Мейсоне и его окрестностях.
   Колокольчик на входной двери известил о посетителе. Эллисон обернулась.
   Годы его здорово изменили. Он стал выше и шире в плечах. На нем была рубашка и изрядно потертые джинсы, плотно облегавшие мускулистые ноги. Она узнала бы его везде, при любых обстоятельствах, но все же он выглядел совершенно по-новому и очень солидно. Ушла улыбчивость, вместо нее — плотно сжатые губы, придававшие строгость лицу. Глаза смотрели с прищуром, но по-прежнему сверкали на загорелом лице.
   — Привет, Коул. Сколько лет, сколько зим. Он не знал, к чему готовиться, но стоявшая перед ним уверенная в себе женщина с красивой осанкой, лишь очень отдаленно напоминала знакомую ему девочку-подростка.
   У нее, как и тогда, были длинные волосы, но теперь она их заплетала в одну косу, перекинутую на грудь. На ней была пышная, в несколько ярусов юбка, в тон ей блузка и замшевые мокасины. Голову стягивала вышитая бисером повязка. Кожа, как и раньше, очень белая, резко контрастировала с черными глазами и смоляными волосами.
   — Стиль покохантас, если не ошибаюсь, — медленно произнес он, осматривая ее с головы до ног.
   Кто-то из стоявших неподалеку мужчин хохотнул.
   — Вам помочь? — обратилась она к Коулу, выдержав его пристальный взгляд.
   — Хороший вопрос. Я подумаю, — ответил он и принялся изучать рисунки, фотографии и поделки. Эллисон занялась другими посетителями.
   Одна из посетительниц сказала:
   — Золотко, мы не будем отвлекать вас от работы, сами все посмотрим. Эллисон улыбнулась в ответ.
   — Вот и прекрасно. Наслаждайтесь. Если будут вопросы — не стесняйтесь, задавайте.
   Оставив Коула и всех остальных в галерее, она ушла за свою шуршащую штору, на рабочую половину, и села за стол. Ну вот он и здесь. И мир не перевернулся. Было ясно, что он ее разыщет. Но голову она терять не намерена. Она уже не девочка, ей тридцать два года, она сумела вырастить сына, и ее карьера складывается вполне успешно. Она ни от кого не зависит, и ни один мужчина не в силах разрушить созданного ею. Даже Коул.
   Эллисон услышала, как хлопнула входная дверь, и пошла посмотреть, все ли посетители ушли.
   — Не волнуйся, — услышала она голос Коула, отодвигающего штору. — Твои клиенты смылись. И много у тебя таких зевак?
   — Хватает.
   — Какая от них польза, если они ничего не покупают?
   — Тебе может показаться странным, но случается, что-то западает им в душу, они потом долго мучаются и наконец, иногда целый год спустя, возвращаются и покупают.
   — А что если вещь уже продана?
   — Бывает, конечно, и так.
   — Как приятно снова видеть тебя, Эллисон. Я пытался представить себе, как ты теперь выглядишь, но это не так просто сделать через столько лет.
   — Ты не ожидал увидеть покохантас? Коул улыбнулся.
   — Действительно не ожидал.
   — Я одеваюсь так, потому что это удобно и броско. Считается, что художники должны одеваться несколько эксцентрично.
   — Значит, это уловка твоего маркетинга?
   — Совершенно верно.
   — А где Тони?
   Эллисон сидела, откинувшись на спинку стула, но не предлагала ему сесть. Казалось, это мало его занимало. В небрежной позе, скрестив руки на груди, он привалился плечом к косяку.
   Она напряглась от резкой смены темы.
   — А почему ты спрашиваешь?
   — Просто интересно.
   — В данный момент он у друзей.
   — У тех, с которыми он был на острове Падре?
   — Да.
   — Они местные?
   — Да.
   Коул, вздохнув, медленно распрямился.
   — Во сколько ты закрываешь? Она посмотрела на часы.
   — Через пятнадцать минут.
   — Хорошо. Здесь есть куда пойти, чтобы спокойно поговорить?
   — В Мейсоне много всяких мест, — улыбнулась она. — Стоит там только слово сказать, как к концу недели будет знать вся округа. Это красивый маленький городок, и все мы здесь дружная семья.
   — Тогда позволь мне поставить вопрос иначе. Есть здесь место, где мы могли бы поговорить с глазу на глаз?
   Она задумчиво смотрела на него. Если бы она знала, что ее «нет» заставит его уйти, то тут же бы произнесла его. Но она понимала, что хотя этот Коул и отличается от молодого, известного ей, он наверняка по-прежнему упрям. Он приехал в Мейсон, чтобы поговорить с ней, и не уедет, пока не добьется своего.
   — Ну что ж, мой дом — вполне уединенное место, — сказала она.
   — А когда возвращается Тони? Уж это было не его дело.
   — У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить, — оборвала она его.
   В пять тридцать Эллисон перевернула на двери табличку с «открыто» на «закрыто», опустила жалюзи на витринах и сказала:
   — Я ставлю машину во дворе. Сейчас выеду.
   Эллисон выпустила Коула на улицу. При этом он подозрительно покосился в ее сторону, чем вызвал у нее улыбку. Неужели он думает, что она собирается смыться?