Страница:
У меня было два варианта. Либо, подтянувшись, опустить сначала ноги и удачно приземлиться, либо просунуть голову и освежить воспоминания — приблизительно 1995-1996 годов — о линолеуме. Я проинспектировала посадочную площадку. Под окном в ванной не было даже застиранного коврика, не говоря уже о чудесном пушистом ковровом покрытии, в котором я так сейчас нуждалась.
Я никогда не отличалась ни исключительной гибкостью, ни ловкостью. Поэтому я выбрала вариант номер два. Я решила подставить голову под удар, потому что не могла залезть повыше, чтобы сперва опустить ноги. С минуту мысль о том, что чресла стоило бы опоясать мягким полотенцем, проползала вместе с моим туловищем по краю окна с выдранными стеклами. А потом я свалилась в крошечную ванную комнату. Падение было ужасным, но я перевела дух и мужественно промокнула кровь туалетной бумагой, которую потом смыла в унитаз, чтобы замести следы.
Порез запястья держателем рулона туалетной бумаги был печальным, но не смертельным событием. Однако сказать то же самое о своем настроении я не могла. Аккуратно вставляя стекла на прежнее место и вытирая следы от ржавчины на подоконнике, я ободряла себя только мыслью о том, что теперь смогу спокойно выйти через стеклянную дверь. Потом я прохромала в холл и огляделась.
Справа находились гостиная и кухонная зона, разделенные деревянной скамьей и диваном. Свет в основном проникал через застекленные двери. Но подальше, за телевизором, были еще два окна, расположенных очень низко — примерно в полуметре от земли. Форточки на них были открыты. По сторонам от входа располагались также два низких окна.
В комнате был кавардак. Мне пришлось осторожно пробираться через кучи мусора к двери, из которой я хотела вытащить ключ. Я подумала, что если все будет шито-крыто, я смогу приходить и уходить, когда только захочу. Можно сделать дубликат, а ключ положить на место или засунуть под коврик у дверей, после того как копия будет готова. Так что если Дэниел и обнаружит пропажу, то подумает, что сам обронил его где-нибудь, да и успокоится.
Предположения — опасная вещь. Пока я так стояла, радуясь своей находчивости и строя планы, послышался лязг, и уголком глаза я уловила какое-то движение. Не успев испугаться, я повернула голову и увидела в окне за теликом чьи-то бодро вышагивающие ноги. Кто-то вошел через боковую калитку. Я метнулась за кресло и пала ниц. Как раз напротив застекленной двери.
Сердце бухало так, как будто я бежала, а не лежала. До меня донесся женский голос. Новая подружка Дэниела? Она разговаривала с собакой, которая как будто ее узнала. Я встала на четвереньки, молясь, чтобы не высунулась задница, и прислушалась. Господи, а что, если у нее есть ключ? В горле встал комок. Сглотнув, я смахнула слезу — ведь по натуре я девушка совсем не храбрая.
Она, что-то приговаривая, ушла — мимо окна вновь прошагали ее хорошо натренированные ноги, а вслед за ними просеменили мохнатые лапы и проволочился противный хвост. Щелкнула калитка, и они исчезли. Я перевела дух — хорошо, что хоть не описалась.
Мои онемевшие ноги будто кололо иголками. Я, как кукла, растопырила их на полу и прислонилась спиной к стене. Надо было подвигаться, чтобы размять затекшие конечности. Но в тот момент я не могла делать ничего другого, кроме как сидеть и тихо ругаться. Потом, поерзав немного, я огляделась, пытаясь составить себе представление о Дэниеле. В доме преобладала яркая обстановка в стиле магазинов «Икея» и «Фридом». За телевизором, на буфете, стояла целая куча фотографий. Его мать была чем-то похожа на Ленина. Остальные родственники, казалось, страдали несварением желудка и запахом изо рта, так как все либо морщились, либо были сфотографированы в одиночестве. Плохо дело.
Кризис миновал. Я встала, решив покинуть гостиную. Дверь, ведущая из прихожей, и сам коридор-пристройка представляли собой витраж, что совсем не сочеталось с современной обстановкой гостиной. Мне эти романтические цветочные мотивы никогда не нравились — слишком старомодно. Напоминает бледно-розовое мыло с выдавленным орнаментом и тесьму на занавесках (как дома у моей золовки Денис).
Я протиснулась через дверь и расслабилась в полумраке замкнутого коридора. Все четыре двери были закрыты. Постепенно мои глаза привыкли к темноте. Я то и дело сжимала и разжимала кулаки, чтобы руки не дрожали — мне всегда было не по себе в гробовой тишине. Так и хотелось взорвать ее хитами бродвейских мюзиклов. Чтобы сдержать себя, я, открывая дверь первой комнаты, тихонько насвистывала. К середине песни «My Little Buttercup» стало ясно, что там светло — жалюзи были подняты больше, чем наполовину, и все было хорошо видно. Не то я попала в чулан, не то кому-то вообще все было до лампочки. Везде валялась одежда. Коробки с вином были початы и наполовину пусты. Огромный, темного дерева шифоньер, стоящий слева от окна, тоже был открыт, и из него вывалился целый ворох одежды. Женской. Либо «Ленин» давно умер, либо Элен начала перевозить сюда свои вещи, либо бывшая подружка Дэниела еще не совсем съехала. Я подняла розовый шарф — миленький. В комнате было еще пять ящиков с одеждой и столько же с вином. Все слегка подернулось пылью. Интересно, все эти вещи Элен были не нужны, или она просто не подозревала об их существовании?
К стоящему в углу старинному книжному шкафу тоже были придвинуты коробки. В середине располагалась застекленная книжная полка. Она была заперта. Я подошла и, отодвинув коробки, открыла две нижние дверки. Ничего, кроме столового сервиза, притом весьма некрасивого. Огромные распустившиеся розы, обвитые атласными красными лентами. Достаточно одного взгляда, чтобы потерять всякий аппетит. Однако ключа от стеклянных створок нигде не было видно.
Я посмотрела сквозь стекло. Тьма книжонок в бумажном переплете да пара толстых томов в обложках из искусственной кожи с надписью «Фотоальбом». Один из них был еще в полиэтиленовой упаковке. Где же ключ? Я придвинула коробки и еще раз осмотрела комнату. Ничего.
Закрыв дверь, я пошла обратно, пугливо насвистывая какой-то мотивчик. В других комнатах был не такой беспорядок. Справа располагалась спальня с огромной деревянной кроватью. Напротив — комната с тренажером, тоже покрытым пылью. В столовой, которая примыкала к спальне, в глаза бросался залитый вином ковер. На столе остались круги от стаканов. Подставок под стаканы здесь, видно, не водилось.
До меня вдруг дошло — чтобы не напороться на девушку, которая ушла гулять с собакой, нужно было просидеть здесь подольше. Зайдя в спальню, я еще раз осмотрела все вещи. Порножурналы под носками в третьем ящике тумбочки, стоящей около кровати. Трусы, кучей сваленные на кровати, и туфли в обувном ящике, рядом с шифоньеркой из «Икеи». В костюмах, висящих в платяном шкафу, ничего не было. Ничего не было и в карманах джинсов и спортивных штанов. Два кожаных пиджака — коричневый, от брючной пары, и удлиненный, из черной замши — казались давно ненадеванными. В карманах пусто, а я-то надеялась найти хотя бы записки с номерами телефонов…
А ведь Элен платила немало — пару тысяч. Значит, рассчитывала, что я что-то найду — то, что самой ей видеть не хотелось. Как известно, кто дерьмо ищет, тот его всегда найдет. Я как раз и была таким сборщиком дерьма. Надеюсь только, что не в том смысле, как люди, которые выгуливают собак. Эти размышления прервал звук закрывающихся ворот, визгливый голос и гавканье. Потом все стихло.
Выглянув из-за занавески, я увидела удаляющуюся уверенной походкой девушку. Ее крепкая попка так и виляла туда-сюда. Скоро она вышла на улицу и скрылась за домом Пенни. Я проверила по часам — прошло только двадцать минут. Интересно, знал ли Дэниел, что с его собакой гуляет такая лентяйка и что он платит ей за практически несуществующие услуги. Что ж, по крайней мере, путь к отступлению был открыт. Оставалось только избежать пристальных взглядов мамочки Пенни — уж слишком затянулась моя «оценка недвижимости».
Я еще раз осмотрелась. Так, а где бы я сама спрятала вещи новой подружки? Я проверила под каждым свитером в шкафу, ощупала все майки, выдвинула ящики, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь сбоку или сзади. Вдруг этот парень — подозрительный и скрытный невротик? Вот! В одном ящике что-то прощупывалось, но, возможно, это был подарок от «Ленина».
Я осторожно приподняла джемперы и вытащила какие-то бумаги. Это были распечатки е-мейлов и пара помятых писем. Мое сердце заколотилось, кожа покрылась липким потом. Я знала, что такое измена. Знала, что многие мужчины просто не способны сказать «нет» и им абсолютно все равно, с кем спать.
У юности гораздо больше власти над нами, чем мы думаем. Каждый полученный в эти годы отказ, каждое некрасивое отражение в зеркале отзываются во взрослом человеке отчаянной жаждой нравиться. Наверное, Дэниел — именно такой, так и не выросший подросток. Сложив джемперы назад в ящик, я села на пол около кровати и начала читать.
— Сообщение —
От: Вардиа Саланс < VardiaSalance@southern.com.au >
Послано:Среда, 6 декабря 2002, 11 часов 46 минут
Кому:< DanielGlass@southern.com.au >
Тема:Среда
Дорогой Дэниел!
Конечно, среда — прекрасный день для собрания. А я почему-то подумала, что ты хотел во вторник. Как насчет угощения? Думаешь, фирма «Вендел» его организует?
Про тот случай в Мельбурне — Дик просто нес всякую фигню. Всем до лампочки, и ты не бери в голову. Кстати, как насчет того, чтобы спросить у Фелисити, будет ли рождественская вечеринка в этом году? Я надеюсь поучаствовать в караоке.
ВС
Вардиа Саланс
Отдел по связям с общественностью
Южные мобильные телефоны
«Мы — на вашей волне»
Я прочла письмо два раза. Не то. Если только Дэниел не возбудился при мысли спеть с Вардией под караоке дуэтом. Переписывался он только с ней. Все письма были про работу. Я со скукой читала, как на рабочем совещании случилась катастрофа с напитками. Поначалу я решила, что все менеджеры чем-то отравились, но потом поняла, что она имела в виду: кто-то пролил кофе на отчет начальника. Если бы она только видела столовую Дэниела! А может, он у них слыл задирой, и Вардиа старалась быть милой и побольше шутить? В любом случае, чтение их переписки вызвало у меня скуку даже большую, чем мысли о занятиях спортом. Да и задницу я отсидела. На кой черт он все это распечатывал и хранил?
Я еще раз взглянула на письма, но что-то подсказало мне, что прошло уже достаточно много времени. Теперь у меня был ключ, и я могла легко выйти. Я аккуратно убрала письма и почистила костюм, чтобы никто не заметил, что мне пришлось лезть в окно. Все шло хорошо. До тех пор, пока я не услышала, как кто-то повернул ключ в замке и вошел в холл.
Я так и застыла. Обливаясь холодным потом, я лихорадочно вспоминала, не оставила ли я следов в гостиной? Сумка! Сумка все еще была там, за креслом. Мне стало нехорошо. Я судорожно сглотнула и опустилась на четвереньки.
Не обращая внимания на пыль и валявшуюся на полу упаковку от презервативов, я тихонько заползла под кровать. К сожалению, она была невысокой. Проклиная шоколадный мусс, я старалась не пыхтеть, протискивалась все дальше. Было ясно, что уборщица Дэниела себя особенно не утруждала. Поднятая пыль окутала меня плотным туманом. Сдерживая дыхание, я уперлась задом в раму, поддерживающую матрац. И поняла, что надо было лезть другим боком. Потому что все, что я могла видеть в таком положении, был… пыльный плинтус.
Я прислушалась. В гостиной раздавался какой-то шум. Не теряя времени, я высунула голову и ноги и, извиваясь и сбивая с тумбочек порножурналы, попыталась перевернуться. Так, теперь хоть что-то видно. Освобождая место, я слегка оттолкнула пару старых, покрытых пылью ботинок.
Потом положила голову на руки и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Мне ничего не оставалось, кроме как надеяться, что ни мою сумку, ни меня не обнаружат. И что я не чихну. Лучше бы мне было упасть в обморок от страха. Потом я услышала шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Струйка пота замешкалась на лбу, побежала к виску и соскользнула мне прямо в глаз.
Я никогда не отличалась ни исключительной гибкостью, ни ловкостью. Поэтому я выбрала вариант номер два. Я решила подставить голову под удар, потому что не могла залезть повыше, чтобы сперва опустить ноги. С минуту мысль о том, что чресла стоило бы опоясать мягким полотенцем, проползала вместе с моим туловищем по краю окна с выдранными стеклами. А потом я свалилась в крошечную ванную комнату. Падение было ужасным, но я перевела дух и мужественно промокнула кровь туалетной бумагой, которую потом смыла в унитаз, чтобы замести следы.
Порез запястья держателем рулона туалетной бумаги был печальным, но не смертельным событием. Однако сказать то же самое о своем настроении я не могла. Аккуратно вставляя стекла на прежнее место и вытирая следы от ржавчины на подоконнике, я ободряла себя только мыслью о том, что теперь смогу спокойно выйти через стеклянную дверь. Потом я прохромала в холл и огляделась.
Справа находились гостиная и кухонная зона, разделенные деревянной скамьей и диваном. Свет в основном проникал через застекленные двери. Но подальше, за телевизором, были еще два окна, расположенных очень низко — примерно в полуметре от земли. Форточки на них были открыты. По сторонам от входа располагались также два низких окна.
В комнате был кавардак. Мне пришлось осторожно пробираться через кучи мусора к двери, из которой я хотела вытащить ключ. Я подумала, что если все будет шито-крыто, я смогу приходить и уходить, когда только захочу. Можно сделать дубликат, а ключ положить на место или засунуть под коврик у дверей, после того как копия будет готова. Так что если Дэниел и обнаружит пропажу, то подумает, что сам обронил его где-нибудь, да и успокоится.
Предположения — опасная вещь. Пока я так стояла, радуясь своей находчивости и строя планы, послышался лязг, и уголком глаза я уловила какое-то движение. Не успев испугаться, я повернула голову и увидела в окне за теликом чьи-то бодро вышагивающие ноги. Кто-то вошел через боковую калитку. Я метнулась за кресло и пала ниц. Как раз напротив застекленной двери.
Сердце бухало так, как будто я бежала, а не лежала. До меня донесся женский голос. Новая подружка Дэниела? Она разговаривала с собакой, которая как будто ее узнала. Я встала на четвереньки, молясь, чтобы не высунулась задница, и прислушалась. Господи, а что, если у нее есть ключ? В горле встал комок. Сглотнув, я смахнула слезу — ведь по натуре я девушка совсем не храбрая.
Она, что-то приговаривая, ушла — мимо окна вновь прошагали ее хорошо натренированные ноги, а вслед за ними просеменили мохнатые лапы и проволочился противный хвост. Щелкнула калитка, и они исчезли. Я перевела дух — хорошо, что хоть не описалась.
Мои онемевшие ноги будто кололо иголками. Я, как кукла, растопырила их на полу и прислонилась спиной к стене. Надо было подвигаться, чтобы размять затекшие конечности. Но в тот момент я не могла делать ничего другого, кроме как сидеть и тихо ругаться. Потом, поерзав немного, я огляделась, пытаясь составить себе представление о Дэниеле. В доме преобладала яркая обстановка в стиле магазинов «Икея» и «Фридом». За телевизором, на буфете, стояла целая куча фотографий. Его мать была чем-то похожа на Ленина. Остальные родственники, казалось, страдали несварением желудка и запахом изо рта, так как все либо морщились, либо были сфотографированы в одиночестве. Плохо дело.
Кризис миновал. Я встала, решив покинуть гостиную. Дверь, ведущая из прихожей, и сам коридор-пристройка представляли собой витраж, что совсем не сочеталось с современной обстановкой гостиной. Мне эти романтические цветочные мотивы никогда не нравились — слишком старомодно. Напоминает бледно-розовое мыло с выдавленным орнаментом и тесьму на занавесках (как дома у моей золовки Денис).
Я протиснулась через дверь и расслабилась в полумраке замкнутого коридора. Все четыре двери были закрыты. Постепенно мои глаза привыкли к темноте. Я то и дело сжимала и разжимала кулаки, чтобы руки не дрожали — мне всегда было не по себе в гробовой тишине. Так и хотелось взорвать ее хитами бродвейских мюзиклов. Чтобы сдержать себя, я, открывая дверь первой комнаты, тихонько насвистывала. К середине песни «My Little Buttercup» стало ясно, что там светло — жалюзи были подняты больше, чем наполовину, и все было хорошо видно. Не то я попала в чулан, не то кому-то вообще все было до лампочки. Везде валялась одежда. Коробки с вином были початы и наполовину пусты. Огромный, темного дерева шифоньер, стоящий слева от окна, тоже был открыт, и из него вывалился целый ворох одежды. Женской. Либо «Ленин» давно умер, либо Элен начала перевозить сюда свои вещи, либо бывшая подружка Дэниела еще не совсем съехала. Я подняла розовый шарф — миленький. В комнате было еще пять ящиков с одеждой и столько же с вином. Все слегка подернулось пылью. Интересно, все эти вещи Элен были не нужны, или она просто не подозревала об их существовании?
К стоящему в углу старинному книжному шкафу тоже были придвинуты коробки. В середине располагалась застекленная книжная полка. Она была заперта. Я подошла и, отодвинув коробки, открыла две нижние дверки. Ничего, кроме столового сервиза, притом весьма некрасивого. Огромные распустившиеся розы, обвитые атласными красными лентами. Достаточно одного взгляда, чтобы потерять всякий аппетит. Однако ключа от стеклянных створок нигде не было видно.
Я посмотрела сквозь стекло. Тьма книжонок в бумажном переплете да пара толстых томов в обложках из искусственной кожи с надписью «Фотоальбом». Один из них был еще в полиэтиленовой упаковке. Где же ключ? Я придвинула коробки и еще раз осмотрела комнату. Ничего.
Закрыв дверь, я пошла обратно, пугливо насвистывая какой-то мотивчик. В других комнатах был не такой беспорядок. Справа располагалась спальня с огромной деревянной кроватью. Напротив — комната с тренажером, тоже покрытым пылью. В столовой, которая примыкала к спальне, в глаза бросался залитый вином ковер. На столе остались круги от стаканов. Подставок под стаканы здесь, видно, не водилось.
До меня вдруг дошло — чтобы не напороться на девушку, которая ушла гулять с собакой, нужно было просидеть здесь подольше. Зайдя в спальню, я еще раз осмотрела все вещи. Порножурналы под носками в третьем ящике тумбочки, стоящей около кровати. Трусы, кучей сваленные на кровати, и туфли в обувном ящике, рядом с шифоньеркой из «Икеи». В костюмах, висящих в платяном шкафу, ничего не было. Ничего не было и в карманах джинсов и спортивных штанов. Два кожаных пиджака — коричневый, от брючной пары, и удлиненный, из черной замши — казались давно ненадеванными. В карманах пусто, а я-то надеялась найти хотя бы записки с номерами телефонов…
А ведь Элен платила немало — пару тысяч. Значит, рассчитывала, что я что-то найду — то, что самой ей видеть не хотелось. Как известно, кто дерьмо ищет, тот его всегда найдет. Я как раз и была таким сборщиком дерьма. Надеюсь только, что не в том смысле, как люди, которые выгуливают собак. Эти размышления прервал звук закрывающихся ворот, визгливый голос и гавканье. Потом все стихло.
Выглянув из-за занавески, я увидела удаляющуюся уверенной походкой девушку. Ее крепкая попка так и виляла туда-сюда. Скоро она вышла на улицу и скрылась за домом Пенни. Я проверила по часам — прошло только двадцать минут. Интересно, знал ли Дэниел, что с его собакой гуляет такая лентяйка и что он платит ей за практически несуществующие услуги. Что ж, по крайней мере, путь к отступлению был открыт. Оставалось только избежать пристальных взглядов мамочки Пенни — уж слишком затянулась моя «оценка недвижимости».
Я еще раз осмотрелась. Так, а где бы я сама спрятала вещи новой подружки? Я проверила под каждым свитером в шкафу, ощупала все майки, выдвинула ящики, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь сбоку или сзади. Вдруг этот парень — подозрительный и скрытный невротик? Вот! В одном ящике что-то прощупывалось, но, возможно, это был подарок от «Ленина».
Я осторожно приподняла джемперы и вытащила какие-то бумаги. Это были распечатки е-мейлов и пара помятых писем. Мое сердце заколотилось, кожа покрылась липким потом. Я знала, что такое измена. Знала, что многие мужчины просто не способны сказать «нет» и им абсолютно все равно, с кем спать.
У юности гораздо больше власти над нами, чем мы думаем. Каждый полученный в эти годы отказ, каждое некрасивое отражение в зеркале отзываются во взрослом человеке отчаянной жаждой нравиться. Наверное, Дэниел — именно такой, так и не выросший подросток. Сложив джемперы назад в ящик, я села на пол около кровати и начала читать.
— Сообщение —
От: Вардиа Саланс < VardiaSalance@southern.com.au >
Послано:Среда, 6 декабря 2002, 11 часов 46 минут
Кому:< DanielGlass@southern.com.au >
Тема:Среда
Дорогой Дэниел!
Конечно, среда — прекрасный день для собрания. А я почему-то подумала, что ты хотел во вторник. Как насчет угощения? Думаешь, фирма «Вендел» его организует?
Про тот случай в Мельбурне — Дик просто нес всякую фигню. Всем до лампочки, и ты не бери в голову. Кстати, как насчет того, чтобы спросить у Фелисити, будет ли рождественская вечеринка в этом году? Я надеюсь поучаствовать в караоке.
ВС
Вардиа Саланс
Отдел по связям с общественностью
Южные мобильные телефоны
«Мы — на вашей волне»
Я прочла письмо два раза. Не то. Если только Дэниел не возбудился при мысли спеть с Вардией под караоке дуэтом. Переписывался он только с ней. Все письма были про работу. Я со скукой читала, как на рабочем совещании случилась катастрофа с напитками. Поначалу я решила, что все менеджеры чем-то отравились, но потом поняла, что она имела в виду: кто-то пролил кофе на отчет начальника. Если бы она только видела столовую Дэниела! А может, он у них слыл задирой, и Вардиа старалась быть милой и побольше шутить? В любом случае, чтение их переписки вызвало у меня скуку даже большую, чем мысли о занятиях спортом. Да и задницу я отсидела. На кой черт он все это распечатывал и хранил?
Я еще раз взглянула на письма, но что-то подсказало мне, что прошло уже достаточно много времени. Теперь у меня был ключ, и я могла легко выйти. Я аккуратно убрала письма и почистила костюм, чтобы никто не заметил, что мне пришлось лезть в окно. Все шло хорошо. До тех пор, пока я не услышала, как кто-то повернул ключ в замке и вошел в холл.
Я так и застыла. Обливаясь холодным потом, я лихорадочно вспоминала, не оставила ли я следов в гостиной? Сумка! Сумка все еще была там, за креслом. Мне стало нехорошо. Я судорожно сглотнула и опустилась на четвереньки.
Не обращая внимания на пыль и валявшуюся на полу упаковку от презервативов, я тихонько заползла под кровать. К сожалению, она была невысокой. Проклиная шоколадный мусс, я старалась не пыхтеть, протискивалась все дальше. Было ясно, что уборщица Дэниела себя особенно не утруждала. Поднятая пыль окутала меня плотным туманом. Сдерживая дыхание, я уперлась задом в раму, поддерживающую матрац. И поняла, что надо было лезть другим боком. Потому что все, что я могла видеть в таком положении, был… пыльный плинтус.
Я прислушалась. В гостиной раздавался какой-то шум. Не теряя времени, я высунула голову и ноги и, извиваясь и сбивая с тумбочек порножурналы, попыталась перевернуться. Так, теперь хоть что-то видно. Освобождая место, я слегка оттолкнула пару старых, покрытых пылью ботинок.
Потом положила голову на руки и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Мне ничего не оставалось, кроме как надеяться, что ни мою сумку, ни меня не обнаружат. И что я не чихну. Лучше бы мне было упасть в обморок от страха. Потом я услышала шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Струйка пота замешкалась на лбу, побежала к виску и соскользнула мне прямо в глаз.
Судя по тяжелой поступи, это должен был быть мужчина. Но оказалось — какая-то женщина в теннисных кроссовках и старых облезлых джинсах. Она подошла к тумбочке, которая ломилась от порно, выдвинула ящик и что-то достала. И не вздрогнула, как я, увидев лежащий наверху журнал про толстяков «Фуд файт фанниез». У меня мелькнула догадка, что она уже бывала здесь. На Элен вроде не похожа — ноги маловаты, да и не представляла я себе ее в кроссовках. Может, это лентяйка-уборщица?
Она упала на кровать. Послышались отрывистые звуки, похожие на утробное хрюканье. Чем она там занималась? Неужели?.. Я с тоской глянула на часы. А ведь почти четыре.
Я застряла в доме дольше, чем планировала. К тому же я замешкалась после слезливых признаний Заре. Пора отсюда выруливать. Мисс Кроссовкинг, как я ее окрестила, тем временем неслабо оттягивались и заканчивать не собирались. Это означало, что мне нужно сматываться, и побыстрей.
Прихватив ремешок часов зубами, я поддела языком его кончик и неслышно расстегнула. Теперь мне нужно было что-нибудь мягкое. Поискав глазами, я вытянула пыльный носок из отпихнутого мной ботинка. Задержав дыхание, чтобы не чихнуть, как в мультике, я положила часы в носок, закрутила конец, а потом вывернула оставшуюся часть носка и еще раз обернула их. Вздохи и стоны раздавались слева от меня. Так что я осторожно, мало-помалу протиснулась в правую сторону кровати, как можно ближе к двери. И слегка замахнулась.
Я левша, и мой удар силен. Я сжала поплотнее узелок с часами в левой руке, раскачала его вдоль плинтусов для скорости и бросила, что есть силы. Почти бесшумно он пролетел в дверь спальни и вылетел в коридор.
Я чуть не присвистнула, когда носок с грузом, пролетев дальше, в открытую дверь комнаты с тренажером, мягко срикошетил, отскочил к окну и приземлился возле ножки тренажера.
Я лежала слишком близко к краю, поэтому не осмеливалась даже пальцем пошевелить, холодея от каждого звука. Я услышала, как она вздохнула, положила что-то в ящик и закрыла его. И вдруг из соседней комнаты раздалось веселое «би-бип». Мои часы! Я и сама испугалась, а уж тетка завопила, как девчонка, прикрыв, наверное, рот руками.
Она осторожно обошла вокруг кровати. Моя рука была всего в нескольких сантиметрах от ее ног, когда она выходила из комнаты. Я быстренько извернулась и отодвинулась. Теперь мои ноги были напротив плинтуса.
Судя по ее реакции, носок с запихнутыми в него часами — это совершенно обычная вещь в тренажерной комнате. Потому что она только нервно засмеялась, когда его развернула, и вышла.
Я услышала, как хлопнула входная дверь, и вздохнула с огромным облегчением. От того, что я так долго сдерживала дыхание и наглоталась пыли, на меня напал чох. Чихнув пару раз, я с ужасом подумала: «А что, если она все еще на веранде?» Но все было тихо, и через несколько минут я поняла, что можно идти смело.
Однако сначала надо было как-то выползти и привести в порядок свой пыльный и мятый костюм. А потом ухитриться проскользнуть через заднюю дверь, мимо мамочки Пенни. Дэниел всегда возвращался домой в 5.25.
Перебирая конечностями, я начала извиваться, как ящерица. Как бы не свернуть себе шею. Выбравшись наконец из-под кровати, я выдвинула ящик тумбочки. Стараясь ничего не трогать, я осторожно приподняла «Фуд файт фанниез» и увидела вибратор. На нем налипло несколько довольно скользких на вид волосков. Я понятия не имела, были ли они тут раньше. Но все равно — фу!
Подняв по дороге часы, я тихонько пошла дальше по коридору. В гостиной никого не было, даже собаки. Сумка лежала там, где я ее и оставила, в целости и сохранности, не замеченная. Я вышла наружу. Собака, свернувшись калачиком, лежала в корзине, сплетенной из тростника. Она спала, так что некому было меня проводить.
Когда я вставила ключ в замок и подняла нижнюю защелку двери, меня осенило, что можно ее зафиксировать в открытом виде — вдруг надо будет опять вернуться. Мне совсем не хотелось повторять трюк с падением на пол ванной. Поэтому я сунула в рот жевательную резинку и пожевала. Потом залепила жвачкой головку защелки изнутри и отошла полюбоваться. Если он заметит, что защелка не опустилась, то заметит сразу, но если прохлопает ушами, то я всегда смогу легко вернуться.
С чувством собственного достоинства я вышла, тихонько прикрыла дверь и прокралась к калитке. Минут через пять я была уже в машине. На улице никого не было, только «фольксваген-жук» так и стоял на своем месте. Наверное, хозяева не могли себе позволить на нем ездить — ну, максимум могли сгонять в ближайший магазинчик за едой, чтоб никто не видел. Я вспомнила, как сама долго не могла заплатить за регистрацию автомобиля, хотя он у меня был. Пять веселых лет в аделаидском университете… Правда, на велосипеде весело было ездить только в хорошую погоду. К тому же мне не нравилось, когда меня дразнили Кэссиди Бутч (а бутч — это лесбиянка-мужик, если кто не знает), когда я приезжала домой вся промокшая, с расплывшимися в дешевом рюкзаке когда-то аккуратными конспектами.
Почувствовав себя в своей машине в полной безопасности, я с облегчением вздохнула и отхлебнула воды из бутылки, которую держала в бардачке. Я была как выжатый лимон. Остановившись у первого попавшегося паба, я вошла, подыскала местечко, заказала пиво и выпила его залпом. Потом прокрутила в голове все увиденное и пришла к выводу, что, несмотря на невинное содержание писем, нужно было прочитать каждое из них. Вдруг там крылась разгадка, зачем он их хранил. И еще пошарить в прикроватной тумбочке — я вспомнила, что мисс Кроссовкинг там что-то искала.
Я заказала еще пива, на этот раз светлого, и, потягивая его, стала наблюдать за парнями, которые играли в бильярд. Они ужасно рисовались, и, глядя на них, я постепенно пришла в норму. Один как будто косился на меня, и я уже было подумала, что он собирается подвалить. Но он прошел мимо и скрылся в туалете, оставив дружков без четвертого игрока. Похоже, игра откладывалась, так что я взяла свое пиво и перешла в кабинку. Оттуда хорошо просматривалась автостоянка. Я осмотрела запястье. Ничего, могло быть хуже. Ноющая боль отдавала в предплечье, но порез был неглубокий, и кровь уже подсохла.
Я достала сигареты и не спеша затянулась. Проходя в туалет мимо бармена, помахала ему ручкой и чуть не столкнулась с парнем из бильярдной команды. Он висел на телефоне. Где я его видела раньше? Только его мне сейчас не хватало — после всех-то шпионских приключений. Так что я вздохнула с облегчением, видя, что он не собирается подходить. С собаками, наверное, я и то лучше управляюсь, чем с мужчинами.
Слава тебе господи, завтра я не работаю. Я предвкушала, как завалюсь на свой диванчик с увесистым тостом и красным вином. Хорошая еда благотворно влияла на мои нервы. Так что в автомобиль я вернулась с легким сердцем.
Где-то на середине пути я глянула в зеркало заднего вида и заметила догонявшую меня машину. Я включила поворотник, чтобы перестроиться на другую полосу — вдруг это какой-нибудь идиот, который считает ниже своего достоинства ездить с разрешенной скоростью. Но тут он в меня врезался, да так, что я чуть не вмазалась в ветровое стекло. Хорошо, что ремни безопасности были пристегнуты. Вцепившись в руль, я старалась удержать несущуюся через две полосы движения к обочине машину. В ушах гудело от возмущенных сигналов других водителей.
Слишком поздно. Передо мной выросла темная стена деревьев и каких-то кустов. Наконец мне удалось окончательно затормозить, и меня снова подбросило — я на что-то наехала. Меня опять спасли ремни. Я еще раз жахнула по тормозам. Наступила полнейшая тишина. Слышно было только, как на пару пыхтели и задыхались я и мотор моей машины. По ветровому стеклу шуршали и скребли ветки дерева. Я отстегнула ремни и откинулась назад, пытаясь прийти в себя.
Удостоверившись, что руки-ноги целы, я покрутила шеей. Нормально, но ощущение такое, как после спортивного массажа. Все ныло. Тело окаменело и стало как будто не мое. Я закрылась в машине. Тишина настораживала, поскольку я вспомнила ту машину, что гналась за мной. Засунув руку в сумку, валявшуюся на заднем сиденье, я достала отвертку.
Ее я носила с тех пор, как однажды ночью несколько отморозков окружили меня на улице и начали требовать наличные. Тогда я удрала. На мое счастье это случилось около ливанского кондитерского магазинчика, и я заскочила туда. Схватив металлический держатель салфеток, я замахнулась и угрозами отпугнула ворвавшихся следом за мной хулиганов. Это, конечно, был блеф, но действенный. К тому же меня поддержал менеджер. Но рассчитывать на подобную удачу каждый раз было глупо. Так что с тех пор я всегда ношу отвертку, на всякий случай. Открыв дверцу машины, я сжала инструмент в руках, как кинжал.
Потом, все еще шатаясь, я вышла, споткнулась, зацепившись за ветку, потом поскользнулась на куче мокрого мусора и полетела вверх тормашками в какие-то щепки. И тут на меня упала страшная тень, и я чуть не оглохла от ужасного грохота. Завизжав от ужаса, я начала наносить удары вслепую, пока не поняла, что молочу воздух и что ноги мои запутались в каких-то веревках и цепях. Замерев, я услышала только свое хриплое дыхание. Оказалось, что так ужасно грохотала автострада позади меня. А напавшей на меня страшной тенью оказались качели.
Я распутала ноги и села, осторожно прислушиваясь. Я была на детской площадке. Между мной и дорогой располагалось квадратное спортивное поле. И никакие психи вроде бы за мной не гнались, ни на машине, ни на своих двоих. Никто не спешил и к съехавшей машине, слышался только шум большого города.
Я подкралась к своей машине и, не поднимая головы, влезла в нее. Мышцы отзывались болью на малейшее движение. Я обследовала машину. Вроде бы ничего не пострадало, кроме кустов, в которые я нечаянно въехала — будто разогнавшийся роллер шмякнулся в гору подушек. Бампер был помят, но не разбит.
Упав в кресло водителя, я решила поскорее слинять с места происшествия, пока никто не явился требовать с меня какой-нибудь ущерб. И, обхватив одной рукой спинку соседнего кресла, тут же дала задний ход, задевая капотом за ветки и кусты и пробивая себе дорогу через игровую площадку. Медленно продираясь сквозь эти заросли, я переехала через бордюр и вырулила на свободную полосу, потом развернулась и, как только появился просвет, влилась в поток машин.
Я включила радио и поехала медленно-медленно, стараясь вести машину плавно, как будто рядом со мной на соседнем сиденье стоял аквариум с рыбками. Минут через десять я припарковалась на свободном месте у своего дома. Как бы мне хотелось, чтобы у нас был крытый гараж! На улице стемнело, и я — уже второй раз за этот день — по-настоящему боялась.
После аварии я целый день провела в постели. У меня ужасно болела голова, и ныли все мышцы. Звякнув на работу, я сказала, что заболела, а потом занялась тем, что, тихо бранясь, разбиралась с Джоком. Этот мерзавец, пощебетав, накакал мне на волосы и, целуя, так клюнул в прыщик на подбородке, что пошла кровь.
Я позвонила Элен и договорилась встретиться, чтобы доложить о том, что узнала, потом закусила шоколадом. После мы с Джоком играли в русскую рулетку с пультом телевизора (у попугая обнаружился отвратительный вкус в выборе телепередач).
А на следующее утро я проснулась и все поняла. Тот, кто спровадил меня ползать на четвереньках по детской площадке, мог быть только Амандин Тони! Больше мне никто на ум не приходил.
Дело было не только в том, что Тони — единственный, кто имел на меня зуб, но и в том, что Тони водил грузовик, а вчера ночью именно высокие, как у грузовика, фары, ослепили меня. Наводил на размышление и тот бильярдист. Вполне возможно, что он не стал заговаривать со мной именно потому, что узнал. Ну почему, почему я не рассмотрела его как следует? Может быть, он тоже был тогда в том пролетарском пабе.
У меня не было врагов. По крайней мере, таких, кто способен на серьезные злодейства. Большинство парней, которым я не нравилась, были обыкновенные идиоты, съехавшие на наркоте. Да и то у них был только один повод не любить меня — я заставляла их мыть посуду. Судя по Нилу, они должны были меня забыть в тот же момент, как я от них съехала. Большинство из них давно потеряли мозги вместе с ключами от машины — если выкурить кучу наркоты, так обычно и происходит. Кроме того, у меня было такое чувство, что меня сбили с дороги неспроста.
В тот вечер я опять работала в одну смену с Амандой, поэтому заранее приготовилась к сражению. Когда она, где-то через три часа после начала смены, явилась и сразу направилась в комнату для персонала, я пошла за ней. Я была такая злая, что мне было до фени, как отреагирует босс. Аманда же так увлеклась разогреванием своей лапши, что не слышала, как щелкнул замок. Но когда она обернулась и увидела меня со скрещенными руками и разъяренным лицом, то отскочила и треснулась о шкафчик с приправами.
— Кэсс, ты чего? — пропищала она, поставив трясущимися руками лапшу на стол перед собой. — Может, лапши хочешь?
— С чего это ты сегодня предлагаешь мне свою занюханную лапшу, если раньше тебе это и в голову не приходило? — спросила я, отпихнув стул и наступая на нее. По замыслу я должна была грозно нависнуть над Амандой, но мои новые кожаные сапоги жали до смерти, так что пришлось сесть. — А может, тебе еще есть, чем со мной поделиться?
Она упала на кровать. Послышались отрывистые звуки, похожие на утробное хрюканье. Чем она там занималась? Неужели?.. Я с тоской глянула на часы. А ведь почти четыре.
Я застряла в доме дольше, чем планировала. К тому же я замешкалась после слезливых признаний Заре. Пора отсюда выруливать. Мисс Кроссовкинг, как я ее окрестила, тем временем неслабо оттягивались и заканчивать не собирались. Это означало, что мне нужно сматываться, и побыстрей.
Прихватив ремешок часов зубами, я поддела языком его кончик и неслышно расстегнула. Теперь мне нужно было что-нибудь мягкое. Поискав глазами, я вытянула пыльный носок из отпихнутого мной ботинка. Задержав дыхание, чтобы не чихнуть, как в мультике, я положила часы в носок, закрутила конец, а потом вывернула оставшуюся часть носка и еще раз обернула их. Вздохи и стоны раздавались слева от меня. Так что я осторожно, мало-помалу протиснулась в правую сторону кровати, как можно ближе к двери. И слегка замахнулась.
Я левша, и мой удар силен. Я сжала поплотнее узелок с часами в левой руке, раскачала его вдоль плинтусов для скорости и бросила, что есть силы. Почти бесшумно он пролетел в дверь спальни и вылетел в коридор.
Я чуть не присвистнула, когда носок с грузом, пролетев дальше, в открытую дверь комнаты с тренажером, мягко срикошетил, отскочил к окну и приземлился возле ножки тренажера.
Я лежала слишком близко к краю, поэтому не осмеливалась даже пальцем пошевелить, холодея от каждого звука. Я услышала, как она вздохнула, положила что-то в ящик и закрыла его. И вдруг из соседней комнаты раздалось веселое «би-бип». Мои часы! Я и сама испугалась, а уж тетка завопила, как девчонка, прикрыв, наверное, рот руками.
Она осторожно обошла вокруг кровати. Моя рука была всего в нескольких сантиметрах от ее ног, когда она выходила из комнаты. Я быстренько извернулась и отодвинулась. Теперь мои ноги были напротив плинтуса.
Судя по ее реакции, носок с запихнутыми в него часами — это совершенно обычная вещь в тренажерной комнате. Потому что она только нервно засмеялась, когда его развернула, и вышла.
Я услышала, как хлопнула входная дверь, и вздохнула с огромным облегчением. От того, что я так долго сдерживала дыхание и наглоталась пыли, на меня напал чох. Чихнув пару раз, я с ужасом подумала: «А что, если она все еще на веранде?» Но все было тихо, и через несколько минут я поняла, что можно идти смело.
Однако сначала надо было как-то выползти и привести в порядок свой пыльный и мятый костюм. А потом ухитриться проскользнуть через заднюю дверь, мимо мамочки Пенни. Дэниел всегда возвращался домой в 5.25.
Перебирая конечностями, я начала извиваться, как ящерица. Как бы не свернуть себе шею. Выбравшись наконец из-под кровати, я выдвинула ящик тумбочки. Стараясь ничего не трогать, я осторожно приподняла «Фуд файт фанниез» и увидела вибратор. На нем налипло несколько довольно скользких на вид волосков. Я понятия не имела, были ли они тут раньше. Но все равно — фу!
Подняв по дороге часы, я тихонько пошла дальше по коридору. В гостиной никого не было, даже собаки. Сумка лежала там, где я ее и оставила, в целости и сохранности, не замеченная. Я вышла наружу. Собака, свернувшись калачиком, лежала в корзине, сплетенной из тростника. Она спала, так что некому было меня проводить.
Когда я вставила ключ в замок и подняла нижнюю защелку двери, меня осенило, что можно ее зафиксировать в открытом виде — вдруг надо будет опять вернуться. Мне совсем не хотелось повторять трюк с падением на пол ванной. Поэтому я сунула в рот жевательную резинку и пожевала. Потом залепила жвачкой головку защелки изнутри и отошла полюбоваться. Если он заметит, что защелка не опустилась, то заметит сразу, но если прохлопает ушами, то я всегда смогу легко вернуться.
С чувством собственного достоинства я вышла, тихонько прикрыла дверь и прокралась к калитке. Минут через пять я была уже в машине. На улице никого не было, только «фольксваген-жук» так и стоял на своем месте. Наверное, хозяева не могли себе позволить на нем ездить — ну, максимум могли сгонять в ближайший магазинчик за едой, чтоб никто не видел. Я вспомнила, как сама долго не могла заплатить за регистрацию автомобиля, хотя он у меня был. Пять веселых лет в аделаидском университете… Правда, на велосипеде весело было ездить только в хорошую погоду. К тому же мне не нравилось, когда меня дразнили Кэссиди Бутч (а бутч — это лесбиянка-мужик, если кто не знает), когда я приезжала домой вся промокшая, с расплывшимися в дешевом рюкзаке когда-то аккуратными конспектами.
Почувствовав себя в своей машине в полной безопасности, я с облегчением вздохнула и отхлебнула воды из бутылки, которую держала в бардачке. Я была как выжатый лимон. Остановившись у первого попавшегося паба, я вошла, подыскала местечко, заказала пиво и выпила его залпом. Потом прокрутила в голове все увиденное и пришла к выводу, что, несмотря на невинное содержание писем, нужно было прочитать каждое из них. Вдруг там крылась разгадка, зачем он их хранил. И еще пошарить в прикроватной тумбочке — я вспомнила, что мисс Кроссовкинг там что-то искала.
Я заказала еще пива, на этот раз светлого, и, потягивая его, стала наблюдать за парнями, которые играли в бильярд. Они ужасно рисовались, и, глядя на них, я постепенно пришла в норму. Один как будто косился на меня, и я уже было подумала, что он собирается подвалить. Но он прошел мимо и скрылся в туалете, оставив дружков без четвертого игрока. Похоже, игра откладывалась, так что я взяла свое пиво и перешла в кабинку. Оттуда хорошо просматривалась автостоянка. Я осмотрела запястье. Ничего, могло быть хуже. Ноющая боль отдавала в предплечье, но порез был неглубокий, и кровь уже подсохла.
Я достала сигареты и не спеша затянулась. Проходя в туалет мимо бармена, помахала ему ручкой и чуть не столкнулась с парнем из бильярдной команды. Он висел на телефоне. Где я его видела раньше? Только его мне сейчас не хватало — после всех-то шпионских приключений. Так что я вздохнула с облегчением, видя, что он не собирается подходить. С собаками, наверное, я и то лучше управляюсь, чем с мужчинами.
Слава тебе господи, завтра я не работаю. Я предвкушала, как завалюсь на свой диванчик с увесистым тостом и красным вином. Хорошая еда благотворно влияла на мои нервы. Так что в автомобиль я вернулась с легким сердцем.
Где-то на середине пути я глянула в зеркало заднего вида и заметила догонявшую меня машину. Я включила поворотник, чтобы перестроиться на другую полосу — вдруг это какой-нибудь идиот, который считает ниже своего достоинства ездить с разрешенной скоростью. Но тут он в меня врезался, да так, что я чуть не вмазалась в ветровое стекло. Хорошо, что ремни безопасности были пристегнуты. Вцепившись в руль, я старалась удержать несущуюся через две полосы движения к обочине машину. В ушах гудело от возмущенных сигналов других водителей.
Слишком поздно. Передо мной выросла темная стена деревьев и каких-то кустов. Наконец мне удалось окончательно затормозить, и меня снова подбросило — я на что-то наехала. Меня опять спасли ремни. Я еще раз жахнула по тормозам. Наступила полнейшая тишина. Слышно было только, как на пару пыхтели и задыхались я и мотор моей машины. По ветровому стеклу шуршали и скребли ветки дерева. Я отстегнула ремни и откинулась назад, пытаясь прийти в себя.
Удостоверившись, что руки-ноги целы, я покрутила шеей. Нормально, но ощущение такое, как после спортивного массажа. Все ныло. Тело окаменело и стало как будто не мое. Я закрылась в машине. Тишина настораживала, поскольку я вспомнила ту машину, что гналась за мной. Засунув руку в сумку, валявшуюся на заднем сиденье, я достала отвертку.
Ее я носила с тех пор, как однажды ночью несколько отморозков окружили меня на улице и начали требовать наличные. Тогда я удрала. На мое счастье это случилось около ливанского кондитерского магазинчика, и я заскочила туда. Схватив металлический держатель салфеток, я замахнулась и угрозами отпугнула ворвавшихся следом за мной хулиганов. Это, конечно, был блеф, но действенный. К тому же меня поддержал менеджер. Но рассчитывать на подобную удачу каждый раз было глупо. Так что с тех пор я всегда ношу отвертку, на всякий случай. Открыв дверцу машины, я сжала инструмент в руках, как кинжал.
Потом, все еще шатаясь, я вышла, споткнулась, зацепившись за ветку, потом поскользнулась на куче мокрого мусора и полетела вверх тормашками в какие-то щепки. И тут на меня упала страшная тень, и я чуть не оглохла от ужасного грохота. Завизжав от ужаса, я начала наносить удары вслепую, пока не поняла, что молочу воздух и что ноги мои запутались в каких-то веревках и цепях. Замерев, я услышала только свое хриплое дыхание. Оказалось, что так ужасно грохотала автострада позади меня. А напавшей на меня страшной тенью оказались качели.
Я распутала ноги и села, осторожно прислушиваясь. Я была на детской площадке. Между мной и дорогой располагалось квадратное спортивное поле. И никакие психи вроде бы за мной не гнались, ни на машине, ни на своих двоих. Никто не спешил и к съехавшей машине, слышался только шум большого города.
Я подкралась к своей машине и, не поднимая головы, влезла в нее. Мышцы отзывались болью на малейшее движение. Я обследовала машину. Вроде бы ничего не пострадало, кроме кустов, в которые я нечаянно въехала — будто разогнавшийся роллер шмякнулся в гору подушек. Бампер был помят, но не разбит.
Упав в кресло водителя, я решила поскорее слинять с места происшествия, пока никто не явился требовать с меня какой-нибудь ущерб. И, обхватив одной рукой спинку соседнего кресла, тут же дала задний ход, задевая капотом за ветки и кусты и пробивая себе дорогу через игровую площадку. Медленно продираясь сквозь эти заросли, я переехала через бордюр и вырулила на свободную полосу, потом развернулась и, как только появился просвет, влилась в поток машин.
Я включила радио и поехала медленно-медленно, стараясь вести машину плавно, как будто рядом со мной на соседнем сиденье стоял аквариум с рыбками. Минут через десять я припарковалась на свободном месте у своего дома. Как бы мне хотелось, чтобы у нас был крытый гараж! На улице стемнело, и я — уже второй раз за этот день — по-настоящему боялась.
После аварии я целый день провела в постели. У меня ужасно болела голова, и ныли все мышцы. Звякнув на работу, я сказала, что заболела, а потом занялась тем, что, тихо бранясь, разбиралась с Джоком. Этот мерзавец, пощебетав, накакал мне на волосы и, целуя, так клюнул в прыщик на подбородке, что пошла кровь.
Я позвонила Элен и договорилась встретиться, чтобы доложить о том, что узнала, потом закусила шоколадом. После мы с Джоком играли в русскую рулетку с пультом телевизора (у попугая обнаружился отвратительный вкус в выборе телепередач).
А на следующее утро я проснулась и все поняла. Тот, кто спровадил меня ползать на четвереньках по детской площадке, мог быть только Амандин Тони! Больше мне никто на ум не приходил.
Дело было не только в том, что Тони — единственный, кто имел на меня зуб, но и в том, что Тони водил грузовик, а вчера ночью именно высокие, как у грузовика, фары, ослепили меня. Наводил на размышление и тот бильярдист. Вполне возможно, что он не стал заговаривать со мной именно потому, что узнал. Ну почему, почему я не рассмотрела его как следует? Может быть, он тоже был тогда в том пролетарском пабе.
У меня не было врагов. По крайней мере, таких, кто способен на серьезные злодейства. Большинство парней, которым я не нравилась, были обыкновенные идиоты, съехавшие на наркоте. Да и то у них был только один повод не любить меня — я заставляла их мыть посуду. Судя по Нилу, они должны были меня забыть в тот же момент, как я от них съехала. Большинство из них давно потеряли мозги вместе с ключами от машины — если выкурить кучу наркоты, так обычно и происходит. Кроме того, у меня было такое чувство, что меня сбили с дороги неспроста.
В тот вечер я опять работала в одну смену с Амандой, поэтому заранее приготовилась к сражению. Когда она, где-то через три часа после начала смены, явилась и сразу направилась в комнату для персонала, я пошла за ней. Я была такая злая, что мне было до фени, как отреагирует босс. Аманда же так увлеклась разогреванием своей лапши, что не слышала, как щелкнул замок. Но когда она обернулась и увидела меня со скрещенными руками и разъяренным лицом, то отскочила и треснулась о шкафчик с приправами.
— Кэсс, ты чего? — пропищала она, поставив трясущимися руками лапшу на стол перед собой. — Может, лапши хочешь?
— С чего это ты сегодня предлагаешь мне свою занюханную лапшу, если раньше тебе это и в голову не приходило? — спросила я, отпихнув стул и наступая на нее. По замыслу я должна была грозно нависнуть над Амандой, но мои новые кожаные сапоги жали до смерти, так что пришлось сесть. — А может, тебе еще есть, чем со мной поделиться?