Страница:
— Не-ет.
Обычно вранье у меня прокатывает гладко, но тут под его взглядом я заколебалась.
— Настоящая театральная группа, я спрашиваю?
— Очень даже настоящая, — сказала я, хотя ни фига не знала о театре, — мы ставим, м-м-м, пьесу Джорджа Фейма.
— Значит, Фейм. С газовым баллончиком. А ты кого играешь?
Я подвинулась к окну:
— Мы роли еще не распределяли.
— Тогда о реквизите тоже пока не будем?
— Да, лучше не будем.
В комнату влетел Джок, пронзительно пискнул и сунул голову под крыло. Я была искренне разочарована, что Джок не клюнул Сэма в щеку. Может, попробовать его натаскать?
— Это Джок.
— Привет, Джок, — сказал Сэм и пододвинулся поближе к попугаю.
— Я бы на твоем месте его не трогала, — предупредила я, страстно желая, чтобы Джок проявил свой мерзкий характер. — Он дикий, руку в момент откусит.
Мы оба посмотрели на Джока, и я просто взбеленилась, увидев, как он изображает из себя хорошенького и совершенно безвредного попугайчика. Куда делось его пагубное пристрастие к шоу Джерри Спрингера? Неужели насилие все-таки не было его второй натурой?
Сэм повернулся ко мне:
— Что у тебя на уме, Кэссиди Блэр?
— Какая честь! Кэссиди Блэр!
— Что тебя так тянет к дому номер семнадцать на Риверсайд-авеню?
Так, спокойно. Я плюхнулась на диванную подушку и тут же поняла, что лопухнулась. Когда я сидела, то была на несколько футов ниже Сэма. И это была не только психологическая проблема. Его мужское достоинство оказалось как раз на уровне моих глаз.
Он немного походил и уселся в кресло рядом со мной, положив ноги на кофейный столик. Я вздрогнула, когда его сверкающие черные туфли легли на стопку журналов «Вог», под которыми были спрятаны номера «Зе фейс», сохранившиеся с того времени, когда я думала, что клетчатая мини-юбка и драные чулки — самое то. Мне нравилось, пролистывая их, вспоминать старые добрые времена, когда умение зарабатывать на жизнь не казалось столь же важным, как умение правильно шнуровать ботинки «Док Мартенс». Тем временем ноги Сэма закрыли улыбающееся лицо модели Эль Макферсон.
— Я знаю, ты там была, — сказал он.
Я переключила внимание с его туфель на его лицо.
— Ты что, следил за мной?
— Ага.
— И что, арестуешь меня? Или ограничишься тем, что истопчешь все мои журналы, чтобы у меня начался невроз и булимия?
Он глянул на свои туфли и поспешно сел, аккуратно подобрав ноги. На полу валялась бутылка из-под пива и обертка от батончика «Марс». Господи, ну что я за свинья? Прямо как Гомер Симпсон из мультика.
— Что читаешь? — Он наклонился, чтобы посмотреть название. — Это «Вог»?
— Да! Что в этом плохого?
— Просто я не думал, что ты похожа на девушку, которая читает такие журналы.
— Я похожа на девушку, которая читает «Вог». Весьма. На самом деле я только один раз подписалась, потому что они обещали три коробки шоколада первым двум сотням подписчиков. Но я всегда мечтала стать девушкой с обложки «Вог».
Я оглядела свою экипировку. Да… Мечтать не вредно.
— Итак, что ты делала на Риверсайд-авеню? — Сэм взял журнал и начал его рассеянно листать.
— Ничего. Ходила к другу.
— Дэниелу Глассу?
— Может быть.
— Значит, к Глассу. — Он помолчал и добавил: — А ведь он живет один.
— Да, один. Я выгуливаю его собаку.
— У него уже есть, кому ее выгуливать. Бойкая девушка по имени Джуди.
Вот гад!
— Молодец, навел справки. Но вообще-то, тебе пора, мне нужно работать.
— Для «Мира DVD»?
— Да, люблю, знаешь ли, просматривать дома музыкальные каталоги, и все такое.
Я подошла к столу и запихнула компромат о посещении дома Дэниела в ящик. Потом повернулась и задвинула ящик задницей, поймав при этом взгляд Сэма. Мне показалось, что лед в наших отношениях растаял. Но это было только одно мгновение, а потом между нами опять выросла глухая стена.
— Я должен сообщить об этом.
Боже мой! Ни в жизнь больше не открою дверь, не посмотрев в глазок.
— Почему?
— Это моя работа.
— И что же это за работа, если не секрет?
— Я детектив.
Я так и обомлела:
— Но почему ты следишь за мной? В этом городе наверняка найдется что-нибудь посерьезнее, чем мои мелкие делишки.
— Конечно, но доложить все равно придется.
Я сложила руки в жесте подчинения и пошла на кухню.
— Хочешь чаю? Кофе? Воды?
— Кофе был бы кстати, — сказал Сэм, барабаня пальцами по подлокотнику. Может быть, он тоже нервничал, но из-за чего?
— Хорошо. У меня даже печенье есть.
Я принесла пачку печенья и кинула ему на колени. Красивые колени.
— Итак, рассказывай, почему ты следишь за мной.
— Ты приходила к Нилу. Думаю, неспроста.
— Ты ошибаешься. То, что я навестила Нила, не имеет ничего общего с тем, чем я теперь занимаюсь, — сказала я, в очередной раз покривив душой. (Хотя это и была ложь, но не то, о чем подозревал Сэм.) — Я не торгую наркотиками.
— И все-таки, что же ты замышляешь? — спросил он, уминая печенье и все еще притворяясь, что читает журнал.
Я расставила чашки, принесла кофейник и оперлась ладонями о край стола:
— Сначала скажи, почему ты так решил.
— Потому что сегодня я был у тебя на хвосте, но мне помешали.
Я понуро смотрела в чашу с фруктами на кухонной стойке, в которой начали медленно гнить мандарины.
— И что?
— Сегодня я следовал за тобой до Риверсайд-авеню, пока кто-то не позвонил на пост и не сообщил о скрывающемся в засаде злодее, то бишь обо мне. Обнаружила меня соседка, какая-то мамаша-неврастеничка.
Я покатилась со смеху:
— Тебя застукала мать Пенни? Тебя? Копа? Когда ты следил за мной?
— Да, забавно, — проговорил он низким голосом.
— И тебе пришлось еще как-то выпутываться и объяснять, как ты там оказался, да?
— Точно. И вот что я тебе скажу — я видел, как ты прокрадывалась в дом на прошлой неделе, притом несколько раз. Что ты там делала? Прятала наркотики, ворованные вещи? Ты всегда выходила с пустыми руками.
Я вздохнула и призналась:
— Упаси боже! Я не воровка. Я просто проверяю бой-френда одной девушки. Она считает, что он ей изменяет.
— А он изменяет?
— Я так не думаю. Хотя там есть кое-что подозрительное.
— Та тощая кляча?
Я даже привстала:
— Ты ее тоже видел?
— Да, несколько раз.
Ничего себе! Как же я следила за домом, что не заметила, что Сэм там был?
— Но где ты прятался?
— В белом «фольксвагене».
— О, а я-то думала, что это какой-то студент…
Мы молча жевали.
— Похоже, печенье — твоя любимая еда, — наконец сказал он с намеком на улыбку, что было уже хорошо.
— Как и твоя, мне кажется.
За окном смеркалось, и я щелкнула включателем. Я знала, что у меня красивая улыбка. Давным-давно, когда я была юная и смешливая, у меня было много парней. Теперь я не такая юная и не так часто улыбаюсь. Да и парней у меня нет.
Я обернулась к нему с ослепительной улыбкой (как мне казалось):
— Еще кофе?
— Спасибо, — сказал он, озабоченно нахмурясь. — У тебя болит голова?
— Да нет. С чего ты взял? — сказала я, проходя на кухню.
— Ты морщишься.
— Разве? — удивилась я и попробовала слегка расслабить мышцы лица.
Он не отвечал.
— У меня есть вино. Не желаешь стаканчик? — крикнула я уже из кухни, с мажорными нотками в голосе.
— Нет, спасибо.
Ну и пошел ты к чертовой бабушке!
Я открыла бутылку красного, которое Джози принесла несколько месяцев назад. Улучив момент, пока Сэм, перекладывая мои журнальные кипы, отвернулся к окну, я поправила лифчик, чтобы грудь была повыше, и намазала на руки чуть-чуть крема, пахнущего розами.
— И все-таки выпей… — Я постаралась, чтобы это прозвучало томно и лениво.
Мы помолчали. Как раз когда я подумала, что хорошо бы поставить что-нибудь из джаза, Сэм заговорил:
— Вино, действительно, хорошее. Знаешь что, обещай, что дашь мне знать, если что-то случится.
— Случится где?
— В доме. Ты сказала, что там что-то нечисто. Если это так, мы должны знать об этом. Ты скажешь мне?
— Ладно.
— Ну, вот и хорошо. Я доверяю тебе, но наблюдаю за Нилом. Там тоже не все в порядке. — Я заулыбалась, но он продолжил: — Но знай: если я услышу, что ты нарушаешь закон или делаешь какие-нибудь глупости, я намотаю тебя на леску, как тунца.
— Как тунца?
— Ага.
Так, надо не забыть затариться хорошим вином — на всякий случай. В будущем может пригодиться для переговоров.
Он встал, положил журнал на груду других и стряхнул крошки с брюк. Я принялась собирать кофейную посуду. Для девушки нет лучшего занятия, чем работа по дому. Тогда она выглядит добропорядочной и потому, надо надеяться, законопослушной.
Обернувшись от дверей, Сэм улыбнулся:
— А все-таки ты не читаешь эти журналы. Ты не больше похожа на девушку с обложки «Вог», чем я.
Я сложила все в посудомоечную машину и излишне сильно хлопнула дверцей. Потом вышла к нему в крошечную прихожую.
— Я ведь знаю, что ты замечательная врунья. Но не знаю, можешь ли ты различать добро и зло.
— Черного и белого не сущее…
— Знаю, есть только разные оттенки серого. Ты так говорила еще в школе.
— Я так говорила? — удивилась я и хотела небрежно прислониться к стене, но чуть не упала, как бревно.
— Да. И эти журналы ты не читаешь. Ты даже пробники с духами не вынула, а их все девушки вырывают. Особенно такие, как ты, у которых за маской сильной женщины прячется любительница ароматизированных свечей и нежных запахов.
Надо думать о расследовании!
Я лишь глубоко вздохнула:
— Что ж, никакая я не девушка с обложки. Теперь ты счастлив?
— Не так, как тогда, когда ты красовалась перед зеркалом, — сказал он и, перехватив мой пораженный взгляд, пояснил: — Окно отражает, как зеркало. А грудь у тебя очень даже ничего.
И он пошел к лестнице.
Я была готова в сердцах захлопнуть дверь, когда он добавил:
— И нижнее белье у тебя красивое.
Вполне возможно, что челюсть у меня так и отвисла. Покачав головой, я тихонько закрыла дверь. Я была сокрушена.
Признаю, был момент, когда я подумала: «Он считает меня симпатичной, ура!» Но я тут же с воплем раздражения пульнула печеньем в стену. Шоколад разлетелся во все стороны, а Джок, встрепенувшись, пронзительно заверещал. В стену затарабанили соседи.
Я шмякнулась на диван и налила себе большущий бокал вина. Только я собралась его выпить, как заметила оставленные Сэмом фотографии. На всех трех я выходила из дома Дэниела. К одному из снимков была прилеплена бумажка с надписью: «Все, что имеется». Собрав фотокарточки, я кинула их в ящик стола и подумала, что пора бы поговорить с Элен.
Отвернувшись, я хотела подлить себе еще вина, но потом шагнула обратно к столу и снова выдвинула ящик, чтобы посмотреть на фотографии. Так и есть: в этой юбке у меня не задница, а огромная корма. Я захлопнула ящик и налила себе вина.
Обычно вранье у меня прокатывает гладко, но тут под его взглядом я заколебалась.
— Настоящая театральная группа, я спрашиваю?
— Очень даже настоящая, — сказала я, хотя ни фига не знала о театре, — мы ставим, м-м-м, пьесу Джорджа Фейма.
— Значит, Фейм. С газовым баллончиком. А ты кого играешь?
Я подвинулась к окну:
— Мы роли еще не распределяли.
— Тогда о реквизите тоже пока не будем?
— Да, лучше не будем.
В комнату влетел Джок, пронзительно пискнул и сунул голову под крыло. Я была искренне разочарована, что Джок не клюнул Сэма в щеку. Может, попробовать его натаскать?
— Это Джок.
— Привет, Джок, — сказал Сэм и пододвинулся поближе к попугаю.
— Я бы на твоем месте его не трогала, — предупредила я, страстно желая, чтобы Джок проявил свой мерзкий характер. — Он дикий, руку в момент откусит.
Мы оба посмотрели на Джока, и я просто взбеленилась, увидев, как он изображает из себя хорошенького и совершенно безвредного попугайчика. Куда делось его пагубное пристрастие к шоу Джерри Спрингера? Неужели насилие все-таки не было его второй натурой?
Сэм повернулся ко мне:
— Что у тебя на уме, Кэссиди Блэр?
— Какая честь! Кэссиди Блэр!
— Что тебя так тянет к дому номер семнадцать на Риверсайд-авеню?
Так, спокойно. Я плюхнулась на диванную подушку и тут же поняла, что лопухнулась. Когда я сидела, то была на несколько футов ниже Сэма. И это была не только психологическая проблема. Его мужское достоинство оказалось как раз на уровне моих глаз.
Он немного походил и уселся в кресло рядом со мной, положив ноги на кофейный столик. Я вздрогнула, когда его сверкающие черные туфли легли на стопку журналов «Вог», под которыми были спрятаны номера «Зе фейс», сохранившиеся с того времени, когда я думала, что клетчатая мини-юбка и драные чулки — самое то. Мне нравилось, пролистывая их, вспоминать старые добрые времена, когда умение зарабатывать на жизнь не казалось столь же важным, как умение правильно шнуровать ботинки «Док Мартенс». Тем временем ноги Сэма закрыли улыбающееся лицо модели Эль Макферсон.
— Я знаю, ты там была, — сказал он.
Я переключила внимание с его туфель на его лицо.
— Ты что, следил за мной?
— Ага.
— И что, арестуешь меня? Или ограничишься тем, что истопчешь все мои журналы, чтобы у меня начался невроз и булимия?
Он глянул на свои туфли и поспешно сел, аккуратно подобрав ноги. На полу валялась бутылка из-под пива и обертка от батончика «Марс». Господи, ну что я за свинья? Прямо как Гомер Симпсон из мультика.
— Что читаешь? — Он наклонился, чтобы посмотреть название. — Это «Вог»?
— Да! Что в этом плохого?
— Просто я не думал, что ты похожа на девушку, которая читает такие журналы.
— Я похожа на девушку, которая читает «Вог». Весьма. На самом деле я только один раз подписалась, потому что они обещали три коробки шоколада первым двум сотням подписчиков. Но я всегда мечтала стать девушкой с обложки «Вог».
Я оглядела свою экипировку. Да… Мечтать не вредно.
— Итак, что ты делала на Риверсайд-авеню? — Сэм взял журнал и начал его рассеянно листать.
— Ничего. Ходила к другу.
— Дэниелу Глассу?
— Может быть.
— Значит, к Глассу. — Он помолчал и добавил: — А ведь он живет один.
— Да, один. Я выгуливаю его собаку.
— У него уже есть, кому ее выгуливать. Бойкая девушка по имени Джуди.
Вот гад!
— Молодец, навел справки. Но вообще-то, тебе пора, мне нужно работать.
— Для «Мира DVD»?
— Да, люблю, знаешь ли, просматривать дома музыкальные каталоги, и все такое.
Я подошла к столу и запихнула компромат о посещении дома Дэниела в ящик. Потом повернулась и задвинула ящик задницей, поймав при этом взгляд Сэма. Мне показалось, что лед в наших отношениях растаял. Но это было только одно мгновение, а потом между нами опять выросла глухая стена.
— Я должен сообщить об этом.
Боже мой! Ни в жизнь больше не открою дверь, не посмотрев в глазок.
— Почему?
— Это моя работа.
— И что же это за работа, если не секрет?
— Я детектив.
Я так и обомлела:
— Но почему ты следишь за мной? В этом городе наверняка найдется что-нибудь посерьезнее, чем мои мелкие делишки.
— Конечно, но доложить все равно придется.
Я сложила руки в жесте подчинения и пошла на кухню.
— Хочешь чаю? Кофе? Воды?
— Кофе был бы кстати, — сказал Сэм, барабаня пальцами по подлокотнику. Может быть, он тоже нервничал, но из-за чего?
— Хорошо. У меня даже печенье есть.
Я принесла пачку печенья и кинула ему на колени. Красивые колени.
— Итак, рассказывай, почему ты следишь за мной.
— Ты приходила к Нилу. Думаю, неспроста.
— Ты ошибаешься. То, что я навестила Нила, не имеет ничего общего с тем, чем я теперь занимаюсь, — сказала я, в очередной раз покривив душой. (Хотя это и была ложь, но не то, о чем подозревал Сэм.) — Я не торгую наркотиками.
— И все-таки, что же ты замышляешь? — спросил он, уминая печенье и все еще притворяясь, что читает журнал.
Я расставила чашки, принесла кофейник и оперлась ладонями о край стола:
— Сначала скажи, почему ты так решил.
— Потому что сегодня я был у тебя на хвосте, но мне помешали.
Я понуро смотрела в чашу с фруктами на кухонной стойке, в которой начали медленно гнить мандарины.
— И что?
— Сегодня я следовал за тобой до Риверсайд-авеню, пока кто-то не позвонил на пост и не сообщил о скрывающемся в засаде злодее, то бишь обо мне. Обнаружила меня соседка, какая-то мамаша-неврастеничка.
Я покатилась со смеху:
— Тебя застукала мать Пенни? Тебя? Копа? Когда ты следил за мной?
— Да, забавно, — проговорил он низким голосом.
— И тебе пришлось еще как-то выпутываться и объяснять, как ты там оказался, да?
— Точно. И вот что я тебе скажу — я видел, как ты прокрадывалась в дом на прошлой неделе, притом несколько раз. Что ты там делала? Прятала наркотики, ворованные вещи? Ты всегда выходила с пустыми руками.
Я вздохнула и призналась:
— Упаси боже! Я не воровка. Я просто проверяю бой-френда одной девушки. Она считает, что он ей изменяет.
— А он изменяет?
— Я так не думаю. Хотя там есть кое-что подозрительное.
— Та тощая кляча?
Я даже привстала:
— Ты ее тоже видел?
— Да, несколько раз.
Ничего себе! Как же я следила за домом, что не заметила, что Сэм там был?
— Но где ты прятался?
— В белом «фольксвагене».
— О, а я-то думала, что это какой-то студент…
Мы молча жевали.
— Похоже, печенье — твоя любимая еда, — наконец сказал он с намеком на улыбку, что было уже хорошо.
— Как и твоя, мне кажется.
За окном смеркалось, и я щелкнула включателем. Я знала, что у меня красивая улыбка. Давным-давно, когда я была юная и смешливая, у меня было много парней. Теперь я не такая юная и не так часто улыбаюсь. Да и парней у меня нет.
Я обернулась к нему с ослепительной улыбкой (как мне казалось):
— Еще кофе?
— Спасибо, — сказал он, озабоченно нахмурясь. — У тебя болит голова?
— Да нет. С чего ты взял? — сказала я, проходя на кухню.
— Ты морщишься.
— Разве? — удивилась я и попробовала слегка расслабить мышцы лица.
Он не отвечал.
— У меня есть вино. Не желаешь стаканчик? — крикнула я уже из кухни, с мажорными нотками в голосе.
— Нет, спасибо.
Ну и пошел ты к чертовой бабушке!
Я открыла бутылку красного, которое Джози принесла несколько месяцев назад. Улучив момент, пока Сэм, перекладывая мои журнальные кипы, отвернулся к окну, я поправила лифчик, чтобы грудь была повыше, и намазала на руки чуть-чуть крема, пахнущего розами.
— И все-таки выпей… — Я постаралась, чтобы это прозвучало томно и лениво.
Мы помолчали. Как раз когда я подумала, что хорошо бы поставить что-нибудь из джаза, Сэм заговорил:
— Вино, действительно, хорошее. Знаешь что, обещай, что дашь мне знать, если что-то случится.
— Случится где?
— В доме. Ты сказала, что там что-то нечисто. Если это так, мы должны знать об этом. Ты скажешь мне?
— Ладно.
— Ну, вот и хорошо. Я доверяю тебе, но наблюдаю за Нилом. Там тоже не все в порядке. — Я заулыбалась, но он продолжил: — Но знай: если я услышу, что ты нарушаешь закон или делаешь какие-нибудь глупости, я намотаю тебя на леску, как тунца.
— Как тунца?
— Ага.
Так, надо не забыть затариться хорошим вином — на всякий случай. В будущем может пригодиться для переговоров.
Он встал, положил журнал на груду других и стряхнул крошки с брюк. Я принялась собирать кофейную посуду. Для девушки нет лучшего занятия, чем работа по дому. Тогда она выглядит добропорядочной и потому, надо надеяться, законопослушной.
Обернувшись от дверей, Сэм улыбнулся:
— А все-таки ты не читаешь эти журналы. Ты не больше похожа на девушку с обложки «Вог», чем я.
Я сложила все в посудомоечную машину и излишне сильно хлопнула дверцей. Потом вышла к нему в крошечную прихожую.
— Я ведь знаю, что ты замечательная врунья. Но не знаю, можешь ли ты различать добро и зло.
— Черного и белого не сущее…
— Знаю, есть только разные оттенки серого. Ты так говорила еще в школе.
— Я так говорила? — удивилась я и хотела небрежно прислониться к стене, но чуть не упала, как бревно.
— Да. И эти журналы ты не читаешь. Ты даже пробники с духами не вынула, а их все девушки вырывают. Особенно такие, как ты, у которых за маской сильной женщины прячется любительница ароматизированных свечей и нежных запахов.
Надо думать о расследовании!
Я лишь глубоко вздохнула:
— Что ж, никакая я не девушка с обложки. Теперь ты счастлив?
— Не так, как тогда, когда ты красовалась перед зеркалом, — сказал он и, перехватив мой пораженный взгляд, пояснил: — Окно отражает, как зеркало. А грудь у тебя очень даже ничего.
И он пошел к лестнице.
Я была готова в сердцах захлопнуть дверь, когда он добавил:
— И нижнее белье у тебя красивое.
Вполне возможно, что челюсть у меня так и отвисла. Покачав головой, я тихонько закрыла дверь. Я была сокрушена.
Признаю, был момент, когда я подумала: «Он считает меня симпатичной, ура!» Но я тут же с воплем раздражения пульнула печеньем в стену. Шоколад разлетелся во все стороны, а Джок, встрепенувшись, пронзительно заверещал. В стену затарабанили соседи.
Я шмякнулась на диван и налила себе большущий бокал вина. Только я собралась его выпить, как заметила оставленные Сэмом фотографии. На всех трех я выходила из дома Дэниела. К одному из снимков была прилеплена бумажка с надписью: «Все, что имеется». Собрав фотокарточки, я кинула их в ящик стола и подумала, что пора бы поговорить с Элен.
Отвернувшись, я хотела подлить себе еще вина, но потом шагнула обратно к столу и снова выдвинула ящик, чтобы посмотреть на фотографии. Так и есть: в этой юбке у меня не задница, а огромная корма. Я захлопнула ящик и налила себе вина.
— Итак, он никогда не рассказывал тебе о них?
— Нет. Я не знала, что в прошлом у него было столько подруг. Ты уверена, что это так?
Я показала Элен свои распечатанные записи. Утром, когда Зара ушла на службу, я поработала за ее компьютером. Если мои дела пойдут в гору, тоже куплю себе компьютер. Тогда можно будет просмотреть кое-какие вебсайты и подумать, что бы такого скачать, чтобы пеленговать шастающих поблизости копов.
— Уверена. На все сто. Там у него целый альбом. А ключ, должно быть, на брелке.
Казалось, она задумалась:
— Ты знаешь, на брелке с ключами от машины у него есть один странный старый ключ. Я давно его приметила. Но мне и в голову не приходило спрашивать, от чего он.
— О'кей, с одной тайной покончено. Переходим к бывшим. Не думаю, что он до сих пор встречается с кем-нибудь из них, хотя…
Однако, рассказывая ей о мисс Кроссовкинг, я заметила, что ей это до лампочки. Может быть, в ее глазах такая обувь сразу низвела неизвестную до уровня домработницы?
— И все-таки, — сказала она сердито, — он хранит их фотографии и все эти е-мейлы. Это ненормально.
— У всех есть странности. У тебя ведь тоже есть вещи, напоминающие о прежних связях?
— Может быть… — сказала она осторожно. — Но они все убраны с глаз долой. Я их не достаю и не любуюсь.
«И не мастурбируешь, глядя на них», — добавила я про себя.
Но вслух, содрогнувшись при воспоминании об этом странном альбоме, я солгала:
— Может быть, он тоже доставал их только один раз. Может быть, он не мог получить фотографию Вардии, вот и хранил ее е-мейлы. Могли быть и другие причины. Нет, я не думаю, что он обманывает тебя — если только ты не считаешь изменой сувениры из прошлого.
— По-моему, это он так считает, — кивнула она на список, — похоже, для него что я, что они одинаково важны. Или, может быть, я превращусь в такую же, стану одной из них. Просто фотографией на память.
На мгновение в ее глазах проскользнула ранимая душа, и она сразу помолодела, но тут же выпрямилась и нахмурилась. А я поняла, почему мне с ней всегда было так неловко. Она была крайне неуверенна в себе и боялась, что кто-нибудь догадается об этом. Интересно, как ей удавалось выдерживать этот постоянный самоконтроль?
— Зачем все-таки собирать их, как бабочек? — продолжала она. — Прямо как в том фильме про леденящего кровь злодея. Я не хочу выходить замуж за злодея.
— Ты имеешь в виду «Коллекционера»?
— Да.
— Ну, Дэниел вряд ли держит их всех под замком в подвале.
— Нет, конечно, — устало сказала она.
— Кажется, ты разочарована?
Она рассмеялась:
— Глупо, правда? И все-таки: я тебе плачу, так найди мне хоть что-нибудь за мои деньги. Я хочу настоящих результатов.
— Но это как-то нехорошо, так ведь? — сказала я и пристально посмотрела на нее.
— Нехорошо. Но интересно. С ним становилось скучно. А теперь в нем появилась какая-то загадка. Мне нравятся парни с загадкой.
— Загадка загадке рознь. Вдруг они маньяки?
— Опиши мне этих девушек.
Я вспоминала изо всех сил, но увы. Дело в том, что девушек невозможно было твердо охарактеризовать или отнести к какой-то одной категории. Там были и помоложе, и постарше, и с длинными волосами, и с короткими, и хорошенькие, и обыкновенные, и толстые, и худые, и высокие, и коротышки. Может быть, он был просто не очень разборчив? Я посмотрела на Элен. Нос у нее был ужасно большой, да и все лицо какое-то грубоватое. Но я решила оставить эти мысли при себе. Она мне начинала странным образом нравиться. И я не хотела, чтобы она встречалась с каким-нибудь психом.
— Привет, Кэссиди Блэр!
Я так и подпрыгнула от голоса Малкольма, который с грохотом пробирался к нам между столами. Выглядел он как незаконнорожденное дитя Дженнифер Лопез и Рембо. Его черные прилизанные волосы были повязаны красной банданой, а на лбу громоздились огромные солнцезащитные очки. Накачанный торс был облачен в тесную футболку с длинными рукавами (поверх рукава на руке была привязана еще одна косынка). И заканчивали образ белые брюки и черные блестящие ботинки.
Он схватил стул, повернул его спинкой вперед и сел верхом, широко расставив ноги.
— Привет, Малкольм. Пожалуйста, не присаживайся тут, тем более таким манером. Я работаю.
— Я тоже! — сказал он, наклонившись вперед, и протянул руку: — Малкольм Ферриер.
Элен пожала ее и несколько смущенно сказала:
— Элен Синс 8.
Да, странная у нее фамилия, но Малкольм не удивился.
— Очень приятно.
Я взбесилась, но виду не показала. Надо быть профессионалом. У каждого есть сумасшедшие друзья. Никак нельзя было допустить, чтобы бывший дружок довел меня до белого каления.
— Малкольм, ты, кажется, сказал, что работаешь?
Обычно Малкольм работал в булочной у своего отца, вместе с четырьмя сестрами и двумя братьями. Они неплохо зарабатывали и ни в чем не нуждались, но реальным источником денежных средств было дедушкино наследство, которое они получили через своих родителей. Как-то я по пьяни болтала с его братьями и сестрами и узнала, что сами родители при этом остались на бобах. Какая-то интересная у них система в семействе.
— Конечно, только я теперь принимаю заказы. Мукой больше руки не пачкаю.
Я повернулась к Элен, которая все еще глазела на Малкольма. Да, в финансовых сферах бандану не часто увидишь.
— Семейство Малкольма владеет пекарней «Бест бредс бейкериз», — пояснила я ей.
— И мы обслуживаем более двухсот кафе, ресторанов и пабов в городе. Я только что заключил с твоей подругой Джози хорошую сделку на поставку булочек, — доложил Малкольм и улыбнулся мне.
Я тоже улыбнулась. Малкольм вызывал у Джози рвотные позывы, но товара он не жалел. И мы с ней пока не нашли зернового хлеба лучше, чем у него. К тому же иногда мне нравилось пококетничать с его братом Джеймсом. Он милый. Я бы всерьез подумала о нем, не будь он такого рода-племени.
— Это просто здорово, Малкольм, но я работаю!
Шкалу его умственного развития сильно заклинило после того, как он несколько лет назад подружился с диджеем Максусом и местными наркоманами. От этой дружбы он был в таком состоянии, что однажды в пекарне положил сахар вместо муки. Это застопорило поставку хлеба на целый день, пока они не поменяли ингредиенты и не задобрили разгневанных клиентов. После этого Малкольм перешел на более мягкие наркотики, но увы, эффект от дружбы с Максусом оказался слишком длительным.
— Да ладно, Кэссиди, не надо грубить.
— Надо, Малкольм, — прошипела я.
Он церемонно встал и кивнул нам обеим:
— Что ж, до скорой встречи.
— Мечтать не вредно.
— Я все слышал! А вот твоя подружка Джози меня не гнала!
Он резко повернулся и пошел прочь. Что-то для гетеросексуала он излишне раним.
Я рассмеялась. Да Джози будет ослеплять его многообещающими улыбками, пока не получит свои булочки бесплатно. А потом вытолкает за дверь, да еще наподдаст туфелькой.
— Еще бы! Она же в тебя влюбилась, — сквозь смех сказала я.
Он обернулся:
— Правда?
— Гуд бай, Малкольм, — помахала я ему рукой и повернулась к Элен: — Извини. Мой бывший приятель немного со странностями. Совершенно не знаком с правилами приличия.
Она, не отрываясь, смотрела ему вслед:
— Ты его хорошо знаешь?
— Ну, общались когда-то. Он такой тормоз.
— Тормоз? Да он просто великолепен!
Я поперхнулась и закашлялась:
— Неужели?
— Конечно.
Элен все смотрела на дверь, которую он только что закрыл. А я смотрела на шарфик, повязанный на ее шее. Я вспомнила пять коробок с женской одеждой в доме Дэниела.
— Ты не знаешь, что за коробки лежат у Дэниела в кладовке?
— Знаю. Они там давно лежат. Он говорил, что это вещи его сестры. Но теперь я вспомнила — она никогда не приезжала к нему. Может, его матери? Нет, не в ее вкусе. — Она перехватила мой взгляд и добавила: — Однажды, когда он пошел в магазин, я их просмотрела. Ну, одну коробку, во всяком случае. Из любопытства.
— Любопытство — это хорошо. Но теперь, когда мы знаем, что он хранит сувениры из прошлого, как думаешь, могут те вещи тоже быть сувенирами?
— Э, да. Наверно.
— И все-таки это не доказательство. Нет ничего, к чему можно было бы придраться. Ничего противозаконного. Почему мужчины — обязательно ублюдки? Об этом не говорится даже в книгах по психологии. Тебе самой решать, чего ты хочешь на самом деле. Ты и вправду мечтаешь выйти замуж за мужчину, который чахнет над трофеями прошлых любовных связей? Если так, то к чему тогда весь этот сыр-бор? Но если нет… А вдруг он опасен? Или все еще любит всех этих девушек? Мы не знаем. Но я собираюсь разузнать хотя бы о мисс Кроссовкинг.
Она хотела перебить меня, но я остановила ее жестом:
— Я не буду тебя особенно грузить, но если найду что-нибудь касающееся ваших отношений с Дэниелом, то сразу сообщу. Я знаю, это не входит в мою работу, но я просто не могу этого так оставить. Здесь явно что-то кроется, и я хочу знать, что.
— Хорошо, и знай, я заплачу. Мне тоже любопытно.
— Великолепно!
Когда я отодвинула свой стул, она притронулась к моей руке:
— Кэсс, ты можешь дать мне номер телефона своего друга?
Я деланно улыбнулась. Ненавижу сводничество. Когда она поймет, что он лузер, а он обнаружит, что она помешана на чистке зубов зубной нитью, то оба примутся обвинять меня.
— Ладно, но дай слово, что снова не задумаешь сразу съезжаться.
Если ей нравится Малкольм, что ж, пусть забирает. Может, он лучше, чем Дэниел.
Я пришла на работу, застав Барри в легком раздражении. Он разговаривал с покупательницей — молодой, симпатичной и весьма удивленной девушкой.
— А Билл Мюррей? А Брюс Уиллис в «Шакале»? Зачем смотреть, как хорошие парни превращаются в плохих? Вы и так читаете об этом всякий раз в газетах. Зачем тратить, — он глянул на коробку, — пять долларов девяносто пять центов, когда можно взять отличный фильм — «Черную тьму», например. Это триллер, Вин Дизель там перерождается в хорошего. — Он побарабанил по DVD-диску, лежащему перед ним, и продолжил: — Сейчас Пирс вам нравится, но после того как вы посмотрите это, вам захочется пожаловаться в актерскую ассоциацию.
— Но мне все равно, — ответила она.
Проходя через турникет, я поняла, отчего Барри вошел в такой раж. Девушка вся буквально светилась. Мне такое состояние знакомо. Или она регулярно занималась сексом, или была беременна. А может, я просто начиталась женских журналов. Может, это любимая работа на нее так действует или налаженное домашнее хозяйство.
— Ладно, — сказала она добродушно, — я слышала, что это хороший фильм. Хочу взять напрокат. Вот моя карточка. Дайте мне на DVD.
— Дай ей диск, Барри, — сказала я, откинув прилавок, и взяла его за плечо. — Пойди, рассортируй то, что мы сдаем в аренду на неделю, ладно? Я сама тут справлюсь.
Барри, как зомби, двинулся к полкам, а я повернулась к девушке:
— Простите. Кино — вся его жизнь.
— Хорошо, что хоть кто-то так увлечен своей работой.
Она улыбнулась. Нет, это явно секс.
Из прохода между полками с детскими фильмами донеслось:
— И Гаррисон Форд в фильме «Что скрывает ложь»! Нечего вам там смотреть!
Я оформила ей диск.
Когда покупательница ушла и магазин опустел, я подозвала Барри:
— Как это понимать?
Он смущенно сказал:
— Извини. Меня это просто задело. Это же плохой фильм! Она даже «Чужого» не смотрела, а берет «Портного из Панамы»!
— Но это ее выбор.
— Сомневаюсь. Наверняка она берет фильмы для своего парня. Я видел — она прямиком шла к фильмам ужасов, но потом, должно быть, отвлеклась на женские сопли. Спорим, она пожалеет об этом?
Я кивнула:
— На десять баксов.
Он широко ухмыльнулся:
— Десять на то, что она будет убита горем.
— И не захочет никакого секса, — закончила я за него,улыбнувшись в ответ.
Вот так. У меня никакого секса и в помине не было, а я улыбалась! Да, я улыбалась изо всех сил.
— По крайней мере, с тем парнем, для кого она их берет, — сказал он и вдруг нахмурил брови: — Что с тобой?
— А что? — переспросила я, по-прежнему улыбаясь. Он отступил на шаг и сказал:
— Ты на что-то злишься?
Улыбка моя померкла. Может быть, мне нужно больше тренироваться с улыбками? Я повернулась к кассе, чтобы он не увидел, как я краснею.
— Ни на что.
— Ну ладно, — сказал он осторожно. — Вот, у нас есть три батончика «Марс». Хочешь один?
— Один? Нет уж, давай два, а лучше — все три.
Вечер тянулся томительно долго. Мы поставили «Хищника» и наворачивали «Марс». Я знала, что проиграю пари. В одиннадцать я почувствовала себя совершенно разбитой. Тогда-то и позвонил Сэм и сказал, что хочет встретиться со мной в полицейском участке на Хиндли-стрит в девять утра. Положив трубку, я расправила плечи и посмотрела на свое отражение в окне.
Барри начал снимать кассу, приговаривая:
— Когда ты вот так выставляешь грудь, сразу ясно — что-то ты задумала.
— Заткнись и считай деньги.
— Нет. Я не знала, что в прошлом у него было столько подруг. Ты уверена, что это так?
Я показала Элен свои распечатанные записи. Утром, когда Зара ушла на службу, я поработала за ее компьютером. Если мои дела пойдут в гору, тоже куплю себе компьютер. Тогда можно будет просмотреть кое-какие вебсайты и подумать, что бы такого скачать, чтобы пеленговать шастающих поблизости копов.
— Уверена. На все сто. Там у него целый альбом. А ключ, должно быть, на брелке.
Казалось, она задумалась:
— Ты знаешь, на брелке с ключами от машины у него есть один странный старый ключ. Я давно его приметила. Но мне и в голову не приходило спрашивать, от чего он.
— О'кей, с одной тайной покончено. Переходим к бывшим. Не думаю, что он до сих пор встречается с кем-нибудь из них, хотя…
Однако, рассказывая ей о мисс Кроссовкинг, я заметила, что ей это до лампочки. Может быть, в ее глазах такая обувь сразу низвела неизвестную до уровня домработницы?
— И все-таки, — сказала она сердито, — он хранит их фотографии и все эти е-мейлы. Это ненормально.
— У всех есть странности. У тебя ведь тоже есть вещи, напоминающие о прежних связях?
— Может быть… — сказала она осторожно. — Но они все убраны с глаз долой. Я их не достаю и не любуюсь.
«И не мастурбируешь, глядя на них», — добавила я про себя.
Но вслух, содрогнувшись при воспоминании об этом странном альбоме, я солгала:
— Может быть, он тоже доставал их только один раз. Может быть, он не мог получить фотографию Вардии, вот и хранил ее е-мейлы. Могли быть и другие причины. Нет, я не думаю, что он обманывает тебя — если только ты не считаешь изменой сувениры из прошлого.
— По-моему, это он так считает, — кивнула она на список, — похоже, для него что я, что они одинаково важны. Или, может быть, я превращусь в такую же, стану одной из них. Просто фотографией на память.
На мгновение в ее глазах проскользнула ранимая душа, и она сразу помолодела, но тут же выпрямилась и нахмурилась. А я поняла, почему мне с ней всегда было так неловко. Она была крайне неуверенна в себе и боялась, что кто-нибудь догадается об этом. Интересно, как ей удавалось выдерживать этот постоянный самоконтроль?
— Зачем все-таки собирать их, как бабочек? — продолжала она. — Прямо как в том фильме про леденящего кровь злодея. Я не хочу выходить замуж за злодея.
— Ты имеешь в виду «Коллекционера»?
— Да.
— Ну, Дэниел вряд ли держит их всех под замком в подвале.
— Нет, конечно, — устало сказала она.
— Кажется, ты разочарована?
Она рассмеялась:
— Глупо, правда? И все-таки: я тебе плачу, так найди мне хоть что-нибудь за мои деньги. Я хочу настоящих результатов.
— Но это как-то нехорошо, так ведь? — сказала я и пристально посмотрела на нее.
— Нехорошо. Но интересно. С ним становилось скучно. А теперь в нем появилась какая-то загадка. Мне нравятся парни с загадкой.
— Загадка загадке рознь. Вдруг они маньяки?
— Опиши мне этих девушек.
Я вспоминала изо всех сил, но увы. Дело в том, что девушек невозможно было твердо охарактеризовать или отнести к какой-то одной категории. Там были и помоложе, и постарше, и с длинными волосами, и с короткими, и хорошенькие, и обыкновенные, и толстые, и худые, и высокие, и коротышки. Может быть, он был просто не очень разборчив? Я посмотрела на Элен. Нос у нее был ужасно большой, да и все лицо какое-то грубоватое. Но я решила оставить эти мысли при себе. Она мне начинала странным образом нравиться. И я не хотела, чтобы она встречалась с каким-нибудь психом.
— Привет, Кэссиди Блэр!
Я так и подпрыгнула от голоса Малкольма, который с грохотом пробирался к нам между столами. Выглядел он как незаконнорожденное дитя Дженнифер Лопез и Рембо. Его черные прилизанные волосы были повязаны красной банданой, а на лбу громоздились огромные солнцезащитные очки. Накачанный торс был облачен в тесную футболку с длинными рукавами (поверх рукава на руке была привязана еще одна косынка). И заканчивали образ белые брюки и черные блестящие ботинки.
Он схватил стул, повернул его спинкой вперед и сел верхом, широко расставив ноги.
— Привет, Малкольм. Пожалуйста, не присаживайся тут, тем более таким манером. Я работаю.
— Я тоже! — сказал он, наклонившись вперед, и протянул руку: — Малкольм Ферриер.
Элен пожала ее и несколько смущенно сказала:
— Элен Синс 8.
Да, странная у нее фамилия, но Малкольм не удивился.
— Очень приятно.
Я взбесилась, но виду не показала. Надо быть профессионалом. У каждого есть сумасшедшие друзья. Никак нельзя было допустить, чтобы бывший дружок довел меня до белого каления.
— Малкольм, ты, кажется, сказал, что работаешь?
Обычно Малкольм работал в булочной у своего отца, вместе с четырьмя сестрами и двумя братьями. Они неплохо зарабатывали и ни в чем не нуждались, но реальным источником денежных средств было дедушкино наследство, которое они получили через своих родителей. Как-то я по пьяни болтала с его братьями и сестрами и узнала, что сами родители при этом остались на бобах. Какая-то интересная у них система в семействе.
— Конечно, только я теперь принимаю заказы. Мукой больше руки не пачкаю.
Я повернулась к Элен, которая все еще глазела на Малкольма. Да, в финансовых сферах бандану не часто увидишь.
— Семейство Малкольма владеет пекарней «Бест бредс бейкериз», — пояснила я ей.
— И мы обслуживаем более двухсот кафе, ресторанов и пабов в городе. Я только что заключил с твоей подругой Джози хорошую сделку на поставку булочек, — доложил Малкольм и улыбнулся мне.
Я тоже улыбнулась. Малкольм вызывал у Джози рвотные позывы, но товара он не жалел. И мы с ней пока не нашли зернового хлеба лучше, чем у него. К тому же иногда мне нравилось пококетничать с его братом Джеймсом. Он милый. Я бы всерьез подумала о нем, не будь он такого рода-племени.
— Это просто здорово, Малкольм, но я работаю!
Шкалу его умственного развития сильно заклинило после того, как он несколько лет назад подружился с диджеем Максусом и местными наркоманами. От этой дружбы он был в таком состоянии, что однажды в пекарне положил сахар вместо муки. Это застопорило поставку хлеба на целый день, пока они не поменяли ингредиенты и не задобрили разгневанных клиентов. После этого Малкольм перешел на более мягкие наркотики, но увы, эффект от дружбы с Максусом оказался слишком длительным.
— Да ладно, Кэссиди, не надо грубить.
— Надо, Малкольм, — прошипела я.
Он церемонно встал и кивнул нам обеим:
— Что ж, до скорой встречи.
— Мечтать не вредно.
— Я все слышал! А вот твоя подружка Джози меня не гнала!
Он резко повернулся и пошел прочь. Что-то для гетеросексуала он излишне раним.
Я рассмеялась. Да Джози будет ослеплять его многообещающими улыбками, пока не получит свои булочки бесплатно. А потом вытолкает за дверь, да еще наподдаст туфелькой.
— Еще бы! Она же в тебя влюбилась, — сквозь смех сказала я.
Он обернулся:
— Правда?
— Гуд бай, Малкольм, — помахала я ему рукой и повернулась к Элен: — Извини. Мой бывший приятель немного со странностями. Совершенно не знаком с правилами приличия.
Она, не отрываясь, смотрела ему вслед:
— Ты его хорошо знаешь?
— Ну, общались когда-то. Он такой тормоз.
— Тормоз? Да он просто великолепен!
Я поперхнулась и закашлялась:
— Неужели?
— Конечно.
Элен все смотрела на дверь, которую он только что закрыл. А я смотрела на шарфик, повязанный на ее шее. Я вспомнила пять коробок с женской одеждой в доме Дэниела.
— Ты не знаешь, что за коробки лежат у Дэниела в кладовке?
— Знаю. Они там давно лежат. Он говорил, что это вещи его сестры. Но теперь я вспомнила — она никогда не приезжала к нему. Может, его матери? Нет, не в ее вкусе. — Она перехватила мой взгляд и добавила: — Однажды, когда он пошел в магазин, я их просмотрела. Ну, одну коробку, во всяком случае. Из любопытства.
— Любопытство — это хорошо. Но теперь, когда мы знаем, что он хранит сувениры из прошлого, как думаешь, могут те вещи тоже быть сувенирами?
— Э, да. Наверно.
— И все-таки это не доказательство. Нет ничего, к чему можно было бы придраться. Ничего противозаконного. Почему мужчины — обязательно ублюдки? Об этом не говорится даже в книгах по психологии. Тебе самой решать, чего ты хочешь на самом деле. Ты и вправду мечтаешь выйти замуж за мужчину, который чахнет над трофеями прошлых любовных связей? Если так, то к чему тогда весь этот сыр-бор? Но если нет… А вдруг он опасен? Или все еще любит всех этих девушек? Мы не знаем. Но я собираюсь разузнать хотя бы о мисс Кроссовкинг.
Она хотела перебить меня, но я остановила ее жестом:
— Я не буду тебя особенно грузить, но если найду что-нибудь касающееся ваших отношений с Дэниелом, то сразу сообщу. Я знаю, это не входит в мою работу, но я просто не могу этого так оставить. Здесь явно что-то кроется, и я хочу знать, что.
— Хорошо, и знай, я заплачу. Мне тоже любопытно.
— Великолепно!
Когда я отодвинула свой стул, она притронулась к моей руке:
— Кэсс, ты можешь дать мне номер телефона своего друга?
Я деланно улыбнулась. Ненавижу сводничество. Когда она поймет, что он лузер, а он обнаружит, что она помешана на чистке зубов зубной нитью, то оба примутся обвинять меня.
— Ладно, но дай слово, что снова не задумаешь сразу съезжаться.
Если ей нравится Малкольм, что ж, пусть забирает. Может, он лучше, чем Дэниел.
Я пришла на работу, застав Барри в легком раздражении. Он разговаривал с покупательницей — молодой, симпатичной и весьма удивленной девушкой.
— А Билл Мюррей? А Брюс Уиллис в «Шакале»? Зачем смотреть, как хорошие парни превращаются в плохих? Вы и так читаете об этом всякий раз в газетах. Зачем тратить, — он глянул на коробку, — пять долларов девяносто пять центов, когда можно взять отличный фильм — «Черную тьму», например. Это триллер, Вин Дизель там перерождается в хорошего. — Он побарабанил по DVD-диску, лежащему перед ним, и продолжил: — Сейчас Пирс вам нравится, но после того как вы посмотрите это, вам захочется пожаловаться в актерскую ассоциацию.
— Но мне все равно, — ответила она.
Проходя через турникет, я поняла, отчего Барри вошел в такой раж. Девушка вся буквально светилась. Мне такое состояние знакомо. Или она регулярно занималась сексом, или была беременна. А может, я просто начиталась женских журналов. Может, это любимая работа на нее так действует или налаженное домашнее хозяйство.
— Ладно, — сказала она добродушно, — я слышала, что это хороший фильм. Хочу взять напрокат. Вот моя карточка. Дайте мне на DVD.
— Дай ей диск, Барри, — сказала я, откинув прилавок, и взяла его за плечо. — Пойди, рассортируй то, что мы сдаем в аренду на неделю, ладно? Я сама тут справлюсь.
Барри, как зомби, двинулся к полкам, а я повернулась к девушке:
— Простите. Кино — вся его жизнь.
— Хорошо, что хоть кто-то так увлечен своей работой.
Она улыбнулась. Нет, это явно секс.
Из прохода между полками с детскими фильмами донеслось:
— И Гаррисон Форд в фильме «Что скрывает ложь»! Нечего вам там смотреть!
Я оформила ей диск.
Когда покупательница ушла и магазин опустел, я подозвала Барри:
— Как это понимать?
Он смущенно сказал:
— Извини. Меня это просто задело. Это же плохой фильм! Она даже «Чужого» не смотрела, а берет «Портного из Панамы»!
— Но это ее выбор.
— Сомневаюсь. Наверняка она берет фильмы для своего парня. Я видел — она прямиком шла к фильмам ужасов, но потом, должно быть, отвлеклась на женские сопли. Спорим, она пожалеет об этом?
Я кивнула:
— На десять баксов.
Он широко ухмыльнулся:
— Десять на то, что она будет убита горем.
— И не захочет никакого секса, — закончила я за него,улыбнувшись в ответ.
Вот так. У меня никакого секса и в помине не было, а я улыбалась! Да, я улыбалась изо всех сил.
— По крайней мере, с тем парнем, для кого она их берет, — сказал он и вдруг нахмурил брови: — Что с тобой?
— А что? — переспросила я, по-прежнему улыбаясь. Он отступил на шаг и сказал:
— Ты на что-то злишься?
Улыбка моя померкла. Может быть, мне нужно больше тренироваться с улыбками? Я повернулась к кассе, чтобы он не увидел, как я краснею.
— Ни на что.
— Ну ладно, — сказал он осторожно. — Вот, у нас есть три батончика «Марс». Хочешь один?
— Один? Нет уж, давай два, а лучше — все три.
Вечер тянулся томительно долго. Мы поставили «Хищника» и наворачивали «Марс». Я знала, что проиграю пари. В одиннадцать я почувствовала себя совершенно разбитой. Тогда-то и позвонил Сэм и сказал, что хочет встретиться со мной в полицейском участке на Хиндли-стрит в девять утра. Положив трубку, я расправила плечи и посмотрела на свое отражение в окне.
Барри начал снимать кассу, приговаривая:
— Когда ты вот так выставляешь грудь, сразу ясно — что-то ты задумала.
— Заткнись и считай деньги.
— Шлюха!
У женщины, которая крикнула мне это, под глазами были такие мешки, что в них могли бы уместиться все мои покупки за неделю. Я осторожно обошла ее и направилась дальше, к полицейскому участку. На мне было чудесное нижнее белье, и я чувствовала себя сексуальной, но уж никак не шлюхой (я только надеялась, что бантики на трусах не проступают через тонкие облегающие брюки). Я надела красный, под горло джемпер и маленькие серебряные сережки в виде звездочек, а волосы собрала в конский хвост. Чтобы так простенько одеться, мне понадобилось, по крайней мере, полчаса. Нет, этот парень не выходил у меня из головы!
В то утро мне позвонил Диклэн. Он хотел узнать, почему я ему не звоню. Поэтому я сказала, что я — женщина без стыда и совести, совращающая малолетних, и что он заслуживает лучшего. Но, поскольку он молод и надежд у него больше, чем горечи, он просто рассмеялся, хотя и с некоторым сожалением.
— Нет уж, Кэсс, ты все же звони.
И все. Потом мы поболтали о последнем альбоме Ника Кейва и поклялись не терять друг друга из виду. Господи, как же хорошо общаться с людьми, которые никогда не видели юбку-тюльпан из восьмидесятых! С ними все так просто.
Так я думала, приближаясь к полицейскому участку на Хиндли-стрит. Фасад здания, в котором также разместилась аркада с салонами видеоигр, был обезображен похабными граффити, написанными с ошибками. Я вошла внутрь и, поговорив с дежурным, направилась вниз, в кафе. Там я и нашла Сэма, который читал журнал «Австралиец» и пил черный кофе. Сама я больше люблю капуччино, но обстановка явно требовала компромисса, так что я тоже заказала большую чашку обычного кофе и села.
У женщины, которая крикнула мне это, под глазами были такие мешки, что в них могли бы уместиться все мои покупки за неделю. Я осторожно обошла ее и направилась дальше, к полицейскому участку. На мне было чудесное нижнее белье, и я чувствовала себя сексуальной, но уж никак не шлюхой (я только надеялась, что бантики на трусах не проступают через тонкие облегающие брюки). Я надела красный, под горло джемпер и маленькие серебряные сережки в виде звездочек, а волосы собрала в конский хвост. Чтобы так простенько одеться, мне понадобилось, по крайней мере, полчаса. Нет, этот парень не выходил у меня из головы!
В то утро мне позвонил Диклэн. Он хотел узнать, почему я ему не звоню. Поэтому я сказала, что я — женщина без стыда и совести, совращающая малолетних, и что он заслуживает лучшего. Но, поскольку он молод и надежд у него больше, чем горечи, он просто рассмеялся, хотя и с некоторым сожалением.
— Нет уж, Кэсс, ты все же звони.
И все. Потом мы поболтали о последнем альбоме Ника Кейва и поклялись не терять друг друга из виду. Господи, как же хорошо общаться с людьми, которые никогда не видели юбку-тюльпан из восьмидесятых! С ними все так просто.
Так я думала, приближаясь к полицейскому участку на Хиндли-стрит. Фасад здания, в котором также разместилась аркада с салонами видеоигр, был обезображен похабными граффити, написанными с ошибками. Я вошла внутрь и, поговорив с дежурным, направилась вниз, в кафе. Там я и нашла Сэма, который читал журнал «Австралиец» и пил черный кофе. Сама я больше люблю капуччино, но обстановка явно требовала компромисса, так что я тоже заказала большую чашку обычного кофе и села.