Страница:
«Ну же!»
Хоррис выдернул Шкатулку Хитросплетений у Абернети из-под мышки и тут же плечом столкнул изумленного писца в воду. А потом со всех своих длинных ног бросился к Бурьяну. Он думал, что, похоже, сошел с ума, что только что совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. Его появление на поле боя вызвало громкие крики. Гневные возгласы летели в него со всех сторон. Краем глаза он успел заметить, как черная рогатая голова дракона поворачивается в его сторону, и уже представил себе, как будет охвачен пламенем. «Еще секунду! — думал он. — Одну только секунду!»
Бурьян наблюдал за Хоррисом не двигаясь. Он смотрел, как тот приближается, и, видимо, считал, что Хоррис снова возвращает ему Шкатулку Хитросплетений, до конца оставаясь глупой пешкой. Под плащом бури демоны передвигались, словно тени. Грозно поблескивало оружие. Хоррис Кью старался о нем не думать. Его долговязое тело тряслось от ужаса, неловкие ноги неуклюже вскидывались. Он обливался потом и задыхался от неимоверных усилий. Еще никогда не испытывал он подобного ужаса.
Хоррис услышал, как советник Тьюс выкрикивает его имя. Неровная струя огня пронеслась мимо его уха. Он в панике упал на одно колено и поставил Шкатулку Хитросплетений перед собой на землю. Посмотрел через луг на Бурьяна и по его страшным глазам понял, что тот наконец разобрался в происходящем. Черный плащ чудовища взметнулся: оно в ярости кинулось на Хорриса…
Хоррис Кью поспешно начал произносить слова спасительного заклинания:
— Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел…
И все они уже не успеют вмешаться, с отчаянием и безнадежностью подумал Бен.
Из Шкатулки Хитросплетений темным облаком вырвался туман, крышка исчезла, и вновь открылся путь в лабиринт. Злобный зеленый огонь вырвался наружу и смешался с багровым светом солнца и темнотой приближающейся бури. Загремел гром, начали падать первые редкие капли дождя. Луг вдруг затих, шум противостоящих армий сменился выжидательным молчанием.
Из Шкатулки Хитросплетений вырвался рой теней, туманные формы, которые закручивались и извивались, словно выпущенные на свободу темные видения, мелькающие в странном свете. Они тучей поднялись вверх, а потом стремительно ринулись через луг, к демонам. Бурьян издал ужасающий вопль отчаяния. Его пальцы начали плести сеть защитной магии, окружившую его тело, чтобы уберечь от нападения. Но тени прошли сквозь эту сеть, схватили Бурьяна и поволокли. Бурьян бился и вырывался. Он шипел, как кот. Он боролся, призвав на помощь всю свою силу и все магическое оружие, которыми обладал. Но тени были неумолимы. Они отволокли изменника-эльфа через луг к Шкатулке, окутали его своими телами и утащили вниз, в тюрьму, из которой он вырвался, как он считал, навсегда. В ужасающую тьму волшебных туманов. Они исчезли внутри, тени и Бурьян, и крышка Шкатулки Хитросплетений закрылась навсегда.
Ветер с воем промчался по лугу. Поднявшийся в воздух Страбон пронесся над Шкатулкой и Хоррисом Кью, словно смертная тень, но полетел дальше и опустился на демонов Абаддона, выдохнув среди них свое пламя. Десятки рассыпались в прах. Остальные, лишившись обещанной Бурьяном защиты и его волшебства, не хотели боя. Под предводительством Железного Марка они повернули к скале, из которой вышли, обратно к дыре в воздухе, послужившей им входом в Заземелье, и снова спустились в свой подземный дом. В считанные секунды они исчезли все до единого, и пространство, которое они ненадолго заняли в мире света, снова освободилось.
Страбон повернул обратно к армии Зеленого Дола, шипя в знак триумфа и вызова.
Бен Холидей все еще стоял в центре луга. Порывы холодного ветра продували насквозь, в лицо хлестали тугие струи дождя. Он медленно выдохнул и спрятал медальон королей Заземелья обратно под куртку.
Глава 22. ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА
Глава 23. БЕСТСЕЛЛЕР
Хоррис выдернул Шкатулку Хитросплетений у Абернети из-под мышки и тут же плечом столкнул изумленного писца в воду. А потом со всех своих длинных ног бросился к Бурьяну. Он думал, что, похоже, сошел с ума, что только что совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. Его появление на поле боя вызвало громкие крики. Гневные возгласы летели в него со всех сторон. Краем глаза он успел заметить, как черная рогатая голова дракона поворачивается в его сторону, и уже представил себе, как будет охвачен пламенем. «Еще секунду! — думал он. — Одну только секунду!»
Бурьян наблюдал за Хоррисом не двигаясь. Он смотрел, как тот приближается, и, видимо, считал, что Хоррис снова возвращает ему Шкатулку Хитросплетений, до конца оставаясь глупой пешкой. Под плащом бури демоны передвигались, словно тени. Грозно поблескивало оружие. Хоррис Кью старался о нем не думать. Его долговязое тело тряслось от ужаса, неловкие ноги неуклюже вскидывались. Он обливался потом и задыхался от неимоверных усилий. Еще никогда не испытывал он подобного ужаса.
Хоррис услышал, как советник Тьюс выкрикивает его имя. Неровная струя огня пронеслась мимо его уха. Он в панике упал на одно колено и поставил Шкатулку Хитросплетений перед собой на землю. Посмотрел через луг на Бурьяна и по его страшным глазам понял, что тот наконец разобрался в происходящем. Черный плащ чудовища взметнулся: оно в ярости кинулось на Хорриса…
Хоррис Кью поспешно начал произносить слова спасительного заклинания:
— Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел…
***
Бен Холидей замер на месте. На мгновение забытый медальон все еще оставался у него в поднятой вверх руке. Он заметил Хорриса Кью всего секунду назад. Советник Тьюс вытаскивал Абернети из озера. Оба гневно кричали и размахивали руками. Страбон разворачивал свое гигантское тело и расправлял крылья, готовясь взлететь. Огонь вырывался сквозь его сжатые зубы.И все они уже не успеют вмешаться, с отчаянием и безнадежностью подумал Бен.
Из Шкатулки Хитросплетений темным облаком вырвался туман, крышка исчезла, и вновь открылся путь в лабиринт. Злобный зеленый огонь вырвался наружу и смешался с багровым светом солнца и темнотой приближающейся бури. Загремел гром, начали падать первые редкие капли дождя. Луг вдруг затих, шум противостоящих армий сменился выжидательным молчанием.
Из Шкатулки Хитросплетений вырвался рой теней, туманные формы, которые закручивались и извивались, словно выпущенные на свободу темные видения, мелькающие в странном свете. Они тучей поднялись вверх, а потом стремительно ринулись через луг, к демонам. Бурьян издал ужасающий вопль отчаяния. Его пальцы начали плести сеть защитной магии, окружившую его тело, чтобы уберечь от нападения. Но тени прошли сквозь эту сеть, схватили Бурьяна и поволокли. Бурьян бился и вырывался. Он шипел, как кот. Он боролся, призвав на помощь всю свою силу и все магическое оружие, которыми обладал. Но тени были неумолимы. Они отволокли изменника-эльфа через луг к Шкатулке, окутали его своими телами и утащили вниз, в тюрьму, из которой он вырвался, как он считал, навсегда. В ужасающую тьму волшебных туманов. Они исчезли внутри, тени и Бурьян, и крышка Шкатулки Хитросплетений закрылась навсегда.
Ветер с воем промчался по лугу. Поднявшийся в воздух Страбон пронесся над Шкатулкой и Хоррисом Кью, словно смертная тень, но полетел дальше и опустился на демонов Абаддона, выдохнув среди них свое пламя. Десятки рассыпались в прах. Остальные, лишившись обещанной Бурьяном защиты и его волшебства, не хотели боя. Под предводительством Железного Марка они повернули к скале, из которой вышли, обратно к дыре в воздухе, послужившей им входом в Заземелье, и снова спустились в свой подземный дом. В считанные секунды они исчезли все до единого, и пространство, которое они ненадолго заняли в мире света, снова освободилось.
Страбон повернул обратно к армии Зеленого Дола, шипя в знак триумфа и вызова.
Бен Холидей все еще стоял в центре луга. Порывы холодного ветра продували насквозь, в лицо хлестали тугие струи дождя. Он медленно выдохнул и спрятал медальон королей Заземелья обратно под куртку.
Глава 22. ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА
Ивица проснулась в сером предрассветном полумраке. Сырость Бездонной Пропасти просачивалась в ее обнаженное тело. Она лежала на земле, свернувшись калачиком. Рядом с ней лежал ребенок. Сначала она его не заметила. Она сморгнула сон, все еще туманивший ей ум, и попыталась вспомнить, где находится. А потом почувствовала, как пошевелился ребенок, и посмотрела на него. Ее дитя!
Она долго рассматривала его, и к глазам у нее подступили слезы.
Тут она вспомнила все: как вышла в Бездонную Пропасть из волшебных туманов, как превратилась в свое второе воплощение, как вырастила стручок, как заснула… Она прижала к себе ребенка, стараясь получше согреть его, хоть немного защитить своим материнским телом.
А потом встала, снова надела на себя свою одежду и завернула ребенка в плащ. Дитя крепко спало — оно еще не проголодалось, и в отличие от Ивицы его нисколько не пугала та местность, где они оказались. Ивица никогда не выбрала бы местом рождения своего ребенка Бездонную Пропасть и теперь не собиралась задерживаться тут дольше, чем это было строго необходимо. Туман клубился среди ветвей густо росших деревьев и змеился вдоль стволов чащобы. Тишина окутывала все вокруг. Ничто не шевелилось. Это был мертвый мир, и здесь было место только для ведьмы, которая его таким сделала.
Ивица тронулась в путь, идя по направлению к свету — на восток, где над Заземельем вставало солнце. Ей надо поскорее выйти отсюда, пока ее не обнаружили. Она все еще ощущала слабость после родов, но главным ее чувством был страх. Она боялась не столько за себя, сколько за свое дитя, эту меру ее жизни с Беном, вершину их союза. Она снова заглянула в складки плаща, проверяя, хорошо ли она разглядела ребенка при пробуждении, не изменилось ли в нем что-то. Снова пришли слезы. У нее перехватило дыхание. Ей хотелось отыскать Бена и быть с ним, убедиться в том, что с ним все в полном порядке, и показать ему ребенка.
Казалось, она шла очень долго но, вероятно, на самом деле не слишком. Ее тело странно болело: тупая пустая боль сосала ей поясницу, грудь стиснуло, словно обручем, мышцы рук и ног ныли. Она не знала, связана ли эта боль главным образом с родами или с тем, что она нагая спала на холоде в пропасти. Движение помогло разогнать боль в груди и руках, размяв застывшие и сведенные судорогой мышцы. Боль в пояснице не проходила. Ивица не обращала на нее внимания. Она говорила себе, что должна быть уже совсем близко от края лощины. Если она не станет останавливаться, то скоро будет свободна.
Она прошла по древнему лесу, переплетенному сумраком и туманом, словно кружевом, вышла на поляну — и остановилась. Перед ней стояла Ночная Мгла, завернувшаяся в свой черный плащ, выпрямившись во весь рост и застыв неподвижно, словно каменное изваяние. Только ее красные глаза неистово сверкали.
— Что ты здесь делаешь, сильфида? — негромко спросила ведьма.
У Ивицы оборвалось сердце. После того как она вынуждена была родить своего ребенка в этом неприветливом месте, ей хотелось только скорее выбраться отсюда, не встретившись с ведьмой. Но, похоже, даже этого Ивице не дано.
Ей удалось побороть страх и спокойно ответить:
— Я вошла сюда через волшебные туманы и по недоразумению. Я не хочу неприятностей. Я хочу только уйти.
Казалось, Ночную Мглу удивил ее ответ.
— Через волшебные туманы? Ты тоже была в заточении? Но нет. Ты ведь в его сне была где-то в другом месте, правда? — Она замолчала, стараясь овладеть собой. — И с чего тебе вздумалось выходить именно здесь? Почему тебе вообще понадобилось выходить, если уж на то пошло? Эльфы никого не выпускают из туманов!
Ивица на секунду подумала, что следовало бы солгать, но мгновенно решила, что не стоит этого делать. Ведьма это заметит — ее волшебная сила здесь, в ее логове, достаточно велика, чтобы разгадать обман.
— Эльфы были вынуждены меня отпустить, когда король пришел ко мне в своем сне и освободил меня от их волшебства. Они выпустили меня из туманов. Они не сказали мне, куда я попаду. Может быть, они отправили меня сюда в качестве наказания.
Взгляд Ночной Мглы опустился к свертку, который девушка осторожно держала в руках.
— Что ты тут несешь?
Руки Ивицы обвились вокруг ребенка.
— Мое дитя от короля Заземелья. Только недавно рожденное.
Ночная Мгла резко, со свистом втянула воздух.
— Ребенок шутейного королька? Здесь?! — Она расхохоталась. — Да, судьба действительно играет с нами в странные игры. Почему же ты носишь с собой это дитя? Ты носила его и в волшебные туманы? — Она вдруг замолчала. — Погоди-ка, я что-то ничего не слыхала об этом ребенке! А я не так уж долго отсутствовала в Заземелье. Мне следовало бы об этом знать. Недавно рожденное, так, кажется, ты сказала? И где же оно было рождено?
— Здесь, — тихо ответила Ивица. Лицо Ночной Мглы исказилось, превратившись в уродливую маску.
— Здесь, в моем доме? Дитя Холидея? Пока я была заперта с ним в волшебных туманах, заключена в эту проклятую коробку? Я была заключена с ним, девчонка, ты об этом не знала? Мы провели вместе несколько недель, потерявшие память, превратившиеся в существа, которых мы даже не узнавали. Он пришел к тебе во сне? Да, он мне об этом рассказал. Именно тот сон высвободил его из неведения, заставил сказать правду о нас обоих. — Она не говорила, а шипела. — Ты с ним виделась после его возвращения? — И она улыбнулась, наблюдая за реакцией Ивицы. — А, так ты даже не знала, что он вернулся, да? Вернулся обратно из другой жизни, жизни, где он был со мной, маленькая сильфида, в которой я была его подопечной, а он — моим защитником. А ты знаешь, что между нами произошло, пока ты рожала ему ребенка?
Она помолчала, и глаза ее огненно вспыхнули от предвкушения.
— Он переспал со мной, будто я — его…
— Нет!
Голос Ивицы был тверже камня, одно это слово прозвучало настолько решительно, что оборвало тираду ведьмы не менее верно, чем петля, затянутая на горле.
— Он был мой! — завопила ведьма Бездонной Пропасти. — Он принадлежал мне! Он остался бы моим навсегда, если бы не тот его сон, где он увидел тебя! Я потеряла все, все! У меня осталось только мое «я», могущество моего волшебства, сила моей воли. Их я получила обратно. Холидей у меня в долгу! Он украл у меня мою гордость и достоинство, и это превратилось в его долг мне, долг, который он обязан выплатить! — Ночная Мгла побледнела от ярости.
— Это дитя, — прошептала она, — послужит неплохой платой.
Ивица похолодела. Ее трясло, в горле у нее пересохло, сердце замерло.
— Ты не получишь мое дитя, — сказала она. Улыбка заиграла на губах ведьмы.
— Не получу? Что за глупые слова ты употребляешь, строптивая сильфида. И вообще дитя было рождено в моих владениях, здесь, в Бездонной Пропасти, так что оно по закону принадлежит мне. По моему закону.
— Никакой закон не позволяет отнимать дитя у матери. У тебя нет прав предъявлять такое жуткое требование.
— У меня есть все права. Я — госпожа Бездонной Пропасти и владею всем, что в ней оказывается. Дитя родилось на моей земле. Ты нарушительница законных границ владения и к тому же глупенькая девчонка. Не воображай, что ты сможешь мне что-то запретить.
Ивица не отступала:
— Если ты попытаешься отнять у меня мое дитя, тебе сначала придется меня убить. Ты согласна на такое злодеяние?
Ночная Мгла медленно покачала головой:
— Мне нет нужды тебя убивать. Для тех, кто владеет волшебством, существуют способы попроще. И судьба пострашнее смерти ждет тех, кто пытается мне мешать.
— Если ты украдешь дитя Его Величества, тебе несдобровать! — бросила ей Ивица. — Он найдет тебя даже в преисподней!
— Глупенькая сильфидочка, — мягко промурлыкала ведьма. — Твой королек даже не узнает, что ты тут побывала!
Ивица застыла. Ночная Мгла была права. Никому не известно, что Ивица попала в Бездонную Пропасть, никто не знает, что она вернулась из волшебных туманов. Если она пропадет, кто сможет проследить ее путь? Если ее дитя исчезнет, кто сможет утверждать, что оно вообще существовало? Возможно, эльфы, но захотят ли они помочь? Что ей делать?
— Кто-нибудь узнает правду и откроет ее. Ночная Мгла! — отчаянно настаивала она. — Такое навсегда не утаить! Даже у тебя это не получится!
Ведьма медленно и презрительно пожала плечами:
— Может, и не получится. Но я смогу сохранять эту тайну достаточно долго. Жизнь Холидея не бесконечна. В конце концов я останусь здесь, когда он умрет.
Ивица медленно кивнула, поняв наконец замысел Ночной Мглы.
— Вот почему тебе нужно дитя Бена, да? Чтобы после своей смерти он не смог оставить ничего. Ты сделаешь дитя своим и при этом сотрешь все его следы. Ты настолько сильно его ненавидишь? Ночная Мгла сжала свои тонкие губы:
— Еще сильнее. Намного, намного сильнее!
— Но дитя ни в чем не виновато! — воскликнула Ивица. — Почему младенец должен стать причиной раздора? Почему дитя должно пострадать от твоей кипящей ярости?
— Дитя будет прекрасно расти. Я позабочусь об этом. Обещаю.
— Оно не твое!
— Мне надоедает с тобой спорить, сильфида. Отдай мне дитя, и, может быть, я разрешу тебе уйти. Роди другого ребеночка, если хочешь. У тебя есть такая возможность.
Ивица медленно покачала головой:
— Я никому не отдам мое дитя, Ночная Мгла. Ни тебе, ни еще кому-то. Посторонись и дай мне дорогу. Я ухожу.
Ведьма мрачно улыбнулась.
— Думаю, что не выйдет, — сказала она. Ведьма уже шагнула вперед, начав поднимать руки под черным одеянием, намереваясь отнять дитя силой, когда знакомый голос проговорил:
— Сделай так, как она говорит, Ночная Мгла. Дай ей дорогу.
Ведьма замерла на месте, словно окаменев. Ивица быстро оглянулась, но не увидела ничего, кроме деревьев и туманного сумрака.
И тут из леса показался Дирк с Лесной опушки, изящно проскользнувший сквозь густые заросли кустарника. Его серебряная шкурка была безупречно чистой, черный хвост немного подергивался. Он вспрыгнул на полусгнивший ствол упавшего дерева и сонно прищурился.
— Дай ей дорогу, — мягко повторил он. Ночная Мгла напряглась:
— Дирк с Лесной опушки. Кто дал тебе право прийти в Бездонную Пропасть? Кто разрешил тебе?
— Коты не нуждаются ни в разрешениях, ни в даровании прав, — ответил Дирк. — Ей-ей, тебе следовало бы это знать. Коты ходят где им вздумается. Так было всегда.
Ведьма рассвирепела:
— Убирайся немедленно! Дирк зевнул и потянулся:
— Скоро уйду. Но сначала ты должна дать дорогу Ее Величеству королеве.
— Я не отступлюсь…
— Не болтай попусту, госпожа Бездонной Пропасти. — В голосе кота прозвучали нотки усталого презрения. — Королева и ее дитя пройдут в Заземелье. Так решили эльфы, и говорить тут больше не о чем. Если тебе не нравится их решение, то почему бы тебе не поговорить об этом с ними?
Ночная Мгла бросила на Ивицу испепеляющий взгляд, а потом повернулась к коту:
— Эльфы не могут диктовать, что мне делать!
— Конечно, могут, — рассудительно отозвался Дирк с Лесной опушки. — Я только что это сделал от их имени. Перестань поднимать шум. Вопрос решен. А теперь посторонись.
— Это дитя принадлежит мне!
Дирк быстро лизнул одну лапку и выпрямился.
— Ночная Мгла, — обратился он ласково, — ты, кажется, хочешь бросить мне вызов? — Наступило долгое молчание. Ведьма и призматический кот стояли друг против друга в полумраке Бездонной Пропасти. — Потому что, если ты хочешь это сделать, — добавил Дирк, — ты, конечно, должна знать, что, даже если я буду побежден, вместо меня пришлют другого, а потом еще другого и так далее. Эльфы — существа очень упрямые. Уж тебе ли этого не знать!
Ночная Мгла не шелохнулась. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучало изумление:
— Почему они это делают? Почему их так заботит это дитя?
Дирк с Лесной опушки моргнул и мягко промурлыкал:
— А вот это очень хороший вопрос. — Он встал, потянулся и снова уселся. — Мне очень не терпится вздремнуть, как я всегда делаю по утрам. Я потратил на это дело уже слишком много времени. Пропусти королеву с младенцем. Сию минуту.
Ночная Мгла медленно покачала головой, словно отрицая нечто не поддающееся словесному выражению. Секунду Ивица была уверена, что ведьма кинется на Дирка, что она будет биться с призматическим котом, используя всю свою силу и все волшебство, которым владеет.
Но вместо этого Ночная Мгла повернулась к Ивице и тихо проговорила:
— Я этого никогда не прощу. Никогда. Передай своему игрушечному корольку.
А потом она исчезла в полумраке, словно призрак, скрывшийся в ночных тенях. Дитя проснулось и зашевелилось на руках у матери, сонно моргая. Ивица заглянула в глубокие складки своего плаща. Она нежно заворковала над младенцем. А когда она снова подняла глаза, Дирк с Лесной опушки уже исчез. Был ли он с нею все это время? Казалось, что эльфы прислали его на выручку, но с призматическим котом никогда нельзя было знать наверняка. Как бы то ни было, он спас ей жизнь. Или, что важнее, он спас ее дитя. Почему? И вопрос Ночной Мглы остался без ответа. Почему это дитя так важно для всех?
Заботливо обняв его, она снова двинулась в путь.
— Отдай ее мне, Холидей, — уговаривал его дракон. — Я спрячу ее в таком месте, куда никто не доберется, в Огненных Ключах в глубине пустошей, куда никто не приходит.
— Ну а вообще-то зачем она тебе? — спросил Бен. — Что ты станешь с ней делать?
Дракон вернулся после своей атаки на демонов. В центре луга они с Беном стояли одни. Хоррис Кью упал на траву в нескольких шагах от них. Советник Тьюс и Абернети сюда пока не добежали.
В голосе дракона звучало томление.
— Я бы время от времени ее доставал, чтобы на нее полюбоваться. Драконы обожают сокровища и собирают ценности. Это все, что осталось у нас от нашей прежней жизни… Все, что осталось у меня теперь, когда я один. — Рогатая голова Страбона нырнула вниз. — Я бы спрятал ее там, где никому не найти. Я хранил бы ее только для себя.
Бен прервал этот разговор, чтобы вступиться за перепуганного Хорриса Кью, на которого набросился вымокший и злющий Абернети. С помощью советника Тьюса ему удалось кое-как восстановить между ними некое подобие мира. Пришлось напомнить выходящему из себя писцу, что маг как-никак спас всем им жизнь. Потом Бен отправился отпустить Каллендбора и его армию, взяв с лорда Риндвейра клятву, что тот через это неделю явится к королю с объяснениями всех своих поступков. Он приказал своим стражникам разогнать тех, кто пришел в поисках кристаллов мысленного взора, а получил гораздо больше, чем рассчитывал. Все эти люди были очень рады возможности отправиться восвояси.
И тут он вспомнил про Ивицу. Он сразу же бросился к Землевидению и нашел ее как раз в тот момент, когда она выбиралась из Бездонной Пропасти. Владения Ночной Мглы, с ужасом подумал он, самое неподходящее место для сильфиды. Вспомнил слова, которые сказала ему ведьма при расставании. Он думал о том, что Ночная Мгла сделала бы с Ивицей, если бы ей представилась вдруг такая возможность.
Ехать верхом до Бездонной Пропасти надо было два дня — слишком долгий срок при данных обстоятельствах. И Бен заключил сделку со Страбоном. Дракон подвезет его до владений ведьмы и обратно, а в обмен получит Шкатулку Хитросплетений. Только дракон должен пообещать, что ее больше никто не увидит, что никто, включая и его самого, никогда не попытается ее открыть. Страбон согласился. Он дал твердое и нерушимое обещание. Он дал свое драконье слово.
— Этого достаточно, — прошептал на ухо советник Тьюс. — Слово дракона — для него закон.
И вот Бен влез на спину Страбону, и они понеслись сквозь штормовые ветры и дождь и в конце концов вырвались из туч к чистому небу. Солнце снова лило свет на землю, золотя степи и холмы, простирающиеся к северу, прорезая светлую полосу в отступающем мраке.
— Она здесь, Холидей, — бросил через плечо Страбон, когда подлетали к месту. Его острые глаза разглядели сильфиду намного раньше Бена.
Они стремительно приземлились на вершине холма, вокруг которого раскинулся редкий лес. Ивица появилась на другой стороне луга, поросшего цветами и окаймленного Лазурными друзьями, и Бен, забыв обо всем на свете, кинулся ей навстречу. Она окликнула его, сияя улыбкой, и на глазах у нее снова выступили слезы.
Он подбежал к ней и резко остановился: сверток, который она несла в руках, стал хрупким препятствием между ними. Что это у нее?
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил он, спеша убедиться в том, что она здорова, мечтая поскорее просто услышать ее голос.
— — Да, Бен, — ответила она. — Ас тобой? Он счастливо улыбнулся.
— Я люблю тебя, Ивица, — сказал он.
Бен почувствовал, как волнение сдавило ей горло.
— Иди посмотри на наше дитя, милый, — прошептала Ивица.
Бен шагнул вперед, преодолев то небольшое расстояние, что разделяло их. Его переполняли ожидание и недоверие. Все случилось слишком быстро, думал он.
Еще не пора. По ней даже не видно было, что она беременна. Как она могла так скоро родить?
Но сияние ее улыбки прогнало все его вопросы. — Дитя? — переспросил он, и она кивнула. Ивица раздвинула складки плаща, чтобы Бен мог посмотреть. Он наклонился, чтобы лучше видеть.
Пара ослепительно-зеленых глаз удивленно уставилась на него.
Она долго рассматривала его, и к глазам у нее подступили слезы.
Тут она вспомнила все: как вышла в Бездонную Пропасть из волшебных туманов, как превратилась в свое второе воплощение, как вырастила стручок, как заснула… Она прижала к себе ребенка, стараясь получше согреть его, хоть немного защитить своим материнским телом.
А потом встала, снова надела на себя свою одежду и завернула ребенка в плащ. Дитя крепко спало — оно еще не проголодалось, и в отличие от Ивицы его нисколько не пугала та местность, где они оказались. Ивица никогда не выбрала бы местом рождения своего ребенка Бездонную Пропасть и теперь не собиралась задерживаться тут дольше, чем это было строго необходимо. Туман клубился среди ветвей густо росших деревьев и змеился вдоль стволов чащобы. Тишина окутывала все вокруг. Ничто не шевелилось. Это был мертвый мир, и здесь было место только для ведьмы, которая его таким сделала.
Ивица тронулась в путь, идя по направлению к свету — на восток, где над Заземельем вставало солнце. Ей надо поскорее выйти отсюда, пока ее не обнаружили. Она все еще ощущала слабость после родов, но главным ее чувством был страх. Она боялась не столько за себя, сколько за свое дитя, эту меру ее жизни с Беном, вершину их союза. Она снова заглянула в складки плаща, проверяя, хорошо ли она разглядела ребенка при пробуждении, не изменилось ли в нем что-то. Снова пришли слезы. У нее перехватило дыхание. Ей хотелось отыскать Бена и быть с ним, убедиться в том, что с ним все в полном порядке, и показать ему ребенка.
Казалось, она шла очень долго но, вероятно, на самом деле не слишком. Ее тело странно болело: тупая пустая боль сосала ей поясницу, грудь стиснуло, словно обручем, мышцы рук и ног ныли. Она не знала, связана ли эта боль главным образом с родами или с тем, что она нагая спала на холоде в пропасти. Движение помогло разогнать боль в груди и руках, размяв застывшие и сведенные судорогой мышцы. Боль в пояснице не проходила. Ивица не обращала на нее внимания. Она говорила себе, что должна быть уже совсем близко от края лощины. Если она не станет останавливаться, то скоро будет свободна.
Она прошла по древнему лесу, переплетенному сумраком и туманом, словно кружевом, вышла на поляну — и остановилась. Перед ней стояла Ночная Мгла, завернувшаяся в свой черный плащ, выпрямившись во весь рост и застыв неподвижно, словно каменное изваяние. Только ее красные глаза неистово сверкали.
— Что ты здесь делаешь, сильфида? — негромко спросила ведьма.
У Ивицы оборвалось сердце. После того как она вынуждена была родить своего ребенка в этом неприветливом месте, ей хотелось только скорее выбраться отсюда, не встретившись с ведьмой. Но, похоже, даже этого Ивице не дано.
Ей удалось побороть страх и спокойно ответить:
— Я вошла сюда через волшебные туманы и по недоразумению. Я не хочу неприятностей. Я хочу только уйти.
Казалось, Ночную Мглу удивил ее ответ.
— Через волшебные туманы? Ты тоже была в заточении? Но нет. Ты ведь в его сне была где-то в другом месте, правда? — Она замолчала, стараясь овладеть собой. — И с чего тебе вздумалось выходить именно здесь? Почему тебе вообще понадобилось выходить, если уж на то пошло? Эльфы никого не выпускают из туманов!
Ивица на секунду подумала, что следовало бы солгать, но мгновенно решила, что не стоит этого делать. Ведьма это заметит — ее волшебная сила здесь, в ее логове, достаточно велика, чтобы разгадать обман.
— Эльфы были вынуждены меня отпустить, когда король пришел ко мне в своем сне и освободил меня от их волшебства. Они выпустили меня из туманов. Они не сказали мне, куда я попаду. Может быть, они отправили меня сюда в качестве наказания.
Взгляд Ночной Мглы опустился к свертку, который девушка осторожно держала в руках.
— Что ты тут несешь?
Руки Ивицы обвились вокруг ребенка.
— Мое дитя от короля Заземелья. Только недавно рожденное.
Ночная Мгла резко, со свистом втянула воздух.
— Ребенок шутейного королька? Здесь?! — Она расхохоталась. — Да, судьба действительно играет с нами в странные игры. Почему же ты носишь с собой это дитя? Ты носила его и в волшебные туманы? — Она вдруг замолчала. — Погоди-ка, я что-то ничего не слыхала об этом ребенке! А я не так уж долго отсутствовала в Заземелье. Мне следовало бы об этом знать. Недавно рожденное, так, кажется, ты сказала? И где же оно было рождено?
— Здесь, — тихо ответила Ивица. Лицо Ночной Мглы исказилось, превратившись в уродливую маску.
— Здесь, в моем доме? Дитя Холидея? Пока я была заперта с ним в волшебных туманах, заключена в эту проклятую коробку? Я была заключена с ним, девчонка, ты об этом не знала? Мы провели вместе несколько недель, потерявшие память, превратившиеся в существа, которых мы даже не узнавали. Он пришел к тебе во сне? Да, он мне об этом рассказал. Именно тот сон высвободил его из неведения, заставил сказать правду о нас обоих. — Она не говорила, а шипела. — Ты с ним виделась после его возвращения? — И она улыбнулась, наблюдая за реакцией Ивицы. — А, так ты даже не знала, что он вернулся, да? Вернулся обратно из другой жизни, жизни, где он был со мной, маленькая сильфида, в которой я была его подопечной, а он — моим защитником. А ты знаешь, что между нами произошло, пока ты рожала ему ребенка?
Она помолчала, и глаза ее огненно вспыхнули от предвкушения.
— Он переспал со мной, будто я — его…
— Нет!
Голос Ивицы был тверже камня, одно это слово прозвучало настолько решительно, что оборвало тираду ведьмы не менее верно, чем петля, затянутая на горле.
— Он был мой! — завопила ведьма Бездонной Пропасти. — Он принадлежал мне! Он остался бы моим навсегда, если бы не тот его сон, где он увидел тебя! Я потеряла все, все! У меня осталось только мое «я», могущество моего волшебства, сила моей воли. Их я получила обратно. Холидей у меня в долгу! Он украл у меня мою гордость и достоинство, и это превратилось в его долг мне, долг, который он обязан выплатить! — Ночная Мгла побледнела от ярости.
— Это дитя, — прошептала она, — послужит неплохой платой.
Ивица похолодела. Ее трясло, в горле у нее пересохло, сердце замерло.
— Ты не получишь мое дитя, — сказала она. Улыбка заиграла на губах ведьмы.
— Не получу? Что за глупые слова ты употребляешь, строптивая сильфида. И вообще дитя было рождено в моих владениях, здесь, в Бездонной Пропасти, так что оно по закону принадлежит мне. По моему закону.
— Никакой закон не позволяет отнимать дитя у матери. У тебя нет прав предъявлять такое жуткое требование.
— У меня есть все права. Я — госпожа Бездонной Пропасти и владею всем, что в ней оказывается. Дитя родилось на моей земле. Ты нарушительница законных границ владения и к тому же глупенькая девчонка. Не воображай, что ты сможешь мне что-то запретить.
Ивица не отступала:
— Если ты попытаешься отнять у меня мое дитя, тебе сначала придется меня убить. Ты согласна на такое злодеяние?
Ночная Мгла медленно покачала головой:
— Мне нет нужды тебя убивать. Для тех, кто владеет волшебством, существуют способы попроще. И судьба пострашнее смерти ждет тех, кто пытается мне мешать.
— Если ты украдешь дитя Его Величества, тебе несдобровать! — бросила ей Ивица. — Он найдет тебя даже в преисподней!
— Глупенькая сильфидочка, — мягко промурлыкала ведьма. — Твой королек даже не узнает, что ты тут побывала!
Ивица застыла. Ночная Мгла была права. Никому не известно, что Ивица попала в Бездонную Пропасть, никто не знает, что она вернулась из волшебных туманов. Если она пропадет, кто сможет проследить ее путь? Если ее дитя исчезнет, кто сможет утверждать, что оно вообще существовало? Возможно, эльфы, но захотят ли они помочь? Что ей делать?
— Кто-нибудь узнает правду и откроет ее. Ночная Мгла! — отчаянно настаивала она. — Такое навсегда не утаить! Даже у тебя это не получится!
Ведьма медленно и презрительно пожала плечами:
— Может, и не получится. Но я смогу сохранять эту тайну достаточно долго. Жизнь Холидея не бесконечна. В конце концов я останусь здесь, когда он умрет.
Ивица медленно кивнула, поняв наконец замысел Ночной Мглы.
— Вот почему тебе нужно дитя Бена, да? Чтобы после своей смерти он не смог оставить ничего. Ты сделаешь дитя своим и при этом сотрешь все его следы. Ты настолько сильно его ненавидишь? Ночная Мгла сжала свои тонкие губы:
— Еще сильнее. Намного, намного сильнее!
— Но дитя ни в чем не виновато! — воскликнула Ивица. — Почему младенец должен стать причиной раздора? Почему дитя должно пострадать от твоей кипящей ярости?
— Дитя будет прекрасно расти. Я позабочусь об этом. Обещаю.
— Оно не твое!
— Мне надоедает с тобой спорить, сильфида. Отдай мне дитя, и, может быть, я разрешу тебе уйти. Роди другого ребеночка, если хочешь. У тебя есть такая возможность.
Ивица медленно покачала головой:
— Я никому не отдам мое дитя, Ночная Мгла. Ни тебе, ни еще кому-то. Посторонись и дай мне дорогу. Я ухожу.
Ведьма мрачно улыбнулась.
— Думаю, что не выйдет, — сказала она. Ведьма уже шагнула вперед, начав поднимать руки под черным одеянием, намереваясь отнять дитя силой, когда знакомый голос проговорил:
— Сделай так, как она говорит, Ночная Мгла. Дай ей дорогу.
Ведьма замерла на месте, словно окаменев. Ивица быстро оглянулась, но не увидела ничего, кроме деревьев и туманного сумрака.
И тут из леса показался Дирк с Лесной опушки, изящно проскользнувший сквозь густые заросли кустарника. Его серебряная шкурка была безупречно чистой, черный хвост немного подергивался. Он вспрыгнул на полусгнивший ствол упавшего дерева и сонно прищурился.
— Дай ей дорогу, — мягко повторил он. Ночная Мгла напряглась:
— Дирк с Лесной опушки. Кто дал тебе право прийти в Бездонную Пропасть? Кто разрешил тебе?
— Коты не нуждаются ни в разрешениях, ни в даровании прав, — ответил Дирк. — Ей-ей, тебе следовало бы это знать. Коты ходят где им вздумается. Так было всегда.
Ведьма рассвирепела:
— Убирайся немедленно! Дирк зевнул и потянулся:
— Скоро уйду. Но сначала ты должна дать дорогу Ее Величеству королеве.
— Я не отступлюсь…
— Не болтай попусту, госпожа Бездонной Пропасти. — В голосе кота прозвучали нотки усталого презрения. — Королева и ее дитя пройдут в Заземелье. Так решили эльфы, и говорить тут больше не о чем. Если тебе не нравится их решение, то почему бы тебе не поговорить об этом с ними?
Ночная Мгла бросила на Ивицу испепеляющий взгляд, а потом повернулась к коту:
— Эльфы не могут диктовать, что мне делать!
— Конечно, могут, — рассудительно отозвался Дирк с Лесной опушки. — Я только что это сделал от их имени. Перестань поднимать шум. Вопрос решен. А теперь посторонись.
— Это дитя принадлежит мне!
Дирк быстро лизнул одну лапку и выпрямился.
— Ночная Мгла, — обратился он ласково, — ты, кажется, хочешь бросить мне вызов? — Наступило долгое молчание. Ведьма и призматический кот стояли друг против друга в полумраке Бездонной Пропасти. — Потому что, если ты хочешь это сделать, — добавил Дирк, — ты, конечно, должна знать, что, даже если я буду побежден, вместо меня пришлют другого, а потом еще другого и так далее. Эльфы — существа очень упрямые. Уж тебе ли этого не знать!
Ночная Мгла не шелохнулась. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучало изумление:
— Почему они это делают? Почему их так заботит это дитя?
Дирк с Лесной опушки моргнул и мягко промурлыкал:
— А вот это очень хороший вопрос. — Он встал, потянулся и снова уселся. — Мне очень не терпится вздремнуть, как я всегда делаю по утрам. Я потратил на это дело уже слишком много времени. Пропусти королеву с младенцем. Сию минуту.
Ночная Мгла медленно покачала головой, словно отрицая нечто не поддающееся словесному выражению. Секунду Ивица была уверена, что ведьма кинется на Дирка, что она будет биться с призматическим котом, используя всю свою силу и все волшебство, которым владеет.
Но вместо этого Ночная Мгла повернулась к Ивице и тихо проговорила:
— Я этого никогда не прощу. Никогда. Передай своему игрушечному корольку.
А потом она исчезла в полумраке, словно призрак, скрывшийся в ночных тенях. Дитя проснулось и зашевелилось на руках у матери, сонно моргая. Ивица заглянула в глубокие складки своего плаща. Она нежно заворковала над младенцем. А когда она снова подняла глаза, Дирк с Лесной опушки уже исчез. Был ли он с нею все это время? Казалось, что эльфы прислали его на выручку, но с призматическим котом никогда нельзя было знать наверняка. Как бы то ни было, он спас ей жизнь. Или, что важнее, он спас ее дитя. Почему? И вопрос Ночной Мглы остался без ответа. Почему это дитя так важно для всех?
Заботливо обняв его, она снова двинулась в путь.
***
Время близилось к полудню, когда Бен Холидей оказался в местности, находившейся к югу от Бездонной Пропасти. Он никогда бы не добрался туда так быстро, если бы Страбон не предложил подвезти его в обмен на Шкатулку Хитросплетений. Дракон с самого начала хотел получить Шкатулку, но Бен отказывался ее отдавать: ему казалось, что наилучший вариант оставить ее у себя.— Отдай ее мне, Холидей, — уговаривал его дракон. — Я спрячу ее в таком месте, куда никто не доберется, в Огненных Ключах в глубине пустошей, куда никто не приходит.
— Ну а вообще-то зачем она тебе? — спросил Бен. — Что ты станешь с ней делать?
Дракон вернулся после своей атаки на демонов. В центре луга они с Беном стояли одни. Хоррис Кью упал на траву в нескольких шагах от них. Советник Тьюс и Абернети сюда пока не добежали.
В голосе дракона звучало томление.
— Я бы время от времени ее доставал, чтобы на нее полюбоваться. Драконы обожают сокровища и собирают ценности. Это все, что осталось у нас от нашей прежней жизни… Все, что осталось у меня теперь, когда я один. — Рогатая голова Страбона нырнула вниз. — Я бы спрятал ее там, где никому не найти. Я хранил бы ее только для себя.
Бен прервал этот разговор, чтобы вступиться за перепуганного Хорриса Кью, на которого набросился вымокший и злющий Абернети. С помощью советника Тьюса ему удалось кое-как восстановить между ними некое подобие мира. Пришлось напомнить выходящему из себя писцу, что маг как-никак спас всем им жизнь. Потом Бен отправился отпустить Каллендбора и его армию, взяв с лорда Риндвейра клятву, что тот через это неделю явится к королю с объяснениями всех своих поступков. Он приказал своим стражникам разогнать тех, кто пришел в поисках кристаллов мысленного взора, а получил гораздо больше, чем рассчитывал. Все эти люди были очень рады возможности отправиться восвояси.
И тут он вспомнил про Ивицу. Он сразу же бросился к Землевидению и нашел ее как раз в тот момент, когда она выбиралась из Бездонной Пропасти. Владения Ночной Мглы, с ужасом подумал он, самое неподходящее место для сильфиды. Вспомнил слова, которые сказала ему ведьма при расставании. Он думал о том, что Ночная Мгла сделала бы с Ивицей, если бы ей представилась вдруг такая возможность.
Ехать верхом до Бездонной Пропасти надо было два дня — слишком долгий срок при данных обстоятельствах. И Бен заключил сделку со Страбоном. Дракон подвезет его до владений ведьмы и обратно, а в обмен получит Шкатулку Хитросплетений. Только дракон должен пообещать, что ее больше никто не увидит, что никто, включая и его самого, никогда не попытается ее открыть. Страбон согласился. Он дал твердое и нерушимое обещание. Он дал свое драконье слово.
— Этого достаточно, — прошептал на ухо советник Тьюс. — Слово дракона — для него закон.
И вот Бен влез на спину Страбону, и они понеслись сквозь штормовые ветры и дождь и в конце концов вырвались из туч к чистому небу. Солнце снова лило свет на землю, золотя степи и холмы, простирающиеся к северу, прорезая светлую полосу в отступающем мраке.
— Она здесь, Холидей, — бросил через плечо Страбон, когда подлетали к месту. Его острые глаза разглядели сильфиду намного раньше Бена.
Они стремительно приземлились на вершине холма, вокруг которого раскинулся редкий лес. Ивица появилась на другой стороне луга, поросшего цветами и окаймленного Лазурными друзьями, и Бен, забыв обо всем на свете, кинулся ей навстречу. Она окликнула его, сияя улыбкой, и на глазах у нее снова выступили слезы.
Он подбежал к ней и резко остановился: сверток, который она несла в руках, стал хрупким препятствием между ними. Что это у нее?
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил он, спеша убедиться в том, что она здорова, мечтая поскорее просто услышать ее голос.
— — Да, Бен, — ответила она. — Ас тобой? Он счастливо улыбнулся.
— Я люблю тебя, Ивица, — сказал он.
Бен почувствовал, как волнение сдавило ей горло.
— Иди посмотри на наше дитя, милый, — прошептала Ивица.
Бен шагнул вперед, преодолев то небольшое расстояние, что разделяло их. Его переполняли ожидание и недоверие. Все случилось слишком быстро, думал он.
Еще не пора. По ней даже не видно было, что она беременна. Как она могла так скоро родить?
Но сияние ее улыбки прогнало все его вопросы. — Дитя? — переспросил он, и она кивнула. Ивица раздвинула складки плаща, чтобы Бен мог посмотреть. Он наклонился, чтобы лучше видеть.
Пара ослепительно-зеленых глаз удивленно уставилась на него.
Глава 23. БЕСТСЕЛЛЕР
Журналист отпивал понемногу ананасово-клубничный коктейль в гостиной Гарольда Крафта в его роскошном доме на Бриллиантовом мысе и смотрел через огромный простор веранды и плавательного бассейна на только чуть-чуть более огромный простор Тихого океана. День клонился к вечеру, солнце медленно опускалось на запад, к прямой линии горизонта. Постепенная смена освещения обещала очередной невероятно прекрасный гавайский закат. Гранитные полы гостиной и веранды блестели, словно инкрустированные крупицами золота. Камень заканчивался у бассейна, сооруженного таким образом, что дальний его конец, расположенный чуть ниже, создавал впечатление, будто вода переливается из бассейна и водопадом стекает в океан. В одном конце веранды приветливо бурлило джакузи. В другом конце царили бар и пространство для приготовления еды, снабженное всем на свете, включая пустые кокосовые орехи, в которых приготовлялись тропические напитки во время вечеров, часто устраиваемых писателем.
По самым скромным оценкам, этот дом стоил пятнадцать миллионов долларов, хотя цены на недвижимость всегда целиком зависят от рынка и не поддаются объективному анализу. Расположенные поблизости дома шли по десять миллионов и больше, но в отличие от этого особняка они были лишены как обширного земельного участка, так и великолепной панорамы, охватывавшей почти весь Гонолулу. Незастроенные участки в этом районе стоили по пять миллионов. Сам журналист жил в Сиэтле, в доме, купленном пятнадцать лет назад за сумму, несколько меньшую, чем та, которую Гарольд Крафт зарабатывал за один месяц.
Крафт вернулся из своего кабинета, куда ходил, чтобы ответить на телефонный звонок, оставив журналиста попивать великолепно смешанный коктейль и восхищаться роскошным видом. Коротко извинившись за то, что отсутствовал так долго, он прошел к бару, налил себе чаю со льдом, подошел к дивану, где его терпеливо дожидался журналист, добившийся права взять у него интервью, и снова уселся. Он был высок и строен, в волосах и в бородке клинышком начала пробиваться седина, но двигался он, как длинный, ленивый и изящный кот. На нем были шелковые брюки и рубашка и кожаные сандалии ручной работы. Его загорелое лицо украшал орлиный нос, бежевые глаза смотрели удивительно проницательно. Ходили слухи относительно косметических операций и жесткого режима тренировок, но для богачей и знаменитостей в этом не было ничего необычного.
— Хорошие новости, — с улыбкой сообщил он. — Раз уж вы находитесь здесь, могу ими поделиться. Киностудия «Парамаунт» только что купила права на «Волшебника». Два миллиона долларов аванса. Они хотят, чтобы главную роль играл Шон Коннери, а принца — Том Круз. Ну, что скажете?
Журналист уважительно улыбнулся:
— Скажу, что вы стали на два миллиона долларов богаче. Примите мои поздравления. Крафт чуть поклонился:
— Погодите, пока включится торговля. Вот где настоящие деньги.
— Вы пишете свои книги в расчете на продажу экранизаций? — спросил журналист.
Пока он от Крафта добился слишком мало, чтобы это удовлетворило его самого или его журнал. Крафт за два года опубликовал три романа, которые почти все время оставались в списках бестселлеров. Только книг в твердом переплете было продано свыше пяти миллионов. Но больше о нем никто ничего не знал. Несмотря на свой шумный успех и славу, он во многом оставался загадкой. Он утверждал, что находится в изгнании, но отказывался говорить, откуда его изгнали. Он утверждал, что он политэмигрант.
По самым скромным оценкам, этот дом стоил пятнадцать миллионов долларов, хотя цены на недвижимость всегда целиком зависят от рынка и не поддаются объективному анализу. Расположенные поблизости дома шли по десять миллионов и больше, но в отличие от этого особняка они были лишены как обширного земельного участка, так и великолепной панорамы, охватывавшей почти весь Гонолулу. Незастроенные участки в этом районе стоили по пять миллионов. Сам журналист жил в Сиэтле, в доме, купленном пятнадцать лет назад за сумму, несколько меньшую, чем та, которую Гарольд Крафт зарабатывал за один месяц.
Крафт вернулся из своего кабинета, куда ходил, чтобы ответить на телефонный звонок, оставив журналиста попивать великолепно смешанный коктейль и восхищаться роскошным видом. Коротко извинившись за то, что отсутствовал так долго, он прошел к бару, налил себе чаю со льдом, подошел к дивану, где его терпеливо дожидался журналист, добившийся права взять у него интервью, и снова уселся. Он был высок и строен, в волосах и в бородке клинышком начала пробиваться седина, но двигался он, как длинный, ленивый и изящный кот. На нем были шелковые брюки и рубашка и кожаные сандалии ручной работы. Его загорелое лицо украшал орлиный нос, бежевые глаза смотрели удивительно проницательно. Ходили слухи относительно косметических операций и жесткого режима тренировок, но для богачей и знаменитостей в этом не было ничего необычного.
— Хорошие новости, — с улыбкой сообщил он. — Раз уж вы находитесь здесь, могу ими поделиться. Киностудия «Парамаунт» только что купила права на «Волшебника». Два миллиона долларов аванса. Они хотят, чтобы главную роль играл Шон Коннери, а принца — Том Круз. Ну, что скажете?
Журналист уважительно улыбнулся:
— Скажу, что вы стали на два миллиона долларов богаче. Примите мои поздравления. Крафт чуть поклонился:
— Погодите, пока включится торговля. Вот где настоящие деньги.
— Вы пишете свои книги в расчете на продажу экранизаций? — спросил журналист.
Пока он от Крафта добился слишком мало, чтобы это удовлетворило его самого или его журнал. Крафт за два года опубликовал три романа, которые почти все время оставались в списках бестселлеров. Только книг в твердом переплете было продано свыше пяти миллионов. Но больше о нем никто ничего не знал. Несмотря на свой шумный успех и славу, он во многом оставался загадкой. Он утверждал, что находится в изгнании, но отказывался говорить, откуда его изгнали. Он утверждал, что он политэмигрант.