Энтони Бруно
Грязный бизнес

   Моим родителям...

Пролог

   Сицилия, 1989
   – Ты уверен, это та дорога? – спросил Том Огастин, подавшись вперед с заднего сиденья и вглядываясь сквозь ветровое стекло в жаркую пыльную дорогу, бегущую впереди. – Что-то очень уж долго едем.
   Винсент Джордано перегнулся через руль, как будто, прижавшись лицом к стеклу, можно было что-нибудь рассмотреть.
   – Да, Немо, не думал, что это так далеко.
   Немо опустил стекло и стряхнул пепел с сигареты.
   – Эй, Вин, не ворчи и давай рули. Не знал, что вы такие слабонервные. Вы – оба. Да вас кондрашка хватит, если будете так психовать.
   Немо забросил руку на спинку сиденья и с усмешкой уставился на Огастина.
   – А признайся, Огастин, ты нервничаешь. Ну так, самую малость.
   Огастин уставился на неприятного маленького человечка лет тридцати и его ужасную рубаху – черную с желтыми разводами. Черная тенниска под рубашкой с надписью «Джимбо» говорила о принадлежности ее хозяина к какому-то оздоровительному клубу в Бруклине.
   – Нет, я не волнуюсь, – сказал Огастин.
   Джордано включил понижающую передачу. Машина взревела, поднимаясь в гору.
   Усмешка Немо стала еще шире. Он засунул в рот очередную сигарету и прикурил от зеленой пластмассовой зажигалки.
   – Нельзя волноваться, когда имеешь дело с большими людьми, Огастин. Будешь психовать, они подумают, что ты дерьмо, и пошлют тебя к черту. Да ты и сам знаешь. Ты же все время общаешься с шишками, так ведь? И почему ты проиграл на выборах в прошлом году этому испашке Родригесу? Почему все влиятельные люди поддержали его? Думаю, он знал, как себя с ними вести. Теперь он конгрессмен, а ты так и пашешь в прокуратуре США. Должно быть, чертовски обидно, а?
   Огастин не ответил. Родригес победил потому, что принадлежал к испано-язычной общине. В выборах участвовали трое: двое белых, оба умеренные консерваторы, и один – либерал от испано-говорящих. Он-то и победил, потому что голоса консерваторов разделились. Вот как это было на самом деле.
   Он смотрел из окна старого «мерседеса» на высохшие рыжие холмы, на вулкан Этна, мирно дымящийся вдали. Машина воспринимала каждую выбоину на дороге как личное оскорбление, жалобно завывая от любого толчка. Немо, казалось, наслаждался своими сигаретами, не обращая внимания на тряску. Это был щеголеватый карлик – должно быть, не более пяти футов даже на кубинских каблуках – с огромными бицепсами. Фанатик культуризма, этого всеобщего увлечения низкорослых людей. Теперь же появилась еще одна причина, по которой Немо буквально лопался от гордости. Он стал «посвященным» – официальным членом «Коза ностры». Теперь он – большой человек. По протоколу мафии, он как бы получил звание, доступ к вершине. Ну, ладно. Бог с ним, пусть радуется. Огастин-то знает, кто чего стоит. Да и Немо с Джордано тоже знают, кто ключевая фигура в этом деле. Он. Только бы перестала болеть голова. Эти его обычные приступы сейчас особенно ни к чему.
   Огастин наблюдал, как Немо медленно подносит сигарету к толстым губам. Интересно, почему в такую невыносимую жару рукава рубашки Немо опущены и застегнуты? Конечно, у этих парней свой собственный стиль, но причина, по-видимому, в другом. Вероятно, Коротышка колется стероидами и, опустив рукава, пытается скрыть следы уколов. Хотя, возможно, это не стероиды. Пожалуй, он принимает что-то другое – слишком уж часто вытирает нос. И у него такой разгоряченный самодовольный вид. С этим он уже сталкивался. Скорее всего Немо употребляет героин. Но, насколько ему известно, мафия категорически запрещает своим членам употреблять наркотики. Что, если они узнают? Как это скажется на их планах? Как отразится на нем самом? О Боже!
   Джордано, наоборот, производил впечатление человека, которому доза чего-нибудь подбадривающего явно не помешала бы. Его безобразный костюм пропотел насквозь и походил на средневековое орудие пытки – «железную деву». Неужели он всерьез думал, что хоть сколько-нибудь поможет делу, если вырядится, словно на церемонию по случаю окончания школы? Выглядел он ужасно серьезно. Мелкий функционер, взявшийся за непосильное дело. Счетовод с грандиозными идеями, но без практической сметки. А чего стоит его убийственный одеколон! Этот человек просто жалок. Сколько ему лет? Тридцать пять, тридцать шесть? А ведет себя как студент-первокурсник на летней практике. Мой Бог, ведь этот план, с которым они сейчас, родился в мозгу Джордано. Ему следовало бы держаться посолиднее. Если он будет вести себя так и во время встречи, они рискуют потерять контроль над этим делом. Боже милостивый, как он мог довериться этим двум типам? Почему сам не пошел наверх? Может быть, к нему в и прислушались. А эти двое завалят все дело.
   – О чем задумался, Огастин? – опять усмехнулся Немо, обернувшись назад.
   – А о чем задумываться?
   Немо усмехнулся, точнее сказать, присвистнул.
   – Что мне нравится в таких парнях, как ты, так это невозмутимость. Несмотря ни на что.
   Огастин приподнял бровь.
   – В каких таких?
   Немо затянулся и присвистнул погромче.
   – Ну, ты знаешь, о чем я говорю. Ты не какая-нибудь дворняжка, не то что мы – я или Вин. Ты – старинная монета. Держу пари, твоя семья – коренные американцы.
   – Не совсем.
   – Ладно. Но, бьюсь об заклад, ты ходил в какую-нибудь модную школу, а потом в Гарвард. А?
   – Ты прав. Сначала в Йель, затем в Гарвард. Изучал право.
   – Ну, что я говорил? Это видно даже по тому, как ты одеваешься. Рубашка для поло, штаны цвета хаки. Надень я хаки, все решат, что я собираюсь рыть канаву. А у парней вроде тебя и в хаки такой видик – будто вы решили поиграть в поло или что-нибудь в этом роде.
   Неожиданно Немо указал на окно.
   – Эй, Вин, сбавь скорость. Вот она.
   Счетовод нажал на тормоз, и Огастин резко подался вперед. Налево поворачивала грязная, пыльная дорога. На нее-то и показывал Немо. Дорога упиралась в массивные металлические ворота, которые были открыты.
   – Поворачивай сюда, – приказал Немо.
   Джордано опять нажал на газ, и старый автомобиль рванулся вперед.
   – Въезжай внутрь.
   Облако пыли заволокло окно, когда машина проезжала в узкие ворота. Впереди была каменистая крутая дорога. Джордано дважды пришлось переключать передачу, чтобы преодолеть подъем, старый «мерседес», не переставая, стонал. По сторонам дороги простирались виноградники с оросительными установками между рядами.
   Когда они преодолевали второй подъем, глушитель ударился о днище. Джордано выругался себе под нос. Через пятьдесят ярдов дорога уперлась в деревенский двор в форме пятиугольника с небольшим, сложенным из грубого камня домом справа и современной сборной постройкой грязно-зеленого цвета слева, прямо впереди виднелся амбар из толстых, побитых непогодой досок. В тени амбара стоял маленький трехколесный итальянский пикап, а рядом с домом был припаркован серебристый «Мерседес-420». Выпуск прошлого или позапрошлого года, прикинул Огастин. В Нью-Йорке у него тоже есть собственный «Мерседес-420», но только более раннего выпуска.
   Немо показал на пикапчик.
   – Давай-ка стань рядом с ним. – Затем загасил сигарету в пепельнице. Джордано подвел машину к указанному месту, выключил передачу, за ней – двигатель. Немо вынул ключ зажигания и положил в карман брюк. – Вы оба оставайтесь здесь. Я скажу, когда можно будет выйти.
   – Я хотел бы размять ноги, – произнес Огастин.
   – Нет. – Немо открыл дверцу со своей стороны и вышел. Чертов ублюдок.
   Джордано, не сводя глаз с Немо, повернулся боком к Огастину.
   – Ты думаешь, они примут наш план?
   Огастин ничего не ответил. Головная боль усилилась. Когда Немо был уже на середине двора, открылась дверь каменного дома. Из нее высунулся парень с копной черных волос, огляделся и вышел на крыльцо. В руках он держал пистолет. Это был здоровенный автоматический пистолет с большой обоймой. Грандиозная штука.
   Затем из дома появился второй человек. Маленький, коренастый, лысый, с несколькими длинными прядями волос поперек сияющей лысины. Его крошечные глазки прятались в толстых щеках, по лицу блуждала нездоровая улыбка. Он был одет в белую рубашку с открытым воротом и брюки, в которых явно неудобно сидеть.
   – Это же сам Уго Саламандра, босс Немо, – с благоговением прошептал Джордано. От волнения он принялся грызть ногти.
   Огастин подтянул колени и ничего не сказал. Он всматривался в лицо человека, о котором столько слышал. О Господи, настоящий жирный боров.
   Несколько мгновений Немо совещался со своим боссом, затем повернулся и махнул им рукой.
   Джордано схватил Огастина за плечо.
   – Пошли, нас зовут.
   Джордано вывалился из автомобиля и большими шагами направился к тем двоим, по пути поправляя галстук. Огастин заставил себя выждать какое-то время, расправил спину, покрутил головой и только тогда присоединился к остальным. Как говорит Немо, когда имеешь дело с такими людьми, нельзя волноваться.
   – Вина вы уже знаете, – обратился Немо к Саламандре, когда Огастин подошел к ним. – Вы встречались раньше в том месте, в Куинс. Помните? А это Том Огастин, юрист из правительства.
   Огастин встретился взглядом с Саламандрой, и тот заметил, что Огастин недоволен тем, как Немо представил его.
   – Помощник генерального прокурора США по Южному округу, Нью-Йорк, возглавляющий отдел по борьбе с наркотиками. Рад встрече с вами, мистер Саламандра. – Огастин протянул руку.
   Саламандра даже не взглянул на нее. Продолжая ухмыляться, он кивал каким-то своим мыслям.
   Немо опустил руку Огастина.
   – Это тебе не загородный клуб, Огастин.
   Огастин высокомерно взглянул на Немо, прикосновение которого, казалось, обожгло ему руку.
   Саламандра стоял, скрестив руки на груди и продолжая идиотски улыбаться. У него было исключительно веселое лицо, как у добродушной гориллы. Такое лицо никак не вяжется с образом страшного мафиози, подумал Огастин.
   – Как вам Сицилия, ми-и-сте-ер Огастин? Прекрасна, да? – спросил Саламандра с невероятным акцентом.
   – Да, мне здесь нравится. Идеальный климат.
   – Идеальный для чего? – Улыбка Саламандры стала злой.
   Огастин коротко рассмеялся, но так, чтобы не обидеть сицилийца. Он подозревал, что эти люди очень обидчивы.
   Немо был чем-то озабочен.
   – Послушайте, – сказал он, – может быть...
   Но в это время кто-то появился из виноградника, и Немо умолк. Это был маленький худощавый старик в рабочей одежде. В руках он держал гроздь винограда, держал нежно, словно маленького котенка. Его почерневшее от солнца лицо было покрыто морщинами. Старик приближался к ним легким, спокойным шагом. Казалось, ничто, кроме винограда, его не интересует. Он отрывал одну ягоду за другой и осторожно клал их в рот. Огастин посмотрел на крыльцо. Стоявший там косматый парень с пистолетом замер по стойке «смирно».
   Старик остановился в десяти футах от них, сплюнул шкурку от винограда и взглянул на Саламандру. У него были яркие, глубоко посаженные глаза, очень черные глаза. Саламандра подошел к нему и мягко заговорил на непонятном сицилийском диалекте, потом начал шептать ему что-то на ухо. Старик медленно кивал.
   Огастин был удивлен. Он не верил своим глазам. И это сам Эмилио Зучетти? Пресловутый сицилийский саро di capi, король наркомафии, от которого стонут власти трех континентов, потому что на протяжении вот уже десяти лет он тоннами транспортирует героин. Боже милостивый!
   Саламандра позвал Немо, и карлик молниеносно подскочил к ним. Огастину было страшно даже предположить, о чем они толкуют.
   Когда Немо коротко изложил суть дела, старик перевел взгляд на Саламандру, сердито нахмурил брови и неодобрительно покачал головой.
   – Ма perche? Но почему? Не понимаю. Это же стоящее дело, – заволновался Коротышка.
   – Он говорит «нет», – твердо произнес Саламандра. – Нет – значит нет.
   Огастин почувствовал, что у него схватило желудок, а голову продолжала буравить дрель – опять этот приступ. Чертов Коротышка прав – это действительно стоящее дело. И принесет кучу денег, которые ему сейчас так нужны.
   – Спроси, что ему не нравится? Скажи, мы готовы на уступки. Можем договориться.
   Остальные уставились на него, словно он с луны свалился. Ему не положено самому обращаться к боссу. Таков протокол мафии. Да ладно, к черту формальности.
   Зучетти положил в рот очередную виноградину, повертел ее на языке, раздавил и сплюнул шкурку.
   – Не можем, – сказал он виноградной грозди в руке и указал на Саламандру: – Я доверяю Уго. – Потом указал на Немо: – Уго доверяет Немо. – Затем ткнул пальцем в Джордано: – Немо доверяет Счетоводу. – Он поднял голову и пристально посмотрел на Огастина: – Но никто не доверяет прокурору. Очень плохой план.
   – Вы ошибаетесь, мистер Зучетти. Это очень хороший план.
   Немо резко оборвал его:
   – Заткнись, Огастин. Тут не дискуссионный клуб.
   Зучетти опять выплюнул кожицу.
   – О-гас-тин, – медленно произнес он. – Похоже на святой Августин. Очень сообразительный человек – святой Августин. Думаю, вы тоже очень сообразительный человек.
   – Ну... пожалуй.
   – Тогда, Святой Августин, ты понимаешь, что такое цепь. Одно плохое звено – вся цепь плохая. Ты говоришь мне, что ваша цепь хорошая, но я вижу два плохих звена. – Зучетти показал на Джордано и на Огастина. – Два слабых звена: Счетовод и Святой Августин.
   – Но почему? Почему мы слабые звенья?
   – Заткнись, Огастин! Не возникай! – заорал Немо.
   Зучетти поднял руку и жестом приказал карлику убраться.
   – Я скажу тебе, Святой Августин, почему цепь плохая. Счетовод? Нет опыта. Мой бизнес – не бухгалтерские книги, не работа в конторе. Мой бизнес – на улице. А Счетовод не знаком с улицей. Нехорошо для моего дела.
   Джордано выглядел как оплывающая свеча – болезненно бледный, изнемогающий от изнуряющей жары.
   Огастин глубоко вздохнул, собрал в кулак все свое мужество.
   – А чем не подхожу я?
   Кривая улыбка проползла по лицу старика.
   – Ты не сицилиец. Ты не из моей семьи. Полиция схватит тебя – ты все расскажешь. Ты знаешь, что такое omerta?
   – Да, я знаю, что такое omerta.
   – Ну, и что же это такое?
   – Это... – Огастин засомневался, стоит ли произносить слово «мафия» в присутствии этих людей, – это закон сохранения тайны для членов вашей организации.
   – Ты прав, это закон для меня, не для тебя. У тебя нет обязательств передо мной. Вот почему я не могу тебе доверять. – Старик повернулся и зашагал прочь.
   – Могу заверить вас, мистер Зучетти, – почти закричал Огастин, – что я никому не говорил об этом деле. Ни моим самым доверенным людям, ни даже моей жене. Я всегда считал, что в таких делах лучше действовать в одиночку. – Он повысил голос: – Даже самый надежный друг сегодня, завтра может проболтаться.
   Старик остановился и повернулся к нему.
   – Браво, Святой Августин. Ты говоришь красиво. Как Шек-спи-и-р. Красивые слова, но за ними – дерево. Все это похоже на выдумку.
   Немо и Джордано мрачно смотрели на Огастина, считая, что подобная дерзость с его стороны непростительна.
   – Выслушайте меня, мистер Зучетти, пожалуйста.
   Зучетти обернулся, кривая улыбка опять появилась на его лице.
   – Говори, Святой Августин. Я слушаю тебя. Расскажи мне хорошую историю.
   – Я понимаю, сэр, вы намного опытнее меня в этом бизнесе. Если сравнить с теми делами о наркотиках, которые я вел в Нью-Йорке, наш план ничем особенным не отличался. Джордано подобрал солидную клиентуру в Колумбии, которая будет поставлять ему кокаин. Немо будет доставлять его сюда, к вам, а в обмен забирать героин и переправлять его в Соединенные Штаты. В этом нет ничего нового. Контейнером для перевозок будут служить восточные ковры со специальным потайным внутренним слоем из пластика. Я впервые сталкиваюсь с таким дизайном, но, честно говоря, это тоже не революционное усовершенствование технологии контрабанды. Итак, Немо доставляет героин мистеру Саламандре, тот распространяет его через свою сеть парикмахерских и косметических салонов. Весь доход стекается к Джордано, который после отмывания денег переводит их на счет в швейцарском банке. Ничего принципиально нового. Довольно обычная практика. Не так ли, мистер Зучетти?
   Немо был вне себя от гнева.
   – Огастин, заткнись, с кем ты разговариваешь?
   – Aspett![1]– прикрикнул Зучетти на Коротышку. – Продолжай, Святой Августин.
   Огастин сделал глубокий вдох. Мучившая его дрель уже добралась до лица.
   – Новое то, что выходит за рамки обычного, – это мое участие в деле. Я выступаю в роли гаранта, своеобразного страхового полиса. Основные операции будут проводиться в Нью-Йорке, который находится под моей юрисдикцией. Если кто-то из наших людей будет схвачен полицией или какой-либо другой федеральной службой, дело попадет ко мне на стол, а я всегда смогу прекратить его за недостаточностью улик. Даже если кого-то арестуют, никто не попадет в тюрьму. Таким образом я могу гарантировать вам практически непрерывный бизнес.
   Зучетти в задумчивости кивал.
   – А что будет, если полиция захватит Немо с пятьюдесятью килограммами героина? Ты сможешь доказать, что это – «недостаточная улика»? Как?
   – Надеюсь, Немо будет достаточно осторожен и не позволит, чтобы его схватили с таким количеством груза. Но предположим – так, теоретически, – что это все-таки произошло. В этом случае дело будет передано в суд и мне придется его проиграть.
   – И ты сможешь это устроить, Святой Августин?
   – Да, это можно сделать. В американской юридической системе масса ловушек. Очень нетрудно допустить небольшую техническую ошибку, которая станет губительной для всего процесса. Это особенно просто, если к этому стремиться.
   – И во что обойдется мне содействие Святого?
   Огастин распрямил плечи и отбросил назад голову.
   – Столько, чтобы стать мэром Нью-Йорка. Миллионов четырнадцать, я полагаю. Если подумать, вполне разумная плата за то, чтобы иметь друга в муниципалитете.
   Старик пристально посмотрел на него. Улыбка исчезла с его лица. Затем он повернулся к Саламандре и кивком велел ему следовать за собой. Они отошли к виноградникам. Старик отбросил гроздь винограда, сцепил руки за спиной и стоял, глядя на вулкан, пока его жирный помощник что-то энергично шептал ему на ухо.
   Дрель не унималась и все сверлила и сверлила голову.
   Немо пребывал в чрезвычайно возбужденном состоянии.
   – Говорил я тебе: «Заткнись, Огастин». Нужно было слушаться. А теперь можешь забыть о нашем деле. Просто забыть.
   Джордано, наоборот, находился в шоке. Глаза у него вылезли из орбит, нижняя губа отвисла. Он был совершенно растерян. Как все счетоводы, он хорошо знал цифры, а не людей. А люди, в отличие от цифр, непредсказуемы. Если бы они были похожи на цифры!
   Затем Саламандра подозвал Немо. Старик молчал, но остальные двое вели оживленные переговоры. Вероятно, подумал Огастин, Саламандра требовал гарантий, а Немо с жаром давал обещания. Карлик и толстяк закончили свое шумное совещание множеством утвердительных кивков, сохраняя при этом исключительно серьезное и торжественное выражение лица. Затем результат переговоров был доложен Зучетти, который внимательно слушал, холодно глядя в их лица. Затем он кивнул. Огастин крепко сжал кулаки.
   Немо повернулся на своих высоких каблуках и направился к амбару.
   – Идите за мной, оба.
   Огастин нахмурился, но повиновался, рядом с ним, уцепившись за его рукав, шагал Джордано, Саламандра и Зучетти замыкали шествие.
   В амбаре было прохладно, тонкие лучи света пронизывали полумрак, на полу там и сям валялось сено, вонь – хоть топор вешай.
   – Куда идти? – спросил Немо. – Сюда?
   – Туда, – ответил Саламандра.
   Немо нашел отсек, на который указал Саламандра, и откинул грубое одеяло, закрывавшее вход.
   Единственным освещением здесь были слабые лучи света, пробивающиеся сквозь дощатые стены. Когда глаза Огастина привыкли к темноте, он неожиданно увидел у стены мужчину, привязанного к стулу с прямой спинкой, руки его были заведены назад, ноги прикручены к стулу, одежда насквозь промокла от пота, на голове черный холщовый мешок, крепко завязанный на шее. Почувствовав, что он не один, человек стал неистово мычать и биться головой. Ясно, что во рту у него был кляп.
   Саламандра встал за спиной пленника. В одной руке он держал кусок грязной веревки.
   – Мистер Зучетти пересмотрел свое решение. Он думает, что ваш план можно принять, если вы докажете, что вам стоит доверять. Он должен знать, что ваша преданность крепка как сталь. Он должен знать также, что у вас есть характер, без этого в нашем бизнесе нельзя.
   Саламандра швырнул веревку Огастину, тот поймал ее с таким видом, словно это была гремучая змея.
   – Я не понимаю, – сказал Огастин, повернувшись к Немо. – Что происходит?
   – Ты когда-нибудь слышал об итальянском трюке с веревкой? Нет? Ну, так сейчас узнаешь. И ты тоже, Вин.
   Немо взял веревку из рук Огастина и дважды обмотал ее вокруг шеи пленника. Человек задергал головой, как рыба на крючке.
   – Смотрите сюда. Ты берешься за один конец веревки, а ты – за другой. Когда я скажу: «Давай», начинайте тянуть.
   Джордано не пошевелился, не сдвинулся с места и Огастин. Стоявший у входа старик усмехнулся:
   – Ну, что я говорил? Боятся. Кишка тонка.
   Огастин взглянул на Зучетти:
   – Кто этот человек?
   Ответил Саламандра:
   – Это судья из Палермо. Глупый молодой человек решил, что он шишка и может надоедать мафии. Наподобие тебя, Огастин.
   Огастин уставился на черный мешок, представил лицо мужчины под ним. Они требуют, чтобы он совершил убийство и тем доказал, чего он стоит. Обычная практика мафии, необходимое испытание, через которое проходят все ее члены. Он читал об этом, но никогда не думал, что ему самому придется... Неожиданно он вспомнил, что предстоят предвыборные гонки и что борьба за государственную должность стала для него единственной возможностью решить все проблемы, после того как босс ясно дал понять, что не намерен продвигать его по службе или уступать свое место. Оставалась еще частная практика, но все фирмы, заслуживающие внимания, возглавлялись партнерами-учредителями, а они не брали никого со стороны. Так что последней возможностью сделать карьеру оставалась политика. Но чтобы взобраться по этой лестнице, нужны деньги, много денег. Он взглянул в глаза Зучетти:
   – Проблема в названной мною сумме?
   Опять за босса ответил Саламандра:
   – С этим нет проблем. Это недорого.
   Огастин задержал дыхание. Дрель неожиданно начала вращаться быстрее, боль становилась невыносимой. Он взял один конец веревки, обмотал его вокруг руки.
   – О'кей! – Он взглянул на Джордано. – Я готов.
   У Джордано по-прежнему был испуганный и растерянный вид. Он держал свой конец веревки, но очень слабо.
   Огастин прищурился – головная боль не утихала.
   – Обмотай ее вокруг правой руки, – тихо приказал он Джордано. – Представь, что это перетягивание на канате, каждый тянет на себя. Ты же наверняка играл в это, когда был маленьким, а, Джордано?
   – Да... конечно... – невнятно пробормотал тот.
   – Отлично, тогда сделай это.
   – Что?
   Лицо Огастина стало мокрым.
   – Ты же хочешь, чтобы наш план сработал, правда? Они ясно изложили свои условия, Джордано. Они хотят, чтобы мы доказали свою надежность.
   – Да-да, я знаю.
   Дрель крутилась быстрее, боль становилась невыносимой.
   – Теперь слушай меня, Джордано. Просто держи свой конец и не двигайся. Об остальном позабочусь я.
   Превозмогая боль, Огастин зажал свой конец и натянул веревку, согнув колени и откинувшись назад. Судья надсадно мычал из-под кляпа. Все должно быть сделано быстро, без колебаний, сделано – и все тут. Огастин взглянул на Немо, готового дать сигнал.
   – Подожди. – Старик показал на судью. – У него есть дети? – спросил он Саламандру.
   Толстяк отрицательно покачал головой:
   – Даже жены нет, только невеста.
   Старик одобрительно кивнул:
   – Продолжайте.
   – Ну давай! – скомандовал Немо.
   Огастин потянул, но Джордано по-прежнему стоял как больной, веревка обвисла в его руках. Огастин потянул сильнее. Стул, на котором сидел судья, наклонился и чуть было не упал.
   – Тяните же, черт побери! – крикнул Немо.
   Но чем сильнее Огастин тянул за свой конец, тем активнее становился судья. Он боролся изо всех сил, мычал, фыркал, вертелся, стараясь сбросить путы.
   – Черт бы тебя побрал, Джордано! Что случилось с твоей голубой мечтой? Ты же говорил, что хочешь стать миллионером. Все рассчитал. Так что, ты уже не хочешь этого?
   – Видите, – презрительно усмехнулся старик, – слабаки.
   Веселый толстяк нахмурился. Глаза Немо горели.
   – Если ты опозоришься сейчас, Вин, тебе уже ничего не светит. Ни одна семья тебя не примет. Никогда. Запомни. Я привел тебя сюда. Вин. Не подведи меня.
   Огастин сжал веревку, ожидая, пока Джордано придет в себя. Дрель продолжала со свистом вгрызаться в череп. Шансы стать следующим мэром улетучивались. И все из-за этой бесхребетной медузы.
   – Возьми себя в руки, Джордано. Одна минута – и все кончено. Это единственное, что стоит между тобой и теми деньгами, о которых ты мне говорил. Ну же, тяни.
   Казалось, Джордано очнулся. Идиотское выражение по-прежнему не сходило с его лица, но он попытался взять себя в руки и стал наматывать на руки веревку.