Это недалеко, уверяла я себя, но пройдя даже небольшое расстояние, почувствовала на себе обжигающие лучи солнца, в этот утренний час уже высоко висящего в безоблачном небе. Жара забирала мои силы, и кварталы, которые я преодолевала, превращались в мили. Если бы у меня была хоть на что-нибудь пригоднаяшляпа! Та колокообразная, что всучила мне Корнелия, не защитила бы и дюйма моей веснушчатой кожи.
   Когда я наконец добралась до заведения Шиа, на веранде восседал лишь старый чудак с тростью. Голова Слая покоилась на груди, его глаза были закрыты. Проходя мимо на цыпочках, чтобы не разбудить его, я подумала, что он напоминает тролля со своим сморщенным высохшим лицом и пучками седых волос, торчащими из ушей. Да и в поведении его ничто не противоречило такому сходству.
   Я была почти перед дверью, когда он, всхрапнув, вдруг пробудился и преградил мне дорогу тростью.
   – Вашего молодого друга здесь нет. – Он зацепил меня крюком своей трости, силясь подтянуть поближе к себе. Его воспитание, очевидно, не подразумевало знания морального кодекса джентльмена-южанина, или он был настолько стар, что больше не считал себя обязанным следовать ему.
   – Откуда вы знаете, что его здесь нет? Он обычно пользуется черным ходом.
   – Его автомобиль уехал. Посмотрите сами.
   – Он мне очень нужен! Я спрошу Корнелию, куда он отправился.
   – Не ждите от нее ничего хорошего. Корнелия только тем и занимается, что тешит свое южное благородство. Она скорее даст выколоть себе глаза, чем оскорбить свое блэгэрэдство. – Он с вывертом произнес это слово и даже сплюнул, чтобы подчеркнуть свое презрение к хозяйке. – Мальчик, между прочим, не ночевал дома.
   – Да, конечно, – с издевкой ответила я. – Вчера в полдень я буквально приволокла его сюда. Он, вероятно, все еще спит. Мальчик не в той форме, чтобы шляться по ночам.
   – Может, и так, но его комната прямо надо мной. И если я говорю, что его здесь нет, значит, его здесь нет. Он куда-то слинял вчера поздно вечером.
   – Это просто смешно! – От негодования я даже брызнула слюной. – Где он может быть в столь поздний час?
   Старик издевательски поднял седую бровь, как будто хотел спросить, из какого детского сада я сбежала.
   Имел ли Шиа достаточно сил, чтобы отправиться на ночное свидание с другой женщиной? Может, именно на это намекал мне старик? Очевидно, недавние злоключения нисколько не уменьшили его сексуальный аппетит. Правда, я не относилась к числу южных красоток, из-за которых Шиа терял голову.
   – Я зайду попозже, – бросила я Слаю через плечо и стала спускаться по лестнице.
   – Можно попробовать поискать его в Чиггер-клаб.
   Моя нога застыла в воздухе. Схватившись за перила, я повернулась и посмотрела на старика. Слабый ветерок тревожно шелестел листьями над моей головой.
   – Мне показалось, вы сказали что-то о Чиггер-клаб?
   – Точно. Это на Центральной, прямо над аптекой.
   Я вдруг почувствовала дискомфорт из-за пропотевшей насквозь одежды, но еще в большей степени из-за последних слов старика. Это было жуткое совпадение! Я попала в прошлое, в чужой, неведомый мне мир, и вдруг слышу здесь о месте, в котором сорок лет спустя последний раз увидят живым моего еще не родившегося отца.
   Ошеломленная, я машинально проделала последние шаги по лестнице. За моей спиной возобновило свое движение кресло-качалка; звук его полозьев, скользящих по деревянному полу, напоминал скрип старых костей.
   Я ступила в узкий переулок, прилегавший к аптеке, и решительно пошла вперед. В переулке было темно, царила влажная духота. Здесь не было ни зеркальных дверей, ни эффектных реклам, только запах дешевого виски доносился сверху из клуба. Мне нужно было скорее найти Шиа, но я также знала, что пришла сюда не только из-за этого.
   Самой судьбой мне было предназначено прийти сюда. Быть может, здесь я узнаю о том, как жил мой отец, о среде, в которой он вырос, и это ослабит боль давней потери.
   Не останавливаясь, чтобы не передумать, я стала подниматься по шаткой лестнице. Дверь наверх была открыта, и горячий воздух струился оттуда как из печки. Я колебалась; было еще не поздно остановиться. Шиа можно поискать и завтра.
   Но какое-то неясное чувство, чувство, что время безвозвратно уходит, всплыло во мне. Быть может, это было связано с тем, что приближался день моего рождения и мне вдруг подумалось, что если мне и теперь не хватит храбрости, я больше никогда не вернусь сюда, не узнаю что-то очень важное, потеряю подаренный мне судьбой шанс наконец-то узнать себя.
   Сердце мое стучало так, что, казалось, готово было выпрыгнуть из горла; но я все-таки вошла в эту дверь, в комнату, затянутую голубоватым табачным дымом. Секунда – и я смогла уже различать разные марки табака в этой зловонной смеси. Лампы – единственные во всем заведении – висели над круглыми карточными столами; в баре сидели только две плохо одетые женщины, которые, казалось, были заняты друг другом и ничто другое их не интересовало.
   Никто даже глаз не поднял, когда я вошла. Подошвы моих туфель мгновенно стали липкими от разлитого на полу пива, смешанного с табачным пеплом. Игроки, делая ставки, разговаривали полушепотом; слышалось лишь клацанье фишек и шлепанье карт, бросаемых на столы. Иногда раздавался одинокий хриплый смешок.
   Я отступила и, оказавшись в неосвещенном углу, попыталась представить среди игроков, сидящих за столами в клубах дыма, моего отца. Почему-то увиделся он мне в трудную минуту: ему не везло, и он лихорадочно соображал, что предпринять. Сидя в этом полутемном помещении среди людей, потерявших всякую надежду на лучшее, он все увеличивал и увеличивал ставки, но неудачи преследовали его.
   Горка его фишек стремительно уменьшалась; он боролся, стараясь переломить полосу неудач, но с каждой раздачей терял все больше и больше денег тех, которые он так долго копил для семьи. Желая скопить состояние, чтобы вернуться в Калифорнию и бросить наконец игру, он решил испытать свое счастье – поставил последнее – и проиграл.
   Мои глаза защипало от слез, стоило мне вообразить, что в тот момент творилось в его душе. Дух моего отца будто витал здесь, в этом чаду, желая поведать мне какую-то тайну. Нахлынувшая вдруг тоска сдавила мне грудь, и я была не в силах противиться ей. Я не смирилась с тем, что он покинул нас – слишком долго и сильно я страдала из-за его отсутствия, – но больше не могла осуждать Адмирала, во всяком случае так агрессивно, ведь теперь я сама почувствовала бешеный азарт карточной игры, где порой на кон ставится собственная жизнь. Чиггер-клаб являл собой как бы квинтэссенцию этого древнего порока.
   Почувствовав дурноту, так как воздухом в этом ужасном месте был дым и пот, я собралась уже уходить, но, пристально оглядев комнату в последний раз, к своему удивлению, заметила знакомое лицо. Под одной из низко надвинутых на лоб соломенных шляп, которых здесь было полным-полно, я разглядела разбитую физиономию Шиа Янгера. Его взгляд лениво блуждал от одного игрока к другому, как бы оценивая их возможности, и лишь изредка останавливался на собственных картах. В момент, когда я его заметила, сидящий рядом с ним игрок – глаза его были словно бусинки, а рубашка вся взмокла от пота – в отчаянии вскинул руки вверх и грязно, с придыханием выругался.
   Видеть и слышать это было невыносимо.
   – Ба, вы посмотрите, кто к нам пришел. – В тишине зала эти слова прозвучали подобно выстрелу. – Какая-то новая девка.
   Неудачник поднялся и вразвалочку направился ко мне. Ретируясь к двери, я уже собиралась дать деру и мне бы это непременно удалось, если бы в это время новый посетитель, входивший в дверь, не преградил мне путь. Огромные ручищи сграбастали меня, и я почувствовала горячее дыхание на своей шее.
   Я бросила отчаянный взгляд в сторону Шиа, надеясь, что он обратит на меня внимание; действительно, он уже заметил меня, правда, взгляд его не выразил особого восторга по этому поводу. Хмурясь, он швырнул на стол карты и поднялся, с шумом отодвинув стул.
   – Лапочка, я же говорил вам, что скоро буду дома, – сказал он, направляясь к нам. Его хромота была уже едва заметна, и несмотря на разбитую губу, улыбка на его лице была обворожительна.
   Позади меня послышалось ворчание.
   – Кого ты хочешь обмануть, Янгер? Эта баба – явная дурнушка и вряд ли может быть одной из твоих подстилок. – Человек, державший меня, засмеялся и так стиснул мои пальцы, что они онемели. – Пудри мозги кому-нибудь другому.
   Из табачного тумана выплыл, спотыкаясь, неудачливый игрок с глазами-бусинками.
   – Эй, это я первый ее заметил, – крикнулон, но разглядев верзилу, стоявшего позади меня, попятился назад, смущенно вытирая рот рукавом. – Впрочем, я готов с тобой поделиться.
   – Почему я должен делиться с убогим, напрочь продувшимся типом таким, как ты, – когда могу наслаждаться ею один? – Верзила пронес свою мясистую лапу под моим подбородком и рывком притянул меня к своей могучей груди. Всей своей хрупкой спиной почувствовав тяжесть его тела, я поняла серьезность его намерений.
   – Кто тебя звал, убогий? – куражился пьяный верзила; пистолет, вдруг появившийся в его руке, явно придавал ему уверенности.
   Общее настроение в задымленной комнате изменилось: потная азартная сосредоточенность уступила место звериному возбуждению. По мере того как карточные бои за очередным столом заканчивались и фишки переходили к новым владельцам, игроки в основном заросшие трехдневной щетиной мужики в круглых влажных от пота соломенных шляпах – побросали свои столы и скопом двинулись к дверям, желая проверить, чья кровь краснее. Насмерть перепуганная, я сквозь облака дыма глазами пыталась отыскать Шиа.
   – Ставлю на Ротгута! – послышался пронзительный крик.
   – Заткни глотку! Надо еще посмотреть, какого цвета твои деньги, – ответил другой голос.
   Даже те две дамочки, что минуту назад скромно сидели у стойки бара и увлеченно болтали, замолчали и с интересом стали наблюдать за происходящим. Бармен объявил, что он принимает ставки на исход поединка, и в помещении мгновенно начался хаос: все кинулись к нему со своими деньгами. Я сжалась от страха, когда услышала, как кто-то предложил пари три к одному на то, что я получу пулю в лоб.
   Дальше все было как в вестерне: кто-то швырнул стул в соседа; пьяница с глазами-бусинками был бесцеремонно схвачен чьими-то могучими руками и вышвырнут вон. Видя, что его акции растут, Ротгут на какое-то мгновение утратил бдительность и ослабил хватку. Воспользовавшись этим, я пригнула голову, и Шиа навалился на него, одновременно отталкивая меня в сторону. После серии взаимных ударов, звуки которых неожиданно громко прозвучали в наступившей вдруг тишине, Шиа сумел скрутить моему обидчику руки за спиной.
   – Проваливай, или я прострелю тебе почку.
   Несмотря на сильный испуг, я с восхищением следила за Шиа.
   Этот неожиданный поворот событий вызвал новую волну лихорадочно заключаемых пари. В возникшем беспорядке один из игроков завладел пистолетом какого-то раззявы. Бочком, бочком я пятилась вдоль стены подальше от места заварухи, и кое-кто из поставивших на меня уже подсчитывал в уме возможный барыш; плотной стеной мужики придвигались все ближе и ближе к дерущимся. Улучив момент, Шиа резко крутанул Ротгута и нанес ему такой силы удар, что послышался трески изумленная толпа отступила. Угроза Шиа, что у него есть оружие, была, очевидно, просто уловкой: его слегка окровавленные руки были пусты.
   Ротгут, бесчувственный, рухнул на пол, и толпа игроков снова стала приближаться к нам. Кто-то из темноты бросил Шиа пистолет. Он ловко поймал его левой рукой и взвел курок. Мертвая тишина стояла в комнате. Никто не двигался. Никто даже не шевельнулся, кроме лежащего на полу верзилы, который заворочался, кажется, начиная приходить в себя.
   – А теперь я провожу леди домой, – сказал спокойно Шиа, держа толпу под прицелом и одновременно вытесняя меня за дверь.
   – Бежим, – скомандовал он, как только мы оказались снаружи.
   Я с готовностью повиновалась ему и бежала не останавливаясь, пока не оказалась у здания клиники. Пока я – руки мои тряслись от напряжения сражалась с упорно не поддававшейся дверью, сзади подошел Шиа; пытаясь отдышаться, он прислонился к притолоке.
   – Вы здорово бегаете, просто как настоящий янки.
   – Я не янки, я из Калифорнии. – Когда дверь открылась, я чуть не провалилась внутрь.
   – Существенная разница. – Резко захлопнув дверь, Шиа заковылял за мной. По пути он слегка приподнимал шторы, чтобы держать в поле зрения внутренний мир.
   – Я бы не боялась так, если бы знала, что у вас там есть друг, который придет на помощь, даст вам оружие. – Я ухватилась за спинку стула, все еще не в силах справиться со своим дыханием.
   Так же, как и я тяжело дыша, Шиа с изумлением уставился на меня.
   – Какой там, к черту, друг! Кто-то, должно быть, поставил на нас солидные деньги и не захотел рисковать. Я, вообще-то, был бы не против, если вы заранее предупредите меня, когда в следующий раз соберетесь прервать мою игру в покер.
   – Вы не должны были быть там. Почему вы не остались дома залечивать раны?
   – Моя сиделка покинула меня.
   Я сделала вид, что не слышала этих его слов.
   – С такими травмами, как у вас, что вы себе позволяете, о чем думаете?
   – О вас.
   Горячая волна прилила к моей шее, и я почувствовала, что мне стало еще жарче, чем от сумасшедшего бега по улице.
   – Можете вы хоть иногда быть серьезным? – Мне не понравилось, какой оборот принимал наш разговор. Шиа приоткрыл рот, из его разбитой губы на рубашку закапала кровь. Ее запах напомнил мне о чувствах, которым я чуть было не дала волю вчера – здесь, в этой комнате. – Вы выходите почти невредимым из передряг, побывав в которых любой другой человек угодил бы на больничную койку по меньшей мере на неделю; вам кажется, так будет всегда?
   – Я думал о вас. Я же обещал, что верну ваши деньги...
   – Вы не должны мне возвращать эти проклятые деньги, Шиа Янгер. Я ведь просила вас... Продолжайте играть в карты, если вам это нравится, но не оправдывайтесь необходимостью помогать мне. Я не нуждаюсь в такой помощи.
   Шиа двинулся ко мне; нас разделял только стул.
   – Я не знаю другого способа добыть три сотни долларов, кроме как выбросить флеш-рояль (Флеш-рояль – выигрышная карточная комбинация при игре в покер.). В нашем финансовом положении не до истерик и тем более не до ссор.
   Я резко выпрямилась, хотя все еще тяжело дышала после проделанного кросса. Неужели Шиа действительно отправился в Чиггер-клаб ради меня? И как он только смог спуститься по лестнице и проделать весьма неблизкий путь со своим поврежденным коленом? Немного успокоившись, я спросила:
   – Флеш-рояль – это хорошо?
   – Ну, намного лучше, чем сломанные ребра, – сказал он сухо, держась за бок. – Даже если выперевязали их.
   – Но что такое карточная игра? Единственный, кто выигрывает, это сам игорный дом.
   – Не обязательно. Это такая же работа, как и любая другая, нужно только уметь терпеть, рисковать и просчитывать варианты.
   Итак, всего лишь работа. Где я слышала это раньше? Немного напрягшись, я вспомнила свою тетю Джозефину: это было почти дословно ее высказывание там, на кухне, в будущем; она говорила это о моем отце. Какая-то мистика: слова Шиа прозвучали будто из уст Адмирала – а может быть, мой отец говорил словами Шиа...
   Внезапно разрозненные кусочки информации начали складываться в единое целое. Не было никакой женщины, которая уводила Шиа из дома по ночам.
   – Значит, вы профессиональный игрок? – Я затаила дыхание, страстно желая ошибиться.
   – Время от времени у меня бывает и другая работа, но в основном вы правы: я игрок.
   Мое сердце упало, и комната стала кружиться перед глазами.
   – Почему вы мне раньше этого не сказали?
   Лицо его на мгновение как бы застыло.
   – Когда вы просили меня о помощи, я что-то не припомню, чтобы вы требовали у меня рекомендательное письмо.
   Повторялась история с моим отцом: очарованная обаянием Шиа, я не разглядела, что за всем этим скрывается. Я прошла через комнату, цепляясь за остов кровати; весь трагизм бегства моего отца, доселе сокрытый от меня, вдруг прорвался наружу, подобно воде, размывшей дамбу.
   – Я доверяла вам, даже когда увидела, что вы знакомы с людьми, подобными Капоне: хотелось верить, что между вами есть разница.
   Он буквально пригвоздил меня к стене своим взглядом.
   – На самом деле вы не доверяли мне ни секунды, красавица.
   – А с какой стати я должна была доверять вам? – Я понимала, что поступаю неразумно, говоря подобные вещи, но уже не могла остановиться. – Вы сами признались так, между делом, – что вы гангстер.
   Его глаза вспыхнули так – он стоял очень близко, – что, казалось, обожгли мне кожу.
   – Не знаю, что вы имели в виду под словом гангстер, но вот что я довольно интересный одинокий мужчина, вы, кажется, не заметили. У меня нет никого, кто может позаботиться обо мне. – О, сколько боли прочитывалось в его глазах! – Иначе я бы не бегал за вами, подобно преданной собаке.
   Я задыхалась, кровь пульсировала в моих щеках, будто кто-то отхлестал их в припадке ярости.
   – Вам больше не придется волноваться из-за меня, господин Янгер. Я знаю теперь, кто сделал этот порошок, и как только я найду кого-то, кто согласится проводить меня, я немедленно отправлюсь туда.
   Он слегка прищурил глаза.
   – И где же обретается этот тип?
   – В Дак Конер.
   – Вы шутите.
   – Неужели вы еще не поняли: я слишком долго подвергалась опасности из-за этого порошка, чтобы шутить по этому поводу. Я не то, что вы, толстокожий: вам даже банда Скайлза нипочем.
   – Перестаньте ребячиться, красавица. Это место не для простачков. Тамошняя публика имеет свои собственные понятия о том, что такое хорошо, а что плохо. Отправляясь туда, никогда не знаешь, вернешься ли обратно. Если кто-нибудь из них заподозрит что-то неладное, он сначала стреляет, а уж потом задает вопросы. Ребята из Дак Конер никому не доверяют.
   – Значит, по-вашему, я должна, опустив руки, сидеть дома...
   – Вы ничего не добьетесь, неужели не понятно? Забудьте о своем ненаглядном порошке. Даже если вы вылезете из собственной кожи – даже в этом случае – все равно вы ничего не добьетесь. – Он замолчал, заметив рану на моей руке. – Это вчера вас так? – спросил Шиа, беря меня за локоть.
   Я отдернула руку.
   – Не стоит обращать внимание. Я не нуждаюсь в вашей помощи или в вашем сочувствии, Шиа Янгер. Возвращайтесь к вашему проклятому покеру, я хочу остаться одна. Теперь я буду сама о себе заботиться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Я пропутешествовала на десятилетия в прошлое, через две мировые войны и Великую депрессию и ради чего? Ради того, чтобы вновь оказаться в унизительной зависимости от профессионального картежника, как и мой отец? Возможно, следовало сделать вид, что способ, которым Шиа зарабатывает себе на жизнь, нимало меня не волнует, но как заставить себя поверить в это.
   Эти невеселые мысли мучили меня два дня спустя после последнего разговора с Шиа; я мерила шагами узкую комнату, теребя в руках десятидолларовую бумажку, которую он вручил мне в качестве волшебного амулета, и проклинала свою неспособность немедленно выкинуть этот презент.
   Что-то неладное творилось вокруг меня и в моих чувствах: все было временно, непостоянно... Сколько раз я говорила себе, что следует так организовать свою жизнь, чтобы в ней было хоть что-то стабильное, предсказуемое. Разве мало тех уроков, что преподали мне мой отец, а затем и Дэвид? Если я не могу избавиться от болезненного влечения к красивым безответственным мужчинам с сомнительной репутацией, моя жизнь сложится не лучше, чем у матери.
   Если бы это было так просто...
   Бешеный круговорот мыслей остановился, я почувствовала усталость и вышла во внутренний двор. Гнев, кипевший во мне, на свежем воздухе понемногу остыл. Я все время думала о Шиа, и тем больше, чем усерднее старалась убедить себя в том, что мне не следует думать о нем. Я была очарована его безрассудством, той аурой опасности, которая исходила от него и шла ему так же, как костюм, сшитый хорошим портным. Черты характера, которые я осуждала и ненавидела в других людях, в Шиа были для меня столь же привлекательны, как сложное, изысканное творение парфюмера.
   К тому же о ком еще в этом чужом для меня мире я могла думать?
   Я присела на скамейку, стоявшую в тени вязов и кедров. Разглядывая раскидистые деревья, я в который уже раз вспомнила о том, что до моего дня рождения остается меньше недели. Желание выяснить до конца все обстоятельства моего прошлого доводило меня до отчаяния. В течение двух дней я упорно избегала Шиа, но все отчетливее понимала, что добраться самостоятельно до Дак Конер мне не удастся. Не находилось никого, кто согласился бы вместе со мной совершить экскурсию в это таинственное местечко. Вызвался, правда, один тип, но запросил за это десять долларов. А это означало, что тогда у меня не останется денег на покупку порошка.
   Я достала купюру из кармана и долго рассматривала ее. Шиа сказал, что если трезвосмотреть на вещи, карточная игра такая же работа, как и любая другая; но там, в моем времени, честная работа, как правило, не включала в себя взятки, подкуп, жульничество насколько, конечно, я могу судить при моем малом опыте.
   Внезапно мне пришла идея, как быстро сделать деньги. В гимнастическом зале! Шиа сказал мне, что сделал ставку на левшу, у которого какой-то там особый удар; бой должен состояться в пятницу поздно вечером. Он был убежден, что левша победит. Припомнив, как легко избранник Капоне подставил челюсть под зверский удар слева, я усомнилась в правоте Шиа. Когда-то – там, в своем времени, я читала, что Капоне очень любил заключать пари и частенько проигрывал огромные деньги на спортивных соревнованиях.
   Я понятия не имела о том, как делаются ставки; или, например, такой вопрос: если повезет, то сколько я смогу выиграть? Но если подтвердится правота Шиа, то, быть может, мне удастся заработать необходимую сумму. В моем положении не приходилось рассчитывать сыграть наверняка, но шанс мне представился, и грех не использовать его. И если ради того, чтобы оказаться дома ко дню моего рождения, мне придется поступиться некоторыми своими принципами, то, вбзможо, Бог простит мне это, поскольку сейчас у меня просто нет выбора.
   В конце концов, я дочь своего отца, а ему не раз улыбалась удача... Кто знает, унаследовала ли я его везучесть, но если и нет, быть может, советы Шиа помогут мне выиграть.
* * *
   Была жаркая душная ночь с полной, во все небо, луной. Классическая ночь для влюбленных, и в кармане у меня лежал пузырек с порошком Афродиты, но весь этот романтический антураж работал вхолостую: моя голова была занята более важными вещами. Я оделась так, чтобы не привлекать к себе внимания: бесформенного покроя блузка, брюки цвета спелой пшеницы и матерчатые туфли. Свои яркие, как маяк, волосы я обмотала кремовым шарфом, дважды завязав его узлом. Со своими южными понятиями о приличиях, Корнелия вряд ли бы одобрила появление дамы в брюках на публике, но учитывая специфику места, куда я собиралась отправиться, было мало шансов столкнуться там с нею.
   Пригнув пониже голову, стараясь максимально слиться с толпой, я вошла в переполненный зал. В воздухе, смешанном с запахами немытых потных тел и сигарным дымом, витало нетерпеливое ожидание поединка.
   Я начала осматриваться в поисках места, где делаются ставки, и неожиданно столкнулась с очень высоким молодым человеком, одетым в сильно потрепанную рабочую одежду.
   – Где я могу сделать ставку? – спросила я, отступив назад и опять натолкнувшись на кого-то в невероятной толкучке.
   – Я могу заключить сделку у букмекера для вас, – великодушно предложил он. Его юное лицо светилось честностью.
   Я машинально полезла в карман, достала деньги и уже было собралась вручить их парню, как вдруг какое-то чувство остановило меня.
   – Спасибо, нет, – сказала я, чувствуя, как мои пальцы становятся влажными от пота. Я покрепче зажала свои десять долларов. Даже если мне суждено проиграть свой последний доллар, это вовсе не значит, что я сделаю это с таким неоправданным риском. – Я, пожалуй, сделаю это сама.
   Он пожал плечами и улыбнулся.
   – Самые лучшие условия – у Косого Вомака. Вон тот длинный парень.
   Я поблагодарила любезного консультанта и начала прокладывать себе дорогу через толпу. Стояла удушающая жара. Кто-то случайно задел меня по затылку. Дальше пришлось двигаться, пониже пригнув голову. Я не могла позволить себе скандала. Женщины, которых я видела здесь, были шлюхи, задрапированные в шифон; они крутились возле ринга и нахально висли на мужиках, готовых бездумно сорить деньгами. Более всего я боялась наткнуться на Аль Капоне или Делателя Вдов, поэтому старалась продвигаться как можно быстрее.
   Насколько безопаснее я чувствовала бы себя здесь, если бы со мной был Шиа!
   Отчаянно крутя головой и работая локтями, я пробивала себе путь в дальний конец зала, но не могла не удивиться промелькнувшей у меня мысли. Шиа игрок, он привык к максимальному риску. Принимая в расчет компании, в которых он тусуется, кто сможет поручиться, что он не занимается сейчас какими-нибудь нелегальными делишками. Пренебрежение к закону для него совершенно естественно. Уж лучше я обойдусь без него. В конце концов рано или поздно он споткнется, как когда-то споткнулся мой отец.