– В первый раз, – начала она, – мужчина попросил подтвердить ему наш номер, потом спросил, дома ли ты, и захотел узнать, действительно ли ты журналист...
   Артур Ламм внимательно слушал. Она фыркнула:
   – Он решил, что я твоя жена. Я ему ответила, что всего лишь твоя сестра, а ты действительно журналист. Не знаю почему, но я подумала, что это перебежчик, захотевший продать свою историю прессе. Я спросила его, стоит ли назначить время встречи с тобой, а он повесил трубку, не ответив.
   – А! – Артур провел рукой по черным, слабо вьющимся волосам.
   У Эстер был задумчивый вид, большие глаза блестели за стеклами очков.
   – Я думаю, – сказала она, – что это был немец, но не военный...
   Он снова вздрогнул.
   – Почему ты так решила?
   – Из-за его акцента... Акцент, вне всяких сомнений, был немецким. А потом, по голосу. Он говорил мягко. И не только потому, что ему это было нужно в данном случае, если ты понимаешь меня... Нет, у него в голосе была естественная сдержанность, характерная для людей, не любящих производить шум...
   Он кивнул:
   – Понимаю.
   Он догадался, что это был Менцель. Немец проверил адрес и профессию Артура Ламма. Прекрасно. Теперь будет легче.
   – А второй звонок? – спросил он, не проявляя особого интереса.
   И удивился тревожному выражению, появившемуся во взгляде сестры.
   – Второй, – ответила она чуть дрогнувшим голосом, – второй человек только произнес твое имя... Он, наверное, говорил через платок... Больше он ничего не сказал. Когда я ответила, что ты еще не вернулся, он некоторое время не клал трубку. Я слышала его дыхание. Это было... очень тревожно.
   Его снова охватил страх. Он взглянул на взволнованную Эстер и почувствовал, что бледнеет.
   – В котором часу был второй звонок?
   – Примерно пять минут назад. Как раз перед твоим приходом.
   – А!
   Она переменила позу и, чуть замявшись, мягко спросила:
   – Скажи мне, Артур, в какой улей ты влез?
   Он сходил за стулом, сел на него верхом, закурил две сигареты, протянул одну Эстер и ответил:
   – Сейчас я тебе все расскажу. Лучше, чтобы ты знала...

5

   Стефан Менцель смотрел на дохлую кошку и грыз ногти.
   Одевшись, он снова сел на край кровати. Время тянулось невероятно медленно.
   Один за другим Менцель обдумал добрый десяток планов незаметно уйти из гостиницы «Гарибальди», но ни один его не устроил.
   Он перевел взгляд с дохлой кошки на стол, где стоял отравленный ужин. Удивительно, что отравитель еще не пришел посмотреть на результат...
   Может быть, он вообще не собирался приходить? Он ведь не мог предусмотреть вмешательство кошки и должен быть уверен, что тело Стефана Менделя найдет завтра утром слуга, как обычно находят трупы в гостиничных номерах.
   Ну и что с того? И вдруг Стефана Менцеля пронзила одна мысль: сейчас враги считают его мертвым!
   Они будут так считать до завтра.
   Надо воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы убежать. Да, но как узнать, не находится ли отравитель в самой гостинице?
   Мендель встал, проверил задвижку на двери и выключил свет. Ориентируясь по полоске света, пробивавшейся между ставнями, он дошел до окна, не наткнувшись на стол, и рискнул выглянуть в косую щель.
   Мокрое шоссе, мокрый тротуар, радужные лучи, разбегающиеся от фонаря напротив, на противоположной стороне улицы, рядом с каналом. Чуть дальше – мутные, чуть колышущиеся воды канала. Несколько тяжеловесных силуэтов спящих судов.
   Медленно проехала машина. Такси.
   Мендель открыл окно и медленно отодвинул один ставень на несколько сантиметров...
   Улица казалась пустынной.
   Он еще шире открыл ставень, осторожно высунулся наружу... Внизу света не было. Интересно, который час? Он совершенно потерял представление о времени.
   Менцель взглянул на светящийся циферблат своих часов. Час ночи. Поздно.
   Он, кажется, нашел выход. Его номер на втором этаже – до тротуара максимум пять метров.
   Улица была пустынна. Чтобы спуститься, ему потребуется десять секунд.
   Приняв решение, он закрыл ставни, вернулся к кровати, снял простыни, связал их вместе, вернулся к окну, крепко привязал конец одной из простыней к оконной перекладине.
   Прекрасно...
   Он надел плащ, продел пояс в ручку своего маленького чемодана, сдвинул его назад и нахлобучил на уши шляпу. Потом снова открыл ставень, высунулся из окна. Мимо дома проезжала машина. Он отступил. Луч света скользнул по потолку. Переждав несколько секунд, он снова выглянул. Слева, в сторону пьяцца Сан Антонио, удалялись шаги.
   Ждать дольше не имело смысла. Он выбросил наружу связанные между собой простыни и перекинул ногу через подоконник, нащупывая опору. Чемодан, висевший на спине, стукнулся об оконное стекло.
   От оглушительного звона Менцеля охватила паника, и он, ни о чем не думая, скользнул в черную пустоту. Первые секунды ему удавалось контролировать свои движения, потом показалось, что он слышит крики. Он увидел свет на фасаде гостиницы и разжал руки.
   Чемодан спас ему жизнь, послужив амортизатором. Упав на спину, Менцель в первое мгновение был совершенно оглушен, потом поднялся и со всех ног побежал в сторону порта.
   Лишь добежав до причалов и свернув направо, на пьяцца Дука д'Абруцци, Менцель понял свою ошибку. Метнувшись под козырек подъезда, он стал развязывать пояс плаща, чтобы взять чемодан в руку, как все нормальные люди, и только тогда обратил внимание, что дождь продолжает идти.
   – Зараза! – громко сказал он.
   Он прижался к стене, задыхаясь. До него донесся топот погони, возбужденные голоса перебивали друг друга: «Сюда!» – «Нет, туда!» « Я вам говорю, сержант, что он свернул налево!»
   "Менцель перевел дыхание. Это была всего лишь полиция. Несомненно, патруль, который, проходя по набережной, увидел, как он убегает.
   Мнение первого возобладало, и они скрылись за углом.
   Менцель спокойно дождался, пока окончательно восстановится дыхание и беспорядочные удары сердца войдут в норму.
   Прижимаясь к стенам, он пошел направо и почти тотчас свернул на виа Маккиавели.
   Что делать? Куда идти? Владелица гостиницы «Гарибальди» обязательно подаст завтра утром заявление в полицию на некоего Франсиса Альбрехта, обвиняя его в мошенничестве. Стефану Менцелю придется отказаться от этого удобного прикрытия, избавиться от паспорта. А что, если... Да, не стоит создавать себе новых врагов. Как только откроются почтовые отделения, он пошлет в гостиницу «Гарибальди» перевод на достаточную сумму. Что тогда ему смогут предъявить? Ничего. Нет закона, запрещающего выходить но ночам через окно. Лестницы и двери не являются обязательными для всех выходами. Кому как удобнее...
   На ходу он размышлял.
   «Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат...»
   Артур Ламм ей не муж. Невероятно, как четко звучало в ушах Менделя эхо этого потрясающего голоса...
   Виа Маркони, дом девятнадцать.
   Артур Ламм ей не муж. Зато он, может быть, отравитель?
   Сомнительно. Отравитель обязательно должен был иметь сообщников в гостинице. Зачем же Артуру Ламму было тайком подходить к двери, если он мог воспользоваться приходом Антонио, если...
   В конце концов, почему Франц Халлейн, зная, что может в любую минуту погибнуть, не доверился бы журналисту?
   Это было возможно, вполне возможно.
   Он решил сходить на виа Маркони, не признаваясь себе в том, сколь сильно на это решение повлияло неотвязное желание увидеть женщину с чарующим голосом...
* * *
   Эстер подняла глаза на часы в стиле ампир, стоявшие на камине.
   – Час десять, – заметила она. – Думаю, ты можешь идти.
   Артур Ламм раздавил свою сигарету в хрустальной пепельнице и нехотя поднялся.
   – Что за работа! – бросил он.
   Вид у него был усталый. Эстер подбодрила его:
   – Не надо было начинать. Теперь твой долг идти до конца. Я убеждена, что убийцы Франца Халлейна узнали, что ты был с ним знаком. Скорее всего, теперь ты вывел их на Менцеля. Ты должен исправить свою ошибку.
   Ламм распечатал бутылку коньяка и наполнил стакан. Эстер хотела было призвать его к умеренности, но передумала. Ему был необходим стимулятор. Он выпил коньяк одним глотком и секунду постоял, откинув голову назад и показывая сестре пересекавший горло шрам – напоминание о «беседе» с гестаповцами, не понимавшими, как это австриец может дезертировать из германской армии.
   Мучительные воспоминания. И вот теперь все начиналось сначала... Кошмар, казалось закончившийся навсегда, возвращался.
   Артур посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, причесался, подтянул узел галстука, надел и застегнул пиджак. Потом взглянул на сестру:
   – Тебе бы следовало лечь... – И тут же перебил сам себя: – Я идиот. Ты должна позвонить...
   Она озабоченно свела брови:
   – Повтори наш план. Я боюсь, ты забудешь.
   Он послушно повторил:
   – В час сорок пять я позвоню в дверь гостиницы. Допустим, слуга откроет мне через две минуты. Я задержу его еще на три минуты, поставив выпивку. В час пятьдесят ты позвонишь по телефону и попросишь соединить тебя с клиентом из шестого номера. Антонио позвонит ему. Когда Антонио вас соединит, я его отвлеку, чтобы не дать подслушать. Ты положишь трубку, перезвонишь и скажешь Антонио, что слышала, как в комнате кто-то кричал и что там, должно быть, произошло что-то страшное. Попросишь его сходить посмотреть... Я пойду вместе с ним и воспользуюсь случаем, чтобы войти в комнату. Сделаю вид, что узнал Менцеля, закричу от радости, будто нашел старого приятеля, и отпущу Антонио с щедрыми чаевыми, чтобы заглушить подозрения, если они у него возникнут.
   Эстер заколола волосы на затылке, поправила очки и ободряюще кивнула:
   – Все правильно, Артур. Тебе надо уходить немедленно.
   Ламм вывалил из карманов все содержимое за исключением платка и ножа.
   – Никогда не знаешь, как все повернется, – объяснил он. – Если они меня схватят, незачем давать им наш адрес...
   – Они должны его уже знать, – очень спокойно заметила его сестра.
   – Возможно, но это не точно... Я оставлю ключи. Когда мы придем, ты нам откроешь.
   Эстер покачала головой:
   – Позвонить в дверь может кто угодно. Надо придумать сигнал.
   – Ты права. Подожди... придумал: я просигналю МЕНЦЕЛЬ азбукой Морзе... Таа-таа-ти-таат-... и так далее.
   – Прекрасно. Беги, ты все провалишь, если опоздаешь.
   Он наклонился поцеловать ее. Она подставила ему щеку, отведя глаза, чтобы он не заметил внезапно охватившую ее тревогу.
   – Иди! – Ее голос дрогнул.
   Неловким движением он уронил эбеновую трость с перламутровой рукояткой, на которую ей приходилось опираться при ходьбе, поднял ее и прислонил к подлокотнику дивана.
   – До скорого, сестренка.
   Его голос звучал ничуть не спокойнее, чем голос Эстер. Она услышала хлопок двери в прихожей и закрыла глаза, внезапно осознав, на какой риск он шел. Смертельная бледность разлилась по ее лицу.
   – Это моя вина, – прошептала она. – Если с ним случится несчастье, то только из-за меня. Я должна была его...
   Она подалась вперед, готовая позвать его. Стук калитки заставил ее вздрогнуть.
   Слишком поздно...
   Она нащупала свою трость, повернулась, раздвинула полы халата, чтобы поставить ноги на ковер, и, помогая себе свободной рукой, встала. Хромая, она прошла в прихожую и повернула ключ в замке.
   Искалеченная нога болела сильнее, чем обычно. Сжимая зубы, она пошла назад, тяжело опираясь на трость и жалко переваливаясь.

6

   Дождь, все время дождь.
   Закрыв калитку, Артур Ламм широким шагом пошел в сторону виа Баттисти. Слева деревья парка тянулись темной непроницаемой стеной, на которую он старался не смотреть.
   Теперь он жалел, что ввязался в эту историю. Сначала он увидел в ней только возможность сделать сенсационный репортаж, огромную удачу, не так часто встречающуюся в работе журналиста, которая позволит ему перескочить через несколько ступенек карьеры и взлететь на вершину популярности.
   Сейчас он понимал, что по-дурацки влез в адский улей, откуда вполне мог не выбраться живым.
   Глупо!
   Шорох шин за спиной, урчание мотора. Он нервно обернулся.
   Свободное такси...
   Артур посмотрел на часы. Пешком он едва ли успевает добраться до гостиницы «Гарибальди» в назначенное время.
   Он тут же принял решение, подошел к краю тротуара и поднял руку. Такси свернуло к нему, остановилось рядом. Шофер наклонился, опустил стекло.
   – Пьяцца Сан Антонио, – бросил Артур.
   Приехав на площадь, он дойдет до гостиницы за две минуты. Ламм открыл дверцу, согнулся, чтобы сесть... и замер, вдруг ощутив еще неясную опасность. Он медленно поднял глаза и увидел блестящий ствол пистолета, направленный прямо на него... В дальнем углу машины сидел плотный мужчина.
   – Садись!
   Все его существо возмутилось. Не задумываясь, он отскочил назад, изо всех сил захлопнул дверцу, метнулся в сторону, пробежал за машиной и стрелой метнулся через улицу к парку.
   "Бах! Бах! Бах!
   Он даже не сразу понял, что в него стреляют. Парк окружала решетка ограды. Он на бегу вцепился в верхушку забора, рывком подтянулся на руках, перемахнул через препятствие и упал на залитый водой газон.
   Он упал на колени, поднялся, побежал, петляя, под деревья, получил в лицо удар веткой пихты и продолжал нестись, как сумасшедший.
   Споткнувшись о бордюр цветочной клумбы, он рухнул на нее и остался лежать, раскинув руки крестом, задыхаясь, перепуганный, уверенный, что настал его последний час...
   Прикосновение холодных мокрых цветов к лицу несколько успокоило его. Он подумал об Эстер... Наверняка ее тоже попытаются убить. Как она сможет защититься? Увечье делало ее совершенно беспомощной.
   Он с трудом поднялся, секунду стоял неподвижно, вслушиваясь в тишину, снова окутавшую парк.
   Где были напавшие на него? Вне всяких сомнений, они не остались на месте... Может быть, поехали на виа Джулия по другую сторону парка, рассчитывая, что он выйдет там?
   Он решил выйти из парка в том же месте, в котором перемахнул через забор, и осторожно двинулся назад.
   Под дождем парк выглядел мрачно. Артур Ламм не скрывал от себя, что буквально болен от страха. Его зубы стучали, а сердце замирало. Он вздрагивал при малейшем хрусте, готовый снова удирать со всех ног...
   Он вышел на угол парка и внимательно оглядел улицу, слабо освещенную рядом замутненных дождем фонарей. Потом перелез через низкую ограду, пересек пустынную виа Маркони и осторожно двинулся вперед. Перед домом девятнадцать машины не было.
   Ему захотелось все бросить, вернуться домой, забаррикадироваться там, а утром пойти в полицию, все рассказать и попросить защиту для себя и Эстер.
   Эстер... Он с испугом представил себе упрек в ее огромных глазах... Она не поверит в историю, которую он рассказал, решит, что он просто струсил...
   СТРУСИЛ.
   Да, струсил! Но он не хотел, чтобы Эстер узнала об этом. Бегом он, может быть, еще успеет в гостиницу «Гарибальди».
   Он свернул направо, на виа Рисмондо, потом налево, на виа Сан Франческо, пробежал мимо синагоги...
   Виа Маккиавели. Слева виа Рома... Он чуть не остановился, прежде чем свернуть на виа Россини, где несколько часов назад его едва не сбила машина...
   На колокольне церкви Сан Антонио прозвонило три четверти часа.
   Он сбавил ход и свернул за угол улицы нормальным шагом. На одной из барок, пришвартованных с другой стороны причала, горел желтый свет. В небе летел самолет.
   На его часах было 1.47. Через три минуты позвонит Эстер.
   Три минуты... Три минуты это долго... Может быть, лучше подождать?.. Нет. Антонио может не сразу проснуться.
   Он решительно нажал на кнопку звонка слева от двери.
   Его взгляд не отрывался от циферблата хронометра. Одна минута, две... От напряженного ожидания перехватило горло.
   Наконец-то шаги. Шум отодвигаемого засова. Дверь открылась. На фоне зала, тускло освещенного одной лампочкой, темнела длинная фигура Антонио.
   – Добрый вечер, – пробормотал Артур заплетающимся языком, притворяясь пьяным.
   Он, шатаясь, перешагнул через порог и направился к стойке.
   – С-ставлю тебе стаканчик за беспокойство, Антонио.
   Дверь за спиной закрылась. Защелкали запоры. Звонок телефона.
   Не говоря ни слова, Антонио снял трубку маленького коммутатора, стоявшего справа от стойки.
   – Алло, я слушаю...
   Артур Ламм скрестил пальцы, призывая удачу, и закрыл глаза. Ему казалось, что он слышит чудесный голос своей сестры.
   Антонио ответил:
   – Сожалею, синьора, но клиент из шестого номера уехал поздно вечером... Куда? Этого я не знаю, синьора... Уходя, он ничего не сказал. Спокойной ночи, синьора.
   Он положил трубку, повернулся к ошеломленному Артуру и произнес ледяным голосом:
   – Я не хочу пить, синьор. Берите ваш ключ и идите спать.
   Артур остолбенел, не зная, что делать. Что случилось? Его охватило паническое желание убежать. Прочь отсюда! Да, но дверь заперта. Он продолжал изображать пьяного, правда, теперь его голос дрожал по-настоящему:
   – Пойду выпью еще где-нибудь. Открой мне... Я не хочу спать...
   Антонио пожал плечами:
   – Как вам угодно.
   Он прошел за спиной Артура, направляясь к двери. Артур не успел обернуться достаточно быстро, однако увидел его движение в зеркале, висевшем на стене за рядом бутылок. Ему показалось, что на голову рухнул потолок. Он без чувств повалился на пол.
   Антонио спокойно убрал дубинку в карман, вернулся к коммутатору, вставил штекер в ячейку с цифрой десять, повернул рычаг, пару секунд подождал ответа и хладнокровно объявил:
   – Сверток готов, синьор, можете его забрать. И не забудьте захватить деньги...
* * *
   Дождь прекратился разом, и его тут же сменил густой туман, еще более неприятный.
   Где-то очень далеко колокола церкви прозвонили четверть третьего. Им ответила сирена корабля. Внезапно из тумана вынырнула большая американская машина и тотчас снова скрылась в густой пелене. Насколько сумел рассмотреть Менцель, она была полна веселых людей, певших и смеявшихся.
   Ему, Стефану Менцелю, не хотелось ни петь, ни смеяться.
   Он остановился на углу виа Баттисти и виа Рисмондо. Над перекрестком висел молочный шар фонаря, замутненный туманом. С того места, где стоял Менцель, был виден темный парк, и именно это заставляло его колебаться.
   К Артуру Ламму он решил сходить ровно час назад. Сейчас, остановившись под фонарем на пустынной улице, он достал из чемодана план Триеста и карманный фонарик. Включив фонарь и проведя лучом по стене дома, он нашел название улицы, идущей влево: «Виа Ф. Рисмондо».
   Менцель сверился с планом и увидел, что почти пришел. Было достаточно пересечь улицу, чтобы выйти на виа Маркони. Эта улица была застроена домами только с одной стороны, а с другой шел парк. Ему даже не придется искать, на какой стороне находятся нечетные номера, на левой или на правой...
   Он перешел дорогу и стал считать дома.
   Девятнадцать.
   Низкая стена, за ней кусты с блестящей от дождя листвой. Железная калитка с почтовым ящиком. Двухэтажный дом стоит в глубине двора. В окне первого этажа горит свет.
   Сердце Стефана Менцеля безумно колотилось. Он не решался шевельнуться, рука повисла в воздухе на полпути к ручке калитки.
   Господи, что он делает?.. Не сует ли он сам голову в петлю? Он стал в который уже раз перебирать в уме аргументы в пользу добрых намерений Артура Ламма.
   Их оказалось немного. Но что делать? В любом случае Менцель не мог оставаться мишенью для невидимого врага. Лучше взять быка за рога. Артур Ламм, по всей очевидности, не ждет его визита в столь поздний час. Менцель воспользуется преимуществом внезапности и заставит его выложить свои карты...
   Шаги... Тяжелые, решительные. Они быстро приближались. Не раздумывая, Менцель схватился за ручку, повернул ее и толкнул калитку, которая со скрипом открылась.
   Он скользнул в щель, быстро закрыл тяжелую железную дверцу и сел на корточки за кустом, прижав чемодан к коленям.
   Две гигантские тени медленно прошли мимо забора. Двое военных полицейских с оружием на плече.
   Левую ногу свела судорога, Менцель хотел немного распрямить ее, но поскользнулся на гравии, оперся о чемодан, и он выпал из рук.
   Шум падения показался фантастически громким.
   Охваченный паникой, он бросился вглубь двора, забился в темный проход между стеной и кустами и замер. Чемодан он не бросил.
   Конечно, полицейские услышали. Вернувшись, они остановились перед калиткой. Один из них включил электрический фонарь, достаточно мощный, чтобы пронзить туман. Широкий круг света прошелся по дорожке, сломался на четырех ступеньках крыльца, покачался на входной двери, пробежал по фасаду на уровне человеческого роста, вернулся в центр, пошарил по углам...
   Если они не войдут во двор, то не смогут обнаружить Менцеля.
   Они вошли.
   Калитка снова скрипнула на петлях, по гравию зашуршали шаги.
   – Ты тоже слышал? – спросил один из них.
   – Да, – ответил второй. – Может быть, это пустяки? ... Кошка, например?..
   Тот, кто заговорил первым, держал в руке фонарь. Он осветил левую часть двора и буркнул:
   – Кошка не может устроить столько шума.
   – Может, она что-нибудь опрокинула?
   Человек с фонарем повернулся на каблуках. Луч света упал на стену в метре от Менцеля, съежившегося в кустах, приблизился, почти коснулся ног и снова ушел к дому.
   – Если бы кошка что-нибудь опрокинула, – заметил патрульный, – мы бы увидели то, что она опрокинула. Что ты видишь? Ничего, как и я...
   Он перевел луч на входную дверь.
   – Слева есть свет, – сказал второй, понизив голос.
   Они подошли к крыльцу. Мендель вытянул шею, чтобы увидеть, что они делают. Эти болваны, кажется, не собирались уходить.
   – Раз есть свет, я позвоню. Они не спят.
   Он поднялся по четырем ступенькам, вдавив пальцем кнопку звонка. Послышался мелодичный звук... Полицейский звонил долго.
   – Никого нет.
   – Но ведь свет горит...
   – Это ничего не значит.
   Он позвонил снова.
   Менцель почувствовал, что его охватывает бешенство; неужели эти идиоты никогда не уйдут? Потом мелькнула мысль: если полицейские не могли заставить открыть им дверь, то как сможет это сделать он, Менцель?
   Наконец полицейские решили уйти.
   – В конце концов, мы все осмотрели, но ничего не увидели. Мы сделали то, что должны... Не можем же мы заставлять людей вставать в такой час. Скорее всего, ничего и не случилось.
   – Да наверняка.
   Они вышли со двора, тихо закрыли калитку и ушли.
   Снова наступила тишина, слышался только шорох ветра в листве парка. Туман показался Менцелю еще более густым.
   Он медленно выпрямился, опираясь на стену, машинально взял чемодан в руку и тихо пошел вдоль кустов, где не было гравия.
   Он собирался идти к калитке, но его взгляд, остановившийся на освещенном окне, заметил поднимающуюся тень. Он тут же пригнулся, чтобы его не было видно из-за кустов. Тень человека долго оставалась у окна, потом отошла.
   Менцель задумался. В доме кто-то был, и этот кто-то не посчитал нужным открыть дверь, несмотря на требовательные звонки.
   Теперь Менцель твердо решил увидеть Артура Ламма.
   Что делать?
   Ему в голову пришла идея, возможно неплохая. Журналист Ламм вполне мог знать азбуку Морзе. Менцель медленно передаст знаком свою фамилию... В первый раз Ламм, возможно, не поймет, но после нескольких повторений обязательно догадается... Любой человек, даже не умеющий читать, способен узнать сигналы Морзе.
   Он пересек дворик, поднялся по ступенькам, нажал пальцем на звонок и начал передавать:
   – Дрр...Дрррр...Дрр...
   Закончив, он решил сосчитать до тридцати, прежде чем повторить. Он дошел до двадцати, пяти, когда послышался шум отодвигаемого запора, и Эстер Ламм открыла дверь, опираясь другой рукой на трость.
   Она прищурила глаза за стеклами очков и вытянула шею, вглядываясь в темноту поверх головы Менцеля, стоявшего неподвижно, словно окаменев.
   – Где Артур? – прошептала она.
   Какой волшебный голос! Стефан Менцель слегка вздрогнул.
   – Не знаю, – ответил он совершенно равнодушным тоном.
   Она выглядела огорченной, красивый выпуклый лоб пересекли морщины.
   – Не знаете...
   Эстер секунду заколебалась, потом, покачнувшись, отступила.
   – Входите. Не стойте здесь. Пять минут назад кто-то звонил в дверь.
   Он перешагнул через порог, обернулся, чтобы посмотреть, как она запирает замок, и объяснил:
   – Это были полицейские. Мне пришлось спрятаться от них в кустах.
   – Чего они хотели?
   – Ничего. Я сел на корточки, чтобы пропустить их, и уронил чемодан. Шум привлек их внимание...
   Он пожирал ее глазами. Она была точно такой, какой он ее себе представлял, только в очках. Она повернулась и пошла в гостиную, опираясь на трость и с трудом переставляя ноги.
   – Проходите... Вы мне объясните, что произошло с моим братом.
   Он остался стоять неподвижно, увидев, с каким трудом она передвигается. Вывих? Нет, она бы так не хромала. Шагнув следом за ней, он не удержался от вопроса:
   – Вы ранены? Это серьезно?
   Его голос упал почти до шепота.
   – Несчастный случай. Десять лет назад. Я стала калекой до конца моих дней...
   – О! – произнес он. – Мне очень жаль...
   Она тихо засмеялась:
   – Не так сильно, как мне...
   Она его смущала.
   – Помогите мне.
   Он поддержал ее под руку, пока она садилась на диван. Он снял шляпу, поставил чемодан на ковер, развязал пояс плаща и протянул руку к огню, все еще горевшему в камине.