Страница:
– Спасибо, – прошептала она, снимая руку с шеи Менцеля, и их лица соприкоснулись.
Он отступил, шатаясь; у него перехватило дыхание. Она посмотрела на него и улыбнулась. Улыбка была почти нежной.
Он пробормотал:
– Я... пойду сварю кофе.
– Ладно, – сказала она. – Хорошенько поискав, вы найдете все, что нужно.
Он спустился, прошел на кухню и начал там возиться, насвистывая. Время от времени он вспоминал, что на него идет охота, и тогда на несколько секунд сердце замирало от страшной тревоги. Потом у него в ушах звучал чудесный голос молодой женщины, он снова видел ее улыбку, когда она благодарила его наверху...
Она позвала его минут через двадцать. Он поднялся. Эстер оделась в строгий темно-серый костюм, который ей очень шел. Она была ослепительно хороша, великолепно сложена... и искалечена.
Он взял ее на руки, чтобы отнести вниз. Сейчас нести было гораздо легче, скорее всего потому, что она меньше напрягалась.
Они быстро поели. Казалось, она очень спешит.
– Главное, не делайте глупостей, – посоветовала она. – Не открывайте никому, кроме меня.
Он попросил ее послать деньги в гостиницу «Гарибальди», чтобы избежать преследования за мошенничество, помог ей надеть непромокаемый плащ и шляпу и довел до двери.
Прежде чем открыть, она посмотрела на него с совершенно новым выражением.
– Вам надо умыться и побриться. Все необходимое найдете в ванной или в комнате моего брата. Если в чемодане у вас есть свежая сорочка... и галстук, который не похож на веревку... Я не говорю о костюме... Но все-таки.
Она улыбнулась и закончила:
– Идите в гостиную. Я выхожу...
Он подчинился, услышал, как открылась, а потом закрылась дверь, вернулся запереть засовы, остановился перед зеркалом и посмотрел на себя.
Его глазам открылось жалкое зрелище: грязный, противный, неопрятный...
Идя мыться, он подумал, что, возможно, найдет в доме утюг, чтобы погладить костюм и галстук.
На улице не было ни души.
Вполне понятно.
Нагнувшись вперед, опираясь на трость, Эстер продолжала путь, сильно хромая.
Теперь, когда за ней никто не наблюдал и не надо было притворяться, она перестала бороться с глодавшей ее тревогой за судьбу Артура...
Что с ним случилось? Где он? Что делает? Жив ли он еще? Не разделил ли участь Франца Халлейна?
Ужасно.
Перед ее мысленным взором встало грустное и некрасивое лицо Стефана Менцеля. У него был жалкий вид, однако его мозг делал его одним из величайших ученых своего поколения. Он остался ребенком во всем, что касалось отношений с внешним миром, особенно с женщинами. Он остался ребенком, став великим человеком... Смешно...
Он был неплохим парнем, но Эстер не хотела бы выйти за него замуж...
Она вздрогнула и нахмурилась, удивленная, что ей вообще пришла в голову такая мысль.
Странно.
Мимо проехал автобус, забрызгав ее грязью. Она уже чувствовала усталость... У нее никогда не хватит сил дойти до дипломатической миссии США.
Никогда.
На виа Баттисти можно найти такси.
Она перешла через виа Рисмондо. В центре перекрестка полицейский в непромокаемом плаще регулировал движение.
Сзади подъехало такси. Она с трудом сделала шаг в сторону, чтобы ее не забрызгало грязью. Машина остановилась у тротуара в нескольких метрах от нее. Из нее выскочил высокий толстый мужчина в дождевике и зеленой шляпе и нагнулся к дверце, чтобы заплатить за проезд.
Эстер прибавила шаг, опираясь на трость. Это такси было огромной удачей... Она остановилась возле пассажира, ожидавшего сдачу.
– Вы свободны?
Шофер выглядел не очень симпатичным, но ничего.
– Вы же видите, – буркнул он.
Пассажир взял сдачу, открыл дверцу и помог Эстер сесть. Она с трудом забралась в машину, поставила трость, опустилась на сиденье и повернула голову, чтобы поблагодарить незнакомца.
Мужчина тоже сел, захлопнул дверцу и хладнокровно скомандовал:
– В путь!
Одновременно он достал пистолет с длинным стволом и наставил его на Эстер.
– Я не желаю вам никакого зла, – сказал он. – Это всего-навсего для того, чтобы сразу пресечь возможные нежелательные реакции.
Такси пулей сорвалось с места. Парализованная страхом, Эстер сжалась и молча ждала продолжения.
Машина свернула направо, обогнула синагогу и поехала прямо.
Дворец правосудия. Виа Фабио Северо.
Эстер осторожно повернула голову, чтобы рассмотреть своего похитителя.
Круглое, плохо выбритое красное лицо, густые черные усы, черные глаза, бородавка возле левой ноздри широкого красного носа. Рот неожиданно тонкий.
Он пошевелился, и их глаза встретились. Взгляд Эстер ничего не выражал.
– Ваш брат еще жив, – сказал он.
Она вздрогнула и напряглась, стараясь не показывать ему свою тревогу. Значит, Артур попал в их руки...
Он добавил:
– И только от вас, синьорина, зависит, будет ли он жить дальше.
Это тип, вне всяких сомнений, был итальянец...
Он представился светским тоном, слегка поклонившись:
– Меня зовут Хирурго.
Она словно окаменела. Машина мчалась навстречу порывам ветра, набирая скорость. Дождь совершенно замутил лобовое стекло, и Эстер спросила себя, как водитель может различать дорогу.
Хирурго заговорил снова:
– Какого черта ваш брат ввязался в эту историю? Ему нечего было в нее соваться...
Эстер сидела, напряженно выпрямившись и не отвечая. Он немного нервно спросил:
– Что, язык проглотила?
Она сумела улыбнуться. Улыбка была одновременно непринужденной и полной презрения. Он слегка побледнел.
– Вы пошли по ложному пути, синьора. Ваш брат в моих руках; может быть, вы не догадываетесь, что это означает?
Эстер впервые разжала губы:
– Легко догадаться по одному взгляду на вас.
Он замер с открытым ртом, потом прошипел сквозь зубы:
– Черт... Где это вы взяли такой голос?.. Вам бы следовало...
Она перебила его:
– Прошу вас, не надо. Что вы от меня хотите? Вы ведь похитили меня не для того, чтобы сказать, что у меня красивый голос?
Мужчина стиснул зубы. Она его задела.
– Нет, синьора. Мне бы надо было отшлепать вас по заду, но, на ваше счастье, вы калека.
– На мое счастье? – агрессивно повторила Эстер. – Вы так считаете?
Он продолжил, не поняв:
– Ваш брат в нашей власти, и его жизнь зависит от вас. Вы ведь вышли из дому, чтобы предупредить агентство, где он работает, правда?
Эстер стала быстро думать. О Менцеле не было сказано ни слова... Они, очевидно, не знали, что немецкий ученый скрывался в доме девятнадцать по виа Г. Маркони.
– Правда, – ответила она. – Он никогда еще не проводил ночь вне дома, не предупредив меня. Я хотела узнать в агентстве, что с ним случилось?..
Толстяк хохотнул:
– Они ничего не знают. А потом, он все равно не мог вас предупредить, потому что у вас не работает телефон. Это я перерезал провод.
Он казался очень довольным. Ей захотелось влепить ему пощечину.
– Ну и дальше что? – просто спросила она.
– Дальше, – ответил Хирурго, – вы добросовестно сделаете все, что я вам скажу. Не нужно, чтобы исчезновение вашего брата кого-либо встревожило. Вы позвоните в агентство и скажете, что он заболел или что уехал хоронить кого-нибудь из родственников и вернется не раньше чем через два дня.
Эстер холодно произнесла:
– На мою помощь не рассчитывайте.
Он искренне удивился:
– Почему? Не понимаю.
– Если вы не понимаете, значит, невероятно тупы и я ничего не могу с этим поделать.
Она вздохнула, пожала плечами и продолжила:
– Все-таки я вам объясню... Вы говорите, что мой брат в ваших руках. Это только слова. Как вы мне это докажете?
Он задохнулся от удивления:
– Черт! Да зачем мне вам врать?
Эстер фыркнула:
– Пф! Вы еще глупее, чем я думала. Как бы то ни было, никакой дискуссии не будет, пока вы меня не убедите. Дайте мне выйти.
Она с великолепным апломбом наклонилась вперед и постучала в разделительное стекло:
– Эй, водитель! Я выйду здесь...
Хирурго грубо схватил ее за плечо и швырнул на сиденье. Эстер побледнела и бросила:
– Хам! Грязный хам!
Он ударил ее ладонью по губам. Она почувствовала вкус крови и чуть не заплакала, но сумела совладать с собой и сказала сдержанным голосом:
– Вы гнусный, мерзкий субъект, но я вас прощаю. На бешеную собаку нельзя обижаться. Она не виновата, что бешеная.
Хирурго расхохотался:
– Вы совершенно сумасшедшая, синьорина! Совершенно сумасшедшая! Скоро мы выйдем, и я дам вам послушать голос вашего брата по телефону...
Эстер нахмурила брови, немного подвинулась, потому что искалеченная нога причиняла ей боль.
– Я смогу задавать ему вопросы?
– Нет, разумеется.
– Тогда я не согласна.
Он пришел в ярость:
– Черт побери! Чего же вы хотите? Мне говорили, что вы очень привязаны к брату. Если это не так... Если вы предпочитаете видеть его мертвым, скажите откровенно. Я охотно убью его, чтобы доставить вам удовольствие.
– А кто мне докажет, что вы его уже не убили?
Он стал пунцовым.
– Да вы надо мной издеваетесь! Я только что предложил вам послушать его голос по телефону.
– Вы могли его записать. Я хочу задать ему несколько вопросов, чтобы быть уверенной, что отвечает именно он. Я не хочу слушать пластинку.
Казалось, он испытал облегчение.
– А!Только поэтому?
– Да, поэтому, – подтвердила Эстер.
– Тогда я согласен, но при одном условии.
– Слушаю.
– Вы не будете задавать ему вопросов о нас, о месте, где он находится, – словом, ни о чем, что относится к делу.
– Я спрошу, какие на нем носки.
– Ладно, – согласился он, – будете говорить о носках... А потом...
Эстер решительным тоном перебила его:
– Потом будет видно.
Он кивнул:
– Вот именно, потом будет видно. Черт, – заключил он, – я не часто встречал таких красоток, как вы...
– Вам не очень везло в жизни.
– Надо думать, – вздохнул он и тут же спохватился: – Эй, потише. Без шуточек... Мы сейчас выйдем у какой-нибудь кабины телефона-автомата на отшибе. Если во время разговора подадите знак или позовете кого-нибудь на помощь, я вас пристрелю. Понятно?
Она пожала плечами с демонстративным равнодушием:
– Не очень рассчитывайте на это, лапочка. Я ведь могу шарахнуть вас тростью!
Машина остановилась на одной из улиц окраины города возле одиноко стоящей на тротуаре кабины. Хирурго вышел первым и сжал в кармане рукоятку пистолета.
– Без шуток, – повторил он, помогая ей выйти.
Она насмешливо ответила:
– Лапочка, ваша мама, очевидно, согрешила с фотографом.
– Не называйте меня лапочкой, мне это не нравится.
Он открыл дверь кабины.
– Отвернитесь, – приказал он, – пока я буду набирать номер.
Эстер подчинилась. Хирурго был слишком подозрительным, чтобы его можно было легко обмануть. Набрав номер, он заговорил на незнакомом ей языке, наверное, на одном из диалектов итальянского, потом подозвал Эстер:
– Готово, можете говорить. Но только один вопрос, ясно?
– Хорошо, – сказала она, – всего один: о носках. Выйдите, лапочка, вдвоем мы там не поместимся...
Он неохотно подчинился. Молодая женщина сделала шаг в кабину и взяла трубку, висевшую на проводе. Конвоир ее слышать не мог.
– Алло, прошептала она сдавленным голосом. – Это Эстер.
Она узнала голос Артура, почти не искаженный телефоном:
– Привет, сестренка. Не волнуйся, я думаю, все уладится. Это всего лишь недоразумение. Они не причинили тебе вреда?
Сердце Эстер сжалось. Если он спрашивал об этом ее, значит, ему они причинили боль... Она громко спросила:
– Какие на тебе носки?
Пауза. Должно быть, он не понял. Наконец сдержанный ответ:
– Какие на мне носки?.. Ну... Серые с желтыми стрелками. Те, что ты штопала два дня назад.
И вдруг он закричал:
– Менцеля там не было. Они думают, я знаю...
Ругательство и тишина. Очевидно, люди, следившие за Артуром, вырвали у него трубку.
Эстер усталым движением повесила свою трубку на рычаг. Но все же это счастье: брат жив. Хирурго взял ее под руку, чтобы отвести к стоящей рядом машине.
– Ну, – спросил он, – теперь успокоились?
– Теперь я знаю, что он жив. Это не одно и то же.
– Он останется живым, если вы будете вести себя разумно.
Эстер вздрогнула:
– То есть?
– Если сделаете то, что я вам скажу... Вы ведь хотели идти в агентство? Так вот, вы позвоните и скажете директору, что ваш брат уехал на два дня и просит его извинить. А после этого я отвезу вас домой, где вы будете сидеть тихо. А я установлю за вами слежку. Дверь вы никому открывать не будете... Согласны?
Она несколько секунд подумала и ответила:
– Согласна. Но только на два дня. Если через сорок восемь часов мой брат не вернется живым и здоровым, я оставлю за собой свободу действий.
Жестокая улыбка искривила его губы, чего она не увидела.
– Договорились, синьорина.
Хирурго снова помог ей дойти до телефонной кабины и втиснулся туда вместе с Эстер.
– Без шуток, – повторил он. – Мне будет очень неприятно убивать вас.
– Мне будет еще неприятнее, – ответила она без тени иронии.
Эстер набрала номер «Уорлд Пресс Эдженси». Ее сразу соединили с Арриго Нера, и она произнесла настолько естественным голосом, насколько могла:
– Простите, что предупреждаю вас так поздно, синьор Нера, но мой телефон неисправен...
– Знаю, – перебил он. – Час назад я безуспешно пытался до вас дозвониться и уже собирался кого-нибудь к вам послать...
Только этого не хватало!
– Это совершенно излишне, синьор. Ночью Артур уехал под Линц хоронить старую тетю, оставившую нам наследство. Он вернется через два дня...
Арриго Нера взорвался:
– Он сумасшедший! Совершенно сумасшедший... В девять часов я получил посланную им статью. Она выйдет сегодня в вечернем выпуске газеты. Я только что продал права на ее переиздание во многие страны. Эта история настоящий динамит! Он обещал мне продолжение и вдруг все бросает. Сумасшедший! Я постараюсь уговорить подождать... Значит, через два дня? Не больше?
– Не больше – уверила она и повесила трубку, боясь, что звучный голос Нера долетит до ушей Хирурго.
Они сели в машину. Водитель развернулся и поехал обратно в центр города.
Эстер закрыла глаза. Статья появится во второй половине дня и благодаря ей американцы узнают, что Менцель приехал в Триест. Разумеется, они пойдут к Нера... А Нера не дурак.
К ней вернулась надежда.
10
11
Он отступил, шатаясь; у него перехватило дыхание. Она посмотрела на него и улыбнулась. Улыбка была почти нежной.
Он пробормотал:
– Я... пойду сварю кофе.
– Ладно, – сказала она. – Хорошенько поискав, вы найдете все, что нужно.
Он спустился, прошел на кухню и начал там возиться, насвистывая. Время от времени он вспоминал, что на него идет охота, и тогда на несколько секунд сердце замирало от страшной тревоги. Потом у него в ушах звучал чудесный голос молодой женщины, он снова видел ее улыбку, когда она благодарила его наверху...
Она позвала его минут через двадцать. Он поднялся. Эстер оделась в строгий темно-серый костюм, который ей очень шел. Она была ослепительно хороша, великолепно сложена... и искалечена.
Он взял ее на руки, чтобы отнести вниз. Сейчас нести было гораздо легче, скорее всего потому, что она меньше напрягалась.
Они быстро поели. Казалось, она очень спешит.
– Главное, не делайте глупостей, – посоветовала она. – Не открывайте никому, кроме меня.
Он попросил ее послать деньги в гостиницу «Гарибальди», чтобы избежать преследования за мошенничество, помог ей надеть непромокаемый плащ и шляпу и довел до двери.
Прежде чем открыть, она посмотрела на него с совершенно новым выражением.
– Вам надо умыться и побриться. Все необходимое найдете в ванной или в комнате моего брата. Если в чемодане у вас есть свежая сорочка... и галстук, который не похож на веревку... Я не говорю о костюме... Но все-таки.
Она улыбнулась и закончила:
– Идите в гостиную. Я выхожу...
Он подчинился, услышал, как открылась, а потом закрылась дверь, вернулся запереть засовы, остановился перед зеркалом и посмотрел на себя.
Его глазам открылось жалкое зрелище: грязный, противный, неопрятный...
Идя мыться, он подумал, что, возможно, найдет в доме утюг, чтобы погладить костюм и галстук.
* * *
Закрыв калитку, Эстер Ламм пошла направо, опустив голову. С юга дул сильный ветер. Деревья парка стонали и гнулись под его порывами. Дождь, сносимый ветром, перебегал быстрыми волнами по мокрому тротуару.На улице не было ни души.
Вполне понятно.
Нагнувшись вперед, опираясь на трость, Эстер продолжала путь, сильно хромая.
Теперь, когда за ней никто не наблюдал и не надо было притворяться, она перестала бороться с глодавшей ее тревогой за судьбу Артура...
Что с ним случилось? Где он? Что делает? Жив ли он еще? Не разделил ли участь Франца Халлейна?
Ужасно.
Перед ее мысленным взором встало грустное и некрасивое лицо Стефана Менцеля. У него был жалкий вид, однако его мозг делал его одним из величайших ученых своего поколения. Он остался ребенком во всем, что касалось отношений с внешним миром, особенно с женщинами. Он остался ребенком, став великим человеком... Смешно...
Он был неплохим парнем, но Эстер не хотела бы выйти за него замуж...
Она вздрогнула и нахмурилась, удивленная, что ей вообще пришла в голову такая мысль.
Странно.
Мимо проехал автобус, забрызгав ее грязью. Она уже чувствовала усталость... У нее никогда не хватит сил дойти до дипломатической миссии США.
Никогда.
На виа Баттисти можно найти такси.
Она перешла через виа Рисмондо. В центре перекрестка полицейский в непромокаемом плаще регулировал движение.
Сзади подъехало такси. Она с трудом сделала шаг в сторону, чтобы ее не забрызгало грязью. Машина остановилась у тротуара в нескольких метрах от нее. Из нее выскочил высокий толстый мужчина в дождевике и зеленой шляпе и нагнулся к дверце, чтобы заплатить за проезд.
Эстер прибавила шаг, опираясь на трость. Это такси было огромной удачей... Она остановилась возле пассажира, ожидавшего сдачу.
– Вы свободны?
Шофер выглядел не очень симпатичным, но ничего.
– Вы же видите, – буркнул он.
Пассажир взял сдачу, открыл дверцу и помог Эстер сесть. Она с трудом забралась в машину, поставила трость, опустилась на сиденье и повернула голову, чтобы поблагодарить незнакомца.
Мужчина тоже сел, захлопнул дверцу и хладнокровно скомандовал:
– В путь!
Одновременно он достал пистолет с длинным стволом и наставил его на Эстер.
– Я не желаю вам никакого зла, – сказал он. – Это всего-навсего для того, чтобы сразу пресечь возможные нежелательные реакции.
Такси пулей сорвалось с места. Парализованная страхом, Эстер сжалась и молча ждала продолжения.
Машина свернула направо, обогнула синагогу и поехала прямо.
Дворец правосудия. Виа Фабио Северо.
Эстер осторожно повернула голову, чтобы рассмотреть своего похитителя.
Круглое, плохо выбритое красное лицо, густые черные усы, черные глаза, бородавка возле левой ноздри широкого красного носа. Рот неожиданно тонкий.
Он пошевелился, и их глаза встретились. Взгляд Эстер ничего не выражал.
– Ваш брат еще жив, – сказал он.
Она вздрогнула и напряглась, стараясь не показывать ему свою тревогу. Значит, Артур попал в их руки...
Он добавил:
– И только от вас, синьорина, зависит, будет ли он жить дальше.
Это тип, вне всяких сомнений, был итальянец...
Он представился светским тоном, слегка поклонившись:
– Меня зовут Хирурго.
Она словно окаменела. Машина мчалась навстречу порывам ветра, набирая скорость. Дождь совершенно замутил лобовое стекло, и Эстер спросила себя, как водитель может различать дорогу.
Хирурго заговорил снова:
– Какого черта ваш брат ввязался в эту историю? Ему нечего было в нее соваться...
Эстер сидела, напряженно выпрямившись и не отвечая. Он немного нервно спросил:
– Что, язык проглотила?
Она сумела улыбнуться. Улыбка была одновременно непринужденной и полной презрения. Он слегка побледнел.
– Вы пошли по ложному пути, синьора. Ваш брат в моих руках; может быть, вы не догадываетесь, что это означает?
Эстер впервые разжала губы:
– Легко догадаться по одному взгляду на вас.
Он замер с открытым ртом, потом прошипел сквозь зубы:
– Черт... Где это вы взяли такой голос?.. Вам бы следовало...
Она перебила его:
– Прошу вас, не надо. Что вы от меня хотите? Вы ведь похитили меня не для того, чтобы сказать, что у меня красивый голос?
Мужчина стиснул зубы. Она его задела.
– Нет, синьора. Мне бы надо было отшлепать вас по заду, но, на ваше счастье, вы калека.
– На мое счастье? – агрессивно повторила Эстер. – Вы так считаете?
Он продолжил, не поняв:
– Ваш брат в нашей власти, и его жизнь зависит от вас. Вы ведь вышли из дому, чтобы предупредить агентство, где он работает, правда?
Эстер стала быстро думать. О Менцеле не было сказано ни слова... Они, очевидно, не знали, что немецкий ученый скрывался в доме девятнадцать по виа Г. Маркони.
– Правда, – ответила она. – Он никогда еще не проводил ночь вне дома, не предупредив меня. Я хотела узнать в агентстве, что с ним случилось?..
Толстяк хохотнул:
– Они ничего не знают. А потом, он все равно не мог вас предупредить, потому что у вас не работает телефон. Это я перерезал провод.
Он казался очень довольным. Ей захотелось влепить ему пощечину.
– Ну и дальше что? – просто спросила она.
– Дальше, – ответил Хирурго, – вы добросовестно сделаете все, что я вам скажу. Не нужно, чтобы исчезновение вашего брата кого-либо встревожило. Вы позвоните в агентство и скажете, что он заболел или что уехал хоронить кого-нибудь из родственников и вернется не раньше чем через два дня.
Эстер холодно произнесла:
– На мою помощь не рассчитывайте.
Он искренне удивился:
– Почему? Не понимаю.
– Если вы не понимаете, значит, невероятно тупы и я ничего не могу с этим поделать.
Она вздохнула, пожала плечами и продолжила:
– Все-таки я вам объясню... Вы говорите, что мой брат в ваших руках. Это только слова. Как вы мне это докажете?
Он задохнулся от удивления:
– Черт! Да зачем мне вам врать?
Эстер фыркнула:
– Пф! Вы еще глупее, чем я думала. Как бы то ни было, никакой дискуссии не будет, пока вы меня не убедите. Дайте мне выйти.
Она с великолепным апломбом наклонилась вперед и постучала в разделительное стекло:
– Эй, водитель! Я выйду здесь...
Хирурго грубо схватил ее за плечо и швырнул на сиденье. Эстер побледнела и бросила:
– Хам! Грязный хам!
Он ударил ее ладонью по губам. Она почувствовала вкус крови и чуть не заплакала, но сумела совладать с собой и сказала сдержанным голосом:
– Вы гнусный, мерзкий субъект, но я вас прощаю. На бешеную собаку нельзя обижаться. Она не виновата, что бешеная.
Хирурго расхохотался:
– Вы совершенно сумасшедшая, синьорина! Совершенно сумасшедшая! Скоро мы выйдем, и я дам вам послушать голос вашего брата по телефону...
Эстер нахмурила брови, немного подвинулась, потому что искалеченная нога причиняла ей боль.
– Я смогу задавать ему вопросы?
– Нет, разумеется.
– Тогда я не согласна.
Он пришел в ярость:
– Черт побери! Чего же вы хотите? Мне говорили, что вы очень привязаны к брату. Если это не так... Если вы предпочитаете видеть его мертвым, скажите откровенно. Я охотно убью его, чтобы доставить вам удовольствие.
– А кто мне докажет, что вы его уже не убили?
Он стал пунцовым.
– Да вы надо мной издеваетесь! Я только что предложил вам послушать его голос по телефону.
– Вы могли его записать. Я хочу задать ему несколько вопросов, чтобы быть уверенной, что отвечает именно он. Я не хочу слушать пластинку.
Казалось, он испытал облегчение.
– А!Только поэтому?
– Да, поэтому, – подтвердила Эстер.
– Тогда я согласен, но при одном условии.
– Слушаю.
– Вы не будете задавать ему вопросов о нас, о месте, где он находится, – словом, ни о чем, что относится к делу.
– Я спрошу, какие на нем носки.
– Ладно, – согласился он, – будете говорить о носках... А потом...
Эстер решительным тоном перебила его:
– Потом будет видно.
Он кивнул:
– Вот именно, потом будет видно. Черт, – заключил он, – я не часто встречал таких красоток, как вы...
– Вам не очень везло в жизни.
– Надо думать, – вздохнул он и тут же спохватился: – Эй, потише. Без шуточек... Мы сейчас выйдем у какой-нибудь кабины телефона-автомата на отшибе. Если во время разговора подадите знак или позовете кого-нибудь на помощь, я вас пристрелю. Понятно?
Она пожала плечами с демонстративным равнодушием:
– Не очень рассчитывайте на это, лапочка. Я ведь могу шарахнуть вас тростью!
Машина остановилась на одной из улиц окраины города возле одиноко стоящей на тротуаре кабины. Хирурго вышел первым и сжал в кармане рукоятку пистолета.
– Без шуток, – повторил он, помогая ей выйти.
Она насмешливо ответила:
– Лапочка, ваша мама, очевидно, согрешила с фотографом.
– Не называйте меня лапочкой, мне это не нравится.
Он открыл дверь кабины.
– Отвернитесь, – приказал он, – пока я буду набирать номер.
Эстер подчинилась. Хирурго был слишком подозрительным, чтобы его можно было легко обмануть. Набрав номер, он заговорил на незнакомом ей языке, наверное, на одном из диалектов итальянского, потом подозвал Эстер:
– Готово, можете говорить. Но только один вопрос, ясно?
– Хорошо, – сказала она, – всего один: о носках. Выйдите, лапочка, вдвоем мы там не поместимся...
Он неохотно подчинился. Молодая женщина сделала шаг в кабину и взяла трубку, висевшую на проводе. Конвоир ее слышать не мог.
– Алло, прошептала она сдавленным голосом. – Это Эстер.
Она узнала голос Артура, почти не искаженный телефоном:
– Привет, сестренка. Не волнуйся, я думаю, все уладится. Это всего лишь недоразумение. Они не причинили тебе вреда?
Сердце Эстер сжалось. Если он спрашивал об этом ее, значит, ему они причинили боль... Она громко спросила:
– Какие на тебе носки?
Пауза. Должно быть, он не понял. Наконец сдержанный ответ:
– Какие на мне носки?.. Ну... Серые с желтыми стрелками. Те, что ты штопала два дня назад.
И вдруг он закричал:
– Менцеля там не было. Они думают, я знаю...
Ругательство и тишина. Очевидно, люди, следившие за Артуром, вырвали у него трубку.
Эстер усталым движением повесила свою трубку на рычаг. Но все же это счастье: брат жив. Хирурго взял ее под руку, чтобы отвести к стоящей рядом машине.
– Ну, – спросил он, – теперь успокоились?
– Теперь я знаю, что он жив. Это не одно и то же.
– Он останется живым, если вы будете вести себя разумно.
Эстер вздрогнула:
– То есть?
– Если сделаете то, что я вам скажу... Вы ведь хотели идти в агентство? Так вот, вы позвоните и скажете директору, что ваш брат уехал на два дня и просит его извинить. А после этого я отвезу вас домой, где вы будете сидеть тихо. А я установлю за вами слежку. Дверь вы никому открывать не будете... Согласны?
Она несколько секунд подумала и ответила:
– Согласна. Но только на два дня. Если через сорок восемь часов мой брат не вернется живым и здоровым, я оставлю за собой свободу действий.
Жестокая улыбка искривила его губы, чего она не увидела.
– Договорились, синьорина.
Хирурго снова помог ей дойти до телефонной кабины и втиснулся туда вместе с Эстер.
– Без шуток, – повторил он. – Мне будет очень неприятно убивать вас.
– Мне будет еще неприятнее, – ответила она без тени иронии.
Эстер набрала номер «Уорлд Пресс Эдженси». Ее сразу соединили с Арриго Нера, и она произнесла настолько естественным голосом, насколько могла:
– Простите, что предупреждаю вас так поздно, синьор Нера, но мой телефон неисправен...
– Знаю, – перебил он. – Час назад я безуспешно пытался до вас дозвониться и уже собирался кого-нибудь к вам послать...
Только этого не хватало!
– Это совершенно излишне, синьор. Ночью Артур уехал под Линц хоронить старую тетю, оставившую нам наследство. Он вернется через два дня...
Арриго Нера взорвался:
– Он сумасшедший! Совершенно сумасшедший... В девять часов я получил посланную им статью. Она выйдет сегодня в вечернем выпуске газеты. Я только что продал права на ее переиздание во многие страны. Эта история настоящий динамит! Он обещал мне продолжение и вдруг все бросает. Сумасшедший! Я постараюсь уговорить подождать... Значит, через два дня? Не больше?
– Не больше – уверила она и повесила трубку, боясь, что звучный голос Нера долетит до ушей Хирурго.
Они сели в машину. Водитель развернулся и поехал обратно в центр города.
Эстер закрыла глаза. Статья появится во второй половине дня и благодаря ей американцы узнают, что Менцель приехал в Триест. Разумеется, они пойдут к Нера... А Нера не дурак.
К ней вернулась надежда.
10
Машина остановилась на виа Джулия, в двадцати метрах от перекрестка.
Из-за завываний ветра в ветвях деревьев соседнего парка Хирурго повысил голос, чтобы быть услышанным.
– Вы выйдете здесь, синьорина, и вернетесь прямо к себе домой. И без шуток, ясно? Вы будете находиться под постоянным наблюдением, так что не вздумайте выходить...
Она мягко возразила:
– Мой брат и я не живем затворниками. У нас есть друзья, которые нам иногда звонят. Предположим, один из них захочет поговорить с нами по телефону. Когда он увидит, что не может дозвониться, то сообщит на телефонную станцию и ремонтники придут посмотреть, почему наш телефон не отвечает...
Хирурго нахмурил брови, секунду подумал и нашел решение:
– Хорошо. Мы восстановим вашу линию, но один из моих людей подключится к ней. Мы будем знать каждое слово, сказанное по телефону вами или вам. За любую неосторожность заплатит ваш брат.
Эстер кивнула, давая понять, что согласна.
– Хорошо, – сказала она. – Договорились. Еще один момент. Чем я буду питаться? Я, знаете, ем, как все люди. У меня даже очень хороший аппетит. Вы мне разрешите впускать посыльного с заказанными по телефону продуктами?
Он покачал головой:
– Ни в коем случае. Мы сделаем по-другому. Каждый день перед завтраком, обедом и ужином один из моих людей будет приносить вам корзинку с едой. Он будет звонить условным сигналом: три длинных звонка и четыре коротких.
Она удивилась:
– Каждый день? Мы договорились только на два дня, синьор. Если послезавтра мой брат не вернется, я буду считать, что ему грозит смертельная опасность...
Чтобы оправдать заминку, Хирурго подкрутил кончики своих пышных усов и ответил:
– Согласен, синьорина. Если вы сдержите ваше обещание, а ваш брат поведет себя разумно, все закончится в сорок восемь часов и самым наилучшим образом.
Эстер положила обтянутую перчаткой руку на ручку дверцы.
– Вы можете принести мне первую корзинку с продуктами через полчаса?
– Разумеется. Не забудьте: три длинных, четыре коротких.
– Хорошо. Я могу уйти?
Он подтвердил:
– Да. И постарайтесь вернуться прямо к себе. Мы за вами следим.
Эстер открыла дверцу. Хирурго нагнулся, чтобы помочь ей выйти. В лицо хлестнул порыв ветра. Она сжалась, закрыв глаза, и, опираясь на трость, пошла к треугольнику, образованному парком, углом виа Джулия и виа Маркони.
Эстер повернула за угол, сильно хромая. Нога причиняла ей страшную боль. Сердце безумно колотилось. В ушах звучал голос Артура. Она поискала свой платок, но не нашла; покопалась в другом кармане – тот же результат...
«Потеряла», – подумала Эстер с сожалением. Этот платок с ее инициалами входил в дюжину, подаренную ей Артуром. Ничего не поделаешь, были более серьезные и важные проблемы.
Сначала надо решить, что сказать Стефану Менцелю.
Во всем ему признаться? Опасно. Он может не понять, что она приносит его в жертву ради брата. А потом, он же уйдет... Он никогда не согласится остаться при подобных условиях...
Сердце Эстер ожесточилось. Она обожала брата. В ее маленьком мирке калеки он был всем: отцом и матерью, которые умерли; мужем, которого у нее никогда не было и не будет; ребенком, которого она хотела иметь... Всем.
Она не могла колебаться в выборе между Артуром и Стефаном. История с «летающими тарелками» и все прочее отступало на задний план перед опасностью, угрожавшей ее брату.
Борясь с ветром, замедлявшим ее шаг, она прошептала:
– Если нужно, я выдам им Менделя, чтобы спасти Артура.
И добавила для очистки совести:
– Но не раньше, чем через двое суток.
Она подошла к своему дому, казавшемуся таким мирным, хотя в нем прятался человек, на которого шла охота, человек, которому грозила смерть.
Вдруг ей стало жалко его.
Эстер перешла улицу и увидела такси, остановившееся в двадцати метрах от нее.
Ее сердце сжалось. Только бы они не подъехали ближе. Из осторожности она не взяла с собой ключ, и, если Менцель не следит из окна, ей придется звонить.
Тогда они поймут, что в доме кто-то есть... и захотят узнать, кто...
С пересохшим горлом, задыхаясь, Эстер резко толкнула калитку. Это произвело очень незначительный шум... Ей показалось, что занавеска на окне гостиной дрогнула. Ее охватила тревога. «Как он неосторожен, – подумала она. – Если вижу я, могут увидеть и другие. Надо будет ему сказать...»
Эстер с трудом поднялась по четырем ступенькам крыльца, покопалась в кармане, ища несуществующий ключ, и встала так, чтобы закрыть собой замок от возможного наблюдателя.
Дверь открылась.
Она инстинктивно придержала ее, но Менцель спрятался в коридоре. Она переступила порог, закрыла дверь и улыбнулась ему:
– Не очень скучали?
– Нет.
Он казался очень веселым. Эстер сделала шаг в сторону, давая ему возможность запереть дверь, и поразилась тому, как он изменился.
Вымытый, свежевыбритый, редкие волосы тщательно причесаны; чистая рубашка, почти нормальный галстук, выглаженный костюм... Начищенные ботинки!
– Черт! – сказала она, искренне тронутая. – Это ради меня вы так старались?
Менцель смутился:
– Э... Да... Нет... То есть...
Она засмеялась:
– Вы думали, что за вами явится посол собственной персоной?
Он густо покраснел и признался:
– Я хотел, чтобы вы сохранили обо мне не слишком неприятное воспоминание...
Эстер развязала пояс своего блестящего от воды плаща. Он помог его снять, повесил мокрую шляпу, которую она ему протянула.
– Поднимитесь, пожалуйста, в мою комнату за тапочками, – прошептала она. – Боюсь, я промочила ноги...
Он очень хотел узнать, какие новости она принесла, но боялся обидеть ее, проявив нетерпение, в то время как она могла простудиться из-за мокрых ног.
Он поднялся бегом, вошел в комнату и замер, охваченный необъяснимым смущением. Здесь она спала, здесь раздевалась... Это зеркало знало о ней все...
Чудесный голос вернул его в реальность:
– Вы нашли их? Они должны быть возле туалетного столика.
Там они и стояли. Он взял их и быстро спустился. Эстер прошла в гостиную, тяжело опустилась на диван и попросила его снять с нее ботинки. Он встал перед ней на колени и развязал шнурок на первом, когда Эстер объявила несколько резковато:
– У меня для вас нет ничего утешительного.
Его руки замерли на мокром ботинке.
– А я думал...
Менцель поднял глаза. Она отвернулась, недовольная, что приходится врать.
– Мне очень жаль, – прошептала она. И тут же поправилась: – Еще ничего не потеряно. Просто они мне не поверили. Подумали, что я сумасшедшая. Я оставила им свой адрес... Они сказали, что наведут справки и дадут мне ответ через двое суток.
– Через двое суток...
Он снял ботинок, поставил его на кирпичи перед огнем камина и взялся за другой.
– Вы видели самого поверенного в делах?
Эстер с трудом проглотила слюну.
– Нет, его, кажется, не было на месте. Я видела секретаря, очень вежливого, но очень скептичного. Они боятся, что это ловушка... не хотят оказаться в смешном положении, ухватившись за ваше предложение, которое может таить в себе подвох...
Он снова посмотрел на нее, не скрывая удивления:
– Какой подвох?
Она ответила несколько суховато:
– Это легко понять. Допустим, вы служите русским, а американцы примут вашу историю за чистую монету и...
Мендель рассмеялся обезоруживающим смехом.
– Это несерьезно, – сказал он.
Эстер вздрогнула. Когда она выдумывала по необходимости свою дурацкую историю, у нее мелькнуло подозрение, что, может быть, она коснулась правды, сама того не зная.
Глупо.
Достаточно посмотреть на его лицо остановившегося в развитии ребенка, на наивные глаза... на то, как он краснеет. Он даже ногти грызет! Может, он до сих пор писается в постель?
Эстер фыркнула. Нет, это уж слишком!
– Что с вами?
Она попыталась объяснить:
– Вы развязываете шнурок так, будто делаете это впервые в жизни!
Он опять покраснел. Да, он действительно впервые в жизни расшнуровал ботинок на ноге женщины. Он неловко дернул рукой и затянул узел.
– Это из-за вас! – буркнул Менцель. – Из-за ваших постоянных насмешек!
У него был по-настоящему несчастный вид. Она ласково погладила его по голове.
– Простите меня, Стефан...
Он снял наконец ботинок и заметил:
– У вас промокли чулки.
– Я их сниму. Принесите мне, пожалуйста, полотенце из ванной.
Стефан встал и вышел. Ему показалось странным, что она до сих пор ничего не сказала о своем брате. А нерешительность американских властей удивляла. Ведь Франц Халлейн уверял его, что они в курсе и готовы взять его под свою защиту... Странно.
Он нашел полотенце.
А если Эстер ему врет? Если она не ходила в американскую миссию?
Он сморщился, осуждая себя, прошел в прихожую и остановился у двери в гостиную.
Высоко задрав юбку, Эстер снимала второй чулок. Она не видела его, и Менцель воспользовался случаем, чтобы посмотреть всего несколько секунд, не больше, а потом отступил.
– Можно войти?
– Одну секунду... Можете.
Она опустила подол юбки. Он снова встал перед ней на колени и стал вытирать ее ноги. В отличие от большинства женщин она имела красивые ступни... Менцель чуть было не сказал ей об этом, но спросил о другом:
– А что ваш брат?
Она снова соврала:
– Он звонил в агентство. Он жив и здоров, но ему пришлось уехать на двое суток...
Эстер прикусила губу, злясь на себя, что не сказала: «На три дня». А если он сопоставит? А почему, собственно, он должен сопоставлять?
Она немного деланно засмеялась и добавила:
– Вы обречены провести эти два дня наедине со мной! К счастью, я вам доверяю... Но все-таки вам не следует показываться...
– Нам особо нечем пообедать.
Она посмотрела, как он надевает ей на ноги тапочки, и возразила:
– Я сделала все необходимое. Скоро должен прийти рассыльный.
Именно в этот момент в дверь позвонили.
Три длинных, четыре коротких.
Она испугалась:
– Быстро спускайтесь в погреб. Дверь за лестницей...
Он встал и вышел из комнаты на цыпочках.
Из-за завываний ветра в ветвях деревьев соседнего парка Хирурго повысил голос, чтобы быть услышанным.
– Вы выйдете здесь, синьорина, и вернетесь прямо к себе домой. И без шуток, ясно? Вы будете находиться под постоянным наблюдением, так что не вздумайте выходить...
Она мягко возразила:
– Мой брат и я не живем затворниками. У нас есть друзья, которые нам иногда звонят. Предположим, один из них захочет поговорить с нами по телефону. Когда он увидит, что не может дозвониться, то сообщит на телефонную станцию и ремонтники придут посмотреть, почему наш телефон не отвечает...
Хирурго нахмурил брови, секунду подумал и нашел решение:
– Хорошо. Мы восстановим вашу линию, но один из моих людей подключится к ней. Мы будем знать каждое слово, сказанное по телефону вами или вам. За любую неосторожность заплатит ваш брат.
Эстер кивнула, давая понять, что согласна.
– Хорошо, – сказала она. – Договорились. Еще один момент. Чем я буду питаться? Я, знаете, ем, как все люди. У меня даже очень хороший аппетит. Вы мне разрешите впускать посыльного с заказанными по телефону продуктами?
Он покачал головой:
– Ни в коем случае. Мы сделаем по-другому. Каждый день перед завтраком, обедом и ужином один из моих людей будет приносить вам корзинку с едой. Он будет звонить условным сигналом: три длинных звонка и четыре коротких.
Она удивилась:
– Каждый день? Мы договорились только на два дня, синьор. Если послезавтра мой брат не вернется, я буду считать, что ему грозит смертельная опасность...
Чтобы оправдать заминку, Хирурго подкрутил кончики своих пышных усов и ответил:
– Согласен, синьорина. Если вы сдержите ваше обещание, а ваш брат поведет себя разумно, все закончится в сорок восемь часов и самым наилучшим образом.
Эстер положила обтянутую перчаткой руку на ручку дверцы.
– Вы можете принести мне первую корзинку с продуктами через полчаса?
– Разумеется. Не забудьте: три длинных, четыре коротких.
– Хорошо. Я могу уйти?
Он подтвердил:
– Да. И постарайтесь вернуться прямо к себе. Мы за вами следим.
Эстер открыла дверцу. Хирурго нагнулся, чтобы помочь ей выйти. В лицо хлестнул порыв ветра. Она сжалась, закрыв глаза, и, опираясь на трость, пошла к треугольнику, образованному парком, углом виа Джулия и виа Маркони.
Эстер повернула за угол, сильно хромая. Нога причиняла ей страшную боль. Сердце безумно колотилось. В ушах звучал голос Артура. Она поискала свой платок, но не нашла; покопалась в другом кармане – тот же результат...
«Потеряла», – подумала Эстер с сожалением. Этот платок с ее инициалами входил в дюжину, подаренную ей Артуром. Ничего не поделаешь, были более серьезные и важные проблемы.
Сначала надо решить, что сказать Стефану Менцелю.
Во всем ему признаться? Опасно. Он может не понять, что она приносит его в жертву ради брата. А потом, он же уйдет... Он никогда не согласится остаться при подобных условиях...
Сердце Эстер ожесточилось. Она обожала брата. В ее маленьком мирке калеки он был всем: отцом и матерью, которые умерли; мужем, которого у нее никогда не было и не будет; ребенком, которого она хотела иметь... Всем.
Она не могла колебаться в выборе между Артуром и Стефаном. История с «летающими тарелками» и все прочее отступало на задний план перед опасностью, угрожавшей ее брату.
Борясь с ветром, замедлявшим ее шаг, она прошептала:
– Если нужно, я выдам им Менделя, чтобы спасти Артура.
И добавила для очистки совести:
– Но не раньше, чем через двое суток.
Она подошла к своему дому, казавшемуся таким мирным, хотя в нем прятался человек, на которого шла охота, человек, которому грозила смерть.
Вдруг ей стало жалко его.
Эстер перешла улицу и увидела такси, остановившееся в двадцати метрах от нее.
Ее сердце сжалось. Только бы они не подъехали ближе. Из осторожности она не взяла с собой ключ, и, если Менцель не следит из окна, ей придется звонить.
Тогда они поймут, что в доме кто-то есть... и захотят узнать, кто...
С пересохшим горлом, задыхаясь, Эстер резко толкнула калитку. Это произвело очень незначительный шум... Ей показалось, что занавеска на окне гостиной дрогнула. Ее охватила тревога. «Как он неосторожен, – подумала она. – Если вижу я, могут увидеть и другие. Надо будет ему сказать...»
Эстер с трудом поднялась по четырем ступенькам крыльца, покопалась в кармане, ища несуществующий ключ, и встала так, чтобы закрыть собой замок от возможного наблюдателя.
Дверь открылась.
Она инстинктивно придержала ее, но Менцель спрятался в коридоре. Она переступила порог, закрыла дверь и улыбнулась ему:
– Не очень скучали?
– Нет.
Он казался очень веселым. Эстер сделала шаг в сторону, давая ему возможность запереть дверь, и поразилась тому, как он изменился.
Вымытый, свежевыбритый, редкие волосы тщательно причесаны; чистая рубашка, почти нормальный галстук, выглаженный костюм... Начищенные ботинки!
– Черт! – сказала она, искренне тронутая. – Это ради меня вы так старались?
Менцель смутился:
– Э... Да... Нет... То есть...
Она засмеялась:
– Вы думали, что за вами явится посол собственной персоной?
Он густо покраснел и признался:
– Я хотел, чтобы вы сохранили обо мне не слишком неприятное воспоминание...
Эстер развязала пояс своего блестящего от воды плаща. Он помог его снять, повесил мокрую шляпу, которую она ему протянула.
– Поднимитесь, пожалуйста, в мою комнату за тапочками, – прошептала она. – Боюсь, я промочила ноги...
Он очень хотел узнать, какие новости она принесла, но боялся обидеть ее, проявив нетерпение, в то время как она могла простудиться из-за мокрых ног.
Он поднялся бегом, вошел в комнату и замер, охваченный необъяснимым смущением. Здесь она спала, здесь раздевалась... Это зеркало знало о ней все...
Чудесный голос вернул его в реальность:
– Вы нашли их? Они должны быть возле туалетного столика.
Там они и стояли. Он взял их и быстро спустился. Эстер прошла в гостиную, тяжело опустилась на диван и попросила его снять с нее ботинки. Он встал перед ней на колени и развязал шнурок на первом, когда Эстер объявила несколько резковато:
– У меня для вас нет ничего утешительного.
Его руки замерли на мокром ботинке.
– А я думал...
Менцель поднял глаза. Она отвернулась, недовольная, что приходится врать.
– Мне очень жаль, – прошептала она. И тут же поправилась: – Еще ничего не потеряно. Просто они мне не поверили. Подумали, что я сумасшедшая. Я оставила им свой адрес... Они сказали, что наведут справки и дадут мне ответ через двое суток.
– Через двое суток...
Он снял ботинок, поставил его на кирпичи перед огнем камина и взялся за другой.
– Вы видели самого поверенного в делах?
Эстер с трудом проглотила слюну.
– Нет, его, кажется, не было на месте. Я видела секретаря, очень вежливого, но очень скептичного. Они боятся, что это ловушка... не хотят оказаться в смешном положении, ухватившись за ваше предложение, которое может таить в себе подвох...
Он снова посмотрел на нее, не скрывая удивления:
– Какой подвох?
Она ответила несколько суховато:
– Это легко понять. Допустим, вы служите русским, а американцы примут вашу историю за чистую монету и...
Мендель рассмеялся обезоруживающим смехом.
– Это несерьезно, – сказал он.
Эстер вздрогнула. Когда она выдумывала по необходимости свою дурацкую историю, у нее мелькнуло подозрение, что, может быть, она коснулась правды, сама того не зная.
Глупо.
Достаточно посмотреть на его лицо остановившегося в развитии ребенка, на наивные глаза... на то, как он краснеет. Он даже ногти грызет! Может, он до сих пор писается в постель?
Эстер фыркнула. Нет, это уж слишком!
– Что с вами?
Она попыталась объяснить:
– Вы развязываете шнурок так, будто делаете это впервые в жизни!
Он опять покраснел. Да, он действительно впервые в жизни расшнуровал ботинок на ноге женщины. Он неловко дернул рукой и затянул узел.
– Это из-за вас! – буркнул Менцель. – Из-за ваших постоянных насмешек!
У него был по-настоящему несчастный вид. Она ласково погладила его по голове.
– Простите меня, Стефан...
Он снял наконец ботинок и заметил:
– У вас промокли чулки.
– Я их сниму. Принесите мне, пожалуйста, полотенце из ванной.
Стефан встал и вышел. Ему показалось странным, что она до сих пор ничего не сказала о своем брате. А нерешительность американских властей удивляла. Ведь Франц Халлейн уверял его, что они в курсе и готовы взять его под свою защиту... Странно.
Он нашел полотенце.
А если Эстер ему врет? Если она не ходила в американскую миссию?
Он сморщился, осуждая себя, прошел в прихожую и остановился у двери в гостиную.
Высоко задрав юбку, Эстер снимала второй чулок. Она не видела его, и Менцель воспользовался случаем, чтобы посмотреть всего несколько секунд, не больше, а потом отступил.
– Можно войти?
– Одну секунду... Можете.
Она опустила подол юбки. Он снова встал перед ней на колени и стал вытирать ее ноги. В отличие от большинства женщин она имела красивые ступни... Менцель чуть было не сказал ей об этом, но спросил о другом:
– А что ваш брат?
Она снова соврала:
– Он звонил в агентство. Он жив и здоров, но ему пришлось уехать на двое суток...
Эстер прикусила губу, злясь на себя, что не сказала: «На три дня». А если он сопоставит? А почему, собственно, он должен сопоставлять?
Она немного деланно засмеялась и добавила:
– Вы обречены провести эти два дня наедине со мной! К счастью, я вам доверяю... Но все-таки вам не следует показываться...
* * *
Менцель проголодался и сказал вслух:– Нам особо нечем пообедать.
Она посмотрела, как он надевает ей на ноги тапочки, и возразила:
– Я сделала все необходимое. Скоро должен прийти рассыльный.
Именно в этот момент в дверь позвонили.
Три длинных, четыре коротких.
Она испугалась:
– Быстро спускайтесь в погреб. Дверь за лестницей...
Он встал и вышел из комнаты на цыпочках.
11
Юбер Бониссор де Ла Бат снял колпачок с ручки, бросил незаметный взгляд на грума, ждавшего, чтобы взять его багаж, и стал заполнять карточку на бланке «Эксельсиор Паласа».
"Гарри Брассел, родился 22 марта 1917 года в Филадельфии, проживает в Нью-Йорке, Пятая авеню, 32, президент-генеральный директор "Брассел Кемпт энд К «, гражданин США, цель приезда в Триест – бизнес».
«Во всем этом нет ни слова правды, – подумал он, подписываясь, – но какое это имеет значение?» Он уже давно знал, что у каждого своя правда...
"Гарри Брассел, родился 22 марта 1917 года в Филадельфии, проживает в Нью-Йорке, Пятая авеню, 32, президент-генеральный директор "Брассел Кемпт энд К «, гражданин США, цель приезда в Триест – бизнес».
«Во всем этом нет ни слова правды, – подумал он, подписываясь, – но какое это имеет значение?» Он уже давно знал, что у каждого своя правда...