Страница:
Переезд Реввоенсовета армии в Золотое был воспринят как сигнал к бегству армии. Командиры стрелковых соединений и частей, очевидно, не получили никаких конкретных указаний относительно организации отхода войск. Большинство их не знало, что делать. Бойцы, видя растерянность командиров, стали вначале одиночками, а потом и группами, целыми подразделениями и частями сниматься с фронта и уходить на север вдоль Волги.
В силу этих обстоятельств Царицын был сдан без серьезных боев.
Многие рабочие и служащие Царицына, опасаясь репрессий со стороны белогвардейцев, бросали на ходу свои фабрики и заводы и вместе с семьями уходили из города. На север, вдоль Волги, и на восток, за Волгу, потянулся поток беженцев.
В Царицыне были брошены несколько бронепоездов при полном и исправном вооружении. Лишь в некоторых бронепоездах по инициативе бойцов были изъяты замки артиллерийских орудий.
Узнав об отходе стрелковых частей из-под Царицына и о том, что этим отходом по существу никто не руководит, мы вынуждены были выделить специальные отряды заграждения, приказав им задерживать всех бегущих с фронта, как отдельных бойцов, так и подразделения, останавливать обозы и возвращать их в свои части. Эта мера многих привела в чувство. Прежде всего она дала знать бойцам и командирам стрелковых частей, что Конный корпус никуда не ушел и в случае тяжелого положения придет на помощь своей пехоте. Весть о том, что наш корпус действует на правом фланге, быстро облетела все части армии. Бойцы, даже те, которые были уже давно в тылу и которых отряды заграждения не могли задержать, стали возвращаться в свои части. Артиллерия стрелковых частей потянулась к нам, так как в создавшейся обстановке только Конный корпус был способен прикрыть ее. За два дня отступления от Царицына в расположении корпуса сосредоточилась почти вся артиллерия стрелковых дивизий 10-й армии.
В результате принятых мер отход всех стрелковых дивизий: 32-й, 37-й, 39-й, Коммунистической, Отдельной кавалерийской бригады Курышко и сводной бригады Жлобы был приостановлен.
После этого было созвано совещание командиров и комиссаров стрелковых полков, бригад и дивизий совместно с командирами и политработниками Конного корпуса, на котором мною была дана следующая характеристика создавшегося положения: беспорядочное отступление ведет к развалу армии; некоторые стрелковые части и соединения находятся уже на грани разложения, однако есть еще возможность предотвратить катастрофу - все зависит от самих бойцов и главным образом от командиров и политработников, которые должны разъяснить всем, что если мы и вынуждена отходить, то отходить следует с боями и организованно. На востоке Красная Армия разгромила Колчака и оттуда идет к нам на помощь; 8-я и 9-я армии сражаются с противником, и если мы сейчас не имеем с ними соприкосновения, то лишь потому, что временно произошел разрыв между флангами армий.
Затем выступил комиссар корпуса А. А. Кивгела.
Когда он сказал, что Красная Армия разгромит Деникина, так же как и Краснова, кто-то крикнул с места:
- То же и мы все думаем!
По выступлениям, репликам с места и выражениям лиц присутствующих можно было определить, что оснований для паники нет.
Выслушав всех собравшихся на совещании командиров и политработников, я принял и объявил следующее решение: ввиду того, что связи с Реввоенсоветом армии нет, в целях сохранения единства действий все части армии будут подчиняться в оперативном отношении мне как старшему по должности командиру, а Отдельная кавалерийская бригада Курышко войдет в непосредственное подчинение штаба Конного корпуса.
Все присутствующие согласились с этим решением. Дивизиям были даны участки обороны, а также установлен порядок взаимодействия между ними и Конным корпусом. Тут же было приказано всем начдивам немедленно приступить к подготовке оборонительных позиций на своих участках.
По предложению комиссара корпуса на совещании было принято решение выделить из стрелковых дивизий специальные отряды для оказания помощи в эвакуации беженцев, следующих из Царицына.
Эти отряды, возглавляемые преимущественно политработниками, приступив к выполнению своих задач, помогали беженцам транспортными средствами, организовывали переправы людей на левый берег Волги и указывали основное направление движения потока беженцев.
Захват Царицына окрылил белогвардейцев. 3 июля генерал Деникин отдал в Царицыне так называемую Московскую директиву, в которой объявлял своей конечной целью захват Москвы. Уверенные в своей окончательной победе, белогвардейцы устраивали в городе пышные празднества и балы. А тем временем наша 10-я армия, которую они считали деморализованной и неспособной уже к сопротивлению, готовилась к упорной обороне на линии высоты 111, Давыдовка, Оленье. Стрелковые соединения армии рыли окопы, оборудовали огневые позиции для артиллерии, приводили в порядок свои части. Политработники крепили боевой дух бойцов и их организованность. Мы с комиссаром Кивгелой объезжали участки обороны дивизий, давали на месте указания.
Главные силы Конного корпуса расположились на правом фланге армии, в районе Лозное, Заварыкин. Такое расположение диктовалось необходимостью прикрытия правого фланга армии от мятежных белоказаков верховья Дона, Медведицы и Хопра, но не только этим. Мы имели в виду встретить с фронта группировку генерала Врангеля упорной обороной стрелковых дивизий, дать возможность нашей пехоте по-настоящему проявить себя в бою, а в случае прорыва нашей обороны противником нанести ему контрудар Конным корпусом во фланг из-за правого фланга армии.
Чтобы укрепить веру стрелковых частей в наши силы, а также дать им возможность лучше подготовиться к обороне, решено было нанести Конным корпусом контрудар по противнику, выдвинувшемуся в хутора Широков, Ерзовка, Пичуга.
При подготовке к этой операции решено было оставить в тылу армии все, что могло тормозить маневр корпуса. Наши кавдивизии усиливались артиллерией стрелковых соединений. Тщательно организовывалось взаимодействие частей в интересах выполнения задачи корпуса.
С рассветом 2 июля из района Лозное, Заварыкин корпус стремительно атаковал противника.
В хуторе Широков под удар корпуса попала 3-я дивизия корпуса генерала Покровского. Белогвардейцы не ожидали нашего нападения и поэтому не смогли оказать сколько-нибудь организованного сопротивления. Бросая артиллерию и пулеметы, они бежали в направлении Царицына. В Ерзовке была атакована 4-я дивизия Покровского. Опрокинутая корпусом, она начала поспешный отход в Пичугу, где вместе с казачьей дивизией корпуса генерала Шатилова была прижата нами к Волге. Здесь-то мы и использовали на полную мощь свою артиллерию. В течение нескольких часов артиллерийские батареи корпуса громили противника. В итоге этой успешной операции Конный корпус взял в плен до шестисот казаков, захватил семь орудий, тринадцать пулеметов, несколько десятков подвод с боеприпасами и различным имуществом и восемьсот лошадей с седлами. Но главным результатом операции явился подъем боевого духа 10-й армии. Наши стрелковые части увидели, что можно не только успешно обороняться, но и бить противника.
После налета на Широков, Ерзовку и Пичугу Конный корпус сосредоточился в районе Давыдовки, за позициями стрелковых частей армии, продолжая обеспечивать отход 10-й армии к Камышину и далее к Саратову (схема 6).
Ошеломленные контрударом нашего корпуса части Кавказской армии генерала Врангеля несколько дней не проявляли особой активности, и поэтому на фронте 10-й армии было относительно спокойно. Зато на правом фланге армии казаки верховьев Дона и станиц, расположенных по рекам Медведица, Хопер и Иловля, все больше свирепели. Побуждаемые общими успехами деникинских войск, они стремились поскорее разделаться с Советской властью, и не только в Донской казачьей области, но и везде, где она существует. Их ярость росла по мере отхода советских войск из пределов Донской области и пополнения белоказачьей армии мятежными казаками-стариками, поставившими своей задачей восстановить казачью "честь", которую, как они считали, уронили молодые казаки в период боевых действий армии Краснова. Донские мятежники дрались куда ожесточеннее, чем кубанские и терские казаки армии Врангеля. Если у терцев и кубанцев их родные места были далеко позади, то казаки верховья Дона, рек Медведицы, Хопра и Иловли сражались непосредственно за свои станицы и хутора, их толкала вперед лютая ненависть к иногородним и коренным крестьянам Дона, составлявшим основной костяк 10-й армии. И теперь, когда эта армия, причинившая, по их мнению, наибольшее зло казачьему Дону, была ослаблена, они торопились добить ее, или, как говорил мне один пленный офицер, изрубить на куски и потопить в Волге.
Обстановка исключительно благоприятствовала донским белоказакам. Армия была прижата к Волге. С фронта против нее наступали части Кавказской армии генерала Врангеля, а правый фланг и тыл оставались открытыми. Разрыв между флангами 10-й и 9-й армий был свыше ста километров. Используя этот разрыв, донская белогвардейская конница генерала Голубинцева обошла правый фланг 10-й армии и вышла на тылы наших стрелковых частей в районе Усть-Погожье. захватив переправы на реке Бердия. Путь отхода 10-й армии к Камышину был отрезан. Надо было принимать самые энергичные меры по разгрому конницы Голубинцева, так как врангелевские войска могли немедленно воспользоваться ее успехом и перейти в наступление по всему фронту. Это заставило меня с наступлением темноты двинуть Конный корпус из района Давыдовки в Усть-Погожье, с целью разгромить противника, захватившего переправы, и освободить для 10-й армии путь отхода.
С подходом к Усть-Погожье 6-я дивизия корпуса развернулась и стремительно атаковала противника. Тем временем 4-я дивизия, пользуясь темнотой, вышла на пути отхода белогвардейцев. Застигнутые врасплох белогвардейцы беспорядочно бросались в стороны и везде попадали под огонь пулеметов и конную атаку частей корпуса. Часть белоказаков вырвалась из Усть-Погожьего и бросилась бежать вдоль реки Бердия на Большую Ивановку. К рассвету все переправы на реке были в наших руках. 10-я армия получила возможность начать отход и к 7 июля отошла на рубеж Липовка, Щепкин, Варкин. Конный корпус сосредоточился в Липовке.
Но белые не отказались от своего плана окружения и уничтожения 10-й армии. Оправившись от поражения в Усть-Погожьем, они сосредоточили крупные силы конницы в районе Гусевки, Зензеватки и Ольховки с целью нанести удар во фланг и по ближайшим тылам 10-й армии. В этих условиях Конному корпусу было приказано нанести удар по скоплению конницы белых в районе Гусевки. 7 июля утром корпус перешел в наступление и к концу дня атакой в конном строю выбил противника из Гусевки. Но белые подтянули свежие силы из Зензеватки и перешли в контрнаступление. Завязался исключительный по своему ожесточению кавалерийский бой. Белогвардейцы, особенно казаки-старики, дрались с отчаянным упорством. Они лавой бросались на наши пулеметы, и, несмотря на большие потери, остервенело лезли вперед. Исход боя во многом предрешила артиллерия корпуса. Выбрав удачные огневые позиции, артиллеристы открыли ураганный огонь. Белые не выдержали огня артиллерии и конных атак корпуса и начали отход. К вечеру наш корпус занял Гусевку и Николаевку, надежно обеспечивая правый фланг армии.
Из опроса пленных выяснилось, что части белых, потерпевшие поражение у Гусевки, относились к группе генерала Алексеева, расположившегося штабом в селе Михайловке. Эта группа, получившая у нас условное наименование Михайловской группы войск противника, состояла из конных корпусов генералов Мамонтова, Секретева, Сутулова и нескольких пехотных полков.
Не добившись успеха непосредственно против правого фланга 10-й армии, генерал Алексеев решил нанести удар в направлении Камышина, то есть на этот раз уже по глубокому тылу нашей армии. Его замыслу способствовал переход в наступление войск генерала Врангеля и все еще существовавший большой разрыв между флангами 10-й и 9-й Красных армий. 12 июля конные корпуса Мамонтова и Секретева, выполняя приказ генерала Алексеева, двинулись из Березовской и Атаманского в район Котово и Серино. С целью ликвидации этой угрозы Конный корпус получил задачу нанести контрудар Мамонтову и Секретеву в районе Котово. Наступление Врангеля с фронта нас уже теперь не пугало. Мы были твердо уверены в том, что наши стрелковые части, окрепшие за последнее время, достойно встретят врангелевские войска.
13 июля Конный корпус двинулся через хутор Романов в направлении Котово. Погода не благоприятствовала. Шел проливной дождь, дороги испортились. В пути, получив сведения о противнике, силы которого превосходили наш корпус, я принял решение совершить по бездорожью глубокий обходный маневр и выйти в тыл белогвардейцам. Маневр удался. 14 июля корпус, обойдя Котово с запада, нанес внезапный удар по противнику. В ожесточенном бою белые понесли большие потери и, спасаясь бегством от полного разгрома, переправились на правый берег реки Медведица. Особенно крупное поражение было нанесено частям генерала Секретева, попавшим под удар главных сил нашего корпуса.
Отбросив противника за Медведицу, Конный корпус сосредоточился в районе Серино. К этому времени 10-я армия отошла на рубеж Авилово - Камышин. Здесь мы оставались несколько дней, ожидая очередного наступления белогвардейцев. Однако наступления не последовало. Но если на правом фланге 10-й армии наступило временное затишье, то на фронте ее шли упорные бои наших стрелковых частей с войсками Кавказской армии Врангеля. Уверенность в том, что наша пехота может успешно сражаться с белогвардейцами, оправдалась.
Красноармейцы не только отбивали бешеные атаки врангельцев, но и сами переходили в контратаки, уничтожая огнем, штыком и прикладом и пехоту и конницу противника. Правда, белые, имея превосходство в живой силе, местами потеснили наши стрелковые части, однако прорвать фронт 10-й армии они не смогли.
25 июля генерал Врангель, подтянув резервы, перешел в наступление на всем фронте 10-й армии. Весь день шли тяжелые бои на всех участках обороны армии. Противник, используя свое преимущество в маневре, создавал сильные группировки конницы и бросал их в стыки наших частей. Особо тяжелое положение создалось на фронте 38-й стрелковой дивизии. Два полка ее, сбитые противником с позиции, начали отход и увлекли за собой остальные части дивизии. Белые воспользовались этим и начали развивать наступление в направлении Камышина. Для ликвидации прорыва противника был срочно брошен Конный корпус.
Совершив форсированный марш, Конный корпус вышел на участок обороны 38-й стрелковой дивизии и сильным контрударом отбросил наступающие части белогвардейцев.
В связи с тем, что противник наращивал свои силы, а фронт 10-й армии очень растянулся, было принято решение начать отход стрелковыми соединениями на более выгодный рубеж обороны. Конный корпус получил задачу прикрывать отход армии и с этой задачей блестяще справился. Заняв одной дивизией оборону на рубеже Борадачи - Веревкин, корпус надежно обеспечил отход армии. Попытки противника перейти в преследование нашей пехоты завершились разгромом Атаманской и Егерьской дивизий белых.
К 1 августа 10-я армия отошла и заняла оборону на фронте Медведицкое, Верхняя Добринка, Каменка, Красный Яр.
Противнику теперь трудно было совершать охваты, так как правый фланг обороны нашей армии упирался в реку Медведицу, а левый - в Волгу. Конный корпус сосредоточился в центре оборонительного рубежа стрелковых частей. Этим расположением корпуса предусматривалось нанесение противнику фланговых ударов в нужных направлениях.
В первых числах августа в штаб корпуса, разместившийся в Тетеревятке, приехал командующий 10-й армией Клюев. После того как я доложил об обстановке на фронте армии и о последних боях с противником, Клюев информировал меня о том, что создана Особая группа войск Южного фронта, в которую включены 9-я, 10-я армии и Заволжские части; командующим группой назначен В. И. Шорин. В разговоре был затронут вопрос о сдаче 10-й армией Царицына. Клюев по-прежнему говорил, что для обороны Царицына мы не имели ни сил, ни средств, и в заключение сообщил, что 10-я армия, по решению Реввоенсовета Особой группы Южного фронта, должна отойти на рубеж обороны по реке Карамыш. Здесь части армии приведут себя в порядок и получат пополнения, прибывающие в Саратов с Восточного фронта.
С рубежа реки Карамыш, как сказал Клюев, 10-й армии предстоит начать контрнаступление.
5
Несмотря на значительные потери, понесенные в бою под Котово, конный корпус Секретева, пополненный свежими силами, вновь перешел в наступление.
Наступая вдоль берега Медведицы на Медведицкое, части генерала Секретева столкнулись с правофланговыми частями нашей 4-й дивизии. После короткого ожесточенного боя белогвардейцы начали отходить, но. в результате удачного маневра 4-й дивизии оказались прижатыми к Медведице и понесли большие потери.
Не успели части дивизии отойти в место своего прежнего расположения, как на Медведицкое перешел в наступление корпус генерала Улагая. Снова завязался ожесточенный бой. Он закончился тем, что корпус Улагая бросил всю свою артиллерию и бежал по левому берегу Медведицы в юго-западном направлении.
Однако и после поражения Улагая белые не прекратили попыток прорвать фронт 10-й армии. 4 августа на рассвете силами корпусов генералов Покровского и Шатилова они повели наступление вдоль железной дороги в направлении Каменки. Конному корпусу было приказано выдвинуться к левому флангу армии и нанести удар противнику в направлении Грязнуха, Каменка.
5 августа, сосредоточившись на левом фланге армии, корпус перешел в контрнаступление и, выйдя в тыл корпусу Покровского, смял его боевые порядки,а затем начал преследование. Отступая в направлении Усть-Грязнуха, противник понес большие потери в людях и оружии. Корпус Шатилова, наступавший правее корпуса Покровского, вынужден был перейти к обороне.
После этого наступило затишье. Чувствовалось, что белые на фронте 10-й армии выдыхаются и инициатива начинает переходить в наши руки. Конный корпус вернулся в место своего прежнего расположения. Штаб его разместился в Верхней Добринке. Части корпуса вновь стали с успехом применять тактику налетов на войска противника, расположенные в населенных пунктах, не давая им покоя ни днем, ни ночью. Вскоре я узнал от пленных, что корпус Мамонтова снят с нашего фронта и переброшен в западном направлении.
Вечером 8 августа я вышел из штаба корпуса и направился в 20-й полк, расположенный неподалеку. В этом полку служили мои земляки: платовцы, мартыновцы, орловцы. Подходя к домику, занимаемому штабом полка, я встретил своего соседа по Платовской Филиппа Новикова. Будучи начальником разведки полка, он часто исполнял должность начальника штаба полка.
- Ну как дела, начштаба? - спросил я, здороваясь с Филиппом.
- Какие там дела! - недовольно ответил он. - Требуют разные сводки, а бумаги нет, писарями работать никто не идет. А тут еще Кондрат Степанович работать мешает...
- Как это мешает? Он же ранен, больной лежит.
- То-то лежит, да не там, где надо. Только я развернулся со своими бумагами, а он вваливается в штаб с седлом и тянет за собой бурку. Я к нему с докладом, а он подходит к столу, кладет на него седло и говорит: "Кышь, Филипп, со стола, убирай свои шпаргалки, я здесь лягу". Как, говорю, ляжете! Здесь же штаб полка. "А я тебе кто, - сердится Кондрат Степанович, командир полка или нет? Ты читал приказ товарища командира корпуса?" Какой там приказ? - спрашиваю его. "Ну так вот читай, раз шибко грамотный. Видишь, тут прописано: "Командира двадцатого полка Гончарова Кондрата, в связи с ранением, полагать больным при полку". Так где же меня полагать-то должны, как не в штабе". И завалился на стол, как медведь. "Ты, - говорит, - Филипп, скрипи пером, я тугой на уши-то, не помешаешь".
Выслушав Филиппа, я рассмеялся.
Гончарова Кондрата Степановича я знал давно: бывший драгун, старший унтер-офицер, георгиевский кавалер. Он был малограмотным, но опытным командиром, хорошо знал тактику мелких подразделений, воевал со смекалкой, хитростью, народной мудростью.
- Вы смеетесь, - огорченно сказал Новиков, - а мне каково? Нет, Семен Михайлович, прикажите работать здесь кому-нибудь другому, а я к своим разведчикам пойду.
Мы вошли в штаб полка. Увидев меня, Гончаров слез со стола и сердито посмотрел на Новикова - пожаловаться, мол, успел.
- Что же ты, Кондрат Степанович, людям работать мешаешь? - начал я отчитывать его. - Ну ранен, так лежи, где тебе положено!
- А где же мне быть? Сам приказ отдал "полагать при полку", а теперь ругаешься, - оправдывался Гончаров и из-за спины грозил Филиппу кулаком.
- Придется приказать, чтобы положили тебя в госпиталь.
- Нет, в лазарет не пойду, - сказал Кондрат, ощупывая свою раненую руку. - Помирать я не собираюсь, а примочки мне и ординарец делает.
- Почему ты седло за собой носишь?
- Да лошадь у меня снова убили. Вот напасть - как бой, так лошадь убивают. Ты бы вместо того, чтобы ругаться, приказал дать мне непробивного коня.
- Ну вот что, Кондрат Степанович, иди к себе и ложись, а то я тебе дам непробивного коня - в пехоту спишу!..
Кондрат торопливо схватил седло и, проворчав что-то непонятное, быстро вышел из штаба.
Мы с Филиппом смеялись до слез, глядя в окно на торопливо уходившего Гончарова. Все знали, как магически действуют на Кондрата слова: "спишу в пехоту".
Чем дальше, тем больше обстановка складывалась в пользу 10-й Красной армии. Стрелковые соединения отдохнули, получили свежие пополнения за счет частей, прибывших с Восточного фронта. Со дня на день я ожидал приказа на наступление и очень удивился, когда Клюев, приехав в корпус, заявил, что армия может наступать не раньше, чем через десять дней.
- Почему через десять дней? - спросил я Клюева.
- Не собрались еще с силами, - ответил он.
- По меньшей мере странно получается, - сказал я. - Надо громить белых сейчас, когда они в своих попытках наступать потерпели серьезное поражение и не успели перегруппировать силы. А мы ждем, когда они вновь соберутся с духом и начнут наступать. Подчините корпусу в оперативном отношении хотя бы две стрелковые дивизии и разрешите мне наступать. Заверяю вас в успехе, убеждал я Клюева.
- Нет, я это не могу разрешить, - ответил он.
- Ну, если вы не можете сами разрешить, то докажите командующему группой Шорину о необходимости наступления.
- Не могу, не могу, Семен Михайлович! У меня есть директива на подготовку армии к наступлению, и я ее должен выполнять.
Подводя итоги оборонительных операций 10-й Красной армии, следует сказать, что Конный корпус, начиная с отхода 10-й армии с рубежа Маныча, все время использовался командованием или в качестве завесы для прикрытия отхода стрелковых частей или в качестве ударной группы для разгрома противника на наиболее угрожаемых направлениях. Основным способом действий корпуса были короткие контрудары. Нанося их, корпус неоднократно ликвидировал угрозу окружения противником 10-й армии и обеспечивал ее отход на последующие оборонительные рубежи. Имеются все основания утверждать, что Конный корпус летом 1919 года предотвратил разгром 10-й армии противником.
Действия корпуса убедительно подтвердили необходимость создания крупных кавалерийских соединений, являющихся средством армейского и главным образом фронтового командования. Можно смело сказать, что если бы в составе Южного фронта был не один, а несколько корпусов или хотя бы один, но более сильного состава и он использовался бы не в интересах одной армии, а в интересах всего фронта, то вряд ли нашим армиям пришлось бы отходить в таких тяжелых условиях. С гордостью можно отметить высокую боеспособность личного состава корпуса, показавшего в неимоверно трудных условиях борьбы с врагом образцы несгибаемой стойкости и мужества. Надо сказать также, что организованный отход стрелковых соединений 10-й армии от Царицына к Саратову в условиях постоянной угрозы окружения, при хроническом недостатке боеприпасов, при отсутствии связи с армейским штабом и соседями свидетельствовал о высоких морально-боевых качествах пехоты нашей армии. И если после сдачи Царицына некоторые стрелковые части ее временно поддались панике, то причиной этого была прежде всего растерянность Реввоенсовета армии.
VIII. Против Мамонтова
1
Летом 1919 года армии Деникина, быстро продвигавшиеся с юга к центральным областям страны, были для молодой Советской республики самым опасным врагом.
9 июля в своем письме к организациям партии "Все на борьбу с Деникиным" Ленин указывал, что наступил самый критический момент в социалистической революции, и призывал всех коммунистов, сочувствующих, рабочих, крестьян напрячь все силы на отражение нашествия Деникина. Для организации отпора врагу партия направляла на Южный фронт лучших своих работников. На Южный фронт срочно перебрасывались части Красной Армии с Восточного фронта, вооружение и снаряжение.
ЦК партии во главе с Лениным готовил силы, которые должны были не только остановить врага, но и, перейдя в наступление, разгромить его. Но пока 10-я и другие армии Южного фронта вынуждены были, сдерживая врага, повсеместно отходить на север.
В силу этих обстоятельств Царицын был сдан без серьезных боев.
Многие рабочие и служащие Царицына, опасаясь репрессий со стороны белогвардейцев, бросали на ходу свои фабрики и заводы и вместе с семьями уходили из города. На север, вдоль Волги, и на восток, за Волгу, потянулся поток беженцев.
В Царицыне были брошены несколько бронепоездов при полном и исправном вооружении. Лишь в некоторых бронепоездах по инициативе бойцов были изъяты замки артиллерийских орудий.
Узнав об отходе стрелковых частей из-под Царицына и о том, что этим отходом по существу никто не руководит, мы вынуждены были выделить специальные отряды заграждения, приказав им задерживать всех бегущих с фронта, как отдельных бойцов, так и подразделения, останавливать обозы и возвращать их в свои части. Эта мера многих привела в чувство. Прежде всего она дала знать бойцам и командирам стрелковых частей, что Конный корпус никуда не ушел и в случае тяжелого положения придет на помощь своей пехоте. Весть о том, что наш корпус действует на правом фланге, быстро облетела все части армии. Бойцы, даже те, которые были уже давно в тылу и которых отряды заграждения не могли задержать, стали возвращаться в свои части. Артиллерия стрелковых частей потянулась к нам, так как в создавшейся обстановке только Конный корпус был способен прикрыть ее. За два дня отступления от Царицына в расположении корпуса сосредоточилась почти вся артиллерия стрелковых дивизий 10-й армии.
В результате принятых мер отход всех стрелковых дивизий: 32-й, 37-й, 39-й, Коммунистической, Отдельной кавалерийской бригады Курышко и сводной бригады Жлобы был приостановлен.
После этого было созвано совещание командиров и комиссаров стрелковых полков, бригад и дивизий совместно с командирами и политработниками Конного корпуса, на котором мною была дана следующая характеристика создавшегося положения: беспорядочное отступление ведет к развалу армии; некоторые стрелковые части и соединения находятся уже на грани разложения, однако есть еще возможность предотвратить катастрофу - все зависит от самих бойцов и главным образом от командиров и политработников, которые должны разъяснить всем, что если мы и вынуждена отходить, то отходить следует с боями и организованно. На востоке Красная Армия разгромила Колчака и оттуда идет к нам на помощь; 8-я и 9-я армии сражаются с противником, и если мы сейчас не имеем с ними соприкосновения, то лишь потому, что временно произошел разрыв между флангами армий.
Затем выступил комиссар корпуса А. А. Кивгела.
Когда он сказал, что Красная Армия разгромит Деникина, так же как и Краснова, кто-то крикнул с места:
- То же и мы все думаем!
По выступлениям, репликам с места и выражениям лиц присутствующих можно было определить, что оснований для паники нет.
Выслушав всех собравшихся на совещании командиров и политработников, я принял и объявил следующее решение: ввиду того, что связи с Реввоенсоветом армии нет, в целях сохранения единства действий все части армии будут подчиняться в оперативном отношении мне как старшему по должности командиру, а Отдельная кавалерийская бригада Курышко войдет в непосредственное подчинение штаба Конного корпуса.
Все присутствующие согласились с этим решением. Дивизиям были даны участки обороны, а также установлен порядок взаимодействия между ними и Конным корпусом. Тут же было приказано всем начдивам немедленно приступить к подготовке оборонительных позиций на своих участках.
По предложению комиссара корпуса на совещании было принято решение выделить из стрелковых дивизий специальные отряды для оказания помощи в эвакуации беженцев, следующих из Царицына.
Эти отряды, возглавляемые преимущественно политработниками, приступив к выполнению своих задач, помогали беженцам транспортными средствами, организовывали переправы людей на левый берег Волги и указывали основное направление движения потока беженцев.
Захват Царицына окрылил белогвардейцев. 3 июля генерал Деникин отдал в Царицыне так называемую Московскую директиву, в которой объявлял своей конечной целью захват Москвы. Уверенные в своей окончательной победе, белогвардейцы устраивали в городе пышные празднества и балы. А тем временем наша 10-я армия, которую они считали деморализованной и неспособной уже к сопротивлению, готовилась к упорной обороне на линии высоты 111, Давыдовка, Оленье. Стрелковые соединения армии рыли окопы, оборудовали огневые позиции для артиллерии, приводили в порядок свои части. Политработники крепили боевой дух бойцов и их организованность. Мы с комиссаром Кивгелой объезжали участки обороны дивизий, давали на месте указания.
Главные силы Конного корпуса расположились на правом фланге армии, в районе Лозное, Заварыкин. Такое расположение диктовалось необходимостью прикрытия правого фланга армии от мятежных белоказаков верховья Дона, Медведицы и Хопра, но не только этим. Мы имели в виду встретить с фронта группировку генерала Врангеля упорной обороной стрелковых дивизий, дать возможность нашей пехоте по-настоящему проявить себя в бою, а в случае прорыва нашей обороны противником нанести ему контрудар Конным корпусом во фланг из-за правого фланга армии.
Чтобы укрепить веру стрелковых частей в наши силы, а также дать им возможность лучше подготовиться к обороне, решено было нанести Конным корпусом контрудар по противнику, выдвинувшемуся в хутора Широков, Ерзовка, Пичуга.
При подготовке к этой операции решено было оставить в тылу армии все, что могло тормозить маневр корпуса. Наши кавдивизии усиливались артиллерией стрелковых соединений. Тщательно организовывалось взаимодействие частей в интересах выполнения задачи корпуса.
С рассветом 2 июля из района Лозное, Заварыкин корпус стремительно атаковал противника.
В хуторе Широков под удар корпуса попала 3-я дивизия корпуса генерала Покровского. Белогвардейцы не ожидали нашего нападения и поэтому не смогли оказать сколько-нибудь организованного сопротивления. Бросая артиллерию и пулеметы, они бежали в направлении Царицына. В Ерзовке была атакована 4-я дивизия Покровского. Опрокинутая корпусом, она начала поспешный отход в Пичугу, где вместе с казачьей дивизией корпуса генерала Шатилова была прижата нами к Волге. Здесь-то мы и использовали на полную мощь свою артиллерию. В течение нескольких часов артиллерийские батареи корпуса громили противника. В итоге этой успешной операции Конный корпус взял в плен до шестисот казаков, захватил семь орудий, тринадцать пулеметов, несколько десятков подвод с боеприпасами и различным имуществом и восемьсот лошадей с седлами. Но главным результатом операции явился подъем боевого духа 10-й армии. Наши стрелковые части увидели, что можно не только успешно обороняться, но и бить противника.
После налета на Широков, Ерзовку и Пичугу Конный корпус сосредоточился в районе Давыдовки, за позициями стрелковых частей армии, продолжая обеспечивать отход 10-й армии к Камышину и далее к Саратову (схема 6).
Ошеломленные контрударом нашего корпуса части Кавказской армии генерала Врангеля несколько дней не проявляли особой активности, и поэтому на фронте 10-й армии было относительно спокойно. Зато на правом фланге армии казаки верховьев Дона и станиц, расположенных по рекам Медведица, Хопер и Иловля, все больше свирепели. Побуждаемые общими успехами деникинских войск, они стремились поскорее разделаться с Советской властью, и не только в Донской казачьей области, но и везде, где она существует. Их ярость росла по мере отхода советских войск из пределов Донской области и пополнения белоказачьей армии мятежными казаками-стариками, поставившими своей задачей восстановить казачью "честь", которую, как они считали, уронили молодые казаки в период боевых действий армии Краснова. Донские мятежники дрались куда ожесточеннее, чем кубанские и терские казаки армии Врангеля. Если у терцев и кубанцев их родные места были далеко позади, то казаки верховья Дона, рек Медведицы, Хопра и Иловли сражались непосредственно за свои станицы и хутора, их толкала вперед лютая ненависть к иногородним и коренным крестьянам Дона, составлявшим основной костяк 10-й армии. И теперь, когда эта армия, причинившая, по их мнению, наибольшее зло казачьему Дону, была ослаблена, они торопились добить ее, или, как говорил мне один пленный офицер, изрубить на куски и потопить в Волге.
Обстановка исключительно благоприятствовала донским белоказакам. Армия была прижата к Волге. С фронта против нее наступали части Кавказской армии генерала Врангеля, а правый фланг и тыл оставались открытыми. Разрыв между флангами 10-й и 9-й армий был свыше ста километров. Используя этот разрыв, донская белогвардейская конница генерала Голубинцева обошла правый фланг 10-й армии и вышла на тылы наших стрелковых частей в районе Усть-Погожье. захватив переправы на реке Бердия. Путь отхода 10-й армии к Камышину был отрезан. Надо было принимать самые энергичные меры по разгрому конницы Голубинцева, так как врангелевские войска могли немедленно воспользоваться ее успехом и перейти в наступление по всему фронту. Это заставило меня с наступлением темноты двинуть Конный корпус из района Давыдовки в Усть-Погожье, с целью разгромить противника, захватившего переправы, и освободить для 10-й армии путь отхода.
С подходом к Усть-Погожье 6-я дивизия корпуса развернулась и стремительно атаковала противника. Тем временем 4-я дивизия, пользуясь темнотой, вышла на пути отхода белогвардейцев. Застигнутые врасплох белогвардейцы беспорядочно бросались в стороны и везде попадали под огонь пулеметов и конную атаку частей корпуса. Часть белоказаков вырвалась из Усть-Погожьего и бросилась бежать вдоль реки Бердия на Большую Ивановку. К рассвету все переправы на реке были в наших руках. 10-я армия получила возможность начать отход и к 7 июля отошла на рубеж Липовка, Щепкин, Варкин. Конный корпус сосредоточился в Липовке.
Но белые не отказались от своего плана окружения и уничтожения 10-й армии. Оправившись от поражения в Усть-Погожьем, они сосредоточили крупные силы конницы в районе Гусевки, Зензеватки и Ольховки с целью нанести удар во фланг и по ближайшим тылам 10-й армии. В этих условиях Конному корпусу было приказано нанести удар по скоплению конницы белых в районе Гусевки. 7 июля утром корпус перешел в наступление и к концу дня атакой в конном строю выбил противника из Гусевки. Но белые подтянули свежие силы из Зензеватки и перешли в контрнаступление. Завязался исключительный по своему ожесточению кавалерийский бой. Белогвардейцы, особенно казаки-старики, дрались с отчаянным упорством. Они лавой бросались на наши пулеметы, и, несмотря на большие потери, остервенело лезли вперед. Исход боя во многом предрешила артиллерия корпуса. Выбрав удачные огневые позиции, артиллеристы открыли ураганный огонь. Белые не выдержали огня артиллерии и конных атак корпуса и начали отход. К вечеру наш корпус занял Гусевку и Николаевку, надежно обеспечивая правый фланг армии.
Из опроса пленных выяснилось, что части белых, потерпевшие поражение у Гусевки, относились к группе генерала Алексеева, расположившегося штабом в селе Михайловке. Эта группа, получившая у нас условное наименование Михайловской группы войск противника, состояла из конных корпусов генералов Мамонтова, Секретева, Сутулова и нескольких пехотных полков.
Не добившись успеха непосредственно против правого фланга 10-й армии, генерал Алексеев решил нанести удар в направлении Камышина, то есть на этот раз уже по глубокому тылу нашей армии. Его замыслу способствовал переход в наступление войск генерала Врангеля и все еще существовавший большой разрыв между флангами 10-й и 9-й Красных армий. 12 июля конные корпуса Мамонтова и Секретева, выполняя приказ генерала Алексеева, двинулись из Березовской и Атаманского в район Котово и Серино. С целью ликвидации этой угрозы Конный корпус получил задачу нанести контрудар Мамонтову и Секретеву в районе Котово. Наступление Врангеля с фронта нас уже теперь не пугало. Мы были твердо уверены в том, что наши стрелковые части, окрепшие за последнее время, достойно встретят врангелевские войска.
13 июля Конный корпус двинулся через хутор Романов в направлении Котово. Погода не благоприятствовала. Шел проливной дождь, дороги испортились. В пути, получив сведения о противнике, силы которого превосходили наш корпус, я принял решение совершить по бездорожью глубокий обходный маневр и выйти в тыл белогвардейцам. Маневр удался. 14 июля корпус, обойдя Котово с запада, нанес внезапный удар по противнику. В ожесточенном бою белые понесли большие потери и, спасаясь бегством от полного разгрома, переправились на правый берег реки Медведица. Особенно крупное поражение было нанесено частям генерала Секретева, попавшим под удар главных сил нашего корпуса.
Отбросив противника за Медведицу, Конный корпус сосредоточился в районе Серино. К этому времени 10-я армия отошла на рубеж Авилово - Камышин. Здесь мы оставались несколько дней, ожидая очередного наступления белогвардейцев. Однако наступления не последовало. Но если на правом фланге 10-й армии наступило временное затишье, то на фронте ее шли упорные бои наших стрелковых частей с войсками Кавказской армии Врангеля. Уверенность в том, что наша пехота может успешно сражаться с белогвардейцами, оправдалась.
Красноармейцы не только отбивали бешеные атаки врангельцев, но и сами переходили в контратаки, уничтожая огнем, штыком и прикладом и пехоту и конницу противника. Правда, белые, имея превосходство в живой силе, местами потеснили наши стрелковые части, однако прорвать фронт 10-й армии они не смогли.
25 июля генерал Врангель, подтянув резервы, перешел в наступление на всем фронте 10-й армии. Весь день шли тяжелые бои на всех участках обороны армии. Противник, используя свое преимущество в маневре, создавал сильные группировки конницы и бросал их в стыки наших частей. Особо тяжелое положение создалось на фронте 38-й стрелковой дивизии. Два полка ее, сбитые противником с позиции, начали отход и увлекли за собой остальные части дивизии. Белые воспользовались этим и начали развивать наступление в направлении Камышина. Для ликвидации прорыва противника был срочно брошен Конный корпус.
Совершив форсированный марш, Конный корпус вышел на участок обороны 38-й стрелковой дивизии и сильным контрударом отбросил наступающие части белогвардейцев.
В связи с тем, что противник наращивал свои силы, а фронт 10-й армии очень растянулся, было принято решение начать отход стрелковыми соединениями на более выгодный рубеж обороны. Конный корпус получил задачу прикрывать отход армии и с этой задачей блестяще справился. Заняв одной дивизией оборону на рубеже Борадачи - Веревкин, корпус надежно обеспечил отход армии. Попытки противника перейти в преследование нашей пехоты завершились разгромом Атаманской и Егерьской дивизий белых.
К 1 августа 10-я армия отошла и заняла оборону на фронте Медведицкое, Верхняя Добринка, Каменка, Красный Яр.
Противнику теперь трудно было совершать охваты, так как правый фланг обороны нашей армии упирался в реку Медведицу, а левый - в Волгу. Конный корпус сосредоточился в центре оборонительного рубежа стрелковых частей. Этим расположением корпуса предусматривалось нанесение противнику фланговых ударов в нужных направлениях.
В первых числах августа в штаб корпуса, разместившийся в Тетеревятке, приехал командующий 10-й армией Клюев. После того как я доложил об обстановке на фронте армии и о последних боях с противником, Клюев информировал меня о том, что создана Особая группа войск Южного фронта, в которую включены 9-я, 10-я армии и Заволжские части; командующим группой назначен В. И. Шорин. В разговоре был затронут вопрос о сдаче 10-й армией Царицына. Клюев по-прежнему говорил, что для обороны Царицына мы не имели ни сил, ни средств, и в заключение сообщил, что 10-я армия, по решению Реввоенсовета Особой группы Южного фронта, должна отойти на рубеж обороны по реке Карамыш. Здесь части армии приведут себя в порядок и получат пополнения, прибывающие в Саратов с Восточного фронта.
С рубежа реки Карамыш, как сказал Клюев, 10-й армии предстоит начать контрнаступление.
5
Несмотря на значительные потери, понесенные в бою под Котово, конный корпус Секретева, пополненный свежими силами, вновь перешел в наступление.
Наступая вдоль берега Медведицы на Медведицкое, части генерала Секретева столкнулись с правофланговыми частями нашей 4-й дивизии. После короткого ожесточенного боя белогвардейцы начали отходить, но. в результате удачного маневра 4-й дивизии оказались прижатыми к Медведице и понесли большие потери.
Не успели части дивизии отойти в место своего прежнего расположения, как на Медведицкое перешел в наступление корпус генерала Улагая. Снова завязался ожесточенный бой. Он закончился тем, что корпус Улагая бросил всю свою артиллерию и бежал по левому берегу Медведицы в юго-западном направлении.
Однако и после поражения Улагая белые не прекратили попыток прорвать фронт 10-й армии. 4 августа на рассвете силами корпусов генералов Покровского и Шатилова они повели наступление вдоль железной дороги в направлении Каменки. Конному корпусу было приказано выдвинуться к левому флангу армии и нанести удар противнику в направлении Грязнуха, Каменка.
5 августа, сосредоточившись на левом фланге армии, корпус перешел в контрнаступление и, выйдя в тыл корпусу Покровского, смял его боевые порядки,а затем начал преследование. Отступая в направлении Усть-Грязнуха, противник понес большие потери в людях и оружии. Корпус Шатилова, наступавший правее корпуса Покровского, вынужден был перейти к обороне.
После этого наступило затишье. Чувствовалось, что белые на фронте 10-й армии выдыхаются и инициатива начинает переходить в наши руки. Конный корпус вернулся в место своего прежнего расположения. Штаб его разместился в Верхней Добринке. Части корпуса вновь стали с успехом применять тактику налетов на войска противника, расположенные в населенных пунктах, не давая им покоя ни днем, ни ночью. Вскоре я узнал от пленных, что корпус Мамонтова снят с нашего фронта и переброшен в западном направлении.
Вечером 8 августа я вышел из штаба корпуса и направился в 20-й полк, расположенный неподалеку. В этом полку служили мои земляки: платовцы, мартыновцы, орловцы. Подходя к домику, занимаемому штабом полка, я встретил своего соседа по Платовской Филиппа Новикова. Будучи начальником разведки полка, он часто исполнял должность начальника штаба полка.
- Ну как дела, начштаба? - спросил я, здороваясь с Филиппом.
- Какие там дела! - недовольно ответил он. - Требуют разные сводки, а бумаги нет, писарями работать никто не идет. А тут еще Кондрат Степанович работать мешает...
- Как это мешает? Он же ранен, больной лежит.
- То-то лежит, да не там, где надо. Только я развернулся со своими бумагами, а он вваливается в штаб с седлом и тянет за собой бурку. Я к нему с докладом, а он подходит к столу, кладет на него седло и говорит: "Кышь, Филипп, со стола, убирай свои шпаргалки, я здесь лягу". Как, говорю, ляжете! Здесь же штаб полка. "А я тебе кто, - сердится Кондрат Степанович, командир полка или нет? Ты читал приказ товарища командира корпуса?" Какой там приказ? - спрашиваю его. "Ну так вот читай, раз шибко грамотный. Видишь, тут прописано: "Командира двадцатого полка Гончарова Кондрата, в связи с ранением, полагать больным при полку". Так где же меня полагать-то должны, как не в штабе". И завалился на стол, как медведь. "Ты, - говорит, - Филипп, скрипи пером, я тугой на уши-то, не помешаешь".
Выслушав Филиппа, я рассмеялся.
Гончарова Кондрата Степановича я знал давно: бывший драгун, старший унтер-офицер, георгиевский кавалер. Он был малограмотным, но опытным командиром, хорошо знал тактику мелких подразделений, воевал со смекалкой, хитростью, народной мудростью.
- Вы смеетесь, - огорченно сказал Новиков, - а мне каково? Нет, Семен Михайлович, прикажите работать здесь кому-нибудь другому, а я к своим разведчикам пойду.
Мы вошли в штаб полка. Увидев меня, Гончаров слез со стола и сердито посмотрел на Новикова - пожаловаться, мол, успел.
- Что же ты, Кондрат Степанович, людям работать мешаешь? - начал я отчитывать его. - Ну ранен, так лежи, где тебе положено!
- А где же мне быть? Сам приказ отдал "полагать при полку", а теперь ругаешься, - оправдывался Гончаров и из-за спины грозил Филиппу кулаком.
- Придется приказать, чтобы положили тебя в госпиталь.
- Нет, в лазарет не пойду, - сказал Кондрат, ощупывая свою раненую руку. - Помирать я не собираюсь, а примочки мне и ординарец делает.
- Почему ты седло за собой носишь?
- Да лошадь у меня снова убили. Вот напасть - как бой, так лошадь убивают. Ты бы вместо того, чтобы ругаться, приказал дать мне непробивного коня.
- Ну вот что, Кондрат Степанович, иди к себе и ложись, а то я тебе дам непробивного коня - в пехоту спишу!..
Кондрат торопливо схватил седло и, проворчав что-то непонятное, быстро вышел из штаба.
Мы с Филиппом смеялись до слез, глядя в окно на торопливо уходившего Гончарова. Все знали, как магически действуют на Кондрата слова: "спишу в пехоту".
Чем дальше, тем больше обстановка складывалась в пользу 10-й Красной армии. Стрелковые соединения отдохнули, получили свежие пополнения за счет частей, прибывших с Восточного фронта. Со дня на день я ожидал приказа на наступление и очень удивился, когда Клюев, приехав в корпус, заявил, что армия может наступать не раньше, чем через десять дней.
- Почему через десять дней? - спросил я Клюева.
- Не собрались еще с силами, - ответил он.
- По меньшей мере странно получается, - сказал я. - Надо громить белых сейчас, когда они в своих попытках наступать потерпели серьезное поражение и не успели перегруппировать силы. А мы ждем, когда они вновь соберутся с духом и начнут наступать. Подчините корпусу в оперативном отношении хотя бы две стрелковые дивизии и разрешите мне наступать. Заверяю вас в успехе, убеждал я Клюева.
- Нет, я это не могу разрешить, - ответил он.
- Ну, если вы не можете сами разрешить, то докажите командующему группой Шорину о необходимости наступления.
- Не могу, не могу, Семен Михайлович! У меня есть директива на подготовку армии к наступлению, и я ее должен выполнять.
Подводя итоги оборонительных операций 10-й Красной армии, следует сказать, что Конный корпус, начиная с отхода 10-й армии с рубежа Маныча, все время использовался командованием или в качестве завесы для прикрытия отхода стрелковых частей или в качестве ударной группы для разгрома противника на наиболее угрожаемых направлениях. Основным способом действий корпуса были короткие контрудары. Нанося их, корпус неоднократно ликвидировал угрозу окружения противником 10-й армии и обеспечивал ее отход на последующие оборонительные рубежи. Имеются все основания утверждать, что Конный корпус летом 1919 года предотвратил разгром 10-й армии противником.
Действия корпуса убедительно подтвердили необходимость создания крупных кавалерийских соединений, являющихся средством армейского и главным образом фронтового командования. Можно смело сказать, что если бы в составе Южного фронта был не один, а несколько корпусов или хотя бы один, но более сильного состава и он использовался бы не в интересах одной армии, а в интересах всего фронта, то вряд ли нашим армиям пришлось бы отходить в таких тяжелых условиях. С гордостью можно отметить высокую боеспособность личного состава корпуса, показавшего в неимоверно трудных условиях борьбы с врагом образцы несгибаемой стойкости и мужества. Надо сказать также, что организованный отход стрелковых соединений 10-й армии от Царицына к Саратову в условиях постоянной угрозы окружения, при хроническом недостатке боеприпасов, при отсутствии связи с армейским штабом и соседями свидетельствовал о высоких морально-боевых качествах пехоты нашей армии. И если после сдачи Царицына некоторые стрелковые части ее временно поддались панике, то причиной этого была прежде всего растерянность Реввоенсовета армии.
VIII. Против Мамонтова
1
Летом 1919 года армии Деникина, быстро продвигавшиеся с юга к центральным областям страны, были для молодой Советской республики самым опасным врагом.
9 июля в своем письме к организациям партии "Все на борьбу с Деникиным" Ленин указывал, что наступил самый критический момент в социалистической революции, и призывал всех коммунистов, сочувствующих, рабочих, крестьян напрячь все силы на отражение нашествия Деникина. Для организации отпора врагу партия направляла на Южный фронт лучших своих работников. На Южный фронт срочно перебрасывались части Красной Армии с Восточного фронта, вооружение и снаряжение.
ЦК партии во главе с Лениным готовил силы, которые должны были не только остановить врага, но и, перейдя в наступление, разгромить его. Но пока 10-я и другие армии Южного фронта вынуждены были, сдерживая врага, повсеместно отходить на север.