На всей указанной линии противник был отброшен к югу, и наши части расположились на ночь в упомянутых пунктах. Противник всю ночь безрезультатно пытался атаками выбить наши части.
   Сегодня, 2 февраля, с рассветом завязался на всем фронте конницы ожесточенный бой, и противник огромными конными массами, действуя на наши фланги и разрезая фронт, принудил нас отступить на правый берег р. Маныч. Противник понес серьезные потери, наши потери также значительны.
   Во всей этой чрезвычайно серьезной операции 8 и 9-я армии никакого участия не принимали. Противнику предоставлена полная свобода маневрирования и накопления своих сил в нужных ему пунктах. Красная конница поставлена в чрезвычайно тяжелые условия полной изоляции от соседних армий.
   Конармия с момента занятия Ростова и по сегодняшний день в ряде тяжелых и неудачных операций в сильнейшей степени изнурилась и понесла значительный урон людьми и в особенности конским составом. Фронтовое командование невнимательно и легкомысленно, даже преступно, поставило конницу в безвыходное тяжелое положение.
   ...убедительно просим, я и член Реввоенсовета Конной т. Ворошилов, сделать срочно необходимые распоряжения кому следует для облегчения положения Конармии.
   К настоящему моменту Конармия и конный корпус Думенко занимают следующую линию: Багаевская, Хохлотовский, Федулов, Манычско-Балабинский, Н. и В. Соленый.
   Довожу до вашего сведения, что вследствие халатного отношения 8-я и 9-я армии допустили противника численностью в 1 500 сабель занять хут. Краснодворский, что 12 верст южнее Новочеркасск. Противник из этого пункта не выбит и расположился там на ночлег. Не исключена возможность захвата противником к утру г. Новочеркасск. Командарм 9 предложил мне, действуя в тылу указанной группы, очистить упомянутый пункт. Помимо крайней усталости людей и лошадей, в этом районе на озерах и речках, покрытых голым льдом, действовать конницей, и без того уже раскованной, не представляется никакой возможности"{41}.
   По правде говоря, после всех бед, лично я мало верил, что наш доклад Главкому изменит положение. Большие надежды у меня были на письмо, отправленное В. И. Ленину.
   В тот же день в Ростов приехал и Щаденко, все последнее время находившийся в Таганроге, где его усилиями был создан Упроформ Конармии и формировалась из добровольцев 14-я кавалерийская дивизия, а кроме того, велась подготовка к открытию командной школы Конармии. Щаденко посоветовал нам, не ограничиваясь докладом Главкому, связаться со Сталиным, который, по его сведениям, должен быть в Курске.
   Обсудив положение, мы решили было отправить Щаденко в Курск для доклада Сталину, но предварительно попробовали связаться с Курском по прямому проводу, и утром 3 февраля нам это удалось.
   Подойдя к аппарату, я сообщил Иосифу Виссарионовичу, что положение на фронте и взаимоотношения 8-й, 9-й и Конной армий, созданное командованием фронта, внушают самые серьезные опасения. "Конармия, - продолжал я, - в тягчайших условиях совершенно изолированная, тает не по дням, а по часам. Атмосфера вокруг Конармии, созданная соседями и комфронта, совершенно лишает возможности работать. Сегодня должен был бы экстренно выехать к вам Щаденко с подробным докладом. Но ответственность момента требует нашего общего присутствия на фронте. Убедительная просьба нас всех немедленно приехать вам сюда для ликвидации создавшегося положения, что единственно может спасти фронт. Повторяем, на фронте неблагополучно. Сегодня собирались сдать Новочеркасск. Если не приедете вы или кто-нибудь равный вам в Ростов, здесь произойдет катастрофа. Еще раз обращаемся с просьбой немедленно выехать сюда, хотя бы на 2-3 часа..."
   Выслушав дополнительно к этому сведения о численности противника и расположении Конармии, Сталин ответил:
   "Дней восемь назад, в бытность мою в Москве, в день получения мной вашей шифротелеграммы, я добился отставки Шорина... В Ревсовет вашего фронта назначен Орджоникидзе, который очень хорошо относится к Конармии. Если у вас нет связи с Саратовом, мы можем вам каждый раз предоставлять провод для разговора с Орджоникидзе.., который безусловна поможет вам и поддержит вас.
   Что касается моего выезда, я, вы знаете, не свободен, назначен председателем Совета труда Юго-западного фронта и без согласия Совета Обороны не смогу выехать. Во всяком случае же передам вашу записку Ильичу на заключение, если вы не возражаете. Окончательный ответ могу дать только после переговоров с Ильичем. Об одном прошу: берегите Конную армию, это неоценимое золото Республики. Пусть временно пропадают те или иные города, лишь бы сохранилась Конная армия".
   Затем к аппарату подошел Ворошилов.
   "Иосиф Виссарионович! - начал Климент Ефремович. - Положение настолько тягостное, что ваш приезд является единственным якорем спасения. Передайте нашу покорнейшую просьбу Ильичу, пусть он вас отпустит всего на день или полтора. Мы все несказанно рады, что смещен Шорин. Если приедете в Ростов, на месте убедитесь, что простого смещения, да еще с повышением, для него недостаточно. Мы все считаем его преступником. Его неумением или злой волей (в этом разберется суд) загублено лучших бойцов, комсостава и комиссаров более 40% и до 4 000 лошадей. Если почему-либо Ильич не согласится на ваш приезд, хотя он в интересах Республики необходим, настойте, пожалуйста, на немедленном выезде в Ростов Орджоникидзе... У нас связи с Саратовом нет и не было. С вами связались совершенно случайно. Одна и самая важнейшая просьба, не терпящая ни одного дня отлагательства: для сохранения остатков Конармии настойте на немедленном откомандировании в наше распоряжение 9-й стрелковой дивизии. Наше поражение являлось следствием отсутствия прикрытия пехотными частями флангов и закрепления достигнутых рубежей. Заодно вторая просьба: укажите на крайнюю необходимость срочного пополнения Конармии. Самая захудалая конница, болтающаяся в тылах Кавказского фронта, в наших руках сделается наилучшим боевым и ценнейшим материалом для Республики. Обещанные вами 3 000 седел мы так и не получили"{42}.
   Поздно вечером этого же дня Реввоенсовет Конармии вновь соединился со Сталиным и спросил о результатах его переговоров с Москвой.
   Сталин ответил:
   "Результаты таковы, что я к вам пока выехать не могу, - это первое; второе - мы перебрасываем в район Иловайская две лучшие дивизии, из них одна Латышская; третье - мы сегодня или завтра выбросим Шорина из Дебальцева (в Дебальцево размещался полевой штаб Кавказского фронта - С. Б.); четвертое я добиваюсь и надеюсь добьюсь отставки Сокольникова..; пятое - дней через восемь выеду к вам..."{43}
   4 февраля состоялся разговор по прямому проводу между Сталиным и Орджоникидзе. Я привожу этот разговор, поскольку он ярко характеризует создавшееся положение.
   "У аппарата Орджоникидзе.
   Сталин. Здравствуй. Два дня ищу, в Саратове ли? Нашел. Дважды говорил с Конной армией. Выяснилось: 1. Шорин до сих пор продолжает командовать вопреки приказов. 2. Шорин ведет войну с Конной армией. За период последних операций отобрал у нее подчиненные ей в оперативном отношении две стрелковые дивизии. Командарм 8 Сокольников создал вокруг Конармии атмосферу вражды и злобы. 3. Саратовский штаб изолирован от Конной и 8 армий из-за Шорина, ввиду чего он рискует превратиться в фиктивный штаб. В результате всего этого - полная дезорганизация правого фланга.
   Узнав все это, ЦК партии потребовал от меня немедленного выезда в район правого фланга для разрешения вопросов на месте, но я не мог выехать по некоторым причинам, о которых я здесь говорить не стану. По моему глубокому убеждению, ваш новый комфронт и члены Реввоенсовета должны принять следующие меры: 1. Немедленно удалить Шорина. 2. Выехать самим на правый фланг. 3. Объединить группу Думенко с Конармией в одну мощную силу, подчинив первую последней. 4. Передать Конармии в оперативное подчинение две стрелковые дивизии для опоры на флангах. 5. Отставить командарма 8 Сокольникова без промедления... Обо всем этом считаю своим долгом сказать тебе на основании всех имеющихся у меня данных. Если хочешь, я могу потом передать копию одного из моих разговоров с Конной армией. Я кончил.
   Орджоникидзе. Здравствуй. Все, что ты передал, я понимаю, но из-за отсутствия связи мы были не в силах изменить создавшееся положение. Шорин со вчерашнего дня уже не командует, приказ ему вручен в Купянске. Надеемся, все это удастся уладить, хотя с некоторым запозданием. Разговор с Конармией просим передать. Нельзя ли получить через вас Конную и 8-ю армии. Жду копию переговора с Конной армией. Лично я полагаю, что нам по приезде на. место удастся живо покончить с этой бессовестной травлей.
   Сталин. Прямую связь с Конармией по техническим условиям дать не можем, но можем связать вас с ней путем передачи нашей аппаратной. Через час вызову Конармию и сообщу ее ответ на вопросы, которые вы намерены ей поставить. Нужно только эти вопросы получить от вас предварительно. Ради бога, выезжайте только поскорей на фронт. Передаю для сведения разговор по прямому проводу с Конармией"{44}.
   5 февраля мы получили телеграмму от Реввоенсовета Кавказского фронта, подписанную Г. К. Орджоникидзе и М. Н. Тухачевским, следующего содержания:
   "Сейчас ознакомились с вашим разговором с товарищем Сталиным и неприятно поражены сложившейся обстановкой в отношениях соседних армий и некоторых отдельных лиц с героической красной конницей. Мы глубоко убеждены, что старые дружественные отношения возобновятся и заслуги и искусство Конной армии будут оценены по достоинству. Завтра выезжаем в вашу армию"{45}.
   Вслед за этой телеграммой от Реввоенсовета Кавказского фронта поступило распоряжение о прекращении боевых действий Конармии в манычском направлении и о подготовке ее частей для переброски в другой район.
   В ожиданий новой директивы фронта Конармия приводила себя в порядок.
   В это время как-то ночью бойцы сторожевого охранения 11-й кавдивизии подобрали раздетого, обмороженного и тяжело раненного человека, пробиравшегося в направлении хутора Федулов. Раненого доставили в полевой штаб армии и доложили о нем нам с Климентом Ефремовичем. Оказалось, что раненый - коммунист Кравцов, служивший в Конармии и совсем недавно назначенный начальником связи корпуса Думенко.
   Кравцов рассказал, что в корпусе Думенко тайно действует какая-то банда - хватает ночью активных коммунистов, расстреливает и трупы бросает в прорубь на Маныче. Так вот и он, не успел еще по прибытии в корпус Думенко хорошенько ознакомиться с работой, как ночью был схвачен и с другими коммунистами уведен на Маныч. Бандиты долго водили их по льду Маныча, разыскивая прорубь. Но прорубь найти не удалось, так как был снегопад и лед занесло. Тогда, раздев коммунистов до нижнего белья, бандиты дали по ним залп и, считая всех убитыми, ушли... Среди погибших от рук бандитов комиссар корпуса Миколадзе. Он, Кравцов, получив три пулевых ранения, случайно остался жив.
   К этому страшному рассказу Кравцов добавил, что штаб Думенко укомплектован бывшими офицерами, или взятыми в плен или присланными из главного штаба Красной Армии, и упорно идет слух, что Думенко намерен увести корпус к белым и только ждет для этого подходящего момента.
   Решив немедленно арестовать Думенко, мы поехали утром в его штаб, расположенный в хуторе Верхне-Соленом, взяв с собой пятьдесят конармейцев и две пулеметные тачанки.
   К сожалению, Думенко мы не нашли. В хуторе Верхне-Соленом нам сообщили, что он где-то в пути на станицу Константиновскую, куда переезжает его штаб. Вернувшись к себе, мы послали Реввоенсовету фронта донесение о предательстве в корпусе Думенко. Дальнейшие события не позволили нам до конца разобраться в этом деле.
   9 февраля была получена директива Реввоенсовета Кавказского фронта, положившая начало крупнейшей операции Конармии по разгрому деникинских войск на Северном Кавказе. В этой директиве отмечалось, что при общей пассивности белых на других участках усилились действия их войск на ростовском направлении. Всем армиям Кавказского фронта приказывалось произвести перегруппировку сил и готовиться к решительному наступлению. 8-й армии, занимавшей Ростов, ставилась задача упорно обороняться по Дону и Манычу, удлинив свой фронт до станицы Манычской; 9-й армии - сосредоточиться в районе Садковский, Дальний, Балабин, 10-й армии - закрепиться на фронте Гремячий Колодезь, Великокняжеская, а Первой Конной армии приказывалось сосредоточиться в районе Шара-Булукский, Платовская. Наконец-то был принят наш план. Конармия нацеливалась для удара на Тихорецкую, в стык Донской и Кубанской армий Деникина.
   XIV. Конец деникинщины
   1
   После того как Красная Армия овладела Донецким бассейном и разгромила белогвардейские войска на Украине и Дону, основная тяжесть борьбы с деникинцами переместилась на Северный Кавказ.
   Деникин к этому времени располагал "Добровольческим" корпусом генерала Кутепова, созданным из остатков разгромленной Добровольческой армии, Донской армией генерала Сидорина, самой крупной по численности, и Кубанской армией генерала Шкуро. По словам Деникина, к середине января 1920 года он располагал 54 тысячами солдат и офицеров, из них: 37 тысяч - Донская армия, 10 тысяч - Добркорпус, 7 тысяч - Кубанская армия. Кроме того, у Деникина было еще 10 тысяч человек для пополнения действующих частей.
   Моральному состоянию своих войск и их тыла Деникин давал следующую оценку:
   "Кончился 1919 год.
   Трехмесячное отступление, крайняя усталость, поредение армий, развал тыла, картины хаотических эвакуации произвели ошеломляющее впечатление на общественность, отозвались болезненно на состоянии духа ее и армии и создали благоприятную почву для пессимистических настроений и панических слухов".
   "...В Донской армии последние два месяца было неблагополучно. Не только рядовым казачеством, но и частью командного состава был потерян дух..."{46}
   И все же Деникин не считал свою авантюру проигранной. Отведя войска за Дон и Маныч, он надеялся под прикрытием их накопить резервы, получить материальную поддержку от Антанты и попытаться взять реванш.
   Деникинским войскам на Северном Кавказе противостояли войска Кавказского фронта - 8, 9, 10, 11-я и Первая Конная армии. По общей численности они были примерно равны войскам Деникина, однако белые имели крупное превосходство в коннице, которой у них было еще свыше двадцати пяти тысяч сабель, а следовательно, и сохраняли преимущество в маневре.
   Оценивая наши силы, Деникин полагал, что если красная конница "не потеряла боеспособности и активности", то пехота противника "деморализована и выдохлась совершенно". В отношении пехоты это было далеко не так. Никакой деморализации не было и не могло быть, так как советские войска, воодушевленные своими победами, повсеместно наступали. Однако напряженные наступательные бои последних месяцев, конечно, очень ослабили стрелковые соединения фронта. Вследствие быстрого продвижения боевых частей, особенно на фронте 9-й и 10-й армий, тыловые учреждения отставали, а некоторые вообще потеряли связь со своими войсками. Железнодорожный транспорт на юге страны был почти полностью разрушен. Он не мог обеспечить не только переброску пополнений для армий, но даже и подвоз крайне необходимых боеприпасов. Ко всему этому район боевых действий был окончательно разорен и охвачен страшной эпидемией тифа. Госпитали были забиты главным образом тифозными больными. Все это не могло не отразиться на боеспособности наших войск.
   И все же, несмотря на усталость наших армий, сложившаяся обстановка требовала энергичного наступления с тем, чтобы не дать противнику отдышаться от пережитых им поражений, не позволить ему закрепиться на Северном Кавказе, помешать перегруппировать силы и перейти в контрнаступление. Деникинщина была основательно надломлена, но пока окончательно не разгромлена. Для этого требовалось еще одно усилие войск нашего фронта.
   В соответствии с директивой Реввоенсовета Кавказского фронта Первая Конная армия 11 февраля начала свой марш в район Платовская, Шара-Булукский. Предварительно были подробно разработаны и объявлены в приказе маршруты движения каждой дивизии, пункты остановок на все дни перехода и указан порядок работы тыла. Задача тыла была весьма сложной, так как Кон" армия отрывалась от своих баз снабжения на сто с лишним километров. Фактически можно было рассчитывать только на местные средства и на трофеи. Е. А. Щаденко со штабом армии и тыловыми учреждениями оставался в Таганроге.
   Марш на Платовскую был исключительно трудным. Конармия шла без дорог по левому берегу Сала. Лошади выбивались из сил, артиллерия и обозы буквально тонули в рыхлом метровом слое снега. Пулеметные тачанки пришлось закрепить на санях.
   Встречавшиеся по пути хутора были разорены белоказаками, а некоторые сожжены дотла. Особенно плохо дело обстояло с фуражом. В полосе движения Конармии действовали преимущественно конные части противника, и все местные запасы фуража были уже съедены. Нашим бойцам приходилось кормить своих коней главным образом неубранной пшеницей, вырывая ее из-под снега.
   К вечеру 14 февраля, проделав статридцатикилометровый марш, Конармия вышла в район станицы Платовской, а 15 февраля, переправившись через Маныч в районе Казенного Моста, близ станицы Великокняжеской, повела наступление на станцию Шаблиевку.
   4-я дивизия, продвигавшаяся в авангарде армии, в 22 часа 15 февраля неожиданно натолкнулась на 50-ю стрелковую дивизию 10-й Красной армии. Бойцы 50-й дивизии, возглавляемые начдивом Ковтюхом, лежали в глубоком снегу и вели бой с бронепоездом и пехотой противника, оборонявшими станцию Шаблиевку. Пользуясь темнотой, передовые части 4-й дивизии обошли белогвардейцев с юго-запада и совместным ударом с частями 50-й дивизии выбили их из Шаблиевки, захватив в плен батальон пластунов 1-го Кубанского корпуса генерал-лейтенанта Крыжановского.
   Овладение Шаблиевкой явилось началом боевых действий Первой Конной армии на Северном Кавказе (схема 13).
   Ковтюх сообщил нам, что в направлении Екатериновка, Новый Маныч и Бараники, кроме его дивизии, действуют отдельная кавалерийская бригада Курышко и 20, 32 и 34-я стрелковые дивизии 10-й армии.
   Командующий 10-й армией А. В. Павлов потерял связь с этими дивизиями, и они действовали по собственной инициативе. Посоветовавшись с Климентом Ефремовичем, мы решили в интересах выполнения задачи фронта временно подчинить в оперативном отношении стрелковые дивизии 10-й армии и кавбригаду Курышко Реввоенсовету Первой Конной армии. Приглашенные в Реввоенсовет начальники стрелковых дивизий выразили свое согласие с принятым нами решением. Непосредственное руководство пехотой 10-й армии было возложено на М. Д. Великанова - начдива 20-й стрелковой дивизии. Великанов принадлежал к славной плеяде талантливых советских военачальников, выдвинутых Коммунистической партией, воспитанных ею и закаленных в боях с врагами молодой Советской республики. Еще на Восточном фронте, в борьбе с колчаковскими полчищами, он проявил себя смелым, решительным и расчетливым командиром.
   Хороший был у него и начальник штаба дивизии Б. В. Майстрах. Он не только вполне соответствовал своему назначению, но, как показали дальнейшие события, мог с - успехом самостоятельно командовать дивизией.
   Следует сказать, что 20-я стрелковая дивизия была одной из сильнейших и полнокровных стрелковых дивизий Кавказского фронта.
   К тому времени, когда 6-я и 11-я кавалерийские дивизии подходили к Шаблиевке и Екатериновке, 20-я стрелковая дивизия согласно ранее отданному по дивизии приказу вела наступление на станцию Торговая (Сальск) и село Воронцово-Николаевка, обороняемые бронепоездами и пехотой корпуса генерала Крыжановского.
   В помощь 20-й стрелковой дивизии была послана разведгруппа Конармии под командованием начальника разведотдела армии И. В. Тюленева. Разведгруппе ставилась задача обойти станцию Торговая с запада и юга и порвать железнодорожные пути на Батайск и Тихорецкую.
   В ночь с 16 на 17 февраля станция Торговая и село Воронцово-Николаевка были очищены от белогвардейцев. Из трех действовавших там бронепоездов противника один был подбит нашей пехотой, а два ушли в направлении станции Развильное. в район сосредоточения основных сил 2-го Кубанского корпуса генерала Науменко.
   18 февраля 4, 6-я кавалерийские, 20, 34 и 50-я стрелковые дивизии сосредоточились в Торговой и в Воронцово-Николаевке.
   К этому времени, после пасмурной, с большими снегопадами погоды, начались морозы, достигавшие двадцати семи градусов. Они сковали глубокие снега толстой ледяной коркой. Движение войск, особенно кавалерии, очень уставшей после большого перехода по бездорожью, в таких условиях было неимоверно трудным. Лошади проваливались в сугробах и резали ноги о ледяную корку; плохо одетые бойцы обмораживались.
   Это заставило нас дать отдых всем частям Конармии и стрелковых дивизий. Всем начдивам были указаны участки для организации круговой обороны и расположения сторожевых застав. Время отдыха было решено использовать для пополнения частей за счет добровольцев, подтягивания обозов, распределения боеприпасов, продовольствия, фуража, обмундирования, для ковки лошадей.
   Получив сведения о переброске Первой Конной армии для действий в стыке белогвардейских армий, белогвардейское командование сняло с фронта лучшие конные части и, объединив их в группу под командованием генерала Павлова, спешно начало перебрасывать эту группу в район станицы Великокняжеской с целью удара в тыл Конармии.
   Вот как об этом писал Деникин: "26 января я отдал директиву о переходе в общее наступление северной группы армий с нанесением главного удара в Новочеркасском направлении и захватом с двух сторон Ростово-Новочеркасского плацдарма. Наступление должно былоначаться в ближайшие дни, и к этому времени ожидался выход на усиление Кубанской армии (быв. Кавказской) пополнений и новых дивизий...
   В эти предположения вторглись два обстоятельства...
   Первое - 30 января (ст. ст.) получено было сведение, что Первая Конная советская армия перебрасывается вверх по Манычу на тихорецкое направление; второе - неустойчивость Кубанской армии. Центр ее был прорван, и неприятельская конница 10-й армии пошла вверх по р. Б. Егорлык, в тыл Торговой, угрожая сообщениям с Тихорецкой.
   Приходилось разрубать узел, завязавшийся между Великокняжеской и Торговой, - разбить там главные силы противника. Ген. Сидорин выделил наиболее сильную и стойкую конную группу ген. Павлова (10-12 тысяч), которому была дана задача, следуя вверх по Манычу, совместно с 1-м корпусом ударить во фланги и тыл конницы Буденного..."{47}
   16 февраля кавалерийская группа генерала Павлова опрокинула в районе хутора Веселый корпус Думенко и, отбросив его за Маныч, начала форсированный марш в район Великокняжеской. Продвигаясь по глубокому снегу, в стужу и метель, по бездорожному и безлюдному левобережью Маныча, генерал Павлов измотал силы своей конной группы и, не достигнув Великокняжеской, заблудился. Наконец ночью 18 февраля полузамерзшая, измученная блужданием по непролазным снегам конница Павлова подошла к селу Воронцово-Николаевке и столкнулась со сторожевыми заставами 4-й и 6-й кавалерийских дивизий. Следует сказать, что в связи с морозом не все наши части хорошо несли сторожевую службу, поэтому некоторые из них были застигнуты противником врасплох.
   В это время мы с Климентом Ефремовичем в полевом штабе Конармии допрашивали двух полузамерзших белых казаков из передовых частей группы Павлова, которых только что притащили к нам разведчики 6-й дивизии. Пленные говорили, что уже трое суток генерал Павлов, заменивший Мамонтова, умершего от тифа, гонит свою группу по бездорожью и глубоким снегам. Кони выдохлись, люди два дня без горячей пищи и не держатся в седлах, многие обморозили руки и ноги.
   Не успели мы еще закончить допрос, как прибежавшие в штаб ординарцы сообщили, что на 6-ю дивизию навалилась огромная масса конницы противника. Мы с Климентом Ефремовичем быстро вышли во двор и сели на коней. На северо-западных окраинах села слышался дробный стук пулеметов, временами заглушаемый ударами орудий. Жидкое нестройное "ура" гасло в залповой стрельбе.
   На станции Торговой, где мы оказались через десять минут, противник уже был отбит частями 4-й дивизии. Лишь небольшие группы белоказаков маячили в серой мглистой ночи, стараясь оттянуть застрявшие в снегу орудия и подобрать раненых.
   Городовиков доложил нам, что белые отбиты, но ушли недалеко, остановились в колоннах и чего-то ждут. Он сказал, что казаки так замерзли, что ни стрелять, ни рубить как следует не могут.
   Вдруг послышался слабый, затем все более нарастающий крик "ура". Белые шли в атаку. 1-я бригада 4-й дивизии во главе с Городовиковым бросилась в контратаку, прорвала жидкие цепи атакующих и рассеяла их. Однако, несмотря на то, что противник отходил, крики "ура" не смолкали.
   Оказалось, что "ура" кричали обмороженные казаки, стоявшие в колонне. Так как в атаку они не могли идти, Павлов решил использовать их для психического воздействия. 1-я бригада на скаку врезалась в эту кричащую колонну. Началась давка, дикие вопли, беспорядочная стрельба. Белоказаки в ужасе разбегались или сдавались в плен.
   В это время на участке 6-й дивизии завязался ожесточенный бой. Белоказаки, добравшись до окраины села, отчаянно цеплялись за каждый дом. Однако спешенные полки 6-й дивизии выбили противника из села, а затем, сев на коней, пытались перейти в преследование, но были остановлены огнем многочисленных пулеметов, под защиту которых ушли белоказаки. Подгоняемый лютым морозом, противник вновь и вновь атаковал позиции 6-й дивизии и каждый раз отходил в степь, оставляя на окраине села много убитых и раненых. Делали белогвардейцы попытки прорваться в село и на участках наших стрелковых частей, однако везде несли крупные потери и отходили.