Буджолд Лоис. 15 Дипломатический иммунитет

   Майлз слегка расслабился. Как бы ни были сильны ее затаенные барраярские рефлексы в отношении явных мутаций, над ними все равно возьмет верх непреклонная сдержанность, не позволяющая отклоняться от правил приличия.
   Чего, к несчастью, нельзя было сказать о его соотечественниках, застрявших на станции квадди. Барраярцам из глубинки нелегко было уловить разницу между вредной мутацией и положительной, целесообразной генетической модификацией. Если учесть, что один офицер прямо в своем официальном рапорте называл их ужасными паукообразными мутантами, становилось очевидно, что к уже известным осложнениям этой истории следует добавить и расовый конфликт.
   — Ты очень быстро привыкнешь к ним, — заверил он ее.
   — А где же ты встречал квадди, если они живут столь обособленно?
   — М-м… — “Так, быстренько подредактируем эту историю в уме…” — Я был тогда на задании СБ. Мне нельзя об этом рассказывать. Но она, между прочим, была музыканткой. Играла на цимбалах всеми четырьмя руками. — Попытка изобразить это впечатляющее зрелище привела к тому, что он больно ударился локтем о стенку. — Ее звали Николь. Тебе бы она понравилась. Мы вытащили ее из одной жуткой передряги… Интересно, добралась она до дома? — Он потер локоть и с надеждой добавил: — Держу пари, тебе будут интересны методы садоводства квадди в условиях невесомости.
   Катерина просветлела:
   — О да, конечно.
   Майлз возвратился к своим рапортам с неприятной уверенностью в том, что в заваруху, которая его ожидает, не стоит бросаться без должной подготовки. Он мысленно занес обзор истории квадди в список того, что ему надлежит прочитать в последующие несколько дней.

ГЛАВА 2

    —Мне воротничок поправить не надо?
   Прохладные пальцы Катерины деловито скользнули по шее Майлза; он подавил пробежавшую по спине дрожь.
   — Теперь — нет, — сказала она.
   — Аудитора делает одежда, — пробормотал он. В крохотной каюте отсутствовали такие излишества, как зеркало в полный рост; заменой ему служили глаза его жены. Майлзу отнюдь не казалось, что он что-либо теряет от такой замены. Катерина отступила назад, насколько могла — на полшага, к самой переборке — и оглядела его с головы до ног, проверяя общее впечатление от форкосигановского мундира: коричневый китель с фамильным гербом, вышитым серебром на высоком воротнике, расшитые серебром обшлага, коричневые брюки с серебряными лампасами, коричневые же сапоги для верховой езды. В пору своего расцвета форы были кавалеристами. Здесь, без сомнения, в радиусе бог знает скольких световых лет не сыщется ни единой лошади.
   Он прикоснулся к наручному комму, настроенному на связь с аналогичным устройством на ее запястье — правда, ее комм был выполнен в стиле фор-леди и оправлен в декоративный серебряный браслет.
   — Я свяжусь с тобой, когда буду готов вернуться сюда и переодеться. — Он кивнул на однотонный серый костюм, который она уже выложила на койку. Мундир для военных, штатское для штатских. И пусть вес исторического прошлого, одиннадцать поколений графов Форкосиганов за его спиной восполнят недостаток его роста и слегка сгорбленную фигуру. Ему незачем было упоминать о других, менее явных своих дефектах.
   — А что надеть мне?
   — Поскольку тебе одной придется играть роль всей моей свиты, что-нибудь эффектное. — Он ухмыльнулся. — У той красной шелковой штуковины достаточно невоенный вид, чтобы отвлечь внимание хозяев станции.
   — Только мужской половины, любовь моя, — заметила она. — Может, шеф их безопасности — женщина? Да и вообще, привлекательны ли планетники для квадди?
   — Один, похоже, был, — вздохнул Майлз. — Из-за чего и начался весь этот сыр-бор… В некоторых участках Станции Граф нулевая гравитация, так что тебе, наверное, вместо барраярских юбок лучше одеть брюки или легинсы. Что-нибудь облегающее.
   — О-о. Да, конечно.
   В дверь каюты постучали, и снаружи донесся застенчивый голос оруженосца Ройса:
   — Милорд?
   — Уже иду, Ройс. Майлз и Катерина поменялись местами — проскальзывая мимо нее и на миг оказавшись на уровне ее груди, он изловчился обнять ее, а затем вышел в узкий коридор курьерского корабля.
   Ройс был одет в несколько более простую версию мундира Дома Форкосиганов, приличествующую ему по статусу вассального оруженосца.
   — Мне собрать ваш багаж для переезда на барраярский флагман, м'лорд? — спросил он.
   — Нет. Мы останемся на борту курьера.
   Ройс невольно содрогнулся, хотя и пытался ничем не выдать своих чувств. Он был молодым человеком внушительного роста, к тому же устрашающе широк в плечах, и отзывался о своей каюте, которая находилась как раз над каютой корабельного инженера, примерно в таких выражениях: “Как будто спишь в гробу, м'лорд, только тут еще и храпят рядом”.
   Майлз добавил:
   — Я пока что не хочу уступать ни одной из сторон в этом конфликте контроль над моими передвижениями — не говоря уже о кислородном запасе. Да и потом, на флагмане койки ненамного больше здешних, уверяю тебя, оруженосец.
   Ройс понуро улыбнулся и пожал плечами:
   — Боюсь, вам лучше было бы взять с собой Янковского, сэр.
   — Потому что он меньше ростом?
   — Нет, м'лорд! — Ройс был даже слегка возмущен. — Потому что он настоящий ветеран.
   Барраярскому графу закон позволял содержать лишь ограниченное число приведенных к присяге телохранителей; по традиции, Форкосиганы чаще всего набирали своих оруженосцев из отставных военных, отслуживших по двадцать лет. По политической необходимости последние десятилетия на эту должность вербовали в основном бывших эсбэшников. Это была живая, энергичная компания, но у многих из них уже пробивалась седина. Ройс был среди них интересным исключением.
   — С каких пор это стало иметь значение? — Оруженосцы Майлзова отца относились к Ройсу как к младшему, поскольку таковым он и являлся, но если они обращались с ним как с человеком второго сорта…
   — Э-э… — Ройс неопределенно развел руками вокруг себя, из чего Майлз сделал вывод, что проблема заключается в более недавних столкновениях.
   Майлз, собиравшийся уже было двинуть вперед по узкому коридору, вместо этого прислонился к стене и скрестил руки на груди.
   — Слушай, Ройс — на императорской службе едва ли найдется человек твоих лет или моложе, который столь же часто оказывался под обстрелом, сколь и ты во время службы в хассадарской муниципальной охране. Не давай этим чертовым зеленым мундирам запугать тебя. Это всего лишь пустая похвальба. Половина из них грохнулись бы в обморок, если бы от них потребовалось обезвредить кого-нибудь вроде того психованного убийцы, который расстреливал прохожих на Хассадарской площади.
   — Я был уже на полпути через площадь, м'лорд. Это было бы все равно что доплыть до середины реки, решить, что переплыть ее не сможешь, и повернуть обратно. Броситься на него было безопаснее, чем развернуться и бежать прочь. В обоих случаях у него оставалось равное количество времени для того, чтобы взять меня на мушку.
   — Но зато он не успевал подстрелить еще дюжину случайных свидетелей. Автоматический игольник — мерзкое оружие. — Майлз на мгновение задумался.
   — В том-то и дело, м'лорд.
   При всем своем внушительном росте, Ройс имел обыкновение робеть в присутствии людей более высокого социального статуса — что, к несчастью, на службе у Форкосиганов происходило с ним почти постоянно. А поскольку застенчивость его внешне проявлялась в основном как тупая бесстрастность, окружающие зачастую не замечали его смущения.
   — Ты оруженосец Форкосиганов, — твердо заявил Майлз. — Призрак генерала Петра облачен в этот коричневый с серебром. Это онибудут тебя побаиваться, уверяю тебя.
   Мимолетная улыбка Ройса была скорее благодарной, нежели убежденной.
   — Жаль, что мне не довелось познакомиться с вашим дедом, м'лорд. Судя по легендам, которые ходили о нем в округе, он был нечто. Мать рассказывала, что мой прадед воевал вместе с ним в горах во время цетагандийской оккупации.
   — Вот как! У нее остались о нем какие-нибудь семейные предания?
   Ройс пожал плечами.
   — Он умер от радиации вскоре после того, как Форкосиган-Вашный был разрушен. Моя бабушка довольно мало о нем рассказывала, так что я ничего толком не знаю.
   — Жаль.
   Из-за угла высунулся лейтенант Смоляни:
   — Мы уже пристыковались к “Принцу Ксаву”, лорд Аудитор Форкосиган. Переходная труба загерметизирована и они готовы принять вас на борт.
   — Очень хорошо, лейтенант.
   Майлз последовал за Ройсом, которому пришлось пригнуться, чтобы пройти через овальную дверь в тесный шлюзовой отсек. Смоляни занял место у пульта управления шлюзом. Пульт мигнул и запищал; дверь скользнула в сторону, и за нею обнаружились люк и труба переходного туннеля. Майлз кивнул Ройсу, и тот, глубоко вздохнув, устремился вперед. Смоляни выпрямился и отдал честь; Майлз ответил ему признательным кивком со словами: “Спасибо, лейтенант, ” — и отправился следом за Ройсом.
   Метр эластичной переходной трубы с поднимающей желудок к горлу невесомостью заканчивался аналогичным люком. Майлз ухватился за поручни, втянул себя в проем и мягко приземлился на ноги. Здешний шлюзовой отсек был гораздо просторней. Слева с торжественным видом замер Ройс, ожидавший его появления. Люк флагмана закрылся за спиной Майлза.
   Перед ним навытяжку стояли четверо мужчин — трое в зеленой форме и один штатский. Ни один из них и глазом не моргнул при виде столь нетипичного для барраярца телосложения Майлза. Вероятно, Форпатрил, которого сам Майлз лишь смутно помнил по нескольким мимолетным встречам среди столичной публики Форбарр-Султаны, запомнил его гораздо более отчетливо, и предусмотрительно просветил своих подчиненных относительно мутантной внешности самого малорослого (а также самого молодого и самого нового) Голоса императора Грегора.
   Адмирал Эжен Форпатрил был среднего роста, коренаст, седовлас и мрачен. Он сделал шаг вперед и четко взял под козырек:
   — Милорд Аудитор, добро пожаловать на борт “Принца Ксава”.
   — Благодарю, адмирал. — Майлз не добавил “счастлив видеть вас”: в сложившихся обстоятельствах никто из этой компании не мог испытывать радости по поводу его прибытия.
   Форпатрил продолжал:
   — Позвольте представить вам командира службы безопасности флота, капитана Брана.
   Поджарый, напряженный офицер, который, возможно, бы даже более мрачен, чем его адмирал, сдержанно кивнул. Именно Бран был оперативным командующим той злополучной патрульной группы, чьи разудалые подвиги превратили незначительное юридическое недоразумение в крупный дипломатический инцидент. Нет, определенно не счастлив.
   — Старший каргомейстер комаррского флотского консорциума Молино.
   Молино тоже был человеком в летах, и на лице его застыло точно такое же кислое выражение, что и у барраярцев, хоть он и отличался от них элегантным темным костюмом в комаррском стиле. Старший каргомейстер был высокопоставленным должностным лицом и финансовым руководителем временной корпоративной организации, которую представлял собой торговый флот, и потому на него возлагалась большая часть ответственности адмирала флота, хотя полномочия его были довольно ограничены. Кроме того, на его плечи была взвалена незавидная задача поддерживать равновесие между подчас весьма несхожими интересами комаррских предпринимателей и их барраярских военных защитников, чего обычно и без всякого кризиса было достаточно, чтобы довести человека до расстройства пищеварения. Каргомейстер вежливо пробормотал:
   — Милорд Форкосиган.
   Тут в голосе Форпатрила прозвучали несколько отчаянные нотки:
   — Старший юрист моего флота, мичман Деслорье.
   Долговязый Деслорье, болезненно-бледный под легкой россыпью задержавшихся на его физиономии юношеских прыщей, ухитрился кивнуть.
   Майлз изумленно моргнул. Во времена, когда он, работая под прикрытием, командовал независимым — вроде как независимым — наемным флотом, осуществлявшим галактические операции для СБ, юридическое ведомство было одним из ключевых во всей организации; одни только переговоры о разрешении на мирный проход боевых кораблей через локальное пространство, подведомственное тому или иному правительству, были работой кошмарной сложности, обеспечивающей полную занятость.
   — Мичман. — Майлз кивнул в ответ и, очень осторожно подбирая слова, заметил: — Кажется… э-э, возложенная на вас ответственность весьма значительна для человека вашего возраста и звания.
   Деслорье прочистил горло и еле слышно пролепетал:
   — Глава нашего отдела некоторое время назад был отправлен домой, милорд Аудитор. Отпуск по семейным обстоятельствам. Его мать скончалась.
   “Кажется, я уже начинаю понимать, к чему они клонят”.
   — Это, часом, не ваш первый галактический рейс?
   — Да, милорд.
   Очевидно, движимый чувством сострадания, Форпатрил вступил в беседу:
   — Я и весь мой личный состав полностью в вашем распоряжении, милорд Аудитор. Как вы и просили, мы подготовили свои рапорты. Не желаете ли проследовать в наш конференц-зал?
   — Да, благодарю вас, адмирал.
   Немного потолкавшись в коридорах, вся компания добралась до типового конференц-зала военного корабля: привинченные к полу кресла и стол, оснащенный головидом, шероховатое покрытие под ногами, впитавшее еле ощутимый затхлый дух, свойственный герметичному и унылому помещению, в которое никогда не проникал луч солнечного света или дуновение свежего воздуха. Это место даже пахлопо-военному. Майлз подавил желание втянуть в себя этот знакомый воздух, вызывавший ностальгию по старым временам. Повинуясь его жесту, Ройс занял позицию у двери. Остальные дождались, пока лорд Аудитор усядется, и лишь затем расположились в креслах вокруг стола: Форпатрил — по левую руку от него, Деслорье — как можно дальше.
   Форпатрил, демонстрируя четкое понимание этикета, соответствующего данной ситуации, или, по крайней мере, некоторое чувство самосохранения, начал:
   — Итак, чем могу служить вам, милорд Аудитор?
   Майлз сложил руки домиком на столе.
   — Я — Аудитор: моя первейшая задача — слушать. Будьте любезны, адмирал Форпатрил, опишите мне последовательность событий с вашей точки зрения. Что завело вас в эту тупиковую ситуацию?
   — С моей точки зрения? — Форпатрил скривился. — Все началось с обычных, на первый взгляд, вещей. Предполагалось, что мы остановимся в доках Станции Граф на пять дней для намеченного перемещения груза и пересадки пассажиров. Поскольку в то время у нас не было оснований полагать, что квадди враждебны к нам, я предоставил столько увольнений на станцию, сколько было возможно — это стандартная процедура.
   Майлз кивнул. Назначение барраярских эскортов для комаррских кораблей варьировалось от явного до подспудного и вовсе негласного. В соответствии с публичной версией, эскорты нужны были для того, чтобы отгонять пиратов от грузовых судов и обеспечить военные корабли опытом в маневрировании — не менее ценным, чем военные игры. Менее афишируемым был тот факт, что подобные рейсы давали возможность для сбора всевозможных разведданных — экономических, политических, социальных, да и военных тоже. А еще они предоставляли молодым провинциальным барраярцам — будущим офицерам и будущим штатским — акклиматизирующее соприкосновение с широкой галактической культурой. К негласной стороне дела относилась по-прежнему сохраняющаяся напряженность между барраярцами и комаррцами — наследие совершенно оправданного (с точки зрения Майлза) завоевания Комарра Барраяром, произошедшего поколение тому назад. Император настойчиво проводил политику перехода от оккупации к полной политической и социальной интеграции двух планет. Процесс этот шел медленно и со скрипом.
   Форпатрил продолжал:
   — Корабль корпорации Тоскане “Идрис” был помещен в док для отладки скачкового привода. Когда его разобрали, там обнаружились непредвиденные осложнения. Отремонтированные детали, когда их установили обратно, не прошли калибровочный тест и были отосланы обратно в станционные мастерские на доработку. Пока тянулась эта канитель, пять дней превратились в десять. И тут выяснилось, что исчез лейтенант Солиан.
   — Правильно ли я понял, что лейтенант был барраярским офицером связи службы безопасности на борту “Идриса”? — спросил Майлз. Флотский полисмен, ответственный за поддержание мира и порядка среди команды и пассажиров, выявление любой незаконной или угрожающей деятельности, наблюдение за подозрительными личностями — немало исторических захватов кораблей было осуществлено изнутри. Он же был первой линией обороны в контрразведке. В его менее гласные обязанности входило отслеживание потенциальной нелояльности среди комаррских подданных императора. Он же был обязан оказывать максимально возможное содействие в критической ситуации, координируя эвакуацию или спасательную операцию, проводимую военным эскортом. Офицер связи, чья работа из скучной до зевоты в мгновение ока могла превратиться в убийственно требовательную.
   Впервые за все время подал голос капитан Бран:
   — Да, милорд.
   Майлз повернулся к нему:
   — Один из ваших людей, не так ли? Как бы вы охарактеризовали лейтенанта Солиана?
   — Он был назначен недавно, — ответил Бран и после небольшой заминки добавил: — Я не был близко знаком с ним, но у него были хорошие рекомендации с предыдущих мест службы.
   Майлз взглянул на каргомейстера.
   — А вы знали его, сэр?
   — Я по большей части оставался на борту “Рудры”, — ответил Молино, — поэтому мы встречались лишь несколько раз. Но он произвел на меня впечатление обходительного и компетентного человека. По всей видимости, он неплохо ладил с командой и пассажирами. Прямо-таки ходячая реклама ассимиляции.
   — Прошу прощения?
   Откашлявшись, Форпатрил пояснил:
   — Солиан был комаррцем, милорд.
   — Вот как. — “Вот ч-черт”. В рапортах не упоминалась эта ценная подробность. Комаррцы были лишь недавно допущены на барраярскую военную службу; первое поколение таких офицеров подбиралось тщательнейшим образом — их заслуги должны были доказать их лояльность и компетентность. “Любимчики императора”, — вот как со скрытым раздражением отзывался о них по крайней мере один из прежних сослуживцев Майлза, барраярских офицеров. Успех интеграции был одним из наивысших личных приоритетов Грегора. Несомненно, адмирал Форпатрил тоже знал об этом. Выяснение таинственной судьбы Солиана сразу влетело на несколько позиций в Майлзовом списке наиболее срочных дел.
   — Каковы были обстоятельства его первоначального исчезновения?
   Бран ответил:
   — Оно прошло очень тихо, милорд. Он, как положено, отметился по окончании своей смены, но так и не явился на свою следующую вахту. Когда его каюту наконец проверили, оказалось, что, по-видимому, оттуда пропали некоторые из его личных вещей и чемодан, хотя большая часть обмундирования осталась там. Факт его ухода с корабля не был зафиксирован, но… если оттуда возможно ускользнуть незамеченным, то уж он-то наверняка знал, как. Вот почему я предположил дезертирство. После этого корабль тщательно обыскали. На случай, если он подделал записи, или утащил с собой часть груза, или что-нибудь в этом духе.
   — У вас создалось впечатление, что он был недоволен своей должностью?
   — Не… нет, милорд. Ничего особенного.
   — А что-нибудь не-особенное?
   — Ну, был, как всегда, этот вечный треп о комаррце, носящем эту… — Бран указал на себя, — форму. Полагаю, что на занимаемой им должности Солиану могло доставаться от обеих сторон.
   “Вообще-то сейчас мы все пытаемся быть однойстороной”. Майлз решил, что сейчас не время и не место разбирать скрывающиеся за неосознанным выбором слов Брана домыслы.
   — Каргомейстер Молино, могли бы вы пролить дополнительный свет на это обстоятельство? Подвергался ли Солиан… э-э, осуждению со стороны его соотечественников-комаррцев?
   Молино покачал головой:
   — Насколько я могу судить, он нравился команде “Идриса”. Занимался делом, не ввязывался в ссоры.
   — И тем не менее, насколько я понимаю, вашим первым… впечатлением было то, что он дезертировал?
   — Это представлялось возможным, — признал Бран. — Я вовсе не хочу клеветать на Солиана, но все же он был комаррцем. Возможно, для него это оказалось тяжелее, чем он предполагал. Хотя адмирал Форпатрил не разделял моего мнения, — справедливости ради добавил он.
   Форпатрил махнул рукой в рассудительно-поясняющем жесте:
   — Это лишь еще один довод против версии дезертирства. Высшее командование весьма осторожно подходит к тому, каких именно комаррцев принимать на военную службу. Им не нужны публичные провалы.
   — В любом случае, — продолжал Бран, — мы бросили на его поиски все силы флотской службы безопасности, а также попросили помощи у властей Станции Граф. Которую они не особенно жаждали предоставить. Они лишь твердили все одно и то же — что не нашли никаких свидетельств его пребывания ни в зонах с искусственной гравитацией, ни в районах невесомости, и никаких записей о том, что человек с такими приметами покидал станцию на каком-нибудь из их кораблей, курсирующих в здешнем локальном пространстве.
   — И что же произошло далее?
   Адмирал Форпатрил ответил:
   — Время шло, ремонт на “Идрисе” был завершен. На меня оказывалось всевозрастающее давление, — он недоброжелательно глянул на Молино, — с целью заставить покинуть Станцию Граф и продолжить путь по запланированному маршруту. Но я… я не бросаю своих людей — по крайней мере, делаю все, что в моих силах, только бы не допустить этого.
   Молино процедил сквозь зубы:
   — С экономической точки зрения бессмысленно задерживать целый флот из-за одного-единственного человека. Вы могли бы позволить флоту двигаться дальше, а здесь оставить одно небольшое судно или даже просто следственную группу, которая по завершении расследования могла бы нагнать нас.
   — Но у меня есть также постоянный приказ-инструкция не разделять флот, — сказал Форпатрил, напрягая челюсть.
   — Но в этом секторе на нас уже несколько десятков лет не совершалось пиратских нападений, — возразил Молино. Майлз чувствовал, что присутствует при энном заходе продолжающегося уже бог весть сколько спора.
   — Да, с тех самых пор, когда Барраяр начал бесплатно предоставлять вам военное сопровождение, — с фальшивой сердечностью заметил Форпатрил. — Странное совпадение, не так ли? — Голос его зазвучал тверже. — Я не бросаю своих людей. Я поклялся в этом, когда был еще желторотым мичманом — во время эскобарского разгрома. — Он обратил взгляд на Майлза. — Так уж случилось, что под командованием вашего отца.
   “Ой-ей. Тут могут быть неприятности…” Майлз позволил себе с любопытством приподнять брови:
   — Что же вы испытали там, сэр?
   Форпатрил хмыкнул, погружаясь в воспоминания.
   — Я был младшим пилотом боевого десантного катера, осиротевшего после того, как эски на высокой орбите разнесли ко всем чертям наш корабль-матку. Наверное, если бы мы успели вернуться на него в ходе отступления, то взорвались бы вместе с ним, и все же… Некуда пришвартоваться, некуда бежать, и даже те несколько кораблей, что сумели уцелеть и шли с открытым стыковочным узлом, не стали задерживаться, чтобы подобрать нас. Пара сотен человек на борту, среди них немало раненых — это был настоящий кошмар, вот что я тебе скажу.
   «…сынок», — едва не сорвалось с языка адмирала в конце последней фразы — Майлз явственно ощутил это.
   Майлз осторожно заметил:
   — Не уверен, что к тому моменту, когда адмирал Форкосиган унаследовал от погибшего принца Серга командование вторжением, у него оставался особо широкий выбор.
   — О, да вовсе никакого, — согласился Форпатрил, снова махнув рукой. — Я и не говорю, что он не сделал всего возможного в тех условиях. Но он не мог спасти всех, и я оказался среди тех, кого принесли в жертву. Провел почти год в эскобарском лагере военнопленных, прежде чем переговорщики наконец не вытащили меня оттуда. Эскобарцы устроили нам отнюдь не сладкую жизнь, уж сможете мне поверить.
   “Могло быть и хуже. Представьте себя на месте эскобарской военнопленнойв одном из нашихлагерей”. Но Майлз решил пока не напрягать воображение адмирала подобным экзерсисом.
   — Могу себе представить.
   — Все это я говорю к тому, что знаю, каково быть покинутым, и без крайней нужды ни за что не поступлю так со своими людьми. — Взгляд сузившихся глаз, брошенный им на каргомейстера, ясно давал понять, что тающие на глазах комаррские корпоративные прибыли не квалифицируется как достаточно веский довод в пользу нарушения этого принципа. — Последующие события подтвердили… — Тут он запнулся и решил несколько перефразировать собственное высказывание. — Какое-то время я думал, что последующие события подтверждают мою правоту.
   — Какое-то время, — повторил Майлз. — А теперь уже нет?
   — Теперь… ну… то, что случилось в дальнейшем, привело… привело нас в довольно сильное замешательство. Кто-то без разрешения воспользовался пассажирским шлюзом грузового дока Станции Граф по соседству с тем, к которому был пристыкован “Идрис”. Однако рядом с ним не было замечено ни корабля, ни пассажирской капсулы — затворы переходной трубы не были активизированы. К тому времени, когда туда прибыл караульный из службы безопасности станции, в доке уже никого не было. Но на полу было разлито огромное количество крови, и остался след, как будто что-то волокли к шлюзу. В результате анализа выяснилось, что кровь принадлежала Солиану. Все выглядело так, будто он пытался вернуться на “Идрис”, и кто-то напал на него.