Бухина О.. Последняя битва (с иллюстрациями)

   – Я надеюсь, мы скоро победим Обезьяна и вернемся на­зад в эти добрые и обыкновенные времена. И я надеюсь, что эти времена продолжатся навсегда, навсегда, навсегда. Наш мир должен когда-нибудь прийти к концу. Возможно, у это­го мира конца не будет. Алмаз, разве не прекрасно, если Нарния будет продолжаться вечно, и все будет, как ты рас­сказываешь?
   – Ну, сестрица, – ответил Алмаз, – все миры приходят к концу, кроме страны Аслана.
   – Ну, я надеюсь, – заметила Джил, – что конец этого ми­ра будет еще через миллионы и миллионы лет… Эй, что это мы остановились?
   Король, Юстэс и гном уставились на небо. Джил вздрог­нула, когда вспомнила, какой ужас они недавно видели. Но на этот раз ничего такого не было. Они увидели что-то ма­ленькое и черное на фоне голубого неба.
   – Я ручаюсь, – сказал единорог, – что, судя по полету, это говорящая птица.
   – Я тоже так думаю, – отозвался король. – Но вдруг она шпион Обезьяна?
   – По-моему, сир, – ответил гном, – она похожа на орла Остроглаза.
   – Не скрыться ли под деревьями? – спросил Юстэс.
   – Ну, – возразил Тириан, – лучше стоять неподвижно. Он наверняка заметит нас, если мы будем двигаться.
   – Смотрите! Он кружит, похоже, он увидел нас, – воск­ликнул Алмаз. – Он спускается вниз широкими кругами.
   – Стрелу на тетиву, леди, – сказал Тириан Джил. – Но не стреляйте, пока я не скомандую, он может оказаться дру­гом.
   Если бы они знали, что будет в следующий момент, они бы не так пристально наблюдали за грациозностью и легко­стью гигантской птицы, скользящей вниз. Орел сел на ка­менный утес в нескольких футах от Тириана, склонил украшенную гребнем голову и сказал со странным орлиным клекотом:
   – Привет тебе, о, король.
   – Привет и тебе, Остроглаз, – ответил Тириан. – Посколь­ку ты называешь меня королем, я понимаю, что ты не при­спешник Обезьяна и его фальшивого Аслана. Я рад твоему появлению.

   – Сир, – сказал орел, – когда вы услышите новости, вы будете сожалеть о моем появлении, как ни о чем еще не со­жалели в жизни.
   Сердце Тириана, казалось, перестало биться при этих словах. Он сжал зубы и промолвил: «Продолжай».
   – Две картины я видел, – начал Остроглаз, – одна – Кэр-Паравел, полный мертвых нарнийцев и живых тархистанцев, знамя Тисрока, развевающееся над башенными стена­ми, и ваши подданные, бегущие из города в леса. Кэр-Паравел был взят с моря. Позапрошлой ночью двадцать огром­ных кораблей из Тархистана подошли к берегу.
   Никто не промолвил ни слова.
   – И другая картина; в пяти милях от Кэр-Паравела, бли­же сюда, лежит мертвый Рунвит, кентавр, с тархистанской стрелой в боку. Я был с ним в его последний час, и он дал мне поручение к вашему величеству – напомнить, что миры приходят к концу, а благородная смерть – это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его.
   – Так, – сказал король после долгого молчания, – Нарнии больше нет.

Глава 9.
ВЕЛИКОЕ СОБРАНИЕ У ХЛЕВА

   Долгое время они не могли ни говорить, ни даже плакать. Затем единорог ударил копытом о землю, тряхнул гривой и заговорил:
   – Сир, теперь нет нужды советоваться. Ясно, что планы Обезьяна были серьезнее, чем мы думали. Без сомнения, он долгое время был в секретных сношениях с Тисроком, и, как только нашел львиную шкуру, сообщил Тисроку, что пора готовить корабли для завоевания Кэр-Паравела и всей Нарнии. Теперь нам семерым осталось только вернуться на­зад к Хлеву, рассказать правду и принять судьбу, которую Аслан посылает нам. И если каким-то чудом мы победим три десятка тархистанцев, пришедших с Обезьяном, мы по­вернем обратно и умрем в битве с огромным войском, кото­рое вскоре придет сюда от Кэр-Паравела.
   Тириан кивнул, повернулся к детям и сказал:
   – Теперь, друзья, вам настало время вернуться в ваш соб­ственный мир. Несомненно, вы сделали все, для чего были посланы.
   – Но… мы не сделали ничего, – ответила Джил, дрожа, но не от страха, а потому, что все вокруг было так ужасно.
   – Ну, – возразил король, – вы освободили меня, ты сколь­зила передо мной, как змея, в лесу прошлой ночью и захва­тила Недотепу, а ты, Юстэс, убил тархистанца. Вы слиш­ком молоды, чтобы разделить с нами, сегодня ночью или несколько дней спустя, нашу кровавую кончину. Я умоляю вас, нет, я приказываю вернуться в ваш собственный мир. Мне будет стыдно, если я позволю таким юным воинам пасть в битве за меня.
   – Нет, нет, нет, – сказала Джил (она была очень бледна, когда Тириан начал говорить, потом внезапно покраснела и снова побледнела), – мы не должны, все равно, чтобы ты ни говорил. Мы останемся с тобой, что бы ни случилось, не так ли, Юстэс?
   – Да, но нет нужды даже обсуждать это, – заявил Юстэс, засунув руки в карманы (и забыв, как странно это выгля­дит, когда ты в кольчуге), – потому что, понимаете ли, у нас нет выбора. Что толку говорить о возвращении назад! Как мы вернемся? Мы не знаем магии, нужной для этого.
   Это был прекрасный довод, но в тот момент Джил ненавидела Юстэса за то, что он сказал об этом. Он говорил как-то ужасно сухо, когда другие были так взволнованы.
   Когда Тириан понял, что двое пришельцев не могут по­пасть домой (если только Аслан не перенесет их), то решил, что они должны пересечь Южные горы и пойти в Орландию, где смогут быть в безопасности. Но они не знали доро­ги, и некого было послать с ними. Кроме того, как сказал Поджин, раз тархистанцы захватили Нарнию, они наверня­ка возьмут через неделю и Орландию. Тисрок всегда хотел владеть северными землями. Юстэс и Джил так сильно умо­ляли короля, что в конце концов он согласился, чтобы они пошли с ним и попытали счастья, или, как он более благо­разумно выразился, «приняли судьбу, которую Аслан посы­лает им».
   Первое, что пришло в голову королю – не возвращаться к Хлеву (им становилось нехорошо даже от самого этого сло­ва), пока не стемнеет. А гном сказал, что если они придут туда днем, то, возможно, не найдут там никого, кроме тархистанского часового. Животные были слишком напуганы тем, что Хитр (и Рыжий) говорили о гневе Аслана – или Ташлана – и не решались приблизиться к этому месту до того, как их позовут на ужасную полночную встречу. А тархистанцы никогда не чувствовали себя уверенными в ле­су. Поджин думал, что при дневном свете им будет легче подойти к Хлеву незамеченными. Ночью, когда Обезьян со­берет зверей, а тархистанцы будут на дежурстве, это сде­лать сложнее. До того, как звери соберутся, Недотепу мож­но оставить за стеной Хлева – пока он не понадобится. Это действительно была отличная идея, возможность устроить нарнийцам сюрприз.
   Все согласились с этим и пошли в новом направлении – на северо-запад – к ненавистному холму. Орел иногда летел над ними, иногда садился на спину ослику. Но никто – даже король, кроме как в смертельной опасности – и не мечтал о том, чтобы ехать верхомна единороге.
   Джил и Юстэс шли рядом. Когда они умоляли, чтобы им разрешили остаться со всеми, они чувствовали себя очень храбрыми, но теперь их храбрость куда-то подевалась.
   – Поул, – шепотом признес Юстэс, – я могу сказать тебе, что я боюсь.
   – Ну, у тебявсе в порядке, Вред, – сказала Джил, – ты можешь сражаться. Но я… я трясусь как в лихорадке, если ты хочешь знать правду.
   – О, лихорадка – это еще ничего, – возразил Юстэс, – я чувствую себя совершенно больным.
   – Ради Бога, давай не говорить об этом, –промолвила Джил, и минуту-другую они шли в молчании.
   – Поул, – сказал Юстэс наконец.
   – Что? – спросила она.
   – А что случится с нами, если нас убьют здесь?
   – Ну, мы умрем, я думаю.
   – Нет, я спрашиваю, что случится в нашем мире? Может быть, мы очнемся и обнаружим, что мы снова в поезде? Или исчезнем, и никто о нас больше не услышит? Или мы умрем в Англии?
   – Тише. Я никогда не думала об этом.
   – Вот удивятся Питер и остальные, если увидят меня ма­шущим из окна, а затем, когда поезд подойдет, нас нигде не найдут! Или они найдут два… я имею в виду, если мы ум­рем там, в Англии.
   – Что за ужасная мысль, – воскликнула Джил.
   – Это не должно насужасать, – сказал Юстэс. – Настам не будет.
   – Мне хотелось бы… нет… хотя…
   – Что ты хотела сказать?
   – Я хотела сказать, что хорошо бы мы никогда не попа­дали сюда. Но я так не думаю, нет, нет. Даже если мы бу­демубиты. Я предпочитаю погибнуть в битве за Нарнию, чем вырасти и стать старой и глупой и чтоб меня возили в кресле на колесиках и чтоб я потом все равно умерла.
   – Или разбиться на Британской железной дороге!
   – Почему ты сказал об этом?
   – Когда мы переносились в Нарнию, и нас так сильно толкнуло, я подумал, что это железнодорожное крушение. А когда обнаружил, что мы вместо этого попали сюда, страшно обрадовался.
   Пока Юстэс и Джил разговаривали, другие обсуждали планы и понемногу приободрились. Теперь они думали, как действовать этой ночью, и мысли о том, что случилось с Нарнией, о том, что все ее победы и радости позади, ото­шли на второй план. Если бы они замолчали, мысли эти вернулись бы и они снова стали бы несчастны, но они про­должали разговаривать. Поджин на самом деле радостно предвкушал предстоящую ночную работу. Он был уверен, что кабан и медведь, а может быть и все псы будут на их стороне. И он никак не мог поверить, что все остальные гномы пойдут за Гриффлом. То, что битва будет при свете костра и среди деревьев может помочь слабой стороне. И ес­ли они победят сегодня, надо ли будет бросаться навстречу главным тархистанским силам?
   Почему бы не укрыться в лесах или даже на Западной Равнине, за Великим Водопадом, и не жить там изгнанни­ками? Постепенно они будут становиться все сильнее и сильнее, к ним присоединятся говорящие звери и жители Орландии и, наконец, они выйдут из укрытия и прогонят тархистанцев (которые будут становиться все более безза­ботными) из своей страны, и Нарния возродится. А потом будет что-то похожее на то, что случилось во времена коро­ля Мираза.
   Тириан слушал других, думал о Таш и был совершенно уверен, что все это неосуществимо. Но вслух ничего не ска­зал.
   Когда они подошли поближе к Хлеву, все притихли. На­чалась настоящая лесная работа. До стены Хлева они доби­рались в течение двух часов. Чтобы рассказать об этом пу­ти, надо исписать много страниц. Путешествие от одного укрытия до другого было уже отдельным приключением; им приходилось подолгу ждать, было несколько ложных тревог. Если ты ходишь в походы и умеешь ориентироваться в лесу, ты поймешь, на что это было похоже. Перед закатом они укрылись в зарослях остролиста в пятнадцати ярдах от Хле­ва, пожевали бисквиты и легли.

   Наступило самое тягостное – ожидание. К счастью, дети поспали пару часов, но глубокой ночью холод разбудил их. Хуже всего было то, что они проснулись еще и от жажды, а воды достать было негде. Недотепа стоял, нервно подраги­вая и ничего не говоря. Тириан спал, положив голову на спину единорога, так же крепко, как в своей королевской постели в Кэр-Паравеле. Разбудили его звуки гонга. Он сел и увидел свет костра с другой стороны Хлева. И понял, что час настал.
   – Поцелуй меня, Алмаз, – сказал он, – скорее всего, это наша последняя ночь на земле. И если я обидел тебя в чем-то, большом или малом, прости мне.
   – Дорогой король, – ответил единорог, – мне бы хотелось иметь что простить. Прощай. Много радостей мы пережили вместе. Если бы Аслан дал мне выбор, я не выбрал бы дру­гой жизни, чем та, которая была, и другой смерти, чем та, что впереди.
   Затем они разбудили Остроглаза, он спал, положив голо­ву под крыло (это выглядело так, будто у него совсем не было головы), и поползли вперед к Хлеву. Они оставили Недотепу позади Хлева, сказав ему на прощанье несколько добрых слов, потому что уже никто не сердился на него, и приказали не двигаться, пока кто-нибудь из них не позовет его, затем заняли позицию у стены Хлева.
   Костер был зажжен недавно и только начинал разгорать­ся. Он был всего в нескольких футах от них, а огромная толпа нарнийцев располагалась по другую сторону костра, поэтому Тириан не мог как следует разглядеть их, хотя ви­дел десятки глаз, сверкающих в отблесках огня, подобно то­му, как видны глаза кролика или кошки в свете автомо­бильных фар. Как только Тириан занял свою позицию, гонг перестал звучать, и откуда-то слева показались три фигуры. Один из пришедших был тархан Ришда, тархистанский ка­питан, другой Обезьян. Ришда сжимал его лапу и тащил за собой, а Обезьян жалобно скулил: «Не так быстро, ну, по­жалуйста, не так быстро. Мне совсем плохо. О, моя бедная голова! Эти полуночные встречи дорого мне обойдутся. Обезьяны не приспособлены к тому, чтобы бодрствовать ночью. Я не крыса и не летучая мышь. О, моя бедная голо­ва!» С другой стороны от Обезьяна медленно, степенно и важно, подняв хвост вверх, вышагивал кот Рыжий. Они подошли к костру и остановились так близко от Тириана, что могли бы увидеть его, если бы посмотрели в ту сторону. Но, к счастью, они туда не смотрели. Тириан слышал, как Риш­да сказал Рыжему, понижая голос:
   – Теперь, кот, твоя очередь – смотри, хорошо играй свою роль.
   – Мяу, мяу, рассчитывай на меня! – ответил Рыжий, шаг­нул прочь от костра и сел в первом раду собравшихся жи­вотных, среди зрителей, если можно так сказать.
   Ибо, действительно, как часто случается в жизни, это было похоже на театр. Толпа нарнийцев напоминала зрите­лей, занявших свои места, маленькая, заросшая травой по­лянка перед Хлевом, где горел костер и откуда Обезьян и Ришда разговаривали с толпой – сцену, сам Хлев походил на декорации, Тириан и его друзья как бы выглядывали из-за кулис. Это была отличная позиция. Если бы кто-нибудь из них шагнул вперед в свет костра, все глаза моментально устремились бы на него, но пока они стояли в тени Хлева был один шанс из ста, что их заметят.
   Тархан Ришда подтащил Обезьяна ближе к огню, они оба повернулись лицом к толпе и, конечно, тем самым, спиной к Тириану и его друзьям.

   – А теперь, обезьяна, – сказал тархан Ришда низким го­лосом, – скажи те слова, которые более мудрые головы вло­жили тебе в уста. И держись прямо. – Говоря это, он ле­гонько тыкал Обезьяна пальцем в спину.
   – Оставь меня одного, – прохныкал Хитр, но сел прямее и начал более громким голосом:
   – Теперь слушайте, все вы. Случилась ужасная вещь. Злейшая и худшая из того, что происходило в Нарнии. И Аслан…
   – Ташлан, дурак, – прошептал тархан Ришда.
   – Ташлан, я имею в виду, конечно, – сказал Обезьян, – очень сердит по этому поводу.
   В напряженном молчании звери ждали, какие новые не­приятности обрушатся на них. Маленькая компания за сте­ной Хлева тоже затаила дыхание. Что произойдет теперь?
   – Да, – сказал Обезьян, – в тот самый момент, когда Сам Ужасный среди нас – здесь, в Хлеву, позади меня – одно злое животное решило сделать, что бы вы думали… то, что никто бы не осмелился сделать даже будь он в тысяче миль отсюда. Это животное оделось в львиную шкуру и бродило по лесам, выдавая себя за Аслана.
   Джил удивилась на минуту, не сошел ли Обезьян с ума. Почему он говорит правду? Рев ужаса и ярости прокатился над толпой зверей. «Г-р-р-р, – раздалось рычание. – Кто он? Где он? Дайте мне испробовать на нем зубы!»
   – Его видели прошлой ночью, – закричал Обезьян, – но он ушел. Это ослик! Самый обыкновенный несчастный осел. Если кто-нибудь увидит осла…
   – Г-р-р-р, – зарычали звери. – Мы увидим его, мы увидим его. Пусть он лучше не попадается на нашемпути.
   Джил взглянула на короля. Рот его был открыт. Лицо вы­ражало ужас. Тогда она поняла дьявольскую уловку врагов. Примешивая немного правды, они делали ложь правдопо­добной. Что пользы говорить теперь животным, что осла одели как льва, чтобы обмануть их? Обезьяну останется сказать: «Это то, что я вам говорил». Как теперь показывать ослика в львиной шкуре? Звери просто растерзают его на клочки.
   – Мы в безвыходном положении, – прошептал Юстэс.
   – У нас выбили почву из-под ног, – отозвался Тириан.
   – Умно закручено, умно! – сказал Поджин. – Я готов по­клясться, что эту новую ложь придумал Рыжий!

Глава 10.
КТО ВОЙДЕТ В ХЛЕВ?

   Джил почувствовала, как что-то щекочет ей ухо. Это был Алмаз, единорог, который шептал ей прямо в ухо со всей силой своего лошадиного рта. Как только она разобрала, чта он говорит, то кивнула и на цыпочках побежала назад, ту­да, где остался Недотепа. Быстро и тихо она обрезала по­следние веревки, которые удерживали львиную шкуру. Не­сладко пришлось бы ослику, если бы его поймали в ней по­сле того, что сказал Обезьян! Она хотела отнести шкуру ку­да-нибудь подальше, но та была слишком тяжела. Лучшее из того, что она могла сделать, это засунуть ее в густой ку­старник. Затем Джил подала ослику знак следовать за ней, и они присоединились к остальным.
   Обезьян заговорил снова:
   – И после такого ужасного дела Аслан-Ташлан рассердил­ся еще больше. Он сказал, что был слишком добр к вам, приходя каждую ночь, чтобы вы могли увидеть его, поняли! Ну, и он не придет больше.
   Вой и мяуканье, крики и рев были ответом на его слова. Внезапно среди воя послышался громкий смешок:
   – Вы только послушайте, что эта обезьяна говорит. Мы знаем, почему он не выводит своего драгоценного Аслана. Я скажу вам, почему. Потому, что его нет. У него никогда не было ничего, кроме старого осла с львиной шкурой на спи­не. Теперь он потерял и это,и не знает, что делать.
   Тириан не мог сквозь костер ясно разглядеть лицо гово­рящего, но угадал, что это Гриффл, главный гном. И пол­ностью уверился в этом, когда секундой позже все гномы присоединились к Гриффлу со своим припевом: «Не знает, что делать! Не знает, что делать! Не знает, что де-е-елать!»
   – Молчать, дети грязи! Слушайте меня, вы, нарнийцы, а не то я дам команду моим воинам зарубить вас ятаганами! Лорд Хитр рассказал об этом проклятом осле. Вы думаете, это потому, что в Хлеве не было настоящегоТашлана! Так вы думаете? Остерегайтесь! Остерегайтесь!
   – Нет, нет, – закричало большинство зверей, но гномы сказали:
   – Правильно, Темнолицый. Пойдем, обезьяна, покажи нам, что внутри Хлева. Увидим, тогда поверим.
   Воспользовавшись минутной тишиной Обезьян сказал:
   – Вы, гномы, и вправду думаете, что очень умны? Но не спешите. Я никогда не говорил, что вы не сможете увидеть Ташлана. Каждый, кто хочет, может увидеть его.
   Все собрание замолчало. Минуту спустя медведь начал медленным, неуверенным голосом:
   – Я не совсем понимаю все это, – проворчал он, – я ду­маю, вы сказали…
   –  Тыдумаешь, – повторил Обезьян, – кто же назовет то, что происходит в твоей голове думаньем?Слушайте, вы, все. Каждый может увидеть Ташлана. Но он не будет боль­ше выходить. Вы сами войдете и увидите его.
   – О, спасибо тебе, спасибо тебе, – раздались голоса. – Это все, чего мы хотели! Пойдем и увидим его лицом к лицу. Он добр, и все будет так, как должно быть.
   Птицы болтали, псы возбужденно лаяли. Внезапно все зашевелились, и зашумели, как шумит множество созда­ний, поднимающихся на ноги. Через секунду большинство из них ринулись вперед, и они попытались ворваться в Хлев все вместе. Но Обезьян закричал:
   – Назад! Тише! Не так быстро.
   Звери остановились, многие застыли с лапой, поднятой в воздух, хвосты виляли, и все головы были повернуты в одну сторону.

   – Я думал, ты сказал… – начал медведь, но Хитр прервал его.
   – Каждый может войти, – сказал он, – но по одному. Кто пойдет первым? Он не обещал,что будет добр. Он облизы­вается с тех пор, как прошлой ночью проглотил проклятого короля. Утром он рычал. Сегодня мне самому неохота идти в Хлев. Но если вы хотите, пожалуйста. Кто войдет пер­вым? Не обвиняйте меня, если он проглотит вас целиком или превратит в пепел одним ужасным взглядом своих глаз. Это ваше дело. Ну, кто первый? Кто-нибудь из гномов?
   – Так вот и решиться пойти, чтобы быть убитым, – усмех­нулся Гриффл. – Откуда мы знаем, что у тебя там?
   – Хо-хо, – закричал Обезьян, – теперь вы думаете, что там что-тоесть. Все вы, звери, так шумели минуту назад. Что заставило вас замолчать? Кто пойдет первым?
   Но звери стояли, поглядывая друг на друга, а потом на­чали постепенно пятиться назад. Почти все хвосты были опущены. Обезьян прохаживался взад и вперед, подзадори­вая их:
   – Хо-хо-хо, – хихикал он, – я думаю, вы будете в востор­ге, взглянув на Ташлана лицом к лицу! Давайте, попытай­тесь!
   Тириан наклонил голову, чтобы услышать то, что Джил пыталась прошептать ему.
   – Как ты думаешь, что на самом деле внутри Хлева? – спросила она.
   – Кто знает? – сказал Тириан. – Возможно, там два тархистанца с обнаженными ятаганами по обеим сторонам две­ри.
   – А ты не думаешь, – сказала Джил, – что это может быть… ну, ты знаешь… эта ужасная штука, которую мы видели?
   – Сама Таш? – прошептал Тириан. – Не знаю. Мужайся, дитя, мы все между лапами истинного Аслана.
   А потом случилось самое удивительное. Кот Рыжий про­говорил без тени волнения в голосе:
   – Я войду, с вашего позволения.
   Все повернулись и уставились на него.
   – Заметьте хитрость, сир, – сказал Поджин королю. – Этот проклятый кот в самом центре заговора. Что бы там ни было в Хлеву, оно не тронет его, я уверен. Рыжий вый­дет и скажет, что видел чудо.
   Но у Тириана не было времени на ответ. Обезьян подал знак коту выйти вперед.
   – Хо-хо, – сказал Хитр, – так ты, нахальная киска, соби­раешься поглядеть на него лицом к лицу. Входи! Я открою тебе дверь. Но не вини меня, если он обдерет тебе усы. Это твое дело.
   Кот поднялся и вышел из толпы. Он прошел чинно и изящно, подняв хвост и ни один волосок его гладкой шерсти не шелохнулся. Он прошел мимо костра, так близко от Ти­риана, стоявшего за углом Хлева, что тот мог взглянуть ему прямо в лицо. Большие зеленые глаза кота не сверкали. («Холоден, как огурец, – пробормотал Юстэс, – онзнает, что там нет ничего страшного».) Обезьян, хихикая и гри­масничая, шел за котом. Он протянул лапу, отодвинул за­сов и открыл дверь. Тириану показалось, что кот мурлычет, входя в темный дверной проем.
   – Оу-у-у!.. – это был самый жуткий кошачий крик на све­те. И он заставил всех подпрыгнуть на месте. Если вы про­сыпались среди ночи от того, что кошки на крыше дерутся или ухаживают, вы слышали этот звук.
   Это было ужасно. Рыжий выскочил из Хлева с огромной скоростью, пятками задев Обезьяна. Если бы вы не знали, что это кошка, то могли бы подумать, что это рыжая вспышка молнии. Он проскочил открытое пространство и врезался в толпу. Никому не хотелось иметь дело с кошкой в таком состоянии. Звери бросились врассыпную. Кот вско­чил на дерево, крутанулся и повис вниз головой. Хвост его топорщился и был так же толст, как все тело. Глаза походи­ли на блюдца зеленого огня. Каждый волосок на спине сто­ял дыбом.

   – Я бы отдал свою бороду, – прошептал Поджин, – чтобы узнать, притворство ли это, или что-то действительно так его испугало.
   – Тише, друг, – сказал Тириан, потому что капитан и Хитр зашептались, и он хотел услышать, о чем они говорят. Но это ему не удалось. Единственное, что он услышал, как Обезьян захныкал: «Моя голова, моя голова», и решил, что они так же удивлены поведением кота, как и он сам.
   – Ну, Рыжий, – сказал капитан, – хватит шуметь. Скажи нам, что ты там видел.
   – Ау-ау-у, – завыл кот.
   – Разве тебя не называют говорящимзверем? – сказал ка­питан. – Прекрати этот дьявольский шум и расскажи нам.
   То, что последовало за этим было страшнее всего. Тириан и все остальные совершенно ясно почувствовали, что кот пытается сказать что-то, но из его рта не вылетало ничего, кроме обычных пронзительных кошачьих криков, которые можно услышать от любого сердитого или испуганного кота на каком-нибудь заднем дворе в Англии. И чем дольше он кричал, тем меньше был похож на говорящее животное. Жалобный вой и пронзительный визг раздались среди зве­рей.
   – Смотрите, смотрите! – это был голос кабана. – Он не мо­жет говорить. Он забыл, как разговаривают! Он снова пре­вратился в немого зверя. Посмотрите на его морду.
   И все увидели, что это правда. Несказанный ужас охва­тил нарнийцев, ибо каждый, еще щенком или птенцом, выучил, как Аслан в начале мира обратил зверей Нарнии в го­ворящих и предупредил их, что если они не будут добры, то могут однажды снова стать бедными бессловесными тваря­ми, которые встречаются в других странах. «И теперь это случится с нами», – застонали все.
   – Милосердия! Милосердия! – завыли звери. – Пощади нас, лорд Хитр, стань между нами и Асланом. Всегда говори с ним вместо нас. Мы не осмеливаемся. Мы не осмеливаем­ся.
   Рыжий скрылся за деревом, и никто его больше не видел.
   Тириан стоял, положив руку на рукоять меча и опустив голову. Он был изумлен кошмарами этой ночи. Временами он думал, что самое лучшее было бы вытащить меч и на­пасть на тархистанцев, а потом он думал, что лучше подо­ждать и посмотреть, как дальше повернутся события. И по­ворот действительно произошел.