Страница:
Драконы и гигантские ящеры были теперь в самой Нарнии. Они шли, рвали деревья когтями, грызли их, как будто это были стебли ревеня. Через несколько минут все деревья были уничтожены. Страна стала голой, и был виден весь ее рельеф, все бугорки и впадины, незаметные раньше. Трава умерла. Тириан обнаружил, что смотрит на мир из земли и голого камня. Трудно было поверить, что здесь было что-то живое. Сами чудовища состарились, упали и умерли, их плоть сморщилась и показались кости, и вскоре только огромные скелеты лежали тут и там на мертвых камнях. Они выглядели так, как будто умерли тысячи лет тому назад. Долгое время все оставалось без перемен.
Наконец что-то белое – длинная, узкая полоса, сверкающая в свете звезд – двинулось на них с восточного конца мира. Стремительно нарастающий шум прервал молчание: сначала журчание, потом грохот и рев. Теперь они увидели, что это, и как быстро оно приближается: это была пенящаяся стена воды. Море поднялось. В безлесном мире оно было видно очень отчетливо. Реки становились шире, озера увеличивались, сливались в одно, долины превращались в озера, а холмы стали островами; затем и эти острова исчезли. Высокие плоскогорья справа и слева и еще более высокие горы справа раскололись и рухнули с ревом и всплеском во вздыбившиеся волны. Вода закружилась в водовороте у дверного проема (но не пошла в него), а пена плескалась у передних лап Аслана. Все было покрыто водой – от места, где они стояли, до места, где вода встречалась с небом.
Потом взошла луна, она располагалась совершенно неправильно – очень близко к солнцу – и тоже была красной. В ее свете солнце начало выстреливать огромные протуберанцы, выглядевшие как усы или змеи из малинового пламени, тянущиеся по направлению к луне. Это выглядело так, как будто солнце было осьминогом, пытающимся щупальцами подтащить к себе луну. И, возможно, оно тащило ее. Во всяком случае, луна приближалась к нему, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пока длинные языки пламени не обвились вокруг нее; и они слились вместе и стали одним громадным шаром, похожим на горящий уголь. Гигантские глыбы огня падали в море, поднимая облака пара.
Затем Аслан сказал: «Теперь кончай».
Великан бросил свой рог в море, вытянул руку – она выглядела черной и казалась длиной в тысячу миль – вдоль неба, и достал до солнца. Он взял солнце и сжал его в руке, как вы можете сжать апельсин. И внезапно наступила полная тьма.
Все кроме Аслана отскочили назад от ледяного воздуха, который задул через Дверь. Деревянная рама покрылась сосульками.
– Питер, Верховный Король Нарнии, – сказал Аслан, – закройте дверь.
Питер, дрожа от холода, двинулся в темноту и закрыл Дверь, сбив при этом сосульки. Потом довольно неловко (руки его посинели и окоченели) вытащил золотой ключ и запер ее.
Они видели много странного через дверной проем, но самыми странными были теплый дневной свет и голубое небо над головой, цветы под ногами и улыбка в глазах Аслана.
Он крутанулся, припал к земле, хлестнул себя хвостом и помчался, как золотая стрела.
– Идите выше! Идите дальше! – крикнул он через плечо. Кто же мог за ним угнаться? Они двинулись на запад.
– Так, – сказал Питер, – ночь упала в Нарнию. Ну, Люси! Не плачь! Аслан впереди, Аслан с нами, и мы все вместе.
– Не останавливай меня, Питер, – ответила Люси, – я уверена, что Аслан не останавливал бы. Я думаю, Нарния стоит того, чтобы ее оплакивать. Подумай обо всем, что лежит мертвым и замерзшим за Дверью.
– А я надеялась, –сказала Джил, – что это может продолжаться вечно. Я знала, что нашмир не может, но думала, что Нарния может.
– Я видел ее начало, – проговорил лорд Дигори, – но не думал, что увижу, как она умрет.
– Сэры, – сказал Тириан, – дамам пристойно плакать. Смотрите, я делаю то же самое. Я видел смерть своей матери. Какой мир, кроме Нарнии, я еще знаю? Будет недостойно и бессердечно не оплакать Нарнию.
И они ушли от Двери и от гномов, которые сидели сгрудившись вместе в воображаемом хлеву. Они говорили о старых войнах и прежнем мире, о древних королях и всей истории Нарнии.
Псы были вместе с ними. Они присоединялись к беседе, но не слишком часто, потому что были очень заняты, бегая взад и вперед и нюхая что-то в траве до тех пор, пока не начали чихать. Внезапно они обнаружили запах, который их взволновал и начали обсуждать его: «Да, это… Но это не… Это то, что я сказал – каждый может учуять, что это…Уберите отсюда ваши носы и дайте кому-нибудь еще понюхать».
– Что такое, двоюродные братья? – спросил Питер.
– Тархистанец, сир, – ответили одновременно несколько голосов.
– Ведите нас к нему, – сказал Питер, – как бы он ни встретил нас, добром или злом, он будет принят радушно.
Псы ринулись вперед, и тут же вернулись назад, торопясь так, как будто от этого зависела их жизнь. Они громко лаяли, говоря, что это действительно тархистанец. (Говорящие Псы, как и обычные, ведут себя так, будто думают, что их дела самые важные).
Все направились туда, куда вели Псы, и увидели юного тархистанца, сидевшего под каштаном у чистого потока. Это был Эмет. Он поднялся и храбро поклонился.
– Сэр, – ответил Питер, – я не знаю, есть ли нужда нам враждовать?
– Расскажите нам, кто вы и что с вами случилось, – попросила Джил.
– Если мы собираемся рассказывать истории, давайте утолим жажду и сядем, – пролаяли Псы. – Мы совсем запыхались.
– Ну, конечно, запыхаешься, если будешь так неистовствовать по поводу любого дела, которое делаешь, – сказал Юстэс.
Люди расселись на траве, и Псы, когда они кончили шумно пить из потока, тоже уселись слушать историю, прямые как стрелы, с высунутыми языками, тяжело дыша. Алмаз остался стоять, полируя рог о шкуру.
Глава 15.
ВЫШЕ И ДАЛЬШЕ
– Знайте, воинственные короли, – начал Эмет, – и вы, леди, чья красота украшает вселенную, я – Эмет, седьмой сын тархана Харфы из города Ташбаана, что к западу от пустыни. Я пришел в Нарнию с девятью и двадцатью другими воинами под командой тархана Ришды. Когда я впервые услышал, что мы должны идти войной на Нарнию, я обрадовался, ибо слышал многое об этой стране и мечтал встретиться с вами в битве. Но когда я узнал, что мы пойдем под видом купцов, а купеческая одежда позорна для воина и сына тархана, и будем действовать с помощью лжи и предательства, тогда радость оставила меня. И потом, когда я узнал, что мы должны явиться к обезьяне, и когда она начала говорить, что Таш и Аслан – это одно и то же, тогда мир потемнел в моих глазах, ибо с юношеских лет я служил Таш, и главным моим желанием было узнать о ней побольше, и, если возможно, взглянуть ей в лицо. Но имя Аслана было ненавистно мне.
И, как вы видели, ночь за ночью нас собирали к крытой соломой хижине, и горел костер, и Обезьян выводил из нее кого-то на четырех ногах, кого я не мог хорошо рассмотреть. И люди и звери поклонялись ему и чествовали его. Я думал, что тархан был обманут Обезьяной, ибо тот, кто выходил из хлева не был ни Таш, ни каким-либо другим богом. Но когда я взглянул в лицо тархана и стал замечать каждое слово, которое он говорил обезьяне, я стал думать иначе, ибо увидел, что тархан сам не верит в это. А потом я понял, что он не верит в Таш, ибо если бы он верил, как бы он осмелился насмехаться над ней?
И когда я понял это, великий гнев обуял меня, и я удивился тому, что настоящая Таш еще не поразила огнем с неба ни обезьяну, ни тархана. Тем не менее я сдержал свой гнев, придержал язык и ждал, чтобы увидеть, чем это кончится. Но в последнюю ночь, в ту самую, о которой вы знаете, обезьяна не вывела это желтое существо, но сказала, что все, кто хочет посмотреть на Ташлана (так они смешали два слова, чтобы сказать, что это одно и то же), могут войти один за другим в хижину. И я сказал себе: «Без сомненья, это тоже обман». Но когда кот вошел, а потом выскочил, сумасшедший от ужаса, тогда я сказал себе: «Уверен – там настоящая Таш, которую они призвали, не зная ее и не веря в нее. Она пришла и мстит за себя». И хотя мое сердце обратилось в воду, потому что Таш – велика и ужасна, желание было сильнее страха, и я усилием воли заставил колени не дрожать, а зубы не стучать, и решил взглянуть в лицо Таш, хотя бы она и убила меня. И я сказал, что войду в хижину, и тархан, хоть и против своей воли, позволил мне войти.
Как только я вошел в дверь, я удивился, ибо обнаружил яркий солнечный свет (как и сейчас), хотя снаружи казалось, что внутри должно быть очень темно. Но у меня не было времени удивляться, ибо я немедленно столкнулся лицом к лицу с одним из наших воинов и вынужден был обороняться. Как только я увидел его, я понял, что обезьяна и тархан поставили его здесь, чтобы убивать каждого, кто войдет, не зная их секрета. Так что этот человек тоже был лжецом, насмешником и неправедным слугою Таш. Я пожелал сразиться с ним, и я убил этого негодяя, и выкинул его тело за дверь.
Затем я взглянул вокруг и увидел небо и земной простор, и почувствовал сладкий запах. И я сказал: «Клянусь богами, это чудное место, быть может, я вошел в страну Таш». И я начал бродить по этой странной земле и искать Таш.
Я шел мимо трав и цветов, среди благородных и усладительных деревьев, и вот, в узком месте, между двумя камнями, встретился мне Великий Лев. Скорость Его была как у гепарда, а размеры – как у слона, шерсть – как чистое золото, а глаза сияли, как золото, которое льется в горне, и был Он ужасней, чем пламенеющая гора Лагора, и красота Его превосходила все в этом мире настолько, насколько роза в цвету превосходит пыль пустыни. Я упал к Его ногам и подумал: «Уверен, что настал мой смертный час, ибо достойный всякого поклонения Лев знает, что я все дни моей Жизни служил Таш, а не Ему. Но лучше увидеть Льва и умереть, чем быть Тисроком в этом мире, и жить, и не видеть Его». Но Славнейший наклонил свою золотистую голову, коснулся моего лба языком и сказал: «Добро пожаловать, сын». Я произнес: «Увы, Господин, я не сын Твой, я слуга Таш». Но Он ответил: «Дитя, все, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне». А потом, ибо я страстно желал мудрости и понимания, я пересилил свой страх и спросил Славнейшего: «Господин, разве правду сказал Обезьян, что Таш и Ты – это одно и то же?» И Лев зарычал в ответ так, что земля сотряслась (но гнев Его был не против меня), и сказал: «Это ложь. Не потому, что она и Я это одно, но потому, что мы – противоположное. Я беру себе то, что ты отдавал ей, ибо Я и она настолько различны, что служение Мне не может быть отвратительным, а служение ей – отвратительно всегда. Если кто-то клянется именем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клялся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим, и скажет „Аслан“, он служит Таш, и Таш примет его дело. Ты понял, дитя?» И я сказал: «Господин, Ты знаешь, что я понял». И еще я сказал (ибо не мог лгать): «Я искал Таш все мои дни». «Возлюбленный, – сказал Славнейший, – если бы твое желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне ищущий – всегда находит».
Затем Он дохнул на меня, и трепет ушел из моих колен, и я смог встать на ноги. После этого Он сказал только, что мы встретимся снова, и что я должен идти все выше и дальше. И он повернулся в золотом шквале и внезапно исчез.
И с тех пор, о короли и дамы, я брожу, чтобы найти Его, и мое счастье так велико, что ослабляет меня как рана, и это чудо из чудес, что Он назвал меня «возлюбленный», меня, который всего лишь пес…
– Э, что это? – встрепенулся один из Псов.
– Сэр, – ответил Эмет, – это не более, чем оборот речи, который мы употребляем в Тархистане.
– Не могу сказать, что он мне сильно нравится, – сказал Пес.
– Он это не в обиду, – возразил другой Пес, постарше. – Мыже называем наших щенков « мальчишки»,когда они ведут себя неподобающе.
– Да, так мы и делаем, – согласился первый Пес, – или «девчонки».
– Ш-ш-ш, – одернул его старший, – нехорошо так говорить. Помни, где находишься.
– Смотрите! – внезапно сказала Джил. Кто-то довольно робко приближался к ним. Это было грациозное серебристо-серое создание на четырех ногах. И они глядели на него целых десять секунд, пока одновременно не воскликнули: «О, это старый Недотепа». Они ни разу не видели его при дневном свете и без львиной шкуры. Теперь он стал самим собой: прелестный ослик, с мягкой серой шерсткой, с такой вежливой и честной мордой, что если бы вы увидели его, то поступили бы как Джил и Люси – бросились к нему, обняли за шею, поцеловали в нос и погладили за ушами.
Они стали расспрашивать, где он был, и он сказал, что прошел в Дверь со всеми остальными созданиями, но по правде говоря, старался держаться подальше от них и от Аслана, ибо взгляд настоящего Льва заставил его так устыдиться всей этой чепухи с переодеванием в львиную шкуру, что он не знал, как посмотреть кому-нибудь в лицо. Но когда он увидел, что все его друзья направились на запад, и набил полный рот травы («Я никогда не пробовал такой вкусной»), то осмелел и пошел за ними. «Что же я буду делать, когда действительно встречу Аслана? Право не знаю», – добавил ослик.
– Думаю, что все будет в порядке, когда вы, наконец, встретитесь, – сказала королева Люси.
Потом все снова пошли на запад – туда, куда указал Аслан, крикнув: «Выше и дальше!» Много других созданий нио в том же направлении, но травянистая равнина была Широка, и они не теснились.
Было еще рано, в воздухе разливалась утренняя свежесть. Они останавливались, оглядывались и смотрели назад, отчасти потому, что вокруг было так прекрасно, отчасти потому, что не могли чего-то понять.
– Питер, – сказала Люси, – где это, как ты думаешь?
– Я не знаю, – ответил Верховный Король, – это тревожит меня и напоминает о чем-то, чего я не могу вспомнить. Быть может, это из детства, когда мы были где-то на празднике?
– Это, наверно, был очень веселый и добрый праздник, – заметил Юстэс. – Спорю, что такой страны нет в нашеммире. Посмотрите на краски! Такого голубого цвета, как у этих гор, в нашем мире не бывает.
– Разве это не страна Аслана? – спросил Тириан.
– Это не похоже на страну Аслана на вершине горы на востоке мира, – возразила Джил. – Я была там.
– Если вы спросите меня, – вмешался Эдмунд, – я скажу, что это похоже на что-то в нарнийском мире. Посмотрите на эти горы впереди – и на большие, покрытые снегом горы за ними. Уверен, что они похожи на горы, которые видны из Нарнии к западу от Водопада.
– Да, это так, – согласился Питер, – только они больше.
– Этине похожи на нарнийские, – возразила Люси. – Посмотрите сюда, – и она показала на юг, влево от себя. Все остановились и повернулись, чтобы посмотреть. – Те холмы, – продолжала Люси, – вон те лесистые и голубоватые – разве они не похожи на южный край Нарнии?
– Похожи, – закричал Эдмунд после минутного раздумья, – конечно же, они похожи. Взгляните, это гора Пира – с раздвоенной вершиной, а это проход в Орландию!
– Но чем-то и непохожи, – возразила Люси, – они немного другие, они ярче и выше, чем те, и они более… более, ну я не знаю…
– Более настоящие, – сказал лорд Дигори мягко.
Внезапно орел Остроглаз, летевший в тридцати или сорока футах над ними, распростер крылья, сделал круг и сел на землю.
– Короли и королевы, – воскликнул он, – все мы слепы. Я понял, где мы. Сверху видно все – Этинсмур, Бобровую запруду, Великую реку и Кэр-Паравел, сияющий на краю Восточного моря. Нарния не умерла, это – Нарния.
– Как это может быть? – удивился Питер. – Аслан сказал нам, старшим, что мы никогда не вернемся в Нарнию, а мы здесь.
– Да, – подхватил Юстэс, – и мы видели, как все разрушилось, и солнце зашло.
– Здесь все это немножко другое, – произнесла Люси.
– Орел прав, – начал лорд Дигори. – Послушай, Питер, когда Аслан сказал, что ты никогда не вернешься в Нарнию, он имел в виду ту Нарнию, которую ты знал. Но это была не настоящая Нарния. Та имела начало и конец. Она была только тенью или копией настоящей Нарнии, которая всегда была и будет; так же как и наш собственный мир – Англия и все остальное – это только тень или копия чего-то в настоящем мире Аслана. И не надо оплакивать Нарнию, Люси. Все, что было важного в старой Нарнии, все добрые существа, вошли в настоящую Нарнию через Дверь. Она, конечно, в чем-то отличается – как настоящая вещь от копии или бодрствование – от сна.
Его голос подействовал на всех как боевая труба. Но когда он добавил шепотом: «Это все есть у Платона, все у Платона. Господи, чему их учатв школах!» – старшие рассмеялись. Они уже слышали это давным-давно в другом мире, где борода его была седой, а не золотой. Он знал, что их рассмешило, и засмеялся вместе с ними. Но все быстро стали серьезными снова, ибо часто именно серьезность сопутствует счастью. Было слишком хорошо, чтобы тратить время на шутки.
Так же трудно объяснить, чем эта залитая солнцем страна отличалась от старой Нарнии, как и рассказать вам, каков был вкус плодов в ней. Может быть, вы поймете лучше, если представите себе такую картину. Вы сидите в комнате, окно ее выходит на красивый морской залив или на зеленую долину, простирающуюся среди гор. А на стене против окна висит зеркало. Если вы отвернетесь от окна, то внезапно увидите море или долину в зеркале. И в зеркале они в каком-то смысле будут такие же, как настоящие, но в то же время, будут чем-то отличаться. Они глубже, чудесней, больше похожи на сказку – сказку, которую вы никогда не слышали, но очень хотите услышать. Различие между старой и новой Нарнией было именно такое. И новая Нарния имела более глубокий смысл: каждый камень, травинка и цветок выглядели так, как если бы они больше значили. Я не могу объяснить лучше. Если вы попадете туда, то поймете, что я имею в виду.
И Единорог высказал то, что почувствовал каждый. Он топнул правым копытом, заржал и воскликнул:
– Наконец-то я вернулся домой! Это моя настоящая страна! Я принадлежу ей. Это та самая страна, которую я искал всю жизнь, хотя никогда не знал этого. И старую Нарнию я любил потому, что она была немножко похожа на эту страну. Иго-го! Выше! Дальше!
Он взмахнул гривой и помчался быстрым галопом – галопом Единорога. Если бы он поскакал так в нашем мире, то скрылся бы из глаз через несколько мгновений. Но здесь произошла странная вещь. Все пустились бежать и с удивлением обнаружили, что бегут наравне с ним: не только Псы и люди, но даже толстенький маленький Недотепа и коротконогий гном Поджин. Воздух обдувал их лица, как будто они ехали на большой скорости в автомобиле без ветрового стекла. Страна неслась назад, как будто они видели ее из окна экспресса. Они мчались все быстрее и быстрее, но никто не чувствовал ни усталости, ни жажды.
И, как вы видели, ночь за ночью нас собирали к крытой соломой хижине, и горел костер, и Обезьян выводил из нее кого-то на четырех ногах, кого я не мог хорошо рассмотреть. И люди и звери поклонялись ему и чествовали его. Я думал, что тархан был обманут Обезьяной, ибо тот, кто выходил из хлева не был ни Таш, ни каким-либо другим богом. Но когда я взглянул в лицо тархана и стал замечать каждое слово, которое он говорил обезьяне, я стал думать иначе, ибо увидел, что тархан сам не верит в это. А потом я понял, что он не верит в Таш, ибо если бы он верил, как бы он осмелился насмехаться над ней?
И когда я понял это, великий гнев обуял меня, и я удивился тому, что настоящая Таш еще не поразила огнем с неба ни обезьяну, ни тархана. Тем не менее я сдержал свой гнев, придержал язык и ждал, чтобы увидеть, чем это кончится. Но в последнюю ночь, в ту самую, о которой вы знаете, обезьяна не вывела это желтое существо, но сказала, что все, кто хочет посмотреть на Ташлана (так они смешали два слова, чтобы сказать, что это одно и то же), могут войти один за другим в хижину. И я сказал себе: «Без сомненья, это тоже обман». Но когда кот вошел, а потом выскочил, сумасшедший от ужаса, тогда я сказал себе: «Уверен – там настоящая Таш, которую они призвали, не зная ее и не веря в нее. Она пришла и мстит за себя». И хотя мое сердце обратилось в воду, потому что Таш – велика и ужасна, желание было сильнее страха, и я усилием воли заставил колени не дрожать, а зубы не стучать, и решил взглянуть в лицо Таш, хотя бы она и убила меня. И я сказал, что войду в хижину, и тархан, хоть и против своей воли, позволил мне войти.
Как только я вошел в дверь, я удивился, ибо обнаружил яркий солнечный свет (как и сейчас), хотя снаружи казалось, что внутри должно быть очень темно. Но у меня не было времени удивляться, ибо я немедленно столкнулся лицом к лицу с одним из наших воинов и вынужден был обороняться. Как только я увидел его, я понял, что обезьяна и тархан поставили его здесь, чтобы убивать каждого, кто войдет, не зная их секрета. Так что этот человек тоже был лжецом, насмешником и неправедным слугою Таш. Я пожелал сразиться с ним, и я убил этого негодяя, и выкинул его тело за дверь.
Затем я взглянул вокруг и увидел небо и земной простор, и почувствовал сладкий запах. И я сказал: «Клянусь богами, это чудное место, быть может, я вошел в страну Таш». И я начал бродить по этой странной земле и искать Таш.
Я шел мимо трав и цветов, среди благородных и усладительных деревьев, и вот, в узком месте, между двумя камнями, встретился мне Великий Лев. Скорость Его была как у гепарда, а размеры – как у слона, шерсть – как чистое золото, а глаза сияли, как золото, которое льется в горне, и был Он ужасней, чем пламенеющая гора Лагора, и красота Его превосходила все в этом мире настолько, насколько роза в цвету превосходит пыль пустыни. Я упал к Его ногам и подумал: «Уверен, что настал мой смертный час, ибо достойный всякого поклонения Лев знает, что я все дни моей Жизни служил Таш, а не Ему. Но лучше увидеть Льва и умереть, чем быть Тисроком в этом мире, и жить, и не видеть Его». Но Славнейший наклонил свою золотистую голову, коснулся моего лба языком и сказал: «Добро пожаловать, сын». Я произнес: «Увы, Господин, я не сын Твой, я слуга Таш». Но Он ответил: «Дитя, все, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне». А потом, ибо я страстно желал мудрости и понимания, я пересилил свой страх и спросил Славнейшего: «Господин, разве правду сказал Обезьян, что Таш и Ты – это одно и то же?» И Лев зарычал в ответ так, что земля сотряслась (но гнев Его был не против меня), и сказал: «Это ложь. Не потому, что она и Я это одно, но потому, что мы – противоположное. Я беру себе то, что ты отдавал ей, ибо Я и она настолько различны, что служение Мне не может быть отвратительным, а служение ей – отвратительно всегда. Если кто-то клянется именем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клялся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим, и скажет „Аслан“, он служит Таш, и Таш примет его дело. Ты понял, дитя?» И я сказал: «Господин, Ты знаешь, что я понял». И еще я сказал (ибо не мог лгать): «Я искал Таш все мои дни». «Возлюбленный, – сказал Славнейший, – если бы твое желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне ищущий – всегда находит».
Затем Он дохнул на меня, и трепет ушел из моих колен, и я смог встать на ноги. После этого Он сказал только, что мы встретимся снова, и что я должен идти все выше и дальше. И он повернулся в золотом шквале и внезапно исчез.
И с тех пор, о короли и дамы, я брожу, чтобы найти Его, и мое счастье так велико, что ослабляет меня как рана, и это чудо из чудес, что Он назвал меня «возлюбленный», меня, который всего лишь пес…
– Э, что это? – встрепенулся один из Псов.
– Сэр, – ответил Эмет, – это не более, чем оборот речи, который мы употребляем в Тархистане.
– Не могу сказать, что он мне сильно нравится, – сказал Пес.
– Он это не в обиду, – возразил другой Пес, постарше. – Мыже называем наших щенков « мальчишки»,когда они ведут себя неподобающе.
– Да, так мы и делаем, – согласился первый Пес, – или «девчонки».
– Ш-ш-ш, – одернул его старший, – нехорошо так говорить. Помни, где находишься.
Они стали расспрашивать, где он был, и он сказал, что прошел в Дверь со всеми остальными созданиями, но по правде говоря, старался держаться подальше от них и от Аслана, ибо взгляд настоящего Льва заставил его так устыдиться всей этой чепухи с переодеванием в львиную шкуру, что он не знал, как посмотреть кому-нибудь в лицо. Но когда он увидел, что все его друзья направились на запад, и набил полный рот травы («Я никогда не пробовал такой вкусной»), то осмелел и пошел за ними. «Что же я буду делать, когда действительно встречу Аслана? Право не знаю», – добавил ослик.
– Думаю, что все будет в порядке, когда вы, наконец, встретитесь, – сказала королева Люси.
Потом все снова пошли на запад – туда, куда указал Аслан, крикнув: «Выше и дальше!» Много других созданий нио в том же направлении, но травянистая равнина была Широка, и они не теснились.
Было еще рано, в воздухе разливалась утренняя свежесть. Они останавливались, оглядывались и смотрели назад, отчасти потому, что вокруг было так прекрасно, отчасти потому, что не могли чего-то понять.
– Питер, – сказала Люси, – где это, как ты думаешь?
– Я не знаю, – ответил Верховный Король, – это тревожит меня и напоминает о чем-то, чего я не могу вспомнить. Быть может, это из детства, когда мы были где-то на празднике?
– Это, наверно, был очень веселый и добрый праздник, – заметил Юстэс. – Спорю, что такой страны нет в нашеммире. Посмотрите на краски! Такого голубого цвета, как у этих гор, в нашем мире не бывает.
– Разве это не страна Аслана? – спросил Тириан.
– Это не похоже на страну Аслана на вершине горы на востоке мира, – возразила Джил. – Я была там.
– Если вы спросите меня, – вмешался Эдмунд, – я скажу, что это похоже на что-то в нарнийском мире. Посмотрите на эти горы впереди – и на большие, покрытые снегом горы за ними. Уверен, что они похожи на горы, которые видны из Нарнии к западу от Водопада.
– Да, это так, – согласился Питер, – только они больше.
– Этине похожи на нарнийские, – возразила Люси. – Посмотрите сюда, – и она показала на юг, влево от себя. Все остановились и повернулись, чтобы посмотреть. – Те холмы, – продолжала Люси, – вон те лесистые и голубоватые – разве они не похожи на южный край Нарнии?
– Похожи, – закричал Эдмунд после минутного раздумья, – конечно же, они похожи. Взгляните, это гора Пира – с раздвоенной вершиной, а это проход в Орландию!
– Но чем-то и непохожи, – возразила Люси, – они немного другие, они ярче и выше, чем те, и они более… более, ну я не знаю…
– Более настоящие, – сказал лорд Дигори мягко.
Внезапно орел Остроглаз, летевший в тридцати или сорока футах над ними, распростер крылья, сделал круг и сел на землю.
– Короли и королевы, – воскликнул он, – все мы слепы. Я понял, где мы. Сверху видно все – Этинсмур, Бобровую запруду, Великую реку и Кэр-Паравел, сияющий на краю Восточного моря. Нарния не умерла, это – Нарния.
– Как это может быть? – удивился Питер. – Аслан сказал нам, старшим, что мы никогда не вернемся в Нарнию, а мы здесь.
– Да, – подхватил Юстэс, – и мы видели, как все разрушилось, и солнце зашло.
– Здесь все это немножко другое, – произнесла Люси.
– Орел прав, – начал лорд Дигори. – Послушай, Питер, когда Аслан сказал, что ты никогда не вернешься в Нарнию, он имел в виду ту Нарнию, которую ты знал. Но это была не настоящая Нарния. Та имела начало и конец. Она была только тенью или копией настоящей Нарнии, которая всегда была и будет; так же как и наш собственный мир – Англия и все остальное – это только тень или копия чего-то в настоящем мире Аслана. И не надо оплакивать Нарнию, Люси. Все, что было важного в старой Нарнии, все добрые существа, вошли в настоящую Нарнию через Дверь. Она, конечно, в чем-то отличается – как настоящая вещь от копии или бодрствование – от сна.
Его голос подействовал на всех как боевая труба. Но когда он добавил шепотом: «Это все есть у Платона, все у Платона. Господи, чему их учатв школах!» – старшие рассмеялись. Они уже слышали это давным-давно в другом мире, где борода его была седой, а не золотой. Он знал, что их рассмешило, и засмеялся вместе с ними. Но все быстро стали серьезными снова, ибо часто именно серьезность сопутствует счастью. Было слишком хорошо, чтобы тратить время на шутки.
Так же трудно объяснить, чем эта залитая солнцем страна отличалась от старой Нарнии, как и рассказать вам, каков был вкус плодов в ней. Может быть, вы поймете лучше, если представите себе такую картину. Вы сидите в комнате, окно ее выходит на красивый морской залив или на зеленую долину, простирающуюся среди гор. А на стене против окна висит зеркало. Если вы отвернетесь от окна, то внезапно увидите море или долину в зеркале. И в зеркале они в каком-то смысле будут такие же, как настоящие, но в то же время, будут чем-то отличаться. Они глубже, чудесней, больше похожи на сказку – сказку, которую вы никогда не слышали, но очень хотите услышать. Различие между старой и новой Нарнией было именно такое. И новая Нарния имела более глубокий смысл: каждый камень, травинка и цветок выглядели так, как если бы они больше значили. Я не могу объяснить лучше. Если вы попадете туда, то поймете, что я имею в виду.
И Единорог высказал то, что почувствовал каждый. Он топнул правым копытом, заржал и воскликнул:
– Наконец-то я вернулся домой! Это моя настоящая страна! Я принадлежу ей. Это та самая страна, которую я искал всю жизнь, хотя никогда не знал этого. И старую Нарнию я любил потому, что она была немножко похожа на эту страну. Иго-го! Выше! Дальше!
Он взмахнул гривой и помчался быстрым галопом – галопом Единорога. Если бы он поскакал так в нашем мире, то скрылся бы из глаз через несколько мгновений. Но здесь произошла странная вещь. Все пустились бежать и с удивлением обнаружили, что бегут наравне с ним: не только Псы и люди, но даже толстенький маленький Недотепа и коротконогий гном Поджин. Воздух обдувал их лица, как будто они ехали на большой скорости в автомобиле без ветрового стекла. Страна неслась назад, как будто они видели ее из окна экспресса. Они мчались все быстрее и быстрее, но никто не чувствовал ни усталости, ни жажды.
Глава 16.
ПРОЩАНИЕ СО СТРАНОЙ ТЕНЕЙ
Если кто-то может бежать, не чувствуя усталости, то вряд ли захочет делать что-либо еще. И без причины он не остановится, но, когда Юстэс внезапно крикнул:
– Послушайте! Осторожней! Поглядите, куда мы попали! – все замерли.
И хорошо, что они это сделали. Перед ними было Котелковое озеро, а за ним высокий отвесный обрыв и струящиеся вниз по обрыву тысячи тонн воды Великого Водопада, местами сверкающей как алмазы, а местами темной, травянисто-зеленой. И грохот падающей воды проник в их уши.
– Не останавливайтесь! Выше! Дальше! – звал Остроглаз, взлетая вверх.
– Хорошо ему, – заметил Юстэс, но Алмаз тоже закричал:
– Не останавливайтесь! Выше! Дальше! Прыгайте одним – махом!
Его голос был почти не слышен за ревом воды, но через мгновение все увидели, как он прыгнул в озеро. Всплеск раздавался за всплеском, когда остальные беспорядочно последовали за ним. Вода не была жгуче-холодной, как думали все (а особенно Недотепа). Она была приятной, пенисто-прохладной. Все обнаружили, что плывут прямо к Водопаду.
– Это сумасшествие, – крикнул Юстэс Эдмунду.
– Я знаю. И даже… – начал Эдмунд.
– Разве это не чудесно? – сказала Люси. – Вы заметили, что никто не может испугаться, даже если очень захочет. Попытайтесь!
– Ей-Богу, не могу, – ответил Юстэс после того, как попытался.
Алмаз достиг водопада первым, но Тириан следовал прямо за ним. Джил была последней, поэтому она видела всю картину целиком, лучше, чем другие. Она увидела, как кто-то белый уверенно двинулся по поверхности Водопада. Это был Единорог. Вы не могли бы сказать, плыл он или шел, но он двигался все выше и выше. Концом рога он раздвигал воду перед собой, и вода разделялась на два радужных потока вокруг него. Позади него был король Тириан. Он двигал руками и ногами, как будто плыл, но поднимался прямо наверх, как будто плыл по стене дома.
Самую смешную картину являли собой Псы. Во время галопа никто не сбивался с дыхания, теперь же, когда они карабкались и неуклонно рвались вперед, им все время приходилось отплевываться и чихать, потому что они пытались лаять, и вода попадала им в рот и в нос. Не успев подумать, как это глупо выглядит, Джил сама попала в Водопад. Такое совершенно невозможно в нашем мире: даже если бы вас не потащило вниз, вас бы расплющило ужасной тяжестью воды или разбило бы о бессчетное количество каменных выступов. Но в этом мире все было возможно. Они продвигались все выше и выше, свет отражался в воде и бросал на них блики, разноцветные камни сверкали сквозь толщу воды и казалось, что они поднимались без усилий – все выше и выше, и ощущение высоты испугало бы их, если бы они могли пугаться, но оно рождало только грандиозный восторг. Наконец все выбрались на великолепный гладко-зеленый уступ – через его вершину переливалась вода, и обнаружили, что они – над Водопадом. Поток лился внизу, и все оказались такими чудесными пловцами, что двигались против течения. Вскоре они очутились на берегу, насквозь промокшие, но счастливые.
Длиннющая долина открылась перед ними, и огромные, теперь уже близкие, заснеженные горы упирались в небо.
– Выше! Дальше! – закричал Алмаз, и внезапно они снова понеслись.
Теперь они были за пределами Нарнии и неслись все выше, по направлению к Западной пустыне, к местам, которые ни Тириан, ни Питер, ни даже Орел никогда не видели раньше. Но лорд Дигори и леди Полли видели. «Ты помнишь? Ты помнишь?» – повторяли они друг другу. Они не задыхались, хотя бежали быстрее, чем летит пущенная из лука стрела.
– Лорд, – начал Тириан, – правду ли говорят предания, что вы двое были здесь в тот день, когда был сотворен мир?
– Да, – подтвердил Дигори, – и мне кажется, что это было только вчера.
– На летающей лошади? – спросил Тириан. – Это правда?
– Конечно, – ответил Дигори. Но тут Псы залаяли: «Быстрее, быстрее!»
И они бежали все быстрее и быстрее, они скорее летели, чем бежали, и даже Орел над их головами не летел быстрее. И они пробегали одну извилистую долину за другой и взбегали на крутые склоны холмов быстрее, чем спускались, мчались по течению рек, а иногда пересекали их, неслись через горные озера, едва касаясь воды, как живые быстроходные катера. И так они бежали, пока не увидели за голубым, как бирюза, озером гладкий зеленый холм. Его склоны были крутыми, как бока пирамиды, вершину окружала зеленая стена; над стеной возвышались стволы деревьев, их листья казались серебряными, а плоды золотыми.
– Выше и дальше! – кричал Единорог, и никто не отставал. Они подбежали прямо к подножию холма и устремились наверх, как гребень волны, разбившейся о каменный склон горы в каком-нибудь заливе. Хотя склон был крутой, как крыша дома, а трава – гладкая, как лужайка для игры в кегли, никто не поскользнулся. И только достигнув вершины, они замедлили бег, обнаружив, что стоят прямо перед большими золотыми воротами. Никто из них не решался посмотреть, открываются ли ворота. Оки почувствовали то же самое, что перед деревьями с плодами: «Осмелимся ли мы? Правильно ли это? Для нас ли?».
– Послушайте! Осторожней! Поглядите, куда мы попали! – все замерли.
И хорошо, что они это сделали. Перед ними было Котелковое озеро, а за ним высокий отвесный обрыв и струящиеся вниз по обрыву тысячи тонн воды Великого Водопада, местами сверкающей как алмазы, а местами темной, травянисто-зеленой. И грохот падающей воды проник в их уши.
– Не останавливайтесь! Выше! Дальше! – звал Остроглаз, взлетая вверх.
– Хорошо ему, – заметил Юстэс, но Алмаз тоже закричал:
– Не останавливайтесь! Выше! Дальше! Прыгайте одним – махом!
Его голос был почти не слышен за ревом воды, но через мгновение все увидели, как он прыгнул в озеро. Всплеск раздавался за всплеском, когда остальные беспорядочно последовали за ним. Вода не была жгуче-холодной, как думали все (а особенно Недотепа). Она была приятной, пенисто-прохладной. Все обнаружили, что плывут прямо к Водопаду.
– Это сумасшествие, – крикнул Юстэс Эдмунду.
– Я знаю. И даже… – начал Эдмунд.
– Разве это не чудесно? – сказала Люси. – Вы заметили, что никто не может испугаться, даже если очень захочет. Попытайтесь!
– Ей-Богу, не могу, – ответил Юстэс после того, как попытался.
Алмаз достиг водопада первым, но Тириан следовал прямо за ним. Джил была последней, поэтому она видела всю картину целиком, лучше, чем другие. Она увидела, как кто-то белый уверенно двинулся по поверхности Водопада. Это был Единорог. Вы не могли бы сказать, плыл он или шел, но он двигался все выше и выше. Концом рога он раздвигал воду перед собой, и вода разделялась на два радужных потока вокруг него. Позади него был король Тириан. Он двигал руками и ногами, как будто плыл, но поднимался прямо наверх, как будто плыл по стене дома.
Самую смешную картину являли собой Псы. Во время галопа никто не сбивался с дыхания, теперь же, когда они карабкались и неуклонно рвались вперед, им все время приходилось отплевываться и чихать, потому что они пытались лаять, и вода попадала им в рот и в нос. Не успев подумать, как это глупо выглядит, Джил сама попала в Водопад. Такое совершенно невозможно в нашем мире: даже если бы вас не потащило вниз, вас бы расплющило ужасной тяжестью воды или разбило бы о бессчетное количество каменных выступов. Но в этом мире все было возможно. Они продвигались все выше и выше, свет отражался в воде и бросал на них блики, разноцветные камни сверкали сквозь толщу воды и казалось, что они поднимались без усилий – все выше и выше, и ощущение высоты испугало бы их, если бы они могли пугаться, но оно рождало только грандиозный восторг. Наконец все выбрались на великолепный гладко-зеленый уступ – через его вершину переливалась вода, и обнаружили, что они – над Водопадом. Поток лился внизу, и все оказались такими чудесными пловцами, что двигались против течения. Вскоре они очутились на берегу, насквозь промокшие, но счастливые.
Длиннющая долина открылась перед ними, и огромные, теперь уже близкие, заснеженные горы упирались в небо.
– Выше! Дальше! – закричал Алмаз, и внезапно они снова понеслись.
Теперь они были за пределами Нарнии и неслись все выше, по направлению к Западной пустыне, к местам, которые ни Тириан, ни Питер, ни даже Орел никогда не видели раньше. Но лорд Дигори и леди Полли видели. «Ты помнишь? Ты помнишь?» – повторяли они друг другу. Они не задыхались, хотя бежали быстрее, чем летит пущенная из лука стрела.
– Лорд, – начал Тириан, – правду ли говорят предания, что вы двое были здесь в тот день, когда был сотворен мир?
– Да, – подтвердил Дигори, – и мне кажется, что это было только вчера.
– На летающей лошади? – спросил Тириан. – Это правда?
– Конечно, – ответил Дигори. Но тут Псы залаяли: «Быстрее, быстрее!»
И они бежали все быстрее и быстрее, они скорее летели, чем бежали, и даже Орел над их головами не летел быстрее. И они пробегали одну извилистую долину за другой и взбегали на крутые склоны холмов быстрее, чем спускались, мчались по течению рек, а иногда пересекали их, неслись через горные озера, едва касаясь воды, как живые быстроходные катера. И так они бежали, пока не увидели за голубым, как бирюза, озером гладкий зеленый холм. Его склоны были крутыми, как бока пирамиды, вершину окружала зеленая стена; над стеной возвышались стволы деревьев, их листья казались серебряными, а плоды золотыми.
– Выше и дальше! – кричал Единорог, и никто не отставал. Они подбежали прямо к подножию холма и устремились наверх, как гребень волны, разбившейся о каменный склон горы в каком-нибудь заливе. Хотя склон был крутой, как крыша дома, а трава – гладкая, как лужайка для игры в кегли, никто не поскользнулся. И только достигнув вершины, они замедлили бег, обнаружив, что стоят прямо перед большими золотыми воротами. Никто из них не решался посмотреть, открываются ли ворота. Оки почувствовали то же самое, что перед деревьями с плодами: «Осмелимся ли мы? Правильно ли это? Для нас ли?».