Страница:
СУСЛОВ. Партийные организации ждут, социалистические страны тоже ждут, как мы будем реагировать на действия Солженицына. Буржуазная печать сейчас вовсю трубит об этой книге Солженицына. И нам молчать нельзя.
КАТУШЕВ. Все мы однозначно определяемся в оценке действии Солженицына. Это - враг, и с ним нужно поступить соответствующим образом. Видимо, мы не уйдем от того, чтобы не решать вопрос с Солженицыным сейчас, но его надо решать в комплексе. С одной стороны, использовать всю нашу пропаганду против Солженицына и, с другой стороны, нам нужно предпринять меры в соответствии с запиской тов. Андропова.
Можно, очевидно, по постановлению Верховного Совета выселить его за пределы нашей страны и сказать об этом в печати. Он посягнул на наш суверенитет, на наши свободы, на наши законы и должен понести за это наказание.
Переговоры о выдворении Солженицына, очевидно, займут 3-4 месяца, но, повторяю, решать этот вопрос нужно в комплексе и выдворять его из страны чем скорее, тем лучше.
Что касается нашей печати, то со статьями в ней нужно выступить.
КАПИТОНОВ. Я хотел бы порассуждать по этому вопросу так: если мы выдворим Солженицына за пределы страны, то как поймет это наш народ. Могут, конечно, быть всякие недомолвки, пересуды и т.д. Что мы этим покажем - свою силу или слабость? Я думаю, что мы во всяком случае своей силы этим не покажем. Мы пока что идеологически его не развенчали и народу по существу о Солженицыне ничего не сказали. А это надо сделать. Нужно прежде всего начать работу по разоблачению Солженицына, вывернуть его наизнанку, и тогда любая административная мера будет понятна нашему народу.
СОЛОМЕНЦЕВ. Солженицын - матерый враг Советского Союза. Если бы не внешнеполитические акции, которые осуществляет сейчас Советский Союз, то можно было бы, конечно, вопрос решить без промедления. Но как то или иное решение отразится на наших внешнеполитических акциях? Но, очевидно, при всех случаях мы должны сказать народу о Солженицыне все, что надо сказать. Надо дать острую оценку его действиям, его враждебной деятельности. Конечно, у народа возникнет вопрос, почему не предпринимают мер по отношению к Солженицыну? В ГДР, например, уже напечатали статью о Солженицыне, в Чехословакии - тоже. Я не говорю о буржуазных странах, а наша печать молчит. По радио мы слушаем о Солженицыне очень много, о его произведении "Архипелаг ГУЛАГ", а наше радио молчит, ничего не говорит.
Я считаю, что молчать нам нельзя, народ ждет решительных действий. В печати нужно дать острые материалы по разоблачению Солженицына. Очевидно, надо договориться с социалистическими странами и с компартиями капиталистических стран о мерах пропагандистского характера, которые они бы проводили у себя в странах.
Я считаю, что Солженицына надо судить по нашим законам.
ГРИШИН. Тов. Андропову, очевидно, следует искать страну, которая согласилась бы принять Солженицына. Что касается разоблачения Солженицына, то это надо начинать немедленно.
КИРИЛЕНКО. Когда мы говорим о Солженицыне как об антисоветчике и злостном враге советского строя, то каждый раз это совпадает с какими-то важными событиями, и мы откладываем решение этого вопроса. В свое время это было оправдано, но сейчас откладывать решение этого вопроса нельзя. То, что написали о Солженицыне, - это хорошо, но писать о Солженицыне надо, как здесь уже говорили товарищи, более солидно, остро, аргументировано. Например, писатель ПНР Кроликовский написал о Солженицыне очень хорошую разоблачительную статью. Сейчас Солженицын все более и более наглеет. Он не одиночка, он контактируется с Сахаровым. За рубежом он имеет контакты с НТС. Поэтому настал момент взяться за Солженицына по-настоящему, но чтобы после этого последовало бы выселение его из страны или другие административные меры.
Андрей Андреевич говорит, как бы эта мера не обернулась против нас. Но как бы она ни обернулась против нас, а так оставлять нельзя этот вопрос. Враги вставляют нам палки в колеса, и молчать об этом мы не можем. Даже многие буржуазные газеты сейчас выступают о Солженицыне и заявляют, что его, очевидно, будут судить по советским законам, и что он уже подпадает под действие закона о нарушении конвенции об охране авторских прав, к которой мы присоединились.
Я за предложение, которое выдвинул тов. Андропов.
В газетах нужно дать статьи, но очень аргументированные, обстоятельные.
КОСЫГИН. У нас у всех, товарищи, общее мнение, и я полностью присоединяюсь к сказанному.
Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа. Мы его как-то боимся трогать, а между тем все наши действия в отношении Солженицына народ приветствовал бы.
Если говорить об общественном мнении, которое создается за рубежом, то нам надо рассуждать так: где будет меньше вреда - или мы его разоблачим, осудим и посадим, или мы будем ждать еще несколько месяцев, потом выселим в другую страну.
Я думаю, что для нас будет меньше издержки, если мы поступим сейчас в отношении его решительно и осудим по советским законам.
Очевидно, статьи о Солженицыне в газетах надо дать, но серьезные. Солженицын куплен буржуазными компаниями, агентствами и работает на них. Книга Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" - это махровое антисоветское произведение. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу. Конечно, социалистические страны Солженицына не примут. Я за то, чтобы попытаться тов. Андропову прозондировать в капиталистических странах вопрос, какая из них может его принять. Но, с другой стороны, нам нечего бояться применить к Солженицыну суровые меры советского правосудия. Возьмите вы Англию. Там уничтожают сотни людей. Или Чили - то же самое.
Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск. Туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов: там очень холодно. Скрывать от народа нам нельзя. Статьи в газетах надо поместить.
ПОДГОРНЫЙ. Солженицын ведет активную антисоветскую работу. В свое время менее опасных врагов, чем Солженицын, мы высылали из страны или судили, а к Солженицыну пока мы подойти не можем, все ищем подхода. Последняя книга Солженицына не дает никаких оснований для снисхождения к нему.
Надо, чтобы эта мера, конечно, не повредила проведению других акций. У Солженицына есть немало последователей, но проходить мимо его действий нельзя.
Я считаю, что любую нашу акцию народ поддержит. Статьи в газетах нужно публиковать, но очень аргументированные и убедительные. Сейчас о нем много знают и о последней книге тоже уже знают. Ведут передачи "Голос Америки", "Свободная Европа" и другие радиостанции. И у нас, и за рубежом ждут, какие же меры примет Советское правительство к Солженицыну. Он, конечно, не боится и полагает, что к нему никаких мер не будет принято.
Я считаю, что, даже несмотря на общеевропейское совещание, нам нельзя отступать от того, чтобы не применять мер по отношению к Солженицыну. И даже независимо от того, что происходит общеевропейское совещание, надо провести меру суда над Солженицыным, и пусть знают, что мы проводим в этом отношении принципиальную политику. Мы не даем никакой пощады врагам.
Я считаю, что мы нанесем большой ущерб нашему общему делу, если не предпримем мер к Солженицыну, даже несмотря на то, что за рубежом поднимется шум. Будут, конечно, всякие разговоры, но интересы нашего народа, интересы Советского государства, нашей партии нам превыше всего. Если мы не предпримем этих решительных мер, то нас спросят, почему мы таких мер не предпринимаем.
Я хочу высказаться за то, чтобы провести над Солженицыным суд. Если мы его вышлем, то этим покажем свою слабость. Нам нужно подготовиться к суду, разоблачить Солженицына в печати, завести на него дело, провести следствие и передать через Прокуратуру дело в суд.
ПОЛЯНСКИЙ. До суда его можно арестовать?
АНДРОПОВ. Можно. Я советовался по этому вопросу с Руденко.
ПОДГОРНЫЙ. Что касается выселения в какую-то другую страну, то без согласия этой страны этого делать совершенно нецелесообразно.
АНДРОПОВ. Мы начнем работу по выдворению, но одновременно заведем на него дело, изолируем его.
ПОДГОРНЫЙ. Если мы его вышлем за границу, то и там он будет нам вредить.
ГРОМЫКО. Надо, очевидно, нам остановиться все же на внутреннем варианте.
АНДРОПОВ. Я считаю, что если мы будем затягивать дело по отношению к Солженицыну, то это будет хуже.
ПОДГОРНЫЙ. Можно и растянуть дело с Солженицыным, скажем, затянуть следствие. Но пусть он это время находится в тюрьме.
ШЕЛЕПИН. Когда мы три месяца тому назад собирались у тов. Косыгина и обсуждали вопрос о мерах, которые должны приниматься по отношению к Солженицыну, то пришли к выводу, что административных мер принимать не следует. И тогда это было правильно. Теперь сложилась другая ситуация. Солженицын пошел открыто против Советской власти, Советского государства. И сейчас нам, я считаю, выгодно до окончания европейского совещания решить вопрос о Солженицыне. Это покажет нашу последовательную принципиальность. Если мы проведем эту акцию после европейского совещания, то нас обвинят, что мы на самом совещании были неискренними, когда принимали решение, что уже начинаем нарушать эти решения и т.д. У нас чистая и правильная линия. Мы не позволим никому нарушать наши советские законы. Высылка его за границу, по-моему, эта мера не является подходящей. Пo-моему, не следует впутывать иностранные государства в это дело. У нас есть органы правосудия, и пусть они начинают расследование, а затем и судебный процесс.
БРЕЖНЕВ. Вопрос в отношении Солженицына, конечно, не простой, а очень сложный. Буржуазная печать пытается связать дело Солженицына с проведением наших крупных акций по мирному урегулированию. Каким образом нам поступить с Солженицыным? Я считаю, что лучший способ - это поступить в соответствии с нашими советскими законами.
ВСЕ. Правильно.
БРЕЖНЕВ. Наша Прокуратура может начать следствие, подготовит обвинение, подробно расскажет в этом обвинении, в чем он виновен. Солженицын сидел в свое время в тюрьме, отбывал наказание за грубое нарушение советского законодательства и был реабилитирован. Но как он был реабилитирован? Его реабилитировали два человека - Шатуновская и Снегов. В соответствии с нашим законодательством надо лишить его возможности связи с заграницей, пока ведется следствие. Следствие нужно вести открыто, показать народу его враждебную антисоветскую деятельность, осквернение нашего советского строя, очернение памяти великого вождя, основателя партии и государства В. И. Ленина, осквернение памяти жертв Великой Отечественной воины, оправдание контрреволюционеров, прямое нарушение наших законов. Его нужно судить на основании нашего закона.
Мы в свое время не побоялись выступить против контрреволюции в Чехословакии. Мы не побоялись отпустить из страны Аллилуеву. Все это мы пережили. Я думаю, переживем и это. Нужно дать аргументированные статьи, дать строгий и четкий ответ на писания такого журналиста, как Олсон, опубликовать статьи в других газетах.
Я беседовал с тов. Громыко относительно влияния наших мер в отношении Солженицына на общеевропейском совещании. Я думаю, что это не окажет большого влияния. Высылать его, очевидно, нецелесообразно, так как никто его не примет. Одно дело, когда Кузнецов и другие убежали сами, а другое дело, когда мы выселяем в административном порядке.
Поэтому я бы считал необходимым поручить КГБ и Прокуратуре СССР разработать порядок привлечения Солженицына к судебной ответственности и с учетом всего того, что сказано было здесь, на заседании Политбюро, принять соответствующие меры судебного порядка.
ПОДГОРНЫЙ. Надо его арестовать и предъявить ему обвинение.
БРЕЖНЕВ. Пусть товарищи Андропов и Руденко разработают всю процедуру предъявления обвинения и все, как следует, в соответствии с нашим законодательством.
Я бы считал необходимым поручить т.т. Андропову, Демичеву, Катушеву подготовить информацию для секретарей братских коммунистических и рабочих партий социалистических стран и других руководителей братских коммунистических партий о наших мерах в отношении Солженицына.
ВСЕ. Правильно. Согласны.
Принято следующее постановление:
О мерах по пресечению антисоветской деятельности
Солженицына А. И.
1. За злостную антисоветскую деятельность, выразившуюся в передаче в зарубежные издательства и информационные агентства рукописей, книг, писем, интервью, содержащих клевету на советский строй, Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и их внешнюю и внутреннюю политику, оскверняющих светлую память В. И. Ленина и других деятелей КПСС и Советского государства, жертв Великой Отечественной воины и немецко-фашистской оккупации, оправдывающих действия как внутренних, так и зарубежных контрреволюционных и враждебных советскому строю элементов и групп, а также за грубое нарушение правил печатания своих литературных произведении в зарубежных издательствах, установленных Всемирной (Женевской) Конвенцией об авторском праве Солженицына А.И. привлечь к судебной ответственности.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В. и Руденко Р.А. определить порядок и процедуру проведения следствия и судебного процесса над Солженицыным А. И. в соответствии с обменом мнениями на Политбюро и свои предложения по этому вопросу представить в ЦК КПСС.
О ходе следствия и судебного процесса информировать ЦК КПСС в оперативном порядке.
3. Поручить т.т. Андропову, Демичеву и Катушеву подготовить информацию для первых секретарей ЦК Коммунистических и рабочих партий социалистических и некоторых капиталистических стран о наших мерах, предпринимаемых в отношении Солженицына с учетом состоявшегося на Политбюро обмена мнениями, и представить ее в ЦК КПСС.
4. Поручить Секретариату ЦК определить срок направления этой информации братским партиям.
* * *
Как видим, законность вождей совсем не интересовала, и если они вообще вспоминали про закон, то только в связи с его "строгостью". Создается впечатление, что они искренне верили: что бы они ни решили, то и будет законно. Вряд ли кто из них вообще догадывался, что, например, решение о возбуждении уголовного дела может по закону принимать только прокуратура, а "порядок и процедура проведения следствия и судебного процесса" определены Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР и, стало быть, никак не могут определяться ни главой КГБ, ни генеральным прокурором.
Да что там закон, если они и с реальностью-то были не в ладах: чего стоит одна их уверенность, что "в Англии уничтожают сотни трудящихся"! Или их утверждение, что они "не побоялись отпустить из страны Аллилуеву". Не говоря уж о ни на чем не основанной уверенности, что народ поддерживает их репрессивные меры. Эти люди жили в мире "социалистического реализма", т. е. в мире собственной пропаганды, которую они объявили реальностью.
Характерно, что в это самое время западная пресса была полна рассуждений "советологов" о борьбе "голубей" и "ястребов" в Кремле и, что еще хуже, западные политики верили этим легендам. Торжествовал "детант" самый идиотский период послевоенной истории. Но, как легко убедиться из приведенного протокола, единственным "голубем" оказался Андропов, да и тот предпочитал выслать Солженицына не по доброте душевной. Хорошо было политбюро решить, что должны делать другие, не неся при этом никакой ответственности за исполнение решений. Андропов же знал, что все негативные последствия ареста и суда над Солженицыным повесят ему на шею. И он, разумеется, нашел выход, как повернуть решение политбюро на 180 градусов, а точнее говоря, нашел страну, которая согласилась принять Солженицына вопреки его воле.
Для Андропова и отчасти для Громыко решение политбюро об уголовном преследовании Солженицына было крайне неприятно. Мало того, что политбюро с ними не согласилось и отвергло их рекомендации - а такое поражение уже само по себе ничего хорошего не предвещало, - но все их хитрые игры в "детант" оказывались под ударом. Что же им оставалось делать, как не обратиться к "партнерам" по этой игре - германским социал-демократам? И те не подвели. Мы еще вернемся к этой теме гораздо подробнее и увидим, что это все означало да куда вело. Для этого у нас будет еще целая глава (четвертая). Теперь же достаточно сказать, что в течение месяца ответ был найден: канцлер ФРГ Вилли Брандт 2 февраля вдруг заявил, что Солженицын может свободно и беспрепятственно жить и работать в ФРГ. Как писал позднее Солженицын в своей книге "Бодался теленок с дубом": "сказал - и сказал".
Такое заявление БРАНДТА дает все основания для выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА в ФРГ, приняв соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении его гражданства. Это решение будет правомерно и с учетом наличия в отношении СОЛЖЕНИЦЫНА материалов о его преступной деятельности, - тотчас доложил в ЦК Андропов.
Мало того, чтобы уж наверняка добиться своего, Андропов делает еще две вещи: во-первых, инспирирует доклад своих подчиненных Чебрикова и Бобкова о настроениях в стране в связи с делом Солженицына, где дается понять, что у того довольно много последователей даже среди рабочих, считающих, что он выступает за снижение цен и "против вывоза из страны необходимых народу товаров под видом помощи арабским государствам".
Во-вторых, он обращается с письмом лично к Брежневу, где пишет, что вопрос о Солженицыне "в настоящее время вышел за рамки уголовного и превратился в немаловажную проблему, имеющую определенный политический характер".
Уважаемый Леонид Ильич, прежде чем направить это письмо, мы, в Комитете, еще раз самым тщательным образом взвешивали все возможные издержки, которые возникнут в связи с выдворением (в меньшей степени) и арестом (в большей степени) Солженицына. Такие издержки действительно будут. Но, к сожалению, другого выхода у нас нет, поскольку безнаказанность поведения Солженицына уже приносит нам издержки внутри страны гораздо большие, чем те, которые возникнут в международном плане в случае выдворения или ареста Солженицына.
Словом, Андропов добился-таки своего и, конечно, был прав: издержек при выдворении было гораздо меньше. Оттого-то этот вид политической расправы и стал таким распространенным к концу 70-х. Но возникает другой вопрос - об издержках внутренних, вызванных "безнаказанностью поведения" любого из нас, а с тем, что эти издержки больше любых других, никто в политбюро, заметьте, не спорил. Эта высокая оценка эффективности нашей деятельности чрезвычайно любопытна. Она многое объясняет. Система могла существовать только при условии монопольного господства партии над страной, а идеологии - над законом, логикой, здравым смыслом. Возникновение оппозиции, даже самой незначительной по размеру, даже состоящей из одного человека, означало ее конец. Именно это, видимо, и имел в виду один из них, говоря о посягательстве на их "суверенитет". Вот это-то "посягательство на суверенитет" они чувствовали с самого начала нашего движения.
Сейчас стало вполне очевидным, что западная пропаганда и группа вышеуказанных лиц, являющихся инструментом в руках наших противников, пытаются легализовать в нашей стране ведение антисоветской работы, добиться безнаказанности за враждебные действия, - писал Андропов еще в 1968 году после процесса Гинзбурга-Галанскова.
Для него наша подчеркнутая открытость, легальность, апелляция к закону были гораздо опаснее любого подполья, заговоров, терроризма.
В последние годы спецслужбы и пропагандистские органы противника стремятся создать видимость наличия в Советском Союзе так называемой "внутренней оппозиции", предпринимают меры по оказанию поддержки инспираторам антиобщественных проявлений и объективно содействуют блокированию участников различных направлений антисоветской деятельности, в тревоге сообщал он после возникновения Хельсинских групп в 1976 году. Отдавая на данном этапе приоритет в осуществлении антисоветских целей нелегальным методам подрывной работы, противник вместе с тем пытается активизировать враждебные действия в легальных или полулегальных формах.
Аресты и выдворения были, конечно, не единственной формой реагирования режима на эти попытки. Использовался весь арсенал средств, от психушек и кампаний клеветы ("компрометации") до угроз и шантажа. Характерно, что в 1977 году, как мы уже видели, партия даже попыталась закрепить свое монопольное положение конституционно, впервые за всю историю своего существования открыто записав это в статье 6-й новой конституции СССР.
Так они обороняли свой "суверенитет" от наших "посягательств", отчасти приняв предложенные нами правила игры. Сказать, что режим не проявлял изрядной гибкости, никак нельзя. И все же, невзирая на все "издержки", обойтись без обычных репрессий тоже не мог.
Вместе с тем отказаться в данный момент от уголовного преследования лиц, выступающих против советского строя, невозможно, поскольку это повлекло бы за собой увеличение особо опасных государственных преступлений и антиобщественных проявлений.
Так писал Андропов в декабре 1975 года, уже после подписания Хельсинского соглашения, принимая, таким образом, неизбежность "внешних издержек" от его будущего нарушения как наименьшей из двух зол. А "издержки" эти были отнюдь не малыми. Не только "буржуазное" общественное мнение оказывалось настроенным резко против СССР (что еще можно было как-то списать на "происки империализма"), но и "прогрессивное" тоже. Даже многие коммунистические партии Запада, особенно те, что покрупнее и, стало быть, больше зависят от общественного мнения своих стран, были вынуждены - хоть и с оговорками, и неохотно, - но все же выступать с осуждением такой практики. И, сколь бы притворны ни были эти "осуждения", а угроза раскола в коммунистическом движении, тем более угроза политической изоляции СССР, были вполне реальны.
7. Внешние издержки
Нужно ли говорить, что политбюро таким развитием сюжета было чрезвычайно обеспокоено
В последнее время буржуазная пропаганда активно использует в подрывной деятельности, направленной против Советского Союза и других социалистических стран, известные высказывания руководителей компартий Франции и Италии по вопросам, касающимся советской демократии, прав и свобод граждан, пресечения деятельности антиобщественных элементов. Передаваемые западными радиостанциями материалы по этому вопросу становятся известными широкому кругу советских граждан, которые выражают недоумение по поводу такой позиции руководства компартий Франции и Италии - докладывал Андропов. - Проблема, возникающая в связи с высказываниями некоторых руководителей компартий Франции и Италии, кроме идейно-теоретического аспекта, имеет также и практическую сторону, связанную с обеспечением безопасности Советского государства. (...) В данном случае друзья явно уступают перед пропагандистским давлением противника. Выдвигаемый "Юманите" тезис о предоставлении в условиях социализма свободы действий тем, кто "утверждает свое несогласие с системой, выработанной большинством", объективно способствует противникам социализма в их попытках создать в Советском Союзе и других социалистических странах легальную оппозицию, подорвать руководящую роль коммунистических и рабочих партий.
Спецслужбы и идеологические центры империализма прилагают усилия к тому, чтобы опорочить советские законы, представить их устаревшими, догматичными и не соответствующими духу международных документов, в частности "Декларации прав человека". За эти утверждения цепляются антиобщественные элементы внутри нашей страны. С ними, к сожалению, перекликаются появившиеся в коммунистической печати Франции и Италии известные высказывания относительно демократических свобод при социализме. Тут игнорируются реальные условия классовой борьбы в современный период, недооценивается подрывная деятельность мирового империализма и его агентуры. (...) Выступающие с подобными заявлениями товарищи, даже после событий в Венгрии и Чехословакии, не хотят видеть того, что и в условиях развитого социализма, несмотря на монолитность и политическое единство общества, все еще сохраняются в тех или иных формах, в большей или меньшей степени антисоветские проявления. (...) Имеющиеся данные свидетельствуют о стремлении спецслужб и идеологических центров противника объединить действия враждебных элементов всех оттенков. (...) Из сказанного видно, что отказ от активного пресечения политически вредной деятельности "диссидентов" и других враждебных элементов, как этого хотят французские и итальянские товарищи, мог бы вызвать самые серьезные негативные последствия. Делать в этом вопросе принципиальные уступки, как нам представляется, нельзя, т.к. они неизбежно повлекли бы за собой дополнительные неприемлемые для нас требования...
Было бы желательно в удобный момент провести с французскими и итальянскими товарищами соответствующие беседы на высоком уровне, к которых разъяснить им, что борьба с так называемыми "диссидентами" является для нас не отвлеченным вопросом о демократии вообще, а жизненно важной необходимостью охраны безопасности Советского государства.
Поэтому с конца 1975 года политбюро несколько раз направляло длинные послания руководству "братских партий" вообще и ЦК ФКП в частности. Первое такое послание в декабре 1975 года был выдержано в исключительно осторожном, дипломатическом тоне:
КАТУШЕВ. Все мы однозначно определяемся в оценке действии Солженицына. Это - враг, и с ним нужно поступить соответствующим образом. Видимо, мы не уйдем от того, чтобы не решать вопрос с Солженицыным сейчас, но его надо решать в комплексе. С одной стороны, использовать всю нашу пропаганду против Солженицына и, с другой стороны, нам нужно предпринять меры в соответствии с запиской тов. Андропова.
Можно, очевидно, по постановлению Верховного Совета выселить его за пределы нашей страны и сказать об этом в печати. Он посягнул на наш суверенитет, на наши свободы, на наши законы и должен понести за это наказание.
Переговоры о выдворении Солженицына, очевидно, займут 3-4 месяца, но, повторяю, решать этот вопрос нужно в комплексе и выдворять его из страны чем скорее, тем лучше.
Что касается нашей печати, то со статьями в ней нужно выступить.
КАПИТОНОВ. Я хотел бы порассуждать по этому вопросу так: если мы выдворим Солженицына за пределы страны, то как поймет это наш народ. Могут, конечно, быть всякие недомолвки, пересуды и т.д. Что мы этим покажем - свою силу или слабость? Я думаю, что мы во всяком случае своей силы этим не покажем. Мы пока что идеологически его не развенчали и народу по существу о Солженицыне ничего не сказали. А это надо сделать. Нужно прежде всего начать работу по разоблачению Солженицына, вывернуть его наизнанку, и тогда любая административная мера будет понятна нашему народу.
СОЛОМЕНЦЕВ. Солженицын - матерый враг Советского Союза. Если бы не внешнеполитические акции, которые осуществляет сейчас Советский Союз, то можно было бы, конечно, вопрос решить без промедления. Но как то или иное решение отразится на наших внешнеполитических акциях? Но, очевидно, при всех случаях мы должны сказать народу о Солженицыне все, что надо сказать. Надо дать острую оценку его действиям, его враждебной деятельности. Конечно, у народа возникнет вопрос, почему не предпринимают мер по отношению к Солженицыну? В ГДР, например, уже напечатали статью о Солженицыне, в Чехословакии - тоже. Я не говорю о буржуазных странах, а наша печать молчит. По радио мы слушаем о Солженицыне очень много, о его произведении "Архипелаг ГУЛАГ", а наше радио молчит, ничего не говорит.
Я считаю, что молчать нам нельзя, народ ждет решительных действий. В печати нужно дать острые материалы по разоблачению Солженицына. Очевидно, надо договориться с социалистическими странами и с компартиями капиталистических стран о мерах пропагандистского характера, которые они бы проводили у себя в странах.
Я считаю, что Солженицына надо судить по нашим законам.
ГРИШИН. Тов. Андропову, очевидно, следует искать страну, которая согласилась бы принять Солженицына. Что касается разоблачения Солженицына, то это надо начинать немедленно.
КИРИЛЕНКО. Когда мы говорим о Солженицыне как об антисоветчике и злостном враге советского строя, то каждый раз это совпадает с какими-то важными событиями, и мы откладываем решение этого вопроса. В свое время это было оправдано, но сейчас откладывать решение этого вопроса нельзя. То, что написали о Солженицыне, - это хорошо, но писать о Солженицыне надо, как здесь уже говорили товарищи, более солидно, остро, аргументировано. Например, писатель ПНР Кроликовский написал о Солженицыне очень хорошую разоблачительную статью. Сейчас Солженицын все более и более наглеет. Он не одиночка, он контактируется с Сахаровым. За рубежом он имеет контакты с НТС. Поэтому настал момент взяться за Солженицына по-настоящему, но чтобы после этого последовало бы выселение его из страны или другие административные меры.
Андрей Андреевич говорит, как бы эта мера не обернулась против нас. Но как бы она ни обернулась против нас, а так оставлять нельзя этот вопрос. Враги вставляют нам палки в колеса, и молчать об этом мы не можем. Даже многие буржуазные газеты сейчас выступают о Солженицыне и заявляют, что его, очевидно, будут судить по советским законам, и что он уже подпадает под действие закона о нарушении конвенции об охране авторских прав, к которой мы присоединились.
Я за предложение, которое выдвинул тов. Андропов.
В газетах нужно дать статьи, но очень аргументированные, обстоятельные.
КОСЫГИН. У нас у всех, товарищи, общее мнение, и я полностью присоединяюсь к сказанному.
Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа. Мы его как-то боимся трогать, а между тем все наши действия в отношении Солженицына народ приветствовал бы.
Если говорить об общественном мнении, которое создается за рубежом, то нам надо рассуждать так: где будет меньше вреда - или мы его разоблачим, осудим и посадим, или мы будем ждать еще несколько месяцев, потом выселим в другую страну.
Я думаю, что для нас будет меньше издержки, если мы поступим сейчас в отношении его решительно и осудим по советским законам.
Очевидно, статьи о Солженицыне в газетах надо дать, но серьезные. Солженицын куплен буржуазными компаниями, агентствами и работает на них. Книга Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" - это махровое антисоветское произведение. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу. Конечно, социалистические страны Солженицына не примут. Я за то, чтобы попытаться тов. Андропову прозондировать в капиталистических странах вопрос, какая из них может его принять. Но, с другой стороны, нам нечего бояться применить к Солженицыну суровые меры советского правосудия. Возьмите вы Англию. Там уничтожают сотни людей. Или Чили - то же самое.
Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск. Туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов: там очень холодно. Скрывать от народа нам нельзя. Статьи в газетах надо поместить.
ПОДГОРНЫЙ. Солженицын ведет активную антисоветскую работу. В свое время менее опасных врагов, чем Солженицын, мы высылали из страны или судили, а к Солженицыну пока мы подойти не можем, все ищем подхода. Последняя книга Солженицына не дает никаких оснований для снисхождения к нему.
Надо, чтобы эта мера, конечно, не повредила проведению других акций. У Солженицына есть немало последователей, но проходить мимо его действий нельзя.
Я считаю, что любую нашу акцию народ поддержит. Статьи в газетах нужно публиковать, но очень аргументированные и убедительные. Сейчас о нем много знают и о последней книге тоже уже знают. Ведут передачи "Голос Америки", "Свободная Европа" и другие радиостанции. И у нас, и за рубежом ждут, какие же меры примет Советское правительство к Солженицыну. Он, конечно, не боится и полагает, что к нему никаких мер не будет принято.
Я считаю, что, даже несмотря на общеевропейское совещание, нам нельзя отступать от того, чтобы не применять мер по отношению к Солженицыну. И даже независимо от того, что происходит общеевропейское совещание, надо провести меру суда над Солженицыным, и пусть знают, что мы проводим в этом отношении принципиальную политику. Мы не даем никакой пощады врагам.
Я считаю, что мы нанесем большой ущерб нашему общему делу, если не предпримем мер к Солженицыну, даже несмотря на то, что за рубежом поднимется шум. Будут, конечно, всякие разговоры, но интересы нашего народа, интересы Советского государства, нашей партии нам превыше всего. Если мы не предпримем этих решительных мер, то нас спросят, почему мы таких мер не предпринимаем.
Я хочу высказаться за то, чтобы провести над Солженицыным суд. Если мы его вышлем, то этим покажем свою слабость. Нам нужно подготовиться к суду, разоблачить Солженицына в печати, завести на него дело, провести следствие и передать через Прокуратуру дело в суд.
ПОЛЯНСКИЙ. До суда его можно арестовать?
АНДРОПОВ. Можно. Я советовался по этому вопросу с Руденко.
ПОДГОРНЫЙ. Что касается выселения в какую-то другую страну, то без согласия этой страны этого делать совершенно нецелесообразно.
АНДРОПОВ. Мы начнем работу по выдворению, но одновременно заведем на него дело, изолируем его.
ПОДГОРНЫЙ. Если мы его вышлем за границу, то и там он будет нам вредить.
ГРОМЫКО. Надо, очевидно, нам остановиться все же на внутреннем варианте.
АНДРОПОВ. Я считаю, что если мы будем затягивать дело по отношению к Солженицыну, то это будет хуже.
ПОДГОРНЫЙ. Можно и растянуть дело с Солженицыным, скажем, затянуть следствие. Но пусть он это время находится в тюрьме.
ШЕЛЕПИН. Когда мы три месяца тому назад собирались у тов. Косыгина и обсуждали вопрос о мерах, которые должны приниматься по отношению к Солженицыну, то пришли к выводу, что административных мер принимать не следует. И тогда это было правильно. Теперь сложилась другая ситуация. Солженицын пошел открыто против Советской власти, Советского государства. И сейчас нам, я считаю, выгодно до окончания европейского совещания решить вопрос о Солженицыне. Это покажет нашу последовательную принципиальность. Если мы проведем эту акцию после европейского совещания, то нас обвинят, что мы на самом совещании были неискренними, когда принимали решение, что уже начинаем нарушать эти решения и т.д. У нас чистая и правильная линия. Мы не позволим никому нарушать наши советские законы. Высылка его за границу, по-моему, эта мера не является подходящей. Пo-моему, не следует впутывать иностранные государства в это дело. У нас есть органы правосудия, и пусть они начинают расследование, а затем и судебный процесс.
БРЕЖНЕВ. Вопрос в отношении Солженицына, конечно, не простой, а очень сложный. Буржуазная печать пытается связать дело Солженицына с проведением наших крупных акций по мирному урегулированию. Каким образом нам поступить с Солженицыным? Я считаю, что лучший способ - это поступить в соответствии с нашими советскими законами.
ВСЕ. Правильно.
БРЕЖНЕВ. Наша Прокуратура может начать следствие, подготовит обвинение, подробно расскажет в этом обвинении, в чем он виновен. Солженицын сидел в свое время в тюрьме, отбывал наказание за грубое нарушение советского законодательства и был реабилитирован. Но как он был реабилитирован? Его реабилитировали два человека - Шатуновская и Снегов. В соответствии с нашим законодательством надо лишить его возможности связи с заграницей, пока ведется следствие. Следствие нужно вести открыто, показать народу его враждебную антисоветскую деятельность, осквернение нашего советского строя, очернение памяти великого вождя, основателя партии и государства В. И. Ленина, осквернение памяти жертв Великой Отечественной воины, оправдание контрреволюционеров, прямое нарушение наших законов. Его нужно судить на основании нашего закона.
Мы в свое время не побоялись выступить против контрреволюции в Чехословакии. Мы не побоялись отпустить из страны Аллилуеву. Все это мы пережили. Я думаю, переживем и это. Нужно дать аргументированные статьи, дать строгий и четкий ответ на писания такого журналиста, как Олсон, опубликовать статьи в других газетах.
Я беседовал с тов. Громыко относительно влияния наших мер в отношении Солженицына на общеевропейском совещании. Я думаю, что это не окажет большого влияния. Высылать его, очевидно, нецелесообразно, так как никто его не примет. Одно дело, когда Кузнецов и другие убежали сами, а другое дело, когда мы выселяем в административном порядке.
Поэтому я бы считал необходимым поручить КГБ и Прокуратуре СССР разработать порядок привлечения Солженицына к судебной ответственности и с учетом всего того, что сказано было здесь, на заседании Политбюро, принять соответствующие меры судебного порядка.
ПОДГОРНЫЙ. Надо его арестовать и предъявить ему обвинение.
БРЕЖНЕВ. Пусть товарищи Андропов и Руденко разработают всю процедуру предъявления обвинения и все, как следует, в соответствии с нашим законодательством.
Я бы считал необходимым поручить т.т. Андропову, Демичеву, Катушеву подготовить информацию для секретарей братских коммунистических и рабочих партий социалистических стран и других руководителей братских коммунистических партий о наших мерах в отношении Солженицына.
ВСЕ. Правильно. Согласны.
Принято следующее постановление:
О мерах по пресечению антисоветской деятельности
Солженицына А. И.
1. За злостную антисоветскую деятельность, выразившуюся в передаче в зарубежные издательства и информационные агентства рукописей, книг, писем, интервью, содержащих клевету на советский строй, Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и их внешнюю и внутреннюю политику, оскверняющих светлую память В. И. Ленина и других деятелей КПСС и Советского государства, жертв Великой Отечественной воины и немецко-фашистской оккупации, оправдывающих действия как внутренних, так и зарубежных контрреволюционных и враждебных советскому строю элементов и групп, а также за грубое нарушение правил печатания своих литературных произведении в зарубежных издательствах, установленных Всемирной (Женевской) Конвенцией об авторском праве Солженицына А.И. привлечь к судебной ответственности.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В. и Руденко Р.А. определить порядок и процедуру проведения следствия и судебного процесса над Солженицыным А. И. в соответствии с обменом мнениями на Политбюро и свои предложения по этому вопросу представить в ЦК КПСС.
О ходе следствия и судебного процесса информировать ЦК КПСС в оперативном порядке.
3. Поручить т.т. Андропову, Демичеву и Катушеву подготовить информацию для первых секретарей ЦК Коммунистических и рабочих партий социалистических и некоторых капиталистических стран о наших мерах, предпринимаемых в отношении Солженицына с учетом состоявшегося на Политбюро обмена мнениями, и представить ее в ЦК КПСС.
4. Поручить Секретариату ЦК определить срок направления этой информации братским партиям.
* * *
Как видим, законность вождей совсем не интересовала, и если они вообще вспоминали про закон, то только в связи с его "строгостью". Создается впечатление, что они искренне верили: что бы они ни решили, то и будет законно. Вряд ли кто из них вообще догадывался, что, например, решение о возбуждении уголовного дела может по закону принимать только прокуратура, а "порядок и процедура проведения следствия и судебного процесса" определены Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР и, стало быть, никак не могут определяться ни главой КГБ, ни генеральным прокурором.
Да что там закон, если они и с реальностью-то были не в ладах: чего стоит одна их уверенность, что "в Англии уничтожают сотни трудящихся"! Или их утверждение, что они "не побоялись отпустить из страны Аллилуеву". Не говоря уж о ни на чем не основанной уверенности, что народ поддерживает их репрессивные меры. Эти люди жили в мире "социалистического реализма", т. е. в мире собственной пропаганды, которую они объявили реальностью.
Характерно, что в это самое время западная пресса была полна рассуждений "советологов" о борьбе "голубей" и "ястребов" в Кремле и, что еще хуже, западные политики верили этим легендам. Торжествовал "детант" самый идиотский период послевоенной истории. Но, как легко убедиться из приведенного протокола, единственным "голубем" оказался Андропов, да и тот предпочитал выслать Солженицына не по доброте душевной. Хорошо было политбюро решить, что должны делать другие, не неся при этом никакой ответственности за исполнение решений. Андропов же знал, что все негативные последствия ареста и суда над Солженицыным повесят ему на шею. И он, разумеется, нашел выход, как повернуть решение политбюро на 180 градусов, а точнее говоря, нашел страну, которая согласилась принять Солженицына вопреки его воле.
Для Андропова и отчасти для Громыко решение политбюро об уголовном преследовании Солженицына было крайне неприятно. Мало того, что политбюро с ними не согласилось и отвергло их рекомендации - а такое поражение уже само по себе ничего хорошего не предвещало, - но все их хитрые игры в "детант" оказывались под ударом. Что же им оставалось делать, как не обратиться к "партнерам" по этой игре - германским социал-демократам? И те не подвели. Мы еще вернемся к этой теме гораздо подробнее и увидим, что это все означало да куда вело. Для этого у нас будет еще целая глава (четвертая). Теперь же достаточно сказать, что в течение месяца ответ был найден: канцлер ФРГ Вилли Брандт 2 февраля вдруг заявил, что Солженицын может свободно и беспрепятственно жить и работать в ФРГ. Как писал позднее Солженицын в своей книге "Бодался теленок с дубом": "сказал - и сказал".
Такое заявление БРАНДТА дает все основания для выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА в ФРГ, приняв соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении его гражданства. Это решение будет правомерно и с учетом наличия в отношении СОЛЖЕНИЦЫНА материалов о его преступной деятельности, - тотчас доложил в ЦК Андропов.
Мало того, чтобы уж наверняка добиться своего, Андропов делает еще две вещи: во-первых, инспирирует доклад своих подчиненных Чебрикова и Бобкова о настроениях в стране в связи с делом Солженицына, где дается понять, что у того довольно много последователей даже среди рабочих, считающих, что он выступает за снижение цен и "против вывоза из страны необходимых народу товаров под видом помощи арабским государствам".
Во-вторых, он обращается с письмом лично к Брежневу, где пишет, что вопрос о Солженицыне "в настоящее время вышел за рамки уголовного и превратился в немаловажную проблему, имеющую определенный политический характер".
Уважаемый Леонид Ильич, прежде чем направить это письмо, мы, в Комитете, еще раз самым тщательным образом взвешивали все возможные издержки, которые возникнут в связи с выдворением (в меньшей степени) и арестом (в большей степени) Солженицына. Такие издержки действительно будут. Но, к сожалению, другого выхода у нас нет, поскольку безнаказанность поведения Солженицына уже приносит нам издержки внутри страны гораздо большие, чем те, которые возникнут в международном плане в случае выдворения или ареста Солженицына.
Словом, Андропов добился-таки своего и, конечно, был прав: издержек при выдворении было гораздо меньше. Оттого-то этот вид политической расправы и стал таким распространенным к концу 70-х. Но возникает другой вопрос - об издержках внутренних, вызванных "безнаказанностью поведения" любого из нас, а с тем, что эти издержки больше любых других, никто в политбюро, заметьте, не спорил. Эта высокая оценка эффективности нашей деятельности чрезвычайно любопытна. Она многое объясняет. Система могла существовать только при условии монопольного господства партии над страной, а идеологии - над законом, логикой, здравым смыслом. Возникновение оппозиции, даже самой незначительной по размеру, даже состоящей из одного человека, означало ее конец. Именно это, видимо, и имел в виду один из них, говоря о посягательстве на их "суверенитет". Вот это-то "посягательство на суверенитет" они чувствовали с самого начала нашего движения.
Сейчас стало вполне очевидным, что западная пропаганда и группа вышеуказанных лиц, являющихся инструментом в руках наших противников, пытаются легализовать в нашей стране ведение антисоветской работы, добиться безнаказанности за враждебные действия, - писал Андропов еще в 1968 году после процесса Гинзбурга-Галанскова.
Для него наша подчеркнутая открытость, легальность, апелляция к закону были гораздо опаснее любого подполья, заговоров, терроризма.
В последние годы спецслужбы и пропагандистские органы противника стремятся создать видимость наличия в Советском Союзе так называемой "внутренней оппозиции", предпринимают меры по оказанию поддержки инспираторам антиобщественных проявлений и объективно содействуют блокированию участников различных направлений антисоветской деятельности, в тревоге сообщал он после возникновения Хельсинских групп в 1976 году. Отдавая на данном этапе приоритет в осуществлении антисоветских целей нелегальным методам подрывной работы, противник вместе с тем пытается активизировать враждебные действия в легальных или полулегальных формах.
Аресты и выдворения были, конечно, не единственной формой реагирования режима на эти попытки. Использовался весь арсенал средств, от психушек и кампаний клеветы ("компрометации") до угроз и шантажа. Характерно, что в 1977 году, как мы уже видели, партия даже попыталась закрепить свое монопольное положение конституционно, впервые за всю историю своего существования открыто записав это в статье 6-й новой конституции СССР.
Так они обороняли свой "суверенитет" от наших "посягательств", отчасти приняв предложенные нами правила игры. Сказать, что режим не проявлял изрядной гибкости, никак нельзя. И все же, невзирая на все "издержки", обойтись без обычных репрессий тоже не мог.
Вместе с тем отказаться в данный момент от уголовного преследования лиц, выступающих против советского строя, невозможно, поскольку это повлекло бы за собой увеличение особо опасных государственных преступлений и антиобщественных проявлений.
Так писал Андропов в декабре 1975 года, уже после подписания Хельсинского соглашения, принимая, таким образом, неизбежность "внешних издержек" от его будущего нарушения как наименьшей из двух зол. А "издержки" эти были отнюдь не малыми. Не только "буржуазное" общественное мнение оказывалось настроенным резко против СССР (что еще можно было как-то списать на "происки империализма"), но и "прогрессивное" тоже. Даже многие коммунистические партии Запада, особенно те, что покрупнее и, стало быть, больше зависят от общественного мнения своих стран, были вынуждены - хоть и с оговорками, и неохотно, - но все же выступать с осуждением такой практики. И, сколь бы притворны ни были эти "осуждения", а угроза раскола в коммунистическом движении, тем более угроза политической изоляции СССР, были вполне реальны.
7. Внешние издержки
Нужно ли говорить, что политбюро таким развитием сюжета было чрезвычайно обеспокоено
В последнее время буржуазная пропаганда активно использует в подрывной деятельности, направленной против Советского Союза и других социалистических стран, известные высказывания руководителей компартий Франции и Италии по вопросам, касающимся советской демократии, прав и свобод граждан, пресечения деятельности антиобщественных элементов. Передаваемые западными радиостанциями материалы по этому вопросу становятся известными широкому кругу советских граждан, которые выражают недоумение по поводу такой позиции руководства компартий Франции и Италии - докладывал Андропов. - Проблема, возникающая в связи с высказываниями некоторых руководителей компартий Франции и Италии, кроме идейно-теоретического аспекта, имеет также и практическую сторону, связанную с обеспечением безопасности Советского государства. (...) В данном случае друзья явно уступают перед пропагандистским давлением противника. Выдвигаемый "Юманите" тезис о предоставлении в условиях социализма свободы действий тем, кто "утверждает свое несогласие с системой, выработанной большинством", объективно способствует противникам социализма в их попытках создать в Советском Союзе и других социалистических странах легальную оппозицию, подорвать руководящую роль коммунистических и рабочих партий.
Спецслужбы и идеологические центры империализма прилагают усилия к тому, чтобы опорочить советские законы, представить их устаревшими, догматичными и не соответствующими духу международных документов, в частности "Декларации прав человека". За эти утверждения цепляются антиобщественные элементы внутри нашей страны. С ними, к сожалению, перекликаются появившиеся в коммунистической печати Франции и Италии известные высказывания относительно демократических свобод при социализме. Тут игнорируются реальные условия классовой борьбы в современный период, недооценивается подрывная деятельность мирового империализма и его агентуры. (...) Выступающие с подобными заявлениями товарищи, даже после событий в Венгрии и Чехословакии, не хотят видеть того, что и в условиях развитого социализма, несмотря на монолитность и политическое единство общества, все еще сохраняются в тех или иных формах, в большей или меньшей степени антисоветские проявления. (...) Имеющиеся данные свидетельствуют о стремлении спецслужб и идеологических центров противника объединить действия враждебных элементов всех оттенков. (...) Из сказанного видно, что отказ от активного пресечения политически вредной деятельности "диссидентов" и других враждебных элементов, как этого хотят французские и итальянские товарищи, мог бы вызвать самые серьезные негативные последствия. Делать в этом вопросе принципиальные уступки, как нам представляется, нельзя, т.к. они неизбежно повлекли бы за собой дополнительные неприемлемые для нас требования...
Было бы желательно в удобный момент провести с французскими и итальянскими товарищами соответствующие беседы на высоком уровне, к которых разъяснить им, что борьба с так называемыми "диссидентами" является для нас не отвлеченным вопросом о демократии вообще, а жизненно важной необходимостью охраны безопасности Советского государства.
Поэтому с конца 1975 года политбюро несколько раз направляло длинные послания руководству "братских партий" вообще и ЦК ФКП в частности. Первое такое послание в декабре 1975 года был выдержано в исключительно осторожном, дипломатическом тоне: