Страница:
Он все припомнит, он не забудет ничего! Однако был ли прав сержант, считая карету пустой, мы пока что не знаем. А вот зато кучер Гаспар, дождавшись, когда сержант успокоится и заведет с солдатами беседу о фураже и командирах, отложил вожжи, обернулся, приоткрыл небольшую отдушину в передней стенке кареты, внимательно послушал... и вновь взялся за вожжи. Но что услышал Гаспар, осталось тайной. И если бы даже солдаты взялись его пытать, они все равно ничего не дознались бы: аптекари - крепкий народ. Со смертью они, как правило, накоротке, так что поди такого запугай! И потому, кто знает, быть может, не зря... Как грянул выстрел! Гаспар испуганно вскочил, осмотрелся - нет никого. И снова выстрел! - Казаки! - закричал Гаспар и схватился за вожжи... Но, заслышав за собою смех, немного успокоился и еще раз посмотрел по сторонам. ...Так вот оно что! Страх его был напрасен - это деревья трещали от мороза. Дорога делала крутой поворот и уходила в лес. Лес был густой, еловые ветви сгибались под снегом и нависали над самыми головами. В таком густом лесу запросто можно за каждым деревом поставить по партизану, и ты ничего не заметишь. А если заметишь и крикнешь, то крик твой вмиг заблудится в непроходимой чаще. Солдатам было явно не по себе, и лошади, чувствуя это, прибавили шагу. Один сержант не унывал. - Еще немного, и мы в ставке,- бодро сказал он и встал в стременах.Веселее, ребята, мы никого не встретим; в такой мороз даже Белая Дама сидит на печи! Да только никто ему не ответил. Один лишь отставший Сайд поежился на ветру и повторил: - Мы никого не встретим. Никого! - и с грустью вздохнул. Однако лес вскоре стал понемногу редеть, и Франц, покосившись на сержанта, вновь достал флейту, отер ее рукавом... Как вдруг впереди послышался хриплый и злобный собачий лай. - Деревня! - воскликнул Дюваль.- Прибавьте шагу, мы едем -домой! Солдаты оживились. А сержант, как в добрые старые годы,- сержант откинул голову, расправив грудь, и закричал некогда привычные, а теперь давно уже чужие обер-офицерские команды: - Мундштучь! Садись! Фланкеры! Осмотреть пистолеты! Сабли вон! По три налево заезжай! Рысью! Арш! И, не выдержав, выхватил саблю и выкрикнул здравицу в честь императора. Солдаты подхватили. Отряд подтянулся, пошел на рысях - и через полсотни шагов за поворотом открылась деревня. Деревня была маленькая, дворов на двадцать, стоявших по обе стороны узкой и кривой улицы. С распахнутыми воротами на белом конце, высоким крестом и белой березой. А если не спешить и присмотреться, то вдалеке, на кургане, можно было увидеть кладбище, а еще дальше, почти у горизонта, ветряк. В самой же деревне, достаточно бедной даже по местным понятиям, не было видно ни души. Вот разве что... Из-под ближайшей подворотни выскочил кудлатый карнаухий пес, хотел было облаять незваных гостей, да оробел, трусливо поджал хвост и бросился обратно. Дюваль посмотрел на солдат, на деревню... и от расстройства даже присвистнул. Еще бы: нищая деревня имела тем не менее чистый и опрятный вид. Совсем не такою она должна была выглядеть, пройди через нее отступающая армия. - А где наш славный император? - с притворной скромностью поинтересовался Чико. - Император сражается,- уклончиво ответил Дюваль, достал карту и стал сверяться по местности. Так, шестнадцать домов, дорога, справа лес, там мельница, река; все правильно. Только вот армии нет. Сержант посмотрел на солдат-те выжидающе молчали. Сержант посмотрел на солнце, повертел карту и так и сяк, нахмурился... и мрачно сказал: - Мы отклонились к югу, ошиблись на два лье. Но ничего, отдохнем и двинемся дальше,- и с этими словами он первым тронул лошадь дальше. Нет-нет, ни в коем случае нельзя признаваться, что карта здесь ни при чем. Ведь самое страшное из всего, что можно услышать на войне, так это истошный крик: "Нас предали!" А потому, въезжая в деревню, сержант сказал: - Занимайте двор побогаче, задайте корму лошадям. А к вечеру я приведу вас в ставку. Солдаты двинулись дальше, и шагов через сорок свернули к самому большому дому, крытому, к тому же, самой свежей соломой. Сержант же, остановившись посреди улицы, вновь принялся изучать карту. Однако сомнения быть не могло - он не ошибся и привел отряд в те самые Пышачи, в которых, по словам Оливье, должна быть ставка императора. Одно из двух: или же Оливье ошибся, или... Нет, скорее первое, ведь генерал вовек не разбирался в картах - ни в своих, ни в чужих. Успокоив себя, Дюваль еще раз сверился по карте - излучина реки, сосновый лес, ветряк... И только тут сержант заметил, что крылья мельницы как-то неестественно развернуты на северо-запад, туда, где, судя по карте... Да, несомненно, ветряк указывал на переправу через Бе... Березину. Дюваль нахмурился. Он понимал, что вряд ли этот знак предназначен ему, сержанту вражеской армии. А если так, то самое время ждать неприятностей. Дюваль поспешно спрятал карту, осмотрелся... И увидел, как из крайней избы вышел старик; из-за спины у него выглядывала девочка. Старик был без шапки и в драном кожухе. Он стоял и ждал, склонив голову набок. Дюваль ничего не подумал - мыслей в голове не было, была одна лишь растерянность, - а просто спешился и подошел к старику. У старика была подвязана щека, говорить ему было трудно, но и молчать он не хотел. Старик сказал что-то злое и обидное, не дождался ответа и опять повторил. Сержант улыбнулся - уж очень смешно было слушать чужую речь, знать, что от этих непонятных слов, возможно, зависит твоя жизнь, и все равно ровным счетом ничего не соображать. Старик обиделся и заговорил быстро и рассерженно, повторяя через слово "игорка, игорка". Когда же старик замолчал и взялся ладонью за подвязанную щеку - зубы, видно, болели,- сержант еще раз улыбнулся и повторил: - Игорка. Старик удивился, оглянулся на девочку, вновь посмотрел на сержанта - на сей раз не столько со злом, сколько с ожиданием: может, еще чего скажет? Однако сержант не знал по-русски ни слова, а потому, чтоб не молчать, заговорил по-французски: - Добрый вечер, месье. Поверьте, я не желаю вам ничего дурного. Я солдат и воюю только с солдатами. Сержант думал, что старик ничего не поймет, но, возможно, поверит интонации - ведь сержант говорил как можно приветливей. На старика, однако, слова сержанта не произвели желаемого впечатления. Напротив, он вновь со злом заговорил, перемежая свою речь знакомым словом "игорка", а потом, указывая рукой за спину сержанта, выкрикнул что-то совсем обидное и замолчал. Сержант оглянулся - его солдаты хозяйничали в соседнем дворе. Ну, тут он понял и без переводчика. - В это трудно поверить, месье, но мы не мародеры. Тяготы войны! Однако мы готовы заплатить вам за фураж.- И сержант с готовностью протянул старику пачку, русских ассигнаций Старик возмущенно замахал руками. - Я вас прошу,- настаивал сержант.- Будьте любезны! - Игорка!.. Сержант пожал плечами и пошел к своим солдатам. (И вновь я осмелюсь отвлечь читателя. В бытность свою в Москве, французы на Преображенском кладбище поставили типографию для печатания фальшивых российских ассигнаций и выпустили их несметное число. Вот отчего столь щедр наш бравый сержант.- майор Ив. Скрига). Солдаты же тем временем вкатили карету в хлев, а сами, раздобыв где-то залежалое сено, кормили им голодных лошадей. Гаспар дождался, когда последний солдат выйдет из хлева, и торопливо закрылся там изнутри. Задавая корм лошадям, солдаты старались не смотреть один на другого. От их недавней бодрости не осталось и следа. Они ушли от маршала и не нашли императора, кругом одни сугробы и рыщут казаки, сержант божится, что он ошибся на два лье - а правда ли это? Кто в нынешнюю осень поверит командиру, пусть даже если этот командир почти такой же солдат, как и ты?! Солдаты молчали, пока... - Вы как хотите, но я устал,- первым нарушил молчание Франц. - Я голоден и в то же время сыт по горло. - И что ты предлагаешь? - спросил вечно хмурый Хосе. - Ничего. Я просто сыт по горло. - Я б тоже съел чего-нибудь. Хоть крысу,- признался Курт.- Смешно сказать: с нами карета, полная золота, а мы умираем с голоду. - Война, - глубокомысленно заметил Франц, склонный к большим обобщениям.Одно лишь утешение: мы возвращаемся домой. - Нищие,- напомнил Хосе. - К тому же заблудились,- добавил Чико и мрачно вздохнул. Все посмотрели на него, помолчали. - Пустяк! - сказал наконец Курт.- Сержант сказал: два лье... - А ты ему веришь? - спросил Чико. Курт смутился и ничего не ответил. - Вот то-то и оно! - оживился Чико. - Я никогда и никому не верил, а уж про этот поход и говорить нечего. Тут император обманывает маршалов, маршалы генералов, генералы сержантов, сержанты... А мы кого обманем? Белую Даму, да? - Тут и обманывать не нужно,- сказал Курт.- И это даже хорошо, что мы заблудились. Карета с нами, а в карете...- -и он замолчал. И все молчали. Тогда Курт сказал еще тише: - Нас, пятеро. И все мы ничего не получили на этой проклятой войне. Быть может... И все опять промолчали. Только Франц печально усомнился: - Да нас за это расстреляют как дезертиров! Нет, как мародеров!.. - Да, расстреляют,- согласился Курт.- Если, конечно, нам посчастливится добраться до своих. И тут уж никто не решился ему .возразить. Один лишь Сайд гордо поправил чалму и сказал: - Я честный солдат, и я говорю: мы не тронем карету, пока не вернется господин сержант. - А это еще почему?! - нахмурился Курт, - Господин сержант настоящий паша. Он разделит всем поровну. Курт отвернулся, скрывая усмешку. А Чико сказал: - А лучше и вовсе не трогать карету. - Конечно, конечно! - воскликнул Курт, притворно задрожал и сказал: - Вы чуете, как от кареты так и тянет морозом? Там прячется Белая Дама! Она нас всех заморозит и отправит в Сибирь! Солдаты невесело рассмеялись. - Ну, ладно,- обиделся Чико.- Вы у меня попляшете. Сейчас, сейчас,- и он стал шарить по карманам. - А ну посмотрите, где там сержант! Хосе осторожно выглянул на улицу. - Деньги считает,- сообщил испанец.- Давай!.. А сержант, привалившись спиной к забору, вертел в руках пачку так и не пригодившихся ему ассигнаций. Проклятая деревня! Ни императора, ни армии здесь и в помине не было. Что делать дальше, куда вести солдат? Здесь оставаться нельзя - того и гляди нагрянут партизаны, ведь не зря же ветряк был развернут... И тут сержанта осенило: переправа! Уж там-то он наверняка застанет императора. А чтобы не было погони... Сержант оглянулся - старик по-прежнему стоял посреди улицы и хмуро смотрел на француза. Дюваль подошел к старику и с улыбкой протянул ему деньги. Старик оттолкнул руку. Сержант вновь предложил деньги - старик еще решительнее отказался. Дюваль хотел было... И только тут он заметил, что девочка исчезла! Забыв про д|ньги, сержант торопливо осмотрелся по сторонам... и все-таки Заметил то, чего он больше всего боялся - свежий след пересекал огороды и тянулся к лесу. А в лесу... Партизаны! Сержант поспешно сунул деньги старику, но тот опять не взял, и ассигнации рассыпались по снегу... Однако сержант уже не видел этого, он торопливо, почти бегом спешил к своим солдатам. А те обступили неаполитанца и с любопытством следили за его действиями. - Нет такого замка, который не открыли бы умелые руки,- и с этими словами Чико достал из кармана связку отмычек.- Мы вскроем карету так, ч.то не то что сержант - Белая Дама, и та не заметит! - И Чико рванул дверь хлева на себя... но дверь оказалась закрытой.- Эй, Гаспар! - забеспокоился Чико.Ты что там делаешь? Гаспар не отзывался. - О! - глубокомысленно изрек Франц.- Государственная тайна. Белая Дама оседлала несчастного кучера. - Гаспар! - Чико рванул дверь посильнее. Кованая клямка загремела, но не подалась. Солдаты переглянулись. Всем сразу стало как-то не по себе. Но перепуганный кучер уже выглядывал из двери. - Ты что?! - крикнул Курт.- Все под себя загребаешь! Ах ты лавочник проклятый! - Я не лавочник, я аптекарь,- не к месту уточнил Гаспар и боком-боком попятился прочь. И только уже Чико собрался войти в хлев, как подбежавший сержант торопливо воскликнул: - В седла, ребята! Уходим! Чико спрятал отмычки в карман и спросил: - А что случились? - Скоро здесь будут казаки. Всем ясно?! Солдаты хоть и насторожились, однако в седла явно не спешили. Один лишь кучер... - А куда ж теперь ехать? - спросил он растерянно. - Как куда?! К императору! Солдаты молчали. - А где он, паша над пашами? - спросил за всех Сайд. - Господа, я считаю...- начал было Курт, но посмотрел на сержанта, смутился и замолчал. А сержант понимал, что еще немного - и они перестанут ему подчиняться. Он обещал, что приведет их в ставку, и не привел, он говорил, что все они вернутся по домам живыми и невредимыми... И тут где-то далеко, за лесом, раздался пушечный выстрел, за ним второй. Лицо Дюваля просветлело. - Император! - воскликнул он.- Вы слышите пушки Великой Армии!? Солдаты стали нехотя садиться в седла, ну а сержант, воодушевившись, продолжал: Мы идем к переправам, там наше спасение! Отряд выехал со двора и направился в поле, а там сверну.' с дороги* все время забирая влево, на грохот пушечной пальбы Ну вот, похоже, они спасены, карета будет доставлена г ставку, он сдержит слово чести. Прощай, проклятая деревня1 И, обернувшись напоследок... Сержант увидел старика, который вышел за околицу и, раз махивая руками, кричал что-то обидное, а потом, вконец распалясь, он повернулся к отряду спиной и, развязывая портки, готовился показать то место, на котором сидят. Дюваль смущенно отвернулся и пришпорил Мари.
Артикул пятый
Тайна черной кареты
Вскоре дорога вывела отряд к широкой реке, которая, судя по карте, именовалась Березиной. Быть может, еще вчера вот этот санный след пересекал реку по льду, однако сегодня льда уже не было, и дорога обрывалась на берегу. Дюваль обогнал остановившуюся карету, осадил лошадь, и встав в стременах, огляделся по сторонам... но переправы он, конечно, не увидел. Да и пушек - увы! -давно уже не было слышно. Дюваль, был озадачен. Да и не только сержант император тоже надеялся перевести армию по льду. Ему доносили, что по причине ранней зимы Березина стала, и лед достаточно крепок. Но потом вдруг наступила оттепель, река открылась. А так как в силу затянувшейся войны мосты давно уже были разрушены, то маршал Удино стал спешно наводить переправы. Так поступил император. Но у сержанта не было маршалов, а потому он нахмурился и повернулся к отряду - всадники нерешительно топтались возле кареты. Ни в коем случае нельзя им дать расслабиться и усомниться в успехе! На войне чуть какая заминка, так сразу же личным примером - вперед и только вперед. Подумав так, Дюваль уверенно тронул лошадь, спустился к реке и попытался искать брод, однако Мари не пожелала идти в ледяную воду. Дюваль пожал плечами и бросил поводья, предоставив право выбора Мари - ведь лошади порой догадливее людей. Однако же Мари прислушалась, запрядала ушами... И не двинулась с места. Сержант насторожился: Мари - отважная лошадка, и уж если она .сомневается... Сержант оглянулся через плечо... И увидел... Как пока что еще далеко, на опушке леса, показались темные точки, и этих точек становилось все больше и больше. - Казаки! - испуганно выкрикнул Франц. Однако это были не казаки и даже не регулярная пехота, а скорей всего, окрестные крестьяне, не знавшие уставного пешего строя. Они бежали, растянувшись цепью, словно загонщики на волчьей охоте. Сержант с досадой посмотрел на сбившихся вокруг него солдат, хотел было напомнить им про воинскую честь, да передумал и сказал: - Ну вот, настал и наш черед умирать. Сабли...- и вытащил саблю. Сержант немного волновался - ведь, как-никак, последний бой. Обидно, правда, что не с регулярными частями, да все же в поле, а не в лазарете. Дюваль прищурился, уперся в стременах... Однако же солдаты и не думали следовать его примеру. Все как один молчали, отводили глаза. А Чико... - Нет, - сказал неаполитанец и покосился на реку.- Я лучше утону. - Я тоже, - согласился Франц.- Давайте вплавь, пока не поздно,- и первым спрыгнул на землю. За ним последовали остальные. Сержант недобро усмехнулся - ну вот, он снова остается один! Хотя на сей раз не так уж обидно; солдаты - не французы. Что им война, что император! Они ведь не рвались в поход, их гнали силой... Сержант устало опустил руку и с лязгом бросил саблю в ножны. Солдаты же тем временем уже спустились к реке, ведя за собой упиравшихся лошадей. - А я?! - крикнул Гаспар.- Что мне делать с каретой? Кучер, покинутый всеми, сгорбившись стоял на козлах и растерянно поглаживал непокрытую голову. Солдаты оглянулись. Далеко, еще возле леса, виднелись плохо различимые фигуры партизан, а рядом - всего в нескольких шагах - стояла большая черная карета. Из-за нее они оказались в этой глуши, из-за нее на них сейчас набросятся партизаны и переколят вилами... Солдаты переглянулись между собой, затем Курт нерешительно выступил вперед и сказал: - Сержант, в карете ценные трофеи. Нельзя, чтобы они достались неприятелю. - Так! - И сержант многозначительно кашлянул.- Что будем делать? - Карету нам не переправить. Но если каждый возьмет с собой ровно столько, сколько он сможет... - Унести? - Да. Унести домой,- тут Курт не выдержал и едва ли не крикнул: - Мы заслужили это кровью! Сержант сдержался и не вынул саблю. Чтоб успокоиться, он оглянулся партизаны были еще далеко; они бежали через поле, утопая по пояс в снегу. Смешно! Его солдаты все как один боятся смерти и тем не менее стоят, не убегают. Их держит золото, которым, по их мнению, полна карета. Что ж... - Ну хорошо,- сказал сержант и сошел с лошади.- Трофеи не достанутся врагу,- тут он похлопал ладонью по дверце кареты и объяснил: - Я столкну ее в воду. Гаспар! Выпрягай лошадей. Солдаты замерли, не зная, что и делать. - Сержант...- растерялся Гаспар. - Что? - нахмурился сержант. - Там... - Я слушаю тебя, мой друг,- и с этими словами сержант потянулся за саблей. - Там женщина,- с усилием признался кучер. - Конечно, конечно! - Сержант побагровел от гнева.- Женщина, Белая Дама! Смотрите! - Он выхватил саблю и с силой рубанул ею по дверце кареты, та разлетелась вдребезги, упала... Тут все невольно отступили... Однако никто не вышел из кареты. Сержант обернулся к солдатам. Сайд и Хосе выглядели вполне невозмутимо, Франц мелко-мелко крестился, а Курт поддерживал за плечи побледневшего Чико и с любопытством заглядывал в карету... В которой ничего и никого не было видно. Сержант важно огладил усы и сказал: - Ну а теперь каждый может убедиться в том, что карета пустая. Прошу! Да только никто не принял его предложение. Ибо вдруг лица солдат замерли от ужаса! Сержант обер нулся... В дверях кареты стояла женщина. Она была одета в шубу невиданного белого меха, густые белокурые волосы ее разметались по плечам. Голубые глаза, холодная улыбка... - Белая Дама! - сорвавшимся голосом сказал Чико.- О простите,- и сник. Молчание затягивалось. Никто, даже сержант, не смел тронуться с места. Тогда к карете подскочил Гаспар, поклонился, подал руку: - Мадам! Но Мадам - а это была именно она - оттолкнула его и сказала: - О, какие бравые герои несут меня к славе! И храбрый сержант! - и протянула ему руку. Чико зажмурился, сержант не шелохнулся... А Мадам продолжала: - Вы помните меня? И только тогда Дюваль вспомнил Витебск, незнакомку... - Сержант! - Мадам протягивала руку. - О, тысячу извинений! - Дюваль подхватил Мадам, и та сошла на землю. - Сержант! - улыбнулась Мадам.- И, если память мне не изменяет, Дюваль. - Дюваль, Шарль Дюваль, совершенно верно, - согласился сержант и тут же обратился к солдатам: - Ребята, спасенная нами дама - моя давняя и хорошая знакомая, и не имеет никакого касательства ни к Белой Даме, ни к колдовству! Так что все ваши страхи напрасны. Солдаты с недоверием смотрели на Мадам и молчали. Сержант пожал плечами, обернулся к Мадам и вежливо ей поклонился: - Всецело к вашим услугам,- в душе нещадно проклиная тот день, когда судьба свела его с Оливье. - Сержант! - не переставала улыбаться Мадам.- Я столько слышала о вас и столько говорила... И неизвестно, что бы еще она сказала, но тут подбежавшие партизаны окружили маленький отряд. Солдаты сникли, и лишь один Дюваль схватился за саблю... Как вдруг Мадам испуганно охнула, упала... Нет, сержант успел подхватить ее... Но тут схватили и его, связали. Как, впрочем, и остальных. Сержант вздохнул и подумал, что как все же смешно и глупо кончается служба, жизнь, война... Но думать было трудно - мешал чей-то радостный смех. Сержант оглянулся... - Эти! Эти! Я запомнила! - взахлеб кричала девочка. Та самая, что сбежала из деревни предупредить о неприятеле. И вот уже по лесной дороге шел плененный отряд, ведя лошадей на поводу. В распахнутой карете лежало отобранное оружие. Мужики, конвоировавшие пленных, молчали. Поначалу они, правда, то и дело поглядывали на Мадам и оживленно переговаривались, да теперь, видно, уже привыкли. Что же касается пленных, так те никак не могли успокоиться. - Ну вот, мы и вышли в отставку,- сказал Франц и сокрушенно покачал головой.- Но, говорят, русские кормят пленных. - Накормят, а как же! - зло согласился Курт. - На соляных копях. - И правильно сделают,- сказал Хосе.- Особенно с тобой. - Со мной?! - А то с кем еще! Ведь это вы, прусаки, убивали русских пленных. Сначала морили их голодом, а потом убивали. - Неправда, это не мы, а баденские гренадеры. - Все вы хороши. - Что?! - И Курт схватился за саблю. То есть, хотел схватиться, но сабля была не у пояса, а в карете, и потому драгун лишь чертыхнулся и замолчал. И тогда Франц, чтобы хоть как-то скрасить мрачную беседу, сказал: - А Чико молодец! Я думал, что в карете хоть немного осетринки, а там и вправду женщина. - Это не женщина, а Белая Дама,- напомнил Чико.- Наш глупый сержант уцепился за ее талию, а к ночи его рука будет звенеть как сосулька. Солдаты недоверчиво засмеялись, но Чико не обратил на это внимания. Он был уверен в своей правоте, но до поры до времени не решался сказать всю правду. Разговор прекратился. По обеим сторонам дороги шли партизаны и тоже молчали. Одна лишь злополучная девочка бежала впереди всех, катила снежный ком и весело - совсем не к месту - распевала русскую солдатскую песню. А где-то вдалеке вновь послышалась беспорядочная пушечная пальба, которая становилась все громче и громче. Сержант, косясь на победителей, долго - и успешно - пытался ни о чем не думать, однако не выдержал, подумал и горько усмехнулся. Еще бы! Пять лет судьба его хранила, а на шее той он вновь оказался причастным к большой игре. Ведь это же вне всякого сомнения, что Мадам - особа весьма непростая, иначе Оливье не стал бы собирать отряд и выделять карету, но вот прохвост! - ни словом не обмолвился о женщине. Она, конечно же, шпионка или что-то в этом роде. Люлю была куда красивее, Люлю зарезали, а эту... О, эта как ни в чем не бывало шагает рядом с ним, а что у нее на уме, никто не знает. Сержант украдкой глянул на Мадам... И увидел, что та внимательно его разглядывает. Лицо у Мадам было спокойно и даже безмятежно, а вот утверждать, что-либо подобное о себе сержант не решился бы. И потому он подчеркнуто бодро сказал: - Не падайте духом, Мадам. Я родился в седле, и я доставлю вас императору. Пусть думает, что он самоуверенный служака, шпионы любят иметь дело с глупыми людьми. Она сейчас, конечно, удивится, спросит... Однако же Мадам с улыбкой промолчала. Тогда сержант, решив играть свою роль до конца, продолжал: - В моих словах нет и тени бахвальства. Да, здешний народ фанатичен. Царь превратил всю державу в бесправных рабов, и эти же рабы его боготворят и защищают. Но в августе... Да, в августе мы взяли пленного, спросили... (Тут, как мне кажется, разговор уходит несколько в сторону от событий, прямо нас интересующий, а посему я позволю себе вымарать несколько строк.майор Ив. Скрига). - ...Вот нами, кстати, повелевает лучший из лучших, который возведен на престол по достоинству, а не по праву наследования, как здесь у вас... простите, как у них, в России. И тут сержант вдруг замолчал. Да, перед ним шпионка, но только чья? Мадам была отправлена в ставку в закрытой карете. О господи, да неужели его, боевого сержанта, определили в тюремщики?! Дюваль внимательно посмотрел на Мадам и осторожно, опасаясь ответа, спросил: - Кстати, а вас как зовут? Мадам промолчала. - Ваше имя, Мадам! - потребовал сержант/Черт подери, она же русская шпионка, час от часу не легче. Мадам нахмурилась. - Простите,- сказала она.- Но генерал просил меня хранить инкогнито. Зовите меня просто: Мадам. - Но...- растерялся сержант. - Без всяких "но",- тут в голосе Мадам послышались властные нотки.- Вы всего лишь сержант, и если вас не посвятили, то вам же и на пользу. Не так ли? Сержант отвернулся. Не так ли? Конечно же, так! Будь проклят тот день, когда он впервые попался в большую игру! Ведь не случись той встречи, так он бы сейчас... Нет, сейчас бы он с большим удовольствием споткнулся и упал; пусть все проходят мимо, а он бы остался и лежал здесь в ожидании Белой Дамы. Она, говорят, всех жалеет и всех забирает с собой. - Скажите, неужели вы и вправду сейчас намереваетесь доставить меня в ставку? - после некоторого молчания спросила Мадам. Дюваль усмехнулся, он не поверил ее доброжелательному тону. Скорей всего проклятая шпионка желала потешиться над глупым сержантом. Пусть так, однако он ей скажет все как есть. И он сказал: - Да, представьте себе. Я понимаю, это глупо при нынешнем положении дел. Однако я человек привычки и служу по старинке - так, как будто мы все еще побеждаем...- Тут Дюваль немного помолчал, а потом добавил: - А может, все дело в упрямстве; мне приказали доставит вас императору, и я доставлю,- и сержант замолчал. Он мог бы, конечно, сказать, что терпеть не может Оливье, а посему ни за что не отступится. Он мог бы признаться... Однако Дюваль раньше и вовсе не позволял себе откровенничать, да, видимо, Полоцкий монастырь оказал ему не лучшую услугу. И, чтобы сменить тему разговора, сержант сказал: - Хотел бы я знать, что будет с нами через час! На что Мадам ответила: - Нес приведут в партизанский вертеп, а там их командир, его зовут Егорка, скажет, что с нами делать: расстрелять на месте или же отправить дальше. - Как?! - удивился сержант.- Откуда вы знаете?! - По долгу службы я в совершенстве владею местным наречием, - скромно призналась Мадам. Сержант нахмурился. Будь Мадам русской шпионкой, она б не стала в этом признаваться. Да и мало того: свою лазутчицу партизаны сейчас, наверное, несли бы на руках. Нет, дело здесь куда сложнее... Но тут вокруг зашумели, сержант поднял голову и увидел, что отряд подошел к просторной поляне, на которой располагался лагерь партизан. Смеркалось.
Артикул пятый
Тайна черной кареты
Вскоре дорога вывела отряд к широкой реке, которая, судя по карте, именовалась Березиной. Быть может, еще вчера вот этот санный след пересекал реку по льду, однако сегодня льда уже не было, и дорога обрывалась на берегу. Дюваль обогнал остановившуюся карету, осадил лошадь, и встав в стременах, огляделся по сторонам... но переправы он, конечно, не увидел. Да и пушек - увы! -давно уже не было слышно. Дюваль, был озадачен. Да и не только сержант император тоже надеялся перевести армию по льду. Ему доносили, что по причине ранней зимы Березина стала, и лед достаточно крепок. Но потом вдруг наступила оттепель, река открылась. А так как в силу затянувшейся войны мосты давно уже были разрушены, то маршал Удино стал спешно наводить переправы. Так поступил император. Но у сержанта не было маршалов, а потому он нахмурился и повернулся к отряду - всадники нерешительно топтались возле кареты. Ни в коем случае нельзя им дать расслабиться и усомниться в успехе! На войне чуть какая заминка, так сразу же личным примером - вперед и только вперед. Подумав так, Дюваль уверенно тронул лошадь, спустился к реке и попытался искать брод, однако Мари не пожелала идти в ледяную воду. Дюваль пожал плечами и бросил поводья, предоставив право выбора Мари - ведь лошади порой догадливее людей. Однако же Мари прислушалась, запрядала ушами... И не двинулась с места. Сержант насторожился: Мари - отважная лошадка, и уж если она .сомневается... Сержант оглянулся через плечо... И увидел... Как пока что еще далеко, на опушке леса, показались темные точки, и этих точек становилось все больше и больше. - Казаки! - испуганно выкрикнул Франц. Однако это были не казаки и даже не регулярная пехота, а скорей всего, окрестные крестьяне, не знавшие уставного пешего строя. Они бежали, растянувшись цепью, словно загонщики на волчьей охоте. Сержант с досадой посмотрел на сбившихся вокруг него солдат, хотел было напомнить им про воинскую честь, да передумал и сказал: - Ну вот, настал и наш черед умирать. Сабли...- и вытащил саблю. Сержант немного волновался - ведь, как-никак, последний бой. Обидно, правда, что не с регулярными частями, да все же в поле, а не в лазарете. Дюваль прищурился, уперся в стременах... Однако же солдаты и не думали следовать его примеру. Все как один молчали, отводили глаза. А Чико... - Нет, - сказал неаполитанец и покосился на реку.- Я лучше утону. - Я тоже, - согласился Франц.- Давайте вплавь, пока не поздно,- и первым спрыгнул на землю. За ним последовали остальные. Сержант недобро усмехнулся - ну вот, он снова остается один! Хотя на сей раз не так уж обидно; солдаты - не французы. Что им война, что император! Они ведь не рвались в поход, их гнали силой... Сержант устало опустил руку и с лязгом бросил саблю в ножны. Солдаты же тем временем уже спустились к реке, ведя за собой упиравшихся лошадей. - А я?! - крикнул Гаспар.- Что мне делать с каретой? Кучер, покинутый всеми, сгорбившись стоял на козлах и растерянно поглаживал непокрытую голову. Солдаты оглянулись. Далеко, еще возле леса, виднелись плохо различимые фигуры партизан, а рядом - всего в нескольких шагах - стояла большая черная карета. Из-за нее они оказались в этой глуши, из-за нее на них сейчас набросятся партизаны и переколят вилами... Солдаты переглянулись между собой, затем Курт нерешительно выступил вперед и сказал: - Сержант, в карете ценные трофеи. Нельзя, чтобы они достались неприятелю. - Так! - И сержант многозначительно кашлянул.- Что будем делать? - Карету нам не переправить. Но если каждый возьмет с собой ровно столько, сколько он сможет... - Унести? - Да. Унести домой,- тут Курт не выдержал и едва ли не крикнул: - Мы заслужили это кровью! Сержант сдержался и не вынул саблю. Чтоб успокоиться, он оглянулся партизаны были еще далеко; они бежали через поле, утопая по пояс в снегу. Смешно! Его солдаты все как один боятся смерти и тем не менее стоят, не убегают. Их держит золото, которым, по их мнению, полна карета. Что ж... - Ну хорошо,- сказал сержант и сошел с лошади.- Трофеи не достанутся врагу,- тут он похлопал ладонью по дверце кареты и объяснил: - Я столкну ее в воду. Гаспар! Выпрягай лошадей. Солдаты замерли, не зная, что и делать. - Сержант...- растерялся Гаспар. - Что? - нахмурился сержант. - Там... - Я слушаю тебя, мой друг,- и с этими словами сержант потянулся за саблей. - Там женщина,- с усилием признался кучер. - Конечно, конечно! - Сержант побагровел от гнева.- Женщина, Белая Дама! Смотрите! - Он выхватил саблю и с силой рубанул ею по дверце кареты, та разлетелась вдребезги, упала... Тут все невольно отступили... Однако никто не вышел из кареты. Сержант обернулся к солдатам. Сайд и Хосе выглядели вполне невозмутимо, Франц мелко-мелко крестился, а Курт поддерживал за плечи побледневшего Чико и с любопытством заглядывал в карету... В которой ничего и никого не было видно. Сержант важно огладил усы и сказал: - Ну а теперь каждый может убедиться в том, что карета пустая. Прошу! Да только никто не принял его предложение. Ибо вдруг лица солдат замерли от ужаса! Сержант обер нулся... В дверях кареты стояла женщина. Она была одета в шубу невиданного белого меха, густые белокурые волосы ее разметались по плечам. Голубые глаза, холодная улыбка... - Белая Дама! - сорвавшимся голосом сказал Чико.- О простите,- и сник. Молчание затягивалось. Никто, даже сержант, не смел тронуться с места. Тогда к карете подскочил Гаспар, поклонился, подал руку: - Мадам! Но Мадам - а это была именно она - оттолкнула его и сказала: - О, какие бравые герои несут меня к славе! И храбрый сержант! - и протянула ему руку. Чико зажмурился, сержант не шелохнулся... А Мадам продолжала: - Вы помните меня? И только тогда Дюваль вспомнил Витебск, незнакомку... - Сержант! - Мадам протягивала руку. - О, тысячу извинений! - Дюваль подхватил Мадам, и та сошла на землю. - Сержант! - улыбнулась Мадам.- И, если память мне не изменяет, Дюваль. - Дюваль, Шарль Дюваль, совершенно верно, - согласился сержант и тут же обратился к солдатам: - Ребята, спасенная нами дама - моя давняя и хорошая знакомая, и не имеет никакого касательства ни к Белой Даме, ни к колдовству! Так что все ваши страхи напрасны. Солдаты с недоверием смотрели на Мадам и молчали. Сержант пожал плечами, обернулся к Мадам и вежливо ей поклонился: - Всецело к вашим услугам,- в душе нещадно проклиная тот день, когда судьба свела его с Оливье. - Сержант! - не переставала улыбаться Мадам.- Я столько слышала о вас и столько говорила... И неизвестно, что бы еще она сказала, но тут подбежавшие партизаны окружили маленький отряд. Солдаты сникли, и лишь один Дюваль схватился за саблю... Как вдруг Мадам испуганно охнула, упала... Нет, сержант успел подхватить ее... Но тут схватили и его, связали. Как, впрочем, и остальных. Сержант вздохнул и подумал, что как все же смешно и глупо кончается служба, жизнь, война... Но думать было трудно - мешал чей-то радостный смех. Сержант оглянулся... - Эти! Эти! Я запомнила! - взахлеб кричала девочка. Та самая, что сбежала из деревни предупредить о неприятеле. И вот уже по лесной дороге шел плененный отряд, ведя лошадей на поводу. В распахнутой карете лежало отобранное оружие. Мужики, конвоировавшие пленных, молчали. Поначалу они, правда, то и дело поглядывали на Мадам и оживленно переговаривались, да теперь, видно, уже привыкли. Что же касается пленных, так те никак не могли успокоиться. - Ну вот, мы и вышли в отставку,- сказал Франц и сокрушенно покачал головой.- Но, говорят, русские кормят пленных. - Накормят, а как же! - зло согласился Курт. - На соляных копях. - И правильно сделают,- сказал Хосе.- Особенно с тобой. - Со мной?! - А то с кем еще! Ведь это вы, прусаки, убивали русских пленных. Сначала морили их голодом, а потом убивали. - Неправда, это не мы, а баденские гренадеры. - Все вы хороши. - Что?! - И Курт схватился за саблю. То есть, хотел схватиться, но сабля была не у пояса, а в карете, и потому драгун лишь чертыхнулся и замолчал. И тогда Франц, чтобы хоть как-то скрасить мрачную беседу, сказал: - А Чико молодец! Я думал, что в карете хоть немного осетринки, а там и вправду женщина. - Это не женщина, а Белая Дама,- напомнил Чико.- Наш глупый сержант уцепился за ее талию, а к ночи его рука будет звенеть как сосулька. Солдаты недоверчиво засмеялись, но Чико не обратил на это внимания. Он был уверен в своей правоте, но до поры до времени не решался сказать всю правду. Разговор прекратился. По обеим сторонам дороги шли партизаны и тоже молчали. Одна лишь злополучная девочка бежала впереди всех, катила снежный ком и весело - совсем не к месту - распевала русскую солдатскую песню. А где-то вдалеке вновь послышалась беспорядочная пушечная пальба, которая становилась все громче и громче. Сержант, косясь на победителей, долго - и успешно - пытался ни о чем не думать, однако не выдержал, подумал и горько усмехнулся. Еще бы! Пять лет судьба его хранила, а на шее той он вновь оказался причастным к большой игре. Ведь это же вне всякого сомнения, что Мадам - особа весьма непростая, иначе Оливье не стал бы собирать отряд и выделять карету, но вот прохвост! - ни словом не обмолвился о женщине. Она, конечно же, шпионка или что-то в этом роде. Люлю была куда красивее, Люлю зарезали, а эту... О, эта как ни в чем не бывало шагает рядом с ним, а что у нее на уме, никто не знает. Сержант украдкой глянул на Мадам... И увидел, что та внимательно его разглядывает. Лицо у Мадам было спокойно и даже безмятежно, а вот утверждать, что-либо подобное о себе сержант не решился бы. И потому он подчеркнуто бодро сказал: - Не падайте духом, Мадам. Я родился в седле, и я доставлю вас императору. Пусть думает, что он самоуверенный служака, шпионы любят иметь дело с глупыми людьми. Она сейчас, конечно, удивится, спросит... Однако же Мадам с улыбкой промолчала. Тогда сержант, решив играть свою роль до конца, продолжал: - В моих словах нет и тени бахвальства. Да, здешний народ фанатичен. Царь превратил всю державу в бесправных рабов, и эти же рабы его боготворят и защищают. Но в августе... Да, в августе мы взяли пленного, спросили... (Тут, как мне кажется, разговор уходит несколько в сторону от событий, прямо нас интересующий, а посему я позволю себе вымарать несколько строк.майор Ив. Скрига). - ...Вот нами, кстати, повелевает лучший из лучших, который возведен на престол по достоинству, а не по праву наследования, как здесь у вас... простите, как у них, в России. И тут сержант вдруг замолчал. Да, перед ним шпионка, но только чья? Мадам была отправлена в ставку в закрытой карете. О господи, да неужели его, боевого сержанта, определили в тюремщики?! Дюваль внимательно посмотрел на Мадам и осторожно, опасаясь ответа, спросил: - Кстати, а вас как зовут? Мадам промолчала. - Ваше имя, Мадам! - потребовал сержант/Черт подери, она же русская шпионка, час от часу не легче. Мадам нахмурилась. - Простите,- сказала она.- Но генерал просил меня хранить инкогнито. Зовите меня просто: Мадам. - Но...- растерялся сержант. - Без всяких "но",- тут в голосе Мадам послышались властные нотки.- Вы всего лишь сержант, и если вас не посвятили, то вам же и на пользу. Не так ли? Сержант отвернулся. Не так ли? Конечно же, так! Будь проклят тот день, когда он впервые попался в большую игру! Ведь не случись той встречи, так он бы сейчас... Нет, сейчас бы он с большим удовольствием споткнулся и упал; пусть все проходят мимо, а он бы остался и лежал здесь в ожидании Белой Дамы. Она, говорят, всех жалеет и всех забирает с собой. - Скажите, неужели вы и вправду сейчас намереваетесь доставить меня в ставку? - после некоторого молчания спросила Мадам. Дюваль усмехнулся, он не поверил ее доброжелательному тону. Скорей всего проклятая шпионка желала потешиться над глупым сержантом. Пусть так, однако он ей скажет все как есть. И он сказал: - Да, представьте себе. Я понимаю, это глупо при нынешнем положении дел. Однако я человек привычки и служу по старинке - так, как будто мы все еще побеждаем...- Тут Дюваль немного помолчал, а потом добавил: - А может, все дело в упрямстве; мне приказали доставит вас императору, и я доставлю,- и сержант замолчал. Он мог бы, конечно, сказать, что терпеть не может Оливье, а посему ни за что не отступится. Он мог бы признаться... Однако Дюваль раньше и вовсе не позволял себе откровенничать, да, видимо, Полоцкий монастырь оказал ему не лучшую услугу. И, чтобы сменить тему разговора, сержант сказал: - Хотел бы я знать, что будет с нами через час! На что Мадам ответила: - Нес приведут в партизанский вертеп, а там их командир, его зовут Егорка, скажет, что с нами делать: расстрелять на месте или же отправить дальше. - Как?! - удивился сержант.- Откуда вы знаете?! - По долгу службы я в совершенстве владею местным наречием, - скромно призналась Мадам. Сержант нахмурился. Будь Мадам русской шпионкой, она б не стала в этом признаваться. Да и мало того: свою лазутчицу партизаны сейчас, наверное, несли бы на руках. Нет, дело здесь куда сложнее... Но тут вокруг зашумели, сержант поднял голову и увидел, что отряд подошел к просторной поляне, на которой располагался лагерь партизан. Смеркалось.