Страница:
Мадам, сидевшая на козлах рядом с кучером, окликнула Дюваля: - Шарль! - Сержант не шелохнулся.- Шарль! - Она привстала, заглянула ему в лицо и, опускаясь рядом с Гаспаром, сказала: - Спит. И действительно, Дюваль спал в седле, а его верная Мари, дабы не разбудить хозяина, старалась ступать как можно мягче. Тогда Мадам повернулась к кучеру и тихо сказала: - Благодарю вас, Гаспар, ведь вы спасли мне жизнь. - О, пустяки, - отмахнулся тот, явно не расположенный к беседе. - Не нужно скрытничать,- улыбнулась Мадам.- Стоило вам промолчать, и я утонула бы в реке. Вместе с каретой. - Не стоит благодарностей, Мадам. - Ну отчего же! Не думаю, что в вашем ведомстве в чести великодушные порывы. Кучер понял, что от разговора ему не уйти, и потому решил не оставаться в долгу. Он тоже улыбнулся и спросил: - А в вашем ведомстве? - Не понимаю, о чем вы говорите. - Я тоже вас не понимаю. - И все-таки спасибо. Гаспар долгое время молчал, а после чуть слышно признался: - А я ведь и вправду из Женевы, Мадам. Мой папа аптекарь и дедушка тоже. Аптекарей не учат убивать. Так что какие тут благодарности! - И Гаспар отвернулся. Мадам еще некоторое время смотрела на кучера, а потом поплотнее запахнула шубу, намереваясь заснуть. Гаспар - тот не спал. Во-первых, он правил лошадьми, а во-вторых... признаться в том, что в карете женщина, ему и действительно было непросто. Сержант мог догадаться, кто он такой, и даже узнать в лицо, и тогда - на войне, вдали от генерала - могло случиться самое неприятное в жизни смерть. Гаспар поежился и безо всякой надобности хлестнул по лошадям. Ну а солдаты, ехавшие впереди кареты, продолжали разговаривать. - ...Ну а дальше что? - нетерпеливо спросил Курт. - А потом мы построили плот,- Чико, по всей видимости, вел давно уже начатый рассказ,- погрузили на него сокровища и поплыли на середину. Озеро было такое огромное, что мы все плыли и плыли, берег давно уже скрылся из виду, а генерал никак не мог выбрать подходящее место. Мы гребли уже часа три, все выбились из сил... - Довольно! - не выдержал Хосе.- Надоело мне слушать твою болтовню. Неаполитанец понял, что увлекся, но признаваться не хотел. - А вы что, думали, будто я вот так возьму и выложу все, как было? Да я поклялся на Библии, что буду нем как рыба. Тайна сокровищ Кремля не для ваших ушей. Ну кто вы такие? Колбасники! Сказав такое, Чико сам испугался и.с опаской посмотрел на Курта. Но тот сдержался и только процедил сквозь зубы: - Я штурмовал Смоленск! - Смоленск!..- как эхо отозвался Франц,. - Да, Смоленск,- повторил Курт.- А ты его защищал. Вместе с гвардейцами! - Я...- начал было Франц. - Молчи! - оборвал его Курт.- Мы были голодны и обморожены. Мы шли и думали: еще немного, и Смоленск накормит и обогреет нас. Глупцы! Император заперся в крепости, и весь провиант достался старой гвардии. Нам было холодно, мы голодали. И мы пошли на приступ. Вот этими руками! - Курт потряс кулаками.- Вот этими руками мы вынесли смоленские ворота! Курт некоторое время молчал, а потом добавил: - Мы опоздали, нам досталось только вино, очень много вина. И еще гвардейцы! Но мне их не жаль; ни вина, ни гвардейцев. А что?! Я воюю вот уже двадцать лет, я привык убивать, это мое ремесло...- Тут Курт вдруг ссутулился и продолжал уже вполголоса: - Только однажды, там же, под Смоленском, я убил женщину. Красивую женщину! Фургон был распряжен, а мы уже три дня не ели, и голод сделал меня негодяем... Курт замолчал. И все молчали. И никто из солдат не заметил, что Мадам долго и внимательно смотрела на Курта, но так ничего и не сказала. Сержант Шарль Дюваль тоже молчал. Сержант крепко спал. И снились ему события пятилетней давности... ...В огромном зале расхаживали, переговариваясь, генералы, сановники, флигель-адъютанты и дамы с обнаженными плечами. Среди собравшихся легко скользили лакеи в ливреях с вензелями императоров Наполеона и Александра. Взоры всех присутствующих были обращены на балкон, где спиной к собравшимся стояли двое: один невысокого роста в сером сюртуке, и второй, высокий, в белом кавалергардском мундире. О чем говорили стоявшие на балконе, мы никогда не узнаем. Правда, один, заочный разговор, переданный через князя Волконского, нам известен. Тот, что пониже ростом, передавал "государю, брату моему": - Мир - яблоко; мы можем разрезать его на две части, и каждый из нас получит половину. - Да, мир - яблоко,- передавал высокий.--Но человек таков: сначала он удовлетворяется одной половиной яблока, а затем потянется и к другой. Но слова эти будут сказаны несколько дней спустя, а пока что человек в сюртуке пожал плечами и громко, дабы все слышали, сказал: - Швеция и Турция у ваших ног. Сбываются мечты великой Екатерины. Брат мой, пока нас одолевают сомнения, наши подданные уже решили судьбы империй! - И он указал вниз, на улицу. И действительно, по мостовой в обнимку шагали два офицера: гусарский полковник Шарль Дюваль и казачий хорунжий... Тут мы допускаем неточность, но все же пусть будет хорунжий, а не подпоручик Григорий Дементьев. А происходило это в Тильзите, куда летом 1807 года съехались два неуживчивых соседа: коварный узурпатор и лукавый византиец. (Здесь я позволю себе несколько сократить весьма пространные и не относящиеся к нашей истории рассуждения - майор Ив. Скрига). Встреча их была отчасти случайной, отчасти закономерной - обоих мирная грусть свела в гостеприимном винном погребке. Сын варварского Дона туда явился первым. Он сел за свободный столик, спросил французского вина казак готовился к Парижу - и закурил трубку, набитую домашней самосейкой. Григорий Дементьев в Новочеркасске числился хорунжим, да прошлым летом по протекции - был переведен в лейб-гвардии Казачий полк, где .был переименован в подпоручики. Гвардия Григорию пришлась по душе, а вот новое звание, как он говаривал, отдавало чем-то холопским: мол-де и на поручения не гож, а так - под-поручик. Григорий как донскую воду пил нервное, чуть горьковатое бордо и, упираясь локтем в желтый кожаный портфель... Однако сей портфель стоит того, чтоб я описал его вам как можно подробнее: кожа на нем была гладкая, мягкая, отменной выделки, застежка раскрывалась с мелодичным звоном, в портфеле было восемь отделений явных и четыре скрытых, и - главное - на самом видном месте золотом горел витиеватый вензель государя императора. Так вот, упираясь левым локтем в этот самый портфель, хорунжий осматривал посетителей: по большей части офицеров ныне дружественных армий - и прикидывал, а что, если... - Простите, вы позволите? Возле его столика стоял французский офицер - невысокого роста, плечистый, чернявый... Григорий кивнул - да, прошу вас. - Лабуле, лейтенант интендантской службы,- представился француз, сел напротив и бросил скользкий взгляд на портфель, лежавший под локтем казака. Но тот не обратил на это внимания. - Григорий, лейб-гвардии казак,- ответил Дементьев, наливая себе и французу. Вино было старое, цвета топаза; оно неспешно растекалось по жилам и влекло к размышлениям. Но... Интендант скучающим взглядом окинул кабачок и словно между прочим спросил: - Играете? Хорунжий развел руками - чего, мол, спрашивать, коли вся жизнь игра?! Тогда лейтенант достал колоду, распечатал, и карты замелькали над столом. Хорунжий, глядя на виртуозное мастерство соперника, тоскливо задымил. Однако, взяв карты в руки, Григорий встрепенулся, и игра пошла. Поначалу игра складывалась как нельзя лучше, и хорунжий даже успел подумать, что его удача хоть как-то омрачит не приятелю его недавнюю победу под Фридландом... Однако очень скоро рядом с лейтенантом выросла горка денег, цепочек медальончиков, образков... А больше с Тихого Дона брать было нечего. Хорунжий почесал затылок, наполовину вытащил из ножен именную дядину саблю, но, не посмев, с лязгом бросил се обратно. И поставил на кон... Портфель императора Александра. Лабуле сдержал улыбку и принялся метать колоду куда скорее прежнего. Хорунжий в тоске отвернулся, посмотрел по сторонам... И увидел, что от соседнего столика к нему идет гусарский полковник - подполковник Дюваль! Дюваль давно уже наблюдал за игрой и наконец не выдержал. Как всякий строевой офицер он весьма не любил интендантов, считая их врагами куда более опасными, нежели неприятель. (Верно! - майор Ив. Скрига) Вот почему Дюваль положил казаку руку на плечо и сказал: - Приятель, у тебя сегодня стеклянный глаз. Позволь-ка я! Григорий схватился было за саблю, но полковник вовремя спросил: - А вы что, тоже служите в обозе? И подпоручик уступил. Потом он никогда и никому об этом не рассказывал... но ведь было же такое - было! Хорунжий молча подвинулся, давая место Дювалю... Зато лейтенант перестал сдавать карты и резко воскликнул: - Полковник! Дюваль недоуменно посмотрел на младшего по званию. Что хочет от него этот нестроевой мальчишка?! - Полковник, положите карты! - приказал интендант. Дюваль мрачно посмотрел на Лабуле и сказал: - Если бы вы были... офицером... Да-да, офицером, а не интендантом, вот тогда бы я проучил вас как следует. А так я просто кликну прислугу, и вас мигом выставят из приличного заведения. Лабуле молчал. Дюваль откашлялся и строго добавил: - Молодой человек препятствует франко-русскому сближению. И Лабуле не оставалось ничего другого, как смириться. Мало того, он был вынужден играть и проигрывать до тех пор, пока Дюваль не посчитал, что рука его устала. Сгребая выигрыш в расстеленный на столе доломан, сержант... простите, тогда еще полковник сказал, обращаясь к казаку: - Здесь не вино, мой друг, а интендантские слезы. Если не против, то я покажу тебе одно заведение... - А уж теперь позвольте командовать мне! - перебил его хорунжий. - К цыганам и только к цыганам! Ляля встретит нас как родных. Полковник из любопытства спорить не стал, и новые приятели едва ли не в обнимку покинули гостеприимный погребок. Потом они браво шагали по улицам и оживленно беседовали, не обращая внимания на рослых и коренастых господ, глазевших на них из окон, а то и с дворцовых балконов. Офицерам легкой кавалерии было хорошо и весело, что и привело приятелей к цыганам, где веселья оказалось даже с избытком, ну а потом... На рассвете, едва лишь расставшись с хорунжим, Дюваль задумал было... Но нагрянувший патруль арестовал его и как последнего злодея препроводил в штаб. И вот уже Дюваль стоял перед начальником армейской разведки, известным нам Оливье, тогда еще полковником. Но - всесильным полковником! - ...И смеялись мне в лицо! - докладывал вчерашний лейтенант. - Довольно, Лабуле, довольно. Я все понял! - прервал его Оливье и повернулся другим боком. Ординарец, в котором Дюваль даже во сне так и не признал Гаспара, продолжал чистить мундир своего командира. А тот говорил: - Негодяй! Ты вырвал из наших рук секретный русский портфель! - Оливье оттолкнул Гаспара и вплотную подошел к Дювалю.- Моли бога, чтоб тебе даровали жизнь! - И он рванул с Дюваля эполеты. Полковничьи, махровые! Вначале один, потом второй. Эполет не поддавался. Тогда Оливье рванул посильнее...
И Дюваль проснулся. Чико тряс его за плечо со словами: - Сержант! Березина! Было раннее утро. В сотне шагов впереди виднелась река, а за ней наведенная переправа. И белые ремни, красные султаны, эполеты - это рота старой гвардии сохраняла временный мост. Еще совсем недавно один лишь вид гвардейцев заставлял неприязненно морщиться, ну а теперь... - Вперед! Да здравствует Франция! - воскликнул сержант и пришпорил лошадь. Обогнав медленно бредущих пехотинцев, отряд подъехал к переправе. - Сержант Дюваль, седьмой гусарский,- доложил Дюваль подошедшему офицеру и вытащил запечатанный пакет.- По поручению маршала. Император был здесь? Офицер как-то странно посмотрел на сержанта... и ответил: - Проследовали два часа назад. - Прекрасно! Поспеем к первому завтраку! За мной, ребята! - И сержант двинул лошадь к мосту. Но тут дорогу ему преградили гвардейцы. - Вы что, с ума посходили? - крикнул Дюваль, поднимая Мари на дыбы.- У меня поручение к императору! - И он направил лошадь прямо на выставленные штыки. - Успокойтесь, сержант, но таков наш порядок! - сказал офицер, хватая Мари под уздцы.- Покидая нас, император приказал уничтожить переправу, однако наш полковник, добрейшая душа, решил с этим делом немного повременить. Но!.. За щедрость нужно платить. С вас, к примеру, мы возьмем экипаж, лошадей...- Офицер заметил Мадам.- И женщину! Всего лишь. - Дюваль от негодования не мог вымолвить ни слова.- Спешивайтесь, господа, и топайте на тот берег. Франция ждет вас! - Негодяй! - И Дюваль выхватил саблю. Гвардейцы обступили маленький отряд, и никто из солдат не посмел последовать примеру сержанта. - Забудьте эти манеры, сержант! - сказал офицер.- Вот лучше поучитесь у пехоты. К мосту подошли те самые солдаты, которых недавно обогнали всадники Дюваля. Гвардейцы бесцеремонно отобрали у пехотинцев теплую одежду, и те ступили на шаткий мост. - Ну! - повысил голос офицер.- Не отдадите сами, отнимем силой! Дюваль поморщился. Сила действительно не на его стороне. А если так, то нужно действовать по-другому и, главное, не спешить. - Ну хорошо,- сказал Дюваль.- Я вас понимаю. Однако у меня важное поручение. И, я надеюсь, ваш полковник войдет в мое положение. - Возможно, возможно,- не стал спорить с ним офицер. - Где мне найти полковника? - спросил Дюваль, сходя с лошади. - Вон там, видишь избу? - показал офицер вдоль берега. Дюваль посмотрел на избу, на гвардейцев... и едва ли не силой помог Мадам сойти с лошади. Сержант понимал, что под руку с Мадам он выглядит весьма комично, а потому быстрым шагом пошел прочь от реки. - Смотри, не потеряй свою красотку! - крикнул ему вдогонку офицер. Мадам и Дюваль не оглянулись, а их маленький отряд сбился в кучу и с опаской поглядывал на гвардейцев. - Эх, лучше б он не брал ее с собой,- вслух подумал Чико.- Теперь не миновать беды,-- и непритворно вздохнул. - С чего бы это? - удивился Курт.- Мадам нам ничего дурного не сделала. - Подожди, еще увидишь,- мрачно пообещал Чико.- Ничуть не удивлюсь, если вместо полковника Мадам нашлет на нас сотни две казаков. - Белая Дама! Казаки! - возмутился Хосе.- Хватит болтать. - Я не болтаю, я знаю,- голос у Чико был на редкость серьезный и грустный. - А если знаешь, так скажи,- зло предложил Хосе. - Еще чего! Она меня везде найдет. Другое дело вы. На вашем месте я бросил бы лошадей и бежал на тот берег, пока не поздно. Ну чего вы ждете?! Франц испугался и послушно сошел с лошади. Остальные нерешительно переглядывались - дела ведь и действительно могли приобрести плачевный оборот. Францу было неловко да и боязно уходить одному, и он окликнул кучера: - Гаспар! Однако тот не решился последовать примеру австрийца и робко сказал: - Я остаюсь при карете. Мне так приказано. Остальные продолжали раздумывать. - Нет,- наконец сказал Курт. - Я не пойду. Мой отец был солдатом, дед мой был солдатом.. Мой прадед предал восемь королей, но не изменил ни одному сержанту. Ты забываешь, Чико, что Дюваль наш товарищ. Другое дело, если отказать напрямую. И солдаты согласно закивали - да, Курт прав. Франц поспешно вернулся в седло, а Чико лишь сокрушенно покачал головой и сказал: - Ну что ж, я вас предупреждал. И видит бог, что все мы пойдем за Саидом. А в это время Дюваль и Мадам входили в избу. На заставленном бутылками столе тускло мерцала оплывшая свеча. Полковник в распахнутой шинели сидел на лавке, откинувшись к стене. Лицо его было в тени. - Господин полковник,- сержант учтиво лязгнул шпорами,- я следую с поручением в ставку к императору. Вот пакет подписанный маршалом. Дело, как. сами видите, государственной важности,- сержант откашлялся.- А ваши, простите за бранное слово, гвардейцы, чинят у переправы форменное мародерство: отбирают лошадей, карету! Полковник нехотя потянулся, приоткрыл глаза и спроси.! - Вы откуда свалились? - Пятый гусарский, сержант Шарль... - Неважно,- полковник устало вздохнул и стал объяснять: - Дело в том, что эта переправа моя, я сам ее по строил. Солдатам не хватало императорских мостов, и я решил оказать им любезность. Ну а за любезность принято платить... - Позвольте... - Не позволю. А посему карету, лошадей, валенки, золото, горячительные напитки сдать моему офицеру. Император здесь я! - И тут полковник увидел женщину. - Красотку тоже сдать. Мадам холодеющими пальцами впилась в руку Дюваля, но не проронила ни слова. - Я человек чести...- начал было Дюваль, но полковник перебил его: - Честь не валенки, можешь забрать с собой. А красотку оставишь здесь. И убирайся, пока цел! - Полковник ударил кулаком по столу, и лицо его показалось из тени. - Кого я вижу! - улыбнулся Дюваль.- Лейтенант Лабуле! Шпион, доверенная крыса Оливье! Последний негодяй, но негодяй всесильный, Мадам! И, как пишут в изящных романах, наступила, томительная пауза. - ...Шарль Дюваль! - узнал наконец Лабуле.- Тильзит, карты... - Вот именно! - Дюваль улыбнулся: он чувствовал себя хозяином положения.Так может сыграем? По маленькой; я ставлю на кон лошадей и валенки, а вы свою жизнь. Итак, первый ход! - И сержант выложил на стол пистолет. - Какая ж тут игра, если у вас все козыри на руках, - Лабуле как завороженный смотрел на пистолет. Точнее, на черную бездонную дырочку в стволе. Дюваль, зорко наблюдая за противником, потянулся к пистолету. - Ну, если вы пас, то я вынужден вистовать... - Нет-нет! - вмешалась Мадам.- Так это смахивает на убийство. Дюваль покосился на Мадам, но в это время полковник толкнул ногой стол, и бутылки полетели в разные стороны. Свеча погасла... Мадам на лету поймала пистолет и ткнула им в лоб вскочившему было Лабуле. Тот, так и не успев прыгнуть, повалился на лавку. И тут же на него упал Дюваль... ...И вот уже свеча вновь горела на столе. Связанный Лабуле кое-как корябал записку офицеру - Мадам уговаривала сержанта не убивать шпиона. - ...И беспрепятственно пропустить,- диктовал Дюваль, угрожая пистолетом. Лабуле усмехнулся. - Подскажу по старой дружбе,- сказал он.- Ну кто вам поверит, что я мог такое написать? Оставьте что-нибудь. - Карету,- подсказала Мадам. - Ка-ре-ту,- вывел Лабуле и расписался. - Порядок, - и Дюваль, передав Мадам пистолет, сунул шпиону кляп. - А это - чтоб вы не просили нас остаться. Прощайте, лейтенант! И, не удержавшись, он сорвал-таки с Лабуле эполеты, а уж потом подошел к двери. Мадам осталась у стола. - Подождите за дверью, Шарль,- сказала она.- Я... я... в суматохе потеряла брошь. - Поищем вместе! - О нет, вы только затопчете. Здесь так неудобно. Сержант пожал плечами и ушел. И только за ним захлопнулась дверь, как Мадам подошла к Лабуле, вытащила у него кляп и сказала: - Полковник, мы действительно спешим. Поверьте, мне нет никакого дела до ваших личных счетов с сержантом, тем более, что наш любезный майор смертельно ранен. - Наш любезный майор? - переспросил Лабуле. - А кто же еще? - обиделась Мадам.- Наш любезный майор смертельно ранен, и неутешные кузины... - Скорблю и сочувствую! - подхватил Лабуле.- Что просит генерал? - Если у вас случайно сохранилась копия карты,- и Мадам многозначительно замолчала. - Н-не понял,- замялся Лабуле. - Генерал ищет копию карты того самого места, где оставлены известные ценности. Тут Лабуле не выдержал и улыбнулся. - А, так вот оно что! Итак, мадемуазель... - Мадам. - Итак, Мадам,- полковник приосанился,- итак, да будет вам известно, что "наш любезный майор смертельно ранен" отменили еще две недели назад, а посему... Но Мадам не дала ему досказать - наставив на шпиона пистолет, она без всякой любезности спросила: - Где московские трофеи? Карты, планы, ориентиры местности. Кто выполнял приказ?! - Какие трофеи, Мадам? Я ничего не понимаю. - Если вы сейчас же не ответите, я пущу вам пулю в лоб. А сержанту скажу, что вы покушались на мою честь. Поверьте я не шучу,- и Мадам, слегка наклонившись, приставила пистолет ко лбу Лабуле. - Ну хорошо,- побледнел Лабуле.- Я постараюсь вспомнить. А зачем вам такая прорва золота? - Я жадная, очень жадная женщина. Если б вы только знали, сколько денег уходит на одни наряды. Ну, говорите. - Помилуйте, Мадам, я не менее жаден. И если б только узнал, где спрятаны сокровища Кремля, то не стал бы торчать на этой проклятой переправе. - Но там, где сокрыты трофеи, уже гарцуют русские казаки. - Ну и что! Я перешел бы в русскую службу. Мадам пристально посмотрела на связанного полковника и насупилась так, как будто собиралась перехитрить не только Лабуле, но и всю французскую разведку. Но... Мадам убрала пистолет и торопливо подошла к двери. - Постойте!-окликнул ее Лабуле.- Вы забыли про кляп. А что, если я вздумаю звать на помощь? Мадам открыла дверь, посмотрела на реку. - Теперь уже поздно,- равнодушно сказала она.- Ваши солдаты переходят на ту сторону реки. Сейчас будут ломать переправу. И командует ими ваш приятель Дюваль. Простите, я спешу! - И она поспешно вышла из избы. Сказать по правде, ничего такого не случилось. Просто Мадам было чисто по-женски обидно,, и она не могла расстаться с Лабуле не отыгравшись. Теперь-то он не станет ухмыляться ей в спину, теперь он будет задыхаться от гнева и проклинать неверных гвардейцев! Когда Мадам вышла на мороз, поджидавший ее Дюваль виновато спросил: - Ну что, не нашли? Мадам с улыбкой развела руками. - Это все я виноват,- сказал .Дюваль.- Но, бога ради, поспешим. Мадам взяла сержанта под руку, и они быстрым шагом спустились к реке. Подойдя к переправе, Дюваль подал офицеру записку. Тот прочел ее и удивленно спросил: - Только карету? - Нет, - успокоил его сержант,- карету и двух лошадей. Мы их не будем выпрягать. - А!.. - И офицер нехотя отошел в сторону. Сержант вскочил в седло и строго глянул на своих солдат. Те были уже готовы, и даже безлошадный Гаспар успел пересесть на лошадь Сайда, Мадам... Сержант подал ей руку, но Мадам сказала: - Извините, Шарль, но вы гусар, легкая кавалерия, а пехоту возят драгуны, - и с этими словами она подошла к Курту. Тот не посмел отказаться, неловко подсадил Мадам, и отряд двинулся по мосту. Скользили сбитые копыта, разъезжались обледенелые бревна. Чико мельком глянул на Курта и тяжко вздохнул - ведь каждому известно, что если ведьма садится на вороную лошадь, то хорошего не жди. А тут еще Мадам что-то шепнула драгуну, и Курт помрачнел. Мадам отвернулась, а Курт все мрачнел и мрачнел с каждым шагом. Чико с грустью подумал, что Курт настоящий и верный товарищ, жалко славного Курта, но, видно, судьба. И он не ошибся. Когда река осталась позади, сержант оглянулся и увидел, что офицер пошел к избе, к Лабуле. Дюваль осадил лошадь и сказал: - Ребята, мы все слыхали, что император велел убрать переправу. Кто из вас... - Но тут сержант вдруг замолчал и смущенно посмотрел на солдат. Солдаты также молча смотрели на быстрое течение реки. - Я никому не стану приказывать,- сказал сержант.- Мы честно бросим жребий. На мост пойду я и тот из вас, кому не повезет; двоих будет достаточно. Но тут Курт поспешно сошел с лошади и охрипшим голосом сказал: - Не нужно двоих, я справлюсь один, - и посмотрел на Мадам. Мадам отвернулась. - Курт, что с тобой? - растерялся сержант. - Так надо. - Но почему? Курт с надеждой посмотрел на Мадам, но та молчала, и драгуну пришлось объяснять самому: - Это было еще под Смоленском, сержант. Проклятая зима ожесточила нас, были голодны. - Так, - помрачнел сержант.- Что еще? Но Курт не ответил; он выбежал на середину моста и принялся саблей перерубать канаты, сплетавшие бревна. Сержант с надеждой посмотрел на солдат: быть может, он не так понял?! Но Чико сказал: - Курт зарезал женщину. Женщина была маркитанткой.. - Молчи!!! Чико пожал плечами и отвернулся. А Курт стоял на коленях и наотмашь рубил по канату. Руки дрожали, сабля не слушалась, и тем не менее канат стал понемногу расползаться. Еще немного, еще.. Услышав позади себя шорох, драгун обернулся: напротив него, с другой стороны моста, на бревна вылез мокрый окоченевший бородач. - Давай, жолнежа, давай! - скомандовал он оторопевшему Курту и тоже принялся рубить канаты, но только топором. Канаты лопнули, течение на стремнине развернуло бревна, и мост стал расходиться. Курт, спасаясь, схватился за бревно. Рядом с ним отфыркивался бородач. Их понесло к противоположному берегу, к Лабуле. Сержант отвернулся. Солдаты виновато переглядывались. И в это время на том берегу послышались выстрелы. Гвардейцы, отступая перед невидимым еще противником, отходили к берегу реки, стреляли в сторону леса. - Бедный Курт,- вздохнул Франц. - Война есть война, затем мы сюда и пришли,- хмуро сказал сержант и пришпорил лошадь. Отряд последовал за командиром.
Артикул седьмой
Вторая польская война
Был человек и нет человека. Непривычные к этому скорбят, поминают в молитвах, говорят об ушедшем только хорошее. Привычные - стараются поскорее забыть о случившемся. Они ведь понимают, что недалек и их черед; так зачем же тогда омрачать свои, быть может, последние часы? Нет, лучше делать вид, что ничего не случилось. Тем более, что наступило утро, и небо очистилось от туч, светило солнце. Отряд, растянувшись, ехал по холмистому полю. Впереди ехали сержант и Мадам, шагов на двадцать от них отставали Чико, Хосе и Франц, и уж совсем позади едва поспевал Гаспар, с детства не склонный к верховой езде. Бывший кучер со слабой надеждой поглядывал по сторонам, однако ни дороги, ни селения нигде не было видно. Молчали уже пятую версту. Наконец Чико не выдержал, вздохнул и сказал: - Если б я родился в России, так лежал бы сейчас на печи, славил доброго царя и грелся до седьмого пота. - А вы знаете,- вдруг оживился Франц.- В Смоленске меня научили готовить настоящий русский квас. Когда тебе жарко, так жарко, что просто нечем дышать... - Ну вот, опять начинается! - поежился вконец продрогший Хосе. Франц обиделся и замолчал. И снова поехали молча. И каждый думал о своем. На третьей сотне шагов Чико вновь заговорил: - Проклятая дорога; она сама не знает, куда нас ведет! Никто не отозвался. Чико поморщился и продолжал: - Еще немного, и все мы заболеем баварской болезнью. Однако никто не спросил, что это такое. Да только неаполитанцу было уже все равно, он более не мог сдерживать томившие его воспоминания.
И Дюваль проснулся. Чико тряс его за плечо со словами: - Сержант! Березина! Было раннее утро. В сотне шагов впереди виднелась река, а за ней наведенная переправа. И белые ремни, красные султаны, эполеты - это рота старой гвардии сохраняла временный мост. Еще совсем недавно один лишь вид гвардейцев заставлял неприязненно морщиться, ну а теперь... - Вперед! Да здравствует Франция! - воскликнул сержант и пришпорил лошадь. Обогнав медленно бредущих пехотинцев, отряд подъехал к переправе. - Сержант Дюваль, седьмой гусарский,- доложил Дюваль подошедшему офицеру и вытащил запечатанный пакет.- По поручению маршала. Император был здесь? Офицер как-то странно посмотрел на сержанта... и ответил: - Проследовали два часа назад. - Прекрасно! Поспеем к первому завтраку! За мной, ребята! - И сержант двинул лошадь к мосту. Но тут дорогу ему преградили гвардейцы. - Вы что, с ума посходили? - крикнул Дюваль, поднимая Мари на дыбы.- У меня поручение к императору! - И он направил лошадь прямо на выставленные штыки. - Успокойтесь, сержант, но таков наш порядок! - сказал офицер, хватая Мари под уздцы.- Покидая нас, император приказал уничтожить переправу, однако наш полковник, добрейшая душа, решил с этим делом немного повременить. Но!.. За щедрость нужно платить. С вас, к примеру, мы возьмем экипаж, лошадей...- Офицер заметил Мадам.- И женщину! Всего лишь. - Дюваль от негодования не мог вымолвить ни слова.- Спешивайтесь, господа, и топайте на тот берег. Франция ждет вас! - Негодяй! - И Дюваль выхватил саблю. Гвардейцы обступили маленький отряд, и никто из солдат не посмел последовать примеру сержанта. - Забудьте эти манеры, сержант! - сказал офицер.- Вот лучше поучитесь у пехоты. К мосту подошли те самые солдаты, которых недавно обогнали всадники Дюваля. Гвардейцы бесцеремонно отобрали у пехотинцев теплую одежду, и те ступили на шаткий мост. - Ну! - повысил голос офицер.- Не отдадите сами, отнимем силой! Дюваль поморщился. Сила действительно не на его стороне. А если так, то нужно действовать по-другому и, главное, не спешить. - Ну хорошо,- сказал Дюваль.- Я вас понимаю. Однако у меня важное поручение. И, я надеюсь, ваш полковник войдет в мое положение. - Возможно, возможно,- не стал спорить с ним офицер. - Где мне найти полковника? - спросил Дюваль, сходя с лошади. - Вон там, видишь избу? - показал офицер вдоль берега. Дюваль посмотрел на избу, на гвардейцев... и едва ли не силой помог Мадам сойти с лошади. Сержант понимал, что под руку с Мадам он выглядит весьма комично, а потому быстрым шагом пошел прочь от реки. - Смотри, не потеряй свою красотку! - крикнул ему вдогонку офицер. Мадам и Дюваль не оглянулись, а их маленький отряд сбился в кучу и с опаской поглядывал на гвардейцев. - Эх, лучше б он не брал ее с собой,- вслух подумал Чико.- Теперь не миновать беды,-- и непритворно вздохнул. - С чего бы это? - удивился Курт.- Мадам нам ничего дурного не сделала. - Подожди, еще увидишь,- мрачно пообещал Чико.- Ничуть не удивлюсь, если вместо полковника Мадам нашлет на нас сотни две казаков. - Белая Дама! Казаки! - возмутился Хосе.- Хватит болтать. - Я не болтаю, я знаю,- голос у Чико был на редкость серьезный и грустный. - А если знаешь, так скажи,- зло предложил Хосе. - Еще чего! Она меня везде найдет. Другое дело вы. На вашем месте я бросил бы лошадей и бежал на тот берег, пока не поздно. Ну чего вы ждете?! Франц испугался и послушно сошел с лошади. Остальные нерешительно переглядывались - дела ведь и действительно могли приобрести плачевный оборот. Францу было неловко да и боязно уходить одному, и он окликнул кучера: - Гаспар! Однако тот не решился последовать примеру австрийца и робко сказал: - Я остаюсь при карете. Мне так приказано. Остальные продолжали раздумывать. - Нет,- наконец сказал Курт. - Я не пойду. Мой отец был солдатом, дед мой был солдатом.. Мой прадед предал восемь королей, но не изменил ни одному сержанту. Ты забываешь, Чико, что Дюваль наш товарищ. Другое дело, если отказать напрямую. И солдаты согласно закивали - да, Курт прав. Франц поспешно вернулся в седло, а Чико лишь сокрушенно покачал головой и сказал: - Ну что ж, я вас предупреждал. И видит бог, что все мы пойдем за Саидом. А в это время Дюваль и Мадам входили в избу. На заставленном бутылками столе тускло мерцала оплывшая свеча. Полковник в распахнутой шинели сидел на лавке, откинувшись к стене. Лицо его было в тени. - Господин полковник,- сержант учтиво лязгнул шпорами,- я следую с поручением в ставку к императору. Вот пакет подписанный маршалом. Дело, как. сами видите, государственной важности,- сержант откашлялся.- А ваши, простите за бранное слово, гвардейцы, чинят у переправы форменное мародерство: отбирают лошадей, карету! Полковник нехотя потянулся, приоткрыл глаза и спроси.! - Вы откуда свалились? - Пятый гусарский, сержант Шарль... - Неважно,- полковник устало вздохнул и стал объяснять: - Дело в том, что эта переправа моя, я сам ее по строил. Солдатам не хватало императорских мостов, и я решил оказать им любезность. Ну а за любезность принято платить... - Позвольте... - Не позволю. А посему карету, лошадей, валенки, золото, горячительные напитки сдать моему офицеру. Император здесь я! - И тут полковник увидел женщину. - Красотку тоже сдать. Мадам холодеющими пальцами впилась в руку Дюваля, но не проронила ни слова. - Я человек чести...- начал было Дюваль, но полковник перебил его: - Честь не валенки, можешь забрать с собой. А красотку оставишь здесь. И убирайся, пока цел! - Полковник ударил кулаком по столу, и лицо его показалось из тени. - Кого я вижу! - улыбнулся Дюваль.- Лейтенант Лабуле! Шпион, доверенная крыса Оливье! Последний негодяй, но негодяй всесильный, Мадам! И, как пишут в изящных романах, наступила, томительная пауза. - ...Шарль Дюваль! - узнал наконец Лабуле.- Тильзит, карты... - Вот именно! - Дюваль улыбнулся: он чувствовал себя хозяином положения.Так может сыграем? По маленькой; я ставлю на кон лошадей и валенки, а вы свою жизнь. Итак, первый ход! - И сержант выложил на стол пистолет. - Какая ж тут игра, если у вас все козыри на руках, - Лабуле как завороженный смотрел на пистолет. Точнее, на черную бездонную дырочку в стволе. Дюваль, зорко наблюдая за противником, потянулся к пистолету. - Ну, если вы пас, то я вынужден вистовать... - Нет-нет! - вмешалась Мадам.- Так это смахивает на убийство. Дюваль покосился на Мадам, но в это время полковник толкнул ногой стол, и бутылки полетели в разные стороны. Свеча погасла... Мадам на лету поймала пистолет и ткнула им в лоб вскочившему было Лабуле. Тот, так и не успев прыгнуть, повалился на лавку. И тут же на него упал Дюваль... ...И вот уже свеча вновь горела на столе. Связанный Лабуле кое-как корябал записку офицеру - Мадам уговаривала сержанта не убивать шпиона. - ...И беспрепятственно пропустить,- диктовал Дюваль, угрожая пистолетом. Лабуле усмехнулся. - Подскажу по старой дружбе,- сказал он.- Ну кто вам поверит, что я мог такое написать? Оставьте что-нибудь. - Карету,- подсказала Мадам. - Ка-ре-ту,- вывел Лабуле и расписался. - Порядок, - и Дюваль, передав Мадам пистолет, сунул шпиону кляп. - А это - чтоб вы не просили нас остаться. Прощайте, лейтенант! И, не удержавшись, он сорвал-таки с Лабуле эполеты, а уж потом подошел к двери. Мадам осталась у стола. - Подождите за дверью, Шарль,- сказала она.- Я... я... в суматохе потеряла брошь. - Поищем вместе! - О нет, вы только затопчете. Здесь так неудобно. Сержант пожал плечами и ушел. И только за ним захлопнулась дверь, как Мадам подошла к Лабуле, вытащила у него кляп и сказала: - Полковник, мы действительно спешим. Поверьте, мне нет никакого дела до ваших личных счетов с сержантом, тем более, что наш любезный майор смертельно ранен. - Наш любезный майор? - переспросил Лабуле. - А кто же еще? - обиделась Мадам.- Наш любезный майор смертельно ранен, и неутешные кузины... - Скорблю и сочувствую! - подхватил Лабуле.- Что просит генерал? - Если у вас случайно сохранилась копия карты,- и Мадам многозначительно замолчала. - Н-не понял,- замялся Лабуле. - Генерал ищет копию карты того самого места, где оставлены известные ценности. Тут Лабуле не выдержал и улыбнулся. - А, так вот оно что! Итак, мадемуазель... - Мадам. - Итак, Мадам,- полковник приосанился,- итак, да будет вам известно, что "наш любезный майор смертельно ранен" отменили еще две недели назад, а посему... Но Мадам не дала ему досказать - наставив на шпиона пистолет, она без всякой любезности спросила: - Где московские трофеи? Карты, планы, ориентиры местности. Кто выполнял приказ?! - Какие трофеи, Мадам? Я ничего не понимаю. - Если вы сейчас же не ответите, я пущу вам пулю в лоб. А сержанту скажу, что вы покушались на мою честь. Поверьте я не шучу,- и Мадам, слегка наклонившись, приставила пистолет ко лбу Лабуле. - Ну хорошо,- побледнел Лабуле.- Я постараюсь вспомнить. А зачем вам такая прорва золота? - Я жадная, очень жадная женщина. Если б вы только знали, сколько денег уходит на одни наряды. Ну, говорите. - Помилуйте, Мадам, я не менее жаден. И если б только узнал, где спрятаны сокровища Кремля, то не стал бы торчать на этой проклятой переправе. - Но там, где сокрыты трофеи, уже гарцуют русские казаки. - Ну и что! Я перешел бы в русскую службу. Мадам пристально посмотрела на связанного полковника и насупилась так, как будто собиралась перехитрить не только Лабуле, но и всю французскую разведку. Но... Мадам убрала пистолет и торопливо подошла к двери. - Постойте!-окликнул ее Лабуле.- Вы забыли про кляп. А что, если я вздумаю звать на помощь? Мадам открыла дверь, посмотрела на реку. - Теперь уже поздно,- равнодушно сказала она.- Ваши солдаты переходят на ту сторону реки. Сейчас будут ломать переправу. И командует ими ваш приятель Дюваль. Простите, я спешу! - И она поспешно вышла из избы. Сказать по правде, ничего такого не случилось. Просто Мадам было чисто по-женски обидно,, и она не могла расстаться с Лабуле не отыгравшись. Теперь-то он не станет ухмыляться ей в спину, теперь он будет задыхаться от гнева и проклинать неверных гвардейцев! Когда Мадам вышла на мороз, поджидавший ее Дюваль виновато спросил: - Ну что, не нашли? Мадам с улыбкой развела руками. - Это все я виноват,- сказал .Дюваль.- Но, бога ради, поспешим. Мадам взяла сержанта под руку, и они быстрым шагом спустились к реке. Подойдя к переправе, Дюваль подал офицеру записку. Тот прочел ее и удивленно спросил: - Только карету? - Нет, - успокоил его сержант,- карету и двух лошадей. Мы их не будем выпрягать. - А!.. - И офицер нехотя отошел в сторону. Сержант вскочил в седло и строго глянул на своих солдат. Те были уже готовы, и даже безлошадный Гаспар успел пересесть на лошадь Сайда, Мадам... Сержант подал ей руку, но Мадам сказала: - Извините, Шарль, но вы гусар, легкая кавалерия, а пехоту возят драгуны, - и с этими словами она подошла к Курту. Тот не посмел отказаться, неловко подсадил Мадам, и отряд двинулся по мосту. Скользили сбитые копыта, разъезжались обледенелые бревна. Чико мельком глянул на Курта и тяжко вздохнул - ведь каждому известно, что если ведьма садится на вороную лошадь, то хорошего не жди. А тут еще Мадам что-то шепнула драгуну, и Курт помрачнел. Мадам отвернулась, а Курт все мрачнел и мрачнел с каждым шагом. Чико с грустью подумал, что Курт настоящий и верный товарищ, жалко славного Курта, но, видно, судьба. И он не ошибся. Когда река осталась позади, сержант оглянулся и увидел, что офицер пошел к избе, к Лабуле. Дюваль осадил лошадь и сказал: - Ребята, мы все слыхали, что император велел убрать переправу. Кто из вас... - Но тут сержант вдруг замолчал и смущенно посмотрел на солдат. Солдаты также молча смотрели на быстрое течение реки. - Я никому не стану приказывать,- сказал сержант.- Мы честно бросим жребий. На мост пойду я и тот из вас, кому не повезет; двоих будет достаточно. Но тут Курт поспешно сошел с лошади и охрипшим голосом сказал: - Не нужно двоих, я справлюсь один, - и посмотрел на Мадам. Мадам отвернулась. - Курт, что с тобой? - растерялся сержант. - Так надо. - Но почему? Курт с надеждой посмотрел на Мадам, но та молчала, и драгуну пришлось объяснять самому: - Это было еще под Смоленском, сержант. Проклятая зима ожесточила нас, были голодны. - Так, - помрачнел сержант.- Что еще? Но Курт не ответил; он выбежал на середину моста и принялся саблей перерубать канаты, сплетавшие бревна. Сержант с надеждой посмотрел на солдат: быть может, он не так понял?! Но Чико сказал: - Курт зарезал женщину. Женщина была маркитанткой.. - Молчи!!! Чико пожал плечами и отвернулся. А Курт стоял на коленях и наотмашь рубил по канату. Руки дрожали, сабля не слушалась, и тем не менее канат стал понемногу расползаться. Еще немного, еще.. Услышав позади себя шорох, драгун обернулся: напротив него, с другой стороны моста, на бревна вылез мокрый окоченевший бородач. - Давай, жолнежа, давай! - скомандовал он оторопевшему Курту и тоже принялся рубить канаты, но только топором. Канаты лопнули, течение на стремнине развернуло бревна, и мост стал расходиться. Курт, спасаясь, схватился за бревно. Рядом с ним отфыркивался бородач. Их понесло к противоположному берегу, к Лабуле. Сержант отвернулся. Солдаты виновато переглядывались. И в это время на том берегу послышались выстрелы. Гвардейцы, отступая перед невидимым еще противником, отходили к берегу реки, стреляли в сторону леса. - Бедный Курт,- вздохнул Франц. - Война есть война, затем мы сюда и пришли,- хмуро сказал сержант и пришпорил лошадь. Отряд последовал за командиром.
Артикул седьмой
Вторая польская война
Был человек и нет человека. Непривычные к этому скорбят, поминают в молитвах, говорят об ушедшем только хорошее. Привычные - стараются поскорее забыть о случившемся. Они ведь понимают, что недалек и их черед; так зачем же тогда омрачать свои, быть может, последние часы? Нет, лучше делать вид, что ничего не случилось. Тем более, что наступило утро, и небо очистилось от туч, светило солнце. Отряд, растянувшись, ехал по холмистому полю. Впереди ехали сержант и Мадам, шагов на двадцать от них отставали Чико, Хосе и Франц, и уж совсем позади едва поспевал Гаспар, с детства не склонный к верховой езде. Бывший кучер со слабой надеждой поглядывал по сторонам, однако ни дороги, ни селения нигде не было видно. Молчали уже пятую версту. Наконец Чико не выдержал, вздохнул и сказал: - Если б я родился в России, так лежал бы сейчас на печи, славил доброго царя и грелся до седьмого пота. - А вы знаете,- вдруг оживился Франц.- В Смоленске меня научили готовить настоящий русский квас. Когда тебе жарко, так жарко, что просто нечем дышать... - Ну вот, опять начинается! - поежился вконец продрогший Хосе. Франц обиделся и замолчал. И снова поехали молча. И каждый думал о своем. На третьей сотне шагов Чико вновь заговорил: - Проклятая дорога; она сама не знает, куда нас ведет! Никто не отозвался. Чико поморщился и продолжал: - Еще немного, и все мы заболеем баварской болезнью. Однако никто не спросил, что это такое. Да только неаполитанцу было уже все равно, он более не мог сдерживать томившие его воспоминания.