Юлька вышла в приемную, и секретарша сочувственно спросила:
   — Ну как, не очень досталось?
   — На первый раз отделалась легким испугом, — отшутилась Юлька и, помахав на прощание ладошкой, покинула предбанник.
   Жизнь ее в больнице несильно изменилась. Просто иногда ей звонили по внутреннему телефону, и густой баритон вежливо просил позвать доктора Кузнецову.
   — Добрый день, коллега. Это Вячеслав Юрьевич. У меня тут интересный случай, знаете ли. Не откажите посмотреть.
   И Юлька «смотрела». И независимо от тяжести заболевания, помогала знакомым начальства, понимая при этом, что выпендриваться и корчить из себя бог весть кого попросту неразумно. Идиллия длилась дней десять, после чего новоявленного Парацельса снова вызвали в главный кабинет.
   — Юлия Даниловна, нам с вами предстоит особый случай. И придется посетить пациента на дому.
   На дому так на дому. Они сели в служебную машину и отправились за город. Ехали минут сорок, после чего машина остановилась у кованых ворот, возле которых дежурили двое охранников. Их проверили на наличие оружия и провели в дом.
   Больной — тучный мужчина лет пятидесяти — смотрел на нее холодными глазами, сразу вызвавшими у девушки чувство брезгливости. «Чрезвычайно неприятный тип», — мелькнула мысль. Когда же она дотронулась до потной руки, ее просто передернуло от отвращения. Это лицо она видела— по телевизору. Перед Юлей сидел отъявленный негодяй, хотя и занимал большой пост. Помимо болезней, вызванных ожирением и нечистой совестью, на душе пациента было много прочей грязи. Невольно, толком не осознавая последствий своего поступка, вместо того чтобы «забирать», Юлька «выплеснула» все чужие болячки, успевшие накопиться за день. Их было не так уж много, и к смерти это не привело. Но, толстяк заметно дернулся и, изменившись в лице, заорал:
   — Вон! — добавив при этом несколько грязных эпитетов, заставивших девушку покраснеть.
   Вячеслав Юрьевич, побледнев и покрывшись потом, схватил ее за руку и потащил к выходу. Всю дорогу он молчал, поглядывая на Юльку с плохо скрываемым неодобрением. Подъехав к зданию больницы, главврач вышел не попрощавшись.
   Трудовую книжку ей принесли спустя полчаса. Вячеслав Юрьевич решил не портить жизнь молодой дурочке, оформив увольнение «по собственному». Но, любому бюрократу, едва взглянувшему на столь непродолжительный стаж работы, сразу станет понятно — чем-то она сильно провинилась. Теперь уделом девушки станут маленькие больнички в поселках городского типа. Судя по всему, связи в мире медицины у Вячеслава Юрьевича были немаленькие, и в Москве он работать ей не даст.
   Вытирая то и дело набегавшие слезы, Юлька смотрел в окно вагона. Электричка везла ее в Матешино. Обида жгла душу, и надо было срочно кому-нибудь выплакаться. Народу в будний день было немного, и никто не обращал внимания на зареванную девчонку. Подумаешь, сегодня плачет, потеряв кавалера, а завтра найдет себе другого и, забыв про горести, снова начнет радоваться жизни.
   Ленка была на работе, и пришлось топать почти через весь городок. Подойдя к корпусам, Юлька невольно сравнила обветшавшие здания с недавно покинутой столичной больницей. В холле сравнение тоже было не в пользу провинции.
   Юлька медленно взошла по выщербленным ступенькам. Интерьер провинциальной больницы совсем не радовал глаз. Очевидно, данное учреждение не ремонтировалось с незапамятных времен. Здание казалось старым, если не сказать ветхим. В принципе оно было когда-то красивым и удобным. Огромные окна с арочными перемычками, потолки высотой не менее трех с половиной метров, дубовый паркет в коридоре, мраморная лестница. В нише лестничной клетки между первым и вторым этажом стояла бронзовая статуя — статный мужчина с бородой в средневековой мантии и четырехугольной шапочке держал в одной руке папку, а другой указывал, подобно Ленину, куда-то вдаль. По-видимому, он имел отношение к медицине, но Юльке никого не напоминал.
   Правда, если вглядеться внимательно, вся эта роскошь прошлых лет только подчеркивала нынешнюю бедность учреждения. Большие стекла были грязные, на рамах и подоконниках облупилась краска, а с потолка сыпалась побелка. Паркетины топорщились подобно противопехотным заграждениям, затрудняя передвижение и противно скрипя под ногами. Перила были сколоты, а на произведении скульптора кто-то выцарапал бранные слова.
   Это не совсем приятное зрелище живо напомнило Юльке причину, по которой она очутилась здесь, и девушка заревела в полный голос. Внизу хлопнула обшарпанная входная дверь, пропуская очередного посетителя, и Юлька прошла по коридору, всхлипывая на ходу и поминутно спрашивая, где можно найти Пестрову.
   — Да она в лаборатории, анализы смотрит, — подсказала конопатая девчонка лет восемнадцати, но на ней был белый халат.
   Лабораторию Юля нашла по вывеске на двери, и, вытерев глаза, девушка постучала.
   — Войдите, — последовал ответ, и она вошла.
   Ее взору предстала маленькая комната, заставленная столами, на которых грудились штативы с пробирками. Ленка сидела перед микроскопом, время от времени отрываясь, чтобы сделать запись в тетради.
   — Случилось чего?
   В ответ неудачница достала из сумки трудовую книжку и снова зарыдала.

ГЛАВА 9

   Хорошо отдохнувший, с довольным выражением на лице, словно кот, наевшийся сметаны, Смирнов вернулся в Москву. Позвонил знакомому милиционеру, но тот не сказал ничего нового. Что ж, видать, ушел конкурент, растворился в многомиллионном городе. Ну да черт с ним, Москва большая, на всех хватит.
   Несколько дней заняли дела, и выбраться в больницу для разговора с бригадой медиков Смирнов смог не сразу. Но, забывать о делах было не в его правилах: раз уже решил, то хочешь не хочешь, а надо действовать.
   В приемном покое никто уже толком не помнил, что же произошло две недели назад. И Алексей Иванович, сверившись с записями, стал искать непосредственных участников событий. Медсестра, работавшая в тот день, ушла в отпуск, а санитары ничего путного сказать не могли. Раздосадованный, Смирнов стал выяснять, когда работает врач, имевшая, по словам милиционера, наиболее продолжительный контакт со столь поспешно исчезнувшим раненым. И снова его ждала неудача. Женщина уволилась буквально несколько часов назад. На просьбу дать ее домашний адрес кадровичка поджала губы, но легкое касание, сопровождаемое шелестом купюры, растопило лед.
   Взяткодатель смотрел с презрением на улыбавшуюся женщину. Одна бумажка да чуть-чуть ласки — и вот уже забыт служебный долг и ему переданы сведения, которые должны храниться в строжайшем секрете. Как только этим мягкотелым, вернее, таким же у него на родине удалось удержать в узде его племя? Но, вопрос был чисто риторическим, и Смирнов, изобразив подобие улыбки, покинул отдел кадров.
   Врачиха совсем молоденькая, двадцать три года. Проблем с такой возникнуть не должно. Смирнов направился в один из спальных районов, застроенных многоэтажками. Он рассчитывал застать уволенную девицу дома. Но, на звонок никто не открыл, и он, потоптавшись под дверью, вернулся в машину. Придется приехать еще раз. Конечно, быть может, овчинка не стоит выделки и ради пустякового разговора нет нужды тратить время.
   Но, желая довести дело до конца, он выбросил из головы подобные мысли. Да и странно все это. Проработав всего два месяца, вдруг уволилась, причем заявления об увольнении нет. Это только укрепило его решение найти девушку, которая могла стать последней ниточкой, ведущей к так неожиданно возникшему на горизонте соплеменнику.
   Спелый, Гнилой и Ништяк, как обычно, предавались любимому занятию. То есть безделью. Время было еще детское, всего-то полдвенадцатого ночи. И трое великовозрастных балбесов сидели в парке, пытаясь разогнать скуку. Но, как назло, прохожих не было, и теплая компания стала собираться домой. Видать, сегодня им не попадется ни одной жертвы. Их куриных мозгов хватало только на примитивные развлечения. К примеру, подловив забредшую в тенистые аллеи девчонку, недоумки с удовольствием изгалялись над беззащитной жертвой. Правда, до изнасилования дело никогда не доходило. Им было достаточно лицезреть страх жертвы. Выражение ужаса на лице мятущейся несчастной доставляло кретинам глумливое удовольствие. Иногда, если девушек не попадалось, выбирали паренька. И тогда компании удавалось вдоволь почесать кулаки, избивая его втроем. В общем, здоровый образ жизни и простые радости…
   Троица брела по аллее, докуривая одну на всех последнюю сигарету. Денег не было, хотелось выпить и сорвать на ком-нибудь злость. Конкретной причины злиться не было, но красивая жизнь явно проходила мимо, и кто-то должен был за это держать ответ. Есть такой тип убогих, не умеющих хоть как-то проявить себя и получающих наслаждение, унижая других. При входе в парк горели редкие фонари, и под одним из них показалась одинокая фигура. Человек покачивался как пьяный и, дойдя до скамейки, тяжело сел. Похоже, вечер еще не закончен — и им удастся повеселиться. Компания невольно ускорила шаг, чувствуя нарастающее возбуждение от предстоящего развлечения.
   Ничего не подозревающий парень, которому суждено было стать жертвой, спокойно сидел на лавке. Боясь спугнуть добычу, оболтусы сошли с дорожки и стали подкрадываться в тени деревьев. Охотничий азарт заставлял кровь быстрее бежать по венам, ускоряя сердцебиение и придавая хищный блеск глазам. Они зашли сзади и появились подобно демонам ночи, про которых на днях смотрели фильм. Человек, безучастный ко всему, встретил их появление равнодушно:
   — Не спится, ребята?
   Подонки обалдели от такой наглости. Мало того что пришелец оказался совсем юным, на лице наглеца не было страха. Ну ничего, с таких самоуверенных сбивать спесь даже приятней. Щелчком отправив выкуренный до основания бычок в темноту и проследив, как угасает сноп искр, Гнилой начал привычный в таких случаях разговор:
   — Закурить не найдется?
   — Лет-то тебе сколько? — с интересом полюбопытствовал парень.
   Это было неправильно, тот должен был либо трясущейся рукой достать сигареты, заискивающе улыбаясь при этом, либо же ответить: «Не курю». И Гнилой машинально произнес:
   — Девятнадцать.
   — Совсем большой уже, кури писю.
   Похоже, этот идиот совсем не умел считать. А может, был наркоманом, коль позволил себе разговаривать подобным тоном с троимя парнями, да еще на столь щекотливую тему. Голова сидевшего незнакомца находилась на уровне пояса. Очень удобно, чтобы с размаху ударить ногой в лицо. Гнилой врезал изо всех сил, но, к удивлению, не попал. Вернее, попал по спинке скамейки, провалившись при этом вперед и потеряв равновесие. Парень же находился теперь где-то сбоку и наносил удары по Спелому, голова которого как боксерская груша моталась из стороны в сторону. Где же Ништяк? Ведь так удобно зайти сзади. Но, третий член банды уже валялся около скамейки. Гнилой обнаружил это, только споткнувшись о бездыханное тело. Когда же сумел подняться, незнакомец стоял рядом и смотрел прямо ему в глаза.
   — Курить не расхотелось? — В голосе молодого человека по-прежнему слышались веселые нотки.
   Недавний охотник судорожно сглотнул. Товарищи лежали без сознания, и корчить из себя героя не было нужды. Но, и просить пощады ему не хотелось.
   — Нет, не расхотелось, — со злостью прорычал Гнилой и, достав нож, бросился на наглеца.
   С ножом он, конечно, погорячился. Но, такова уж природа подобных людей, привыкших полагаться только на силу и численный перевес. Но, перевес был сведен к нулю, а сил было явно недостаточно. Рука хрустнула и, разжавшись, выпустила нож, а в глазах несостоявшейся жертвы мелькнуло сожаление. Гнилому стало хорошо, как не было никогда в жизни. Эх, если бы всегда так. Глаза закрылись, и вспомнилось детство. Вот он в детском саду и дети водят хоровод. Ему подарили машинку, и маленький Саша, не знавший, что его прозовут Гнилым, твердо решил, что непременно станет шофером…
   Быстрым шагом Николай удалялся от парка. Тело быстро восстанавливало силы, да и про запас кое-что останется. Конечно, три мелких подонка не бог весть что, но энергии в них было хоть отбавляй. Да и, в конце концов, у них был шанс пройти мимо. «Порывшись» в воспоминаниях убитых, юноша невольно поморщился. Примитивные инстинкты, на уровне чувственного восприятия. Убогие планы и жалкие мечты. Нет, мир не станет лучше, потеряв троих агрессивных идиотов, но и хуже никому не будет. За это Николай мог ручаться головой.
   Предстояло решить проблему ночлега, так как покушавшиеся на него, забрав алмазы, прихватили заодно и деньги. Молодой человек медленно шел по улице, не зная, где провести ночь. Да и выбираться из городка как-то придется. Незаметно для себя Николай оказался за городом и увидел впереди рассеянный свет, шедший будто из-под земли. Заинтригованный юноша, словно ночной мотылек, привлеченный ярким пламенем, ускорил шаг. Через несколько сот метров он оказался на краю оврага, на дне которого стояли машины. Они образовывали кольцо, освещая фарами площадку метров десять в диаметре. На импровизированной арене кого-то убивали, ибо происходившее тем нельзя было назвать иначе. Два мужика буквально месили третьего, как хлебопек месит тесто. Еще один валялся неподалеку, не подавая признаков жизни. «Тестомесы» в запарке иногда наступали на бездыханное тело, чертыхаясь и пиная несчастного. Но, видимо, правила поединка были безжалостны и противники исповедовали древний принцип «горе побежденным». А может, по условиям контракта, процесс должен был быть непрерывным и требовалось ковать железо, пока то не согнется в бараний рог, составив компанию товарищу. Во всяком случае, избиваемому приходилось несладко. Лицо и грудь его были в крови, то, что осталось от некогда яркой майки, висело лохмотьями, и он тяжело дышал.
   Зрители, владельцы роскошных джипов и «тойот», среди которых было немало хорошеньких женщин, бесновались, требуя крови.
   — Добейте его!
   — Давайте, мальчики, мочите!
   Крики неслись со всех сторон, подбадривая атакующих и заставляя исполнить финальный аккорд. Тем самым должна была завершиться трагедия, которой надлежало доставить удовольствие присутствующим, заплатившим за зрелище и желающим за свои деньги получить максимум удовольствия.
   Из «воспоминаний» перезревше-сгнившей компании Николай узнал, что подобные мероприятия, по слухам, проводились с завидной регулярностью. И как ни странно, в желающих попробовать свои силы не было недостатка. Парочка, главенствующая сейчас на ринге, была своего рода достопримечательностью. За «выступление» они брали десять тысяч долларов и вот уже на протяжении полугода не знали себе равных, неизменно выходя победителями в драке с самыми на первый взгляд подготовленными противниками.
   Десять тысяч — это было то, что нужно в ситуации, совсем недавно казавшейся безвыходной. Примитивный же грабеж претил Николаю.
   Внизу тем временем все было кончено, и тела неудачников, решившихся попытать счастья, за ноги оттащили в темноту. В центр освещенного пространства вышел вальяжный господин и хорошо поставленным голосом пригласил на арену желающих. Таковых в публике не нашлось, и шоу близилось к завершению. Боясь упустить время, Николай кубарем скатился с обрыва, чудом не протаранив головой задний бампер роскошного «ниссана». Распихав удивленно оглядывавшихся людей, он вышел на свет и остановился, считая, что остальное решится само собой.
   — Есть, есть герой. Не оскудела еще на богатырей земля русская, — зычно крикнул организатор. — Ставки, господа, делайте ваши ставки!
   В ходу были только наличные, причем новоявленному кандидату показалось, что счет идет на килограммы. К нему подошел человек лет пятидесяти, с волевым лицом и крепкой фигурой:
   — Вы один?
   Юноша молча кивнул, вызвав удивленный взгляд.
   — Надеюсь, вы понимаете, что здесь второго места не бывает?
   — Меня не интересуют вторые места.
   — Что ж, желаю удачи. И на всякий случай прощайте…
   Вокруг господина, принимавшего ставки, царило оживление.
   — Два к одному, господа. Но, неужели не найдется желающих стать плечом к плечу с нашим героем?
   Желающих не находилось, и вот уже в круг вышли те, кого называли Медведями. Они и вправду были немаленькие, а холодные глаза, в которых не было ни капли жалости, дополняли сходство с таежным хищником. Но, юноша, стоявший на арене, был потомком воинов, завоевавших половину галактики. И умение побеждать его пращуры передали ему вместе с инстинктами. Если его противники были продуктом естественного отбора в мире людей, то у того, кто называл себя Николаем, были искусственно выведенные предки, что не исключало тысячу лет постоянной борьбы за выживание, которую они вели, постепенно размножаясь и заявляя свои права на кусочек так и не покорившегося им мира.
   Но, сейчас юноша не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. Был враг, и этот враг должен быть уничтожен. И тело само выбрало оптимальную позицию, провоцируя нападение и просчитывая траекторию отхода. Одного он «выпил» сразу, сломав в угоду достоверности шею уже мертвому человеку. Второй же, поняв, что сегодня его последний день на этой земле, постарался продать свою жизнь как можно дороже. Но, был ли у него хоть один шанс? Ни годы тренировок, ни бессчетное количество побежденных соперников не приблизили его ни на йоту к столь желанной победе. Это был совсем другой класс. И как бы ни был здоров бык, ему никогда не победить тигра. Тем более тигра, имевшего отдаленное родство с Дракулой.
   Зрители, несколько разочарованные столь быстрым исходом схватки, тем не менее бурно рукоплескали новому чемпиону. Николай же, получивший «в наследство» чужую память, подошел к пожелавшему ему удачи человеку:
   — Мой гонорар.
   Тот протянул пачку денег и задал вопрос:
   — Откуда вы?
   — Да так, шел мимо, дай, думаю, разомнусь. Николай сказал чистую правду, но подлец, делающий деньги на чужих смертях, ему не поверил:
   — Кого вы представляете?
   — Себя. — И это вновь было правдой.
   — Через неделю очередной турнир. И будут гости из Китая.
   — Боюсь, что вынужден буду отклонить ваше предложение. Меня ждут срочные дела.
   Настаивать собеседник не стал, но все же протянул картонный квадратик с несколькими цифрами:
   — Если передумаете — звоните. Своей победой вы спутали мне все карты. С проигрышем Медведей может иссякнуть интерес к боям.
   Неопределенно пожав плечами, Николай попросил:
   — Подбросьте до города.
   Посчитав, что это шаг навстречу, организатор подпольных турниров с радостью распахнул двери своей машины. И всю дорогу поглядывал на юношу, не зная, что сказать, и чувствуя, как по спине текли капельки холодного пота.

ГЛАВА 10

   — Горе ты мое, — всплеснула руками Ленка, — что на этот раз?
   — Да вот поехали смотреть одного пациента, шишку какую-то высокопоставленную, а он такой сволочью оказался.
   — Все ясно, и ты плюнула ему в рожу, сказав при этом пару ласковых.
   Представив жирное лицо, по которому стекают плевки, Юлька невольно улыбнулась. Она поступила единственно возможным для нее образом, и, если бы можно было все повторить, она бы поступила точно так же.
   Даже нет, специально «запасла» бы побольше всякой гадости, чтобы уж наверняка…
   — Раз приехала, то давай поподробнее. Я тоже повеселиться хочу.
   Ленка с интересом смотрела на нее.
   — Да, понимаешь… Ты не подумай, я не сошла с ума. В общем…
   Печальные последствия предыдущего откровения были свежи в памяти, и теперь, обжегшись на молоке, Юлька примеривалась, не стоит ли подуть на воду.
   Ленка же молча ждала, пока подружка решится поведать что-то сокровенное, приведшее к тому же к таким серьезным последствиям.
   Наконец Юлька глубоко вдохнула и решилась:
   — В общем, я подобна древним китайцам, которых вынуждали ставить диагноз по кончику мизинца мандарина.
   — Шутишь, дорогая. Ты же дипломированный врач, и не к лицу тебе повторять какие-то легенды. Прямо вот так взяла и научилась.
   — Да думала я об этом, — всплеснула руками Юлька.
   — И до чего додумалась?
   — А-а, — девушка пожала плечами, изобразив при этом в воздухе нечто абстрактное, — ты же знаешь: «На свете есть такое, друг Горацио, что не подвластно нашим мудрецам».
   — Не верю, — решила поиграть в Станиславского Ленка — и по-своему была права.
   — Ленусик, — жалобно сказала Юлька, — ты ведь после этого от меня не отвернешься?
   — После чего — этого? — удивилась все понимающая подруга.
   Юлька осторожно дотронулась до ее руки и начала говорить:
   — Про корь ты мне рассказывала, так?
   — Так, — подтвердила та.
   — А хочешь, расскажу про другие твои болячки?
   — Ну…
   Ленка замялась. Будучи девушкой от природы неглупой, она хорошо знала, как неприятно людям узнавать о себе что-то сокровенное и в какую сторону меняются отношения после подобных разговоров.
   — Ладно, Ленок, забудь. Ты моя единственная подруга и препарировать тебя нет нужды. Но, близорукость твою я все же вылечу.
   И Юлька проделала несложную манипуляцию, заставляя тело подруги чуть-чуть мобилизовать свои ресурсы и отдать команду железам выделить сколько-то нужных веществ, которые заставили глазные мышцы сократиться до нужного размера. Заодно она убрала легкое помутнение хрусталика.
   Лена сняла очки и, удивленно повертев их в руках, положила на стол. Потом открыла книгу с мелким шрифтом. Вытянув руку, стала читать вслух, не слыша произносимых слов и не понимая их значения. Она получала удовольствие от самого процесса, наслаждаясь возможностью читать без очков.
   — Ну что ж, убедила. И что думаешь делать?
   — Так не знаю я, — жалобно проблеяла Юлька, — потому и пришла, что, думала, ты посоветуешь.
   — А что тут думать? Открывай свою клинику. Люди толпами повалят. И никаких тебе главврачей, стоящих над душой и указывающих, кого лечить и как.
   — Но… но ведь это знахарство, — неуверенно промямлило столь горячо убеждаемое дарование. — А я же врач.
   — Вот и будешь врачевать. И без задней мысли, кому лизнуть жопу, чтоб не испортили карьеру, отложив при этом все дела и забросив действительно нуждающихся в помощи людей.
   Услышать такое из уст тихой и послушной Пестровой было удивительно. Но, видимо, Юлька просто видела в Ленке то, что хотела, не обращая внимания на не совсем понятные стороны ее натуры.
   — И как же я ее открою, клинику? Это ведь, наверное, дорого?
   — Да уж, на зарплату хирурга районной больницы такое дело не поднимешь.
   — Ну вот, а говоришь, все просто.
   — Никто не говорил, что будет просто, вопрос стоит так: или — или. Либо ты устраиваешься в какую-нибудь периферийную больничку, в которой обязательно найдется свой Вячеслав Юрьевич, желающий прогнуться перед тем, кто повыше, и въехать на твоих плечах в рай. Или же наплюй на все это и давай начинай собственное дело. А я помогу на первых порах, в смысле клиентуры. Хотя богатенькие к нам почти не ходят.
   — Но, ведь это незаконно.
   — А кто не рискует, тот и в лес не ходит.
   Такая каша из народного фольклора вызвала улыбку, и на душе у Юльки полегчало.
   Ленка тут же схватила трубку телефона и, набрав номер, попросила Звереву.
   — Она свой зубодробильный кабинет открыла недавно. Проконсультирует, что и как.
   «Зубодробительнице» со столь серьезной фамилией был задан лишь один вопрос:
   — Ирка, во что тебе это обошлось? Выслушав ответ, Ленка положила трубку и взглянула на Юльку:
   — Да, этот путь не для тебя.
   — Почему это? — встрепенулась та. — Чем же это я хуже?
   — В том-то и дело, что не хуже. Допустим, пять тысяч долларов найти-то можно. Но, вот деревянной валютой ты расплачиваться вряд ли захочешь.
   — Какой такой деревянной?
   — Теми самыми двумя палками, за которые мама Вовочки шубу купила.
   Сообразив, о чем речь, девушка покраснела, но Ленка хлопнула ее по плечу:
   — Не дрейфь, прорвемся.
   Алексей Иванович стоял под дверью этой квартиры уже второй раз. И второй раз ему не открывали, что еще больше укрепило его в решимости найти так поспешно исчезнувшую врачиху. Номер телефона в отделе кадров ему не дали, и он вынужден был мотаться как пацан в Москву. Вместо того чтобы съездить на рыбалку, да просто отдохнуть, наконец. Постояв немного перед безмолвствующей дверью, Смирнов решительно позвонил к соседям. Выглянувшая тетка подозрительно оглядела его с головы до ног, после чего спросила:
   — Вам кого?
   — Извините, я с работы вашей соседки. Юлия Даниловна уволилась несколько дней назад, и я бы хотел с ней поговорить.
   — Не знаю никакой Юлии Даниловны — отрезала мегера в ответ и попыталась захлопнуть дверь.
   Но, легкое касание тотчас вызвало улыбку на лице, и она более любезно сообщила:
   — Раз уволилась, то или к матери поехала, в Семеновск, или же у подруги.
   — Простите, а нельзя ли поточнее?
   Смирнов начинал терять терпение, но нажимать было опасно. Жизнь этих мягкотелых так хрупка, а сведения могли и не стоить этой жалкой жизни. Не то чтобы ему было ее жаль, просто Алексей Иванович был прагматиком и предпочитал не светиться попусту.