Макс засмеялся:
– А что ты мне предлагаешь увидеть наверху, монах? Что-нибудь, чего я еще не видел? Не знаю, понял ты сразу или нет, но верхние уровни – это мое обыкновенное место обитания. И ничего разительно отличающегося от здешней жизни я там не нахожу. Ты говоришь о технологии, о технологической революции… А ее нет. Нет никакого рывка, нет никакого скачка. Есть только медленное движение вперед по инерции. Купол, виртуальность, многоуровневая цивилизация… Это всего лишь развитие тех идей, которые были привиты нам несколько веков назад. За последние сто лет не было сделано ни одного существенного открытия, ничего хотя бы отдаленно напоминающего прорыв. Только переработка старья… И то, что ты сказал, только подтверждает мои слова о том, что человечество завершает свое медленное качение… НТР – мертва.
– И чем же я подтвердил твои теории?
– Тем, что ты уже готов обожествить ту жизнь, которой не видел, – сказал Макс.
– Не понял, – холодно сказал Логус.
– Верхние уровни для тебя… как сладкая мечта, обожествленная неудовлетворенным желанием.
Логус молчал.
– В твоем теле установлен красный ограничитель. Я не знаю, что и как давно ты натворил, но тебе запрещен доступ на любые этажи. И даже на дне ты – нелегал.
– Откуда узнал? – Логус был на удивление спокоен. Керк подумал, что монах получил «красный» статус довольно давно и успел свыкнуться с этим. На «дне» быть «красным» не значило ровным счетом ничего. Ниже уже не упадешь, и патруль таких даже не трогает, помня о том, что даже крыса, загнанная в угол, становится опасной.
– Почувствовал, – пожал плечами Макс. – Ты думаешь, что только Гончим нужно время, чтобы привести себя в состояние готовности?
Логус медленно помотал головой, а потом, указав пальцем на Макса, сказал уверенно:
– Ты из повстанцев.
– Это заявление трудно доказать и нелегко опровергнуть, – пожал плечами Макс. – Даже если и так, что это меняет? Если ты считаешь, что из-за этого мои слова становятся менее справедливыми, то ты ошибаешься. Я видел все уровни этой реальности, я жил на всех этажах, исключая разве что высший. Там нет ничего, что внушало бы хоть какую-нибудь надежду. Чем выше ты забираешься, тем в большее рабство попадаешь. Свобода в наше время ассоциируется только с еще большими благами технологии.
– И что в этом плохого?
– Наверное, ничего, если считать нормой, скажем, «овощные этажи». Если кто-то не слышал об этом, то я опишу… Это такие уровни наверху. Относительно небольшие, очень комфортабельные. Попасть на территорию этих этажей живому человеку, не связанному с правительством или силами правопорядка, можно только с особого разрешения хозяев этажа. Нарушителю – смерть, об этом говорится сразу у ворот. Эти платформы называют «овощными» потому, что люди там растут. Люди в этой зоне, а их там ограниченное количество, живут в камерах, где поддерживается режим облегченной гравитации. В этих боксах они находятся всегда. С самого рождения. Таково правило, нарушивший его – умирает. Просто потому, что он не способен к обычному существованию. Не стоит думать, что жизнь «овощей» темна и безрадостна. Эти люди ведут очень напряженную жизнь. Они играют на бирже, они управляют фирмами, они висят в виртуальном пространстве, они смотрят через видеокамеры. Никто не может сказать, что их нет! Они есть! Они еще как есть! По большей части именно от этих людей, запертых в своих комфортабельных гробах, зависит экономика нашего купола, его стратегические оборонные силы, его движение вперед… Ни в коем случае нельзя считать, что «овощи» несчастливы или живут так по принуждению. Они чувствуют себя великолепно, потому что вся электронная начинка платформ работает на них. По большому счету их возможности гораздо шире, чем возможности обычного человека.
– Это частный случай… – начал было Логус, но Макс его прервал:
– Нет-нет, не стоит питать таких иллюзий. И это совсем не новая мода или, того глупее, новая форма существования человечества. Это регресс. Обыкновенная деградация.
Логус снова открыл рот, но на сей раз ему не дал договорить кибер.
– И что же делать? Я так понял, что ты из тех, кому не по душе все это… Что ты предлагаешь?
Керк смотрел на Макса и понимал, что тот ничего не сможет ответить.
Неожиданно на помощь Максу пришел Логус.
– Он тебе ничего не ответит, – сказал монах тихо. – Не важно, повстанец он или нет, он не ответит, потому что не знает. Или знает, но его язык не поворачивается сказать такое.
– А твой?
Логус медленно наклонился и поднял валяющийся обруч.
– Просто выхода нет, – сказал Макс. – Нет, и все. Любое изменение ведет к краху, так или иначе. Может быть, тихое угасание, может быть, кровавая бойня, может быть, тошнотворная, постыдная агония. Любой конец – это конец. Продолжения у нас, кажется, больше нет.
Кибер поморщился:
– Так какого же хрена ты развел тут эту бодягу? Какой смысл быть повстанцем, если ты не в состоянии даже представить выход из всего этого?
– А я и не говорил, что я повстанец… – Макс осторожно вертел в руках обруч-эмиттер. – Я делаю то, что я делаю. Не больше. И еще я не даю вам спокойно умереть.
– Бэньши… – сказал Керк.
– Что?
– Это называется «бэньши». Или «бэньши-мания»… Кто-то в виртуальности говорил об этом. У людей, которые часто перемещаются между уровнями, развивается «бэньши-мания». Я не знаю, почему это так называется, просто какой-то высоколобый делал доклад на эту тему. К вопросу об ужесточении межуровневого контроля, мол, не надо слишком много людям с этажа на этаж шастать… Что-то там еще про способности мозга к адаптации… Не помню всего. Но слово засело прочно, потому что какое-то странное. – Керк беспомощно посмотрел на сидящих вокруг, он вдруг ощутил неловкость.
– «Плакальщик»… – кивнул Логус. – Это еще называется «плакальщик». Не в смысле тот, кто плачет, а тот, кто оплакивает.
– А есть разница? – вдруг подала голос Циркуль.
– Большая, – коротко сказал Логус.
Все замолчали. Керк обвел взглядом помещение, старательно избегая смотреть на часы. Казалось, что каждая секунда, утекающая в никуда, обвиняет, требует чего-то. То, что его жизнь не представляет из себя ничего особенного и прожита в большей своей части в борьбе за элементарное существование, Керк знал всегда. Может быть, не обращал на это внимания, игнорировал, но знал. Однако никогда это не ощущалось так остро и болезненно, как сегодня, сейчас. В комнате не хватало воздуха, по телу пробегала нервная дрожь. Керк стиснул пистолет. Оружие безразлично врезалось в ладонь. Очень захотелось сделать что-нибудь. В горле вдруг начал расти комок, шершавый и колючий. И когда Керк уже готов был закричать, его взгляд упал на девушку. Циркуль мирно спала, положив голову киберу на колени. Тот накинул на нее свою куртку и, задрав голову, не мигая, смотрел в потолок. Шумела вода, стекая по ступеням лестницы.
– Как она может спать?.. – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Керк сдавленным голосом.
Кибер пожал плечами:
– Как-то может. Она и Хесус, наверное, самые счастливые люди в нашей компании. Это единственно правильное решение, один черт, когда все начнется, будет уже не до сна. Уж лучше так… – И он снова вперил глаза в потолок.
Керк почувствовал, как рассасывается комок в горле и снижается нервный накал, отпускает напряжение. Вспомнилась где-то слышанная фраза: «Человек боится только выдуманной смерти…» Чем кончалось предложение, Керк не помнил, но знал, что чем-то важным… Только бы вспомнить…
– Ты тут говорил что-то про новую форму существования человечества… – обратился Керк к Максу. – Я вспомнил историю… У нас есть еще время, может быть?..
Макс удивленно поднял брови:
– Силен, ничего не скажешь. – Он кинул Керку передающий обруч. – Ну давай, время действительно имеется. Послушаем?
Остальные не возражали.
«Мертвый, Неоновый свет, или Снятся ли «крысе» цветные сны?»
Все, что мы должны сделать, это потерять свою человеческую форму.
К. Кастаньеда
В последний раз осмотрев помещение, Игорь остановился у двери.
Клиент болтался в паутине каких-то жгутов, распорок, проводов. Виртуальный шлем на голове придавал ему довольно дурацкий вид, а если учесть его телосложение…
«Плечи, что твой шкаф, – подумал Игорь. – Он сам всю аппаратуру таскает. Доверить кому-нибудь боится. По идее, так я ему и не нужен совсем. Здоровяк, силища неуемная… Одна незадача только, феноменально добрый человек. Недостаток своеобразный…»
Игорь подошел к окну. За толстыми пуленепробиваемыми стеклами неприглядный современный пейзаж. Серые крыши, провал улицы. Комната, в которой им предстояло жить, была на самом последнем этаже высокого здания.
Профессиональный телохранитель и его клиент.
За окном не было ничего интересного, но снова смотреть на клиента, похожего на муху, которая попала в паутину, совершенно не хотелось. Игорь уже насмотрелся. До тошноты.
«Держать» этого клиента было совсем нехлопотно. Он беспрекословно подчинялся, мгновенно исполнял приказы. Была только одна незадача… Угрозы жизни клиента не было. По крайней мере пока.
Игорь все время чего-то ждал. Ждал выстрела, проникновения в охраняемую зону, сигнала рецепторов наведения, которые срабатывают, когда объект пытаются снять с большого расстояния при помощи оптической винтовки. Но угрозы не было.
Работа превращалась в рутину. Изо дня в день одно и то же. Клиент болтается в паутине проводов, чему-то улыбаясь под шлемом, что-то ищет там в другом мире, что-то находит и теряет. Вылезает он из виртуальности только для того, чтобы поесть и справить естественные надобности. Ну и когда происходит переезд на другую точку. Тогда он вылезает из своего кокона, распрямляется во весь свой огромный рост и начинает собирать вещи. Он всегда знает, куда идти, и у него всегда оплачены номера или комнаты. Таким образом, его контакты с живыми людьми сводятся к минимуму. Он почти не выходит из квартиры.
Но тем не менее клиент панически чего-то боится. Боится, что его убьют. И это не паранойя. Игорь чувствовал что-то. Перестроенными нервными окончаниями, улучшенными органами чувств… чем-то нереальным. Игорь чувствовал, как над его клиентом плещутся крылья смерти. Такое бывает, когда на человека кто-то открыл сезон охоты. Такой человек – клиент для телохранителя.
На Генриха, так звали клиента Игоря, велась охота. Очень осторожная, виртуозная. И наличие телохранителя делало эту охоту еще более утонченной. Телохранитель и наемный убийца, словно пара любовников, которые одновременно хотят и боятся увидеть друг друга. Они играют в свои игры, они прощупывают защиту друг друга легкими прикосновениями, незаметными постороннему взгляду толчками и внезапными рывками. Победа в таком поединке вдвойне почетна. А проигрыш… А проигрыш часто означает смерть. Конечно, такие отношения могут сложиться только между профессионалами очень высокого уровня, элиты. Подняться в эти ряды может не каждый. Некоторые просто не доживают.
Игорь подвинул невысокий пластиковый столик к креслу в углу. Достал из маленького черного чемоданчика два пистолета-близнеца. Положил под правую руку один, по центру положил второй и принялся его разбирать.
Отдельные части его мозга, настроенные на почти автономную работу, отслеживали работу охранных систем, датчиков оружия, которые Игорь сам расставил по квартире, в коридоре и на крыше. Иногда его тревожил второй охранник, что прохаживался по коридору.
Второй охранник был учеником, поэтому осуществлял внешнюю охрану помещения.
Парень был хорош, но молод. Чутье на опасность у него было идеальное, в ближнем бою он был вообще великолепен, но опыта у него не хватало. Его тянуло на приключения. Либо он переживет этот этап своей жизни, либо… либо не переживет.
Игоря в данный момент жизни заботил один вопрос: кто ведет охоту? Кто-то из его старых знакомых или кто-то новый? Или никто не ведет и Игорю пора на покой? Вопросов получилось не один, а три.
Игорь покачал головой и поставил на место последнюю деталь пистолета. Смазан, вычищен, заряжен. Особенной надобности в смазке, чистке не было. Игорь взял за правило смазывать, чистить, да и вообще проверять оружие ежедневно, если позволяют обстоятельства. Эта привычка появилась у него после того, как он почти потерял своего клиента из-за застрявшего в стволе патрона. Вины Игоря в том не было, но ощущение собственной беспомощности запомнилось надолго. Игорь совершенно не имел желания испытать это чувство заново. Он поменял пистолеты местами и потянул на себя затвор. Руки делали свою работу сами по себе, голова не принимала в этом участия.
Кто может так долго ждать? Марк? Забавно, я знаю всю элиту по именам. Всегда есть шанс напороться на что-то новое, но этот шанс не велик. Хм… Вернемся к Марку. Марк любит плотный контакт. Тем и привлекателен для нанимателя, что делает работу сразу. Не будет он ждать… Кто еще приходит на ум? Колечка. Он же Колечко. Нет, если это Колечко, то меня бы уже не было. Колечко скорее профессиональный террорист, а не убийца. Он бы просто взорвал все здание. Да и не работает он так далеко от столицы. Что ему делать на Сахалине? Кто может быть? Вообще глупый вопрос. Может быть кто угодно. Легче исключить тех, кто быть не может. Лорку в прошлом году убили, Дмитрий пропал где-то в Тихом океане уже давно, Азиз… Узкоглазая бестия сидит в пустыне и ничего не делает. После бойни в Бухаресте он то ли рассудком повредился, то ли еще что…
Впрочем (Игорь поставил на место последнюю деталь второго пистолета), какое имеет значение – кто. У элиты не может быть почерка. Элита потому и является чем-то из ряда вон выходящим, что никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Если действия убийцы можно предугадать, то он уже не элита.
Игорь положил оба пистолета перед собой. Две черные машины смерти.
«Солдат спит, а служба идет», – подумал Игорь, вспомнив, что у него ограниченный временем контракт с Генрихом. Срок полгода. Если эти полгода Генрих будет цел и невредим болтаться в своей паутине – все в порядке. Потом… Это уже дела Генриха.
Алекс терпеть не мог удаляться от столицы. Даже если этого требовали обстоятельства и детали задания. Очень сложно работать в городе, которого ты не знаешь. Процесс продвигается медленно. Нужно сделать массу дел. Найти места для удаленной стрельбы, найти место, где можно жить, не привлекая к себе внимания, найти местных поставщиков наркотиков, оружия и прочих мелочей, которые могут понадобиться в ходе выполнения задания. И при этом еще нужно не потерять из виду Объект, наметить пути к отступлению, разработать законное прикрытие, просто ознакомиться с местностью и установить наблюдение за Объектом. И все эти приготовления ради одного мига настоящей работы.
Конечно, все это касается сложных случаев. Нынешнее задание из разряда сложных. Объект был с телохранителем. И Объект знал, что на него объявлена охота. Единственное, что радовало, – время не поджимало. В запасе у Алекса было полгода. Странное условие – убить человека в течение шести месяцев. Впрочем, хозяин – барин.
Алекс сплюнул в узкую щель между домами. Он сидел на крыше здания, в котором находился Объект. Прямо перед Алексом пролегала зона действия охранных детекторов, разложенных телохранителем Объекта. Алекс видел их и чувствовал зону их действия, старательно избегая касания с активным полем. Пройти сквозь эту сеть, не переполошив oxрану, не представлялось возможным, и Алекс просто ждал, наблюдал и делал выводы. А также вспоминал.
Учитель шагает впереди как заведенный. Алекс еще не сбил дыхания, но был уже близок к этому, в ногах стояла вязкая тяжесть, песок неприятно терся о кожу. Жарко. Кожа постепенно отдавала жидкость, столь необходимую телу. Кожа стремилась остудить температуру тела, а для этого ей была нужна влага. Замкнутый круг. Пот заливает глаза. Кровь стучит в висках.
Учитель шагает впереди. За спиной у него мешок, на поясе фляга. Там, во фляге, холодная жидкость. Вода. Она плещется при каждом шаге, как море в шторм. Алекс страстно захотел быть маленькой капелькой в этой фляге. Маленькой прохладной каплей…
Учитель идет вперед. На шее у него электронный бинокль. Короткий ежик на голове влажно поблескивает. Учитель молчит. Если молчит, значит, надо. Значит, надо молчать и шагать. И вообще желательно превратиться в автомат, потому что только автомат может пройти эту поганую пустыню и выйти на позицию.
Вот только жарко. И хочется пить. И голова начинает потихоньку ныть. И песок…
А еще нет «колес». И травки нет… ничего нет. Только солнце, песок и винтовка за плечами, упрятанная в ящичек и в мешок.
Пустыню пройти невозможно. Так считает Масуд. Но учитель сказал, что Масуд, ошибся. Хотя Масуд считает, что он не ошибается никогда. Но учитель сказал, что Масуд ошибся в первый и последний раз. Раз учитель сказал, значит, так оно и есть.
Мысли текут плавно, как воды какой-нибудь равнинной реки. Так, лучше о воде не думать. Мысли текут, как песок! Это точнее и меньше беспокоит. Прекрасно, на чем же это мы остановились? Ах да… Масуд ошибся. Ну, значит, так тому и быть. И вот теперь мы идем, чтобы доказать, что Масуд ошибся.
Крепко достал всех этот Масуд. Очень крепко. Алекс не знал всех проблем, которые Масуд нажил себе за последнее время, но и того, что он знал, хватило бы на трех наемников. Алекс подслушал разговор учителя с кем-то, кто был очень хорошим профессионалом, поэтому разглядеть его лицо Алексу не удалось. Из разговора Алекс понял, что один очень большой на Востоке человек сильно расстроил Министерство Обороны. И поимел с этого расстройства очень большую сумму наличности, что позволило ему возвести вокруг какого-то оазиса в пустыне Сахара целую крепость. И ни один караван, ни один вольный путешественник не смеет подобраться даже близко к зоне видимости этой крепости. И со спутников ее не разглядишь, по-скольку над оазисом этим очень качественный зонтик поставлен. От любопытных взглядов сверху. Известно, что неприступных крепостей не бывает, что любая неприступность только временное явление. Но вполне может статься, что на век старика Масуда неприступности этой хватит с лихвой. Может быть, еще и его дети попользуются.
Из разговора учителя и неизвестного профессионала Алекс понял, что уже немало наемников лежит в песках вокруг оазиса, что ни один из них даже близко не смог подобраться к крепости. Путь к ней только один и, естественно, под контролем Масудовых охранников. В пустыне же вокруг оазиса днем так жарко, что даже ящерицы, которым вообще любая жара нипочем, вылезали на поверхность только к вечеру.
Про ящериц было вранье. Алекс сам видел здоровенную зверюгу, которая сидела на камне и, казалось, получала от солнечных ванн полнейшее удовольствие. И тело какого-то парня, уцепившееся за высушенную до белизны корягу, Алекс тоже видел. На теле была военная форма спецназа. Без знаков различия. Песок вокруг был испещрен следами ящериц и еще какими-то странными следочками размером с отпечаток лапы средней собаки. Труп кормил всю скудную местную фауну в районе нескольких километров.
Внезапно учитель остановился. Алекс остановился в двух шагах позади.
Не говоря ни слова, учитель снял с пояса флягу, достал из нагрудного кармана капсулку. Проглотил ее и отпил глоток воды. Только один глоток.
Алекс повторил его действия. Сглотнул ненавистную капсулку и отпил один глоток воды. Только один. Ощущение соприкосновения холодной воды и иссушенной жарой гортани было подобно наркотическому приходу после долгого воздержания. Невероятным усилием воли Алекс сумел оторвать флягу от губ. Только один глоток. Запить эту чертову капсулку.
Видимо, старик Масуд очень сильно насолил Министерству Обороны, раз оно снабжает наемных убийц такими средствами, как «жажда-9». С ними, конечно, жара не становится меньше и переносится она не легче, но шансов подохнуть от обезвоживания намного меньше. Особая разработка для работы спецподразделений в пустынях и тому подобных местах.
Почему военные не посылают на штурм крепости своих солдат, Алекс понял, когда они с учителем набрели на семь врытых в землю кольев, на которые были насажены семь тел. В знакомой военной форме. Без надобности военные своих людей не подставляют. Особенно когда получают ощутимый щелчок по носу.
Учитель шагает вперед как заведенный. Жарко. Песок. Вода во фляге плещется дружелюбным прохладным морем. И нельзя говорить. Вся эта пустыня – одно большое ухо. Впрочем, говорить не хочется. Язык давно прикипел к небу.
Ночами было холодно, несмотря на спецкостюм с термопрокладками.
На позиции они вышли через три дня.
Алекс встал и направился к спуску с крыши. Ситуация была приблизительно ясна. И ситуация была совершенно неутешительна. Взять объект с расстояния, как Алекс сначала планировал, было нереально. Значит, придется ломать оборону, выставленную телохранителем Объекта, и идти напрямую. Такие операции всегда бывают трудоемкими и почти всегда ограничены во времени. Если удастся обмануть систему защиты, на стороне Алекса будет еще и эффект внезапности. И времени будет больше. Если систему защиты придется глушить, то есть уничтожать приемники путем повышенных нагрузок, времени будет в обрез. И телохранители будут готовы. Но ничего не попишешь. Дело делать надо.
В лифте Алекс вспомнил, как, спускаясь в шахте какого-то застопоренного агрегата, учитель деактивировал тремя ударами охранного кибера. Подломил правую лапу, первую из восьми. Разбил сенсорную панель и сбросил этого жука вниз толчком под брюхо. Кибер долго летел вниз и, уже мертвый, вдребезги расшибся о каменный пол.
Игорь молча наблюдал, как средства массовой информации в лице телевизионного ведущего поливают грязью родное правительство. При этом Игорь испытывал довольно разнообразные чувства. Правительство было не жаль. Оно того стоило. Ведущего слушать было противно. Он толстоват и как-то засален. Словно его перед передачей слегка натерли маслом. Но Игорь не спешил менять канал. Где-то ухнул ядерный реактор. Где-то в далекой пустыне. Под барханами на миг запылало жгучее солнце, желая посоревноваться с небесным светилом. Хватило этого миниатюрного солнышка ненадолго. Но эхо оно дало довольно значительное. Вокруг образовавшейся в песках ямины собрались представители пресс-служб. Они вертелись вокруг, лезли за оцепление и всячески мешали людям, которые действительно работали.
И все было как всегда в таких случаях… Одно только не давало Игорю покоя. Кусок пустыни, который превратился в котлован, был до боли ему знаком. Просто до отвращения.
Хотелось повернуться к ученику и сказать: «Я тут был! Тогда…»
Но нельзя. И не то чтобы нельзя, а скорее не нужно. Незачем. Вот сидит мальчик рядом и одним глазом в картинку смотрит, а вторым за дверью наблюдает. И пусть сидит. Пусть наблюдает. Только… Молодец, конечно, но сегодня ничего не произойдет. Игорь это чувствовал. И поэтому заснул в кресле.
Ему снились пески, пески… Жарко и хочется пить.
Проникнуть в крепость оказалось делом простым. А то, что крепость представляла собой небольшой город со своей внутренней структурой и торговлей, упростило маскировку. Самым сложным моментом во всей операции был проход сквозь электронные защитные поля, окружающие крепость. Однако полями и вообще всей системой защиты занимались другие специалисты. Хакеры Министерства Обороны знали свое дело, и вскоре в системе защиты оазиса было зарегистрировано еще два человека.
Операция была продумана довольно четко.
Учитель и Алекс должны были застрелить, отравить или каким-либо иным образом физически устранить Масуда и активизировать некий миниатюрный аппаратик, что находился на поясе у учителя. Все дальнейшее находилось в ведении военных. И прикрытие убийц в том числе.
Они свалились с потолка практически одновременно. Алекс и его учитель. Мягко стукнули об пол подошвы. И так же мягко осели два телохранителя у стены.
Надо отдать Масуду должное: он сразу понял, что произошло, сразу определил намерения двух черных фигур, что появились перед ним. Затем Масуд сделал одну неверную вещь. Он побежал.
Он бежал так быстро, насколько можно было это сделать при его весе. Масуд бежал с естественным для каждого живого существа желанием продлить свою жизнь… Еще чуть-чуть. Еще несколько шагов. Еще несколько секунд.
Три пули грубо толкнули его в спину, и он, взмахнув руками, порвал финишную лен точку этой бессмысленной беготни, которую кто-то, вероятно по ошибке, назвал жизнью. Мертвое тело грузно упало на пол.
Все произошло абсолютно бесшумно. Из пятерых в большой комнате осталось в живых только двое. Но система безопасности все-таки зафиксировала выстрелы, и в коридоре уже кто-то бежал. Быстро бежал. Еще один телохранитель, который на свою беду оказался ближе всех к комнате своего повелителя.
Когда двери кабинета открылись ему навстречу, он успел только нелепо вскрикнуть и повалился на спину. Кровь из раны на груди медленно пропитывала одежду.